Пропавшая улика

      — Да. — Джесси горячо надеялась, что охраннику из бриджпортского детективного агентства достанет такта оставаться за кустом и убрать палец с кнопки фонаря. — Вы что-то говорили, мистер Квин?
      — Нет, ничего. Последовала пауза.
      — Ну, — сказала Джесси, — должна признаться, вы облегчили мне душу, инспектор. И спасибо, что проводили меня.
      — Это доставило мне удовольствие. — Но его голос был скорее печальным. — Доброй ночи, мисс Шервуд.
      — Доброй ночи.
      Джесси стояла в темноте, прислушиваясь к удаляющимся шагам, и думала, увидит ли она его снова, когда ее внезапно ослепил луч света.
      — Кто это был с вами, мисс Шервуд? — осведомился частный детектив.
      — Убирайтесь, вы... ищейка! — И Джесси побежала по подъездной аллее, как будто кто-то за ней гнался.
 

* * *

 
      Это казалось концом завязавшейся дружбы. Шли недели, но Джесси, разглядывая проплывающие мимо суденышки с пляжа Хамфри, покуда маленький Майкл дремал в коляске, всматриваясь по выходным четвергам в толпу на Фронт-стрит или общественном пляже Тогаса, ни разу не увидела знакомую жилистую фигуру.
      «Все мужчины в душе дети!» — сердито думала она.
      Если бы не малыш, Джесси бы уволилась и покинула остров Нер. Ей было страшно одиноко. Но Майкл нуждается в ней, говорила она себе, подавляя уколы ревности, когда миссис Хамфри забирала младенца у нее из рук, осуществляя права матери.
      Иногда Джесси думала, что должна уехать ради ребенка, пока он не слишком привязался к ней, и тут же отгоняла эти мысли. Майкл был для нее единственным лучом света в темном царстве. Кроме того, Джесси не забывала о происшедшем в ночь с 4 на 5 июля. Что, если попытка повторится, а ее не будет здесь, чтобы защитить малыша?
      Но июль подходил к концу, и ничего не происходило. 31-го числа, спустя почти месяц после случая в детской, Олтон Хамфри уволил трех частных детективов.
      Следующим утром в четверг Джесси выкупала и одела малыша, покормила его кашей и молоком и передала Саре Хамфри.
      — Вы уверены, что можете остаться с ребенком? — с беспокойством спросила Джесси. Миссис Хамфри слегка посапывала от легкой простуды. — Я с удовольствием перенесу мой выходной на другой день.
      — Не стоит. — Миссис Хамфри смотрела на Майкла поверх белой марлевой маски. Джесси втайне хотелось, чтобы она не надевала маску по малейшему поводу — малышу это не нравилось. Кроме того, Джесси, будучи в большей степени человеком здравого смысла, нежели медицинской сестрой, считала, что чем больше ребенка будут защищать от обычных микробов и вирусных инфекций в младенчестве, когда у него еще есть природный иммунитет, тем более восприимчивым к ним он станет позже. Но миссис Хамфри руководствовалась книгой, вернее книгами, занимавшими целую полку над ее кроватью. — В этом нет никакой необходимости, мисс Шервуд. Это всего лишь легкая простуда. Мы прекрасно обойдемся без няни, верно, сокровище мое?
      — Может быть, мне лучше вернуться к вечеру? — сказала Джесси, готовясь к детскому плачу. Майкл испуганно уставился на белую маску, и его ротик уже начинал кривиться.
      — И слышать не желаю. — Миссис Хамфри не стала дожидаться плача и пощекотала животик малыша. — Агу-агу! Ну же, дорогой, посмейся.
      — Я бы не возражала вернуться. — Джесси с трудом удерживалась от резкого приказа прекратить щекотку. Майкл решил проблему по-своему, он отрыгнул и захныкал. Миссис Хамфри виновато отпрянула.
      — Это ничего. — Джесси взяла ребенка на руки. — Просто щекотать малыша, да еще на полный желудок, было не слишком удачной идеей. — Она вытерла Майкла и передала его миссис Хамфри.
      — О господи! — вздохнула Сара. — Мне еще столькому надо научиться.
      — Не так уж многому, — не удержалась Джесси. — Это всего лишь вопрос здравого смысла, миссис Хамфри. Думаю, я вернусь к вечеру.
      — Категорически запрещаю. Я знаю, как вам хотелось провести ночь в городе...
      В конце концов, Джесси позволила себя убедить. Сидя за рулем своего маленького, но крепкого двухместного «доджа» выпуска 1949 года, она твердила себе по пути к железнодорожной станции, что должна избавиться от материнских чувств по отношению к Майклу. Миссис Хамфри только полезно пробыть сутки с ребенком. Матерям не следует возлагать заботы о детях на чужие плечи — чем больше ответственности они на себя берут, тем лучше для них и для детей.
      Тем не менее Джесси весь день было не по себе. Это портило так хорошо спланированный ею выходной. Она встретилась со старой подругой Белл Берман, старшей сестрой нью-йоркской больницы, и, хотя они с удовольствием ходили за покупками в универмаг «Сэкс», весело болтали, закусывая в окутанном винными ароматами ресторане на Сорок пятой улице с французскими рекламными туристическими плакатами на стенах и смотрели забавный фильм в кинотеатре на дневном сеансе, ее мысли постоянно возвращались к острову Нер и грустному личику в детской ванночке.
      Они пообедали в квартире Белл Берман на Западной Одиннадцатой улице. И пока сидели за столом, Джесси все время посматривала на часы.
      — Что с тобой? — удивленно спросила подруга, начиная убирать тарелки со стола. — Можно подумать, что ты оставила умирающего пациента.
      — Прости, Белл, но я беспокоюсь о ребенке. Миссис Хамфри простужена, и если она начнет стонать и обихаживать саму себя... Кроме того, она так беспомощна в самых простых ситуациях.
      — Господи, Джесси! — воскликнула Белл Берман. — Есть ли на свете что-нибудь крепче ребенка? А твоей миссис Хамфри это только на пользу. Ох уж эти богатые мамаши! Так что прекрати эти глупости... нет-нет, я вымою посуду... садись и поболтай со мной. Кстати, как тебе удается сохранять фигуру? Ты же ешь как лошадь!
      После обеда к Белл пришли несколько друзей, и Джесси с трудом удавалось следить за больничными сплетнями и присоединяться к добродушному подшучиванию над знакомыми им всем врачами и медсестрами. Но тревога одолевала ее все сильнее, и в конце концов она не выдержала.
      — Белл, я знаю, что ты подумаешь, будто у меня климакс, но ты не будешь особенно возражать, если я изменю наши планы и не останусь на ночь?
      — Джесси Шервуд!
      — Я не могу вынести мысли, что эта женщина сделает что-нибудь не так, как надо, с моим малышом. Или разболеется по-настоящему. Горничные понятия не имеют, с какой стороны подойти к ребенку. Если я уйду сейчас и возьму такси, то успею на поезд в 23. 05...
      Она успела как раз вовремя. В вагоне было душно, и Джесси всю дорогу тревожно подремывала.
      В начале первого она сошла на станции Тогас и отперла свою машину. Даже здесь ночь была влажной и душной, а внутри «доджа» было как в печке. Джесси открыла окошки, но не стала ждать, пока машина остынет, и сразу же поехала, хотя голова у нее раскалывалась.
      Ей казалось, что Чарли Питерсон никогда не выйдет из сторожки. Наконец он появился, зевая во весь рот.
      — Ну и ночь, — пожаловался Питерсон, прихлопывая москитов. — В Нью-Йорке тоже жарко, мисс Шервуд?
      — Ужасно.
      — По крайней мере, там можно пойти в кинотеатр с кондиционером. А на этой работе только смотришь на чертово море и варишься, как в кипятке.
      — У меня разболелась голова, мистер Питерсон. Не могли бы вы пропустить меня?
      — Простите. — Он с обиженным видом поднял шлагбаум.
      Джесси со вздохом поехала по дороге. Теперь, когда она вернулась на остров Нер, ее поведение казалось ей глупым. В окнах дома Хамфри было темно. Если бы ребенок заболел или не спал, весь дом сиял бы огнями, как в дни приемов. Миссис Хамфри считала само собой разумеющимся, что слуги счастливы делить с ней все неприятности, и «трубила в трубы», как только что-нибудь, по ее мнению, складывалось не так. Очевидно, этой ночью их не собирались беспокоить. Джесси решила оставить машину на участке, потихоньку войти в дом через парадную дверь, на цыпочках подняться к себе и лечь спать. Шум автомобиля на пути от подъездной аллеи к гаражу мог разбудить кого угодно.
      Выключив зажигание, Джесси заперла машину и направилась к дому. Найдя в сумочке ключ, она отперла дверь, осторожно закрыла ее за собой, нащупала стойку перил и стала подниматься, радуясь, что толстый ковер приглушает шаги.
      У двери ее комнаты Джесси, после всех мер предосторожности, неловко уронила сумочку. В тишине темного дома это прозвучало, как взрыв бомбы.
      Она ползала на четвереньках, пытаясь найти сумочку, когда в нескольких футах от нее послышался резкий голос:
      — Не двигайтесь!
      — О боже! — Джесси нервно засмеялась. — Это только я, мистер Хамфри. Прошу прощения.
      Луч фонаря упал на нее.
      — Мисс Шервуд? — Когда ее глаза привыкли к свету, она увидела неподвижную фигуру в халате с фонарем в одной руке и револьвером в другой. — Я думал, вы проведете ночь в Нью-Йорке.
      Джесси подобрала с пола сумочку, чувствуя себя полной идиоткой.
      — Я передумала, мистер Хамфри. У меня разболелась голова, а в городе было нестерпимо душно...
      Почему он направляет на нее оружие?
      — Олтон! Что там такое?
      — О боже! — снова сказала Джесси. Ей хотелось, чтобы Хамфри опустил револьвер.
      Из хозяйской спальни хлынул свет. Миссис Хамфри выглянула в коридор, придерживая на груди роскошный пеньюар. Ее лицо выглядело напряженным и постаревшим от страха.
      — Это мисс Шервуд, Сара. — Только теперь Олтон Хамфри спрятал револьвер в карман халата. — С вашей стороны, мисс Шервуд, было глупо прокрадываться в дом без предупреждения. Вас могли застрелить. Почему вы не позвонили?
      — У меня не было времени. Я приняла решение в последнюю минуту. — Джесси начинала сердиться. Ее допрашивают, как преступницу! — Очень сожалею, что моя неуклюжесть разбудила вас. С ребенком все в порядке, миссис Хамфри?
      — Было в порядке, когда я заходила к нему в последний раз. — Сара Хамфри вышла в коридор и включила свет. Ее муж вернулся в спальню без дальнейших слов. — А вы уже были у Майкла?
      — Нет. Как ваша простуда?
      — Все хорошо. Малыш капризничал весь день. Не понимаю почему. Я не оставляла его ни на минуту и дважды заходила к нему после того, как уложила его в кроватку. Думаете, он мог от меня заразиться?
      — Сейчас посмотрю, — устало отозвалась Джесси. — Но я уверена, что с ним все в порядке, миссис Хамфри, иначе этот шум побеспокоил бы его. Почему бы вам не вернуться в постель?
      — Я пойду с вами.
      Пожав плечами, Джесси открыла дверь, включила ночник и бросила шляпу и перчатки на бюро.
      — Надеюсь, я делала все как надо, — продолжала миссис Хамфри. — В половине одиннадцатого, когда я зашла к нему перед сном, он так вертелся, что я положила большую подушку между его головкой и спинкой кроватки. Я боялась, что он расшибется. У малюток черепа такие нежные...
      А Джесси так хотелось, чтобы ее собственный нежный маленький череп перестал болеть.
      — Я же говорила вам, миссис Хамфри, — сказала она, с трудом сдерживая раздражение, — что так делать не нужно. Амортизаторы обеспечивают достаточную защиту. — Джесси поспешила в детскую.
      — Но он такой подвижный ребенок. — Сара Хамфри остановилась в дверях, прижимая платок ко рту и носу.
      Воздух в детской был душным и спертым, хотя Джесси заметила при слабом свете ночника, что штора на окне, выходящем на подъездную аллею, поднята, а окно открыто. Кто-то также снял с окна сетку, и в комнате было полно мошкары.
      Джесси была готова закатить оплеуху беспомощной женщине в дверях.
      Она на цыпочках подошла к кроватке, и ее сердце сжалось, как в тисках.
      Малыш сбросил одеяло и лежал на спинке. Его маленькие ножки торчали в разные стороны, а личико и тельце прикрывала подушка.
      Джесси Шервуд казалось, что прошел миллион лет, прежде чем ее сердце начало бешено колотиться. В эти секунды она стояла как парализованная, глядя на неподвижное тельце.
      Потом Джесси схватила подушку и наклонилось над кроваткой.
      — Включите свет, — приказала она хриплым голосом.
      — Что случилось? — дрожащим голосом спросила миссис Хамфри.
      — Делайте, что я говорю. Свет!
      Миссис Хамфри нащупала выключатель на стене, другой рукой все еще прикрывая нос и рот.
      Дипломированная медсестра Джесси Шервуд делала все, что предписано в подобных случаях. Ее тренированные пальцы двигались быстро и хладнокровно, как пальцы хирурга, но внутри усиливалось ощущение тошноты...
      Два месяца от роду. Всего два месяца...
      Растирая маленькие конечности и стараясь представить его таким, каким он был раньше — у нее на руках, в ванночке, в коляске на пляже, — она знала, что старше он уже не станет.
      — Он мертв, — сказала Джесси, продолжая трудиться и не поднимая взгляд. — Задохнулся. Я делаю ему искусственное дыхание, но это бесполезно, потому что он мертв уже некоторое время. Позовите мужа, миссис Хамфри, вызовите врача — не доктора Холлидея; Гринвич слишком далеко — позвоните доктору Уиксу и, пожалуйста, не падайте в обморок, пока не сделаете это.
      Миссис Хамфри пронзительно вскрикнула и лишилась чувств.
      Спустя долгое время Джесси с удивлением обнаружила, что укутывает еще одним одеялом Сару Хамфри в хозяйской спальне. На полочке у кровати рядом с книгами по уходу за младенцами стояла открытая бутылка с нашатырным спиртом, поэтому она поняла, что делала все необходимое машинально или, возможно, по указанию доктора Уикса, чей голос доносился из коридора. Миссис Хамфри лежала поперек кровати, свесив голову вниз. Она была в сознаний и громко стонала. Джесси пожалела, что профессиональная сноровка позволила ей вывести женщину из блаженного состояния шока. Фактически, думала она, Саре Хамфри было бы лучше умереть.
      Потом Джесси вспомнила все, и это привело ее в чувство.
      «Боже мой!» — подумала она.
      Джесси уложила стонущую женщину в более удобной позе на кровати и вышла.
      Где она была? Как долго это продолжалось? Доктору Уиксу должно было понадобиться время, чтобы одеться и приехать. Давно он здесь?
      Врач разговаривал в коридоре с Олтоном Хамфри. Долговязый миллионер прислонился к стене, прикрывая глаза, как будто свет причинял им боль.
      — Всегда остаются сомнения, мистер Хамфри, — говорил доктор Уикс. — Боюсь, мы не достаточно много знаем о подобных вещах. В некоторых случаях мы находим распространившуюся вирусную инфекцию, которая обнаруживается только при вскрытии, и то не всегда. Может быть, это и произошло. Если вы согласны на вскрытие...
      — Нет, — прервал Олтон Хамфри. — Не согласен.
      Джесси вспомнила, как он прибежал в детскую на крик Сары Хамфри, жуткое, застывшее выражение его лица при виде тельца в кроватке, напоминающее сардоническую усмешку при столбняке. Это выражение сохранялось целую минуту, пока он наблюдал, как она пытается восстановить функции мертвых легких, сделать маленькую дряблую грудную клетку эластичной, оживить крошечное сердечко, которое уже давно перестало биться.
      Потом Хамфри сказал:
      — Он действительно мертв.
      А Джесси взмолилась:
      — Пожалуйста, позвоните доктору Уиксу.
      Хамфри поднял жену на руки, вынес ее из детской, и вскоре Джесси услышала, как он разговаривает по телефону с доктором Уиксом таким же застывшим голосом, каким был его взгляд.
      Вскоре Джесси прекратила растирать холодные ручонки, прикрыла тельце простыней и подошла к миссис Хамфри. Муж пытался привести ее в чувство.
      — Я это сделаю, — сказала Джесси, и миллионер вышел быстрыми шагами, словно давая выход накопившейся энергии. Трудясь над потерявшей сознание женщиной, она слышала, как он непривычно деликатным тоном говорит со слугами. Потом какая-то из женщин начала всхлипывать, и Хамфри — патриций, никогда не повышающий голос, — прервал ее яростным криком, за которым последовало молчание. После этого он ходил по комнате взад-вперед, пока не прибыл врач.
      Джесси подошла к ним и тоже прислонилась к стене.
      — О, мисс Шервуд! — На лице доктора Уикса отразилось облегчение. Это был щеголеватый маленький человечек с пигментными пятнами на лысине. — Как миссис Хамфри?
      — Она пришла в сознание, доктор.
      — Мне лучше взглянуть на нее. Вы должны обращаться с вашей женой очень осторожно, мистер Хамфри.
      — Да, — отозвался Олтон Хамфри, стряхивая оцепенение.
      Доктор Уикс подобрал свой саквояж и быстро направился в хозяйскую спальню. Миллионер пошел за ним. Джесси двинулась следом, с трудом волоча ноги. На нее нахлынула волна слабости, и на какой-то момент коридор закачался у нее перед глазами. Но она взяла себя в руки и вошла в спальню.
      Сара Хамфри плакала; ее костлявые плечи дергались, словно ее била лихорадка. Доктор Уикс говорил ей, как ребенку:
      — Все в порядке, миссис Хамфри, не волнуйтесь, все пройдет. Это естественный способ разрядки напряжения. Поплачьте как следует, и вы почувствуете себя лучше.
      — Мой малыш!.. — всхлипывала она.
      — Это ужасная трагедия. Но такие вещи случаются. В моей практике были случаи, когда дети умирали даже в самых лучших яслях.
      — Подушка, — плакала Сара Хамфри. — Я положила ее, чтобы защитить его, доктор. Господи, откуда мне было знать?..
      — Нет смысла думать об этом, миссис Хамфри. Сейчас вам нужен сон.
      — Я не должна была отпускать мисс Шервуд. Она предлагала перенести свой выходной, но я заявила, что все знаю об уходе за ребенком...
      — Миссис Хамфри, если вы будете так себя вести...
      — Я любила его, — рыдала она.
      Доктор Уикс посмотрел на Джесси, словно ища профессиональную поддержку. Но Джесси застыла как вкопанная, не зная, как об этом сказать, думая, может ли это быть правдой, понимая, что это правда, и ненавидя себя за это.
      «Сейчас меня стошнит», — думала она.
      — Я нахожу, — твердо отчеканил доктор Уикс, — что вам нужно принять кое-что.
      Джесси с удивлением посмотрела на него. Неужели это так заметно? Но потом она поняла, что он все еще обращается к миссис Хамфри.
      — Нет! — закричала женщина. — Нет, нет, нет!
      — Успокойтесь, миссис Хамфри, — поспешно сказал доктор. — Ложитесь и...
      — Доктор Уикс, — прервал его муж.
      — Да, мистер Хамфри?
      — Насколько я понимаю, вы намерены сообщить об этом в офис коронера округа? — Было видно, что нервы миллионера напряжены до предела.
      — Да. Разумеется, это чистая формальность...
      — Мне незачем объяснять вам, как все это тяжело для меня. Я пользуюсь определенным влиянием в Хартфорде, доктор. Если бы вы согласились...
      — Ну не знаю, мистер Хамфри, — осторожно сказал доктор Уикс. — Ведь я приносил присягу...
      — Да, понимаю. — Джесси чувствовала, что миллионер сдерживает себя колоссальным усилием воли. — Однако существуют вещи поважнее присяги, доктор Уикс. Бывают исключительные случаи. Неужели вы не сталкивались с ними в своей практике?
      — Едва ли, — чопорно отозвался врач. — Что бы вы ни имели в виду, мистер Хамфри, боюсь, ответ будет «нет».
      Миллионер плотно сжал губы.
      — Я прошу вас только избавить миссис Хамфри и меня от тягот коронерского дознания. Это будет означать публичные показания, репортеров, огласку. Для нас это невыносимо, доктор. Особенно для моей жены, учитывая ее состояние. Вы ее врач, и я уверен, что понимаете, о чем я говорю.
      — Я, как и вы, глубоко об этом сожалею, мистер Хамфри. Но что я могу поделать?
      — Неужели людей необходимо распинать на публике из-за несчастного случая?
      Джесси Шервуд подумала, что, если они не остановятся, она закричит.
      — Я знаю, что это был несчастный случай, мистер Хамфри. Но вы ставите меня...
      — Это не так, — услышала Джесси собственный голос.
      Доктор Уикс резко обернулся:
      — Что вы сказали, сестра?
      Миссис Хамфри повернулась в кровати, стараясь сфокусировать опухшие глаза на Джесси.
      — Я сказала, доктор Уикс, что это не был несчастный случай.
      На мгновение Джесси показалось, что Олтон Хамфри собирается вцепиться ей в горло. Но он всего лишь осведомился:
      — Что вы имеете в виду, мисс Шервуд?
      — Я имею в виду, что кто-то еще входил в детскую после того, как миссис Хамфри пошла спать.
      Высокий мужчина уставился на нее горящими глазами.
      Джесси хватило мужества не отвести взгляд.
      — Ребенок был убит, мистер Хамфри, и, если вы сейчас же не позвоните в полицию, это сделаю я.
 

Глава 2
УЛИТКОЮ ПОЛЗУЩИЙ

      Лица плавали в душной комнате. Джесси казалось, что ее голова стала полой, как воздушный шар. Она испытывала странную уверенность, что ее тревога скоро улетучится, что она проснется, встанет с кровати, прислушается к лепету малыша и отправится в детскую ясным солнечным утром...
      — Сядьте, Джесси.
      — Что?
      Как ни странно, это оказался Ричард Квин. Он усадил ее в кресло-качалку и поднес стакан к ее пересохшим губам. Но он назвал ее Джесси — значит, кошмар все еще продолжался. Или он перешел в безобидный сон?
      — Выпейте это.
      Холодная вода разбудила ее. Детская была полна людей, что-то разглядывающих, измеряющих, взвешивающих и таких же безликих, как торговцы, — полиция штата и города Тогаса, а также небритый мужчина без галстука, который, как Джесси смутно припоминала, прибыл с портфелем.
      — Вам лучше, мисс Шервуд? — пробасил шеф Перл.
      — Я просто не спала всю ночь, — объяснила Джесси. О чем они говорили, когда комната начала плавать? Она помнила только бас шефа Перла, его монументальную фигуру и пронизывающий взгляд.
      — Вы вошли в детскую вместе с миссис Хамфри, склонились над кроваткой, увидели подушку на лице ребенка, сорвали ее, потом увидели, что он задохнулся, и автоматически начали делать ему искусственное дыхание, хотя у вас были все причины считать, что он мертв. А теперь подумайте, мисс Шервуд. Сколько времени прошло с того момента, как вы увидели подушку на лице малыша, и до того, как вы справились с шоком и сорвали с него подушку?
      — Не знаю, — сказала Джесси. — Это казалось вечностью, но, очевидно, продолжалось не больше чем одна-две секунды.
      — Одна-две секунды. Потом вы схватили подушку и что с ней сделали?
      Джесси прижала кулаки к глазам. Какое ему до этого дело?
      — Я отбросила ее.
      — Отбросили куда? — настаивал шеф полиции Тогаса.
      — К ногам кроватки.
      — Не помните, в каком именно месте у ног кроватки упала подушка, мисс Шервуд? — заговорил небритый мужчина без галстука.
      У них у всех тепловой удар, решила Джесси. Какое имеет значение, куда упала подушка?
      — Конечно, не помню, — сердито ответила она. — Вряд ли я хоть раз взглянула на нее после того, как отбросила. Моей единственной мыслью было попытаться оживить ребенка. Я напрочь забыла о том, что видела на подушке. Только спустя много времени я внезапно вспомнила об этом и поняла, что это означает.
      — Пожалуйста, мисс Шервуд, расскажите нам снова, что, как вам показалось, вы увидели на этой подушке, — сказал мужчина без галстука. Кажется, кто-то упомянул, что он из прокуратуры штата.
      — Показалось? — Джесси вспыхнула. — Вы сомневаетесь в моих словах?
      Она посмотрела на Ричарда Квина, проверяя, на их ли он стороне. Но старик всего лишь стоял рядом с ней, поглаживая короткие седые усы.
      — Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
      — Я знаю, что видела на подушке отпечаток руки.
      — Человеческой руки?
      — Да! Кто-то положил на подушку грязную руку.
      — Что это была за грязь, мисс Шервуд?
      — Откуда мне знать?
      — Какого она была цвета? Черного? Коричневого? Серого?
      — Право, не могу сказать. Может быть, сероватого. Как пыль.
      — Так она была сероватой, как пыль, или нет?
      — Думаю, была.
      — Думаете?
      — Я не уверена насчет цвета, — устало промолвила Джесси. — У меня сложилось впечатление, что это похоже на пыльный отпечаток руки. Я могу ошибаться, хотя не думаю. Но насчет того, что это была грязь, я уверена абсолютно.
      — Вы говорите, это выглядело так, будто кто-то положил на подушку грязную руку, — продолжал мужчина без галстука. — Как именно положил, мисс Шервуд? Плашмя? Согнуто? Частично?
      — Безусловно, плашмя.
      — В каком месте подушки?
      — Примерно в середине.
      — Отпечаток был четкий? Можете вы сказать уверенно, что это был след человеческой руки?
      — Ну, насколько я помню, он был не совсем четкий — немного смазанный. Но его было невозможно принять за что-нибудь другое, кроме следа руки. — Джесси закрыла глаза и отчетливо представила себе отпечаток. — В этом месте была вмятина — на подушку сильно надавили. — Ее голос дрогнул, и она открыла глаза. — Кто-то прижал подушку грязной рукой к лицу ребенка и не отпускал ее, пока он не перестал дышать. Вот почему я сказала мистеру и миссис Хамфри, что Майкла убили. Сначала это не дошло до меня. Я просто увидела отпечаток, и мой мозг это зарегистрировал, но только гораздо позже, поняла, что это означает. Тогда я велела им позвонить в полицию. Почему вы задаете мне эти вопросы? Почему не обследуете подушку и не убедитесь сами?
      — Встаньте, мисс Шервуд, — проворчал шеф Перл. — Вы можете стоять?
      — Со мной все в порядке. — Джесси нетерпеливо поднялась на ноги.
      — Подойдите к кроватке. Не трогайте ее — просто взгляните на подушку.
      Теперь Джесси убедилась, что это странная разновидность сна, когда кажется, будто ты бодрствуешь, но даже эта мысль приходит во сне. Взгляните на подушку! Разве они не могли взглянуть на нее сами?
      Внезапно она почувствовала острое нежелание идти к кроватке. Это было странным, потому что в течение многих лет она регулярно видела смерть в тысяче форм. Джесси боялась смерти только три раза в жизни — когда умерли ее родители и когда она получила из министерства обороны телеграмму насчет Клема. И вот теперь... Значит, все дело в любви... Ведь она лечила плохо заживающий пупочек Майкла, на нее он доверчиво смотрел своими блестящими глазками, когда она кормила его.
      «Пусть его там не окажется», — молилась про себя Джесси.
      — Не беспокойтесь, — послышался рядом голос Ричарда Квина. — Малыша уже забрали.
      Он все понимает, благослови его Бог.
      Джесси с закрытыми глазами подошла к кроватке, потом тряхнула головой и открыла глаза.
      Дорогая подушка лежала на полу — один уголок ее загнулся в том месте, где касался ножки кроватки.
      На отделанной кружевом наволочке не было ни единого пятнышка. Джесси нахмурилась:
      — Должно быть, она перевернулась, когда я отбросила ее.
      — Борчер, переверните подушку для мисс Шервуд, — приказал шеф Перл.
      Детектив из Тогаса взял подушку за кружевной уголок большим и указательным пальцами и осторожно перевернул ее.
      Другая сторона также была абсолютно чистой.
      — Не понимаю, — сказала Джесси. — Я собственными глазами видела отпечаток и не могла ошибиться.
      — Мисс Шервуд. — Голос мужчины из прокуратуры штата был неприятно вежливым. — Вы хотите заставить нас поверить, что, глядя на эту подушку не более одной-двух секунд в комнате, освещаемой только ночником в плинтусе, не только увидели отпечаток, но рассмотрели его достаточно четко, чтобы утверждать, будто его оставила пыльная человеческая рука?
      — Меня не заботит, чему вы верите, — сказала Джесси. — Это то, что я видела.
      — Если бы мы обнаружили отпечаток, это был бы подвиг наблюдательности, — продолжал мужчина без галстука. — Но как видите, мисс Шервуд, отпечатка нет ни на одной стороне подушки. Возможно, шок и возбуждение вкупе с тусклым освещением вызвали оптический обман, и вы вообразили, что видите то, чего там никогда не было?
      — У меня никогда в жизни не было оптических обманов. Я видела то, что вам описала.
      — Вы на этом настаиваете? Не хотите пересмотреть ваши воспоминания?
      — Безусловно, не хочу.
      Мужчина без галстука выглядел недовольным. Он начал совещаться с шефом Перлом. Старик встретился взглядом с Джесси и улыбнулся.
      Потом они подошли к окну, выходящему на подъездную аллею, где один из полицейских делал что-то с бутылочками и кисточкой. Мужчина без галстука выглянул в окно и посмотрел вниз, покуда шеф что-то говорил насчет алюминиевых бортов лестницы.
      — Лестницы? — Джесси недоуменно посмотрела на Ричарда Квина.
      Он быстро шагнул к ней.
      — Все как той ночью в прошлом месяце, Джесси. Та же самая лестница. Разве вы не заметили ее, прислоненную к стене, когда въезжали на подъездную аллею?
      — Я не въезжала на аллею, а оставила мою машину на дороге.
      — Так это была ваша машина. — Его лицо не выражало абсолютно ничего.
      — Значит, вот как этот... этот монстр испачкал руку! Карабкаясь по пыльной лестнице. — Джесси уставилась на подушку. — Почему я не заметила этого раньше?
      — Чего не заметили, Джесси? — Старик сразу насторожился.
      — Что это не та наволочка!
      — Не та наволочка?
      — Не та, на которой я видела отпечаток руки. Инспектор Квин, это другая наволочка!
      Посмотрев на нее, старик подозвал своего друга и человека из прокуратуры штата:
      — Мисс Шервуд теперь заявляет, что на подушке не та наволочка, на которой был отпечаток.
      — Вот как? — Шеф Перл бросил взгляд на мужчину без галстука. — Любопытное дополнение к истории, Меррик.
      — Как вы можете это утверждать? — обратился небритый мужчина к Джесси.
      — На той наволочке было совсем другое кружево, мистер Меррик. Обе изготовлены из дорогого батиста, но кайма на первой наволочке была из хонитонского кружева , а на этой, по-моему, из ирландского кроше. Как бы то ни было, это не та наволочка.
      — Вы уверены в этом, мисс Шервуд? — осведомился Меррик.
      — Абсолютно.
      — Если верить словам мисс Шервуд, — заметил Ричард Квин, — то кто-то снял с подушки грязную наволочку и заменил ее чистой. Это зацепка, Эйб.
      Массивный полицейский окинул взглядом детскую и указал на что-то, напоминающее выдвижной ящик, в стене у двери.
      — Там желоб для грязного белья, мисс Шервуд?
      — Да.
      Он подошел к стене, открыл дверцу желоба и попытался посмотреть вниз.
      — Куда он ведет?
      — В прачечную в полуподвале.
      — Кто здесь стирает белье?
      — Миссис Смит — миссис Сэди Смит.