Хроники короля Келсона (№4) - Невеста Дерини

Вскоре вслед за этим, сославшись на поздний час, усталость и неминуемый утренний отъезд, он любезно пожелал всем доброй ночи. Морган так и не сказал ни единого слова, собравшись уходить вместе с Ариланом, и лишь на миг коснулся руки Келсона, давая тому возможность ощутить сочувствие и сострадание, после чего они оба с епископом-Дерини удалились восвояси. Келсон позволил Азиму сопроводить их с Дугалом в отведенные королю покои и устало рухнул в кресло, едва лишь Дугал наконец запер дверь.

— Ты как, в порядке? — встревоженно спросил его Дугал.

Келсон лишь пожал плечами и снял корону.

— Нет, но спасибо, что был рядом.

Дугал склонил голову.

— Я был бы счастлив, если бы мог хоть чем-то помочь. Совсем не об этом мы когда-то мечтали, и я знаю, как тяжело это далось тебе.

— В самом деле? — отозвался Келсон шепотом, и это был скорее не вопрос, а тоскливое утверждение, которое не требовало ответа.

В это же самое время, спрятавшись глубоко в тени в дальнем крыле замка, Денис Арилан поджидал другого человека и, заслышав приближающиеся шаги, вышел на свет, как раз в тот миг, когда Азим вышел из-за поворота коридора, после того как благополучно препроводил Келсона с Дугалом в их покои.

— Нам нужно поговорить, — объявил епископ, сурово глядя на собрата-Дерини.

Азим быстрым оценивающим взглядом окинул коридор впереди и сзади, а затем кивнул.

— Ты знал, — прошептал Арилан. — Ты все подстроил. Ты солгал Совету.

Азим покачал головой и, положив руку на локоть Арилана, привлек его ближе, отвечая едва слышным шепотом.

— Я не лгал… Разве такое возможно перед вами?

Я просто не сказал правду. До сегодняшнего дня не было никакой договоренности. Это была лишь задумка моей племянницы. Келсон мог и не согласиться. Однако теперь, когда он сделал это, мы можем быть уверены, что на троне Гвиннеда окажутся супруги-Дерини — ибо я по-прежнему убежден, что у Халдейнов в жилах тоже течет кровь Дерини.

Арилан глубоко вздохнул.

— Ты ходишь по грани, Азим, — пробормотал он.

— Тебе прекрасно известно, что женитьба Келсона была основной заботой Совета уже многие годы…

Задолго до того, как ты стал его членом.

— Но Совет, несмотря на всю свою мудрость, знает ответы не на все вопросы, — возразил Азим. — Мы были в тупике. Переубедить Росану оказалось невозможно. И в этом случае ход должен был сделать кто-то другой. И теперь, когда она предложила ему разумный компромисс, король совершил первый шаг. Гвиннед должен идти вперед, если мы желаем поддержать равновесие в Одиннадцати Королевствах.

Арилан глубоко вздохнул, силясь взять себя в руки.

— Следует немедленно сообщить обо всем Совету.

— Совету невозможно сообщить сейчас, ибо у нас нет прямого доступа туда, — пояснил Азим. — Разумеется, где-то в замке должен быть Портал, но я пока его не обнаружил. И мне бы не хотелось спрашивать у Летальда… Если только ты не желаешь признаться ему в своей принадлежности к Совету.

— Есть и иные способы, — возразил Арилан.

— Да, но новости такого рода в данный момент лишь спровоцируют бесплодные и ненужные споры, а мы никому и ничего не сможем объяснить.

— То есть ты заранее предполагаешь, что они будут не согласны, — пробормотал Арилан.

— Подозреваю, что да.., по крайней мере, некоторые из них. Именно поэтому не следует сообщать ни о чем посторонним, хотя бы до тех пор, пока Лайем-Лайбс не займет свой престол. Когда перед Советом встает слишком много различных задач, он порой разбрасывается и утрачивает сосредоточенность. У нас будет время вернуться к проблемам Гвиннеда, когда мы покончим с делами в Торенте.

Арилан вновь тяжело вздохнул, вынужденный признать правоту Азима. Хотя он заседал в Совете всего несколько месяцев, адепт из южной пустыни уже успел должным образом оценить все недостатки и силу Камберианского Совета, и он был совершенно прав, когда утверждал, что задачи, ожидающие своего решения в Торенте, могут оказаться гораздо более важными, чем все, что случилось сегодня.

— Но, возможно, им следовало бы сообщить о покушении? — спросил он.

— Зачем? — парировал Азим. — Разве они смогут предотвратить следующее?

— Но мы должны это сделать, — заявил Арилан. — Полагаешь, это его дядья?

— Кто же еще? — пожал плечами Азим. — Однако я сомневаюсь, что это мог оказаться Матиас. Что же касается его братьев в Белдоре…

Не добавив больше ни слова, он лишь многозначительно поднял брови. Арилан с трудом подавил дрожь дурных предчувствий.

— Жаль, что ты не можешь отправиться с нами, — промолвил он.

— Я отстану всего на один день, — заверил его Азим. — А, возможно, прибуду даже скорее. Корабль из Нур-Халая ожидается послезавтра, и мне необходимо дождаться указаний от брата. Королю ничего не грозит, пока он не достигнет Белдора, а к тому времени, надеюсь, что смогу присоединиться к вам.

— Ладно, — шепотом промолвил Арилан. — Я вижу, что ты принял решение и его не изменишь. И да поможет нам Бог. Да поможет он всем нам.

Глава тринадцатая

Ты возжигаешь светильник мой. Господи;

Бог мой просвещает тьму мою

Псалтирь 17:29

На следующее утро, пока свита короля готовилась к отплытию с острова Орсал, а сам Келсон всеми силами старался выбросить из памяти все происшедшее накануне, другие люди в Ремуте, которые пока и не подозревали о состоявшейся помолвке, также обсуждали брачные приготовления.

— Признаюсь честно, я была потрясена, когда узнала о том, что мой Рори влюблен в эту малышку Рэмси, — заметила Мерауд Джехане после мессы и завтрака, когда обе они уселись за вышивание в солнечной гостиной Мерауд. — Не могу даже себе представить, когда он успел. Меарцы были здесь всего две недели.

Джехана не сводила пристального взора с изогнутого листка, который очерчивала аккуратными плотными стежками. Нигель поведал им обо всем лишь час назад, и она до сих пор не успела охватить эту новость во всей полноте, и радость за Мерауд смешивалась в ее сердце с горечью разочарования, поскольку она надеялась, что Келсон изберет Ноэли Рэмси себе в жены.

— Насколько я поняла по словам Нигеля, Рори будет счастлив, если этот брак состоится, — заметила она. — Впрочем, никто и не мог бы противиться союзу, заключенному по любви, тем более, когда это и в интересах державы. Подобное редко случается с людьми королевской крови. Нам с тобой очень повезло.

— О, да, повезло, — Мерауд с улыбкой отложила вышивание. — Помню, как я впервые увидела Мигеля. Это было в тот самый день, когда его посвящали в рыцари, в год этого ужасного восстания в Истмарке. Вы с Брионом были тогда женаты всего год, и я приехала ко двору с моим братом Сэйром, чтобы стать придворной дамой королевы Ричелдис. Мне было всего пятнадцать, а Сэйр, моложе на три года, должен был стать оруженосцем герцога Ричарда. Он так этим гордился…

Задумчивая улыбка сделала Мерауд похожей на ту девушку, которой она была когда-то. Плавным движением она встряхнула вышивку, и острая игла повисла на шелковой нити.

— Помню, как мы выстроились в ряд с остальными новыми камеристками королевы, все такие неопытные и потрясенные, ничего похожего на то, как все у нас было дома в Рендале. А вы с Брионом показались мне словно вышедшими из легенды — и было ясно, что вы обожаете друг друга. А когда Нигель опустился перед вами на колени, чтобы принять акколаду от руки брата…

Покачав головой, она глубоко вздохнула.

— Кажется, у меня подкосились колени, когда я смотрела на него, и сердце перестало биться. Всю эту долгую зиму и весну я молилась, чтобы он обратил на меня внимание… Как и все прочие дамы при дворе, и не только благородные дамы. И все вместе мы заливались слезами, когда они с Брионом и Ричардом, и другими юношами отправились на войну… И продолжала рыдать в подушку еще много ночей подряд, особенно когда стали приходить донесения из войска. Я была в ужасе, что он может не вернуться, — и что по-прежнему не будет меня замечать, даже если придет с войны живым и невредимым… Но, конечно, он вернулся, по-настоящему заслужив рыцарские шпоры, которые вручили ему во время акколады. И, поразительное дело, он меня наконец заметил. А после этого, думаю, никто из нас уже больше никогда не обращал внимания ни на кого больше.

Джехана также перестала вышивать, слушая рассказ Мерауд и вспоминая свою собственную жизнь в те времена, прежде чем запретная магия, которой пользовался Брион, воздвигла между ними непреодолимую стену. Она по-прежнему любила его — и всегда будет любить — но их отношения изменились навсегда, когда она узнала правду об истмаркском походе и о битве с Марлуком, и о том, как ее возлюбленный Брион с помощью полукровки Дерини Аларика Моргана сумел сохранить свой престол благодаря запретному колдовству. Хуже того, эти двое не пощадили и ее сына, который сейчас отправился в путь в далекую страну, где ему грозила гибель от той же самой проклятой магии, — и даже нечто худшее, чем просто гибель телесная. Ему грозило проклятье души.

Мерауд, словно уловив отголоски ее горечи, протянула руку и сочувственно погладила королеву по плечу.

— Дорогая моя Джехана, мы тоже все тревожимся за Келсона.

Пожав плечами, та отложила в сторону вышивание.

— Он сын своего отца и унаследовал его упрямство, увы, но мне не под силу заставить его свернуть с избранного пути. Однако и если бы я оказалась на это способна, то, возможно, он не был бы таким хорошим королем. Я могу лишь молиться о том, чтобы он не переоценил свои возможности… И не недооценил своих врагов.

— Неужто ты и впрямь опасаешься, что Лайем окажется врагом ему? — воскликнула Мерауд изумленно. — Не могу в это поверить. Он славный мальчик, Джехана. Все эти четыре года он получал отличное строгое воспитание и был вдали от интриг торентского двора. Нигель говорит, что он был одним из лучших его оруженосцев.

— Но что, если мы вырастили кукушку в собственном гнезде? — возразила Джехана. — Что, если он обернется против тех, кто доверился ему, когда взойдет на престол среди своего народа? В Торенте все иначе, Мерауд. Когда я жила в Бремагне, ко двору моего отца порой приезжали посланцы из Торента.

Они всегда внушали мне страх. В ту пору я даже толком не понимала, почему. Но теперь я это прекрасно знаю.

— Из-за своего колдовства? — негромко спросила Мерауд.

Джехана содрогнулась невольно и поспешно пожала плечами, но все же не сумела скрыть своего отвращения.

— Вот что я скажу тебе, — веселым тоном заявила Мерауд, втыкая иглу в вышивание и откладывая пяльца в сторону. — Давай-ка мы с тобой, как и подобает матушкам, которые во все суют свой нос, ненадолго отправимся в библиотеку. Как ты на это посмотришь? Раз уж мой сын вознамерился взять в жены меарскую наследницу, я бы хотела побольше узнать о ее семействе. Несомненно, Нигелю уже известны все подробности, поскольку именно он помогал составлять брачный договор между братом этой девушки и нашей малышкой Ришель. Но в ту пору я не придала этому никакого значения. Ведь это не мой ребенок вступал в брак с кем-то из Меары.

Бодро поднявшись, она заставила Джехану сложить вышивание.

— Оставь же это и пойдем со мной. Заглянем в книгу родословных, которую Нигель так грубо называет книгой племенных жеребцов. Было бы приятно удостовериться в том, что у моих будущих внуков не окажется лишнего пальца на ноге, хвоста или третьего глаза посреди лба.

— О, Мерауд!

— Ну, конечно, я знаю, что подобное нам не грозит, ведь наши семьи не так уж тесно переплетены между собой. И все-таки мне очень любопытно узнать, что же за добавление ожидается в нашем семействе. Ну прошу тебя, пойдем! — воскликнула она, протягивая руку.

Веселость Мерауд, по крайней мере, обещала отвлечь королеву от собственных тоскливых мыслей, и потому Джехана неохотно согласилась. Десять минут спустя, следуя за Мерауд по пятам, она вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь.

— Отец Нивард! Вы здесь? — окликнула Мерауд, оглядываясь по сторонам.

Джехана робко последовала за ней. В комнате были чисто выбеленные стены и много света, падавшего из высоких окон, выходящих на запад. И здесь не было ни души. В проеме между окнами с раздвинутыми в стороны тяжелыми алыми занавесками, свисавшими на стальных кольцах, стоял большой письменный стол, заваленный раскрытыми книгами, свитками и листами пергамента. Судя по всему, здесь кто-то напряженно работал. Украшенный барельефами очаг красовался у стены слева, нарушая монотонность бесконечных книжных полок и стоек для свитков, заполнявших все свободное пространство комнаты. Сине-зеленый узор из перекрещивающихся полос украшал стену над очагом и над окнами, и зелень краски перекликалась с зеленоватым найфордским сланцем, которым были выложены оконные ниши, ступени и подоконники.

— Похоже, здесь нет ни души, — осторожно промолвила Джехана. — Боже правый, сколько лет я не была в этой комнате!

С веселой улыбкой Мерауд прошла в глубь библиотеки и, обогнув стол, с любопытством воззрилась на разложенные на нем книги и документы.

— В самом деле? А я-то думала, что это было любимое место Бриона.

— О, да, должно быть, именно поэтому я избегала сюда заходить после его смерти.

— Ну что ж, не знаю лучшего места, где можно получить все сведения о возможных невестах, — со смехом воскликнула Мерауд, усаживаясь в кресло и пристально разглядывая генеалогическое древо, разложенное поверх прочих бумаг. — Похоже, что отец Нивард занимался теми же самыми изысканиями.

Вот родословная Рэмси. Здесь все описано. Должно быть, это Нигель дал ему такое поручение.

Подойдя ближе, Джехана бросила беглый взгляд на генеалогическое древо, а затем отошла в просторную оконную нишу слева, где в первые годы брака они с Брионом частенько проводили такие счастливые часы… Они приходили сюда летом после обеда, лениво устраивались среди гор мягких подушек, читали Друг другу вслух баллады и легенды, потягивая охлажденное вино, а порою даже предавались плотским утехам. Сладостные воспоминания нахлынули на нее, и душа Джеханы заныла, тоскуя по супружеским ласкам, о которых она почти успела позабыть за восемь лет своего вдовства, — но одновременно мысль о муже словно окутала ее мантией мира и покоя.

У королевы перехватило дыхание, и она взглянула вниз, на конюшенный двор, чтобы немного отвлечься, но к ее собственному изумлению, старые воспоминания больше не причиняли боли, как прежде, они лишь вызывали чувство сладкой печали.

Это привело ее в недоумение, ибо прежде всегда, стоило ей лишь подумать о своей утрате, как в душе вновь поднималась привычная боль.., и страх. Но теперь все это прошло. Осталась лишь нежность и любовь. С этим чувством она вышла из оконной ниши, легонько провела пальцами по корешкам томов, выставленных на полке у очага, вспоминая, как гордился ее муж этой королевской коллекцией.

Не вся библиотека была делом рук Бриона. Ее собирали множество королей и принцев Халдейнов.

Король Донал, отец Бриона, обладал немалыми познаниями и слыл человеком весьма ученым, несмотря на свои многочисленные успешные военные походы, и в дальних краях приобрел множество книг и рукописей, которые считались теперь украшением королевской библиотеки; но еще даже до Донала ремутская королевская библиотека славилась тем, что в стенах ее обретается одно из лучших собраний древних текстов во всех Одиннадцати Королевствах.

Брион куда больше увлекался искусством войны и дипломатии, нежели книжной ученостью, но и он продолжал семейную традицию собирания книг и, в отличие от многих своих предшественников, находил также время читать их, — хотя и никогда не был настоящим мудрецом или философом. Мудреные науки давались ему тяжело, и Бриону недоставало терпения, каковое следует считать одним из основных качеств любого, кто посвящает себя книжным трудам. И все же, пусть и на свой манер, но Брион любил науки и внушил эту любовь к знаниям своему сыну, и проводил в библиотеке немало счастливых часов. И сейчас Джехана в задумчивости бродила мимо книжных полок у очага, касаясь пальцем то одного потрепанного тома, то другого, стряхивая пыль с пергаментного свитка и припоминая те книги, что доставляли ее мужу особенное удовольствие.

Вот, к примеру, «Carmena Sancti Bearadi», которую любила и она сама. Ее автором был один из далеких предков Бриона.

А вот на другой полке его любимые трактаты по военному мастерству: «Historia Mearae», «Liber Regalis Gwyneddis», «Bellum contra Torenthum», переплетенный в кожу фолиант «Reges Gwyneddis post Interregnum». Когда Джехана обнаружила последний том, то невольно задалась вопросом, кто же допишет главу о самом Брионе в хроники королей, что правили Гвиннедом после Междуцарствия. Он был добрым и мудрым правителем, несмотря на то, что чересчур увлекался запретной магией, чем подверг большой угрозе свою бессмертную душу, и она могла лишь надеяться, что историки грядущих времен будут снисходительны к нему.

С печальным вздохом Джехана отвернулась и окинула взором остальную библиотеку. Мерауд по-прежнему жадно перечитывала генеалогию правящего семейства Меары, чертя пальцем какие-то линии и заглядывая в раскрытый рядом том. Стену напротив, за спиной у Мерауд, также целиком закрывали книжные полки, а в дальнем левом углу Джехана заметила еще одну красную штору, чуть поменьше, чем на окнах, вероятно, скрывавшую за собой уборную, хотя прежде она не помнила, чтобы таковая имелась в библиотеке.

Ощущая легкое любопытство, она подошла ближе и отдернула занавес. Подобно большинству уборных, эта представляла собой небольшое помещение в форме буквы Г. Отверстие ствола шахты было проделано во внешней стене, однако каменная кладка выглядела совсем свежей, не покрытой ни краской, ни побелкой. Пожалуй, она не придала бы этому никакого значения, решив, что сие добавление было сделано Келсоном после смерти отца, — вот только, опуская штору, она заметила нечто похожее на арку в стене, соединявшей библиотеку с соседней комнатой.

Порывшись в памяти, она так и не могла припомнить, что за помещение могло оказаться там, с Другой стороны, и уж точно между ними никогда не было прохода. Озадаченная, Джехана вновь отдернула штору и пригляделась поближе. И правда, в стене имелась высокая арка, но вся она была заложена камнем. Может быть, таков был замысел архитектора, который хотел облегчить вес стены. Скорее всего, ее собирались затем побелить, но то ли забыли, то ли пока еще не успели этим заняться. Однако же, во времена Бриона ничего похожего здесь не было, в этом Джехана была уверена.

Она рассеянно потянулась, чтобы коснуться рукой камня, прежде чем вернуться к Мерауд, но пальцы ее не встретили.., ничего.

Она с трудом удержалась от изумленного возгласа, — хотя так и не смогла бы объяснить даже самой себе, что за сила заставила ее попытаться дотронуться до стены. Она с опаской потянулась вновь, и тут же поспешила отдернуть руку, обнаружив, что кончики пальцев ее словно бы проваливаются вглубь камня, как будто перед ней был лишь невесомый дым.

Сжав руку в кулак, Джехана прижала ее к груди, словно силясь унять неистово бьющееся сердце, и с трудом заставила себя не впадать в панику. Она не знала, кто, почему и каким образом сотворил это чудо, но не сомневалась, что здесь не обошлось без магии. Однако удивительное дело, сейчас, думая об этом, она чувствовала не только страх и отвращение, как всегда, когда речь шла о колдовстве, но также и отстраненное любопытство. Она никак не могла понять, какой смысл был устраивать магическую стену в столь неподобающем месте, — в уборной, подумать только! — однако ее неожиданно приободрила та мысль, что все это, несомненно, дело рук ее сына Келсона.

На мгновение она даже решила, что все происшедшее, вообще, лишь иллюзия, вызванная переживаниями последних дней и нахлынувшими в библиотеке воспоминаниями о Брионе. Но, как ни старалась, она больше не смогла заставить себя прикоснуться к загадочной стене. И все же она была совершенно уверена, что во времена Бриона здесь никакой уборной не было. Но сама уборная была обычной и вполне реальной, никаких иллюзий… Ниша во внешней стене казалась совершенно обычной, точно так же, как и деревянное сиденье над отверстием слива. И пахло здесь в точности, как и должно пахнуть в обычной уборной.

— Мерауд! — окликнула она через плечо на удивление спокойным голосом. — Ты не могла бы подойти сюда?

Она, попятившись, вышла из ниши и откинула в сторону занавеску, приглашая Мерауд приблизиться.

Та с удивлением заглянула внутрь.

— Что такое? Тебе нехорошо?

— Нет, со мной все в порядке, я просто не помнила, чтобы здесь имелась уборная. Ты не могла бы коснуться этой стены?

Мерауд недоуменно покосилась на королеву, затем протянула руку и провела пальцами по каменной кладке.

— А что такое с этой стеной? Джехана, это просто уборная. Наверное, ее соорудили зимой. Скорее всего, отец Нивард устал каждый раз спускаться по лестнице, или, может быть, так пожелал Келсон. На самом деле, если позволишь, я бы ею воспользовалась, — добавила она и с улыбкой проскользнула мимо Джеханы, а затем задернула за собою занавес. — Я тебе говорила, что, должно быть, опять беременна?

От этого заявления, сделанного столь будничным тоном, Джехана остолбенела, а Мерауд из-за шторы продолжала щебетать о младенцах и о том, что для малышки Эйриан славно будет иметь сестру или братика, с кем играть… И она очень надеялась, что это опять будет девочка… А потом, может статься, ей все же удастся убедить Нигеля, чтобы тот позволил ей оставить при себе бывшую любовницу Конала и ее дочурку.

— Малышка все же приходится нам внучкой, — заявила Мерауд, выходя из-за занавески и расправляя юбку. — Насколько я могу судить, ее мать — очень миленькая деревенская девушка, ласковая и без всяких претензий. Ее зовут Ванисса. Если она нам подойдет, то, должно быть, я смогу подыскать ей место при дворе. Может быть, среди белошвеек…

Она взяла Джехану под локоть, увлекая ее за собой к дверям.

— Разумеется, Конал позаботился о них обеих.

Его дочери никогда не придется голодать… Но мне очень бы хотелось видеть внучку здесь, при дворе, смотреть, как она растет. Ей ведь скоро будет три года… Всего на год младше Эйриан… И я уже столько пропустила из ее жизни.

Джехана что-то пробормотала насчет того, сколь очаровательны бывают маленькие девочки, стараясь не предаваться горестным воспоминаниям о собственной, столь желанной дочери, сестре Келсона, которая родилась до срока и прожила всего несколько часов, а после Розанны у нее больше уже не могло быть детей, ни сыновей, ни дочерей…

— Конечно, я понимаю, что это будет непросто, — продолжала Мерауд. — Всем известно, как Нигель относится к тому, что связано с Коналом, да и имя у малышки не самое подходящее: мать назвала ее Коналиной. Разумеется, это можно понять, но выбор все же не самый удачный, учитывая обстоятельства.

И все равно, если я сумею убедить Нигеля признать ее, то может быть, он смягчится и по отношению к Альбину. Он ведь так любит маленьких девочек. С Эйриан просто глаз не сводит…

Лишь когда они, наконец, ушли, и голоса их стихли в коридоре, отец Нивард вышел из комнаты, скрытой за магическим пологом, что-то наскоро отметил в бумагах, разложенных у него на столе, а затем вновь исчез.

***

Остаток дня Джехана провела с Мерауд, любуясь четырехлетней Эйриан, которая играла в саду с кухаркиной кошкой и котятами, в то время как ее мать и тетушка разрабатывали стратегию, призванную смягчить отношение Нигеля к его внукам. Ближе к вечеру Мерауд сообщила Джехане, что с помощью Рори отыскала, наконец, где живет бывшая возлюбленная Конала и его дочь, и теперь она планировала в ближайшие дни отправиться в те места на прогулку.

— Очень хорошо, что ребенок оказался девочкой, — заметила Мерауд, помогая Джехане сматывать в клубок шелковые нитки. — Если она получит подходящее воспитание, то даже незаконнорожденная дочь принца вполне может сделать удачную партию.

Все-таки кровь есть кровь, особенно королевская. А если мы поселим ее с матерью при дворе, и Нигель привыкнет видеть малышку играющей с нашей Эйриан еще прежде, чем узнает, кто она такая, то я думаю, что со временем он смирится. Ла, решено, в ближайшие же дни я отправлюсь взглянуть на них.

Что ты скажешь, если я предложу отправиться тебе со мной вместе? Я совсем не привыкла ничего затевать за спиной у Нигеля, и мне бы было очень приятно, если бы рядом оказалась хоть одна сочувствующая душа.

Однако Джехана пока решила не давать согласия, несмотря на то, что была искренне расположена к обоим отпрыскам Конала, ибо если малышка Коналина окажется при дворе, то со временем, несомненно, сюда вернется и Альбин, — а с ним и его крайне опасная мать, по которой до сих пор так страдал Келсон. И хотя Джехана одобряла действия Росаны во всем, что касалось ее сына, ибо опасалась, что тот, повзрослев, может представлять угрозу для гвиннедского престола, это не могло смягчить сердце королевы, ибо она всегда помнила о том, что Росана — Дерини.

Разумеется, ее религиозное призвание казалось вполне искренним, — хотя Джехана по-прежнему сомневалась, способен ли кто-либо из Дерини испытывать подлинные религиозные чувства, пусть даже отныне и светские, и церковные законы признают за ними право на священнический сан. Взять хотя бы Дениса Арилана и Дункана Маклайна… Однако среди Служителей святого Камбера Росана не была связана традиционными религиозными обетами, ибо сами Служители не являлись обычным монашеским орденом. Хуже того, Джехана подозревала, что они также являются Дерини, или, по крайней мере, запятнаны деринийской магией, ибо считали своим покровителем древнего святого Дерини, опороченного впоследствии, и чье доброе имя теперь вознамерился восстановить ее собственный сын.

Как бы то ни было, благодаря тому, что Росана была занята со Служителями святого Камбера, она оставалась вдали от Ремута. И то, что она твердо намеревалась убедить сына посвятить себя Церкви, а Нигель наотрез отказывался признать мальчика, означало, что и мать, и сын, скорее всего, навсегда останутся вдали от столицы, как бы сильно Келсон ни желал обратного. Джехане было безразлично, что намерена делать Росана со своим отпрыском, но если Мерауд приведет ко двору маленькую Коналину, то следующим вполне может стать Альбин, — а значит, и мать его неизбежно станет бывать при дворе гораздо чаще. Это слишком опасно, до тех пор, пока Келсон, наконец, не возьмет в жены подобающую королеву.

Вечером Джехана скромно потрапезничала вместе с отцом Амбросом и сестрой Сесилией, как это вошло у них в привычку; но после вечерних молитв, уже готовясь отойти ко сну, она вдруг поймала себя на том, что вновь и вновь вспоминает странное приключение, которое пережила нынче утром в библиотеке. До этого момента она не позволяла себе думать об этом, отвлекаясь на праздную болтовню и повседневные заботы, но теперь, расслабившись под руками опытной служанки, которая расчесывала ей волосы, она невольно открыла дорогу воспоминаниями, — и, как ни странно, они больше не пугали ее.

— Спасибо, Софи, можешь идти, — промолвила она, когда служанка закончила расчесывать ей волосы и заплела их в не слишком тугую косу.

Девушка присела в торопливом поклоне и удалилась, а Джехана еще долгое время сидела, глядя на себя в зеркало. Через несколько месяцев ей исполнится сорок. Даже в щадящем свете свечей она выглядела на свои годы. В каштановых волосах еще почти не было седины, лишь слегка посеребрились виски, но это, пожалуй, даже красило королеву, — однако тонкие морщины у дымчато-зеленых глаз выдавали ее возраст и говорили о пережитых страданиях после смерти Бриона. Сейчас она уже не казалась столь исхудавшей и изможденной, как пару лет назад, так что уже не приходилось подвязывать шелковую ленту сквозь обручальное кольцо, дабы помешать ему упасть с исхудавших пальцев, но все же на костях ее по-прежнему почти не было плоти.

Она пару раз ущипнула себя за щеки, чтобы к ним прилила кровь, затем сморщила лицо в презрительной гримаске, — а ведь когда-то дома, в Бремагне ее считали настоящей красавицей… Затем, покачав головой, она отвернулась со вздохом. Чуть погодя послышался новый вздох, на сей раз более решительный, и королева, поднявшись, запахнулась в темный плащ, накинув его прямо на ночную рубашку, и надвинула поглубже капюшон, дабы скрыть слишком заметные волосы. Прежде чем выйти из комнаты, она взяла с туалетного столика горящую свечу, выглянула в коридор, дабы убедиться, что там никого нет, после чего уверенно вышла наружу, прикрывая огонек свечи рукой. Ее домашние туфли на мягкой кожаной подошве почти не издавали шума, и она неслышно устремилась к винтовой лестнице в конце коридора, по которой и спустилась на несколько пролетов.

Она и сама толком не знала, что намерена делать.

Скорее всего, в этот час библиотека окажется закрыта, и менее всего ей хотелось бы будить отца Ниварда, — тем более, что она подозревала в нем Дерини.

Да и если бы ей пришло на ум поднять его ото сна, она все равно не знала, где его покои. Но самое странное, что одновременно пугало и влекло ее вперед, было сознание того, что, в случае необходимости, она вполне способна обойтись и без ключа.

Помышление сие вызвало у Джеханы приступ вины и страха, и она ухватилась за маленькое распятие, которое всегда носила на шее, словно для того, чтобы отогнать призраки недобрых побуждений… Но вот, наконец, она оказалась на этаже библиотеки и испуганно выглянула наружу с лестницы. Коридор, тускло освещенный факелами, оказался совершенно пустынным, ибо час был поздний, а в этом крыле замка почти не было жилых покоев.

Облегченно вздохнув, Джехана двинулась к библиотеке. Как она и ожидала, дверь оказалась закрыта и заперта, но, по крайней мере, под ней не просачивался свет. Бросив настороженный взгляд сперва в одну сторону, затем в другую, она сделала еще пару шагов, отыскивая дверь в соседнюю комнату, но обнаружила в стене лишь обводы арки: дверной проем оказался заложен кирпичом и почти незаметен в дрожащем свете свечи.

Стало быть, единственный способ туда попасть — это через библиотеку. Джехана и сама не понимала толком, зачем ей это нужно, но ей необходимо было взглянуть поближе на этот странный проход в уборной. Вернувшись к двери библиотеки, она виноватым взглядом окинула коридор, затем присела на корточки, поставила свечу на пол и, коснувшись ладонями замка, сделала глубокий вздох, моля Господа простить ее за то, что она собиралась сейчас сделать.