Повести и рассказы - Не приведи меня в Кенгаракс

Радецкий застегнул на себе ватник, нахлобучил валявшуюся на полу ушанку и грузно шагнул в снег с метровой высоты.

– Профессор! Не заставляй старых людей ждать!

Турусов тоже соскочил и Клавдия Николаевна повела их в тайгу по невидимой, ей одной известной тропинке.

Железнодорожная насыпь осталась позади. Обернешься – не увидишь: кусты, бурелом сплошной.

– Долго нам? – осторожно спросил Турусов.

– Та не, не очень. Через полчасика выйдем.

Навстречу медленно двигалось темное на фоне снега пятно, оказавшееся сухоньким мужичком, шедшим по той же невидимой тропинке.

– Эй, Потапыч! – узнала его бабушка. – Куда эт ты собрался?

– А к рельсам. Скоро поезд пройти может. Подцеплюсь и до следующего факела, а то этот мне че-то не очень.

– Мест нет, али заелся с кем?

– Нет, Клавуша, мест ого-сколько, оттого и хочу куда-нибудь, где полюднее. А твой Пашка там, только скурвился он…

– Ты чего болтаешь? Сам скурвился! Ишь какой умник, ты больно правильный! Едь-едь, пень ворчливый!

Потапыч прибавил шагу и так понесся к рельсам, словно ему могли в спину выстрелить.

Оставшуюся часть пути прошли молча.

Вскоре почувствовался специфический запах, а чуть позже над деревьями вспыхнули несколько огромных языков пламени.

– Что это? – Турусов сощурился за стеклами очков.

– Это он, голубчик, пристанище наше. «Факел», что я говорила.

Перед ними открылась квадратная бетонная площадка метров двести на двести, а по ее краям возвышались четыре трубы, из которых в небо рвался мощный напорный огонь. На площадке стояли десятки сколоченных из дерева лежанок. Вокруг было очень тепло и даже трава в метрах пятидесяти от трубы зеленела, и одуванчики желтели.

– Попутный газ сжигается. – Радецкий знающе осмотрел трубы.

Все трое ступили на площадку и присели на грубо сколоченных лежанках.

– Ох и жарища здесь нынче! – Клавдия Николаевна стянула с себя бархатный ватник. – Одно плохо – по нужде в мороз идти надо.

Она покачала головой с таким видом, будто это было единственной и наихудшей стороной жизни.

На площадке спал один-одинешенек мужик, накрывшись чем-то похожим на чехол для автомашины.

Тепло, тихо и безлюдно. И просторно ко всему прочему. Турусов лег на спину и глянул на пламя, резвившееся высоко над землей.

– Красота! – довольно проурчал Радецкий. – Хорошее место.

– Их, сынок, таких мест, у нас столько, что всех и не отыщешь. И все они «Факелами» зовутся, гостиницы…

Отдохнув, Турусов обошел площадку. Под некоторыми лежанками валялись вещмешки. Разные вещмешки, от тугонабитых с крутыми боками до грязных и полупустых, обмякших от своей пустотелости.

Побродив, вернулся к Радецкому, уминавшему на пару с бабусей вареную колбасу.

– Подкрепись, профессор! Нервы крепче будут, а то ждет тебя один ударчик неместного происхождения.

Колбасу доели быстро. Целлофан с жирной бумагой отшвырнули на траву.

– Ох, Пашка, мой Пашка! – вздохнула Клавдия Николаевна.

– А где он? – Турусов еще раз окинул взглядом окрестности.

– На работе, видать. За деньгой пошел.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.