Сволочи

– Значит, сто восемьдесят. Для этой высоты – норма. Заяц?..

– Тридцать шесть! Сто сорок четыре!..

– Молодец! Художник?

– Двадцать пять – сто...

– Ну ты даешь! Маэстро?

– Сто восемь!

– Отлично! Тяпа?

– У меня под двести... – растерянно отвечает Тяпа, и его неожиданно начинает неудержимо рвать...

– Та-а-ак. – Доктор сам берется считать пульс у Тяпы. – Не было печали, черти накачали... Ну-ка, уголовнички! Разгрузите пацана!

Котька и Маэстро освобождают Тяпу от рюкзака, автомата...

Подходит Вишневецкий, спрашивает Тяпу:

– Освободился?

– Да вот, ребята помогли...

– Я спрашиваю – желудок освободился? Блевать больше не будешь?

– Нет... наверное.

Вишневецкий жестом подозвал седого Павла Петровича:

– Паша, приведи этого Вертинского в норму.

Павел Петрович наливает горячий чай из термоса, достает полплитки шоколада, протягивает Тяпе:

– Мелкими глоточками и маленькими кусочками.

Отходит в сторону, зло говорит Вишневецкому вполголоса:

– Их сначала полгода откармливать надо, а уже потом делать из них то, что мы сейчас делаем!..

– Как сказала бы моя польская бабушка: «Нема часу». Нету времени, Паша. Война... – жестко говорит Вишневецкий.

СКАЛЬНЫЙ ГРЕБЕНЬ, МЕСТАМИ УЖЕ ПОКРЫТЫЙ СНЕГОМ

Взрыв!!! Еще один!..

И гигантский скальный «козырек», тонн на пятьсот, нависавший на стометровой высоте над узенькой, еле заметной горной тропой...

...с чудовищным грохотом обрушивается вниз, похоронив под собою эту тропу, превращая все вокруг в мертвый непроходимый завал...

А когда рассеивается облако пыли и смрада, оказывается, чтс| по двум сторонам бывшего «козырька», метрах в двадцати ниже верхней точки скального гребня, висят на тросах Котька и Маэстро!.. Это они подорвали «козырек» скального карниза. Наверху, на самом скальном гребне, расположилась вся группа.

– Не зацепило? – кричит вниз Вишневецкий.

– Порядок! – кричит ему Костя. – Только кровь из ушей почему-то течет...

– Бывает... – кричит Вишневецкий. – Потечет и перестанет. Маэстро, ты как?

– Вроде бы ничего... Только... Дядя Паша! Я коловорот выронил!.. Чего теперь будет?

– А вот сейчас вытащим тебя и к стенке поставим! Сам-то цел?

– Кажется, цел...

Вишневецкий дает знак страхующим поднимать Котьку и Маэстро наверх и кричит:

– Что-то, Маэстро, у тебя все приблизительно!.. «Вроде бы», «кажется»...

Тащут Котьку и Маэстро наверх... Покачиваясь в воздухе, Маэстро отвечает Вишневецкому:

– – А сейчас, Антон Вячеславович, время такое – ни в чем нельзя быть до конца уверенным.

– Малолетний бандит-философ – это что-то новое! – говорит доктор.

Котьку и Маэстро вытаскивают на гребень. Лица черные, руки ободраны. У Котьки из ушей за воротник – кровавые дорожки...

– Ну как? – спрашивает у них переводчик. Двое немцев-подрывников напряженно смотрят на ребят, на переводчика...

– Честно? – спрашивает Маэстро.

– Желательно, – говорит Вишневецкий.

– Я лично от страха чуть не обделался, – признается Маэстро.

– А я чуть штаны не обмочил! – нервно засмеялся Котька.

– Гуте керле... – говорит один немец.

– Зо кляйн, абёр зо тарфер!.. – говорит другой.

– Что они говорят? – спросил Вишневецкий.

– Говорят, хорошие парни, – переводчик понизил голос. – Такие маленькие, говорят, а такие смелые...

– Это мы и сами знаем, – в сторону проговорил Вишневецкий, а всем громко объявил: – Будем считать – задание «Завал тропы» выполнено. Разбор ошибок – в расположении школы. Инструкторам и тренерам подготовить свои замечания. А сейчас продолжим наши игры на свежем воздухе...

ЛЕДНИК ТУЮК-СУ. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ

...Под ногами уже слоистый лед, редкие снеговые проплешины, а три большие группы разделены на несколько маленьких – по три-четыре человека. Каждая группа идет «в связке»...

На ногах «кошки» с десятисантиметровыми стальными шипами, на головах капюшоны, на изможденных лицах – черные солнцезащитные очки с «боковинами»...

Расстояние между восходителями восемь – десять метров. Без ледоруба не сделать и шагу...

Каждый ведущий инструктор отдает распоряжения своей «связке» хриплым, срывающимся голосом:

– Не наклоняться!.. Корпус держать вертикально...

– Через трещины – никаких прыжков! Только обходить!.. И внимательнее...

– Шаг короче, ноги шире!.. Только след в след...

– Не торопиться, не отставать... Сохранять дистанцию!..

...Потом учатся рубить ступеньки во льду на очень крутом склоне.

– Ударил и расслабляй руки!.. И не смей раскачиваться!!! И руби ступеньки в шахматном порядке – отдельно для каждой ноги. Смелей! Я страхую... – говорит Тяпе дядя Паша. – Понял?

– Понял, понял... – обессиленно шепчет Тяпа. Он в тоске и муке поднимает глаза наверх и вдруг...

...на самой вершине ледяного склона, на фоне голубого неба, видит прекрасную, гордую фигуру большого архара – горного козла с огромными толстыми витыми рогами!

Тяпа преображается. Усталости – как не бывало!..

– Дядя Паша!.. – в восторге шепчет Тяпа и осторожно начинает высвобождать автомат. – Сейчас я его...

Дядя Паша тоже видит архара и рявкает на Тяпу:

– Только попробуй, сукин сын! Я тебе так под хвост надаю!..

– А чё?! Мы его потом в столовку притартаем и такой биш-бармак на всех замостырим...

– Я тебе что сказал?!! – гневно говорит Павел Петрович. – И запомни на будущее... Только попробуй в горах хоть один раз стрельнуть по архару!.. Так «внизу» и окажешься! Тебе родина доверила трофейное оружие. И боеприпасы к нему, между прочим, тоже трофейные... За них, можно сказать, за каждый такой патрон, люди головы клали!.. Детей сиротами оставляли... Чтобы научить тебя, прохвоста, по врагам стрелять, а не по горным козлам! Узнаю, что не по делу пулять будете, ноги из жопы повыдергиваю! Уж лучше бы ты НЗ сожрал, что тоже – преступление и запрещено категорически!..

Тяпа с тоской поднимает глаза к вершине склона – нету архара!

Не дождался он Тяпиного выстрела...

И Тяпа снова начинает ожесточенно рубить ступеньки во льду...

...Шли в связках по фирну – ноздреватой от солнца ледяной корке. С трудом выпрастывали длинные зубья «кошек» из мягковатого фирна...

Тяпа что-то жевал на ходу.

Котька-художнйк обернулся, удивленно спросил хрипло:

– Ты чего там жрешь?

– Неприкосновенный запас... – ответил Тяпа с полным ртом.

– Совсем чокнулся?! Да за это знаешь, что будет?!!

– А мне дядя Паша разрешил, – невозмутимо ответил Тяпа...

...Потом все группы вместе отрабатывали приемы спасения партнера, упавшего в глубокую ледяную расщелину, или «камин»...

Задыхаясь, на пределе мальчишечьих сил, из ледяной могилы глубиною метров в тридцать вытаскивают тяжелого Вову Студера.

– А если бы он был раненым или покалечился там? – спрашивает Тяпа у Вишневецкого. – Как тогда?..

– Если такое происходит в условиях чистого довоенного спорта, вы обязаны его спасти, – отвечает Вишневецкий. – Но если вы в боевом диверсионном рейде на задании, то арифметика простая: жизнь одного не стоит жизней остальной группы...

– То есть?.. – не понял Котька-художнйк.

– Если нет времени – просто обрезать трос. Если время позволяет – вытащить, убедиться, что партнер не может самостоятельно продолжать движение, и пристрелить его... – спокойно ответил Вишневецкий.

Ведущий одной из групп, инструктор по рукопашному бою, невозмутимо дополнил:

– Но выстрел может привлечь внимание противника. Лучше всего перерезать ему горло – и надежнее, и без шума.

Старый альпинист седой дядя Паша отвернулся и злобно сплюнул.

– Кстати, – сказал Вишневецкий – насчет стрельбы... Хоть мы вас и учим стрелять из любого оружия, должен заметить, что хороший диверсант тот, которому стрелять не приходится. Если дело дошло до пальбы, значит, ваше дело – пиздец.

– Тогда я бы Студеру перерезал глотку, – рассмеялся Маэстро.

Несмотря на невероятную усталость и напряжение, все тоже засмеялись.

Вот когда здоровенный Вова Студебеккер, «косящий под малолетку» бандит и налетчик, посмотрел на Маэстро нехорошим глазом. Но промолчал...

ГЛУБОКАЯ НОЧЬ. ОРУЖЕЙНО-ВЕЩЕВОЙ СКЛАД ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ

Очень усталый дядя Паша пересчитывал сданное мальчишками оружие. Записывал в большую «домовую» книгу количество автоматов «шмайсер», пересчитывал рожки, набитые патронами, ножи...

Все сходилось.

Он облегченно вздохнул, записал в книге, в графе «Расход»: «2 тол. шашки – 250 гр. х 2, 2 взрыв. ТАТ-8. Бикф. шнур – 6 метров». Подумал и приписал: «1 коловорот скально-ледовый»...

Открыл большой стальной сейф с патронами и пистолетами «вальтер» и «парабеллум», достал снизу из-за коробок с патронами бутылку базарной водки «Черная головка» и одно большое алма-атинское красное яблоко «аппорт».

Налил себе полный граненый стакан, спрятал водку обратно в сейф, запер его тщательно и медленно, не отрываясь выпил полный стакан водки.

Сморщился, хотел было закусить яблоком, но передумал. Утерся рукавом, отложил яблоко в сторону и лег спать...

САНЧАСТЬ ОТДЕЛЬНОГО БАТАЛЬОНА ОХРАНЫ НКВД

У слабо освещенного входа в санитарную часть батальона стоит «виллис» Вишневецкого...

В кабинете начальника медслужбы, где живет Вишневецкая, сквозь короткие белые занавесочки в единственном окошке проглядывает еле-еле лунный свет...

Не оставляя никаких сомнений в происходящем, ритмично скрипит Машина солдатская койка, слышится хриплое мужское дыхание, тихие Машины стоны...

И тут же испуганный, прерывающийся Машин голос:

– Тише... Умоляю тебя, тише!.. Антошенька, любименький мой...

...И наконец бурное завершение!..

Вспыхивает спичка, слегка освещая мокрое, счастливое лицо Антона Вишневецкого, закрытые глаза Маши...

Жадная затяжка папиросой, и голос Антона шепотом:

– Почему «тише»?.. Чего ты боишься?

– Стенки здесь как папиросная бумага!.. А я забыла тебе сказать – у меня там на стационаре старшина хозвзвода. Я его сегодня только прооперировала...

– Ну ты гигант, Машка!.. А почему в госпиталь не отправила?

– Некогда было. Три дня, мудак, ходил с болью в правом боку, и доходился... Аппендикс лопнул, и... Его Величество – Перетонит! Мне и пришлось самой... Пойду проведаю. Он сейчас в очень тяжелом состоянии...

В лунном свете угадывалась голая Маша, встающая с постели и надевающая на себя белый медицинский халат. Застегнулась, приоткрыла соседнюю дверь, зажгла там свет...

Маленькая, выгороженная палата. Две койки. На одной, отвернув голову к стене, на спине лежит прооперированный старшина.

– Ну как, старшина? – спросила растрепанная Маша в халате на голое тело.

Старшина покосился на нее, отвел глаза, хрипло пробормотал:

– Нормально, товарищ капитан...

Тут Маша и сама увидела, что у старшины все, действительно, очень НОРМАЛЬНО: тонкое солдатское одеяло в районе живота старшины вздыбливалось, как палатка в чистом поле!

Маша тихонько прыснула, откашлялась, уверенно сказала:

– Теперь я за тебя спокойна – выживешь!

...Маша и Антон Вишневецкие стояли у «виллиса».

– Если бы ты знал, как мне осточертели эти горы!.. – всхлипнула Маша.

– Потерпи еще пару месяцев... Уйдут мои группы на задания, вернемся, к нашему Валюшке на кладбище будем ездить... Оградку сделаем, на могилке цветочки посадим... – И Вишневецкий нежно поцеловал заплаканные глаза Маши.

НОЧЬ. УЗКАЯ ГОРНАЯ ДОРОГА К ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЕ

Медленно ползет «виллис» Вишневецкого вверх... Надрывно стонет двигатель. Узкие щелочки света сквозь защитные бленды фар еле-еле высвечивают шлагбаум.

– Стоять!!! Документы!..

Один фонарь упирается в лицо Вишневецкого, затем в раскрытое удостоверение.

– До свидания, товарищ полковник! – Шлагбаум поднимается.

– Привет... – говорит Вишневецкий.

...Изнемогая от напряжения, маленький «виллис» ползет вверх...

НОЧЬ В ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЕ...

На территории школы три тусклые лампочки. Над оружейно-вещевым складом, у штабного домика и у входа в кочегарку, где негромко постукивает дизельный двигатель, дающий электричество...

Мертвым сном спят в своих палатках измученные, усталые пацаны и их тренеры и преподаватели всех видов убийств...

Если же постараться не видеть рваные ножевые шрамы бывших смертельных драк и хвастливые, неумелые, пошлые татуировки на неокрепших мальчишечьих телах, а только заглянуть в их детские изможденные лица – можно подумать, что это спят симпатяги-школьники старшего отряда пионерского лагеря...

Но в торцах палаток, в специальных сушилках, просыхает их камуфляжное горное обмундирование...

Но у каждого спящего тренера или инструктора на тоненькой цепочке с браслетом на руке – пистолет – под головой или изголовьем спального мешка...

Спит школа горноальпийских малолетних диверсантов-смертников.

И только один пацан лежит без сна в своем спальном мешке, с открытыми глазами, полными слез...

Это Митька Калуга – пацан, у которого на восхождении был просто замечательный пульс – всего «сто шестьдесят».

Лежит Калуга, уперся влажными зрачками в байковый потолок утепленной палатки, и слезы медленно стекают к вискам, исчезая в давно не стриженных белесых волосах...

Но вот зажмурился Калуга, стряхнул слезы, судорожно вздохнул и достал из-под спального мешка мятый листок из ученической тетрадки в косую линеечку и огрызок карандаша...

ОЧЕНЬ РАННЕЕ УТРО. СПОРТГОРОДОК ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ

Ранним утром в горах очень холодно...

Труп Митьки Калуги в одном нижнем белье с обмоченными кальсонами тихо раскачивался под пятиметровой спортивной конструкцией, как раз между отполированным шестом и веревочной лестницей.

А вокруг, молча, стуча зубами от холода, стояли полуголые пацаны и инструкторы в одних штанах и ботинках.

Выбежали из своих палаток на утреннюю зарядку, увидели висящего бело-серого Митьку Калугу, да так и застыли вокруг него, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь от ужаса и холода...

Только доктор приблизился к трупу Калуги.

– Когда это он, как вы думаете? – спросил Вишневецкий.

Доктор пощупал мертвую ногу Калуги:

– Окоченел уже... Часа четыре тому назад.

– Что у него в руке?

Доктор с трудом разжал неживые пальцы Калуги, вытащил мятый тетрадный лист в косую линеечку, расправил, прочитал вслух:

– «А пошли вы все...» – Запнулся и посмотрел на Вишневецкого.

– Читайте дальше, доктор! – неумолимо приказал Вишневецкий. – Всем полезно послушать.

Доктор снова заглянул в листок, растерянно произнес:

– А дальше читать нечего – тут на всю страницу сплошной мат...

ШТАБ ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ

Вишневецкий стоит у окна – наблюдает за занятиями групп. Тут же сидит радист за своей рацией. Входит доктор:

– Вызывали, Антон Вячеславович?

– Давайте-ка, сактируйте этого пацана. Калуга – что ли?..

– Так точно, Антон Вячеславович, Калуга.

– Возьмите его личное дело, спишите оттуда его подлинную фамилию, имя и отчество, ну и так далее... Постарайтесь потолковее объяснить все с медицинской точки зрения – как, почему, из-за чего. Вам виднее.

– Слушаюсь.

– Что делают?! Что делают, сволочи!.. – вздохнул радист.

– Твое дело – телячье, – сквозь зубы процедил Вишневецкий. – Свяжись с «конторой», вызови транспорт за ним. И не смей их больше «сволочить»! Пока мы с тобой будем здесь в горах отсиживаться, их через пару месяцев всех бросят в мясорубку, чтобы потом никогда о них не вспомнить... А мы с тобой будем следующих детишек учить – как бы им половчее сдохнуть!..

И Вишневецкий снова уставился в окно...

Ах, как не похоже было все, что видел сейчас из штабного окна Вишневецкий, на то, с чего начинались первые занятия по укреплению пресловутой «физической подготовки»...

СПОРТГОРОДОК ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ

...Сейчас полковник Вишневецкий увидел четыре десятка достаточно тренированных малолетних убийц – бесстрашных и беспощадных!

Превосходно владеющих «удавкой» – стальным тросиком в полметра с деревянными ручками, который сзади мгновенно накидывается на шею взрослого и сильного инструктора, а второй мальчишка, как молния, подкатывается инструктору под ноги, и уже вдвоем они «приканчивают» упавшего и полузадушенного здоровенного мужика «ножом» в считанные секунды!..

...А как Тяпа и Маэстро бросают тяжелый нож! Так, что он почти на треть входит в двухдюймовую доску с человеческим силуэтом!..

Но лучше всех управляется с ножом Котька-художник...

Подняв руки вверх – «сдаваясь», он на мгновение опускает одну руку за воротник куртки, и оттуда,| из-за спины, молниеносно вылетает беспощадный клинок!..

У Котьки вообще нож вылетает отовсюду – из высокого горного ботинка при, казалось бы, «случайном» наклоне...

...из рукава, от бедра, из-за пазухи...

И каждый раз настолько точно в цель, что это становится уже похожим на цирковой номер.

А как Котька бросает свою «закидуху» – альпийскую веревку с грузом на конце!.. Не успеваешь моргнуть глазом, как «закидуха» со свистом раскручивается в воздухе, в сотые доли секунды обвивается вокруг ног взрослого, тренированного и дипломированного специалиста по всем видам убийств, и тот падает как подкошенный.

Ноги спеленуты, удар головой или лицом о каменистый грунт... Остальное – «ликвидация» – уже дело отточенной техники двух любых других пацанов!

Очень страшно, когда даже небольшой пацан с ножом в зубах прыгает с пятиметровой высоты скальной стены на «случайно» проходящего внизу тренера или инструктора... Тут уже никакого спасения от этого пацана нет!

...А в тире – короткая очередь, моментальный откат в сторону! И снова короткая очередь... И снова откат.

Падает одна мишень, вторая... Третья даже не шелохнулась!..

– Не целься в голову! Не рискуй, засранец!!! Пока будешь стараться попасть в голову – засекут, как зайчика!.. Нету у тебя еще такого опыта!.. Бей в живот, в грудь – все равно вырубишь!.. И сам цел останешься...

Тяпа и Котька-художник уже отстрелялись. Сидят неподалеку от тира за щитовым бараком – грязные, мокрые, расхристанные... На коленях – «шмайсеры», из-под курток торчат пистолеты.

Тяпа достает из-за пазухи большое красное яблоко. Вытаскивает из ножен, вшитых в камуфляжную брючину, боевой нож.

Разрезает яблоко пополам, прячет нож и протягивает Котьке половинку...

Котька вгрызается в яблоко, спрашивает:

– Откуда?

– От верблюда, – отвечает Тяпа.

– А верблюда зовут дядя Паша, да?..

...На снежном склоне, на слаломной трассе и трассе скоростного спуска, в окружении группы пацанов на горных лыжах тренер-горнолыжник потрясает сломанной лыжей и орет благим матом:

– Вам, говноедам, доверили такой инвентарь, о котором мы на первенствах Советского Союза только мечтать могли! А вы, сукины дети, за две недели четвертую пару в щепки!.. И каких лыж?! Клееных, нержавейкой окантованных, с «Кандахарами» – креплениями последней модели... Да была бы моя воля, я за эти лыжи вас бы всех к стенке поставил!!!

– Перетопчешься, – говорит кто-то из пацанов.

– Что ты сказал?! – в ярости закричал тренер.

– Что слышал. Мало вы в тридцать седьмом к стенке ставили...

– Это ты откуда же про «тридцать седьмой» выкопал?!

– Я что, с облака упал или через жопу на свет вылез?

– Ты как со мной разговариваешь, сволочь?! – И тренер лихорадочно попытался достать пистолет.

Но кто-то тут же приставил к его горлу острие лыжной палки:

– Ты пушку-то не лапай, Витя. А то тебя здесь найдут только тогда, когда снег растает. Понял?

Другой пацан залез под куртку инструктору, вытащил из кобуры его пистолет, выщелкнул обойму, передернул кожух, чтобы патрон в стволе не остался, спустил курок и отдал пистолет инструктору:

– Держи, Витя. Не потеряй, а то сам у стенки окажешься.

Размахнулся и далеко забросил в снег обойму с патронами:

– От греха подальше. Чтобы тебе, Витя, всякая херня в голову не лезла. Давай лучше заниматься, а, Витя?..

– Говори, если что не так. Мы разве против? – миролюбиво говорит другой пацан.

– Мы ж не нарочно их ломаем, Виктор Иваныч. Чесслово...

– Вот у меня лично – «Христиания» ну никак не получается! – говорит третий. – Не могу в поворот войти, и все...

Виктор Иванович растерянно застегивает кобуру с бесполезным пистолетом и мрачно соглашается:

– Ну хорошо... Еще раз попытаемся войти в поворот, как можно более агрессивно!.. Пошли все вместе!.. За мной... Следите, как я буду переносить вес тела на опорную лыжу!.. Короче – делай, как я!..

И вся компания срывается со склона вниз по уже накатанному снежному насту...

– Йе-ех, мамочка роди меня обратно!.. – восторженно вопит кто-то на бешеной скорости.

УТРО. «ЗАКРЫТЫЙ» АЭРОДРОМ НКВД

На парашютные прыжки возили «восьмерками». На специально приходящем «додже-три четверти». Тоже с фургоном и тоже без окон, как и в белом ЗИС-5 «Казплодовощторга»...

В «додж» помещались «восьмерка» пацанов, два инструктора и сам полковник Вишневецкий. Он и сидел за рулем.

На полу кузовка между откидными скамейками – чехлы с оружием, амуницией, рациями, переговорными устройствами ПУ-7.

На скамейках, под недреманным оком инструкторов, друг против друга сидят пацаны – четверо на каждой лавке.

Все переодеты в гражданское, но одинаковое.

Трижды «додж» останавливает энкаведешная охрана. Проверки.

Аэродромчик пустынный, занюханный. Несколько самолетов связи У-2, парочка «Дугласов» – они же ЛИ-2, один СБ, ремонтные мастерские, караульное помещение, склады, барак для переукладки парашютов, метеослужба и медпункт...

Вылезая из «доджа», Котька спросил:

– Антон Вячеславович, а чего, нас в разное одеть не могли? А то мы все как из одного детсада!.. Хренотень какая-то.

– Прав, Котька. Ни черта не возразишь. Но... что прислали, то прислали.

Вова Студер выпрыгнул из машины, рассмеялся:

– А тебе нужен пиджачок шевиотовый, брючки диагоналевые и «прохоря» хромовые, да?

– А чего? – сказал Маэстро. – Неплохо! Мне б такое шматье, я бы самую классную маруху заарканил бы!

– Все, все! – скомандовал Вишневецкий. – Кончили болтовню! Забирайте «инструмент» из машины... Сегодня будете прыгать со снаряжением...

Пацаны стали доставать из машины оружие, рации, переговорные устройства.

Вова Студер незаметно приблизился к Маэстро, тихо сказал ему:

– За тобой должок, сучонок. Помнишь?

– А как же!.. – тихо улыбнулся ему Маэстро. – Кто же тебя, такого долбоеба, забудет?!

...В бараке на очень длинном столе лежали с десяток уже уложенных парашютов. На каждом парашюте приколота записка с кличкой или именем – кому он предназначен.

На краю стола – инструменты для укладки парашютов: крючки для протаскивания строп в «соты», грузики для куполов, «швайки», плоскогубцы...

Пацаны с интересом и удивлением разглядывают лежащие парашюты.

– А почему без запасного? – удивляется Тяпа.

– Замолкни и слушай, – сказал инструктор. – На прошлой неделе вы прыгали с «ПэДэ-шестым» – «парашютом десантника» с принудительным раскрытием. Теперь и всегда будете прыгать с «ПээЛ-третьим» – «парашютом летчика» третьей модификации. К нему запасной не полагается...

– Секунду, Николай Николаевич, – говорит Вишневецкий и поворачивается к пацанам. – Это чтобы вы могли на своем корпусе разместить оружие, взрывчатку, рации... Продолжай, Коля!

– За каждым записан конкретно его парашют. Видите записочки? Это чтобы вы потом научились сами свои парашюты переукладывать. Мало ли что может произойти... По первопутку мои укладчики вам помогут. Итак! Сегодня – раскрытие парашюта самостоятельное!.. Еще только приготовились к прыжку – уже рука на кольце! Отделились от борта, на счете «три» выдергиваете кольцо и... Смотрите, что происходит...

Николай Николаевич дергает за кольцо лежащий с краю парашют без записки, и все видят, как моментально раскрывается клапан ранца и тонкий стальной тросик вытягивает из конусообразных «люверсов» три стальные запорные шпильки, освобождая вытяжной парашютик и основной купол...

– И парашют раскрывается, – говорит Николай Николаевич. – У «ПээЛ-третьего» квадратура меньше, чем у того десантного, с которым вы уже прыгали, поэтому учтите – скорость снижения больше, приземление жестче... Понятно?

Пацаны молча кивают головами. Инструктор говорит Тяпе:

– А ты открываешь парашют не на счете «три», а на счете «пять». Слегка затянешь. А то ты такой мелкий, что тебя унесет черт-те куда – потом с собаками не сыщешь.

– Во хорошо бы! – говорит Тяпа.

– Так! Все выходим на воздух – попробуем примерить амуницию, – говорит Вишневецкий. – Парашюты наденем позже...

Все гурьбой выходят из барака, разбирают оружие...

– О, бля!.. – говорит неожиданно Вова Студер. – Одну штуку забыл там...

И бегом возвращается в барак.

САМОЛЕТ ЛИ-2 НАБИРАЕТ ВЫСОТУ...

В самолете все сидят на своих парашютах. Автоматы, пистолеты, рации, пояса со взрывчаткой, манильские тросы наглухо приторочены к мальчишечьим телам.

А поверх всего этого – подвесная парашютная система ПЛ-3... Все неотрывно смотрят на альтиметр – указатель высоты, вынесенный в салон. Николай Николаевич и инструктор по рукопашному бою тоже поглядывают на медленно ползущую стрелку прибора.

– Открываешь только на счете «пять»!!! – кричит Тяпе инструктор. Тот согласно кивает головой.

– Скольжение влево – левые стропы тянете, вправо – правые!.. Помните?!

Но вот альтиметр показывает тысячу двести метров. Из кабины летчиков выходит штурман, коротко говорит:

– Над целью!

Николай Николаевич отодвигает дверь фюзеляжа:

– Встать! Взяли кольцо в руку! Внимательнее... Первый – пошел!

Последнее, что мы увидим в самолете, – то, как посмотрел Вова Студер на Маэстро. Но это же увидел и Тяпа...

АЭРОДРОМ НКВД

Полковник Вишневецкий, второй инструктор, укладчики и еще несколько человек смотрят...

...как от самолета отделяется первая фигурка... вторая...

– Три... – считает Вишневецкий. – Четыре... Пять... Что это?!!

Он растерянно оглядывается, кричит:

– Что это?!! Что такое?!!

Уже раскрылись все парашюты, но одна фигурка продолжает падать камнем вниз, так и не открыв спасительный купол!..

...А затем раздается глухой удар о землю, и Вишневецкий обхватывает голову руками...

Стоят вокруг искореженного тела Маэстро пацаны, взрослые энкаведешники, укладчики, наземные службы...

– Кто укладчик?! – кричит Николай Николаевич. – Кто парашют укладывал?!!

– Я укладывал, – говорит пожилой старшина. – У него трос оторван. Смотрите...

И тут все видят, что в правой руке у мертвого Маэстро зажато вытяжное кольцо с обрывком троса.

– «Скорую» бы надо вызвать, – говорит кто-то из обслуги.

– Какую «скорую»?.. Кому «скорую»? – глухо спрашивает Вишневецкий.

Николай Николаевич становится на колени у тела Маэстро, осторожно переворачивает его на живот, освобождая нераскрывшийся парашют. Он отстегивает клапан парашютного ранца, и все видят...

...что стальные запорные шпильки загнуты намертво крючками в «люверсах»!..

– Вон оно что... – говорит старый укладчик. – Это кто же так хорошо сообразил?

Николай Николаевич поворачивается к стоящим вокруг и оглядывает каждого...

И вдруг раздается дикий, душераздирающий крик Тяпы:

– Студер, сука!!! Это ты, подлюга позорная!.. Ты шпильки загнул, пидор гнойный!.. Ты его убил, сволочь!!!

Тяпа рвет с груди автомат, но Вишневецкий хватает его в охапку. Тяпа пытается освободиться от его сильных рук, рыдает в голос и страшно орет на весь аэродром:

– Антон, блядь!!! Пусти меня!.. Я ему кишки выпущу!.. Антон, миленький, пусти меня!!! Зарежу падлу, гниду вонючую!!!

Вишневецкий отбрасывает Тяпу на руки Котьке и инструктору рукопашного боя, подходит к Вове Студеру:

– Ты?

– Ну я... – криво ухмыляясь, отвечает Вова Студер.

– Зачем?

– Я еще месяц тому назад его в «буру» проиграл. А для вора карточный долг – сами знаете... Все руки не доходили. Ну и хотелось как-то посмешнее устроить... Ничего получилось, да?

Оружие и амуниция уже были разложены по чехлам. Все рассаживались в кузовке «доджа», а Вишневецкий уже собирался сесть за руль...

Подошел инструктор по рукопашному бою:

– Как дальше, Антон Вячеславович?

– Покойного мальчика осмотрите – нет ли на нем каких-нибудь подтверждений о принадлежности его к нашей школе и... Не везти же его наверх, в горы? Закопайте в районе дальнего поста охраны аэродрома.

– Слушаюсь. А того, который его «проиграл», куда везти?

– Никуда. Там же и закопать.

– Но ведь он еще живой!..

– Ваши проблемы – моя ответственность. Выполняйте! – жестко приказал Вишневецкий. – Мы подождем вас в машине...

Инструктор быстро ушел. Вишневецкий заглянул в кузов «доджа»:

– Курево у кого-нибудь есть?

Кто-то протянул полковнику папиросы «Звездочка».