Путь из ада

— Это не могло быть следствием предательства, — вырвалось у него. — Я уже достаточно много знаю о димосианах. Они никогда ничего не выдавали, даже под пыткой. Как же в Альянсе смогли узнать, куда бросать бомбы?

— Они и не знали, — ответила девушка. — Взрыв, как вы видите, произошел внутри и как бы вырвался наружу, а не распространился вглубь и вширь. У захватчиков была штуковина, которую они, как мы думаем, называли “кротом”. Они расшвыривали их сотнями, а может, и тысячами.

— Да, — согласился он, — теперь я вспомнил.

Те “штуковины” были величиной с человеческую руку, до краев набитые супервзрывчаткой. Они вонзались в грунт, зарывались на тридцать футов, затем выравнивались и действовали как подземные субмарины, выискивая источники теплового излучения своими сверхчувствительными датчиками. Сброшенные в каком-нибудь районе, они рано или поздно находили свои цели, затем проникали сквозь щели в стенах убежищ и взрывались внутри.

Полевая мышь сердито заверещала на великанов, но так и не удосужилась обратиться в бегство.

Дэйвис вскарабкался на груду булыжников и двинулся дальше, останавливаясь то здесь, то там, высматривая относительно чистые места в хаосе обломков. Откуда-то снизу пробивался слабый свет, исходивший из заваленного, но довольно пологого прохода.

— Похоже на то, — заметил он, когда Ли возникла возле его плеча и глянула вниз, — что генераторы все еще работают.

— Прошло не так уж много лет, — ответила она.

— Эти обломки полностью загромождают вход. И кажется, больше никаких лазов нет и в помине. Попробую постараться и расчистить завал, чтобы можно было попасть внутрь.

— Вход завален слишком плотно, — возразила она, глядя на груду перемешанных обломков. — Вам не удастся пробиться.

— Еще как пробьюсь, — заявил он, ухмыляясь. — Протей!

Робот стремительно подлетел к нему почти вплотную; весь его арсенал находился в полной готовности, датчики и сенсоры ярко вспыхнули.

— Пушку влево!

Протей выпустил ствол из своего гладкого, без единого шва корпуса и развернул орудие влево.

— Пушку вниз! — скомандовал Дэйвис. Угол наклона ствола стал увеличиваться до тех пор, пока не оказался направленным точно на оплавленные балки и покореженные бетонные блоки.

— Огонь!

Протей выпустил небольшую разрывную ракету, способную не оставить и мокрого места от любого животного величиной с лошадь. Она разметала обломки на пять ярдов во все стороны, пока Дэйвис и Ли прятались за грудой бетонных плит. Взрыв был настолько сильным, что секция, бывшая прежде частью перекрытия, на которой они стояли, подалась под их ногами и соскользнула вниз в открывшийся проход. И потом еще целую долгую секунду гулкое эхо отдавалось от стен, сопровождаемое шумом падающих обломков и обвалами. Когда все успокоилось, Дэйвис пробрался вперед и осторожно осмотрел проделанный Протеем проход, чтобы убедиться, что стены, пол и потолок достаточно надежны и вполне заслуживают доверия.

— Постараюсь долго не задерживаться, — пообещал он.

— Я пойду с вами, — запротестовала Ли, надув губки.

— Со мной будет Протей. Это одно из не преимуществ, а скорее неудобств, проистекающее из наличия робота-охранника. Он повсюду с вами, хотите вы того или нет!

— Я пойду с вами, — повторила она. Он прочел в лице девушки решимость, увидел, как напряглись мышцы подбородка, и понял, что спорить бесполезно.

— Пробираться будет трудновато, и, возможно, не хватит места, чтобы расправить крылья, если случится падать. Но раз вы так настаиваете...

— Да, настаиваю.

Путь оказался не столь загроможденным, как он предполагал. Там, наверху, заглядывая в выложенный плитами проход, он ожидал, что тот окажется гораздо длиннее. Но уже через какой-то десяток минут они оказались в самой глубине того, что когда-то было убежищем, расположенным на трех уровнях. Здесь димосиане, которые прятались от газа, были убиты даже не в результате взрыва, а погибли в море огня, который охватил подземелье. Останки почти двухсот крылатых людей — мужчин, женщин и детей — лежали навалом в основном вдоль стен, и, судя по всему, они задохнулись, даже не успев пошевельнуться. Взрывная волна и невыносимый жар, должно быть, в один момент вытеснили весь запас воздуха из их легких и наполнили их вместо этого пламенем. “По меньшей мере, — подумал Дэйвис, — конец был быстрым”. Теперь же от бедняг почти ничего не осталось, кроме костей и гибких хрящей, на которых когда-то держались крылья. И еще сотни четыре пустых глазниц овальной формы, глазниц, которые, казалось, обвиняли...

Протей парил по всему периметру убежища, проникнувшись уверенностью, что в столь необычном помещении обязательно должен скрываться злоумышленник. Когда он достиг дальних углов зала, находящихся в сорока ярдах от них, прямо над головой Дэйвиса, откуда-то сверху, и издала боевой клич местная крыса, брызгая слюной.

Он взглянул вверх и увидел большие красные глаза.

Крыса прыгнула, вцепилась в Ли и вонзила свои небольшие, но острые, как бритва, когти в ее ногу.

Для любого современного человека в Альянсе способность совершить насилие по отношению к кому бы то ни было — человеку или животному — является безнравственным, варварским актом, допустимым только со стороны солдат и стражей порядка, для которых это считается нормой. А так как большинство солдат Альянса создавалось искусственным путем, на базе роботехники, механических узлов и кибернетических систем, то во всех общепризнанных мирах, заселенных человечеством, имелось относительно небольшое количество людей, способных на насилие в прямом смысле этого слова. Роботы, такие, как Протей, именно и служили для защиты тех, кто сам сделать этого был не в состоянии.

Атрофия способности к насилию в данном случае почти означала смерть крылатой девушки, так как Дэйвис обнаружил, что как зачарованный взирает на крысу, которая карабкается по ней, рвет ее тогу, пытаясь вцепиться когтями в плоть девушки и освободить место, куда могла бы еще вонзить свои острые желтоватые зубы. Казалось, он находится в каком-то трансе и движется в липком, густом сиропе, а то и вовсе окаменел, и это именно тогда, когда от быстроты зависело все. Но затем в сетчатке его глаз, как призрак недалекого будущего, возникло видение Ли, с искусанным лицом и глазом, напрочь вырванным когтями крысоподобной твари. В этот миг весь налет убеждений неприятия насилия, которые он культивировал в себе всю сознательную жизнь, испарился без следа и освободившееся место заняла маниакальная, неконтролируемая ярость.

Если бы он оглянулся через плечо, то увидел бы, что Протей уже вернулся и изготовился к схватке, но ему это даже не пришло в голову. Он ринулся вперед и, схватив зверюгу за шкирку, оторвал ее от Ли. Он увидел когти и подушечки лап, запачканные в крови. Тога девушки была в сплошных алых пятнах там, где эта тварь вцепилась в жертву. Взвыв от гнева, не отдавая себе отчета, что эти вопли издает он сам, и потому недоумевая, откуда они доносятся, Дэйвис схватил голову крысы другой рукой, одновременно пытаясь задушить ее и расплющить череп.

Зверюга вырвалась, прыгнула ему на грудь и, цепляясь когтями, стала карабкаться наверх, чтобы вцепиться зубами в шею мертвой хваткой...

Он снова схватил ее за голову и оторвал от себя как раз вовремя, хотя крыса все еще цеплялась за него задними лапами, глубоко вонзив ему в грудь свои когти. Он рванул ее изо всех сил, даже не думая, во что после этого превратится его грудь, оторвал и с размаху ударил о стену. Животное взвизгнуло и извернулось, пытаясь высвободиться. Но он продолжал плотно сжимать крысу, не обращая внимания на дюжины царапин на своих руках, наносимых острыми когтями. Он снова с размаху шмякнул тварь об стену, причем дважды, потом молотил еще и еще, пока не переломил ей хребет. Кровь хищника хлынула ему на пальцы и закапала на пол.

Он больше не кричал, но осознавал, что дышит тяжело и с хрипом, словно воздух с трудом входил и выходил из легких. И он глубоко всхлипывал, как ребенок. И все еще продолжал сжимать безжизненную крысу, словно желая выжать ее как мочалку и даже кости стереть в порошок...

Он взглянул на Ли, которая, казалось, не замечала собственной раны на плече. Девушка глядела на него широко раскрытыми глазами. Он обеспокоился, понимает ли она в полной мере то, что произошло, осознает ли всю важность его действий в последние несколько минут. Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее, нарушил все условности своего воспитания и прибегнул к насилию. Он даже не подумал дождаться Протея, чтобы дать машине выполнить то, для чего она предназначена, так как жизнь Ли оказалась для него настолько драгоценной, что он не мог рисковать ее кровью, что перестал думать о себе и о ней в терминах “я” и “она” и стал отождествлять себя и ее как “мы”. Ее кровь внезапно стала для него столь же дорогой, как и его собственная, и он действовал не отдавая себе отчета, чтобы незамедлительно защитить Ли как часть себя самого. А это значит, что он испытывает к ней не просто вожделение, как усиленно пытался убедить себя все последнее время.

Он выронил крысу.

Ли попыталась что-то сказать, ну хоть что-нибудь.

У него перехватило дыхание, и он рухнул, потеряв сознание...

* * *

Позже, когда Ли закончила натирать его быстродействующими мазями из аптечки и накладывать повязки, и затем, когда они покончили с легким завтраком, который она приготовила на кухне в башне, где он временно обосновался, девушка облокотилась локтями на стол, улыбнулась ему и сказала:

— А не отправиться ли нам теперь в те особые места, которые были намечены по моему плану? Это помогло бы скрасить впечатление от этого дня, после всех тех ужасных событий, которые случились с нами.

Но Дэйвис не испытывал большого желания возобновить изыскательские работы согласно графику, составленному им на этот день. Его нервы все еще трепетали при одном воспоминании о крысе, извивающейся и визжащей в его руках и пытающейся добраться до его горла. И его мысли были парализованы ужасом от сознания того, что дела с Ли у него зашли далеко, даже слишком далеко. С этим надо было покончить раз и навсегда, прежде чем та, пока еще тайная привязанность, которую он ощущал к ней — и как догадывался, и она испытывала к нему, — не вырвалась наружу и не отрезала все пути к отступлению.

— Куда же ты (теперь они обращались друг к другу на “ты”, даже не сговариваясь об этом) собираешься отвести меня? — спросил он.

— В храм.

— Храм?

— Сам увидишь.

А когда он забрался в гравитационный автомобиль, чтобы отправиться в поездку, она не удержалась:

— Как бы я хотела, чтобы ты мог летать!

— Мне бы тоже этого хотелось. Ли, — признался он, поднимая машину и направляя ее сквозь дождь кружащих в воздухе желтых листьев, опадавших с одетых в осеннее убранство деревьев на грубую грунтовую дорогу. — Поверь, очень хотелось бы!

Машина с тихим гулом опустилась на невидимую сверху под густым пологом деревьев тропку.

Протей находился в салоне сзади, поднявшись на несколько дюймов над сиденьем, явно озабоченный, если только подобный термин был приемлем для определения состояния робота с начинкой из пласти-плазмы.

Дэйвис понял, что это храм, уже по одному виду строения, как только они приблизились к нему. Два холма, похожие на женские груди, возвышались на фоне желтеющих позади гор, и каждый из них венчало гигантское сооружение. На первом холме оно представляло собой девять огромных башен, соединенных по центру, создавая тем самым единый архитектурный ансамбль впечатляющих размеров. Большие, похожие на капли слез порталы виднелись то здесь, то там в массе серо-коричневого камня. Это и был храм. Вершину второго холма, похожую на бесстыдно выставленный на всеобщее обозрение женский сосок, венчали постройки Заповедника, рукотворные “творения” человечества из безобразного бетона. За обоими холмами, вплотную подступая к ним, тянулись густые заросли лесов, плотно покрывающих склоны гор и состоящих в основном из широколиственных деревьев.

Они остановили машину перед храмом, дождались, пока та опустится на свой резиновый обод, а затем уже выбрались наружу.

Над Заповедником, расположенным на другом холме в нескольких сотнях ярдах отсюда, с полдюжины похожих на ангелов женщин парили в осенних бризах. Прохладный ветерок доносил мелодичный смех до Дэйвиса и Ли; смех напоминал звон колокольчиков и журчание ручейка.

Одна из них полетела к толстым деревьям; ее крылья сверкали отраженным солнечным светом. В пятидесяти ярдах от кромки леса она отвернула и заскользила по воздуху обратно к остальным, которые хихикали и визжали от восторга.

Восхищенный Дэйвис наблюдал за ними, стоя возле Ли.

Еще одна из димосианских красавиц оторвалась от группы и приблизилась к деревьям на десять футов, зависла там на момент и вернулась обратно к остальным, радуясь как ребенок, который сумел пройти по темной аллее, не поддавшись страху.

Девушки восхищенно приветствовали ее.

Третья, приняв вызов, отделилась от группы, залетела за кромку леса, зависла прямо над деревьями, нырнула вниз и покачала крыльями над самыми верхушками ветвей с яркой желтой листвой. Обратно она подлетала медленно и с гордостью. Когда она приблизилась, остальные пятеро похожих на херувимчиков девушек разразились восторженными возгласами и взрывами смеха.

— Что они делают? — спросил Дэйвис наконец у Ли, машинально беря крошечную ручку девушки в свою казавшуюся огромной и заскорузлой по сравнению с ее ладонь, в которой та почти полностью исчезла.

— Легенды гласят, что в лесах водятся призраки. Эти девушки играют в игру, уходящую корнями в глубь веков: “Подразнить лесных демонов”.

— Ты веришь в духов?

— Если честно, то нет. — Ли внимательно наблюдала за девушками. — Просто это помогает иногда коротать время.

— Но ведь что-то послужило причиной подобной игры?

Ее ладошка пылала жаром в его кулаке.

— Вообще-то леса представляют несомненную опасность.

— Почему?

— Мы не можем там летать. Деревья стоят настолько плотно, что их ветви затрудняют полет. Если придется спасаться бегством от волка или еще какого-нибудь дикого зверя, то в лесу у нас почти нет никаких шансов. Мы слишком слабые создания, чтобы выдержать бег на длинные дистанции. Полет — наше единственное спасение, а деревья могут помешать. Вот поэтому мы и держимся подальше от лесов. С течением времени возникли и легенды о демонах. Нам свойственны, как и всем людям, суеверия, в частности, как и вам, землянам.

— Восхитительно, — не мог не улыбнуться Дэйвис. — Это обязательно должно попасть в книгу.

Ли по-прежнему наблюдала за игрой.

— А я попаду в твою книгу? — спросила она наконец.

— А то как же! Я представляю тебя даже как героиню.

Она засмеялась и пошевелила ручкой в его лапище.

Он привлек ее ближе, не давая себе времени подумать, что именно подобных жестов должен избегать пуще всего.

— Ну так что, будем осматривать храм?

— Конечно! — воскликнула она с энтузиазмом. — Тебе же все это понадобится для книги.

Они вошли через вход в подножие одной из этих величественных башен и по каменным коридорам попали в огромный центральный зал, объединяющий все девять башен. Голый пол, выложенный из черного и розового булыжника, тянулся на добрую сотню футов к гранитной плите, окруженной каменными канделябрами величиной в рост человека. Позади находился алтарь в виде огромного лица, занимавшего почти всю стену собора, возвышавшегося на сто двадцать футов и протянувшегося на девяносто футов в поперечнике. Пустые черные глаза составляли тридцать футов в длину каждый и в высоту — шестнадцать футов. Нос представлял собой продолговатый валун с пробитыми в нем ноздрями — пещерами настолько огромными, что в них мог свободно заехать гравитационный автомобиль. Полногубый рот был высечен так, чтобы во всех деталях воспроизвести любящую улыбку, обнажая слегка поблескивающие широкие зубы.

— Что это? — вырвалось у него.

— Лик Бога, — ответила она. — Пошли! Зайдем внутрь.

— Внутрь?

— Пошли же!

Она потянула его за руку ближе к Лику Бога. Возле подбородка они остановились, пока Ли не нащупала какой-то рычаг в граните и каменная плита не открылась. За ней находились ступени, высеченные в камне, — широкие грубые площадки, уходящие наверх в темноту. Они взбирались по ним, уходя из серого света, проникавшего сквозь открытую дверь, в почти полный мрак, а затем, выше, на другой участок, освещенный слабыми лучами, падавшими откуда-то сверху. Постепенно они преодолели мрачную каменную лестницу и оказались в проходе, достаточно широком, чтобы по нему можно было пройти втроем и в полный рост. Впереди в серой полутьме виднелись пятна более яркого света. Когда они добрались туда, Дэйвис обнаружил, что эти светлые круги — лучи света, падавшего через отверстия огромных глаз. Они стояли точно позади глазниц изваяния и могли через них свободно обозревать пустой храм.

— Разве не здорово? — спросила она. Он ограничился кивком, слишком пораженный величием этого места, чтобы подобрать подходящие слова.

— Для чего предназначен этот проход?

— Прежде обычно здесь находился епископ в особые святые дни, когда его присутствие было необходимым.

— Расскажи мне об этом Боге, — попросил он, проводя руками по краям высеченных в камне глазниц. — Какой культ он представлял?

Ли резко отстранилась от него, повернулась и стала рассматривать пустые скамьи.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— И все-таки? Быть может, я нарушил какой-нибудь запрет?

— Нет. Конечно нет!

— Тогда что?

— Он был Богом... — Девушка запнулась, словно у нее не хватило дыхания. Затем замолчала, собираясь с мыслями. — Мне не следовало приводить тебя сюда.

— Но почему?

— Он...

И тут он понял... Как большинство людей, которых трогают откровения древних преданий и которые видят в них глубокий смысл, Дэйвис был глубоко взволнован, угадав то, что она пытается ему сказать, но не может. Он схватил Ли, прижал к своей груди и не отпускал. Девушка заплакала ему в плечо, когда он коснулся губами волны ее волос.

— Он был Богом... — начал Дэйвис, пытаясь досказать за нее. Но тут и его голос прервался, словно отказываясь закончить фразу.

Она опустилась на колени, и он последовал ее примеру. В такой позе они вновь прижались друг к другу.

Он обрел-таки голос, застрявший в горле, и вымолвил:

— Это был Бог плодородия и семейного очага, не так ли? От него зависела жизнь в будущем.

Истреблены... Она кивнула, припав лицом к его груди.

— Не плачь, — сказал он, сознавая всю нелепость этих слов. Ее народ был уничтожен, последние оставшиеся обречены на вымирание. Черт подери, как же ей не плакать?

Будь проклят Альянс! Будь проклят культ Превосходства Человеческой Расы.

Будь они все прокляты и днесь, и присно, и вовеки!

Проклятия срывались с его языка, как молитва, вперемежку с ее рыданиями и эхом отдавались в каменном коридоре внутри Лика Бога. Он прижимал Ли к себе, слившись с ней в единое целое. Дэйвис поднял в ладонях ее лицо и поцеловал ее нос. Он был крошечным и теплым в его губах. Он целовал ее щеки, шейку, губы... И она с жаром отвечала на его поцелуи. Он ощутил, как ее язык проник к нему в рот и коснулся его языка.

Здесь, в коридорах Лика Бога, ведомо было, что такое любовь...

Ему говорили, что Димос — это планета, где нет никаких опасностей. Однако едва он высадился на космодроме, как встретил паукомышь с крыльями. Потом птица, которая набросилась на лобовой экран гравитационной машины, когда он следовал по дороге из порта... Крыса в разрушенном убежище... А вот теперь он любит димосианку. Да, это самая наибольшая опасность из всех. И хотя Протей плавал совсем рядом в этом древнем храме, будучи роботом, он не мог защитить человека от подобной грозящей ему беды.

Глава 3

Дни проходили так же быстро, как с деревьев опадала листва. Один сменял другой с такой скоростью, что казалось, будто осень поспешно отступает под натиском зимы, и в воздухе уже ощущался холодок приближающегося первого снега. Обычно они не замечали холода, так как согревались теплом плотно прижатых тел и жаром сердец, питаемых близостью, возникшей между ними. Иногда, когда сумрак поселялся в порталах поселка и ей необходимо было вернуться на территорию Заповедника, оставшись один, он начинал размышлять над безнадежностью создавшейся ситуации, и вот тогда холодок пробирался под его кожу и как паук полз по всему телу. Только на пятую неделю их занятий любовью время, которого они не замечали, внезапно замедлило свой бег и заставило его задуматься о будущем с позиций здравого смысла.

— Когда ты должен уехать? — спросила Ли, положив голову ему на грудь, и он ощутил на своей коже трепет ее губ, пока она произносила эти слова.

— Мои заметки уже достаточно полные.

— Значит, скоро?

— Я не могу больше тянуть время. Попаду под подозрения.

— Что же мы сможем сделать? Он сделал глубокий вдох, наполняя воздухом легкие, стараясь очистить голову, чтобы вернуть ясность мыслей.

— Полагаю, есть две возможности. Первая — могу оспорить правомерность законов, запрещающих смешанные браки, через суд. Это будет стоить почти всех денег, что у меня есть. И все же остается опасность проиграть тяжбу — причем весьма большая — и в результате оказаться в тюрьме. Вторая — это контрабандой вывезти тебя с Димоса в какой-нибудь другой мир — на самых задворках Вселенной — и купить там место в самой глуши, где не придется опасаться соседей. И там уже жить втайне ото всех. Этот вариант влечет за собой немало опасностей, связанных с тем, чтобы вывезти тебя отсюда так, чтобы таможенники ничего не заметили...

— Первый способ не столь криминален. Может, они примут это во внимание?

Он ничего не ответил, внезапно почувствовав, что его охватывает паника, угрожая лишить возможности контролировать себя. Хорошо было строить теории о том, что они могут сделать, перебирать в мыслях всевозможные варианты, но вот обсуждать их так, чтобы прийти к окончательному решению, — это было выше его сил. Он зажег сигарету, жадно вдохнул наркотический дымок, надеясь с его помощью быстрее, чем обычно, расслабиться. Затем попытался заговорить, обсудить проблему, но слова не шли с языка. Когда же девушка спросила его, в чем дело, он понял, что не может даже взглянуть ей в глаза. Холод, страх, намеренное безразличие просочились в его мозг и боролись, чтобы взять бразды правления в свои руки над его действиями и поступками.

Потом они долго лежали вместе, ничего не говоря, прислушиваясь к шорохам зверьков снаружи, на деревьях, и к далекому меланхолическому крику зимовестника — птицы с пушистым белым оперением, обычной в холодные месяцы в этой части континента.

— Ты женат? — наконец спросила она. Неожиданно для себя он ответил “да” — и отзвуки его ответа зависли в воздухе как пары горячего свинца. Это был единственный путь к отступлению, возможность избежать потери всего, что он приобрел за предыдущую жизнь, не говоря уже об угрозе смерти. На самом деле он не был женат. Но раз он смог солгать, заявив, что несвободен, если смог с такой легкостью одним словом отмести все, что между ними было, то разве это не доказывает, что он ошибается, думая, что это любовь? Да, похоже что так. Он все это время следовал опасной стезе, в конце которой его ожидала неминуемая катастрофа, охваченный вожделением и ошибочно принимая похоть за любовь. Если бы он испытывал к ней подлинную любовь, то не мешкая ни секунды пошел бы на любой риск, лишь бы не потерять ее. Он был бы не в состоянии тогда солгать так беззастенчиво и с такой легкостью. Надо же, чуть не поставил на карту все ради какого-то увлечения — вожделения, смешанного с любопытством, и это почти привело к непоправимой глупости.

Какое-то время они молчали.

— Это, пожалуй, к лучшему, — проговорила Ли наконец. Она смешалась, затем покраснела впервые за все время, что он знал ее. — Потому что и я — тоже.

— Ты замужем? — натянуто осведомился он.

— Ты что, против?

— Ну...

— Если против... — Не досказав фразы, она начала собираться.

— Нет, вовсе нет. Но.., не уходи! Вновь молчание. Время шло. Мрачное будущее маячило на горизонте настоящего, и только прошлому можно было доверять, да и то с оглядкой.

— Он.., крылатый мужчина?

— Один из наших.., разумеется, да.

— Тогда почему?..

— Что?

— Зачем было бросать его, чтобы любить меня. У меня же несовместимость с... — Он был в такой ярости, что слова застревали в горле и на губах, не находя себе выхода. Он чувствовал, что она сделала из него дурака. Естественно, любить мужчину, свободного как птица, радостно летать с ним крылом к крылу — намного лучше и приятнее, чем нежить такого неуклюжего мужлана, навечно прикованного к земле, как он. Его, Дэйвиса, даже самые нежные ласки должны были казаться ей грубыми и нелепыми.

— Он не импотент, — пояснила она, — но стерильный, как и я. Ты же — нет.

А мне хотелось полноценного мужчину, пусть даже я и не могу рожать детей.

— Тогда дело было не во мне.., просто тебе нужны были мои соки?

Она отодвинулась, затем встала.

— Мне лучше сейчас удалиться, — произнесла она мелодичным, как у эльфа, голосом, затем облачилась в свою более тяжелую зимнюю тогу и поспешно направилась к порталу.

Он услышал шелест ее крыльев.

Протей тут же насторожился при новых звуках и начал выискивать неприятеля.

Дэйвис перевернулся лицом вниз; его обуревали гнев, чувство утраты — но, наряду с этим, он испытывал и облегчение.

Настал следующий день, и она не появилась, как появлялась чуть ли не каждый день — а их было много — в совсем недавнем прошлом. Он попытался было сделать вид, будто вносит поправки в свои заметки, но его мысли непрестанно возвращались к Ли, воскрешая в памяти ее улыбку и черты лица. Он пытался убедить себя, что это только плотское желание — тяга к ее телу, и его можно легко преодолеть, стоит только захотеть. Второй день без нее оказался еще хуже. Дэйвис плюнул на все попытки заняться писаниной и слонялся в лесах возле димосиан, словно патрулируя их, сунув руки в карманы и подставив голову холодному ветру рано наступившей зимы. Почему он сказал ей, что женат? И почему сначала почувствовал переполнившее душу облегчение, когда следил за тем, как она уходит, зная, что это навсегда? И почему, испытав тогда облегчение, он сейчас ощущает такое ноющее ощущение пустоты, как та консервная банка из-под фруктов, выброшенная ржаветь в кювет, в которой не осталось ничего, кроме кусочков мякоти, приставших к оцинкованному металлу? Было ли облегчение вызвано только осознанием того, что он больше не преступник, а боль, испытываемая им сейчас, — лишь следствие пережитых недавних страхов, или же подо всем этим, как он подозревал, таится другая, более глубокая причина?

На третий день он забрался в свой гравитационный автомобиль и набрал координаты космопорта, так как на сегодня у него была назначена встреча в читательском клубе миссис Бантер. Она звонила предыдущим вечером, и он принял приглашение, обрадовавшись возможности сбежать из поселка аборигенов хотя бы на время. Он сидел на переднем сиденье и, размышляя, наблюдал, как падающие с деревьев мокрые листья липнут к лобовому экрану и как небо заволакивается облаками, готовыми разразиться первым снегом.

Встреча с членами читательского клуба должна была состояться в добротном доме этой женщины, особняке, чем-то похожем на дворец, с большой гостиной, где был сооружен подиум перед пятью рядами стульев, по десять в каждом ряду. К тому времени, когда он начал свою лекцию, дом уже был полон. Слушатели сгорали от нетерпения, и он вскоре с головой погрузился в повествование о перипетиях, которые ему довелось испытать при работе над “Лиллианской девушкой”, “Мрачным речным дозором” и другими не менее известными романами Стэффера Дэйвиса.

Затем последовал перерыв с традиционными слегка алкогольным пуншем и печеньем домашнего изготовления. Миссис Бантер завладела гостем и повела показывать свои апартаменты. Протей неотрывно следовал за ним, находясь чуть слева и пребывая все время настороже.

— Надеюсь, что вы его перенастроили, — заметила миссис Бантер (которая упорно требовала от Дэйвиса, чтобы тот называл ее попросту Алиса), настороженно наблюдая за роботом. — На мне сегодня новая брошь. — И она, как бы защищаясь, поднесла руку к новому живому жуку, который ползал по отвороту ее блузки, то натягивая, то отпуская золотую цепочку, к концу которой и было прикреплено насекомое.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Дэйвис, — он перенастроен.

Все же они оба не могли не заметить, как булькает пластиплазма внутри корпуса робота всякий раз, когда тот оказывался ближе к жуку.

Они осмотрели весь дом, затем вернулись в гостиную и прогуливались по ней, пока он не перезнакомился со всеми присутствующими. Он держал Алису Бантер под руку, пока она выставляла его всем напоказ, как мать представляет сына, только что закончившего колледж. Слегка хмельной пунш в конце концов подействовал на него, и Дэйвис разговорился. Эти люди совсем не так уж и плохи, решил он. Разве это не его обычный вывод, к которому он всегда приходит спустя какое-то время? Разве они не милы, когда он сейчас вот так вот запросто беседует с ними после лекции? Он испытывал к ним любовь, похожую на отеческую, которая заставляла его желать их компании.

Они как раз подошли к усатому представителю Альянса, который обеспечил доступ Дэйвису в поселок, предоставил ему гравитационный автомобиль и приказал экономке Солсбери снабдить гостя провизией на неделю.

— Моя жена благодарит вас за автограф, — произнес чиновник ровным, довольно холодным тоном, держась с ним намного увереннее, чем при предыдущей встрече.