Вслед за луной

Взглянув, Джоанна убедилась в том, что стоящие вертикально камни были ниже тех, которые украшали возвышенность над Гандейлом, и не такими покосившимися.

— Нет, — ответила она наконец. — Это не они. Мы зовем те камни, которые стоят у нас на холме. Клыками Ведьмы, потому что они по форме кривые и продолговатые.

— Предупредите меня, если местность вдруг покажется вам знакомой. Неужели тут совсем никто не живет? Если не считать наших друзей с юга, мы до сих пор не встретили ни единой живой души.

— Пастухи на зиму отводят свои стада в низину, где расположены фермы. Это летнее пастбище, и в такое время года оно обычно пустует.

— Значит, Гандейл тоже лежит в низине, у берега реки? Джоанна покачала головой.

— Нет, он находится на возвышенности, и зимы там довольно суровые. Когда-то там была ферма, до тех пор пока мой дед не стал продавать шерсть и не сделался богатым человеком. — Теперь Гандейл — всего лишь летняя усадьба, и там сейчас никто не живет.

Паэн посмотрел на юг и изрек ругательство более ужасное, чем любое из тех, которые Джоанна слышала от него до сих пор.

— Они все еще следуют за нами, — произнес он. — Неужели эти болваны не могли выбрать себе более удобной жертвы? Похоже, им просто не терпится еще до заката расстаться с жизнью.

Джоанне показалось, что фигуры всадников уменьшились в размерах и находились дальше от них, чем в прошлый раз.

— Разве мы не можем их обогнать?

— А завтра снова оказаться с ними лицом к лицу? Нет, уж лучше я разделаюсь с ними прямо сейчас, чтобы этой ночью спать спокойно. — Он снова выругался и покачал головой. — Как так вышло, что ваша родина, где ваш дядя умудрился разбогатеть, ни разу не подняв меча, чтобы получить себе состояние или отстоять его от разбойников, дала приют подобным негодяям? Более гнусных типов, чем те двое у камина, мне еще не приходилось встречать ни разу после норманнских бараков в Палестине.

— До своего замужества мне ни разу не приходилось бывать на юге, — ответила она. — По слухам, жители южных графств усваивают ремесло грабителя с молоком матери.

Паэн снова повернулся лицом к северу.

— Тогда давайте поедем быстрее и будем готовы положить конец их домогательствам.

* * *

Джоанна наблюдала за надвигающимися сумерками с неудобного сиденья на ветке намного выше костра, который Паэн ухитрился разжечь при помощи точильного камня, притупленного железа на рукоятке кинжала и охапки сухой соломы, извлеченной из тюфяка на постоялом дворе и привезенной им в седельной сумке. Всего лишь один блаженный миг ей довелось наслаждаться теплом от костра, сложенного из соломы и валежника, после чего Паэн обернулся к Джоанне и предложил ей выбирать между тремя деревьями, росшими в стороне от их лагеря на опушке небольшой рощицы, тянувшейся вдоль берега реки Эск.

Деревья уже стояли голыми, так как всю листву с них сдуло ветрами, проносившимися по вересковой пустоши. Джоанне не хотелось покидать теплое местечко у костра на берегу реки, и она указала Паэну на то, что, как бы высоко ей ни удалось забраться по раскидистым ветвям, ее все равно будет видно с земли.

— Они не станут смотреть вверх, — заверил ее Паэн. — Они увидят мои постельные принадлежности вот на этом бревне и вашу седельную сумку поверх груды листьев и решат, что мы оба у них в руках. Как только костер привлечет их внимание, они уже не будут продолжать поиски. — Он подсадил ее на нижнюю ветку и высвободил прядь волос, зацепившихся за сук. — Я останусь рядом и сам буду знать, когда они появятся. Не пытайтесь кричать, чтобы меня предостеречь, потому что даже шепот может достигнуть их ушей.

Джоанна поплотнее завернулась в два плаща и отодвинулась как можно дальше от длинного кинжала, который Паэн воткнул в широкую ветку рядом с ней.

— Воспользуйтесь им, если они вас найдут и захотят стащить с дерева, — распорядился он.

— А если они выстрелят в меня из лука?

— Я не подпущу их к вам так близко. Но если все же случится немыслимое, сначала сделайте вид, будто сдаетесь, а потом, как только представится возможность, пустите в ход тот самый кинжал, который вы прячете под складками плаща. Только не пытайтесь слезть вниз, держа его в руках, потому что в темноте вы можете на него напороться — На вас нет кольчуги, — заметила Джоанна.

— Если я ее надену, они могут меня услышать. Тишина — лучшая защита в ночи.

Джоанне показалось, что в голосе Паэна присутствовал лихой задор, словно он смотрел на предстоящую схватку как на простое развлечение без каких-либо серьезных последствий. У него имелись все основания чувствовать себя более уверенно, чем Джоанна, — он находился ближе к костру, его присутствие невозможно было обнаружить благодаря темной одежде и листьям, которыми он себя замаскировал, и кроме того, ему не приходилось наблюдать за происходящим со стороны, чувствуя себя бессильным помочь своему спутнику, если грабители вытащат свои мечи и набросятся на него из темноты.

Несмотря на то что ветер уже улегся, лес был полон звуков: мелкие животные, шмыгавшие среди сухих листьев, производили больше шума, чем шаги человека, и не раз заставляли Джоанну вздрагивать и тревожно всматриваться в темноту ночи, ожидая нападения врагов.

Грабители оказались более хитрыми, чем она предполагала: стремительно и бесшумно подкравшись к бивачному костру, они отбросили всякую осторожность и, ринувшись вперед, принялись кромсать в клочья шерстяное одеяло, в которое Паэн завернул бревно, чтобы ввести их в заблуждение.

Джоанна с нараставшим страхом в душе наблюдала за тем, как один из нападавших скрылся в темноте, предоставив своему сообщнику возиться с мечом, который накрепко застрял в дереве. И тут из-под покрова листвы неожиданно поднялся Паэн и метнул в первого разбойника камень. Затем с быстротой молнии он пронесся мимо растянувшегося на земле и громко стонущего противника, извлек его меч из сучковатого бревна и встал рядом, глядя на валявшегося у него под ногами оглушенного человека. Он пока не вытаскивал собственный меч, держа вместо этого в руке меньшее по размерам оружие грабителя. Похоже, Паэн совсем забыл о втором нападавшем. Неужели он заметил из своего укрытия только одного?

Из-за деревьев по правую сторону от Джоанны послышались шаги второго разбойника, направлявшегося к лагерю. Она увидела, как его тень промелькнула мимо дерева, на котором она пряталась, однако Паэн по-прежнему никак не реагировал на его приближение. Он пнул ногой упавшего противника и задал ему какой-то вопрос, который Джоанне не удалось разобрать.

Ей ни в коем случае нельзя было повышать голос. Паэн специально предупредил ее об этом, и Джоанна понимала: если она издаст хотя бы звук и оставшийся невредимым разбойник захочет ее найти, Паэну придется отойти от лежащего на земле человека, рискуя при этом получить нож в спину.

Если бы Паэн поднял меч негодяя и прикончил его, Джоанна могла бы криком предупредить его о новом противнике. Почему же он медлил?

Тень второго грабителя сделалась меньше и отчетливее, когда он подкрался к бивачному костру. Теперь он находился почти за спиной у Паэна, не более чем в десяти шагах от него. Неужели тот до сих пор его не заметил? Держа наготове короткий клинок, разбойник внезапно выпрямился и шагнул вперед.

Джоанна извлекла кинжал, торчавший из ветки рядом с ней, соскользнула по толстому стволу вниз и бесшумно опустилась на землю. Только простая удача, и ничего больше, помешала ей упасть, сжимая в руке обнаженное лезвие. Еще немного удачи — и она успеет добраться до второго разбойника прежде, чем тот набросится на Паэна.

Разумеется, грабитель ее услышал и бросил взгляд через плечо в чащу леса, а затем выскочил на поляну, высоко подняв меч и нацелившись прямо в беззащитную спину Паэна.

Издав предостерегающий возглас, Джоанна устремилась следом за нападавшим и поравнялась с ним как раз в тот момент, когда он оказался рядом с бивачным костром. Тут она снова закричала и занесла для удара длинный кинжал, потом опустила его, когда от грабителя ее отделяло расстояние, равное одному крупному шагу. До нее донеслось приглушенное ворчание, затем пронзительный крик, и чья-то рука сомкнулась вокруг ее запястья, оттащив в сторону от жертвы.

— Назад! — рявкнул Паэн. — Не вздумает к ним приближаться!

Первый вор по-прежнему лежал у ног Паэна, сапог которого прижимал его к земле. Второй — он упал, когда бретонец, развернувшись, нанес ему удар в бок — валялся рядом, умоляя Паэна вытащить из тела кинжал. По железному лезвию стекала тоненькая струйка крови, казавшаяся почти черной при свете костра. Эта кровь на холодной земле могла быть кровью Паэна. Паэн, а не разбойник, мог лежать сейчас на земле, если бы она не отвлекла на себя одного из них. И если он отвернется от них хотя бы на миг, они снова постараются его убить — и на сей раз не промахнутся.

— Ну же! — обратилась к нему Джоанна. — Чего вы ждете? Они же убьют вас!

Паэн не сводил глаз с разбойников у себя под ногами.

— Убьют меня? — переспросил он. — Как такая неотесанная деревенщина сможет со мной справиться?

— Не надо так шутить! — взмолилась Джоанна. Он метнул на нее быстрый взгляд и снова обернулся к грабителям:

— Подойдите поближе к костру и присядьте, пока вы не лишились чувств.

Один из лежавших на земле изумленно приподнял голову.

— Это я не тебе! — огрызнулся Паэн. Джоанну охватила дрожь.

— Я не упаду в обморок, — сказала она. — Я знаю, что вы собираетесь сделать, и не хочу, чтобы мое присутствие вам помешало. Они пытались убить вас, Паэн, и наверняка попытаются снова. Я понимаю, что вам придется…

— Прикончить их? Для дочери торговца шерстью вы, пожалуй, слишком уж кровожадны. — Он улыбнулся. — И на редкость отважны, Джоанна.

Ее от страха била дрожь.

— Я…

— Снимите лямки с седельных сумок и принесите их сюда. Потом сядьте поближе к костру и опустите голову.

Со стороны деревьев раздался какой-то звук, и красные глаза уставились на них из темноты за костром.

— Это их лошади, — произнес Паэн.

Она уселась спиной к нему, прислушиваясь к приглушенному бормотанию пленников. Очевидно, Паэн решил повесить обоих, чтобы она не видела, как он замахнется на них мечом и их кровь хлынет обильным потоком на покрытую инеем землю. Паэн между тем обратился к разбойникам:

— И если хоть кто-нибудь из вас откроет рот, чтобы умолять меня о снисхождении, я прикончу вас тут же на месте! — Он выпрямился во весь рост. — Мне следовало убить вас уже за то, что вы помешали нашему отдыху и изрубили мечами мое одеяло. Из-за паразитов, которыми вы кишите, я не стану обыскивать ваши седельные сумки, чтобы найти ему замену.

Паэн привязал разбойников друг к другу, из чего следовало, что решение их участи откладывается до утра.

* * *

Джоанна проснулась на рассвете под жалобные крики пленников и резкий приказ Паэна не смотреть в их сторону. Закрыв лицо плащом и зажав уши, Джоанна почувствовала, как земля под ней содрогнулась, когда Паэн отводил лошадей разбойников в лес. Когда наконец она подняла голову, то не увидела ни мертвых тел, ни крови на опавших листьях. Где-то вдалеке, между стволами деревьев, мелькали две обнаженные спины, постепенно исчезая в тонком утреннем тумане.

Паэн осмотрел мечи грабителей и ухмыльнулся:

— Такими лезвиями невозможно резать даже цыпленка, разве что попросить птиц сидеть смирно, пока им не оттяпают головы. Сомнительно, чтобы на совести у этих болванов было много христианских душ.

Джоанна вздрогнула.

— Они изрезали в клочья ваше одеяло… Он улыбнулся:

— Да, верно. Может быть, нам стоит сохранить эти мечи для вашего дяди, чтобы открывать ими мешки с шерстью? — Он внимательно осмотрел стальные лезвия. — Работа и впрямь недурна. Если их заточить, они вполне сгодятся для продажи.

— Вы сделали это ради меня. Вы рисковали собой, сохранив им жизнь, лишь бы не оскорблять мою чувствительность. Паэн пожал плечами:

— Мне не было никакого смысла их убивать. Зачем совершать бесчестный поступок, если в том нет никакой нужды?

— В прошлом вы…

— В прошлом я никогда не поднимал руку на человека без веской причины. Правда, на войне я убил свою долю врагов и еще несколько людей в мирное время, но все они этого заслуживали. — Он вдруг обернулся к ней и пронзил ее острым взглядом. — Вы запомните мои слова, Джоанна? Вы не забудете о том, что я никогда не убиваю человека, который не заслуживает смерти?

Она улыбнулась:

— Да, я не забуду.

Паэн кивнул и положил мечи разбойников рядом с костром. Он даже не улыбнулся ей в ответ.

Глава 20

К середине дня они достигли того отрезка реки Эск, где она была достаточно широкой и полноводной, чтобы по ней могли плыть небольшие лодки. Две шлюпки, управляемые гребцами, уносили вверх по течению сбившихся в тесную кучку путешественников, ежившихся под порывами ветра. Паэн и Джоанна ехали по утоптанной дороге, проложенной вдоль берега реки, мимо рядов обнаженных деревьев, чьи стволы и переплетенные ветви заслоняли их от холодного ветра.

Когда они уже подъезжали к городу, их взору предстали массивные стены аббатства, возвышавшегося над рекой, за которыми Паэну удалось рассмотреть клочья тумана, свидетельствующие о близости моря. Они нашли себе приют в последней из небольших усадеб на самом краю вересковой пустоши и уплатили служанке за еду и горячую воду для умывания. Джоанна вынула из седельной сумки гребешок и уселась перед очагом, на котором готовилась еда, чтобы расчесать свои блестящие каштановые волосы, прежде чем снова заплести их в толстую косу.

Паэн отказался от предложения служанок принести ему горячей воды и острый нож, чтобы он мог побриться. Обратное путешествие через вересковые пустоши обещало стать долгим, приближались зимние морозы, и густая борода поможет ему уберечь лицо от снега и льда. Поэтому он ждал возле двери кухни, наблюдая, как Джоанна перебирает непокорные пряди волос, и мысленно твердя себе, что этот день — последний, который они проведут наедине, и ему совсем не обязательно предаваться впоследствии воспоминаниям о ее роскошных волосах.

Оставив ее на кухне, Паэн захватил на конюшне щетку и направился во двор усадьбы, где его лошадь и кобыла Джоанны, все еще оседланные, ели овес из ведра, принесенного молодым конюшим. Он принялся распутывать гриву маленькой кобылы и вычищать колючки с ее белоснежной шкуры, слегка отстранив плечом своего ревнивого коня и поглаживая рукой загривок Хротсвиты.

Когда Джоанна въедет в Уитби и появится на пороге дома Мерко, ее путешествие неизбежно вызовет интерес со стороны родных, которые начнут допытываться, как ей удалось добраться до дома и кто ее сопровождал. Будет легче избежать лишних вопросов, если ей удастся хотя бы отчасти скрыть следы ночей, проведенных под открытым небом посреди болот.

— Напрасно вы это делаете.

Джоанна стояла рядом с ним. Ее волосы были расчесаны на прямой пробор и прикрыты тонкой вуалью, которую он раньше не видел, — куском полупрозрачной ткани, которая уже давно превратилась бы в клочья, если бы Джоанна надевала ее в море или во время их путешествия через вересковые пустоши. Завтра в богатом доме Мерко она, без сомнения, добавит к этой вуали тяжелую серебряную диадему, теперь же ей пришлось скрепить этот небольшой предмет роскоши, явно купленный у горничной с постоялого двора в Алете, тесьмой из трех шерстяных ниток разных цветов, переплетенных между собой.

Паэн снова поднес щетку к теплому загривку кобылы.

— Когда вы въедете в Уитби, ваша лошадь не должна выглядеть словно какая-нибудь дикарка. Может создаться впечатление, что вы проводили ночи прямо на земле, а у кобылы не было крыши над головой.

— Так оно и есть.

— Вам не следует давать вашему дяде повод для ненужных вопросов, — возразил Паэн, продолжая чистить щеткой отливающую серебром шкуру. — Его и так не обрадует известие, что вам пришлось бежать из Рошмарена.

Джоанна положила ладонь ему на запястье.

— Мой дядя будет очень признателен вам, Паэн. И он поймет, каким нелегким было наше путешествие.

Он повернулся к ней, чтобы ответить, однако ему достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы лишиться дара речи. Перед ним, под тонкой вуалью поверх аккуратно уложенных кос, стояла женщина, которую он любил, и он отдал бы все на свете, лишь бы она осталась с ним. Паэн закрыл глаза и снова мысленно представил себя в Алете, когда их долгое путешествие только начиналось, Джоанна была рядом с ним и жаркие ночи в крепости тамплиеров с их восторгами и тайнами еще ожидали их впереди…

Отложив в сторону щетку, он ласково хлопнул кобылу по крестцу.

— Мне нужно отнести ведро конюху, — буркнул он и направился через двор в спасительный полумрак конюшни с низкой крышей, куда не проникал холодный ветер. Но даже это не облегчило боль, сквозившую в каждом его прерывистом вздохе, напоминая ему о том, что обратный путь не будет для него радостным.

Год назад, на берегу Сарацинского моря перед стенами Акры, один из менестрелей короля Ричарда пел в кругу воинов о рыцаре, лишившим себя жизни из-за любви к женщине, которая ему не принадлежала. Тот юный глупец из баллады умер не от ран, которые получил, защищая честь своей дамы, но от сердечной тоски, вызванной ее долгим отсутствием. Тогда эта история показалась Паэну сущей нелепицей и он попросил менестреля выбрать песню получше — о войне, о страсти и о прочих вещах, которые только и имели значение для настоящего мужчины.

Теперь, посреди серого северного пейзажа, в преддверии близкой зимы, когда боль от предстоящей разлуки ледяным холодом сковывала его сердце, Паэн начал понимать слова той песни и очень жалел о том, что не дослушал ее до конца.

* * *

Джоанна хотела попросить его провести с ней в Уитби всю зиму, а если ему нужен предлог, чтобы остаться, она готова была предложить ему помочь ее дяде отыскать заслуживающих доверия наемников, чтобы охранять корабли с грузом.

Через несколько недель южные порты станут недоступными из-за свирепых штормов, обрушивающихся на побережье, и тогда Паэну волей-неволей придется провести зиму в Англии, дожидаясь, пока они не утихнут. Зачем ему в такое ненастное время года вновь пересекать вересковые пустоши, когда в Уитби его ждут все мыслимые удобства и круглая сумма золотом? Пусть даже он не захочет оставаться рядом с ней — он не раз давал ей это понять за время их путешествия, — но вокруг имелось множество мест, где он мог найти себе пристанище, а также женщин, которые охотно разделят с ним ложе.

Паэн мог снять себе комнату в одном из домов, сгрудившихся вдоль берега реки Эск, а так как город был достаточно велик, ничто не мешало ему поселиться подальше от двора Мерко, чтобы Джоанна не видела из окна своей большой квадратной спальни, смотревшего на устье реки, как он входит и выходит из дома ее дяди.

План показался ей вполне разумным, и она много раз повторяла про себя свои доводы, причесывая волосы на кухне перед очагом и заплетая их в косу, пока в комнату не зашел Паэн. Бросив на нее сердитый взгляд, он объявил, что им пора уезжать. Она отложила в сторону гребешок и обернулась, чтобы поговорить с ним, но он вдруг отвернулся и крупными шагами вышел, словно ему и впрямь не терпелось поскорее покинуть это место и оставить последние несколько миль их пути позади.

Джоанна последовала за ним во двор и застала его возле своей кобылы со щеткой в руках. Рукава его туники были закатаны выше локтей, открывая взору мускулистые руки, все еще покрытые загаром после пребывания на жарком солнце далекой Палестины. Несмотря на то что он хмурился и явно торопился с отъездом, его пальцы, касавшиеся шкуры ее любимицы, были нежными и ловкими и осторожно выбирали застрявшие в ней колючки, не дергая за роскошную белую гриву. Паэн посмотрел на Джоанну так, словно она носила рога вместо тонкой вуали, которую хранила в седельной сумке с самого Алета, и заговорил с ней о необходимости скрыть то обстоятельство, что весь долгий путь на север они проделали вместе. Она уже собралась было с духом, чтобы предложить ему задержаться на зиму в Уитби, но тут он покинул ее, пробормотав что-то насчет конюшни и ведра с овсом. Когда же они наконец выехали за ворота усадьбы, лицо Паэна выражало такую мрачную решимость, что Джоанна не отважилась заговорить с ним о будущем.

Холодный взгляд Паэна заставлял тех немногих людей, которых они встретили на своем пути, воздерживаться от разговоров с ними. Однажды среди кавалькады всадников, следовавших из города, Джоанна заметила знакомое лицо и догадалась, что старый корабельщик Джон хотел о чем-то ей сказать, однако стоило ему посмотреть на Паэна, как он предпочел удалиться, не обмолвившись с ней ни словом.

— Неужели вам так необходимо их пугать? Паэн пожал плечами.

— Этот человек хотел со мной поговорить…

— Но, как видно, передумал.

— Вам вовсе незачем…

— Вы хотите, чтобы мы въехали в Уитби ночью? Ни один здравомыслящий человек не станет задерживать вас разговорами, зная, что нужно добраться до дома до наступления темноты, поскольку только там вы будете в безопасности. А когда мы расстанемся и меня не будет рядом, вы можете позволить себе любую глупость — ведь я об этом ничего не узнаю.

Тон его был таким резким, что Джоанна невольно вздрогнула и закусила губу, дав себе слово не раздражать лишний раз Паэна в этот последний час их путешествия. Даже когда они продвигались вперед под моросящим дождем или спасались от холодного, пронизывающего ветра, Паэн никогда не выглядел столь сердитым. Теперь, в самом конце пути, он как будто решил разрубить те узы, что связывали их до сих пор.

Джоанна еще сильнее прикусила губу. Гордость не позволяла ей расплакаться в такую минуту, к тому же слезы могли еще сильнее рассердить Паэна.

Он смотрел на дорогу с таким видом, словно готов был удушить первого встречного прохожего, и она окончательно отказалась от мысли заговорить с ним о предстоящей зиме. И уж конечно, теперь и речи не могло быть ни о любви, ни о страсти. Они оставили все далеко позади, в тумане, который уже смыкался за их спинами над необъятными вересковыми пустошами.

* * *

Очень скоро они увидели перед собой улицы Уитби, и время разлуки настало.

— Мы уже сказали друг другу все, что можно было сказать, и дом вашего дяди должен быть где-то близко. Думаю, будет лучше, если дальше вы поедете одна.

Голос Паэна не выдавал никаких чувств, и Джоанна могла бы поверить в то, что их прощание оставляло его равнодушным, если бы у него хватило сил посмотреть ей в глаза.

— Ваше золото, — напомнила ему она. — Куда мне его прислать?

— Назовите мне какой-нибудь постоялый двор.

— Корабельщик Джон содержит трактир, расположенный к востоку от аббатства, недалеко от берега моря. — Джоанна опустила глаза на свои усеянные веснушками руки. — Это тот самый старик, которого мы встретили на дороге около часа назад. Его жена сейчас дома, и она охотно предоставит вам комнату.

— Хорошо, я его найду. Поезжайте вперед, Джоанна.

— Я…

— Вы должны уехать. — Голос его смягчился:

— Вы же сами понимаете, что это необходимо.

— Я надеюсь, Паэн из Рошмарена, что за вашей суровой внешностью скрываются совсем другие чувства…

— Не надо сейчас говорить об этом.

— И еще я очень благодарна вам за все, и золото, которое я вам пришлю, лишь в ничтожной мере сможет выразить мою признательность.

Он с облегчением вздохнул и улыбнулся:

— Попросите вашего дядю уберечь вас от беды и передайте ему большое спасибо за золото.

И так как она не спешила развернуть свою кобылу, чтобы отправиться домой, Паэн коротко кивнул ей на прощание и продолжил путь.

* * *

Пока Джоанна в одиночестве добиралась верхом до дома дяди, ей пришло в голову, что зря она так укоряла Паэна за суровые взгляды, которые он бросал на проезжавших мимо путешественников при въезде в город. Теперь, когда она была уже почти на месте и многие люди останавливались, чтобы поглазеть на нее, а некоторые даже осмеливались приблизиться и заговорить с ней, Джоанна вдруг обнаружила, что тоже предпочла бы избежать лишних разговоров, и ее настроение, судя по всему, отражалось на лице.

Солнце уже опустилось низко за ее спиной, и его лучи падали на восточный приток Эска, слегка касаясь взбаламученной воды в том месте, где река впадала в море, и отражаясь от поверхности волн мириадами сверкающих искорок, от которых глаза Джоанны заслезились. Впереди, над сверкающей, бурлящей водой, вырисовывался темный силуэт дома Мерко, прорезанный узкими, глубокими амбразурами. Однако из трубы огромного камина не поднимался, как обычно, легкий дымок, а в длинной кухне, примыкавшей к залу, окна которой по чьему-то недосмотру не были закрыты ставнями, она не заметила света. По-видимому, их новая служанка, дочка местного фермера, которая появилась в их доме всего за месяц до свадьбы Джоанны, относилась к своим обязанностям спустя рукава. Не иначе как глупая девчонка сейчас спускалась по узкой улочке к дому пекаря, чтобы выпросить у его жены горшок с углями и снова развести огонь в очаге. Кухарка и посудомойки, судя по всему, тоже куда-то ушли, оставив бедного дядюшку Хьюго одного в нетопленом доме. Слава Богу, что она вернулась домой еще до начала снегопадов, потому что вряд ли Хьюго останется в добром здравии при таком к себе отношении…

Джоанна осадила лошадь у поворота дороги и соскользнула с седла. Возле причала не было видно ни корабля, стоявшего здесь на якоре, ни шлюпок, вытащенных на илистый берег реки под складскими помещениями Мерко. Она, побледнев, выронила из рук поводья и бросилась бежать вверх по склону холма к темному дому дяди.

* * *

Паэн сделал все возможное, чтобы скрыть свою причастность к появлению в городе Джоанны Мерко. Он поехал сначала в сторону аббатства, расположенного на возвышенности, а затем дальше к берегу моря, где ему удалось обнаружить узкую тропку, проложенную в иле над гонимой ветром водой. Он провел там добрый час, готовый продолжить путь, если его заметят, выжидая до тех пор, пока солнце не склонилось к горизонту, после чего снова взобрался в седло и въехал в Уитби. Дом корабельщика находился рядом с аббатством, как и описывала ему Джоанна, и в двух крохотных комнатушках над общим залом не было других постояльцев.

Паэн попросил служанку вскипятить два котла с водой и поставить рядом с камином большую лохань для мытья. Горничная предложила принести для Паэна самые лучшие льняные полотенца корабельщика и задержалась в комнате, ожидая его одобрения и наблюдая за тем, как он раздевался и влезал в горячую воду.

Когда Паэн, прищурившись, искоса взглянул в ее сторону сквозь струйки пара, поднимающегося от лохани, ему вдруг представилось, что возле очага стоит не служанка, а Джоанна и не отрываясь смотрит на него. Пламя освещало женщину со спины, и она могла бы показаться ему воплощением соблазна, будь на ее месте Джоанна.

Паэн вздохнул и прислонил голову к краю дубовой лохани. Завтра у него будет достаточно времени, чтобы найти себе женщину по вкусу. А если ясная погода продержится и он решит задержаться еще на день, перед тем как отправиться на юг, то ему нужно только набраться терпения и найти какую-нибудь потаскушку поприличнее в первом же городе, который попадется ему на пути. Или же он может подождать до Ноттингема, где когда-то делил ложе с одной покладистой и опытной в своем ремесле блудницей, проведя там две недели в качестве телохранителя при королевских сборщиках налога на крестовый поход для старого короля Генриха за два года до того, как его сын, король Ричард, повел свое войско в Палестину. А если девки в нотгингемском притоне окажутся ни на что не годными, он наверняка встретит кого-нибудь получше в Лондоне…

Паэн смачно выругался и с головой погрузился в, воду. Если он и дальше будет предаваться воспоминаниям о Джоанне Мерко, о ее стройном теле и чудесной улыбке, то непременно разыщет ее в доме дяди, затащит в постель и никогда больше не отпустит от себя. Ради своей возлюбленной и ради собственного душевного покоя ему нужно найти себе другую женщину, чтобы навсегда забыть о Джоанне.

Словно прочитав его мысли, служанка отделилась от стены и подошла к нему с кружкой эля в руках. Кружева на вырезе ее платья сбились набок, губы застыли в самоуверенной улыбке. Если бы она оставалась по другую сторону кухни, скрыв лицо в тени, Паэн мог бы и дальше воображать, будто перед ним была Джоанна, и довести себя до состояния острого возбуждения, прежде чем она к нему приблизится. Однако служанка слишком поторопилась, и ее улыбка не имела ничего общего с улыбкой Джоанны. Паэну достаточно было взглянуть на нее, чтобы желание остыло в нем еще быстрее, чем вода в лохани.

Но Паэну необходимо было получить кое-какие сведения от этой женщины, при этом не задавая прямых вопросов о купеческом доме Мерко и здоровье его обитателей. Если слухи об исчезновении Джоанны из замка ее мужа еще не достигли Уитби, с его стороны будет глупостью проявлять интерес к ее семье, чтобы потом по городу поползли слухи о бретонском наемнике, который неожиданно объявился в тот самый день, когда Джоанна Мерко вернулась домой. Поэтому Паэн как бы между прочим завел разговор о городе, о местных моряках и торговцах шерстью, которые нередко посещали дом старого корабельщика. К его невольной досаде, служанка болтала без умолку о всех купцах в Уитби — о всех, кроме старого Хьюго Мерко.

Наконец, когда вода уже совсем остыла, а его терпение подошло к концу, Паэн вытерся полотенцем, натянул на себя одежду, которую служанка разложила для просушки перед очагом, и пешком отправился взглянуть на тот дом, куда только что возвратилась Джоанна. Ничего страшного не случится, если он посмотрит на него хотя бы издали.

* * *

Со стороны могло показаться, будто в доме побывали грабители и обобрали его дочиста, вынеся все богатства вместе с мебелью и не оставив после себя ничего, кроме голых стен. В длинной кухне не нашлось даже дров для растопки, а сам очаг был забит пеплом, который из-за отсутствия огня, поглощавшего влагу, спекся в густую, отвратительно пахнувшую массу.

Усилием воли Джоанна заставила себя подняться наверх, в спальни, пока еще позволял дневной свет. Без роскошных сундуков и кроватей, которыми обставил свои апартаменты ее дядя, комнаты выглядели совсем маленькими, однако здесь, как и на кухне и в зале, не было видно никаких следов борьбы, а на стенах она не обнаружила отметин, свидетельствующих о спешке, с которой из дома выносились огромные сундуки с одеждой и сейфы, хранившие фамильное состояние Мерко.