Как выжить в тюрьме

— Вы вообщето здоровы?

— Вообщето да.

— Что значит «вообщето»? Вы себя здоровым считаете или как? Когда у вас последний раз было сотрясение мозга?

Вопросы посыпались с разных сторон. Складывалось впечатление, что врачей больше интересует, как я реагирую на русскую речь, а не то, что именно я отвечаю и отвечаю ли на их вопросы вообще. Их любопытство меня вначале развеселило, но постепенно стало надоедать:

— Ну, я пошел. С вами хорошо, но без вас ещё лучше.

— Куда пошел? — удивилась дама.

— Обратно, в тюрьму. Куда же ещё?

— Так мы ещё не закончили.

Я приподнялся и открыл дверь.

— Подождите. Вот здесь написано, что у вас высшее гуманитарное образование. Вместе с тем, вы долгое время профессионально занимались спортом и даже работали в институте физкультуры старшим преподавателем на кафедре борьбы. Как это вы совмещали тренерскую работу и преподавание философии, да и зачем философу спорт?

— Это имеет хоть какоето отношение к моему уголовному делу или к вашей комиссии?

— Да нет. Просто так. Интересно.

— Чтобы быть гармонично развитым человеком.

Белокурая дама понимающе вздохнула, переглянувшись с коллегами в белом:

— Мда, молодой человек, не мешало бы вас понаблюдать…

Я потопал обратно в зарешеченный холл.

Возвращаясь из дурки в тюрьму, я спросил у соседа по фургону, на чьем лице светилось глубокое внутреннее удовлетворение от общения с айболитами:

— Почему многие стараются подражать Наполеону? Ни разу не слышал, чтобы ктото косил под Байрона или изображал Гарибальди.

Сосед беззаботно расплылся в довольной гримасе:

— Если ты спрашиваешь обо мне, то я сам маленького роста, как тот, что из прошлого века. Биография Наполеона хорошо известна и легко запоминается. Засунул правую руку под рубашку на уровне сердца, повернул шапочку горизонтально — и готово. А Гарибальди попробуй изобрази. Ого! Кто определит, что это именно Гарибальди, а не ктото другой, даже если ты на него будешь похож, как две капли воды? Народто у нас безграмотный, историей интересуется мало, книг практически не читает, а здесь полная ясность — ни с кем не спутают.

— Хорошо тебе, — подключился к разговору бородатый очкарик, обеспокоенный судьбой Гонконга. — А я уже седьмой раз сюда еду — эти недоучки никак правильный диагноз поставить не могут. Наверняка, в Днепропетровскую психушку отправят, а там труба.

— Ты что, уже и там побывал? — оживился Наполеон, как белочка обгрызая на пальцах ногти. Бородатый хмуро свел брови и сплюнул кудато под лавку:

— Я, вообщето, сам по профессии психиатр. В Днепропетровске на практике был.

— Тогда можешь не волноваться, — успокоил очкарика Бонапарт, — врачи от пациентов мало чем отличаются. Будешь, как рыба в воде. Тебято сюда за что?

Бородатый полез в карман за сигаретой:

— Да, собственно говоря, ни за что. Так, пустяки. Старый шкаф выбросил с балкона в кусты, чтобы не тащить его на себе с девятого этажа. Пришел домой усталый после работы, а тут ещё лифт как на зло не работает. За что мы только кварт. плату платим? Думал, утром, идя на работу, остатки шкафа к мусорнику подтащить, чтобы под окнами не валялся, а тут на тебе — только разделся, только душ принял — беркутята с автоматами прибегают. Я даже поужинать не успел. Спрашивают: «Вы шкаф выбросили?». Я им без всякой задней мысли и отвечаю: «Ну я. Так что из того? Мой шкаф — что хочу, то и делаю.». А эти идиоты сразу стали дубинками по голове бить и наручники одевать. Откуда мне было знать, что в тех кустах парочка занималась любовью? Места себе другого найти не могли, а мне теперь изза них отдуваться.

Наполеон сокрушенно закачал головой, выражая глубокое понимание и поддержку. Спустя месяца полтора, идя по тюремному коридору, я случайно узнал, что бородатый не в первый раз таким образом избавляется от ненужной мебели и почемуто каждый раз с одинаковым результатом.

Тюремная камера встретила затхлым, прокуренным воздухом, глубоким унынием и паутиной под потолком. Сокамерники смотрели на меня, как на Христофора Колумба после далеких странствий:

— Братуха, как там, на свободе?

Как? Как? Словно я весь мир объехал за полдня в милицейском фургоне…

Интересно, чего мусора добились или хотели добиться, отправив меня на экспертизу в дурдом? Удостовериться в том, здоров я психически или нет? Так, для них наличие любого высшего образования, за исключением юридического, уже является признаком неполноценности. А врачи… Они беспомощны и, как марионетки, послушно выполняют все указания свыше. Стоит только комуто заикнуться, что арестованный нуждается в медицинской помощи или неподсуден по состоянию здоровья — как тут же такого врача обвинят во всех смертных грехах.

Увы, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», и эта старая фраза как никогда актуальна в тюрьме. Здоровые заключенные не нужны — они опасны, ими манипулировать и управлять намного труднее, чем больными людьми. Ни для кого не секрет, что чем больше заключенный будет болеть — тем меньше у него останется сил на борьбу с милицией, прокуратурой, судами… Тем спокойнее спится тем, кто его засадил.

Тюремщики пытаются сгноить нас в бетонных гробах, но мы обязаны выжить, и мы обязательно выйдем отсюда, пусть даже на зло всему миру. Как бы тяжело ни было, но Господь нас хранит, а трудности на то и существуют, чтобы испытать на прочность каждого из идущих, закаляя перед грядущими испытаниями. Самое трудное и интересное всегда впереди. Что бы ни случилось, какая бы ни выпала карта — мы не имеем права утратить присутствие духа. Сильных всегда ожидает награда, а слабые… Они — как одуванчики в поле. Ветер подул — и их уже нет.

Бороться с существующей Системой тяжело, но можно и нужно. Для этого, прежде всего, необходимо обладать устойчивой психикой и отменным здоровьем. О физических и интеллектуальных упражнениях в условиях тюремного заключения мы поговорим несколько позже, а сейчас затронем некоторые малоприятные вещи, с которыми, в первую очередь, приходится сталкиваться лицом к лицу в тюремной клетке.

Психические заболевания.

О чем заключенные меньше всего думают, так это о здоровье собственных мозговых извилин. Оно и понятно — крыша съезжает не спеша, не привлекая к данному процессу внимания со стороны окружающих. Когда же изменения в психике из глубин черепной коробки вылазят наружу, отражаясь на взаимоотношениях с окружающим миром, то на этом этапе, как правило, боржоми пить уже поздно.

Кто бы что ни говорил, но встретить в тюрьме заключенного со здоровой психикой, без какихлибо отклонений, на практике нереально. Это закономерный результат мощнейшего стресса (который, к тому же, не ослабевает, а наоборот — усиливается), умноженный на скотские, не поддающиеся никакой логике условия содержания заключенных. Безусловно, травмы психики (как и любые иные травмы) поддаются лечению, но, вместе с тем, ни одна из них не проходит бесследно, и большинство заключенных не восстанавливаются (даже после выхода на свободу) именно по причине застарелых психических травм, постепенно переросших в серьезные, трудно поддающиеся лечению заболевания.

В развитых странах существуют специально разработанные программы реабилитации для тех, кто побывал за решеткой, с тем, чтобы заключенные выходили на свободу здоровыми, полноценными гражданами, не представляющими опасности для окружающих. Однако это касается цивилизованных стран, а не Украины, в которой всё перевернуто вниз головой. В этой стране о твоем здоровье (как, впрочем, и обо всем остальном) никто, помимо тебя, думать не будет. Поэтому, если есть желание выжить, с первых минут заключения приходится внимательно следить за состоянием серого вещества внутри черепной коробки, тщательно отслеживая все реакции на события, в гуще которых ты волей судьбы оказался. Что бы ни произошло — мозг обязан работать четко и ясно. Это непременное условие для тех, кто не собирается долго засиживаться в местах «не столь отдаленных».

Сердце.

Мотор барахлит у всех без исключения. Причины те же — условия содержания и стресс. И с тем, и с другим приходится бороться усилием воли, но, судя по обилию инфарктов среди заключенных, далеко не всем удается абстрагироваться от окружающей действительности, не застревая на неприятных воспоминаниях и тяжелых мыслях. Оно и понятно — уголовное дело всё время болтается дамокловым мечом над головой.

Первое, что необходимо сделать, так это снять нервное напряжение. Далеко не всегда удается достичь желаемого результата с помощью медитации и интеллектуальных занятий. (К примеру, заставляешь себя усилием воли учить иностранный язык, а вместо импортных слов всякая гадость лезет в голову). Гораздо более эффективны физические упражнения, доводящие до изнеможения, что способствует отключению от внешнего мира и подавлению вредных для организма эмоций, а йоговские, так называемые «перевернутые», позы помогают избавиться от депрессии.

Если же тебя таки прихватило — никакой паники, спокойно ложись на нару, расслабив кисти рук и глаза — это поможет достичь состояния покоя. Покой и только покой — твой единственный союзник в такой ситуации. По большому счету, ты и к этому должен всегда быть готов, подобно юному пионеру, а потому было бы неплохо, чтобы гденибудь в загашнике всегда лежал валидол и валерьянка.

К слову — ни при каких обстоятельствах не принимай лекарства, которые подсовывает добрый сокамерник, если они не в упаковке. Всякое случается в тюремной жизни. Мало ли что взбредет в голову кукловоду, дергающему за нитки послушных марионеток.

Простуда.

Самая что ни есть обычная простуда, на которую меньше всего обращают внимания на свободе, в тюрьме легко перерастает в затяжное воспаление легких, безжалостно выжигая людей изнутри. Причина чрезвычайно проста — люди истощены до предела, а условия содержания, кажется, специально созданы для того, чтобы всевозможные инфекции чувствовали себя вольготно и радовали своим присутствием блюстителей правопорядка.

Хочешь того или нет, а вспоминаешь Порфирия Иванова, выливая на себя тазик с ледяной водой по утрам. Всю жизнь терпеть не мог закаливания, а в тюрьме это оказалось чуть ли не единственным профилактическим средством от инфекционных заболеваний.

Туберкулез.

На туберкулез традиционно обращают больше всего внимания. О нем говорят часто и много. Все в курсе, что заболевший непрерывно кашляет и чихает, извергая наружу из глубин организма множество палочек Коха, передающихся от одного заключенного к другому воздушнокапельным путем.

Как это ни печально, но любые выделения больного туберкулезом могут служить источником заражения. Более того — больного может и не быть рядом с тобой в боксике или в камере. Вполне достаточно того, что он здесь был до тебя. Его мокрота высыхает, превращаясь в пыль, которая, оседая на различных предметах и поднимаясь в воздух, служит источником заражения, так как в ней сохраняются бактерии Коха. Как правило, чаще всего заражение происходит через легкие, когда вместе с вдыхаемым воздухом в организм попадают микробактерии.

Самыми главными условиями профилактики туберкулеза в тюремной камере являются: отсутствие сырости, чистота и соблюдение элементарных правил личной гигиены. Чем чаще ты будешь проветривать камеру (особенно во время стирки и сушки белья) и покидать её пределы (например, ежедневно выходя на прогулку), тем меньше вероятность заболевания. Пожалуй, это единственное, что ты, запертый в бетонном гробу, сможешь сделать.

Чесотка.

Не думаю, что тебя сильно обрадует, когда ты узнаешь, что в камере, рядом с тобой, поселилось хоть и тихое, но невероятно злобное создание, известное в быту как чесоточный клещ. Обычно заражение происходит при непосредственном контакте с больным или через принадлежащие ему вещи или предметы. Клещ с нескрываемым удовольствием перебирается с неодушевленных предметов на одушевленные, то есть на заключенных. Далее его путь в виде расчесов и извилистых, сероватобелого цвета ходов несложно рассмотреть на чьемнибудь теле.

Под кожей чесоточный клещ чувствует себя довольнотаки уверенно, спокойно размножается и живет полноценной жизнью, чего не скажешь о том, в ком он поселился. Жертва, в отличие от клеща, всё время чешется, принципиально не спит по ночам изза резкого, изнуряющего зуда и носится по камере в поисках серной мази, которую втирает в себя несколько раз в день, пока чесоточный клещ не соизволит куданибудь деться. Мыться при этом не рекомендуется. Думаю, нет необходимости описывать, какая в камере стоит вонь, когда сокамерники воюют с клещом.

Сифилис.

При нынешнем уровне развития медицины сифилис лечится легко и просто, но тем не менее за решеткой полнымполно заключенных с застарелыми формами данной болезни. Одних лечили, но не долечили. Другим помешал арест, прервав курс лечения, а в тюрьме им уже было както не до него.

Как показала практика, подавляющее большинство жителей планеты Земля не особо отягощают себя мыслями о болезнях, действуя по принципу — не беспокоит в данный момент, ну так и слава Богу. В разное время и в разных камерах мне пришлось столкнуться с двумя пассажирами, не долечившимися на свободе. Оба, будучи никак не связаны между собой, твердили одно и то же — мол, всё это чепуха, от сифилиса сейчас никто не умирает, освободимся — вылечимся, если «само по себе не пройдет», как выразился один из них. Я, честно говоря, позавидовал их оптимизму и вере в завтрашний день — одному светила десятка, а другому и того больше. При таком отношении к собственному здоровью лечение и вправду могло не пригодиться.

Теоретически вен. больных содержат отдельно от других заключенных. На практике арестованные зачастую сидят вперемешку друг с другом, многие из них вначале и не подозревают о том, что больны. Особенно это касается малолетних наркоманов, которые, презрев скучные советы Минздрава спокойненько кололись одним шприцом гденибудь на чердаке многоэтажки, вдобавок отметившись хором на одной и той же подружке из соседнего подъезда (естественно, без презерватива). К тому времени, когда они заезжают на тюрьму, инкубационный период благополучно заканчивается и новоиспеченный арестант с нескрываемым удивлением рассматривает себя перед сном.

СПИД.

Ввиду однотипности изменений иммунной системы, болезнь получила название синдрома приобретенного иммунодефицита и официально зарегистрирована в 1981 году. Никто толком так и не понял, откуда взялся маленький и противный вирус, заставляющий иммунную систему не выполнять свои обычные функции. Неприятно, но факт — вирус СПИДа содержится во всех биологических жидкостях больного — семенной жидкости, слюне, слезах, поте, моче и так далее. Говорят, что вирус передается от больного к здоровому через кровь, после чего жизнь стремительно приближается к финишу.

В тюремных условиях риск заражения СПИДом чаще всего возникает при пользовании общим с кемто лезвием для бритья, ножницами во время стрижки или во время нанесения татуировок. Много раз приходилось наблюдать одну и ту же картину — несколько заключенных подбривают друг другу затылок одной и той же бритвой или человек десять пускает по кругу чифир, и все пьют из одной кружки (что с точки зрения гигиены является форменным идиотизмом). Может быть, в отличие от бритья, СПИД к чифиру не имеет ни малейшего отношения, но множество других заразных заболеваний передаются через общую посуду быстро, легко и до обидного просто.

Теперь о грустном. Если так вышло, что тест на СПИД дал положительные результаты, вовсе не обязательно резать вены и биться головой о бетонную стену. Стоит ли впадать в уныние только изза того, что болезнь принято считать неизлечимой? Не торопись расстраиваться, посмотри на вещи трезво и как бы со стороны.

Вопервых, упаднические настроения отягощают, а вовсе не облегчают течение любого заболевания, и СПИД здесь не является исключением.

Вовторых, как бы ты ни старался, но все мы вышли из праха и в прах превратимся. Как показывает практика, люди боятся не смерти, а её приближения. Что поделаешь — придется научиться переступать через страх. Медицинский диагноз дает нам знание о реальных сроках земной жизни, что само по себе иногда тяжело. Особенно в условиях тюремного заключения, где не научились лечить от простейшего гриппа, не говоря уже о таком заболевании, каким является СПИД.

Втретьих, то, что ты заболел, вовсе не означает, что ты уже умер. В свое время полиомиелит и сифилис также были неизлечимы. Не исключено, что врачи вотвот придумают какуюнибудь сыворотку, и твой самолет перед самой землей сумеет таки выйти из штопора.

Вчетвертых, посмотри на наших общих знакомых. Имто уж точно никакие уколы не помогут, потому как не сегодня, так завтра их расстреляют, несмотря на то, что они совершенно здоровы и им искренне хочется жить.

Не знаю — убедил я тебя или нет, но медицинский диагноз — ещё не ленточка с надписью «финиш». Всё в руках Бога, и только от Него, в конечном итоге, зависит, как сложатся звезды у нас над головой. Помнишь, как Посейдон сказал Одиссею во время скитаний:

— Человек без богов — ничто.

Подумай об этом, пока будешь теплые носки одевать. Сегодня по Цельсию минус двадцать четыре по радио передали. Не жарко. Слышишь шум в коридоре? Наверняка братву из соседней хаты на прогулку погнали, следовательно, скоро и за нами придут. Не тормози движение, ищи свою спортивную шапочку и подтягивайся к двери. Не мешало бы слегка размяться в тюремном дворике.

Глава 9. Физические упражнения и тюремная камера

«Я живу прошлым, но все мои мысли устремлены в будущее…»

(из дневника)

Кого только не забрасывала нелегкая за тюремные стены! Священники и короли, ученые и поэты… Всех не перечесть. Вряд ли комуто удастся обнаружить такую профессию, представители которой не отправлялись бы время от времени передохнуть после трудов своих праведных за решетку. Что же касается политических деятелей, то о них и вовсе говорить не приходится — каждый уважающий себя политик после очередной, не в меру острой, правительственной дискуссии пережидает непогоду на нарах. (Далеко не случайно огромная империя под названием Советский Союз, изпод крыла которого выпорхнула Украина, была основана и руководима бывшими заключенными). Не знаю — хорошо это или плохо, но в тюрьме ухитрились побывать чуть ли не все герои прошлого, о которых с упоением рассказывают школьные учителя на уроках истории. Именно в тюрьме, а не гденибудь на пляже, Иоанну Крестителю отрубили голову, а Сократ принял чашу с цикутой.

После того, как мой старший сын гордо сказал: «Папа, даже Чипполино сидел!», я несколько под иным углом зрения посмотрел на содержание детских сказок, на которых выросли мы и растут наши дети. Оказывается, и там положительные персонажи почемуто сидят, а всякие кикиморы болотные их охраняют.

Так что спи спокойно, собрат по несчастью, — ничего сверхъестественного не произошло — не мы первые изнываем от безделья за колючей проволокой, не мы последние. Глянька — на воле, под райотделами и прокуратурой, из потенциальных кандидатов в зеки выстроились длиннющие очереди. Ты думаешь, почему амнистию придумали? Это в прессе дурошлепы чтото щебечут насчет гуманности государства. На самомто деле причина кроется совершенно в другом: заключенных содержать негде — тюрьмы и лагеря переполнены, а всех расстрелять не получается. Вот и выпускают время от времени разную мелочевку на волю.

Впрочем, нас с тобой амнистия должна меньше всего волновать — по нашим статьям досрочный выход на свободу явно не светит, хотя мне почемуто кажется, что мы выберемся отсюда значительно быстрее, чем все эти идиоты со своим «глубоким» и «чистосердечным» раскаяньем.

Единственное, что меня серьезно смущает в данном пасьянсе, так это статистика. Как её ни крути, а вывод напрашивается один — тюремное заключение существенно сокращает срок человеческой жизни. Чем дольше человек сидит за решеткой — тем меньше он живет в целом. Сокамерники, как я посмотрю, об этом вопросе предпочитают не думать вообще. Их мысли редко пробираются дальше зала суда. Впрочем, это их личное дело. В отличие от окружающих, нам с тобой далеко не безразлично не только когда, но и в каком состоянии тела и духа мы выберемся из этой проклятой Богом дыры.

Чтобы ты лучше понял ход моих дальнейших мыслей, я приведу несложный пример. Представь на минутку, что комулибо из нас предстоит длительная и тяжелая командировка. Что мы делаем в первую очередь? Правильно, приводим в порядок машину, на которой отправляемся в путь, и тщательно следим за тем, чтобы она не поломалась в пути, потому как чинить её будет негде. К тому же, машина пригодится не только на период командировки, но и после возвращения в родные края.

Человеческий организм — та же машина, которая, выезжая из детства, должна, по идее, без поломок доехать до глубокой старости. Чем организм сильнее и совершеннее — тем выше его сопротивляемость и трудоспособность. Это вопервых.

Вовторых, тело, которым мы обладаем в нынешней жизни, даровано свыше за совершенные нами поступки в предыдущих рождениях. С ранних лет мы обязаны не только заботиться о нем, но и всесторонне, тщательно его развивать. Даже если комуто из нас будет суждено принести себя в жертву, богам угодно, чтобы мы жертвовали красивым телом, стремящимся к совершенству, а не дряхлым, запущенным организмом.

И с материалистической, и с религиозной точек зрения, человек обязан работать над собой. Любые разговоры, которые ведутся, как в тюрьме, так и на воле о том, что ктото отчегото «устал», что «нет времени» или «много работы» — не более чем болтовня, словесный щит для оправдания собственной беспомощности и Её Величества Лени. Так уж устроен человеческий организм — он либо развивается, либо деградирует в зависимости от того, чем именно человек занимается в тот или иной момент. Или — или. Третьего не дано. Ещё никому не удавалось достичь совершенства, бесцельно валяясь с утра до вечера под байковым одеялом.

Не думаю, что мусоров сильно обрадует твоя забота о собственном теле. Ни разу не видел, чтобы охрана с удовольствием наблюдала, как арестанты занимаются спортом и отрабатывают удары по самодельной боксерской груше, готовясь к предполагаемому побегу, а заодно снимая физическими упражнениями стресс и восстанавливая внутреннее равновесие после общения с дебилами в милицейских фуражках.

Не знаю как другим, но мне не приходилось задаваться вопросом: нужно тренироваться в тюрьме или нет? С самого начала, несмотря на скотские условия содержания, которые мне усиленно создавали доброжелатели в изоляторе временного содержания на Подоле, а затем в тюрьме я ежедневно уделял не менее трех часов для занятий спортом. Это был естественный и закономерный ответ тела на психологический прессинг во время так называемых «бесед» и официальных допросов. Кроме того, отработка ударов отбивала желание не в меру «умных» сокамерников вести себя неучтиво.

Конечно, не всегда и не всё было гладко. Довольно часто появлялось желание обреченно махнуть рукой и ничего не делать, подобно сокамерникам, лежащим на нарах с безрадостными физиономиями, устремленными в такое же безрадостное будущее. Однако каждый раз, когда меня одолевала лень, я задавал себе одинединственный вопрос: «А вдруг завтра случится так, что от моей физической подготовки будет зависеть моя свобода, моя жизнь, мое будущее?» — и поднимался с нар.

В первые дни приходилось действовать интуитивно — организм сам подсказывал, какие упражнения следует делать, а какие нет, чтобы сохранить здоровье. Затем тренировки стали более осмысленными, я стал составлять для себя планы занятий, как это делал в добрые старые времена, когда работал в институте физкультуры старшим преподавателем на кафедре борьбы.

Сказать, что тюремная камера не приспособлена для спортивных упражнений, — это всё равно, что не сказать ничего. В тюрьме нет какоголибо подобия свободного пространства, не говоря уж о чистом воздухе и о возможности полноценно помыться после занятий. Заключенный лишен самых простых и необходимых вещей, которые настолько плотно вплетены в повседневную жизнь, что о них практически никогда не задумываешься на воле. Кстати, вынужденное голодание, когда не ешь по несколько дней, также не особо стимулирует занятия спортом. Не говоря уж о том, что ты сам себе не оченьто и принадлежишь — в любой момент тренировку могут прервать, потащив на допрос или перебросив в соседнюю камеру. Так что для лентяев существует бесчисленное множество отговорок, почему они не могут заниматься физическими упражнениями.

Вместе с тем все неудобства преодолимы, когда есть четкая цель. Иногда об окружающей обстановке просто полезно забыть на какоето время. Любые преграды перестают существовать по мере вхождения в тренировку. Это чемто напоминает погружение в море, когда оставляешь на берегу тяжелые мысли и весь тот хлам, который невольно накопился в душе.

Помню, я както лежал на деревянных досках после дежурной «беседы» с блюстителями правопорядка, умудрившимися окончательно испортить и без того отвратное настроение однообразной болтовней о моем предстоящем расстреле. Складывалось впечатление, что стражам правопорядка больше и рассказатьто мне нечего.

Чтолибо делать был полный облом. Даже вешаться на металлических прутьях — и то не хотелось. Закинув за голову руки, я с любопытством наблюдал как группа из девяти клопов после непродолжительного совещания отправилась перекусить лежавшим поблизости специалистом по расчленению homo sapiens на мелкие части.

Беззубый Асланбек (по паспорту почемуто чистокровный украинец) нарезал тасы — два шага вправо, два — влево. Невзирая на неполные двадцать два отсиженных года, Аслан был полон оптимизма и веры в завтрашний день: «Не сегодня, так завтра прорвемся!». До сих пор не пойму, из чего исходила такая уверенность. Очевидно, давал знать о себе богатый жизненный опыт «прорываться». Лично я в тот момент явно не разделял точку зрения мелькавшего перед глазами соседа. Аслан это понял, и, проследив за моим взглядом, увидел, что клопы уже приступили к трапезе, уютно расположившись на сокамернике, растянувшемся напротив двери.

— Ты только посмотри, сколько их на твоем пузе собралось! — ухмыльнулся Асланбек.

Тот, кого, на мой взгляд, трапеза клопов касалась больше всего, равнодушно зевнул:

— Пусть подавятся, — затем добавил, переворачиваясь на другой бок. — Вы сегодня что — мазохизмом не занимаетесь?

В понятие «мазохизм» он вкладывал набивку тела, которую мы обычно делали по вечерам, и упражнения на укрепление пресса.

— Да вот братуха сегодня чтото на себя не похож. Скучный какойто, — ответил, не переставая ухмыляться Аслан, постепенно выводя меня из равновесия своим самодовольным видом.

Я нехотя поднялся, уступая дорогу маленькому клопику, опоздавшему на ужин, и вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее стал отрабатывать короткие прямые удары, стряхивая с плеч паутину сонливости и безразличия.

Я бил сначала по воздуху, затем (обмотав кулак майкой) — по бетонной стене, думая о том, что на свободе занятия спортом — это прежде всего приятное времяпрепровождение (для взрослых) и средство для укрепления здоровья их плачущих чад, которых любящие родители запихивают в ближайший от дома спортзал. На выходные люди сбиваются в стаи и отправляются за город поиграть в волейбол или помахать теннисной ракеткой, прыгая по периметру корта в отутюженных шортах. (Те, кто поумнее, сидят в тени и подают им мячики за пятнадцать долларов в час.) Многие наматывают по утрам круги вокруг парка в надежде похудеть, вместо того, чтобы прекратить жрать пирожные и глотать пончики перед телевизором, коротая таким образом скучные зимние вечера. Что поделаешь — там, на воле, иное восприятие жизни.

В тюрьме спорт — прежде всего средство для выживания, а уже затем всё остальное. Когда ходишь по лезвию бритвы, както не до дискуссий о том, что лучше — плавание или горные лыжи. Лучше может быть только то, что помогает выжить. Это единственный критерий, других критериев нет. Каждый, кто думает подругому, либо дурак, либо не собирается долго ходить по земле.

Все упражнения, которые приходится практиковать в тюремной камере, я бы условно разбил на следующие подгруппы:

Упражнения, предназначенные для защиты.

В тюрьме, как это ни печально, слишком много желающих проверить, на месте ли чужие почки или насколько прочны отдельные части тела. Например, ребро или ключица. Пышущий здоровьем арестант чрезвычайно плохо вписывается в тюремный быт и режет глаза как тюремному персоналу, так и сокамерникам с растопленным маргарином в том месте, где по плану Господа Бога должны быть мозги. Поэтому простейшая набивка тела в сочетании с дыхательными упражнениями не только полезна, а я бы сказал — незаменима. Спустя определенное время тело как бы приобретает дополнительный щит, учится принимать и гасить удары, превращая их в безобидное, чуть ли не дружеское похлопывание, словно во время лечебного массажа. С физиологической точки зрения данный цикл упражнений полезен ещё и тем, что он, усиливая кровообращение, способствует укреплению воли и развитию решительности в человеке.

Когда я в КПЗ начал тренироваться, заключенные в соседних камерах решили, что меня избивают надзиратели, и принялись бить всем, что попадалось под руку, по полу и обитым кованым металлом дверям. Казалось, что зверинец, ещё недавно погруженный в глубокий сон, внезапно преобразился в растревоженный муравейник. Оловянные солдатики, как угорелые, быстробыстро затопали по тюремным коридорам, крича и успокаивая арестантов до тех пор, пока по «тюремному телефону» не передали, что у меня всё o’кей, и дальнейшие тренировки уже не привлекали к себе столь активного внимания, как со стороны арестантов, так и со стороны тюремного персонала.

В упражнениях по набивке тела («железная рубашка», как её принято называть на Востоке) есть один существенный недостаток, даже если они и доведены до высших степеней мастерства. Вышеназванный комплекс упражнений всё же не в состоянии предохранить от ударов человеческую голову.

Мозг чрезвычайно болезненно реагирует на любые изменения в окружающем мире и совершенно не желает, чтобы его беспокоили понапрасну. Так что можешь смело писать фломастером на голове «Не кантовать» и будешь прав на все сто. К сожалению, те, которые размахивают перед носом деревянными битами, почемуто всегда норовят попасть именно в голову, отчегото полагая, что чем активнее человека лупить по макушке, тем быстрее он начнет думать и вести себя так, «как надо». Не знаю, где и когда родилась такая точка зрения, но судя по тому, что приходится видеть — она достаточно широко распространена в человеческом обществе.