Прикосновение космоса

      Из-за неточной ориентации прототипа "Востока", на котором совершил первый в мире орбитальный полет Юрий Гагарин, корабль однажды "не затормозился", а, напротив, получил ускоряющий импульс и перешел на другую, более высокую орбиту. Настоящий исследователь, способный открыть даже в явной неудаче нечто новое, перспективное, Сергей Павлович Королев по-своему расценил этот случай: значит, есть возможность заставить корабль маневрировать на орбите.
      Для разворотов, ориентации корабля служат малые ракетные двигатели, их тяга создает момент относительно центра масс. В общем, если продолжить аналогию с авиацией, движение самолета слитно, то есть изменение направления полета и положения машины относительно траектории происходит одновременно, а у космического аппарата сначала следуют повороты, а уже только потом перемена траектории.
      Пилот самолета может чувствовать сопротивление ручки: чем больше отклонил, тем больше нагрузка на нее, создаваемая аэродинамическими силами. Ручки управления космическим кораблем никаких усилий не передают, потому что нет и самих усилий. Космонавт действует так: отклонил ручку - идет разворот, установил ручку в нулевое положение - разворот прекращается. Так корабль и вращается относительно всех трех осей, пока ручка управления отклонена в ту или иную сторону.
      Есть несколько режимов ориентации корабля. Один - так называемый непрерывный. Двигатели начинают работать непрерывно, пока корабль не наберет заданную угловую скорость. От степени отклонения ручки и зависит скорость вращения, угловая скорость корабля.
      Другой режим - импульсный. При отклонении ручки в крайнее положение двигатели выдают определенное приращение угловой скорости, проще говоря, каждое отклонение ручки задает определенную продолжительность работы двигателя.
      Ориентация проделана хорошо, если расход компонентов ракетного топлива, так называемого рабочего тела, тоже невелик, а нужное направление поддерживается точно. В космосе "рабочее тело" взять неоткуда, здесь ему нет цены, вот почему одна из заповедей академика С. П. Королева космонавтам была такая: "Береги рабочее тело пуще своего собственного". И в самом деле, оно нужно нам и для ориентации, и для выполнения маневров, и для того, чтобы затормозить корабль, вернуть его на Землю. На эти расчетные случаи и припасен на борту запас, израсходовал зря - пеняй на себя!
      Куда "глядеть" оси маршевого двигателя, как долго ему работать, определяют на Земле по результатам измерения траектории и передают нам, естественно, в виде данных, удобных для практической работы.
      Среди приборов системы управления, помогающих при разворотах, особое место занимают гироскопы. Гироскоп - это быстро раскрученный волчок, который сохраняет ось своего вращения неизменной в абсолютном пространстве. Космонавт ориентирует корабль - продольная ось "Союза" занимает заданное положение в пространстве - и "поручает" гироскопам следить за ориентацией. Задать направление продольной оси - значит и точно выставить маршевый двигатель, их оси совпадают. Как только корабль получит необходимое приращение скорости, специальный автомат - интегратор - выключит двигатель. Этим и заканчивается маневр.
      Как всегда, перед очередной операцией проверяем системы, на этот раз систему управления движением корабля в невесомости. Отработка именно этого этапа - как мы его называли, этапа теста СОУД (системы ориентации и управления движением) - заставляла нас больше всего попотеть на Земле. "Неприятности", всяческие нештатные ситуации сыпались на нас как из рога изобилия. Эти тренировки всегда были сложны и утомительны, но именно они подготовили нас к такой напряженной работе. В реальном полете все работало безукоризненно, без всяких отклонений и нештатных ситуаций. В заданное время проверок мы уложились и сообщили в Центр, что к проведению маневров готовы.
      На первые сутки полета намечены два маневра дальнего сближения: во время первого получилось, что наш двигатель должен проработать около 60, во время второго - около 20 секунд. С Земли выдали необходимые данные, закладываем их в автоматику, начинаем выполнять маневры.
      По московскому времени - 4 часа 30 минут утра. В Москве лето и уже, наверное, светло. Москвичи спят, у наших товарищей в Центре управления полетом круглосуточное дежурство.
      Включаем ручную ориентацию. Под нами Земля - я вижу ее в оптический визир космонавта. Корабль медленно разворачивается. Удивительно мягкое управление! Вращения не ощущаешь, просто плывет в иллюминаторах земная панорама. Вот Земля заняла уже симметричное положение относительно визира. Теперь надо сориентировать корабль "по бегу" Земли, то есть выполнить разворот относительно другой оси.
      ...Направляю движение "Союза" против часовой стрелки - в сторону меньшего угла, так быстрее развернемся.
      Стоп! Хватит! Возвращаю ручку в нейтральное положение.
      Ждем, когда можно будет передать управление на гироскопы. Время это задается точно, потому что именно в этот момент корабль займет то самое, нужное положение в пространстве. А дальше поддерживать ориентацию будет автоматика. Берталан переключает управление на автоматику. Замигал транспарант: "Работают двигатели ориентации".
      Четко идет разворот! Видно, как уходит Земля из визира космонавта. Кончился автоматический разворот относительно одной оси, начался разворот относительно другой.
      По транспарантам видно: все системы, которые участвовали в развороте, выключены. Очередь теперь за маршевым двигателем...
      Нажимаю кнопку - снимаю блокировку запуска двигателя. Пуск!
      Сзади, за спиной, слышен хлопок. Мягкий толчок и... все, не закрепленное в корабле, поплыло навстречу. Словно сам по себе приоткрылся незадраенный люк между спускаемым аппаратом и бытовым отсеком. Медленно-медленно плывут предметы - ускорение, создаваемое двигателем, очень небольшое, всего 0,6 метра в секунду.
      Контролируем время работы двигателя: 50, 55 секунд, вот уже около 60... Истекает отпущенный "лимит". Снова хлопок - предметы внутри корабля ведут себя спокойно. Теперь опять чистая невесомость! Автомат-интегратор выключил двигатель, как только корабль набрал заданное приращение скорости.
      Надо ввести в автоматику новые данные, чтобы выполнить разворот на гироскопах, после которого двигатель будет выставлен в новом направлении. Берталан манипулирует с устройством для ввода данных. Вижу цифры, проверяю их. Да, все верно.
      - Правильно выставил, можно включать ввод!
      Включили. Еще один автоматический разворот. Корабль с той же угловой скоростью идет в заданном направлении. Стоп! Разворот окончен.
      Контролируем по транспарантам: корабль вновь стоит неподвижно, его держат гироскопы. Ждем момента очередного запуска двигателя.
      При этом, втором запуске двигатель должен работать меньше, чем при первом. Но, как и раньше, нужно строго выдержать время включения. Заданный импульс отмерит интегратор.
      Снова слышим за спиной хлопок, опять ожили предметы. Двигатель работает устойчиво, корабль не шелохнется!
      Тишина. Автомат-интегратор определил: корабль набрал заданную скорость. На сегодняшний день маневры закончены. Мы очень устали. Но надо еще дождаться сеанса связи и доложить на Землю. Она пока не знает, как прошли маневры.
      Слышу знакомый голос "девятнадцатого-первого" - это дежурный, сменный руководитель полета, с которым мы долгое время работали вместе.
      - Как у вас дела?
      Докладываем:
      - Маневры выполнены. Время работы двигателя - расчетное. Момент включения двигателя соответствует указаниям. Все нормально на борту, все хорошо...
      На Земле пауза. Потом тот же голос сообщает:
      - Вам разрешается спать до тринадцати часов двадцати минут.
      Вот те на - это же на полтора часа меньше, чем по программе! Почему?.. Пояснили:
      - Может быть, понадобится дополнительный маневр. Баллистики еще ничего не сказали, будет видно позже...
      Про себя думаю: не нужно больше никакого маневра! Я сам бывший баллистик, могу разобраться...
      В свое время, до зачисления в отряд космонавтов, я немало поработал в области коррекции траекторий. Правда, приобщился к этой интереснейшей тематике после немалых мытарств и хлопот: распределили меня, выпускника МАИ, на предприятие, вовсе не занимавшееся космической проблематикой. В околоземном пространстве летали уже два наших спутника, а я еще только мечтал о работе на космос. Наконец стараниями бывших сокурсников меня приняли в отделе кадров предприятия, которым руководил С. П. Королев. Побеседовать со мной вышел высокий стройный человек в очках. Спросил, что я знаю о ракетных двигателях, поинтересовался темой дипломной работы, потом попросил показать приложение к диплому со всеми итоговыми оценками.
      - Ладно, подходишь нам, берем,- сказал он. Это был Константин Петрович Феоктистов, один из создателей гагаринского "Востока".
      Вскоре меня вызвал к себе начальник отдела Михаил Клавдиевич Тихонравов.
      - Вы механикой интересуетесь? - спросил он. - Хотите заниматься механикой космических полетов?
      Так я и стал заниматься выбором орбит, траекторией межпланетных автоматических станций, пришлось совместно с сотрудниками Института прикладной математики АН СССР, которым руководил тогда М. В. Келдыш, работать над созданием теории коррекций.
      Защитил диссертацию на эту тему, опубликовал ряд статей в журнале "Космические исследования", а впоследствии обобщил материал совместно с Александром Алексеевичем Дашковым в монографии "Межпланетные полеты". Книга эта о космических орбитах - околоземных и уходящих к далеким уголкам Солнечной системы, об измерениях траекторий, о различных методах их коррекции. Солнечная коррекция, лунная вертикаль, специальные способы коррекции с экономией ракетного топлива - вот обширный набор методов, которые можно использовать не только при полетах к другим планетам, но и при маневрах на околоземной орбите...
      Я, признаться, не разделял сомнений Центра: орбиту перед коррекцией определили точно, в этом я уверен, потому что все прошло штатно. Маневрировали тоже отлично, как по писаному!
      Тем не менее сменный руководитель полета осторожничает:
      - Не будем торопиться, измерения покажут, может быть, все-таки понадобится...
      Что ж, значит, вставать надо на полтора часа раньше: поспим только шесть часов. Утро, как говорится, вечера мудренее...
      Ставлю будильник и, конечно, ошибаюсь. Кручу не ту ручку. Да, устал! Придется делать коррекцию часов: они теперь показывают неправильное время. Вот ведь какая штука! Пока выполняли маневры - а эта работа ответственная, важная,- не было никаких ошибок.
      В такие минуты всегда перепроверяешь себя, ту ли команду собираешься отдать, ту ли кнопку нажать. А вот такие чепуховые мелочи, вроде будильника, уходят на второй план.
      Разворачиваем спальные мешки в бытовом отсеке. Чисто, удобно, хорошо. Правда, сейчас тесновато - мешает оборудование, которое мы везем на орбитальную станцию. Поэтому натягиваю мешок между входным люком и противоположной стеной, а Берталан - между полом и потолком.
      Можно отдыхать. Блаженство! Принимаем - на всякий случай - по таблетке снотворного: надо постараться приглушить многочисленные впечатления первых часов па орбите, выспаться с гарантией. Ведь завтра очень, очень важный этап - стыковка...
      ГЛАВА IV
      ЯВЛЕНИЕ "ОРИОНОВ" "ДНЕПРАМ"
      Есть стыковка. - "Поспешай медленно!" - Акробатика вокруг люка. - Чем пахнет космос? - Каравай на живую нитку. - Космическое застолье. -"Контрабандный" укроп. - Что нового в "греческом зале"? - Делаем, вид, что спим.
      "Заря": Ребята, "Орионы"! По сближению есть вопросы?
      "Орион-1": Вопросы? В принципе нет!
      "Заря": Еще раз напоминаю: будете подходить снизу!
      "Орион-1": Ясно.
      "Заря": Будем работать не торопясь, как обычно... Станцию не наблюдаете?
      "Орион-1": Нет пока.
      "Днепр-1": Мы наблюдаем "Орионов" по телекамере! Точка находится на одну клетку выше и на одну вправо от перекрестия.
      "Заря": Идем по программе, все штатно...
      "Орион-1": Дальность - пять километров, скорость - тринадцать метров в секунду, боковая скорость линии визирования - в районе нуля...
      "Орион-2": Разворачиваемся в зону торможения.
      "Орион-1": Двигатель отработал четырнадцать секунд в зоне торможения. Скорость - пять метров в секунду.
      "Заря": Принято.
      "Орион-1": Боковая - порядка пяти сотых градуса в секунду.
      "Заря": Принято.
      "Орион-1": Скорость - пять, дальность - тысяча шестьсот метров.
      "Заря": Подтверждаем...
      "Днепр-1": Наблюдаем вас, "Орионы"! Дальность - сто шестьдесят метров, скорость - ноль шесть метра в секунду, боковые - порядка ноль три.
      "Орион-1": Дальность - сто, скорость - ноль пятьдесят пять, боковые порядка ноль три.
      "Заря": "Орион", как наблюдаешь огни относительно перекрестия?
      "Орион-1": Огни на клетку выше перекрестия. Нижний огонь даже меньше.
      "Заря": Все идет нормально. Дальность - восемьдесят шесть метров. Идете без крена. Все отлично.
      "Орион-1": Вот сейчас видим хорошо! Огни на клетку левее перекрестия, на полклетки выше. Дальность - пятьдесят, скорость - ноль пять.
      "3аря": Принято.
      "Орион-2": Хорошо наблюдаем! Выбрали широкий объектив.
      "Заря": Дальность - тридцать.
      "Орион-2": Все данные станции в норме, корабля - тоже.
      "Заря": "Днепры"! Как наблюдаете "Орионы"?
      "Днепр-2": Хорошо наблюдаем. Без замечаний.
      "Заря": Принято. Дальность - пятнадцать метров! Наблюдаем работу двигателей.
      "Днепр-1": Погасили боковые. Ждем касания. Касание!
      "Заря": Принято.
      "Орион-1": На борту порядок.
      "Днепр-1": У нас тоже.
      "Заря": Принято.
      "Орион-2": Контролируем давление в СА и БО. Без изменений.
      "Заря": Принято. Запас у вас, "Орионы", остался - девяносто три килограмма. Хорошо, что экономили.
      "Орион-1": Старались. Поздравляем! Идет выравнивание.
      "Заря": Мы тоже его наблюдаем по телевидению.
      "Орион-1": Горит транспарант: "Состыкованы электроразъемы".
      "Заря": Принято.
      "Орион-2": Прошло шесть минут тридцать девять секунд.
      "Заря": Процесс идет нормально...
      "Заря-19": От имени всего коллектива поздравляем вас с успешным завершением этой сложной и ответственной операции. Здесь много гостей, много специалистов. От их имени я хочу поздравить вас и пожелать вам успешной работы уже в составе комплекса!
      "Орион-1": Мы вас тоже поздравляем с отличной, четкой работой. Приятно было работать! Желаем дальнейших успехов.
      "Днепр-2": И мы вас поздравляем!
      "Заря-19": Спасибо, "Днепры".
      "Днепр-2": Желаем дальнейших успехов!
      "Заря-19": Вся дальнейшая работа - строго по программе, без всяких отклонений и добавлений...
      Нужно самому стартовать на вибрирующей от преодоления земного притяжения ракете, ощутить беспредельность пространства вокруг исчезающе малой песчинки корабля, увидеть мириады ярчайших звезд в холодной черноте космоса и, наконец, найти в этом океане другую рукотворную песчинку орбитальную станцию, чтобы понять, какое это ни с чем не сравнимое событие стыковка на околоземной орбите с обитаемым космическим аппаратом! Стоит ли говорить, как не терпится космонавтам преодолеть после этого еще одну преграду - открыть переходные люки! Но инструкция строга: она не предусматривает поправок на эмоции, на такое естественное желание поскорее встретиться с товарищами. Она требует тщательно проверить герметичность стыка между кораблем и станцией, и, больше того, после непременно надо доложить "в сеансе связи на Землю о готовности к открытию люков". Лишь когда Центр все проанализирует - и ни минутой раньше,- будет получено разрешение открыть люки.
      Что ж, инструкция жесткая, но справедливая, и составлена она разработчиками систем, опытнейшими специалистами для нашего же блага. Отступишь от нее - накажешь себя: в лучшем случае придется все проделывать заново, в худшем - сорвешь ответственную операцию.
      С "Днепрами" у нас после стыковки прямая проводная связь. Но и без нее уже слышны сквозь закрытые люки голоса Леонида Попова и Валерия Рюмина:
      - Как долетели?.. Давайте скорее! Мы уже вас заждались!
      Громко объяснили: скорее никак не получается. Но Рюмин неумолим:
      - Вот и жди вас тут почти два месяца! Кончайте время тянуть! Открывайте люки! Наконец слышим с Земли:
      - В два часа одну минуту московского времени можно открывать люк вашего корабля, выровнять давление и только после этого открыть люк со стороны станции.
      Поплыли в орбитальный отсек. Начинаю открывать люк. Снял замки со стопора, быстро проделал все другие давно отработанные операции, взялся за ручки, тяну на себя. О, ужас! Люк не поддается!..
      Спокойно, без паники! В сумке с инструментами у нас есть специальное приспособление - оно похоже на длинную отвертку - на такой вот случай. Нет, и инструмент не помогает!..
      Видно, уплотнительная резинка спеклась в космосе. Держит ее и внутреннее давление, и люк никак не поддается нашим усилиям. Ковыряемся минут десять: сначала я прыгаю, рывком дергаю за ручку, потом мне помогает Берци - все напрасно! Ничего не выходит...
      За неподатливым люком голос Рюмина:
      - Что там у вас?
      - Люк не открывается! Не хватает у нас силенок, уплотнение присосалось!
      Валерий объясняет, что, оказывается, и у них такое же случилось. И они намаялись, прежде чем открыли люк.
      Значит, дорога проторена, метод есть: надо дергать изо всех сил. Так и поступаем и сразу же чувствуем, какая это ненадежная штука - невесомость, безопорное пространство! Меня тянет в сторону люка, ну а люк вроде бы должен по закону противодействия податься на меня. К противоборству с ним подключается и Берци. Посмотреть на нас со стороны, забавное должно быть зрелище...
      И вдруг люк отошел - образовалась щель!
      Кричим:
      - Ребята! Все нормально! Открыли! Открыли мы люк!
      Чувство такое, будто проделали ответственейшую операцию, а одолели всего-навсего какую-то резинку!
      Открываю люк полностью. Из пространства, которое только что было "наполнено" космическим вакуумом, тянет каким-то особым запахом. Гарью, что ли?
      - Берци! Хочешь знать, как пахнет космос? Он подплывает поближе:
      - Да, действительно, очень своеобразный запах! Мне показалось даже, что Берци от этого стало не по себе,- и он поспешил удалиться. А пахли так элементы конструкции, которые побывали в открытом космосе, и в частности резина, так долго не пускавшая нас к товарищам, на станцию.
      Едва мы выровняли давление в межлюковом пространстве, как основной экипаж вскрыл лаз со стороны орбитальной станции. Вот и встретились!..
      Конечно, мы знали: в этот момент на нас направлены бортовые телекамеры, все транслируется на Землю. Да разве скроешь эти радостные чувства встречи!
      Хозяева "Салюта-6" уже без малого два месяца работают на орбите, не пытаются скрыть радости. Хоть ненадолго, но мы разделим с ними тяготы многомесячного полета. Глядя на улыбки, озаряющие их лица, мы чувствуем, какое важное для них событие - наш прилет! Так долго ждали нас, и наконец этот момент настал - мы пришли!..
      У Рюмина в руках огромный каравай - хлеб-соль. Встречать экспедиции посещения хлебом-солью - одна из наших традиций, но нас привечают караваем прямо-таки астрономических размеров - с большую тарелку. Откуда он взялся? Ведь хлеб на борту - расфасованный - куда меньшей величины. Оказалось, Рюмин полдня возился с маленькими хлебцами, в буквальном смысле сшивал их на живую нитку и соорудил прямо-таки земной пышный каравай.
      Вручив хлеб-соль, Валерий сам же выступил, как он выразился, и в роли "красной девицы" - обнялись мы, расцеловались:
      - Ну, будем теперь работать вместе!..
      Но для начала надо осмотреться на новом месте, благо, габариты станции позволяют разбежаться и взгляду, и нам самим. И вот ведь что удивительно: сколько сотен часов провел на земной копии "Салюта-6", а и представить себе не мог, сколь огромной покажется станция, если по ней не ходить, а плавать во всех направлениях. Больше всего впечатляет "марафонский заплыв" вдоль "Салюта" с двумя пристыкованными к нему кораблями. Дистанция выходит изрядной - более 30 метров, а из-за вытянутости пространства, благодаря перспективе комплекс кажется еще длиннее. Чувствуешь себя как в бассейне после домашней ванны: вот это и есть настоящее плавание в невесомости.
      Как ни "обжили" мы станцию на Земле, "Салют" воспринимаешь совершенно иначе, если ты не привязан земным тяготением к вертикали "верх-низ". Занял новое положение - и видишь станцию, ее интерьер совсем другими глазами, в ином ракурсе. Будто взлетел над тысячи раз хоженой улицей, и она, ее дома и газоны, до уголков известные дворы, киоски и заборы предстали перед тобой в другом качестве, выказали вдруг скрытую до сих пор потаенную суть. Таким мне показался и "Салют", меняя направление полета, ты словно попадал всякий раз в другое пространство.
      Нечто вроде этого я замечал и на "Союзах", в которых летал: корабль как будто менял свою геометрию в зависимости от угла зрения, от того, висишь на месте или летишь вдоль стен. Но "Союз" сравнительно невелик, и меняющиеся впечатления от его интерьера вряд ли имеют практический смысл: полеты на корабле все-таки кратковременны. А вот для космических долгожителей экипажей "Салюта", многие месяцы проводящих в ограниченном пространстве станции, эти метаморфозы зрения весьма важны. К тому же на станции много иллюминаторов, смотреть сквозь них на Землю и звезды - любимейшее занятие космонавтов, и, если есть время, можно часами вглядываться в лик родной планеты, в дальние миры, забыв об относительной тесноте орбитального жилища...
      И Берталан, и я не могли, конечно, удержаться от соблазна порезвиться, вдоволь поплавать в просторных отсеках станции. Удивительный, поразивший нас порядок царил в ее залах и лабиринтах. Мы увидели не только научную лабораторию в космосе, великолепно приспособленную для работы, но и просто обжитой, комфортабельный дом где каждая вещь занимала свое место.
      Конечно, удлиненная веретенообразная форма станции выбрана ее конструкторами вовсе не ради наших "марафонских заплывов". Конфигурацию продиктовали условия выведения "Салюта" на орбиту ракетой-носителем. Ведь прежде чем забросить этот многотонный колосс в безвоздушное пространство, надо преодолеть не только земное притяжение, но и аэродинамическое сопротивление атмосферы. А оно тем сильнее, чем больше в поперечнике ноша ракеты. Значит, станцию необходимо вытянуть, уменьшить в диаметре. Правда, до определенного предела, ибо выведение выведением, но на станции жить и работать долговременным экспедициям, а много ли наработаешь в длинной и тесной "трубе"?
      Даже к современному жилищу предъявляются жесткие требования, и оно непременно делится на функциональные зоны. Как же разбить на зоны космическую лабораторию, которая должна быть еще и уютным комфортабельным домом, если условия, подходящие для экипажа, малопригодны для многочисленной аппаратуры? Живительный для людей кислород в искусственной атмосфере станции вредит приборам, из-за него они подвержены окислительным процессам. Тем же грозит и влажность дыхательной среды, необходимой космонавтам. Именно поэтому, например, основная аппаратура нашего -"Союза" вынесена в специальный приборный отсек, в котором поддерживается минимальная влажность, постоянная температура, царит бескислородная атмосфера.
      Но одно дело - "Союз", предназначенный для сравнительно недолгого полета: недоступность для экипажа приборного отсека не вызывает особых проблем. Станция же служит несколько лет. Как показывает опыт, ее аппаратуру нужно и можно периодически ремонтировать, заменять другой, доставленной с Земли. Вот почему на "Салюте" основные системы и агрегаты установлены в том же отсеке, где живет и работает экипаж. Лишь часть аппаратуры и агрегатов, например двигательная установка, бортовой субмиллиметровый телескоп, располагается за бортом, снаружи.
      Всего в станции пять обитаемых отсеков: три герметичных - рабочий отсек для экипажа и аппаратуры и два "тамбура", промежуточные камеры между рабочим отсеком и двумя стыковочными узлами, расположенными на торцах станции, и два негерметичных - для научной аппаратуры и агрегатов.
      Объем жилой зоны всей станции - около 100 кубических метров.
      Мы вошли, вплыли в станцию со стороны ее утолщенной части и сразу попали в один из двух переходных отсеков. С противоположной стороны есть отсек, который служит и тамбуром и преддверием в открытый космос, как шлюзовая камера. Там хранятся два скафандра основного экипажа, там же пульты управления шлюзованием. Еще один люк - если на борту порядок, он всегда открыт - и мы в рабочем отсеке. Его "стены" и "потолок" облицованы съемными панелями, покрытыми светлой тканью. Поблизости от люка центральный пост управления. На нем "глобус" - прибор, показывающий положение корабля над земным шаром, панель с разноцветными сигнализаторами: зеленые информируют о работе систем, желтые извещают о важных командах, принимаемых аппаратурой с Земли или выданных самим экипажем, красные кричат о каких-либо неполадках на борту. Справа и слева от поста - два командно-сигнальных устройства, через которые экипаж подает команды управления бортовыми системами. Есть и отдельные пульты систем обеспечения жизнедеятельности экипажа, и дозаправки топливом двигательной установки...
      В таком вот интерьере нам вчетвером предстояло жить и работать целую неделю. Как и во всяком уютном, гостеприимном доме, нас намеревались немедленно усадить за стол - угостить космическим обедом из отборных блюд бортовой кухни. Валерий давно заложил контейнеры с яствами в нагреватель, хозяева сами проголодались и торопили замешкавшихся гостей:
      - Обед готов, кушать подано! Скорее за стол! Заодно выкладывайте земные новости, письма!
      Письма, конечно, они будут читать потом. А пока ждут от нас подробного, с деталями, рассказа о том, что делается в стране, в Москве, дома. Никаким радио, даже письмами не заменишь этот живой разговор, личный контакт с посланцами Земли... Мы понимали, как это важно, но программа есть программа, и нам предстоит еще законсервировать на время совместного полета с "Салютом" наш транспортный корабль. Отвечаю на очередной призыв Рюмина слетаться к столу:
      - Подожди! Вот кончим часа через полтора консервацию корабля...
      Валерий упорствует:
      - Да что там полтора часа делать? Мы с тобой вместе минут за десять управимся!
      Начинаем консервацию и, как ни удивительно, укладываемся в четверть часа. Не стали мы только снимать телевизионное оснащение корабля: камеру и светильники в спускаемом аппарате, а также блок аппаратуры в контейнере между креслами. Оставили демонтаж на следующий день - нам не терпелось пообщаться с друзьями.
      Выходит, мы отступили от программы? Конечно, по прибытии на станцию надо обеспечить сохранность телевизионного оборудования. Но эмоциональное состояние экипажей после ответственейшей работы по стыковке требовало разрядки, да и ничего страшного, если камера и светильники переночуют в корабле.
      То ли время подошло, то ли ощущение хорошо сделанной работы вызывает аппетит, но и мы с Берталаном изрядно проголодались. А ведь днем - часов в четырнадцать по московскому времени - мы основательно подкрепились: съели по две порции мяса, хлеба, выпили сок.
      Подплыли к накрытому столу. Надо же, он не просто сервирован на четверых, есть еще и два дополнительных сидячих места! На земном аналоге "Салюта" их нет. Оказалось, ребята немного перекомпоновали обстановку и смастерили из подручных материалов "гостевые" сиденья. Казалось бы, мелочь, но сколько их, таких поправок к конструкции, которые конечно же учтут при проектировании будущих орбитальных станций.
      Удался наш космический обед на славу. Шеф-повар Валерий подобрал его на свой вкус и, по общей оценке, "на большой палец". И по качеству, и по количеству. Было предложено по два вторых.
      - Каждый может есть, сколько хочет,- объявил Рюмин,- на станции продуктов достаточно.
      Нас не надо было уговаривать. А вот Берци, видно, устал и ел мало.
      Правда, он и на Земле никогда не отличался аппетитом.
      - Берци, ты должен есть как следует, чтобы не похудеть, сам знаешь, как наши медики реагируют на потерю веса! - дружно внушали мы Фаркашу.
      В разгар обеда я обнародовал сюрприз, припасенный для "Днепров": две крохотные связки укропа. Зелень эта, можно сказать, контрабандная: остаток нашего предполетного завтрака. Я просто тайком завернул укроп в бумажную салфетку, сунул в карман.
      И вот он на орбите. Я понимал, какую ценность свежая зелень представляет для Валерия и Лени, не видевших ее уже два месяца, но не ожидал столь восторженной реакции.
      - Зелень!..
      - Здорово! Чудо какое!.. Но почему так мало?
      - Хотели больше взять. Целый килограмм! Берци договорился с официантами в столовой, обещали подготовить. Но не тут-то было, нагрянули врачи: для кого, мол, укроп? Узнав, что на борт, категорически запретили.
      Уже после полета я рассказал об этой вроде бы пустяковой истории на заседании Государственной комиссии. Все единодушно решили, что можно и нужно отправлять в космос свежие продукты, особенно зелень. Главный обещал выделить для посылок объем и вес, то есть найти техническую возможность "втиснуть" этот дополнительный груз, не превысив максимально допустимой массы аппарата.
      Вообще питание, особенно в условиях долговременного полета,- дело не последнее: важно не просто получить определенное количество калорий, но и испытать удовольствие от еды.
      Простейшие бытовые операции могут протекать в условиях невесомости совсем не так, как на Земле. Сейчас на станции мы только разогреваем приготовленную специалистами пищу, но кто сказал, что со временем не появится необходимость самим что-нибудь варить. Какой прок, например, в оранжерее межпланетного корабля, если овощи так и придется употреблять только в сыром виде? Ну а если другой вариант? Интересно, как же будет протекать самая простейшая "варка" в невесомости? Ведь при кипении жидкости идет активный теплообмен за счет постоянной циркуляции "теплых" и "холодных" масс. А в невесомости? Пока такого эксперимента еще не проводили, но, видимо, подумать об этом нужно уже сегодня.