Детектив-событие - Алые звезды Прованса

– С какой это радости? Ты ей и так все время подкидываешь.

– Да Валерун ее дед-морозов шоколадных партию купил и не продал.

– Весна ж на дворе.

– В том-то и дело. Новый год закончился, а они всем должны.

– Дааа… Западло, конечно, так поступать. Ты небось на Вадимкиных-то подарках и ланчах подразорилась?

– Ага. А она денег попросила, ну на продукты. Я сказала, что у меня нет. А она обиделась и… – Таня снова зашмыгала носом.

– Блин! Подруга! Хорош мокриц размножать! Я такой грамотный развод придумала… Все узнаем, если повезет. Только потерпи два рабочих дня.

В выходной, предварительно убедившись, что Вадимка так себя и не обнаружил, Алена приехала к Тане. Накрасилась ярче обычного, надела юбку покороче, каблуки повыше, и девушки пошли в сторону банка. Таня осталась поодаль, а Алена вихляющей походочкой смело двинулась к объекту назначения.

– Привет! – Она окинула заинтересованным взглядом молодого парня в форме охранника, скучавшего на стуле в пустом зале.

– Привет… – промычал он, слегка опешив от такой красоты и неожиданного внимания с ее стороны.

– Вадима позови.

– Так это, нет его. Неделю уже.

– А что так?

– Да запил небось в очередной раз.

– А мне говорил, что не пьет.

– Не-е-е, он бухает конкретно. Вот мне работа не позволяет. У меня спорт, все дела. – Парниша взбодрился и на всякий случай возвысил себя за счет коллеги. Мало ли что. Если Вадькой такая красота заинтересовалась, чем черт не шутит.

– Вот гонщик-то. А мне – да я непьющий, денег нормально зарабатываю.

– Кто?! Вадька?! Да я в два раза больше него получаю. Даже в три, если с премией. Между прочим, и по ресторанам в выходные хожу, и Турцию летом могу себе позволить «все включено», и шмотки нормальные у меня. Это сейчас я в форме. А он! Только если жена свой самовар потащит.

– Там еще и жена?! А мне он сказал, что только мама. – Про себя же подумала, что мужик не на шутку разошелся, прям петухом ходит.

– Вот гад. Конечно, жена! Это она ему сказала после новогодних праздников, что если он не завяжет, то выгонит его. Жена-то москвичка, а он из этого, ну не помню как… И мать там его живет. Вот он и чистился, траву какую-то пил, а сейчас видно сорвался. Уже неделю на работе не появляется. А может, и уволился. Он вообще-то давно собирался… Говорил, если пить бросит, жена его на приличную должность пристроит к себе на фирму. Менеджером, что ли, не помню. А че? Обещал че? – Парень хитро подмигнул.

– Да я тут рядом работу себе нашла. В салоне, мастером по созданию имиджа, ну понимаешь? А Вадим мне сказал, что у него какая-то подруга здесь на местности есть, прям живет чуть ли не в соседнем доме, и у нее можно угол снять.

– Ха! У него две тут на местности. Он сначала с медсестричкой познакомился, ничего такая. Двое суток через двое работала. А потом с этой, продавщицей, Таня, что ли…

– Вроде Таня. Да, кажется, точно Таня…

– А! Ну вот… пухленькая такая. Да, рядом живет. Все бегала к нему… А он это, когда в завязке чистился, ласточку пил. Ну чай такой, знаешь. Так его как по часам – в районе двенадцати прям приподнимало над толчком. У нас на работе уже ржать все стали. А он случайно с этой медсестрой того-с, без задней мысли, ну чисто девчонка приглянулась, а потом смотрит – удобно-то как. С комфортом устроился. Блин, так он придумал, что надо вторую найти, потому что дежурит эта два через два. Ну особо целью не задавался, просто прикалывался. Так она сама пришла.

– Эй, я чего-то не поняла, он типа к ней в сортир ходил?

– Да! Прикольно придумал, скажи?! Э, ты куда? А телефончик?

Алена изо всех сил шибанула дверью. Вот чмо! Вот урод! Да что б его понос прошиб, чтобы он всю жизнь с унитаза не слезал, а лучше с деревенской параши… Вот скотина! Чистоплотная скотина, ничего не скажешь! Она подлетела к Тане, красная и разъяренная, но, увидев глаза подруги, резко выдохнула. Нельзя ей это говорить, и так самооценочка ниже плинтуса.

– Прикинь, охранник докопался. Еле убежала. «Дай, дай телефон».

– Ну а Вадим что?

– Танюш, ты только не расстраивайся. Уехал он, уволился. Совсем мать расклеилась, так они к тетке в Крым перебрались, на море. Астма у нее, что ли. Ну, может, не хотел тебя огорчать. Забудь его, короче.

– Ой… Ну я так и думала. Хоть бы позвонил. Спасибо тебе, Ален, какая ты у меня… – Таня улыбнулась.

– А я чего придумала! Давай ты за шубой поедешь в Грецию. Отдохнешь и купишь себе манто. Будешь шикарная такая!

– Ален, ты чего, какая шуба?! У меня вообще денег нет. И маме надо дать.

– Ничего, зарплата будет, еще кредит возьмешь, а потом поголодаешь немножко, похудеешь заодно.

– Ой, ты чего, какой кредит?

– А что?! Я постоянно так живу, и ниче! Ты что думаешь, если б мой знал, сколько мои сапоги стоят или кофточки, дал бы? Я у него половину беру, а половину с карточки, потом покрываю.

– Да?

– Караганда! Весь мир давно так живет. Пошли газету купим и найдем тебе недорогой турчик в Грецию. Роскошный отдых с выгодным шопингом! А?! По-моему, весомо звучит!

– Слушай, лето ведь скоро, какая шуба!

– Вот дурында, летом они дешевле!

Мясник

Франция, городок Ситэ, 1950-е

Пьер Арналь свою мать вообще никогда не видел. Она умерла совсем молодой во время родов, и он сразу же попал в «заботливые бабушкины руки» – дрожащие от дешевого бренди, со вздутыми венами и пропитанными дымом крепких папирос желтыми ногтями. Самое главное, что он запомнил с детства – непроходящее чувство голода. Бабушка могла оставить его на несколько часов и уйти по своим делам. А он лежал в кроватке и орал что есть мочи, потом засыпал мокрый и голодный. А когда просыпался, снова плакал, но опять оставался один и, обессилев от голода и собственного плача, засыпал по новой. Иногда Пьер начинал реветь, когда бабуля спала. Разбуженная, она с трудом поднималась, поливая внука отборной бранью, и разводила ему молочного порошка в бутылочке, в пойле оставались комки, и соска постоянно забивалась, и старуха ругалась еще сильнее и могла швырнуть бутылку: «Жри сам!» и, накрывшись подушкой, опять завалиться спать. Он научился разжевывать деснами эти комочки прямо в соске и изо всех сил вытягивал порошковое молоко до самого конца. Вопросы выживания стояли остро, поэтому, когда однажды бабушка пришла под утро домой, то обнаружила двухлетнего внука с шишкой на лбу, но на табуретке у стола и достающего руками из кастрюли и запихивающего в беззубый рот вареную картошку. Тогда она впервые в жизни увидела улыбку на его лице. В пять лет он уже один ходил гулять. Сначала исследовал местность рядом с домом. Они жили на окраине городка в криминальном районе, в жилье, проходящем по разряду социального. Практически в картонных коробках, расписанных снаружи графити, с кухнями, где едва мог повернуться один человек, и общим душем на весь этаж. Потом он уходил подальше, запоминая маячки, которые вернули бы его обратно к дому, и эти знаки, чем ближе он подбирался к центру, становились все более симпатичными. Он узнал, что существуют магазины и кафе, красивые дома и очень красивые люди, не как в их районе. Особенно ему нравилось гулять по старинным улочкам в центре, заглядывать в окна квартир, которые ему очень нравились. Первый раз, когда бабушка не обнаружила внука дома, она, похоже, обрадовалась. Даже не стала заявлять в полицию. А когда он пришел вечером домой, ругать мальчика не стала, а решила, что теперь можно его отправлять гулять и не таскаться самой черт знает куда в опасные места или, чего хуже, встречаться с клиентами при ребенке. А куда деваться, надо же на что-то кормить этого прожорливого спиногрыза. Спасибо, доченька! Оставила обузу!

На следующий же день мадам Арналь воплотила свой план в жизнь. Пришла изрядно навеселе, под ручку вела пошатывающегося мужчину не первой свежести, как в прямом, так и в переносном смысле, и велела внуку пойти погулять.

– У прохожих спрашивай – сколько времени? Когда скажут девять, можешь возвращаться. И не вздумай называть меня бабушкой! Понятно? – Пьер мотнул головой. Он и не собирался ее бабушкой называть, он вообще почти не разговаривал, не было необходимости. Но зато он все понимал и очень быстро запоминал.

Однажды, когда наступала зима, воздух стал сырым и промозглым, небо постоянно сыпало мокрым, и идти никуда не хотелось, бабушка отправила его погулять «на подольше». Он закутался в теплую куртку (несмотря на свою сверхзанятость, мадам Арналь аккуратно посещала социальную службу, чтобы не тратиться внуку на одежду) и пошел в старый город. На подступах к нему Пьер увидел, как на улицах развешивают между столбов гирлянды и украшают фонари, а на площадях устанавливают елки. Он долго гулял, к вечеру сильно проголодался и забрел на небольшую старую площадь. Сумерки уже совсем сгустились, и вдруг в серой мгле с размытыми в ней домами стали один за другим загораться маленькие разноцветные фонарики и звезды, а в центре площади зажглась огнями и засверкала шарами высокая елка. На маленькой улочке, отходящей от площади, наверху между домами засветились одна за другой серебристые хвостатые кометы. Мальчика переполняло острое ощущение счастья. Он подумал, что если пройдет под этими кометами, то все у него будет хорошо. И он свернул в переулок и уткнулся носом в витрину. Счастье сменил страшный голод. За стеклом висели огромные темно-бордовые окорока хамона, в красных блюдах развалились толстенькие курочки, среди блестящей мишуры и рождественских красных цветов поблескивали банки с паштетом, из корзинок торчали связки разнообразных колбас, и огромный кусок розовой ветчины исходил сочной желейной слезой. Красивые мужчины и женщины заходили внутрь с лицами, полными предвкушения, и выходили довольные со свертками и пакетами. «Я сейчас пойду и украду что-нибудь». Не в силах сопротивляться голоду и умопомрачительным запахам, выплывающим из магазина, решительно подумал Пьер и зашел в лавку. Сбоку от него стояла горка с сэндвичами. Народу было много. Хозяин занимался посетителями. Бери и уходи – что проще. Но Пьер отчего-то только стоял не в силах пошевельнутся, смотрел на бутерброды и едва сдерживал слезы. Бабушка всегда очень злилась, когда он плакал, и даже дралась, поэтому он привык держать себя в руках. Он еще никогда в жизни не подходил настолько близко к подобной роскоши, которая в свете рождественского убранства представлялась ему вовсе невероятной. Может, это сон? Пьер потер глаза. Наверное, он стоял так слишком долго, потому что владелец магазина, пожилой мужчина с седыми усами и бородой, в рождественском красном колпаке с белым помпоном, вдруг оказался рядом:

– Молодой человек, чего желаете?

– Я? – Пьер испугался, что его выгонят, и поспешил к выходу.

– Постой! Не бойся.

Мальчик остановился.

– У меня тут накопилось два мешка мусора. Знаешь, где помойка?

– Нет.

– Сразу за дом повернешь, там стоят баки. Выкини и возвращайся.

Пьер взял пакеты, выбросил их в огромный пластиковый бак и подумал, может, не стоит идти обратно, но все же пошел.

– Ну вот, спасибо. – Хозяин поставил перед ним кружку с кофе и большой бутерброд. – Снимай куртку, жарко.

Пьер смотрел на него круглыми недоверчивыми глазами.

– Ешь. Заработал. И я, пожалуй, тоже с тобой перекушу. Сколько тебе лет? – спросил он, откусывая от своего сэндвича.

– Вроде шесть.

– Вроде! Читать умеешь?

Пьер отрицательно помотал головой.

– Смотри. – Его новый знакомый показал на ценник. – Это «б», дальше «а», потом «г», – и он перечислил все буквы. – Получается «багет». Понятно?

Пьер кивнул, пережевывая вкуснейший в мире бутерброд.

Хозяин снял ценник с витрины:

– На, учи. И приходи помогать, если что.

И Пьер стал приходить. Он убирал полы, протирал витрины, выносил мусор. И каждый раз он учился читать по новому ценнику, ужасно радуясь, когда находил знакомые буквы, а на Рождество получил в подарок азбуку и корзинку с продуктами.

– Украл? – радостно спросила мадам Арналь, когда он принес еду домой. Пьер кивнул. Книгу он показывать не стал.

– На-ка, сгоняй бабушке за выпивкой. – Она выгребла из кошелька мелочь. – Такое дело надо отметить. Скажешь, мадам Арналь прислала.

Когда Пьер скрылся за дверью, она удовлетворенно вздохнула: не зря его воспитывала. Кажется, помощник растет. Порылась в корзине, удивленно размышляя: «Ну надо же, как ему вынести ее из магазина незаметно удалось. Ловкий парень. Весь в деда, царствие ему небесное. Будет у нас настоящий семейный рождественский ужин».

Когда внук принес бутылку и накрыл на стол, в ее стареющем сердце впервые шевельнулось что-то даже похожее на любовь к нему.

Они молча ели колбасу, мазали багет паштетом… Потом мадам уставилась в телевизор и перед ним заснула, а Пьер смотрел в узкое окно на падающий снег и думал, что впервые за много лет почти перестал ощущать голод и еще у него появилась настоящая мечта: вырасти и работать в таком магазине. А может, даже иметь свой. И он загадал желание.

В школу Пьер шел, уже умея читать и не имея никаких иллюзий относительно источников скромного бабушкиного дохода. Он никогда не испытывал теплых чувств к ней, скорее равнодушие, и принимал как данность этого по сути чужого человека в своей жизни. Но после того, как он все чаще ходил помогать в лавку и все дольше общался с ее хозяином, видел людей другого круга, вечно размазанная дешевая помада мадам Арналь, жирные черные стрелки, осыпающиеся под глаза катышками, белые кудри ее парика, короткие юбки и яркие обтягивающие кофточки с декольте, открывающим дряблую грудь, желтые прокуренные зубы, нецензурная брань, пьяный смех и ее постоянные упреки в украденной внуком молодости, все эти привычные с рождения атрибуты понемногу стали злить и раздражать Пьера. Не мог найти он общего языка и со своими одноклассниками, многие из которых в восемь лет уже курили, а к десяти попробовали алкоголь. Девушки из школы, по его мнению, ничем не отличались от мадам Арналь, только меньшим количеством лет, и чем старше он становился, тем с все большим брезгливым отвращением относился к ним. В свою очередь, ровесники не любили его, считали, что он много из себя строит. Несколько раз Пьер даже бывал за это бит, не считая бесконечных придирок. Он не обращал на это внимания. Побои и насмешки, как и эти людишки, для него ничего не значили. Они вносили в его жизнь лишь определенный дискомфорт, но разве он не привык к нему? Постепенно одноклассники стали от него отставать. Он продолжал носить из лавки домой продукты, и бабушка по-прежнему думала, что он их ворует. Пьер ничего не отрицал, молчал во время пьяных скандалов и просто смотрел. Дошло до того, что она стала побаиваться маленького серьезного молчуна. Говорила, скорее чтобы успокоить себя:

– Да ты больной, чего с тебя взять. Кого еще могла родить эта малолетняя потаскуха? – И отставала от внука. А ему никогда не хотелось узнать, кто его отец. Наверняка один из местных люмпенов-забулдыг.

Пьер знал только одно, он покончит со всем этим, поменяет свою жизнь полностью. У него будут деньги, магазин, нормальная семья и жена из другого круга. Но чтобы найти такую жену, нужно самому что-то предложить ей взамен. Пока он был никому не нужным отбросом общества, жалким безродным бедняком, отягощенным опустившейся родственницей. И Пьер целыми днями лихорадочно думал, как переломить ситуацию.

Владелец лавки, шестидесятилетний Пьетро Аголини грустил. Его любимая жена-француженка, из-за которой он переехал из Италии, уже несколько лет как умерла. Оба сына уехали в Америку, женились, работали и про отца, конечно, вспоминали: звонили, поздравляли с праздниками, и даже пару раз приезжали в гости с внуками, но это общение не компенсировало ему одиночества. Было у него и несколько старых друзей, с которыми они иногда собирались по вечерам поиграть в карты или просто поболтать за чашечкой кофе. Но в предрождественские дни, да и на само Рождество, он оставался совершенно один. Что ж, семейные праздники, все понятно, а его семья далеко отсюда.

В тот день в магазине было не протолкнуться, он еле справлялся. И вдруг заметил мальчика, который стоял и голодными глазами смотрел на горку сэндвичей. По всему видно, что парень не из их района, да и благополучием от него не веяло. Интересно, украдет или нет? Пьетро делал вид, что не замечает пацана, но сам, обслуживая покупателей, аккуратно за ним следил. Паренек стоял долго и явно боролся с собой. Не украдет, хотя мог бы, в итоге подумал Пьетро, и когда поток посетителей немного поредел, подошел к нему и попросил выкинуть мусор на задний двор. Пусть заработает себе на хлеб. Потом оказалось, что у них еще и одинаковые имена. Мальчик практически не разговаривал, но Пьетро отчего-то испытал к нему симпатию, возможно, из-за обострившегося щемящего чувства одиночества. В тот день он пригласил Пьера приходить ему помогать. Пацан согласился, и Пьетро, давая ему мелкие поручения, снабжал его едой и заодно научил читать. И вот сегодня он подумал, что с тех пор незаметно пролетело несколько лет. Они подружились, Пьера уже знали постоянные посетители, хозяин привязался к нему и мог даже ненадолго оставить его одного в лавке. «А что? – размышлял он. – Хороший парень растет и помощник отличный, а у меня здоровья не прибавляется. Скоро перестану справляться, как раньше. Ну да, он живет с бабушкой, но она еще молодая, в отличие от меня. Предложу ему перебраться ко мне, отведу комнату, пусть переведется в нормальную школу подальше от этих малолетних преступников, а то вечно с фингалом под глазом ходит. И вместо того чтобы сюда через полгорода ездить, будет тратить это время на уроки. А бабушку станет по выходным навещать. Видно, что парень рвется к другой жизни, старается, и хочется ему помочь. Заодно и в магазине станет повеселее. Большой Пьетро и маленький Пьер! – Зазвенел колокольчик на входной двери. – Эх, чего-то я размечтался!» – Пьетро встряхнулся и, надев улыбку, с бодрым выражением лица вышел к покупателю. Последнее время это ему удавалось все труднее.

Принц

Греция, больше года назад

За границу Таня отправлялась в первый раз. Алена готовила ее основательно. Заставила сделать маникюр, педикюр и привести в надлежащее состояние прическу. Также пришлось потратиться и на пару легких нарядов и туфелек. Выбрали платье, длинную полупрозрачную юбку в пол и симпатичную блузку для комплекта. Еще обязательно понадобились лодочки и сандалии.

– Ален, я же всего на несколько дней еду. Да к тому же за шубой. Зачем нужно столько покупать? Целый чемодан!

– Ты что, не понимаешь?! Это же курорт! Море, пляж, бары, мужчины! Надо быть в полной боевой готовности. И вообще, ты первый раз едешь за границу. Все должно быть красиво!

– Ну какие мужчины? Я Вадима люблю, между прочим.

– Слушай, по-моему, уже достаточно. Забудешь ты своего «банкира», едва поднимешься на борт самолета.

– Не забуду. Может быть, ему сейчас плохо, и он страдает. Ему, наверное, стыдно, что он мне тогда ничего не объяснил, вот он и не звонит. А вообще Вадим хороший.

– Ага, хороший, когда спит зубами к стене…

Девушки уже полчаса стояли около стойки отправления багажа. Аленин муж, которому пришлось поработать таксистом в этот ранний час, нетерпеливо переминался рядом с ноги на ногу.

– И смотри, найди интернет-кафе и обязательно мне пиши обо всем.

Стоять одной в очереди на паспортный контроль было ужасно страшно. Непривычно вот так резко остаться без подруги и без ее наставлений. А вдруг ее завернут? Как она доберется домой? А вдруг что-то случится с самолетом? Или украдут деньги? От этой мысли у Тани все внутри похолодело, и она проверила, на месте ли кошелек. Кошелек спокойно лежал в кармашке, в паспорт едва заглянули, и уже через несколько минут она с восторгом погрузилась в соблазнительный мир «дьюти фри», и действительно бесконечные мысли о Вадимке сами собой отступили на задний план.

В зале ожидания она присоединилась к своей группе – потенциальных обладательниц шуб. Отметилась и сидела их разглядывала. Женщины уже перезнакомились и разбились на две компании по интересам. Одни втихаря распивали бутылочку «Айриш крима», другие делили на четверых фляжечку виски, размешивая его в бутылках с колой. И там, и там обозначились явные лидеры, они все знали и уверенными громкими голосами, не терпящими возражений, рассказывали остальным участницам поездки, «как правильно до метро ходить», то есть покупать шубы. Слушательницы внимали и задавали вопросы. Таня порадовалась, что из-за долгого прощания с Аленой не успела сразу влиться в коллектив.

В самолете ей досталось место у окна, и когда лайнер оторвался от земли, она наконец осознала, что все происходит на самом деле, и сердце ее замерло в предчувствии нового поворота в жизни. Сначала она с восхищением разглядывала аккуратные лоскутки земли, потом погрузилась в облака, вынырнув из них, увидела под собой белую пушистую равнину. «А ведь где-то здесь живет Бог», – подумала Таня и улыбнулась.

В автобусе по прилете огласили план экскурсий и мероприятий. Сегодняшний день оставался свободным. Таня поднялась в тесный номер и рухнула на кровать. Обстановочка была так себе. На бежевом ковролине серели застарелые пятна, стены украшали две дешевые репродукции с видом Афин, подвывая, шумел кондиционер, вываливалась из стены розетка. Таня встала, отодвинула голубую нейлоновую занавеску, прошитую люрексом и прожженную окурками, и открылся вид на строящуюся рядом новую гостиницу. Однако у Тани, девушки, не испорченной заграничными поездками, по этому поводу не возникло к мирозданию никаких претензий. Ей все ужасно нравилось. Несмотря на ранний подъем, спать совершенно не хотелось, а хотелось скорее бежать на море. Она кинула в сумочку новый любовный роман, решив, что книжка про любовь и берег моря – идеальное сочетание. Подумала, дополнять ли эту пару обновками и макияжем (Алена строго-настрого запретила выходить на улицу без косметики, чтобы не профукать свое счастье), но подумала, что подруга все равно ее не видит, а наряжаться лень. Потом еще немного подумала и решила надеть новую шифоновую юбку. Все-таки девушка в джинсах и футболке, гуляющая вдоль моря с любовным романом в руках, это совсем не тот коленкор, что девушка, бредущая по морскому берегу в длинной развевающейся юбке. Она немного погуляет, а потом пойдет в кафе и напишет подруге подробное письмо о первом дне поездки.

Относительно молодой француз очень скучал в колыбели античной цивилизации. Первые два дня он гулял, ел, много спал, купался в бассейне, пил вино и пытался пробудить в себе интерес к греческим девушкам. Молодые гречанки в большинстве своем оказались загорелыми, черноволосыми, крепкими девицами, в то время как он, направляясь в Грецию, представлял себе знакомство с белокожей, мягкой, светловолосой богиней, с косой, уложенной вокруг головы. Поэтому, испытав разочарование, он ощутил скуку, в которую погрузился на неделю. Самый дорогой пятизвездочный отель на этом побережье изобиловал всевозможными развлечениями и услугами, но веселье с обслуживающим персоналом он из своих планов тоже исключил. К счастью, завтра вечером его ждал самолет домой. И теперь он сидел на балконе и, задрав ноги в белых брюках и сандалиях на перекладину, пил холодное белое вино и размышлял, глядя на голубое спокойное море, о том, как сложно жить, когда по сути у тебя все есть. И что нужно сделать, чтобы хоть в последний день ухватить от поездки немного веселья и разнообразия. И доразмышлялся до того, что нужно, отбросив предубеждения, поехать в ближайший городок и вкусить радостей простого человека. Задумка показалась ему забавной, он решил осуществить план не мешкая, и там же поужинать в каком-нибудь дешевом кафе. Несмотря на то что мама убедительно его просила вести себя с проходимцами-греками поосторожнее, все должно быть по-настоящему. Никаких заказов машин, бронирования столиков и других подстраховочных действий. С учетом того, что у матери почти все проходимцы! Поэтому, чрезвычайно гордый собой, он взял на ресепшене карту и смело отправился за ворота отеля. К его удивлению, там выстроился целый ряд такси.

Таня была на море пару раз, но только в пионерском лагере. Два года подряд ее отправляли с другими «счастливчиками» под Сочи. Тогдашний мамин ухажер работал в организации, имевшей доступ к заветным бесплатным путевкам. Считалось, что Таня должна быть благодарна благодетельному «папке», но никаких таких чувств она не испытывала. В лагере ей совсем не нравилось. Мало того что жарко, так еще на этой жаре приходилось бесконечно репетировать какие-то смотры построения и песен и тому подобную ерунду. Мутное море постоянно выплевывало на берег мелкий мусор и маленьких прозрачных медуз, которых дети плавили на горячих камнях. А вожатые все время орали и не разрешали заплывать за буйки. У буйков вода едва доставала до детских шей, а дно из гальки злобно кололо пятки. Сейчас же перед ней раскинулась спокойная и бескрайняя бирюзовая гладь, кудрявые облачка беззаботными барашками плыли в высоком синем небе, в воздухе пахло цветами, водорослями, горячим песком и солнцем. Вдалеке темно-зеленой волной лежала гряда гор, а гораздо ближе находилось небольшое скалистое возвышение, на котором росли деревья. Она отправилась туда, чтобы сесть в тени и почитать книгу. Таня сняла обувь и пошла босиком по теплому берегу, кажется, впервые в жизни ощутив счастье, не обусловленное наличием молодого человека. И длинная юбка развевалась на ветру, как она хотела.

На этом небольшом холме раскинулся парк, где стояли лавочки и маленькие беседки. По дорожкам ходили продавцы с небольшими тележками на колесах и предлагали мороженое и напитки. Она взяла лимонад и решила сначала немного прогуляться и догулялась до того, что пересекла всю территорию парка, который, как оказалось, принадлежит городку, где она намеревалась найти интернет-кафе, чтобы доложить Алене обо всем происходящем, хотя рассказывать, в общем, особо нечего, разве что про окружающую красоту. Алена уже давно ходила обеспеченная греческой шубой, значит, всю красоту видела, но, похоже, она ее особо не интересовала. По крайней мере, никаких восторгов Таня от подруги не слышала, зато сама испытывала их в полной мере. «Напишу завтра». Не хотелось тратить драгоценное время на поиски Интернета.

После тишины парка город сразил ее многоголосьем жителей, продавцов и зазывал в кафе. Подходило время ужина, и почти на каждой улочке веселые парни и девушки в национальных одеждах заманивали туристов в свои заведения. Отовсюду доносились обрывки разных языков, в том числе и русский с сильным акцентом: «Вкусно! Недорого!» И тому подобные реплики выпрыгивали из пахнущего мясом, специями и жареными овощами воздуха. Таня не хотела нарушать благодати, которая еще сохранялась в ней после прогулки, и решила удалиться от шумного туристического центра на окраину и найти там уединенное кафе. Несмотря на решение о строгой экономии, она посчитала жизненно необходимым отпраздновать свой первый и столь прекрасно начавшийся отдых и поужинать вне отеля. Идеально, если кафе будет с видом на море! На центральной площади стоял стенд с нарисованной на нем подробной картой городка. В одном месте, где зеленый цвет состыковался с голубым, Таня увидела значок ресторана. Покрутив головой по сторонам, она свернула в проулок между двумя домами с белыми известковыми стенами и пошла вверх по мощенной булыжниками узкой улочке, где из-за заборов маленьких двориков рвалась на свободу цветущая азалия. В середине пути Таня заметила, что за ней увязалась белая кошка с черным носом. Сначала семенила поодаль, а потом пошла у ног, только что не путаясь между ними. На городок стали стремительно опускаться сумерки. Таня смеялась, говорила с кошкой, и почувствовав, что немного взмокла от жары и быстрой ходьбы, достала из сумочки заколку и, обвив косу вокруг головы, закрепила ее крабом, вытерев ладонью намокшую под волосами шею. В этот момент в электрическом свете зажигающихся фонарей, перемешанном с сиреневой дымкой надвигающегося вечера, относительно молодой француз и увидел свою богиню: фарфоровая кожа, мягкие очертания, длинное одеяние в пол и белокурая коса, уложенная вокруг головы. Она смеется, разговаривает с кошкой, которая увивается вокруг ее ног. Он последовал за ней мелкими перебежками, не желая, чтобы его заметили раньше времени, и представляя себя молодым Дионисом, преследующим прекрасную нимфу. Когда стало понятно, что божественная нимфа направляется в ресторан, он чрезвычайно обрадовался, рисуя в голове картину незабываемого вечера с феерическим продолжением. Пожалуй, все-таки стоит заказать такси.

Первым делом он послал ей бутылку вина, а потом, когда официант показал Тане на его столик и она смущенно и настороженно улыбнулась в знак благодарности, он предстал сам перед ней с розой:

– Deesse! – Встал на колено и поцеловал ей руку.

– Ой, что вы, встаньте, брюки испачкаете! – Девушка потянула его вверх.

Француз встал, и она принялась отряхивать ему брюки. Этот жест привел его в неописуемый восторг. Он хохотал, как сумасшедший, и все повторял:

– Богиня, богиня! – Таня, правда, значения слова не понимала.

Они пили шампанское и белое вино, ели рыбу и сыры. Море растворилось в чернильной темноте, шумело где-то внизу на невидимых просторах. Как новогодние гирлянды, светились островки огоньков разных поселений. Таня с трудом поддерживала беседу, вспоминая английский из школьной программы, не говоря уже о том, что по-французски она не знала ни слова, но при этом они все же понимали друг друга. И, конечно, она уже чувствовала себя влюбленной по уши, чему немало способствовал новый знакомец, который смотрел только на нее и буквально пожирал ее своими оленьими глазами. Оба они чувствовали себя изрядно навеселе, когда Таня решила, что надо срочно написать Алене эсэмэску, содержание которой было таково: «Аленочка, я только что познакомилась с французом. Влюбилась вообще ужас как. Представляешь, он в меня тоже». Буквально через минуту пришел ответ: «Знаем мы этих влюбленных французов. Умоляю тебя, только не давай сразу, продержись хотя бы день!!!!!»

Таня прямо расстроилась и даже неожиданно почувствовала что-то вроде раздражения на подругу, прочитав такое. Радужное настроение слегка потускнело. Во-первых, что Алена про нее думает, если дает ей такие советы, неужели считает, что у нее совсем гордости нету.