Мятежный Карабах

Ради чего и для чего? Разве я не смогу его пригласить к себе в штаб Следственно-оперативной группы МВД СССР или, наоборот, сходить к нему на прием как к народному депутату и получить ответы на мои заготовленные вопросы? А не ловушка ли это? Ведь всего несколько дней назад как мы освободили из заложников четырех наших сотрудников, захваченнных армянами в Мардакертском районе. Но и он, надо отдать должное, для себя принял достаточно рискованное решение. Мне ли не знать из оперативных милицейских сводок, что когда Зорий Балаян находился в Степанакерте, не было суток без провокаций против него, устраиваемых азербайджанскими спецслужбами, которых, очевидно, не останавливал даже иммунитет народного депутата СССР. Здравый смысл подсказывал, что за приглашением Зория Балаяна провести со мной именно в квартире своей матери фактически подпольную встречу, нет коварного умысла, скорее всего – знак рискованной открытости и демонстративной лояльности ко мне как к человеку, запрограммированному Москвой неправедно решать судьбу его соотечественников и Карабаха. Я немного успокоился, настроился задавать вопросы и слушать.
      Спустя короткое время я сидел с Зорием Балаяном в шестиметровой кухне однокомнатной квартиры его матери – тетушки Гоар. Она сразу стала угощать нас пирогами, и чаем с ароматным и кисленьким кизиловым вареньем. Похоже, что она ничуть не удивилась моему столь не урочному визиту. Кстати, пока мы ехали на эту встречу, капитан Григорян успел рассказать мне, что Зорий родился здесь в Степанакерте, но рос без отца и матери в семье сестры отца, а ее муж стал для Зория дедом – дедушкой Маркосом, о мудрых жизненных уроках которого он писал даже в Литературной газете. Отец же его – Гайк Абраамович Балаян, нарком просвещения Нагорно-Карабахской автономной области, в 1937 году был репрессирован и пропал в каком-то из лагерей НКВД. Мама Зория, как жена врага народа, тоже была осуждена, отбывала свой срок по сталинским тюрьмам и лагерям до 1953 года. Зорий к это[стр. 37] Мятежный Карабах
      му времени уже учился в Ленинградском военно-морском училище. Глядя на тетушку Гоар, я с удивлением для себя отметил, что тюремные застенки и невзгоды не стерли природной красоты и обаятельности, женской изящности и душевной теплоты. Заметил ее трогательную нежность к сыну, готовность выполнить любую его просьбу. Накрыв на стол и пожелав нам приятного аппетита, она бесшумно удалилась, но до окончания нашего с Зорием Гайковичем разговора бодрствовала в своей комнате, дверь которой оставила открытой, чтобы, если понадобится, в любой момент оказаться рядом с сыном.
      Наша первая встреча закончилась под утро, когда уже светало. Но для меня время пролетело незаметно. Беседа началась непроизвольно легко, как между старыми знакомыми. Конечно, сказалась взаимная заинтересованность во встрече. Но значительная заслуга в этом принадлежала моему собеседнику, обладавшему завидными профессиональными качествами журналиста-психоаналитика. Было видно, что одни мои вопросы пришлись ему по душе, другие – вызвали удивление от моей своеобразной осведомленности третьи – реакцию любопытности и каскад встречных вопросов. В целом разговор принес, по-моему, изрядное взаимное удовлетворение. Мы оказались единомышленниками не только в оценке многих событий в Карабахе, но и во мнениях по разнообразным политическим, геополитическим, философским и просто жизненным проблемам. Доставили друг другу удовольствие темой исторической связи России и Армении, многовековой дружбы наших христианских народов. Несмотря на глубокую ночь и множество моих вопросов, мой собеседник не скупился на ответы. Со многими оценками ситуации в Карабахе я должен был безоговорочно согласиться. Нередко приводимые им факты совпадали с имеющимися у меня данными, словно мы их брали из одних источников. Факты, факты, факты… И только после их логического анализа оценки и выводы.
      Я слушал Балаяна и мне становилось понятнее, почему этот человек воспринимался руководством СССР и Азербайджана не просто как зачинщик современного Карабахского движения, как его стратег, как идеолог и организатор,
      [стр. 38] Виктор Кривопусков
      наконец, как создатель главного символа Карабахского движения – поднятой руки со сжатыми в кулак пальцами. Он был более опасным противником, так как являлся властителем миллионов читательских душ, сотен тысяч митингующих на площадях Еревана и Степанакерта, всего армянского народа. Его имя фактически стало символом Карабаха, символом единства всех армян, в том числе и многочисленной зарубежной диаспоры. Не умаляя достоинства других лидеров Карабахского движения, Балаян, по моему мнению, сегодня стал для армян обобщающей и сплачивающей личностью за воссоединение Карабаха с Арменией, ее самостоятельность и государственное возрождение, нерушимость христианского единства и дружбы с Россией. Азербайджанские власти не зря как огня боятся силы выступлений Зория Балаяна на сессиях Верховного Совета СССР, международных конгрессах и конференциях, особенно его публицистических статей в печати, настойчиво и непрерывно устраивают охоту на него.
      Поглядывая в сторону комнаты, где вынуждена бодрствовать его мама, Зорий Гайкович приглушенно говорил:
      – Мало того, что положение жителей НКАО из года в год все ухудшается, наше будущее становится совершенно непредсказуемым. В апреле 1988 года было принято специальное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР по социально-экономическому развитию НКАО. Оно не выполняется. Деньги, выделенные для экономического подъема в НКАО, руководством республики бессовестно направляются лишь на нужды азербайджанского населения. Мы же в замен получили чрезвычайное положение, полное ограничение гражданских прав и свобод. Неоднократная смена партийного руководства Азербайджана армянам Карабаха ничего не дает. Вы, наверное, успели уже заметить, что националистический антиармянский психоз стал ведущим фактором в борьбе за власть в республике, и, прежде всего тех сил, которые под видом демократизации общества, протаскивают идею превращения республики в исламское государство.
      Да, теперь здесь Чрезвычайное положение, более шести тысяч солдат внутренних войск. Но для кого все это? Толь[стр. 39] Мятежный Карабах
      ко для еще большего ущемления прав армян. Вроде бы никто не принимает во внимание, что многие генералы и офицеры внутренних войск были воспитаны еще в годы культа Сталина и хрущевского авторитаризма, а более молодые – прошли Афганистан. Не их вина, что они не знают нашей истории и не имеют опыта организации системы жизнеобеспечения региона. До сих пор войсковые командиры, прибывшие в НКАО, не считали нужным налаживать отношения с гражданским населением. Некоторые из них воспринимают карабахский регион как лагерь с преступниками. При проверках паспортного режима в иных армянских населенных пунктах применялись принципы и методы афганской войны. При попустительстве командного состава в отдельных случаях после таких проверок армянские села оказывались совершенно разоренными. Двери и окна в домах выбиты, постели распороты штыками, зерно рассыпано, драгоценности и деньги украдены. Кому можно пожаловаться в этой ситуации?
      Зорий Балаян рассказывал удивительные вещи. Известно, что после введения в НКАО Чрезвычайного положения, ЦК КПСС официально лишил права армянских коммунистов участвовать в общественно-политической жизни страны, расформировал первичные, районные и областную партийные организации. По указанию Баку силами азербайджанского ОМОНа были попытки разгромить райкомы партии, уничтожить партийные документы. Так вот, местные жители, в том числе женщины и дети, чтобы не допустить разгрома партийных органов сутками дежурил вокруг их зданий, организовав живое кольцо. И сейчас, по-прежнему проводятся партийные собрания и пленумы, собираются партийные взносы. А первые секретари Мартунинского и Мардакертского райкомов партии Валерий Григорян и Ваган Габриелян избраны народными депутатами СССР.
      От Балаяна я впервые услышал, что азербайджанские власти готовы пойти на все возможное и невозможное, чтобы закрыть Степанакертский аэропорт. Для меня это было совершенно неожиданно. Поначалу я даже не согласился с ним. Еще недавно я ездил в аэропорт, и он, как мне казалось, нормально функционировал под контролем внутренних
      [стр. 40] Виктор Кривопусков
      союзных войск. Но Балаян стоял на своем: прилегающий к территории аэропорта азербайджанский поселок Ходжалу спешно застраивается в сторону взлетно-посадочной полосы. Новые дома уже просто на нее наступают. Я взял себе на заметку, что со строительством в районе аэропорта надо разобраться. Мы договорились в ближайшее же время вместе побывать там и объективно оценить обстановку.
      Зорий Балаян привлек мое внимание к еще одному важному аспекту карабахской ситуации, над которым вряд ли кто из нас, русских, серьезно задумывался. Свои карательные меры официально против армянского населения азербайджанские власти ухитряются осуществлять не своими силами, а руками русских. Выходит, что официально терроризируют армян не азербайджанцы, а русские. Изощренный прием для разрушения вековой веры армян в русского солдата освободителя, христианского единства и дружбы русского и армянского народов. К сожалению, не все посланцы Москвы понимают это и с простодушной добросовестностью выполняют политический заказ Баку. Прежде всего, по его мнении, это относится ко второму секретарю ЦК компартии Азербайджана, народному депутату СССР Виктору Петровичу Поляничко, который возглавляет Республиканский Оргкомитет по НКАО и олицетворяет для местных жителей азербайджанскую власть:
      – Он Москвой-то в Азербайджан послан, прежде всего, для того, чтобы следить за межнациональными отношениями, развивать интернационализм и сплачивать народы, не допустить проявлений национализма и сепаратизма в республике. Кстати, уважаемый Виктор Владимирович, Поляничко ваш земляк – ростовчанин, из многонационального города Ростова-на-Дону. А что на деле? Из официальных выступлений и заявлений можно сделать один вывод, что товарищ Поляничко самый ярый азербайджанский националист. С его одобрения и под его именем в Карабахе против армянского населения осуществляются все карательные меры. А ведь, должен признаться, мы с Виктором Петровичем были дружны, семьями неоднократно встречались, он даже гостил у меня в Ереване, как и я у него на Урале. У него практически все мои книги имеются. Мои взгляды на
      [стр. 41] Мятежный Карабах
      проведение Азербайджаном своеобразной национальной политики в отношении армян давно знает. И, как я помню, он, по крайней мере, их не отрицал. Но как только стал в Азербайджане вторым секретарем ЦК партии, перестал общаться, а теперь, очевидно, я для него стал просто врагом. Комендант же Района чрезвычайного положения генерал Сафонов со слепой преданностью служит Поляничко, а значит исполняет любые поручения Баку. Между прочим, известно, что генерал изрядно задобрен азербайджанским руководством дорогостоящими подарками. Глядя на них, стараются не отставать и многие их подчиненные.
      Зорий Балаян горячо говорил о чрезвычайной опасности воинствующего исламского фундаментализма в Азербайджане и некоторых других республиках страны. Не только для армянского народа или народов СССР, но для всей планеты. Его адепты хитро и ловко используют отдельные суры Корана, вырывают их из контекста. Особенно опасен ваххабизм. Создается впечатление, что правоверный, убивая неверных, сжигая дома, насилуя женщин, тем самым открывает ct6e дорогу в рай. Громадные массы азербайджанцев, особенно молодежи на всей территории Азербайджана вовлечены в антиармянские бойни и погромы, познали вкус крови и безнаказанности. Задумываются ли над этим сами идеологи-исламисты? Получается, что они вполне осознанно стремятся к достижению таких результатов? И что делать нам? В памяти армян навсегда сохранятся черные дни Сумгаита, Кировабада, Баку… Почему союзное руководство не может понять, как далеко в Азербайджане зашел разрыв межнациональных отношений между двумя народами?
      Нет оправдания турецкому геноциду армян, который воскрешен в современном Азербайджане, стремлению привить азербайджанскому народу известный всему миру религиозный фанатизм турок – патологическое рьяное выполнение турецкой толпой любых, даже самых диких, самых бесчеловечных установок начальства. В том числе, религиозную нетерпимость, истребление руками толпы, так называемых, неверных, включая детей, женщин, стариков. Турецкий народ сам является заложником геноцида армян.
      [стр. 42] Виктор Кривопусков
      Обвинять надо имена конкретных палачей, конкретные организации, выработавшие идеи геноцида армян, и не только армян в Османской империи. При этом мой собеседник не скрывал уважения, скажем, к исламской республике Иран, не приемлющей преступных корней пантюркизма. Я вспомнил, что несколько лет назад читал об этом в книгах Зория Балаяна «Очаг» и «Крылья». Но тогда так остро эти проблемы я не воспринял.
      Что еще я вынес из этого ночного разговора, а потом и других встреч с Зорием Балаяном? Те, кто читал книги, статьи специального или собственного корреспондента Балаяна в популярных газетах Советского Союза «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Известия», миллионных журналах «Смена», «Новый мир», «Современник», «Дружба народов» помнят его, как острого публициста-аналитика, глубоко исследовавшего внутренний потенциал и нравственные людские качества представителей разных народов нашего многонационального Союза, как писателя, умевшего предвидеть многие актуальные проблемы современности, страстно подчеркивающего самобытность и преданность своей малой родине. Недаром он был лауреатом Всесоюзной премии Николая Островского и премии Союза журналистов СССР. В ту ночь я понял, что он еще и талантливый рассказчик с прекрасным чувством юмора, хорошо знающий русский язык и русский фольклор, плодотворно укрепившийся в нем в рязанские годы студенческой учебы и есенинских паломничеств. Нельзя было не заметить, какая у него великолепная память, какая выразительная и сильная логика убеждения, внутренняя нетерпимость к тем, кто проявлял жестокость, грубость, националистическое высокомерие, нравственную неразборчивость, готов был лгать и угодничать. Балаян остро реагировал на равнодушие, небрежение к вековым народным традициям и в отношении родного Карабаха, и в отношении к России, ставшей ему второй родиной. Он прожил в ней почти четверть века, из них ровно десять лет, работал главным невропатологом областной больницы на далеком полуострове Камчатка. За эти годы он стал еще и известным путешественником, с русскими друзьями на самодельной лодке совершил плава[стр. 43] Мятежный Карабах
      ния по внутренним водным путям СССР протяженностью 32 тысячи километров, в том числе по Охотскому, Черному, Азовскому, Балтийскому морям, по озерам Байкал, Ладога, Онега, рекам Амур, Ангара, Обь, Енисей, Кама, Волга, Днепр, Дон, Днестр, Неман и другим. На его счету и четырехмесячный переход на собачьих и оленьих упряжках по камчатской и чукотской тундре до Ледовитого океана, совершенный вместе с известным уже в то время киноактером Никитой Михалковым. Стал мастером спорта СССР, отличником здравоохранения СССР.
      Выходило, он в своей жизни не упустил ничего: в родовую твердость воли и верность Арцаху-Карабаху щедро прибавил российской четырехлетней матросской закалки, многогранность познаний и интерес к различным наукам, особенно естественным. В нем легко угадывалось удивительно гармоничное сочетание разных профессиональных и человеческих качеств и навыков: широкая и многранная практика врача, надежная хватка альпиниста и путешественника, быстрота и четкость мысли журналиста и политика, прозорливость, терпимость, глубокая внутренняя убежденность и праведность мудреца. Все это щедро дополнено мировой энциклопедичностью и многоцветием армяно-русской культуры, высокой интеллигентностью в общении, умением выслушать собеседника, внять его доводам.
      Стало ли мне легче ориентироваться в карабахской обстановке после встречи с Зорием Балаяном? Да нет, конечно. И дело было совсем не в том, что в блокноте обозначился длинный перечень новых проблем. Просто сразу принять на веру доводы Балаяна, как человек достаточно осторожный, я не мог. Довлели и московские установки. Но и отвергнуть сказанное Балаяном тоже оказалось невозможно. В одном я был уверен: отправившись на эту встречу, я поступил правильно. Буду думать и разбираться с тем, что узнал, а остальное покажет жизнь и время.
      Завершая нашу ночную беседу, Зорий Балаян пошутил, что он оценил мою готовность встретиться с ним, особенно после недавней провокации, когда рижские омоновцы по приказу генерала Сафонова пытались выбить дверь в квартире тещи, чтобы задержать его и передать азербайджанским
      [стр. 44] Виктор Кривопусков
      милиционерам для расправы. Нам обоим показалось, что наша встреча будет залогом будущих справедливых и доверительных отношений. И, конечно, мне надо чаще встречаться с представителями различных слоев населения Карабаха, побывать в облисполкоме, который решает задачи жизнеобеспечения области. Зорий пообещал в ближайшее время помочь в организации встреч с людьми, участвующими в Карабахском движении, в том числе с моими коллегами по комсомольской работе в прошлом: Сержем Саркисяном и Робертом Кочаряном. По-настоящему я могу рассчитывать и на Маврена Григоряна, которому Зорий доверяет как себе самому.
      По дороге со встречи с Зорием Балаяном до гостиницы капитан Григорян, ждавший меня все это время в полудреме в милицейской машине, поинтересовался, как меня встретила тетушка Гоар, и добавил, что она наверняка довольна, так как сегодня Зорий ночь провел у нее. В ответ на мой удивленный взгляд, Григорян рассказал, что Балаяну приходится избегать провокаций, постоянно устраиваемых спецслужбами Азербайджана, иной раз весьма серьезных, с угрозой для жизни. Из-за этого Зорий, теперь редко бывает в доме мамы, а ночует там еще реже. Вообще-то в Степанакерте Зорий Балаян прописан по улице Дзержинского у своей тещи, известного врача-гениколога тетушки Марго. И это ни для кого не тайна. Не были тайной и неоднократные провокации азербайджанцев против ее зятя, неугодного властям. Пришлось в квартире матушки Марго заменить обычную деревянную дверь на железную. А вот где он будет ночевать в очередной раз, и сам Зорий обычно не знает до наступления темноты. Определиться в этом ему каждый раз заботливо помогают друзья по Карабахскому движению. Конечно, бывали случаи, что ночевал у своей мамы на улице адмирала Исакова, либо у главного хирурга областной больницы Валерия Марутяна, друга и родного брата жены. Но чаще всего ночлегом Балаяна становится квартира кого-то из многочисленных сподвижников по Карабахскому движению.
      В конце 1990 года мне станет известно, что против народного депутата СССР азербайджанские спецслужбы го[стр. 45] Мятежный Карабах
      товили строго засекреченную и коварную акцию. Идея была до примитивности проста. Чтобы обезглавить Карабахское движение, предполагалось убить Зория Балаяна и руководителя боевого крыла Карабахского подполья Роберта Кочаряна, их тела бросить на территории Иджеванского района Армении недалеко от границы с Казахским районом Азербайджанской ССР. Затем распространить слух, что ярых армянских националистов убили сами армяне, считавшие их главными виновниками нынешних армянских несчастий. Но этого, к счастью, не случилось!
      Здесь, думаю, уместно сделать и укор бывшему генсеку ЦК КПСС, первому и последнему президенту СССР. Не сумел Горбачев не только разобраться в Карабахской проблеме, но и дать достойную характеристику Зорию Балаяну. И здесь ошибся. Зорий Балаян никогда свою веру в гуманистические идеалы человечества, в справедливость и свободу Карабаха, искреннюю и преданную дружбу с Россией, способность посвятить этому всю жизнь не прикрывал самоуверенностью и разнузданностью. Что касается карьерности, то она у него, как оказалось, в двух пожизненных ипостасях: врача и талантливого писателя-журналиста. И все это, как говорится, от Бога!
 

РОБЕРТ, СЕРЖ, АРКАДИЙ И ХОЛОДНАЯ БАНЯ В КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС

 
      Именно Зорий Балаян предложил мне встретиться с тремя молодыми, известными в Карабахском движении людьми, которые досконально владеют сложившейся ситуацией и честно ответят на мои вопросы. Смогу ли я понять, как он сказал, их сермяжную правду, покажет время. Обо всех практических деталях договорится Маврен Григорян.
      Помню, на следующий день после этого разговора капитан Григорян спросил меня:
      – Есть желание попариться в бане?
      Я приятно удивился такой заботе. Дело в том, что холодная вода, не говоря уже о горячей, подавалась в Степана[стр. 46] Виктор Кривопусков
      керте раз в день на один-два часа, причем в самое неопределенное время, обычно, когда мы были на службе. Воду мы накапливали в ванне, никогда не закрывая кран. Банные дни для личного состава группы проводились в городской бане не чаще, чем раз в семь – десять дней. Предложение я принял сразу, при этом сказал, что со мной будет наш замполит подполковник Журавлев, с которым я был знаком много лет и доверительно дружен.
      Как и в прошлую ночь, Маврен пригласил меня по телефону на чай. Кстати сказать, этот пароль у нас сохранился навсегда. Я потихоньку выходил из гостиницы, садился в машину, и мы ехали на очередные встречи. То с Зорием Балаяном, то с другими оппозиционерами, с кем в дневное время наши свидания могли вызвать нежелательные для обеих сторон оценки в Оргкомитете по НКАО, комендатуре РЧП или у азербайджанских спецслужб. Следует заметить, что о моих встречах всегда знал полковник Гудков.
      В этот раз наша машина поехала знакомым со вчерашней ночи маршрутом: сначала по улице Кирова, далее по кругу и вправо к дому на улице адмирала Исакова, где, как я теперь знал, живет мама Зория Балаяна. Уже в машине Маврен сказал, что в бане нас ждут три товарища. Я понял: выполняется мой заказ. Коля Журавлев, человек добродушный и жизнелюбивый, откровенно обрадовался – вшестером будет веселее! – потом запоздало озаботился:
      – А есть ли в это время вода в бане?
      Григорян очень серьезно стал объяснять ему, что дом стоит под горкой и потому вода набирается туда самотеком. Когда выходили из машины, я заметил во дворе на некотором расстоянии друг от друга группы мужчин по два-три человека. Журавлев тут же поинтересовался:
      – А что это в комендантский час народ на улице?
      – Думаю, жители дома вышли после сауны, – предположил Маврен Григорян и вполголоса, как бы про себя, проговорил, что сауна, видать, знатная, если народ рискует собой ради такого удовольствия.
      Мы спустились в подвальные помещения, хозяин которых представился директором спотркомплекса «Атналант» Гамлетом Григоряном. И действительно, пока мы шли по
      [стр. 47] Мятежный Карабах
      длинному узкому коридору при тусклом свете горящих в полнакала электрических лампочек хорошо просматривались комнаты со спортивными снарядами, тренажерами, залы для спортивной борьбы, а конце была в наличии и условная цель нашего интереса – сауна. В предбанной комнате нас уже ждали трое любителей легкого пара. Капитан Григорян познакомил нас. Это были Роберт Кочарян, Серж Саркисян и Аркадий Гукасян.
      Как и подобает в бане, скоро мы оказались опоясанными простынями и в резиновых шлепанцах. И тут все сразу ощутили, что в помещений довольно прохладно – даже батареи, казалось, источали холод. Пикантность ситуации для нас с Журавлевым состояла в том, что у нас под простынями прятались пистолеты Макарова, которые мы не могли нигде оставить. Как раз накануне из заложников в Мардакертском районе были освобождены четыре сотрудника нашей группы, причем табельное оружие при освобождении им вернули не сразу. После этого из министерства к нам поступил приказ – табельное оружие иметь при себе постоянно.
      Конечно, в условиях жесткой экономии электроэнергии в мятежной области тепло в спортивный комплекс не подавалось. Спросить, греется ли тэн в парилке, у меня язык не поворачивался. К тому же Маврен предложил сначала поговорить и пригласил в комнатку, где стоял дощатый стол с длинными скамейками, накрытый для обычного в банных условиях перекуса, с традиционными национальными овощными и мясными блюдами домашнего приготовления. Как потом оказалось, Роберт, Серж и Аркадий принесли кое-что с собой из дома. Кто-то прихватил и бутылку тутовой водки, приготовленной специально «как для брата».
      Первые минуты разговор не особенно клеился: мы испытывали неловкость, настороженность и внимательно присматривались друг к другу. Для каждого из нас эта встреча была по-особому важной и ответственной. Я не мог не думать о том, что с формальной точки зрения передо мной те люди, с кем я, по идее, должен бороться: экстремисты, ослепленные национальными и политическими амбициями, организаторы массовых преступлений на межнациональной
      [стр. 48] Виктор Кривопусков
      почве. Если верить оперативным материалам и характеристикам, которые давали им Поляничко и генерал Сафонов, все трое относились к самой агрессивной и непримиримой ветви Карабахского движения и заслуживали только одного – тюрьмы. Очень бы полезно было посидеть им в тюрьме и подумать: какую свободу лучше иметь? Они считались едва ли не главными лицами в межнациональной бузотерне. Но я помнил, что до начала карабахских событий все они прошли комсомольскую школу, поработали в партийных органах. Да и то, что я успел увидеть сам, совсем не подтверждало заявлений азербайджанской стороны.
      Насколько непримиримы наши позиции теперь? Можно ли вести с ними диалог, попробовать разрешить конфликт на правовой основе? Как оценивают они сложившуюся ситуацию, какой выход предлагают? Как сложатся у нас отношения? Этой встречей я брал на себя большую ответственность. Дальнейшие служебные действия, мои позиции в карабахском вопросе, несомненно, во многом будут зависеть от ее результатов. Ошибаться было нельзя. И времени на раздумья не оставалось. Я, может, впервые в жизни ощущал себя посланцем России. Тайным. Почти тайным.
      Думаю, у наших собеседников вопросов было не меньше. Их не могло не настораживать, что инициатором встречи оказался я. А ведь с момента моего прибытия в Карабах прошло всего несколько дней. Обычно они сами выявляли лояльных сотрудников правоохранительных органов или офицеров, устанавливали с ними возможные отношения. Но на ожидания и проверки у них тоже особого времени не было. Все складывается в Карабахе на редкость трудно. А за их спиной – Родина, бесправная и разрушаемая… С другой стороны, неизвестно, чего ждать им от встречи с двумя полковниками МВД СССР? Да все может быть! Не исключалась и самая примитивная провокация. И в то время, пока они ежатся в банной прохладе по указке этого московского эмвэдэшника, дом окружили омоновцы, и их сейчас арестуют в отместку за недавнее взятие в заложники четырех их коллег, а дальше тюрьмы, этапы… Самое страшное, что карабахскому подполью придется туго, потребуется время на восстановление связей, управления.
      [стр. 49] Мятежный Карабах
      Ну, вообще-то, здраво рассуждая, по-тихому их взять невозможно. Двор дома с сауной находится под мощным контролем «своих», не будем скрывать. Хотя, конечно, рискнули они с лихвой! Зато вдруг окажется, что этот бывший комсомольский собрат действительно разумный и влиятельный в определенных кругах парень, как говорили о нем Зорий Балаян и Маврен Григорян? Словом, несомненно, и Роберт, и Серж, и Аркадий задавали себе в это время немало тревожных вопросов… Как потом оказалось, в соседнем подъезде, в квартире своей мамы, ожидая результатов, нервно расхаживал Зорий Балаян, туда – сюда, туда – сюда. Один ли он?
      Постепенно сам собою завязался разговор, и мы поняли, почувствовали, что мы действительно из одного племени, что в нас живет наше прошлое. И если мы с Николаем Журавлевым работали на разных уровнях комсомола, вплоть до ЦК ВЛКСМ, то Серж и Роберт были руководителями Степанакертской городской комсомольской организации. Аркадий – заместителем редактора областной русскоязычной газеты «Советский Карабах». Обнаружилось множество общих знакомых, в памяти всплыли совместные комсомольские мероприятия. Наконец, перешли к реалиям жизни. Пошли вопросы друг к другу. Самые главные.
      Многие детали этого банного разговора я потом записал по свежей памяти в своем дневнике. Встреча продолжалась около трех часов. После осторожного прощупывания друг друга мы поняли, что если и есть в наших позициях острые углы, то мы не должны возводить вокруг них непреодолимую китайскую стену. В чем-то мы были оппонентами, но такими, которые должны были вместе выработать лучшие, самые разумные и справедливые решения и добиваться выхода из сложившегося тупика. Мы должны были выслушать друг друга и искать возможные совпадения позиций, ничего не отвергать из того, чего нельзя было принять сразу. Проявлять терпение и мудрость. Перед нами стояли сложнейшие вопросы, и цена у них была самая высокая.
      Честно признаться, по определенным проблемам я был не готов к серьезному, аргументированному диалогу. Надо
      [стр. 50] Виктор Кривопусков
      мной, конечно же, тяготела официальная, вроде бы всеми вокруг признанная, точка зрения. И как было сразу освободиться от привычных высоких понятий – «историческая сущность интернационализма», «братская дружба народов СССР», новая общность «советский народ»? Но зато я собственными глазами видел криминальную сторону конфликта, которая жестоко отражалась на жизни и быте простых людей и с армянской, и с азербайджанской стороны. И это обязывало меня не принимать на веру привычные догмы, а внимательно смотреть, думать и стараться быть справедливым.
      В разговоре наши собеседники приводили множество фактов, которые подтверждали неизбежность появления карабахского конфликта в СССР из-за недальновидной межнациональной политики, в данном случае-политики ущемления прав и интересов коренного армянского населения, проводимой руководством Азербайджанской республики на протяжении практически всего советского периода в Карабахе и, особенно, в Нахичеванской АССР.
      Жестокие преступные отзвуки недавних событий в Сумгаите, Шуши, Баку, Ханларе и Гяндже стали привноситься и в карабахское противостояние. Как мог Центр этого не заметить? Упразднение в НКАО конституционных органов управления, одностороннее репрессивное давление только на армянское население со стороны Комендатуры района чрезвычайного положения и т.д. Если Азербайджан устремленно ведет такую политику, значит, есть политические силы, которые ее целенаправленно формируют и реализуют. А кто-то их поддерживает. По неведению? Сознательно? И к чему это приведет, в конечном счете?