По ту сторону одиночества

      Для детей обитателей деревни Z был подарком судьбы, а они для него. Наконец-то появился скороход, взрослый человек с нормальным темпом (ему было двадцать три года, но он мне однажды признался, что чувствует себя тринадцатилетним), сказочная фигура из внешнего мира, товарищ и все же совершенно иной, нежели обычные друзья. Едва появившись, он уже возился на газоне с группой маленьких детей; они образовали "кучу малу".
      Мы инстинктивно вмешались. Малыши - да и не только они, Z тоже - были слишком на взводе. Мы сказали им, что они должны перестать, чтобы дать Z немного покоя и отдыха. А Z мы сказали, что соблюдение дистанции зависит от него, он в конце концов взрослый и должен поэтому обращаться со взрослыми людьми. Но все напрасно. Дети гонялись за ним, а он за детьми. И только строгие приказы могли их разогнать.
      Через несколько дней мы узнали, что Z незадолго до этого обвинялся в развращении детей. Он находился под следствием в близлежащей тюрьме. Но один работник социальной сферы высказал мнение, что, может быть, Вирадозен более подходящее для него место.
      В свои родные места Z не мог вернуться. Вся Норвегия пережила моральное потрясение, потому что там маленькая девочка подверглась сексуальному надругательству и была убита. Подозреваемый и раньше совершал безнравственные поступки. Буря возмущения прокатилась по всей стране. Повсюду - конечно, и в Видарозене. Поэтому Z должен был удивиться, когда по прибытии в деревню одна из женщин-хозяек дома пригласила его к трапезе. Накануне вечером он спрятался за шкафом в спальне детей. Сухое пояснение женщины гласило, что и она, а не только дети, желала бы познакомиться с новым обитателем деревни.
      Мы решили положить конец его вечерним прогулкам. Несмотря на его громкие, граничащие с бунтом протесты, мы заставили Z либо оставаться вечером дома, либо приглашать провожатых, если ему куда-либо надо пойти. Четыре дня и тем более ночи это действовало. На пятый вечер Z поймали в кафетерии, где он.взламывал кассу. Следующий день был днем его рождения.
      Ему обещали, что он ненадолго сможет отправиться домой. Его мать спекла пирог, и дедушка с бабушкой хотели приехать в гости. Но мы повезли его в тюрьму, в связи с тем, что и ему, и нам нужно было время для размышлений. При этих словах он совершенно сник, но мы все же сделали так, как вознамерились. Доступ к деревенскому сообществу мыслился как альтернатива аресту; Z был единственным человеком с таким статусом. Таким образом, мы были вправе возвратить его в место заключения. Две недели спустя его снова приняли в деревню.
      Недавно его темп замедлился. Этому может быть два объяснения. Или мы его выдрессировали, укротили и сделали одним из этих медлительных и скучных взрослых, или же он сам больше не испытывает потребности в беготне, потому что стал действительно взрослым человеком.
      Бывает, что Z ловко работает руками. Он может, например, хорошо починить велосипед. В деревне бывает до десятка сломаных велосипедов. Z делает чудеса. На наших глазах велосипеды один за другим превращаются из груды обломков в сооружение, способное ездить. У Z больше нет прежних оснований бегать, как зверь в клетке. Часто люди останавливают его и просят у него совета.
      Но это не означает, что жизнь для Z или вместе с ним стала легкой. Собственно, это не тот человек, которого можно любить; чаще всего он отталкивающе грязен, плохо ведет себя за столом, вместо того, чтобы прилично сидеть на своем стуле, почти нем за едой и безмолвно указывает на блюда, которых ему хочется, вместо того, чтобы спросить об этом.
      С одной стороны так, с другой эдак.
      Его лицо постепенно принимает новое выражение. Например, гордая ухмылка, когда он кладет сыр на свой бутерброд. Он знает, что некоторые из нас убеждены в том, что телу в дополнение к сахару, мармеладу и сиропу нужны и другие строительные вещества. Или, скажем, то. напряженное внимание, с которым он слушает, чтение книги Михаэля Энде "Бесконечная история"
      Когда Z снова прибыл в деревню, я думал, что он пробудет в ней дня четыре. И вот прошло уже пять недель. В эти выходные он у своих родителей. С одной стороны - это хорошо, с другой - плохо. С одной стороны, хорошо какое-то время не заниматься теми драмами, которые он провоцирует. С другой стороны, жизнь кажется нереальной, когда нет Z. 0тсутствует вызов. Ложка, полная Z, ежедневно удерживает нас от нереальности.
      Постскриптум: Z провел в деревне несколько месяцев. Его вновь приобретенные интересы оказались столь устойчивыми, что он отважился находиться вблизи девушек и взрослых. Но вскоре он стал слишком дерзок, связывался сразу со многими девушками. Некоторые выискивали подробности из его прошлой жизни. Сначала его спас переезд в другую деревню. Некоторое время он работал там как очень надежный помощник на крестьянском подворье. Потом вдруг некоторые из близлежащих домов оказались обворованы. Теперь Z снова арестован. Есть границы того, что могут и хотят осилить деревни. Но мы надеемся, что третья деревня примет его после освобождения из заключения.
      2.7 Те, кто выглядят обретшими себя
      Вне деревенской общины довольно многие из ее членов испытывали бы значительные трудности. Они отличны от нас, может быть, не могут читать, говорить или зарабатывать на жизнь. Альтернативой жизни в деревенском сообществе для них часто является медицинское учреждение или жизнь в крайней изоляции - причем пожизненно.
      Большинство жителей деревни кажутся относящимися к другой группе. Осторожная формулировка "кажется" выбрана сознательно. Многие из них были в состоянии самостоятельно существовать до того, как попали в деревню; и те немногие, кто снова покидают деревню, по возвращении к нормальной жизни найдут себя - так или иначе, как и все мы. Но что это, собственно, означает, найти себя в нормальной жизни? Имеет ли это отношение к тому, живешь ты в приюте или нет? Связано ли это со степенью удовлетворенности, с чувством самореализации,. с сознанием, что ведешь исполненную смысла жизнь и эта жизнь полностью соответствует собственным представлениям?
      Большинство жителей деревни в своем прошлом были способны справляться самостоятельно. Но у некоторых были серьезные проблемы, у других позади сложный, изменчивый путь, неустанное внутреннее и внешнее скитание. Еще-кто-то потреблял наркотики, на ком-то тяжелый след оставили трагические обстоятельства.
      Довольно много в деревне иностранцев. В большинстве случаев речь идет о молодых людях, которые на год-два отправляются за границу с целью найти себя. Большей частью они выросли в аналогичных поселениях в других странах. Для жизни в деревне это хорошо, что многие жители прибыли из других мест. Их социальные связи не так сильно простираются вовне.. Поэтому их социальная деятельность направлена вовнутрь, на саму деревню. Когда они, например, знакомятся с местностью, они большей частью делают это вместе с другими жителями деревни. Так что никто не остается со своей ущербностью в одиночку.
      Я часто привозил в деревню друзей или целые группы студентов. Обычно я им перед этим не рассказываю, кого они там встретят. Лучше, если люди встречаются непредвзято. Посетители непосредственно встречаются с обитателями, расходятся по деревне, гостят в домах, где за чашкой кофе беседуют с хозяевами.
      Вслед за этим неизбежно возникаем вопрос: кто есть кто? Кто эта девушка в желтом платье? Или тот высокий мужчина, что не сказал ни слова? За такими вопросами обычно стоит желание узнать, кто нормален и более важен, а кто не вполне нормален.
      Раньше я охотно участвовал в этом. Со знанием дела отвечал на вопросы, выстраивал жителей деревни в ряд перед своим духовным взором с целью классификации, а потом объяснял, кто из них умственно отсталый, кто душевнобольной, кто просто странный, а кто даже слишком нормальный. Но с годами интерес к подобному занятию исчез. Когда с людьми знакомишься в разных жизненных ситуациях, становится все труднее относить их к той или иной примитивной категории. Людей, которых мы знаем лишь отчасти, легче назвать сумасшедшими или умственно отсталыми, наркоманами или преступниками; власти своими требованиями вынуждают нас к такой классификации. Это, между прочим, цена социальной изоляции и содержания в приюте. Чем лучше мы узнаем соотечественников в разных ситуациях, тем непригоднее такое приклеивание ярлыков. Кто-то в нашем квартале, может, и "уголовник", но уж никак не мой собственный сын. Я; слишком много знаю о нем, всю его историю, знаю его великодушие, его неумение владеть собой, и его нереалистичный оптимизм - все это вместе заставило его, возможно, что-то позаимствовать", не спросив, то есть сделать точно то, что на языке закона называется воровством. Пусть он украл, но для тех, кто хорошо его знает, он никак не вор. Всякие же классификации быстро становятся маленькими тюрьмами, у них четко обозначенные,. жесткие границы, и, собственно говоря, занимающиеся этим ни к кому не относятся справедливо. Чем больше мы кого-то знаем, тем менее-полезны и более опасны подобные классификации. Ярлыки прилипают. И тот, кому его прилепили, возможно, принимает отведенную ему роль. и становится тем, кем его назвали.
      Понимание этой опасности отражается в уставе деревень. Там говорится:
      "Деревни ставят своей целью создать такие формы совместной жизни, которые полезны как каждому члену, так и всему сообществу. В них, живут люди, имеющие различные способности и затруднения в развитии, и все они должны получить возможность, при всех своих различиях и индивидуальных качествах, участвовать в совместной жизни. Такие понятия, как "пациенты" или "обслуживающий персонал", лишены оснований."
      И то, что в этой главе нет ни перечисления всех категорий людей, ни обзора их численного" распределения по отдельным деревням, это тоже соответствует как опыту, приобретенному во время пребывания в общинах, так и их основным яринципам.
      Но определенное разграничение, несмотря ни на что, все же проникло в общины, и этому трудно воспрепятствовать. Использование его наталкивается на сопротивление. Чаще всего встречается различие между теми, кого можно назвать обитателями деревни, и сотрудниками. Обитатели деревни это в основном те, кто не может сам о себе заботиться. Большинство из них получает своего рода пенсию от государства. Сотрудники - это, напротив, те, кто, кажется, мог бы справиться со всем в одиночку. Другое различие существует между теми, у кого есть счет в банке, и теми, у кого его нет. По закону лица, получающие пенсию по нетрудоспособности, обязаны определенную ее часть откладывать для личных потребностей. Поэтому все обитатели деревни имеют немного денег в банке, в то время как сотрудники совсем не обязательно располагают личными средствами.
      Названные, различия не только не резкие, но и не вполне логичные. Поэтому они нередко вызывают разочарование и путаницу. Все, кто живут в общине - обитатели, независимо от их способности или неспособности вести жизнь вне общины. И все они в то же время сотрудники. Действующие в деревнях основные принципы совместной жизни подчеркивают в уставе равенство всех, а не неравенство.
      Но пока деревенские сообщества функционируют в таком обществе, как наше, подобные различия остаются, несмотря на их нечеткую выраженность и нелогичность. Нужно водить автомобиль, и не каждый может это сделать. Телефон существует для того, чтобы им пользоваться, даже если кто-то и не умеет с ним обращаться. Всюду расходуются деньги, и одним это удается легче, чем другим. Кто-то должен месяцами набивать стружками кукол, другой чистить коров, третий звонить в колокол, а кто-то писать письма. Много сил в деревне уходит на то, чтобы держать технику на уровне, соответствующем большинству обитателей. Но все технические достижения невозможно отменить, и таким образом в деревню переносятся требования, существующие в остальном обществе. Независимо от принципа равенства в жизнь проникают некоторые существенные различия. Снова оживает тенденция мыслить категориями. Так, есть различие между теми, кто имеет деньги, и теми, у кого их нет. Сначала появляются условия, и лишь потом следуют понятия. И все же в деревенских общинах меньше противоречий, чем во всякой другой из известных мне общественных систем. К этому надо добавить, что встречающиеся там различия становятся тем менее значимыми, чем дольше находишься в деревне. Часто упоминаемый идеал состоит в том, чтобы стать жителем деревни. Чтобы все стали деревенскими жителями.
      Установив, что организационная форма деревень преодолевает общепринятые диагностические классификации, и это сознательно закреплено в их уставе как желаемое, мы тем самым сделали первый шаг к пониманию, что же за феномен представляют собой эти деревни. Теперь мы можем нанести их на социологическую карту мира.
      На этой карте два континента. Один из них охватывает людей в их взаимосвязях. Он имеет дело с совместной жизнью, с взаимозависимостью, с объединениями и общественными формами. Часто речь при этом идет о нюансах, а не о контрастах, о постоянном изменении, а не о стабильности, здесь возникают сомнения и многозначность. Этот континент едва ли можно выразить в цифрах, то есть статистически.
      Другой континент на социологической карте мира включает не группировки, а классы; его главные достоинства в ясности и возможности истолкования. Поэтому он пригоден для статистики. Статистические понятия это не только цифры, но и мыслительная система. Она предполагает, с одной стороны, совершенно определенный образ мыслей, а с другой стороны оказывает влияние на мышление. Статистики описывают не только то, что уже существует как явление, но и активно содействуют появлению новых понятий. При этом феномены должны быть отнесены к определенным категориям, чтобы их можно было выразить в цифрах. Поделенные на категории и тем самым отделенные друг от друга, они могут быть полезны в крупных организациях, институтах или государствах.
      В этой главе рассмотрена жизнь первого социального континента. В кемпхиллпоселениях - а речь идет именно о них - мы встретились с объединением людей, которые с трудом поддаются классификации. Большинство людей постоянно меняются, и все же там они в отношении основных своих качеств рассматриваются как подобные друг другу, и именно в том пункте, в котором специалисты, союзы и правительства обычно обнаруживают явные различия. Это наводит на мысли, из которых следует один из главных признаков таких деревень: деревенские общины способствуют совместной жизни, которая никак не хочет укладываться в категории, как это удобно для государства и статистики. Поэтому их можно считать маленькими островами сопротивления господствующему в государстве стремлению разносить людей по определенным категориям.
      3
      "СЕМЬИ"
      Пять деревень. Разный ландшафт, климат, разные люди; совершенно разные культурные регионы. И все же они похожи. Если ты побывал в одной из них, то знаешь и остальные. Впрочем, это не совсем так, потому что каждая деревня имеет свой собственный стиль жизни, свое собственное индивидуальное лицо и свою собственную гордость. И все же, переезжая из одной деревни в другую, открывая дверь, чувствуешь себя опять дома.
      Это сходство объясняется многими причинами, и я надеюсь на следующих страницах показать их. Прежде всего, оно основано на том, что многие люди живут в домах, не соответствующих нашим представлениям о норме. Далее, важную роль в совместной жизни играют определенные основные принципы принципы, которые сильнее региональных различий в культуре, в людях, климате или ландшафте. Сходство деревень связано со стилем жизни в семейных объединениях, стилем трудовой и культурной жизни. И оно состоит в том, что не все рассматривается в финансовом аспекте.. Но начнем с семей.
      3.1 Совместный образ жизни
      "Идиоты, придурки, злодеи! Так назвали бы широкие круги населения значительную часть тех, кто живет в деревнях. Но там много и таких, кто просто предпочитает жить в деревенском сообществе. Может быть, они в основном нормальны - а может быть, и нет, может, мы просто не открыли их особенностей. Во всяком случае, в деревнях встречаются всякие вариации. Некоторые из тех, кто приезжает туда, годами были заключены в камеры, потому что считались социально опасными. Другие приезжают с надеждой придать смысл своей жизни. Кто-то его находит, другие, напротив, недовольны и при первой возможности покидают деревню.
      Те же, кто остаются надолго, живут в семьях, объединяющих разных людей. Это высший принцип этих деревень: там нет разделения по "способностям" или "нормальности". В каждом доме вместе живут нормальные и не совсем нормальные люди. Большинство из них имеют собственную комнату, но нет отдельного помещения для жильцов с необычным поведением. Кто-то, кому нужна защита от шума, получит комнату, расположенную в глубине, но дальше этого разделение не идет.
      Тот же принцип относится и к использованию совместных помещений; они тоже предназначены для всех. Он же справедлив и для важнейшего из всех домашних мероприятий: трапезы. В доме, как правило, один большой стол, за которым все жильцы сидят вместе.
      Мать семейства или отец семейства часто сидят во главе стола и заботятся, чтобы каждый получил то, что ему нужно. Маленькие дети часто сидят со своими родителями. Некоторые родители в виде исключения кушают в собственных комнатах, поскольку совсем маленькие дети требуют особого внимания, а общество за столом для этого слишком велико. Также и некоторые пожилые люди завтракают в одиночестве, если чрезмерное общение их утомляет.
      Но это редкие исключения. Обычно это большой стол, за которым все вместе сидят и беседуют. Иногда беседуют лишь двое или трое, может быть, потому, что обсуждается тема, за которой другие не могут следить. В некоторых домах это почти входит в распорядок дня. Как и вообще в совместной жизни, здесь считается невежливым обособляться в общем помещении, и потому воспринимается неодобрительно. Нормой является общее участие.
      В каждой семье есть кто-то, на ком лежит особая ответственность за все домашние дела. Почти всегда речь идет не о том, кто получает пенсию и потому считается имеющим затруднения развития. Но и здесь бывают исключения, в некоторых семьях основную ответственность несет кто-то, кого явно можно считать ущербным. Такие ответственные называются "мать семейства" и "отец семейства". Некоторые из них супруги, у кого-то собственные дети.
      После завтрака все обитатели дома, за исключением матери или отца семейства, отправляются куда-либо на работу. В некоторых случаях отец или мать тоже покидают дом, хотя бы на полдня. На это время приходит кто-нибудь из другого дома, потому что домашние обязанности - как, например, уборка и приготовление пищи - считаются работой и выполняются Другими людьми. Считается важным разграничивать жилище и рабочее место.
      Как во время обеда, так и вечером, незадолго до начала культурных мероприятий, дом снова наполняется. Также и субботний вечер, и воскресенье становятся временем оживленной деятельности в семьях.
      Все это звучит довольно мирно, как будто будни в деревне гармонически организованы, хорошо спланированы и предсказуемы, но это не так. Я хотел бы дать описание распорядка одного совершенно обычного субботнего дня с точки зрения вполне нормального сотрудника. Необычно в этой ситуации лишь то, что в этот день дома нет ни отца, ни матери семейства.
      В этот день:
      - А уже с утра болен и жалуется на боли в желудке,
      - В не убирает свою комнату и не чистит лестницу,
      - С должна готовиться к вечернему чтению Библии, но слоняется вокруг комнаты В,
      - Д решает по крайней мере убрать лестницу вместо В, но пылесос не включается, так как В в доказательство своей физической силы слишком сильно закрутил шланги, и у меня тоже недостаточно сил,
      - А становится все хуже, и он жалуется, что может умереть, а я не могу вспомнить имя медсестры и не знаю, где она живет.
      - К счастью, мимо проходит один из сотрудников и говорит мне, как ее зовут, но теперь телефон не работает, а другой аппарат внезапно исчез.
      - А все больше жалуется, и С, которая все-таки пробирается в комнату В, просит меня проследить за яйцами, которые она как раз в это время варит, и когда я в конце концов заставляю В работать, приходит медсестра и просит
      настой ромашки, но у нас в доме его нет, и я прошу Е быстро сбегать к соседям, чтобы одолжить, но Е, не умеющий читать, настаивает, что у нас дома есть настой ромашки, и в доказательство того, что нет необходимости бежать к соседям, тащит меня к полке с двадцатью жестянками, которые я перед этим уже просмотрел. Таким образом, я мчусь сам и приношу настойку, и, конечно, забыл о яйцах, так что С очень сердита на меня.
      - Тут из комнаты А выходит медсестра и сообщает, что он смеется во весь рот. Все, что ему необходимо, это немного внимания.
      И это день, когда:
      - яйца не так уж плохи, и я прощен,
      - Д наконец справился с пылесосом и рад, что пропылесосил лестницу,
      - В в конце концов убирает свою комнату, и я вспоминаю, что слышал, будто С не может иметь детей и поэтому мне не нужно беспокоиться о последствиях романа, который, может и заключается-то лишь в том, что вместе съели плитку шоколада. И когда я иду в комнату А, он все еще расплывается в улыбке и полон сил, так что прижимает меня к стулу; потом крепко берет меня за руку, а другую прикладывает ко лбу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.