Эркюль Пуаро (№21) - Свидание со смертью

Агата Кристи

СВИДАНИЕ СО СМЕРТЬЮ

Ричарду и Майре МЭЛЛOK — в память об их поездке в Петру

Часть первая

Глава 1

— …ты же понимаешь — ее необходимо убить!

Эта фраза вдруг вторглась в безмятежное молчание ночи, на мгновенье как бы зависнув в воздухе, а потом уплыла во мрак — в сторону Мертвого моря[1].

Рука Эркюля Пуаро застыла на створке, но он тут же решительно захлопнул окно, чтобы немедленно оградить себя от коварной ночной прохлады. Пуаро был твердо убежден, что свежий воздух полезен исключительно на улице, но никак не в комнате, а холодный ночной воздух попросту опасен.

Он аккуратно задернул шторы и с умиротворенной улыбкой стал укладываться спать.

«Ты же понимаешь — ее необходимо убить!» И это услышал именно он, Эркюль Пуаро, в первый же вечер по прибытии в Иерусалим[2].

— Нигде не скрыться! Кто-то опять жаждет крови! — проворчал великий сыщик. Он снова улыбнулся, вдруг вспомнив забавный анекдот об Энтони Троллопе[3].

Как-то пересекая на пароходе Атлантику, Троллоп нечаянно подслушал разговор двух пассажиров, обсуждавших его последний роман.

«Очень неплохо, — заявил один из них, — но старуха несносна — ее надо убить».

«Джентльмены, — лучезарно улыбнувшись, тут же вскричал писатель, — весьма признателен вам за совет — я сейчас же сяду за письменный стол и быстренько ее укокошу!»

А вот откуда взялась фраза, подслушанная им сейчас? Кто-то пишет роман или пьесу, решил он.

И, все еще улыбаясь, подумал: «Как знать, возможно, мне еще придется вспомнить эти слова: вдруг кто-нибудь и впрямь что-то такое затевает».

Ему вспомнился и голос, произнесший их: напряженный, звенящий от волнения…

Голос был мужским, точнее, юношеским…

Повернувшись, чтобы погасить ночник, Пуаро подумал: «Этот голос я легко бы мог узнать».

Облокотившись на подоконник и склонившись поближе друг к другу, Рэймонд и Кэрол Бойнтон вглядывались в синюю ночную мглу. Рэймонд, волнуясь, повторил:

— Сама понимаешь — ее необходимо убить.

Кэрол поежилась.

— Это ужасно! — Голос у нее был низкий, хрипловатый.

— Не ужасней, чем все это!

— Наверное.

— Так не может продолжаться, — с жаром сказал Рэймонд, — пойми. Надо что-то делать. Но единственное, что мы можем, это…

Кэрол, сознавая, как неубедительно звучат ее слова, робко предложила:

— А если убежать? Думаешь, не получится?

— Не получится, — хмуро буркнул он. — Ты сама прекрасно это знаешь.

Она опять поежилась:

— Знаю, Рэй, конечно, знаю.

Он вдруг с горечью рассмеялся:

— Нас запросто можно принять за каких-то ненормальных — что нам, собственно, мешает уехать куда глаза глядят?

— Наверное, мы и вправду ненормальные, — задумчиво сказала Кэрол.

— Это уж точно! Во всяком случае, скоро совсем спятим. А может, уже спятили: стоим тут и деловито обсуждаем, надо ли убивать собственную мать.

— Она нам не мать! — резко оборвала его Кэрол.

— Это верно. — Воцарилось молчание, затем Рэймонд как бы вскользь спросил:

— Так ты согласна, Кэрол?

Ответ Кэрол был решительным и твердым:

— Да, я считаю, что она должна умереть. Должна… — И вдруг заговорила горячо и страстно:

— Она сумасшедшая.., я уверена в этом! Будь она в здравом уме, разве стала бы она нас так мучить? Сколько лет мы все твердим: так жить больше нельзя — и живем! Уговариваем себя: она когда-нибудь умрет — а она и не собирается… По-моему, она никогда не умрет, если только…

— Если только мы сами ее не убьем, — четко и жестко продолжил Рэй.

— Выходит, так, — согласилась Кэрол, крепко стиснув край подоконника.

Рэймонд говорил подчеркнуто спокойно, лишь изредка голос его срывался, выдавая волнение.

— Сделать это могут только два человека — я или ты. Понимаешь, почему? Если мы втянем в эту историю Леннокса, волей-неволей это затронет и Надин. И уж конечно — ни слова Джинни.

Кэрол вздрогнула.

— Бедная Джинни. Я так боюсь за нее.

— Знаю. Ей стало хуже, да? Тем более нам надо поторопиться… Иначе будет поздно!

Внезапно Кэрол выпрямилась и резким движением отбросила со лба каштановую прядь.

— Рэй, — сказала она, — а тебе не приходит в голову, что этого делать нельзя?

Он ответил все тем же нарочито-бесстрастным тоном:

— Почему же нельзя? Это все равно что убить бешеную собаку… Так сказать, устранить нечто смертельно опасное для окружающих. У нас просто нет другого выхода.

— Но ведь за такое нас могут отправить на электрический стул… — пробормотала Кэрол. — Разве мы сумеем объяснить, какая она? Нам никто не поверит. Ведь со стороны все это может показаться выдумкой, будто мы просто чересчур мнительны. У нас ведь нет никаких улик — только наши переживания.

— Никто ничего не узнает, — успокоил ее Рэймонд. — У меня уже есть план. Я тщательно все продумал. Мы ничем не рискуем.

Кэрол вдруг заглянула ему в лицо.

— Рэй… С некоторых пор ты стал другим. С тобой что-то случилось. Что, скажи мне? Откуда у тебя такие планы?

— Стал другим… С чего ты взяла? — пряча взгляд, буркнул он.

— Но ты действительно сильно изменился! Это из-за той девушки в поезде?

— Да нет… При чем здесь она? Не болтай ерунды. Вернемся лучше… Ну, словом, вернемся…

— К твоему плану? Ты уверен, что он надежен?

— Да, по-моему, вполне. Правда, нужно дождаться подходящего момента. Но тогда уж действовать решительно: если все получится, мы свободны — мы все.

— Свободны? — Кэрол, тихо вздохнув, взглянула на сверкающее звездное небо. И вдруг горько заплакала, сотрясаясь от рыданий.

— Кэрол, что это ты вдруг?

Жалобно всхлипнув, она ответила:

— Так все вокруг чудесно… Эта ночь и звезды… Как в сказке. Кажется, так бы и растворилась в этой красоте. Почему у нас все не так, как у других людей? Почему мы такие — запутавшиеся, безумные?

— Мы тоже будем как все… Пусть только она умрет!

— А ты уверен? Может, уже поздно? Может, мы не сумеем измениться?

— Нет, нет, что ты, я уверен….

— А я не очень…

— Но если ты не можешь решиться… — Он ласково обнял ее за плечи, но Кэрол сбросила его руку.

— Нет-нет, я с тобой, Рэй, я ни за что не отступлюсь! Ради всех… Особенно ради Джинни. Мы должны ее спасти!

— Значит, решено? — помолчав, спросил Рэймонд.

— Решено!

— Отлично. Тогда слушай, что я придумал. — И он тихо зашептал, наклонившись к ее уху.

Глава 2

Мисс Сара Кинг, свежеиспеченный бакалавр[4] медицины, стояла в комнате для отдыха отеля «Соломон», рассеянно листая лежавшие на столе газеты и журналы. Что-то тревожило ее — она озабоченно хмурилась.

Только что вошедший в комнату высокий средних лет француз некоторое время пристально на нее смотрел, затем решительно направился к ее столу. Наконец их взгляды встретились, и Сара с улыбкой ему кивнула — она сразу узнала этого человека. Он очень ее выручил, когда они прибыли из Каира, — нес один из ее чемоданов, поскольку носильщика нанять не удалось.

— Как вам Иерусалим? — поздоровавшись, спросил доктор Жерар.

— Страшноватый город, — сказала Сара и добавила:

— Религия вообще вещь очень странная.

В глазах доктора мелькнуло любопытство.

— Я понимаю вас. — Он говорил почти без акцента. — Вам немного не по себе от всех этих религиозных свар, да?

— Не только. И от здешних дурацких порядков тоже!

— Ода.

Сара, обиженно вздохнув, призналась:

— Сегодня меня выпроводили из одного храма. Только потому, что на мне было платье без рукавов. Видите ли, Всевышний разгневается, увидев мои руки. А между прочим, ведь он сам их и создал.

Доктор Жерар рассмеялся.

— Я собирался выпить кофе. Не составите мне компанию, мисс…

— Кинг, моя фамилия Кинг. Сара Кинг.

— А моя.., позвольте… — Он вынул из кармана визитную карточку.

Глаза мисс Кинг округлились, в них сиял неподдельный восторг.

— Доктор Теодор Жерар? Боже мой, вот так сюрприз! Я, разумеется, читала все ваши работы. Ваши наблюдения относительно шизофрении потрясающе интересны.

— Весьма польщен… Но почему же — разумеется? — Брови доктора изумленно приподнялись. Сара смущенно принялась объяснять:

— Видите ли.., я, в общем, тоже врач.., я.., недавно получила степень бакалавра.

— Ах, вот оно что!

Доктор Жерар заказал кофе, и они сели тут же в уголке. Говоря откровенно, успехи Сары в медицине вызывали у француза гораздо меньший интерес, чем ее прелестные алые губы и длинные шелковистые черные волосы, которые она гладко зачесывала назад. Благоговейная почтительность молодой англичанки явно забавляла его.

— И долго вы здесь пробудете? — спросил он.

— Всего несколько дней. А потом хочу съездить в Петру[5].

— В Петру? Я ведь тоже туда собирался, если, конечно, получится. К четырнадцатому я должен быть в Париже.

— По-моему, на поездку в Петру требуется примерно неделя. Два дня на дорогу туда, два дня там и два на обратный путь.

— Завтра же наведаюсь в туристическое бюро и узнаю, есть ли у них такой маршрут.

В комнату вошли несколько человек и уселись вместе, словно птичья стая. Сара смотрела на них с любопытством.

— Взгляните, — понизив голос, сказала она. — Вы вчера случайно не обратили на них внимание?

Доктор Жерар вооружился моноклем и посмотрел в дальний угол.

— Американцы? — спросил он. Сара кивнула.

— Да, американцы. Какие-то они странноватые.

— Странноватые? Что вы имеете в виду?

— А вы повнимательнее на них посмотрите. В особенности на старуху.

Доктор Жерар тут же принялся изучать вновь прибывших. Будучи опытным психиатром, он с ходу подметил много любопытного…

Особо его внимание привлек высокий мужчина лет тридцати, весь какой-то заторможенный и вялый. Лицо приятное, но безвольное, в каждом движении — странная апатия. Рядом с ним юноша и девушка — совсем молодые, намного моложе мужчины, и оба очень хороши собой. Особенно юноша — безупречно красив, просто греческий бог. «С ним тоже что-то не так, — подумал Жерар. — А, понятно — нервное расстройство, причем довольно ярко выраженное. Девушка, разумеется, его сестра: очень уж они похожи — и тоже в каком-то напряжении…» Он перевел глаза на совсем молоденькую девушку — самую младшую в семье: рыжевато-золотистые волосы ореолом окружали ее прелестное и какое-то умиротворенное лицо; а вот руки, лежавшие на коленях, не знали ни секунды покоя — пальчики немилосердно дергали и теребили носовой платок. Рядом еще одна молодая женщина: темные волосы, бледное матовое лицо, безмятежное, как у мадонны Луини[6]. Вот в ней нет ни капли нервозности. Ну а в середке… «О Боже, какая мерзкая старуха!» — мысленно воскликнул Жерар с истинно французской непримиримостью. Старая, обрюзгшая, она расплылась на стуле и вообще не шевелилась — точь-в-точь жирный паук, затаившийся в своей паутине.

— La maman далеко не красотка, — сказал доктор, повернувшись к Саре.

— В ней есть что-то зловещее, вам не кажется? — спросила Сара.

Жерар еще раз внимательно взглянул на старуху. На этот раз только как врач.

— Водянка.., сердце… — коротко заключил он.

— Это-то да, — торопливо согласилась Сара, которую совсем не волновали эти диагнозы. — А вы обратили внимание, что все они как-то уж слишком перед ней заискивают?

— А кто они такие? Вы случайно не знаете?

— Их фамилия Бойнтон. Мать, старший сын, его жена, младший сын и две дочери.

— Семейство Бойнтон путешествует, — пробормотал доктор Жерар.

— Однако ведут они себя при этом довольно странно. Ни с кем не общаются и ни на шаг не отходят от своей старухи!

— О, она типичная предводительница, как в эпоху матриархата, — сказал Жерар.

— Типичная тиранка, вот она кто! — не сдержалась Сара. Доктор Жерар, пожав плечами, заметил, что американки вообще имеют склонность к тирании.

— Да, но в данном случае, ей и этого мало, — уверяла Сара. — Старая ведьма так их запугала, они все у нее под башмаком… Это переходит всякие границы!

— Нехорошо, когда женщине предоставлена чересчур большая власть, — согласился, сразу же став серьезным, Жерар и покачал головой, — Женщины очень любят ею злоупотреблять. — Он незаметно глянул на Сару. Та все еще разглядывала Бойнтонов, точнее одного из них. Живая галльская[7] улыбка мелькнула в глазах доктора. Ах вот в чем дело…

И, желая удостовериться в своих догадках, он, как ни в чем не бывало, спросил:

— Вы с ними уже общались, да?

— Да… Точнее говоря, с одним из них.

— С молодым.., с младшим сыном?

— Да. В поезде, на котором мы ехали сюда из Катара[8]. Мы стояли в коридоре. И я с ним заговорила, — без всякого смущения объяснила она.

Мисс Сара Кинг вообще была очень открытым человеком. И еще она была очень общительна и отзывчива, хотя порою и резковата.

— Почему вы с ним заговорили? — спросил Жерар. Девушка удивленно пожала плечами.

— А что в этом дурного? Я люблю поговорить с попутчиками. Мне интересно, кто они, чем занимаются.

— Так сказать, изучаете их под микроскопом?

— В каком-то смысле, да, — согласилась Сара.

— Ну и что вы можете сказать об этом молодом человеке?

— Ну… — Она не сразу смогла подыскать слова. — Впечатления довольно странные. Во-первых, бедняжка сразу покраснел до корней волос.

— Разве это так уж удивительно? — сухо осведомился доктор.

Сара рассмеялась.

— Вы хотите сказать, что он принял меня за искательницу приключений, делающую ему авансы? Нет, не думаю. Мужчины ведь сразу понимают что к чему, верно?

Она взглянула на доктора открытым, бесхитростным взглядом. Он молча кивнул.

— У меня создалось впечатление, — чуть нахмурившись, продолжала Сара, — что этот молодой человек.., как бы поточнее сказать — очень напряжен и очень испуган. Взвинчен до предела и в то же время буквально умирает от страха. Это очень меня удивило — американцы обычно невероятно спокойны и самоуверенны. Двадцатилетний американец куда лучше знает жизнь, чем любой его ровесник из Англии. А этому американцу наверняка уже за двадцать.

— Года двадцать три — двадцать четыре, на мой взгляд.

— Неужели так много?

— Думаю, да.

— Наверное, вы правы, но тогда.., тогда почему он кажется таким невзрослым?

— Следствие социальной незрелости. Он крайне инфантилен, и ему очень трудно, по всей вероятности, приспосабливаться к непривычным условиям.

— Значит, я была права, заподозрив неладное? Значит, он действительно не вполне нормален?

Доктор Жерар невольно улыбнулся ее горячности.

— Дорогая моя мисс Кинг, скажите: кого из нас можно назвать вполне нормальным? Впрочем, я не спорю, — ваш американский друг явно страдает каким-то неврозом.

— До которого его довела эта жуткая старуха! Кто же еще!

— Похоже, вы сильно ее невзлюбили… — Жерар пристально посмотрел на свою собеседницу.

— Еще бы! У нее.., о, у нее такой злобный взгляд!

— Такой взгляд не редкость для матерей, чьи сыновья влюблены в очаровательных молодых леди!

Сара сердито передернула плечиками. Все французы одинаковы, подумала она, просто помешаны на сексе! Впрочем, как психолог, она не могла не признать, что секс и в самом деле первопричина почти всех отклонений. Она стала вспоминать примеры из учебников. Но тут ее неожиданно отвлекли. Она даже вздрогнула. Это Рэймонд Бойнтон вдруг поднялся с места и направился к столику с газетами и журналами. Выбрав один из журналов, он двинулся назад, и, когда проходил мимо, Сара обернулась и спросила первое, что пришло в голову — просто хотела увидеть, как он отреагирует:

— У вас много экскурсий?

Рэймонд покраснел, вздрогнул, точно пугливый жеребенок, и метнул панический взгляд в сторону матери.

— А… Да… Еще бы, ну конечно… — И как пришпоренный, судорожно сжав в руке журнал, ринулся к своим родичам.

Старуха, заколыхавшись на стуле, протянула жирную руку, чтобы взять журнал. Но взгляд ее, как заметил доктор, был устремлен не на журнал, а на молодого человека. Старая ведьма буркнула что-то, скорее всего «спасибо». Голова ее едва заметно качнулась, и теперь она принялась в упор разглядывать Сару. Ее лицо не выражало абсолютно ничего, и понять, что у нее сейчас на уме, было просто невозможно. Сара взглянула на часы и охнула.

— Боже, неужели уже так поздно! — Она торопливо встала. — Благодарю за кофе, доктор Жерар. Мне пора — нужно написать несколько писем.

— Надеюсь, мы еще встретимся. — Он встал, чтобы пожать ей руку.

— Конечно! Может, вам все-таки удастся выбраться в Петру?

— Я постараюсь.

Одарив его улыбкой, Сара направилась к дверям. Ей надо было пройти совсем близко от семейства Бойнтон.

Продолжая свои наблюдения, доктор Жерар увидел, как миссис Бойнтон снова вперилась в лицо младшего сына. Вот их взгляды встретились. Вот Сара Кинг уже совсем рядом… Рэймонд Бойнтон слегка повернул голову… Нет, не в сторону девушки — наоборот, он от нее отвернулся! Отвернулся явно против своей воли, и доктор почти физически ощутил, как старуха дернула в это мгновение невидимую нить.

Сара Кинг, конечно, тоже заметила, что от нее отвернулись, и не могла скрыть досады — она была так непосредственна, так молода! Ведь совсем недавно они с Рэймондом весело болтали в коридоре чуть покачивающегося спального вагона! Обменивались впечатлениями о Египте и хохотали от души над уморительными словечками погонщиков ослов и уличных торговцев. Сара рассказала, как хозяин верблюда с надеждой спросил: «Вы, наверно, англичанка или американка?» — «Китаянка», — ответила она. «Бедняга просто оторопел», — со смехом рассказывала она своему новому знакомому, который так был тогда похож на школьника, на симпатичного сорванца. В его мальчишеской живости было что-то удивительно трогательное. А теперь — он почему-то ее избегает.., мог бы, по крайней мере, быть хотя бы вежливым…

— Ну и пусть, очень он мне нужен, — возмущенно пробормотала Сара.

Никто не обвинил бы Сару в чрезмерном тщеславии, просто она знала себе цену, привыкла к мужскому вниманию и совсем не ожидала столь пренебрежительного отношения.

Возможно, тогда в поезде она проявила слишком большое участие к этому невеже — ей почему-то стало его жаль. Но теперь ей ясно: типичный американец, очень довольный собой и совершенно невоспитанный.

Писем писать Сара не стала, а села перед туалетным столиком и принялась расчесывать длинные волосы, вглядываясь в свои карие глаза, тревожно смотревшие на нее из зеркала, и перебирая в памяти события последних недель.

Она еще не оправилась от того кризиса… Всего месяц назад мисс Кинг разорвала помолвку со своим коллегой, врачом, который был на четыре года ее старше. Они были влюблены друг в друга, и даже весьма пылко, но оказалось, что они слишком уж схожи по темпераменту и душевному складу. Начались обиды, ссоры, дальше — больше. Независимый характер не позволял Саре угождать своему довольно деспотичному жениху. Подобно многим, обладающим сильным характером женщинам, она искренне верила, что восхищается силой. Всю жизнь Сара внушала себе, что только и мечтает о том, чтобы нашелся человек, который сумеет ее покорить. Однако, встретив такого человека, она обнаружила, что это совсем ей не нравится! Она вовремя поняла: одного влечения для счастья в супружеской жизни мало. Тем не менее разрыв перенесла мучительно… Она буквально заставила себя отправиться в это путешествие — чтобы залечить сердечные раны. «Исцелиться» до того, как начнет исцелять сама.

Отвлекшись от грустных воспоминаний, она подумала: «Как было бы чудесно, если бы доктор Жерар позволил мне поговорить с ним о его работе. Его открытия просто блестящи. Так хочется, чтобы он воспринимал меня всерьез! Может.., если он тоже поедет в Петру…» Но мысли ее вновь и вновь возвращались к этому грубому и странному американскому дикарю.

Сара не сомневалась: он отвернулся только потому, что на него глазела его семейка. И все же не могла не чувствовать к нему презрения. Так зависеть от своей родни… Это просто смешно! Тем более для мужчины!

И все-таки… Она чувствовала, что все тут не так просто…

— Бедный мальчик, его надо спасти. И я сделаю это! — вдруг вырвалось у нее.

Глава 3

После ухода Сары доктор Жерар некоторое время продолжал сидеть в кресле. Затем он подошел к столу, взял свежий номер газеты «Матэн»[9] и расположился поближе к Бойнтонам. Семейство и впрямь было прелюбопытное.

Поначалу его просто позабавило столь пристальное внимание английской барышни к этим американцам, ибо он сразу понял, в чем тут дело. Однако мало-помалу крайне необычный вид Бойнтонов пробудил в докторе Жераре более глубокое любопытство — любопытство ученого.

Прикрывшись газетой, он принялся тайком изучать их. Прежде всего — молодого человека, приглянувшегося очаровательной англичанке. Да, мисс Кинг должен нравиться именно такой типаж. Сама Сара — человек волевой и сильный, у нее крепкие нервы и ни малейшей склонности к рефлексии[10]. Юноша же, заключил доктор, очень чувствителен и робок и легко поддается внушению. Сейчас же он находится на грани нервного срыва, туг сомнений нет… Доктор Жерар был озадачен. Молодой, вполне физически крепкий человек, наслаждающийся путешествием, — и вдруг на грани нервного срыва…

Доктор перевел взгляд на девушку с каштановыми волосами — несомненно, родная сестра Рэймонда; очень похожи: оба худощавы и прекрасно сложены, и это аристократическое изящество… У обоих тонкие красивые руки, четко очерченный подбородок, гордая посадка головы. И возбуждена она не меньше, чем брат, то и дело как-то нервно поводит плечами, ломает пальцы, сама того не замечая… А эти синяки под глазами и лихорадочный взгляд… Да и говорит неестественно быстро и как будто слегка задыхаясь. Вся как натянутая струна. «И тоже чем-то напугана — как и брат, — вдруг подумал Жерар. — Да, конечно, она чего-то боится!»

До доктора долетали обрывки фраз — вполне обычный для туристов разговор:

— Надо бы съездить взглянуть на конюшни царя Соломона[11].

— Это не слишком утомит маму?

— Стена Плача[12] у нас завтра утром?

— Храм Омара[13], непременно; здесь его называют мечетью.., интересно — почему?

— А потому что он был переделан в мусульманскую мечеть, Леннокс.

Беседа как беседа, и туристы как туристы. Однако доктора не покидало ощущение, что долетевшие до него обрывки фраз ничего не значат и светская непринужденная беседа лишь прикрывает что-то наболевшее, причем настолько глубинное, что это не выразить словами. Он снова чуть пониже опустил спасительную «Матэн».

Леннокс? Это старший. Тоже похож на остальных, но не выглядит таким взвинченным. Более спокойный темперамент, решил доктор. Но в этом спокойствии есть что-то настораживающее — уж слишком… расслаблен.

Ему вдруг вспомнилось несколько его пациентов, сидевших в точно такой же позе на больничной кровати. Все ясно: нервное истощение.., отсюда и апатия — он буквально истерзан страданием. А глаза… Так смотрит больная лошадь или раненая собака — с покорным терпением. Странно, очень странно. Судя по его виду, физически он абсолютно здоров… Однако нет сомнения, что совсем недавно он перенес какие-то мучительные переживания. Теперь он уже ни на что так остро не реагирует, просто тупо и терпеливо ждет. Но чего? Наверное, какого-то удара… Что бы это могло быть? «Ох, наверное, у меня разыгралось воображение… — подумал доктор. — Но нет, этот человек действительно ждет, чтобы чему-то наступил конец… Он похож на ракового больного, который рад любому лекарству, хоть на миг притупляющему боль».

Леннокс Бойнтон встал, чтобы поднять с пола клубок шерсти, который нечаянно обронила их монументальная мамаша.

— Вот, пожалуйста.., мама.

— Благодарю.

Что она там вяжет? «Варежки для заключенных», — почему-то подумалось Жерару, и он улыбнулся своей неожиданной фантазии. Теперь он стал приглядываться к самой младшей в семье — к молоденькой девушке с золотисто-рыжими волосами. Ей, наверно, лет девятнадцать. Прозрачная нежная кожа — такая часто бывает у рыжих. Личико худенькое, но бесспорно прекрасное. Она мечтательно улыбалась. Немного странная улыбка. Мысли девушки витали где-то вдали от отеля «Соломон», от Иерусалима… Она тоже кого-то очень напоминала… Ну да! Эту удивительную, неземную улыбку он видел на устах мраморных дев в афинском Акрополе[14]… Прелестная, хоть и несколько отрешенная улыбка: ее утонченное очарование и кротость заставили сердце доктора сжаться.

И тут он заметил руки девушки… Столешница скрывала их, но доктор сидел так, что отчетливо видел: тонкие пальцы терзали, рвали на мелкие клочья носовой платок.

Доктору стало не по себе. Эта рассеянная, умиротворенная улыбка — и не знающие покоя руки, изничтожающие, сокрушающие…

Глава 4

Тишину нарушил судорожный астматический кашель: затем раздался властный голос матери:

— Джиневра, ты устала. Тебе пора лечь.

Девушка вздрогнула; ее беспокойные пальцы перестали теребить платок.

— Я совсем не устала, мама.

Жерар был очарован ее певучим голосом, даже эта обыденная фраза прозвучала в ее устах как нечто завораживающее.

— Нет, устала. Я же вижу. Завтра тебе нельзя никуда ехать.

— Как? Я обязательно поеду! Я прекрасно себя чувствую.

— Тебе нездоровится, — скрипучим, хриплым голосом возразила мать. — А завтра ты будешь совсем больна.

— Нет-нет, я совершенно здорова! — Бедняжка дрожала, как в лихорадке.

И тут мягкий спокойный голос произнес:

— Я провожу тебя, Джинни.

Молодая женщина с задумчивыми серыми глазами и гладкой прической поднялась со своего стула.

— Нет, — отрезала старуха. — Никаких провожатых.

— Но я хочу с Надин! — крикнула девочка.

— Конечно, конечно. — Молодая женщина шагнула в сторону Джинни.

— Не нужно, она сама! Верно, Джинни? — опять вмешалась старуха.

Последовала неловкая пауза, впрочем недолгая — и Джиневра вмиг потускневшим голосом покорно произнесла:

— Да, конечно. Я пойду одна. Спасибо тебе, Надин. — Она направилась к дверям. Несмотря на некоторую угловатость, Джиневра двигалась очень грациозно.

Доктор опустил газету и теперь уже в открытую разглядывал старую миссис Бойнтон. Она смотрела дочери вслед, и на ее жирной физиономии кривилась странная усмешка, похожая скорее на гримасу. Словно карикатурное отражение прелестной неземной улыбки, которая поразила доктора на личике девушки… Старуха перевела взгляд на Надин, снова опустившуюся на стул. Однако та встретила этот тяжелый взгляд с невозмутимым спокойствием, хотя старуха так и сверлила ее глазами.

«Какой бессмысленный деспотизм!» — возмутился Жерар. И тут старуха уставилась прямо на него. У доктора даже перехватило дыхание. Маленькие, ничем не примечательные глазки, но они сверкали такой злобой и столько в них было странной силы! Доктор Жерар сразу понял, что перед ним не просто вздорная немощная старушонка, которая изводит своих близких мелкими капризами. Нет, эта женщина обладает удивительной силой. Ее свирепый взгляд напоминал взгляд кобры… Миссис Бойнтон была стара и, видимо, измучена хворями, но совсем не беспомощна. Она знала цену власти и всю жизнь только и делала, что тешила свое властолюбие, по-видимому ни разу не усомнившись в собственном могуществе. Доктору Жерару вспомнился один цирковой номер: укротительница тигров демонстрировала публике очень эффектные, но крайне опасные трюки. Огромные великолепные звери смиренно ей подчинялись, выполняя унизительные для столь царственных созданий приказания. Однако их горящие глаза и тихое рычание выдавали ненависть — самозабвенную, жгучую ненависть… Укротительница была смуглой надменной красавицей, но взгляд ее — в точности такой же, как у этой старухи.

— Une dompteuse[15], — пробормотал доктор Жерар. Так вот какие страсти кипели под вполне безобидной болтовней… Ненависть — черный водоворот ненависти. «Какое у вас богатое воображение! Вот что сказал бы мне любой здравомыслящий человек, — вдруг одернул себя доктор. — Самая обыкновенная американская семья, дружно изучают палестинские достопримечательности, а я напустил тут всякой чертовщины!»

Он переключился на молодую женщину по имени Надин. На ее левой руке поблескивало обручальное кольцо. Доктор заметил, как она украдкой посмотрела на Леннокса, и догадался, что они муж и жена. Впрочем, взгляд, который она бросила на своего апатичного супруга, был скорее материнский — столько в нем мелькнуло нежной заботы и тревоги. И еще одно стало ему ясно: в этой семье только Надин не боится старую ведьму. Она конечно же не любит старуху, но злые чары этой мучительницы на нее не действовали. Да, Надин была несчастна и страшно переживала за мужа, но она — свободна.

— М-да, любопытная картина, — заключил доктор Жерар.

Глава 5

И вдруг в эти его мрачные мысли вторглось нечто вполне обыденное, произведя почти комический эффект.

В дверях показался еще один человек; увидев Бойнтонов, он спешно направился к ним. Симпатичный мужчина лет тридцати с небольшим, что называется, типичный американец. Тщательно одетый, с продолговатым, чисто выбритым лицом.

— А я искал вас, — сказал он приятным, но слегка тягучим голосом. Он методично, стараясь никого не пропустить, пожал руки всем Бойнтонам. — Ну, как вы себя чувствуете, миссис Бойнтон? Путешествие не очень вас утомило?

— Нет, ничего, спасибо, — почти милостиво пробурчала старуха. — Вы ведь знаете, вполне здоровой я себя никогда не чувствую.

— Да, конечно. Это очень печально.

— Однако я чувствую себя не хуже, чем всегда, — проговорила миссис Бойнтон с какой-то злорадной улыбкой и добавила:

— Надин так обо мне заботится. Я верно говорю, Надин?

— Стараюсь, как могу, — бесстрастно отозвалась ее невестка.

— И, держу пари, у вас это отлично получается. О, в этом я не сомневаюсь! — с жаром воскликнул знакомый Бойнтонов. — Леннокс, как тебе город царя Давида[16]?

— Не знаю, право, — вяло отозвался Леннокс.

— Ты, наверно, разочарован? Признаться, поначалу я тоже был не в восторге. Но вы, вероятно, пока мало что видели…

— Много увидеть нам не удается из-за здоровья мамы, — вмешалась Кэрол.

— Двухчасовая прогулка — это мой предел, — подтвердила старая дама.

— Я восхищен! — воскликнул вновь прибывший. — Вы на редкость волевой человек, миссис Бойнтон, — во всех отношениях.

Та лишь рассмеялась скрипучим смехом, в котором слышалось явное ехидство.

— Телесным недугам меня не одолеть. Главное — это ум! Ум!

Жерар заметил, что Рэймонда буквально передернуло.

— Вы уже побывали у Стены Плача, мистер Коуп? — с нервной поспешностью спросил он.

— Ну конечно, первым делом. Еще пару деньков, и я объезжу и обойду весь Иерусалим, а потом возьму путеводитель в местном отделении «Бюро Кука»[17] и отправлюсь в паломничество — Вифлеем, Назарет, Тивериада, Галилейское море[18], в общем, по всей Святой Земле[19]. По-моему, это безумно интересно. Потом Джараш[20]. Там, говорят, какие-то поразительные руины… Римские, представляете? Кроме того, я страшно хочу взглянуть на Петру — город цвета алых роз.., это ведь настоящее чудо, да и ехать туда несложно; однако на это путешествие уйдет почти неделя — если учесть дорогу туда и обратно и если осматривать все как следует, без спешки.

— Как мне хочется там побывать! — вздохнула Кэрол. — Такое чудное название.

— Я полагаю, уж где-где, а в Петре надо непременно побывать. — Мистер Коуп с сомнением покосился на старую миссис Бойнтон и продолжал — уже совсем неуверенно:

— А может, кто-нибудь из вас составит мне компанию? Я понимаю, что вам, миссис Бойнтон, такая поездка не по силам и, конечно, кто-то останется с вами, то есть почти все… Но если бы нам, так сказать, на время разделиться… — Он выжидательно умолк.

Послышалось тихое позвякивание спиц миссис Бойнтон. Наконец она соизволила заговорить:

— Не думаю, что кто-то на это согласится. Мы ведь очень друг к другу привязаны. — Она подняла взгляд. — Ну, дети, что скажете? — В ее голосе появился металлический призвук, и тут же посыпались ответы:

— Нет-нет, мама, ни за что.

— О нет.

— Ни в коем случае. Конечно, мы не поедем!

Миссис Бойнтон, ядовито улыбаясь, подытожила:

— Вы видите — они не хотят меня покидать. Ну а ты, Надин? Ты вроде бы еще ничего не сказала.

— Спасибо, мама. Если Ленноксу не хочется ехать, я тоже останусь.

Миссис Бойнтон медленно повернулась к сыну.

— Что же ты надумал? Может, съездите с Надин в Петру? Она, по-моему, не прочь.

Леннокс вздрогнул и поднял растерянный взгляд.

— Я… Да, в общем, нет… Я думаю, нам лучше не расставаться.

— У вас исключительно дружная семья! — восхитился мистер Коуп, однако голос его был несколько натянутым.

— Мы как-то обходимся без посторонних, — сказала миссис Бойнтон, принимаясь сматывать клубок. — Кстати, Рэймонд, кто эта молодая особа, которая с тобой заговорила?

Рэймонд вздрогнул. Его лицо вспыхнуло и тут же стало белым как мел.

— Я.., не знаю, как ее зовут. Вчера вечером она.., мы ехали сюда в одном вагоне.

Старуха попыталась выбраться из кресла.

— Не думаю, что мы будем часто с ней видеться.

Надин помогла свекрови подняться, проделав это с профессиональной ловкостью.

— Пора на покой, — объявила миссис Бойнтон. — Доброй ночи, мистер Коуп.

— Доброй ночи, миссис Бойнтон. Доброй ночи, миссис Леннокс.

Бойнтоны двинулись всей гурьбой к дверям. Никому из молодых и в голову не пришло задержаться.

Потрясенный мистер Коуп смотрел им вслед с каким-то странным выражением лица.

Доктор знал по опыту, что американцы в большинстве своем люди открытые. Они не страдают скованностью и мнительностью путешествующих сынов Британии. Мосье Жерару, человеку весьма искушенному в психологии, ничего не стоило познакомиться с мистером Коупом. Американец в одиночестве скучал, его тянуло к людям. Доктор Жерар снова извлек из кармана визитную карточку. Реакция мистера Джефферсона Коупа была соответствующей.

— О, доктор Жерар! Вы ведь недавно были и у нас, в Штатах?

— Прошлой осенью. Прочел курс лекций в Гарварде[21].

— Да, да. Вы, можно сказать, светило психиатрии. И безусловно, намного обошли своих парижских коллег…

— Ну это уж вы чересчур… Я протестую.

— Я говорю совершенно искренне. Знакомство с вами — большая честь для меня. Кстати, в Иерусалиме сейчас находятся сразу несколько знаменитостей. Вы, лорд Уэлдон, сэр Габриэль Штейнбаум, финансист. Далее — сэр Мэндерс Стоун, прославленный английский археолог, леди Уэстхолм, весьма заметная фигура в политической жизни Англии. И наконец, этот знаменитый бельгийский сыщик — Эркюль Пуаро.

— Пуаро? Что вы говорите?!

— В местной газете пишут, он прибыл вчера. Похоже, в отеле «Соломон» собрался весь цвет общества. Отель, надо сказать, превосходный, обустроен с большим вкусом.

Мистер Коуп был наверху блаженства. Доктор Жерар, стоило ему захотеть, умел очаровать любого собеседника. Очень скоро новоиспеченные друзья переместились в бар.

После двух стаканов виски с содовой доктор как бы между прочим спросил:

— Скажите, мистер Коуп, а эти ваши знакомые, с которыми вы только что говорили, — надо полагать, типичная американская семья?

Джефферсон Коуп отхлебнул виски и, подумав, ответил:

— Да нет, скорее не совсем типичная…

— Разве? А мне показалось, что они очень друг к другу привязаны.

Чуть помедлив, мистер Коуп спросил:

— Вы, вероятно, заметили, что все они ни на шаг не отходят от старой дамы? Ну да, так оно и есть. Поразительная женщина.

— Что вы говорите!

Этой безобидной реплики оказалось достаточно: мистер Коуп с жаром добавил:

— Буду с вами откровенным, доктор. Эта семья в последнее время очень меня интересует, и я много чего о них передумал. Мне так хотелось бы с вами поделиться, облегчить душу. Но боюсь, вам это будет скучно.

— О нет! Совсем напротив, — заверил его доктор. От смущения мистер Джефферсон Коуп слегка насупился, но послушно продолжил:

— Скажу сразу: я несколько обеспокоен. Видите ли, миссис Бойнтон — моя давняя знакомая. То есть я, конечно, имею в виду не мать семейства, а миссис Леннокс Бойнтон.

— О, насколько я понял, речь идет об очаровательной брюнетке.

— Именно. Это Надин. Она вообще замечательная, чудный характер. Мы познакомились еще до ее замужества. Она работала в больнице и одновременно училась — вскоре должна была получить диплом медсестры. Как-то раз Бойнтоны пригласили ее провести у них отпуск… Ну вот, а она потом взяла и вышла замуж за Леннокса.

— Ах вот оно что!..

Мистер Джефферсон Коуп отхлебнул виски и продолжил:

— Но прежде мне хотелось бы рассказать вам историю этой семьи, вкратце, конечно.

— Я весь внимание.

— Что ж, раз вы не против, начну. Покойный Элмер Бойнтон, личность в своем кругу весьма известная, был очень сердечным и обаятельным человеком. Дважды был женат. Его первая жена скончалась, когда Кэрол и Рэймонд были совсем крошками. Вторая миссис Бойнтон, в ту пору, когда Элмер сделал ей предложение, была красивой женщиной, хотя и не очень молодой. Сейчас, конечно, в это поверить трудно, но, говорят, она была действительно хороша. Во всяком случае, муж очень ею дорожил и во всем с ней соглашался. В последние свои годы Элмер Бойнтон сильно болел, и все дела перешли в ее руки. Женщина она очень способная и отлично разбирается в бизнесе. И к тому же — долг для нее превыше всего. После смерти Элмера она целиком посвятила себя детям. Родная дочь у нее только одна, Джиневра. Помните прехорошенькую рыженькую девушку? Правда, слишком уж хрупкая… А миссис Бойнтон занята теперь исключительно своим семейством. Так сказать, удалилась от мира. Не знаю, как вам, но мне подобный образ жизни не кажется разумным.

— Согласен с вами. Такая изолированность от общества очень вредит молодым, мешает им гармонично развиваться и порождает всяческие комплексы.

— Именно! Вы очень точно выразились. Миссис Бойнтон отгородила своих детей от всего света и не позволяет им ни с кем знакомиться. И вот результат — все четверо.., м-м.., очень уж нервные. Какие-то дерганые, я бы сказал. Ни у одного из них нет друзей. По-моему, это скверно.

— Это очень скверно.

— Миссис Бойнтон, безусловно, держит их при себе из благих намерений. Вероятно, это следствие ее непомерной привязанности.

— Они так и живут все вместе? — осведомился доктор.

— Разумеется!

— А сыновья работают?

— Ну что вы! Элмер Бойнтон был человеком состоятельным. Все деньги он оставил миссис Бойнтон. Конечно, само собой разумелось, что они пойдут на содержание всей семьи.

— Значит, дети находятся в полной финансовой зависимости от матери?

— Именно! И она всячески поощряет их стремление жить вместе с ней, на ее иждивении. Не знаю, может, она и права, денег у них и в самом деле предостаточно и работа им не нужна, но мне кажется, мужчине в любом случае надо чем-то заниматься, труд, знаете ли, поддерживает тонус. Да, и еще одна странность: никто из Бойнтонов ничем не увлекается. В гольф они не играют. Не состоят ни в каких клубах. На танцы и на вечеринки не ходят — то есть никаких контактов со сверстниками. Живут, словно в казарме, в своем громадном загородном особняке, и ни души вокруг на много-много миль. Нет, право же, доктор Жерар, по мне, так никуда не годится.

— Совершенно с вами согласен.

— И ни малейшей тяги к общению. Никакого желания как-то проявить себя в обществе! Я не спорю, они замечательно дружная семья, просто образцовая, только уж слишком сосредоточены на самих себе.

— И никто из них ни разу не выразил желания жить самостоятельно?

— Во всяком случае при мне — ни разу. Сидят под крылом у мамаши, и ничем их оттуда не выманить.

— А кто, по-вашему, в этом виноват? Миссис Бойнтон или сами молодые люди?

Джефферсон Коуп немного смутился, но ответил:

— В какой-то мере, пожалуй, и она. В том смысле, что не правильно их воспитала. Тем не менее, когда молодой человек становится взрослым, он должен сам решать, как ему жить. Ведь нельзя же всю жизнь просидеть у мамочкиной юбки. Мужчина должен отстаивать свою независимость.

— На это способен далеко не каждый, — задумчиво проговорил Жерар.

— Не каждый?!

— Дерево может вырасти сильным только в нормальных условиях.

Коуп опешил.

— Господь с вами, доктор, да у них у всех просто цветущий вид.

— Мистер Коуп, искалечить можно не только тело, но и разум.

— Так ведь они совершенно нормальные и очень способные ребята.

Жерар только вздохнул. А Коуп продолжал твердить свое:

— И все-таки человек — сам кузнец своего счастья. Если мужчина себя уважает, он должен быть хозяином своей судьбы. Нельзя дни напролет валять дурака. Какая женщина станет тогда его уважать!

— Вы, по-моему, имеете в виду мистера Леннокса Бойнтона? — полюбопытствовал доктор.

— Да, я говорю о Ленноксе. Рэймонд ведь еще совсем мальчишка. А Ленноксу уже тридцать лет. Пора бы проявить характер.

— Его жене, наверное, приходится нелегко?

— Еще бы! Надин чудесная женщина. Я не могу ею не восхищаться. Ведь какое нужно терпение.., и никогда ни слова жалобы. Но она несчастна, доктор Жерар Она очень, очень несчастна.

— Охотно верю, — кивнул Жерар.

— Не знаю, как вы, доктор, но я лично считаю, что всему есть границы! На месте Надин я не стал бы отмалчиваться, я поставил бы вопрос ребром: или пусть Леннокс докажет, что он чего-то стоит, или…

— Вы полагаете, она должна его покинуть?

— У нее должна быть своя жизнь, доктор Жерар. Если Леннокс не ценит ее — как она того заслуживает, — найдутся другие мужчины, которые сумеют оценить…

— Например — вы?

Американец густо покраснел, но, гордо подняв голову, смело посмотрел Жерару прямо в глаза.

— Да, я, — простодушно ответил он. — И нисколько не стыжусь своих чувств к этой леди. Я уважаю ее и в то же время всем сердцем к ней привязан. Для меня главное — ее счастье. Если бы она была счастлива с Ленноксом, я бы не стал вмешиваться в ее судьбу.

— Ну а сейчас?

— А сейчас я буду рядом. Если ей понадобится моя помощь, пусть только позовет.

— Вы просто рыцарь, parfait gentil.[22]

— Простите?

— В наше время рыцарство можно встретить только у вас, американцев. Дорогой вы мой! Вы ведь готовы бескорыстно служить вашей даме, без надежды на взаимность! Восхитительно! И как же вы собираетесь ей помочь?

— Пока не знаю. Но буду наготове — вдруг действительно понадоблюсь.

— Позвольте вас спросить. Как относится к вам ее свекровь?

Джефферсон Коуп ответил не сразу.

— Трудно сказать. Я уже говорил вам: старая леди не терпит новых знакомств. Но ко мне она почему-то благоволит, держится чуть ли не по-родственному.

— Иными словами, она не возражает против вашей дружбы с миссис Леннокс?

— Вроде бы так.

Доктор бросил на него быстрый взгляд и слегка пожал плечами.

— Несколько странно… Верно?

— Позвольте вас заверить, доктор Жерар, в этой дружбе нет ничего предосудительного, — твердо сказал мистер Коуп.

— Я совершенно в этом уверен, сэр. И тем не менее мне действительно непонятно, почему миссис Бойнтон поощряет ваши приятельские отношения с женой ее сына. Видите ли, мистер Коуп, эта леди очень меня заинтересовала… Очень!

— Она и в самом деле необыкновенная женщина. Такая сила характера… Незаурядная личность! Недаром Элмер Бойнтон всегда доверял ее мнению.

— Настолько доверял, что вверг собственных детей в полную финансовую зависимость от мачехи. В моей стране, мистер Коуп, подобная ситуация исключается законом.

— Мы, американцы, — сказал Коуп, вставая, — свято верим в абсолютную свободу.

Доктор тоже поднялся. Пафос собеседника не произвел на него ни малейшего впечатления. Эти слова он слышал уже не раз — от людей самых разных национальностей. Почему-то многие убеждены, что именно в их стране процветает свобода. Абсурд! Ни одна страна, ни одна нация, ни один индивид не могут быть совершенно свободны. Другое дело, что существуют разные степени зависимости.

Попрощавшись с Коупом, вконец заинтригованный доктор отправился к себе.

Глава 6

Сара Кинг стояла на земле, принадлежащей Храму. Храм назывался Харам-еш-Шериф[23]. За спиной у нее высилась мечеть Купол скалы. Журчала вода в фонтанах. И всюду группы туристов, нарушающие дремотный восточный покой.

«Как странно, — думала она, — что когда-то тут, среди скал, был обыкновенный ток для молотьбы, и Давиду пришлось выкупить его за шесть сотен золотых шекелей[24] у иевусеев[25], дабы возвести тут святой храм. А сейчас, заглушая друг друга, здесь звучат голоса сотен экскурсантов, съехавшихся со всего света».

Обернувшись, она взглянула на мечеть, ныне скрывающую древний алтарь храма Соломона. Интересно, был ли библейский храм хоть вполовину так красив? Раздался шум шагов — из мечети выходила очередная группа туристов. Это оказались Бойнтоны в сопровождении словоохотливого драгомана[26]. Миссис Бойнтон шла впереди, Леннокс и Рэймонд заботливо поддерживали ее под руки. За ними следовали мистер Коуп и Надин. И замыкала шествие Кэрол. Они были уже довольно далеко от мечети, когда девушка заметила Сару. Кэрол на миг остановилась в раздумье, потом, внезапно решившись, помчалась по двору к ней.

— Простите, — прошептала она, запыхавшись от бега, — я должна… Я.., я должна с вами поговорить.

— Я вас слушаю, — сказала Сара Кэрол вся дрожала, лицо ее было ужасно бледным.

— Я хочу сказать о.., моем брате. Он, наверное, показался вам вчера страшно грубым. Но он не виноват… Он просто в этот момент не мог вести себя иначе. Поверьте, я вас умоляю!

Сара чувствовала себя очень неловко. В конце концов, это просто неприлично и оскорбительно! Чего ради эта незнакомая девушка примчалась к ней с какими-то нелепыми извинениями? Выгораживает своего дурно воспитанного братца?

С губ Сары чуть не сорвалась резкость, но вдруг весь ее гнев куда-то улетучился. Странная ситуация, и вообще — все странно. А девушка, похоже, вполне искренне переживает. Сара всегда воспринимала чужое горе как свое (оттого, наверное, и стала врачом).

— Расскажите мне, в чем дело? — дружелюбно сказала она.

— Мой брат разговаривал с вами в поезде, верно?

Сара кивнула:

— Да… Точнее, это я с ним разговаривала.

— Конечно, вы. Я так и думала… Видите ли, вчера Рэй боялся… — Она осеклась.

— Боялся? Чего?

Бледное личико Кэрол залилось краской.

— О, Боже мой, я понимаю, как нелепо все это звучит. Видите ли, наша мать.., она.., не совсем здорова… И она не любит, когда мы с кем-то знакомимся. Но я знаю: Рэй был бы счастлив стать вашим другом.

Сара была заинтригована. Но прежде чем она успела что-то спросить, Кэрол заговорила снова:

— Я.., я понимаю, все это… очень глупо, но ведь мы.., наша семья — довольно странная… — Она торопливо оглянулась, в глазах ее был страх. — Мне… мне надо идти, — пробормотала она смущенно. — Меня, наверное, уже ищут.

Сара быстро приняла решение.

— Но почему бы вам тут не задержаться? — спросила она. — Мы их потом вместе нагоним.

— Ой, нет-нет. — Кэрол даже отшатнулась. — Я… Нет, этого никак нельзя.

— Но почему? — спросила Сара.

— Поверьте мне. Мама будет.., будет…

— Я знаю, иногда родители не желают понять, что их дети стали взрослыми, — авторитетно сказала Сара. — И продолжают командовать ими, как будто те еще совсем маленькие. Но поймите, нельзя идти у них на поводу. За свою свободу надо бороться.

— Вы не понимаете… — пробормотала Кэрол. — Вы совсем не понимаете… — И судорожно сжала руки. Но Сара будто ее не слышала:

— Иногда приходится, конечно, уступать, чтобы избежать скандала. Скандалы — это неприятно, что и говорить, но поверьте, свобода стоит того, чтоб за нее бороться.

— Свобода? — Кэрол вскинула на нее изумленный взгляд. — Никто из нас — ни я, ни братья, ни сестра — никогда не были свободны. И не будем.

— Глупости! — решительно отрезала Сара.

— Послушайте, — Кэрол коснулась ее плеча рукой, — я все же попытаюсь объяснить вам! До замужества моя мать — то есть на самом деле она мне мачеха — была тюремной надзирательницей. А мой отец был начальником тюрьмы, там он с ней и познакомился. Вот с тех пор все и началось. Она так и осталась надзирательницей — нашей! И поэтому вся наша жизнь — тюрьма! — Кэрол затравленно оглянулась. — Наверняка меня уже хватились. Бегу.

Сара крепко сжала ее локоть:

— Погодите. Мы с вами должны увидеться и еще поговорить.

— Я не смогу. Нет, я никак не смогу.

— Сможете, — твердо сказала Сара. — Приходите сегодня ко мне — когда ваши лягут спать. Я в триста девятнадцатом. Не забудете? Триста девятнадцать.

Сара отпустила ее руку, и Кэрол побежала догонять свою семью.

Сара смотрела ей вслед, пытаясь переварить услышанное, и не сразу заметила, что к ней подошел доктор Жерар.

— Доброе утро, мисс Кинг. Итак, вы только что беседовали с мисс Кэрол Бойнтон?

— Если это можно назвать беседой! — И она пересказала доктору их разговор.

У Жерара загорелись глаза.

— Так вот кем была эта старая корова! Тюремной надсмотрщицей, вот кем она служила. Интересная подробность…

— То есть вы хотите сказать, что именно это может быть причиной ее деспотичности? Сказываются профессиональные навыки?

Доктор покачал головой.

— Нет, вы путаете причину и следствие. Надо смотреть в корень. Она склонна к деспотизму не потому, что была надзирательницей. Скорее наоборот: она стала надзирательницей именно в силу своего деспотичного характера. Да-да, возможно, даже неосознанная жажда власти, — с грустью сказал он. — В нашем подсознании скрываются поразительные вещи. Жажда власти, жестокость, потребность кусаться, царапаться, рвать на куски — таково уж наследие наших далеких предков… Да-да. Все это имеется и в нас, мисс Кинг, — необузданность, жестокость, животные страсти! Мы стараемся держать их взаперти, наше сознание отторгает их, но иногда они сильнее нас.

— Да, вы правы, — вздрогнув, сказала Сара.

— Посмотрите, что творится вокруг! И в политике, и во внутренней жизни государств. Никакого сострадания, полное пренебрежение к интересам людей! Мы так гордимся либеральным правлением, мудрыми законами — но введены-то они силой, в основе всего лежит страх и принуждение. Наши законы — апостолы насилия, это благодаря им затворы на подсознании рушатся, и наружу выплескивается дикарская свирепость и упоение жестокостью ради жестокости. Человек — это зверь, хоть и очень тонкой организации. Основное в нем — инстинкт самосохранения. Слишком быстрое интеллектуальное развитие не менее опасно, чем отставание. Он любой ценой должен выжить! Возможно, именно поэтому человеку необходимо хранить в себе первобытную жестокость, но ни в коем случае не восхищаться ею!

Они долго молчали, потом Сара спросила:

— Вы считаете, что миссис Бойнтон садистка?

— Я в этом почти убежден. Мне кажется, ей очень нравится причинять боль людям, причем душевную, а не физическую. Такое встречается гораздо реже, и бороться с этим намного сложнее. Ей нравится властвовать над людьми, их страдания доставляют ей удовольствие.

— Как это отвратительно, — сказала Сара. Жерар пересказал ей разговор с Коупом.

— Неужели он не понимает, что происходит? — удивилась мисс Кинг.

— Откуда же ему понять? Он не психиатр.

— Верно. Он не обладает нашим извращенным — издержки профессии — складом ума.

— Вы абсолютно правы. Нормальный, простодушный, склонный к сентиментальности американец. Предпочитает верить в добро. Он заметил, что в семье Бойнтонов царит нездоровая атмосфера, но считает, что миссис Бойнтон просто чересчур предана своим чадам. Конечно же у него и в мыслях нет, что все это она устраивает специально.

— Он ей, наверное, просто смешон, — сказала Сара.

— Могу себе представить!

— Но почему они не бегут из дома? — спросила Сара с досадой. — Это-то они могут сделать.

— Нет, — покачал головою Жерар, — вы ошибаетесь. Не могут. Вам приходилось когда-нибудь видеть старинную шутку с петухом? Мелом проводят черту на полу и наклоняют к ней клюв петуха. И тот, вероятно, думает, что его привязали. Во всяком случае, он не может поднять голову от меловой черты. Так и эти несчастные. Вспомните, они угодили к ней в лапы еще совсем маленькими. Так что дело тут не в деньгах — а во власти над их душами. Мачеха смогла внушить им, что они обязаны ей подчиняться. Я знаю, что любому здравомыслящему человеку это покажется абсурдом, но мы-то с вами все понимаем… Эта женщина заставила своих детей поверить, что у них не может быть иной жизни, как только по ее указке. Они так долго пробыли в тюрьме, что если даже перед ними распахнуть ворота, они попросту этого не заметят, или не пожелают замечать! По крайней мере старший сын, Леннокс, явно не рвется на волю! Да они все боятся свободы. Все четверо!

— Ну а когда старуха умрет? — не удержавшись, спросила Сара.

— Все зависит от того, когда именно, — пожал плечами Жерар. — Если скоро.., то все еще обойдется. Кэрол и Рэймонд еще очень молоды и восприимчивы. Они еще могут стать нормальными людьми. А вот за Леннокса я очень опасаюсь. Он производит впечатление человека, утратившего все надежды… Он не живет, а существует, в нем не осталось ничего, кроме покорности вьючного животного.

— Его жене надо срочно что-то делать! — сердито выпалила Сара. — Она должна вытащить его из этой ловушки.

— Не исключено, что она уже пыталась, но не смогла — Может, злые чары этой ведьмы и на нее подействовали?

— Нет, не думаю, чтобы старуха имела над ней власть, поэтому она и ненавидит свою невестку. Обратите внимание, как свирепо она смотрит на миссис Леннокс.

— Непостижимо, — нахмурившись, сказала Сара. — Я имею в виду миссис Леннокс Бойнтон. Понимает ли она, что творится у них в семье?

— Думаю, не хуже нас с вами.

— Хм. От этой старухи не мешало бы избавиться. У меня даже есть рецепт: мышьяк в чашку с утренним чаем, и никаких хлопот. Ну а что вы скажете о самой младшей, об этой рыженькой девочке с загадочной улыбкой?

— Не знаю, — угрюмо ответил Жерар. — Она тоже со странностями. А ведь мисс Джиневра Бойнтон родная дочь старухи. Причем единственная.

— Понятно. К ней эта тиранка наверняка относится иначе. Или… вы не согласны со мной?

Жерар ответил ей не сразу, тщательно подбирая слова:

— Я… я убежден, что тот, кто охвачен маниакальной жаждой власти и тягой к жестокости, не в состоянии кого либо щадить.., даже самых близких и дорогих. — Помолчав, он спросил:

— Вы христианка, мадемуазель?

— Не знаю, — подумав, сказала она. — Я всегда считала себя неверующей. — Она тоже говорила медленно, с долгими паузами. — Но сейчас… Я не знаю. Мне кажется… О-о, мне вот что кажется: будь в моей воле смести все это с лица земли, — она яростно взмахнула рукой, — все эти дома, и дороги, и церкви, так злобно враждующие между собой, я… Я, возможно, смогла бы представить, как Христос тихо въезжает в Иерусалим на ослике… И тогда бы я поверила в него.

Доктор сумрачно заметил:

— Есть один лишь из догматов христианства, который я признаю безоговорочно: довольствуйся малым. Я врач, и знаю, что честолюбие — будь то желание добиться успеха, или стремление к власти, или иные его формы — порождает большую часть душевных недугов. Успех влечет за собой высокомерие и черствость, а затем и пресыщение; ну а если честолюбец не добился своего.., тут уж совсем недалеко до сумасшедшего дома. Психиатрические лечебницы переполнены теми, кто не нашел в себе сил признать свою заурядность, и им проще оказалось скрыться в вымышленном мире.

— Как жаль, что старуха Бойнтон не угодила в такую лечебницу, — жестко сказала Сара.

— Нет, — покачал головою Жерар, — ей не место среди неудачников. Дело обстоит гораздо хуже. Как видите, ей-то как раз удалось добиться своего! Ее мечта осуществилась.

— Но с этим нельзя мириться! — с жаром воскликнула Сара.

Глава 7

Поздно вечером Сара с нетерпением ждала Кэрол, но почти не надеялась, что та придет. Она боялась, что после вырвавшихся утром полупризнаний Кэрол устыдится и постесняется прийти. Тем не менее мисс Сара Кинг готовилась к встрече: надела атласный голубой халат, зажгла спиртовку и вскипятила воду для чая.

Во втором часу ночи она решила больше не ждать и собралась ложиться, но тут в дверь тихонько постучали. Сара спешно отворила, впуская припозднившуюся гостью.

— Я так боялась, что вы уже легли…

— Ну что вы, — светским тоном возразила Сара. — Я ведь ждала вас. Давайте выпьем чаю — у меня настоящий «Лапсанг Сушонг»[27]. — Она достала еще одну чашку.

Кэрол заметно нервничала. Однако, взяв чашку и печенье, немного успокоилась.

— Здорово, правда? — улыбнулась Сара. Кэрол испуганно взглянула на нее.

— Да, — не очень уверенно согласилась она. — Да, мне тоже так кажется.

— Я сразу вспомнила наши школьные пиршества. А вас, наверное, не отдавали в школу?

Кэрол покачала головой.

— Нет, мы никогда не покидали дома. У нас была гувернантка… Вернее, их было много… Они у нас подолгу не задерживались.

— И вы никогда никуда не ездили?

— Нет. Мы постоянно жили в одном доме. Это наша первая поездка.

— Наверно, уйма впечатлений? — спросила Сара, вновь перейдя на светский тон.

— О да. Все это.., как чудесный сон.

— А почему вдруг ваша.., мачеха надумала повезти вас за границу?

В глазах Кэрол опять мелькнул испуг, и Сара поспешно сказала:

— Я, знаете ли, врач. Недавно получила степень бакалавра. Ваша мать.., вернее, мачеха, очень меня интересует — как медика. По моим наблюдениям, у нее имеются явные отклонения.

Глаза Кэрол округлились от изумления и страха. Ей бы и в голову не пришло взглянуть на характер мачехи с этой стороны. Сара нарочно завела этот разговор. Она отлично понимала, что миссис Бойнтон для домочадцев — настоящий идол, ужасный, но всемогущий. Саре хотелось развеять этот ореол благоговейного ужаса.

— Я говорю серьезно, — продолжала она. — Это своего рода болезнь — мания величия. Человек, страдающий этой болезнью, стремится всех себе подчинить, не терпит ни малейших возражений, иметь дело с такими людьми просто невыносимо.

Кэрол поставила чашку на стол.

— Господи! — воскликнула она. — Как я рада, что могу с вами поговорить. Вы знаете, и с Рэем, и со мной в последнее время творится что-то неладное. Мы оба в постоянном напряжении, нервничаем из-за любого пустяка.

— В таком состоянии хорошо поговорить с кем-нибудь посторонним, — согласилась Сара. — Ведь в семье все мы порой испытываем излишнее напряжение. — И как бы невзначай спросила:

— Если вам с братом так нелегко, возможно, стоило бы уехать из дому? Вы не подумывали об этом?

— Ну что вы! — испуганно воскликнула Кэрол. — Как можно… Я хочу сказать… Мама ни за что нас не отпустит.

— Но она не имеет права вас удерживать, — мягко возразила Сара. — Вы же совершеннолетние.

— Мне двадцать три года.

— Вот видите.

— Но я просто не представляю.., как это.., то есть куда поехать, чем заняться, — растерянно пробормотала Кэрол. — И денег у нас совсем нет — они все у мамы.

— А есть у вас друзья, которые могли бы вас приютить?

— Друзья? Нет-нет, мы совершенно никого не знаем.

— Неужели никто из вас не пробовал вырваться?

— Нет.., по-моему, нет. Мы.., у нас бы ничего не получилось.

Саре стало жаль девушку. Она заговорила о другом:

— Вы любите свою мачеху?

Кэрол покачала головой. Потом испуганно и тихо прошептала:

— Я ненавижу ее. И Рэй — тоже. Мы с ним.., мы часто с ним такое говорим.., мы хотим, чтоб она умерла.

Сара снова пришлось сменить тему:

— Расскажите мне о вашем старшем брате.

— О Ленноксе? Не могу понять, что с ним происходит.

Ни с кем не разговаривает, ходит как во сне, никого не замечая. Надин ужасно за него тревожится.

— А свою невестку вы любите?

— О да. Надин совсем не такая, как мы. Она ужасно отзывчивая. Но — очень несчастная.

— Из-за вашего брата?

— Да.

— Они давно женаты?

— Уже четыре года.

— И все время живут в вашем доме?

— Да.

— И это ее устраивает? — спросила Сара.

— Нет.

Последовала долгая пауза. Затем Кэрол сказала:

— Четыре с половиной года назад в нашем доме случился ужасный скандал. Я вам уже говорила, что у себя в Америке мы вообще никуда не ходим. То есть выходим подышать свежим воздухом в сад, а больше никуда. И вдруг Леннокс исчез. Вечером. Потом выяснилось, что он отправился в Фаунтин-Спрингс — это такой поселок, там часто устраивают танцы. Мама просто рассвирепела. Нам было так страшно. А вскоре после этого случая она пригласила к нам в гости Надин. Надин — наша дальняя родственница с папиной стороны. Она была очень бедна и училась на курсах медсестер. Надин прожила у нас целый месяц. До чего же приятно, когда в доме гости! Они с Ленноксом влюбились друг в друга, и мама сказала, что им надо поскорее пожениться и поселиться у нас.

— Надин не возражала?

Кэрол задумалась.

— Мне кажется, ей не очень-то хотелось оставаться у нас, — сказала она наконец, — но тогда ей было все равно. Это потом она захотела уехать.., вместе с Ленноксом, конечно.

— Но они никуда не уехали? — спросила Сара.

— Нет. Мама и слышать об этом не желала. Мне кажется, — задумчиво добавила Кэрол, — маме Надин больше не нравится. Надин.., она ведь такая… Никто не знает, что у нее на уме. Она слишком опекает Джинни, и мама сердится на нее за это.

— Джинни — это ваша младшая сестра?

— Да. Ее полное имя Джиневра.

— Она тоже.., несчастна?

— Да как вам сказать… — Кэрол неопределенно пожала плечами. — В последнее время она какая-то странная. Я никак не пойму, в чем тут дело. Она всегда была очень болезненной и впечатлительной… Мама и теперь буквально дрожит над ней… Только ей от этого становится еще хуже. А в последнее время стала совсем уж чудная. Иногда Джимми просто… пугает меня. Она… она не всегда понимает, что делает.

— Вы показывали ее врачу?

— Нет. Надин хотела пригласить врача, но мама запретила. А у Джинни началась страшная истерика, и она кричала, что не желает видеть никаких врачей. Я… я так за нее боюсь. — Внезапно Кэрол встала. — Я пойду… Я слишком у вас засиделась. Вы так добры… Спасибо, что пригласили меня и позволили поговорить с вами. Вы, наверное, считаете, что мы очень странная семья.

— У каждого из нас свои странности, — утешила ее Сара. — Заходите ко мне еще, ладно? И брата с собой берите, если захотите…

— Ой, правда? Вы нас приглашаете?

— Приглашаю. Посекретничаем немножко. А я познакомлю вас с моим другом, доктором Жераром — это один очень славный француз.

Бледные щечки Кэрол загорелись румянцем.

— Как это было бы здорово!.. Вот только бы мама ни о чем не узнала!

Сара чуть не вспылила, но пересилила себя:

— А зачем ей узнавать? Спокойной ночи. Итак, завтра, в это же время, у меня. Хорошо?

— Еще бы! Ведь послезавтра мы, возможно, уже уедем.

— Значит, завтра надо непременно встретиться.

Кэрол вышла из комнаты и бесшумно скользнула по коридору.

Ее номер был этажом выше. Она поднялась по лестнице, открыла дверь — и в ужасе застыла на пороге… У камина в кресле сидела миссис Бойнтон, облаченная в малиновый халат.

— Ой! — невольно вскрикнула Кэрол. Черные глазки мачехи так и впились в нее.

— Где ты была, Кэрол?

— Я.., я…

— Где ты была? — В тихом дребезжащем голосе звучала почти неуловимая угроза, от которой сердце Кэрол всегда сжималось в леденящем ужасе.

— Я была в гостях у мисс Кинг… У Сары Кинг.

— У той девицы, которая пыталась вчера заговорить с Рэймондом?

— Да, мама.

— И ты намерена встречаться с ней еще?

Губы Кэрол беззвучно дрогнули, и она кивнула.

— Когда?

— Завтра вечером.

— Ты никуда не пойдешь. Поняла?

— Да, мама.

Миссис Бойнтон безуспешно попыталась выбраться из кресла. Кэрол тут же бросилась ей помогать. Тяжело опираясь на свою клюку, старуха направилась к двери. На пороге она обернулась и еще раз злобно посмотрела на съежившуюся в страхе девушку.

— У тебя с этой мисс Кинг не может и не должно быть ничего общего. Ты поняла?

— Да, мама.

— Повтори то, что я сказала.

— У меня с ней не может быть ничего общего.

— Хорошо. — Добившись своего, старуха захлопнула дверь.

Кэрол не чувствовала ни рук, ни ног. К горлу подступила тошнота. Она бросилась на постель и разрыдалась.

Только-только перед ней открылась озаренная солнцем цветущая долина, но — совсем ненадолго. Ее вновь обступили черные стены семейной тюрьмы.

Глава 8

— Можно с вами поговорить? Я постараюсь недолго.

Надин удивленно обернулась и увидела перед собой решительное загорелое личико.

— Ну разумеется. — Но, произнося эти слова, она почему-то настороженно оглянулась. Похоже было, что это уже вошло у нее в привычку.

— Меня зовут Сара Кинг, — представилась незнакомка.

— Очень приятно.

— Миссис Бойнтон, то, что я скажу, наверное, покажется вам странным. Позавчера вечером я довольно долго беседовала с вашей золовкой.

По безмятежному лицу Надин скользнула легкая тень.

— Вы говорили с Джиневрой?

— Нет, с другой вашей золовкой, с Кэрол.

Ее напряженность исчезла.

— Ах, с Кэрол… Понятно. — Надин, кажется, была довольна, но, видимо, эта новость страшно ее изумила. — Но как вам это удалось?

— Она зашла ко мне в гости.., довольно поздно, — пояснила Сара. Заметив, что тонкие, оттененные карандашиком брови Надин чуть приподнялись, она смущенно добавила:

— Вам это, конечно, кажется диковатым.

— Нет-нет.., я рада, — сказала Надин. — В самом деле. Ведь у Кэрол нет подружек, и ей не с кем даже словом перекинуться.

— Мы так славно поболтали, — Сара старательно подбирала слова, — что даже решили встретиться на следующий вечер.

— И что же?

— Кэрол не пришла.

— Вот как… — Голос Надин звучал довольно безучастно. На этом спокойном нежном лице ничего нельзя было прочесть.

— Да, — повторила Сара, — она не пришла. А вчера днем мы с ней столкнулись в холле. Я с ней заговорила, но она, ни слова не сказав, отвернулась и ускорила шаг.

— Понятно.

Наступила неловкая пауза. Сара никак не могла придумать, что бы еще сказать. Но тут заговорила сама Надин:

— Мне.., очень жаль. Кэрол довольно нервная девушка.

И вновь молчание. Тогда Сара, собравшись с духом, продолжила:

— Миссис Бойнтон, я вам не сказала: я врач. И считаю, что вашей золовке не следует.., вести столь уединенную жизнь.

Надин задумчиво смотрела на Сару.

— Ах, значит, вы доктор. Понятно. Это меняет дело.

— Вам ясно, что я имею в виду? — настойчиво допытывалась Сара.

Надин кивнула и все тем же безучастным тоном произнесла:

— Вы, конечно, абсолютно правы. Но все не так просто. Моя свекровь очень больной человек, и у нее, по-моему, развилась болезненная неприязнь к тем людям, которые пытаются, как ей кажется, вторгнуться в наш семейный круг.

— Но Кэрол взрослая девушка! — с вызовом сказала Сара.

— Вы ошибаетесь, — покачала головой Надин. — Она только с виду взрослая, а разум у нее детский. Вы не могли этого не заметить, разговаривая с ней. В критических обстоятельствах она ведет себя точь-в-точь как перепуганный ребенок.

— Так вы считаете, все дело в том, что кто-то ее напугал?

— Я полагаю, что моя свекровь настояла на том, чтобы Кэрол больше с вами не общалась.

— И Кэрол согласилась?

— А разве могло быть иначе?

Их взгляды встретились. Сара почувствовала, что они отлично поняли друг друга. Надин конечно же трезво оценивает то, что происходит у них в семье, но наверняка не решится обсуждать это с посторонним человеком.

Сара растерялась. Еще два дня назад ей казалось, что она уже наполовину выиграла битву. Она собиралась и впредь тайком встречаться с Кэрол и мало-помалу вселить в сердце девушки мятежный дух. В сердце Кэрол… И в сердце Рэймонда тоже. (Не о нем ли, если честно признаться, она пеклась больше всего?) И вот результат — в первом же раунде этого боя бесформенная туша со злобными глазками нанесла ей поражение. Кэрол даже не попыталась воспротивиться.

— Но это несправедливо! — воскликнула она с досадой.

Надин ничего не сказала в ответ. Но это ее молчание отозвалось в сердце Сары неприятным холодком. «Эта женщина, — подумалось ей, — лучше меня знает, насколько все безнадежно. Она ведь живет среди этого безумия!»

Двери лифта распахнулись, и оттуда вышла старуха Бойнтон. Одной рукой она опиралась на палку, а под локоть другой ее поддерживал Рэймонд.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.