Пять поросят (= Убийство в ретроспективе)

Кристи Агата
Пять поросят (= Убийство в ретроспективе)

      Агата КРИСТИ
      ПЯТЬ ПОРОСЯТ
      Роман еще издавался под названием "Убийство в ретроспективе"
      ПРОЛОГ
      КАРЛА ЛЕМАРШАН
      Эркюль Пуаро с интересом и вниманием смотрел на молодую женщину, которая вошла к нему в кабинет.
      В письме, которое она ему написала, ничего особенного не было. Никакого намека на то, чем вызвана просьба ее принять. Письмо было коротким и деловым. Только твердость почерка свидетельствовала о молодости Карлы Лемаршан.
      И вот она явилась собственной персоной - высокая, стройная молодая женщина лет двадцати с небольшим. Из тех, на кого приятно взглянуть и второй раз. Хорошо одета, в дорогом элегантном костюме, с роскошной горжеткой. Голова чуть вскинута, высокий лоб, приятная линия носа, решительный подбородок. И удивительная жизнерадостность. Пожалуй, жизнерадостность привлекала в ней даже больше, чем красота.
      Перед ее приходом Эркюль Пуаро чувствовал себя дряхлым стариком, теперь он помолодел, оживился, собрался!
      Встав ей навстречу, он почувствовал на себе изучающий взгляд темно-серых глаз. Она разглядывала его всерьез, по-деловому.
      Карла Лемаршан села, взяла предложенную ей сигарету. Зажгла ее и минуту-другую курила, по-прежнему не спуская с него серьезных задумчивых глаз.
      - Решение принято, не так ли? - мягко спросил ее Пуаро.
      - Извините? - встрепенулась она.
      Голос у нее был приятный, с небольшой, но приятной хрипотцой.
      - Вы пытаетесь решить, проходимец я или именно тот, который вам нужен?
      - Да, что-то в этом духе, - улыбнулась она. - Видите ли, мсье Пуаро, вы... вы выглядите совсем не таким, каким я вас себе представляла.
      - Старик? Старше, чем вы думали?
      - И это тоже. - Она помолчала. - Как видите, я откровенна. Мне хотелось бы... Понимаете, мне нужен лучший из лучших...
      - Не беспокойтесь, - заверил ее Эркюль Пуаро. - Я и есть лучший из лучших!
      - Скромностью вы не отличаетесь, - улыбнулась Карла. - Тем не менее я готова поверить вам на слово.
      - Вы ведь явились сюда не затем, чтобы нанять человека физически сильного, - рассуждал Пуаро. - Я не измеряю следы, не подбираю окурки от сигарет и не разглядываю, как помята трава. Я сижу в кресле и думаю. Вот где, - ой постучал себя по яйцеобразной голове, - происходят главные события!
      - Я знаю, - кивнула Карла Лемаршан. - Поэтому и пришла к вам. Я хочу, чтобы вы сотворили чудо.
      - Это уже интересно, - отозвался Эркюль Пуаро и выжидательно посмотрел на нее.
      Карла Лемаршан глубоко вздохнула.
      - Меня зовут не Карла, - сказала она, - а Кэролайн. Так же, как и мою мать. Меня назвали в ее честь. - Она помолчала. - И хотя я всегда носила фамилию Лемаршан, на самом деле моя фамилия Крейл.
      На секунду Эркюль Пуаро задумался, наморщив лоб.
      - Крейл... Что-то мне припоминается.
      - Мой отец был художником, причем довольно известным, - сказала она. Некоторые считают его великим. Я придерживаюсь того же мнения.
      - Эмиас Крейл? - спросил Эркюль Пуаро.
      - Да. - Опять помолчав, она продолжала:
      - А мою мать, Кэролайн Крейл, судили за его убийство!
      - Ага! - воскликнул Эркюль Пуаро. - Припоминаю, но довольно смутно. Я был в ту пору за границей. Это ведь случилось давно?
      - Шестнадцать лет назад, - сказала Карла. Она побледнела, а глаза ее горели, как угли.
      - Понимаете? Ее судили и признали виновной... И не повесили только потому, что нашлись смягчающие обстоятельства. Смертная казнь была заменена пожизненным заключением. Но через год она умерла. Умерла. Все кончено...
      - И что же? - тихо спросил Пуаро.
      Молодая женщина по имени Карла Лемаршан стиснула руки и заговорила медленно, чуть запинаясь, но твердо и решительно:
      - Вы должны правильно понять, зачем я пришла к вам. Когда все это произошло, мне было пять лет. Я была слишком мала. Я, конечно, помню и маму и отца, помню, что меня вдруг увезли куда-то в деревню. Помню свиней и славную толстую жену фермера... Помню, что все были очень добры ко мне... Помню, как странно, украдкой они все поглядывали на меня. Я, разумеется, понимала - дети обычно это чувствуют: что-то случилось, но что именно, понятия не имела.
      А потом меня посадили на теплоход - это было чудесно, - мы плыли долго-долго, и я очутилась в Канаде, где, меня встретил дядя Саймон. С ним и с тетей Луизой я жила в Монреале, а когда спрашивала про маму с папой, мне говорили, что они скоро приедут. А потом... Потом я их словно забыла я как бы осознала, что их нет в живых, хотя мне вроде бы никто об этом не говорил. Потому что к тому времени - как бы поточнее сказать - я перестала про них вспоминать. Я была счастлива. Дядя Саймон и тетя Луиза меня любили, я ходила в школу, у меня было много друзей, и я даже забыла, что когда-то у меня была другая фамилия, не Лемаршан. Тетя Луиза сказала мне, что в Канаде у меня будет новая фамилия: Лемаршан, меня это ничуть не удивило, и, как я уже сказала, я просто не вспоминала, что когда-то меня звали по-другому.
      И, вскинув подбородок, Карла Лемаршан добавила:
      - Посмотрите на меня. Встретив меня, вы вполне можете сказать: "Вот идет женщина, которая не знает забот!" Я богата, у меня отличное здоровье, я недурна собой и умею радоваться жизни. В двадцать лет я была уверена, что на свете нет девушки, с которой мне хотелось бы поменяться местами.
      Но я уже начала задавать вопросы. О маме и об отце. Кто они были, чем занимались? И в конце концов мне суждено было узнать...
      Словом, мне сказали правду. Когда мне исполнился двадцать один год. Пришлось сказать, потому что, во-первых, я стала совершеннолетней и вступила в права наследования. А во-вторых, было письмо. Письмо, которое, умирая, оставила мне мама.
      Выражение лица у нее смягчилось. Глаза перестали быть горящими углями, они потемнели, затуманились, стали влажными.
      - Вот когда я узнала правду, - продолжала она. - О том, что мою мать обвинили в убийстве. Это было... ужасно. - Она помолчала. - Есть еще одно обстоятельство, о котором я должна вам сказать. Я собиралась выйти замуж. Но нам сказали, что мы должны подождать, что нам нельзя пожениться, пока мне не исполнится двадцать один год. Когда мне рассказали, я поняла почему.
      Пуаро зашевелился.
      - А какова была реакция вашего жениха? - спросил он.
      - Джона? Джон не обратил внимания. Он сказал, что ему все равно, что существуем мы, Джон и Карла, и прошлое нас не касается. - Она подалась вперед. - Мы до сих пор не зарегистрировали наш брак. Но это не важно. Важно другое. И для меня, и для Джона тоже... Дело вовсе не в прошлом, а в будущем. - Она стиснула кулаки. - Мы хотим иметь детей. Мы оба хотим детей. Но мы не хотим, чтобы наши дети росли в страхе.
      - Разве вам не известно, что среди предков любого человека могут отыскаться убийцы и насильники? - спросил Пуаро.
      - Вы меня не поняли. Нет, ваши слова, конечно, справедливы. Но обычно человек об этом не знает. А мы знаем. Причем знаем не о каких-то там дальних родственниках, а о моей матери. И порой я замечаю на себе взгляд Джона. Он длится всего лишь секунду, но мне и этого довольно. Предположим, мы поженимся, в один прекрасный день поссоримся, и я увижу, что он смотрит на меня и думает...
      - Как погиб ваш отец? - перебил ее Эркюль Пуаро.
      - Его отравили, - четко и твердо ответила Карла.
      - Понятно, - отозвался Пуаро. Наступило молчание.
      - Слава богу, вы человек разумный и понимаете, почему это так важно, спокойно и сухо констатировала молодая женщина. - Вы не сделали попытки успокоить меня и подыскать слова утешения.
      - Я вас хорошо понимаю, - отозвался Пуаро. - Не понимаю только, зачем я понадобился вам.
      - Я хочу выйти замуж за Джона, - сказала Карла Лемаршан. - И обязательно выйду! И рожу ему самое меньшее двух девочек и двух мальчиков. А вы должны сделать так, чтобы это осуществилось.
      - Вы имеете в виду... Вы хотите, чтобы я поговорил с вашим женихом? О нет, глупости! Вы имеете в виду нечто совсем иное. Скажите мне, что вы придумали.
      - Послушайте, мсье Пуаро, и поймите меня правильно: я прошу вас взять на себя расследование дела об убийстве.
      - Расследование...
      - Да, именно об этом я говорю. Убийство - это убийство, независимо от того, произошло ли оно вчера или шестнадцать лет назад.
      - Но, моя дорогая юная леди...
      - Подождите, мсье Пуаро. Вы не дослушали меня до конца. Имеется еще одно важное обстоятельство.
      - Какое?
      - Моя мать была невиновна, - сказала Карла Лемаршан.
      Эркюль Пуаро почесал себе нос.
      - Естественно... Я понимаю, что... - забормотал он.
      - Нет, это не только мое мнение. Вот ее письмо. Она написала его перед смертью. Его должны были отдать мне в день совершеннолетия. Она написала это письмо по одной причине: чтобы у меня не было никаких сомнений. Об этом она и пишет. Что она не совершала никакого преступления, что она невиновна, что у меня не должно быть на этот счет никаких сомнений.
      Эркюль Пуаро задумчиво разглядывал полное энергии молодое лицо, с которого на него смотрели серьезные глаза.
      - Tout de meme...<Тем не менее... (франц.)> - медленно начал он.
      - Нет, мама не была такой! - улыбнулась Карла. - Вы считаете, что это ложь, ложь во спасение? - Она опять подалась вперед. - Но, мсье Пуаро, есть вещи, в которых дети неплохо разбираются. Я помню свою мать - конечно, это всего лишь отдельные впечатления, но я хорошо помню, какой она была. Она никогда не лгала, даже из самых добрых побуждений. Если будет больно, она говорила, что будет больно. Ну, например, у зубного врача или когда предстояло вытащить занозу из пальца. Она была так устроена, что не умела лгать. Насколько мне помнится, особой привязанности к ней я не испытывала, но я ей верила. И до сих пор верю! Она не из тех людей, кто, зная, что умирает, будет умышленно лгать.
      Медленно, почти нехотя, Эркюль Пуаро наклонил голову в знак согласия.
      - Вот почему я не боюсь выйти замуж за Джона, - продолжала Карла. Я-то уверена, что она невиновна. Но он не уверен, хотя понимает, что я, естественно, должна считать свою мать невиновной. Это следует доказать, мсье Пуаро. И сделать это можете только вы!
      - Допустим, что вы правы, мадемуазель, - в раздумье сказал Эркюль Пуаро, - но ведь прошло шестнадцать лет!
      - Я понимаю, что это нелегко, - откликнулась Карла Лемаршан. - Но, кроме вас, этого сделать некому!
      Глаза Эркюля Пуаро чуть блеснули.
      - Не кажется ли вам, что вы мне льстите?
      - Я про вас слышала, - сказала Карла. - Слышала про ваши удачи. Про ваше умение. Вас ведь интересует психология, верно? Материальных улик нет исчезли окурки от сигарет, следы и помятая трава. Их отыскать нельзя. Зато вы можете изучить факты, приведенные в деле, и, быть может, поговорить с людьми, имевшими к этому какое-то отношение - они все живы, - а потом, как вы только что сказали, вы можете сидеть в кресле и думать. И поймете, что в действительности произошло...
      Эркюль Пуаро встал. Подкрутив усы, он сказал:
      - Мадемуазель, благодарю вас за оказанную честь! Я оправдаю ваше доверие. Я займусь расследованием вашего дела. Я изучу события шестнадцатилетней давности и отыщу истину.
      Карла встала. Глаза ее сияли.
      - Спасибо, - только и сказала она. Эркюль Пуаро вскинул указательный палец.
      - Одну минуту. Я сказал, что отыщу истину, но я буду, понимаете ли, беспристрастным. Я не разделяю вашей уверенности в невиновности вашей матери. Если она виновна, eh bien <Итак, хорошо (франц.)>, что тогда?
      - Я ее дочь, - гордо вскинула голову Карла. - Мне нужна только правда!
      - Тогда en avant <Вперед (франц.)>. Хотя, пожалуй, мне следует сказать нечто противоположное. En arriere... <Назад... (франц.)>
      КНИГА I
      Глава I
      ЗАЩИТНИК
      - Помню ли я дело Крейл? - переспросил сэр Монтегю Деплич. Разумеется. Отлично помню. Очень привлекательная женщина. Но крайне неуравновешенная. Никакого умения владеть собой. - И, глянув на Пуаро исподлобья, поинтересовался:
      - А что заставило вас спросить меня об этом?
      - Меня интересует это дело.
      - Не очень-то это тактично с вашей стороны, мой дорогой, - заметил Деплич, оскаливая зубы в своей знаменитой "волчьей ухмылке", которая приводила в ужас свидетелей. - Одно из тех дел, где я не одержал победы. Мне не удалось ее спасти.
      - Я знаю. Сэр Монтегю пожал плечами.
      - Разумеется, в ту пору у меня еще не было такого опыта, как теперь, сказал он. - Тем не менее я полагаю, что сделал все, что было в человеческих силах. Без содействия со стороны подсудимого много не сделаешь. Нам удалось заменить смертную казнь пожизненным заключением. Подали апелляцию. Нам на помощь пришли множество уважаемых жен и матерей, подписавших прошение. К ней было проявлено большое участие.
      Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку кресла. Лицо его обрело многозначительное И благоразумное выражение.
      - Если бы она его застрелила или нанесла ножевое ранение, я мог бы настаивать на непредумышленном убийстве. Но яд - нет, тут ничего не поделаешь. Такую задачу решить не под силу.
      - Какую же версию выдвигала защита? - спросил Эркюль Пуаро.
      Ответ он знал заранее, ибо уже прочел газеты того времени, но не видел беды прикинуться несведущим.
      - Самоубийство. Единственное, за что мы могли ухватиться. Но наша версия не сработала. Крейл был не из тех, кто способен на самоубийство. Вы его никогда не видели? Нет? Яркая личность. Живой, шумный, большой любитель женщин и пива. Убедить присяжных, что такой человек способен втихомолку покончить с собой, довольно трудно. Не вписывается в схему. Нет, боюсь, я с самого начала проигрывал дело. И она нас не захотела поддержать! Как только она уселась в свидетельское кресло, я сразу понял, что нас ждет поражение. В ней не было желания бороться. А уж коли ты не заставишь клиента давать показания, присяжные тут же делают собственные выводы.
      - Именно это вы и имели в виду, - спросил Пуаро, - когда упомянули, что без содействия со стороны подсудимого много не сделаешь?
      - Совершенно верно, мой дорогой. Мы же не чудотворцы. Половина удачи в том, какое впечатление обвиняемый производит на присяжных. Мне известно много случаев, когда решение присяжных идет вразрез с напутствием судьи: "Он это сделал, и все!" Или: "Он на такое не способен!" А Кэролайн Крейл даже не сделала и попытки бороться.
      - А почему?
      - Меня не спрашивайте, - пожал плечами сэр Монтегю. - Прежде всего, она любила своего мужа. А потому, когда пришла в себя и поняла, что натворила, не сумела собраться с духом. По-моему, она так и не вышла из шокового состояния.
      - Значит, вы тоже считаете ее виновной? Деплич удивился.
      - Я полагал, что это не требует доказательств, - сказал он.
      - Она хоть раз призналась вам в своей вине? Деплич был потрясен.
      - Нет. Разумеется, нет. У нас свой моральный кодекс. Мы всегда исходим из того, что клиент невиновен. Если вас так интересует это дело, жаль, что уже нельзя поговорить со стариком Мейхью. Контора Мейхью занималась подготовкой для меня документов по этому делу. Старик Мейхью мог бы рассказать вам куда больше меня, но он ушел в мир иной. Есть, правда, молодой Джордж Мейхью, но он в ту пору был еще совсем мальчишкой. Прошло ведь немало времени.
      - Да, знаю. Мне повезло, что вы так много помните. Память у вас необыкновенная.
      Депличу это понравилось.
      - Главное, хочешь не хочешь, запоминается. В особенности когда это преступление, за которое предусмотрена смертная казнь. Кроме того, пресса широко разрекламировала дело Крейлов. Оно ведь вызвало большой интерес. Замешанная в этой истории девица была потрясающе интересной. Лакомый кусочек, скажу я вам.
      - Прошу прощения за настойчивость, - извинился Пуаро, - но разрешите спросить еще раз: у вас не было никаких сомнений в вине Кэролайн Крейл?
      Деплич пожал плечами.
      - Откровенно говоря, сомневаться не приходилось. Да, она его убила.
      - А какие были против нее улики?
      - Весьма существенные. Прежде всего мотив преступления. В течение нескольких лет они с Крейлом жили как кошка с собакой. Бесконечные ссоры. Он то и дело влезал в истории с женщинами. Уж такой он был человек. Она-то, в общем, держалась молодцом. Делала скидку на его темперамент - а он и вправду был первоклассным художником. Его картины теперь стоят бешеных денег. Мне такая живопись не по сердцу, сплошное уродство, но выписано, следует признать, превосходно.
      Так вот, время от времени между ними были скандалы из-за женщин. Миссис Крейл тоже не была кроткой овечкой, которая страдает молча. Они часто ссорились, но в конце концов он всегда возвращался к ней. Эти его романы кончались ничем. Однако последний роман разительно отличался от предыдущих. В нем была замешана совсем юная девица. Ей было всего двадцать лет.
      Звали ее Эльза Грир. Единственная дочь какого-то фабриканта из Йоркшира. У нее были деньги и характер, и она знала, чего хочет. А хотела она Эмиаса Крейла. Она заставила его написать ее портрет - обычно он не писал портретов дам из общества, "Такая-то в розовом шелке и жемчугах", он писал портреты личностей. Да я и не уверен, что большинство женщин мечтали быть им увековеченными - он был беспощаден! Но эту Грир он принялся писать, а кончил тем, что влюбился в нее без памяти. Ему было под сорок, и он уже много лет был женат. Он как раз созрел для того, чтобы свалять дурака из-за какой-нибудь девчонки. Ею и оказалась Эльза Грир. Он был от нее без ума и собирался развестись с женой и жениться на Эльзе.
      Кэролайн Крейл была против развода. Она ему угрожала. Двое людей слышали, как она говорила, что, если он не расстанется с девчонкой, она его убьет. И она не шутила! Накануне они пили чай у соседа. Тот, между прочим, увлекался сбором трав и приготовлением из них лекарственных настоек. Среди запатентованных им настоек был кониум, или болиголов крапчатый. И там шел разговор об этом кониуме и о его ядовитых свойствах.
      На следующий день он заметил, что половина содержимого бутылки исчезла. Сказал всем об этом. И в спальне миссис Крейл на дне одного из ящиков бюро нашли флакон с остатками кониума.
      Эркюль Пуаро заерзал в кресле.
      - Его мог положить туда кто-нибудь другой.
      - Да, но она призналась полиции, что сама взяла яд. Глупо, конечно, но в ту минуту при ней не было адвоката, который мог бы посоветовать ей, что говорить, а что нет. Когда ее спросили, она откровенно призналась, что взят ла яд.
      - Для чего?
      - Чтобы покончить с собой, сказала она. Почему флакон оказался почти пустым или как получилось, что на нем были отпечатки только ее пальцев, она объяснить не сумела. Предположила, что Эмиас Крейл сам покончил с собой. Но если он взял флакон, спрятанный у нее в спальне, тогда почему на флаконе нет отпечатков его пальцев, а?
      - Яд ему подлили в пиво, не так ли?
      - Да. Она взяла из холодильника бутылку с пивом и сама отнесла ее в сад, где он писал. Налила пиво в стакан и стояла рядом, пока он пил. Все в это время ушли обедать, он был в саду один. Он часто не приходил к обеду. А спустя некоторое время она и гувернантка нашли его на том же месте мертвым. Она утверждала, что в пиве, которое ему дала, ничего не было. Мы же в качестве защиты выдвинули версию, что он вдруг почувствовал себя виноватым - его одолели угрызения совести, - сам подлил себе в пиво яд. Все это, разумеется, было притянуто за уши - не такой он человек! А самое неприятное было с отпечатками пальцев.
      - На бутылке обнаружили отпечатки ее пальцев?
      - Нет. Обнаружили отпечатки только его пальцев, причем фальшивые. Когда гувернантка побежала вызывать врача, она осталась возле него. В эту минуту она, должно быть, вытерла бутылку и стакан и прижала к ним его пальцы. Хотела сделать вид, что никогда не дотрагивалась ни до бутылки, ни до стакана. Когда такое объяснение не сработало, старик Рудольф, который был прокурором на процессе, неплохо повеселился, доказав с полной очевидностью, что человек не может держать бутылку, когда у него пальцы находятся в таком положении! Разумеется, мы изо всех сил старались доказать обратное, что его пальцы были сжаты в конвульсиях, когда он умирал, но, честно говоря, наши доводы были малоубедительны.
      - Кониум мог оказаться в бутылке и до того, как она отнесла ее в сад, - заметил Эркюль Пуаро.
      - В бутылке вообще не было яда. Только в стакане. Он помолчал, выражение его красивого с крупными чертами лица вдруг изменилось, он резко повернул голову.
      - Подождите, Пуаро, на что вы намекаете? - спросил он.
      - Если Кэролайн Крейл была невиновна, - ответил Пуаро, - каким образом кониум мог попасть в пиво? Защита на суде утверждала, что его туда налил сам Эмиас Крейл. Но вы говорите, что это вряд ли было возможно - не такой он был человек, - и я с вами согласен. Значит, если Кэролайн Крейл этого не сделала, то мог сделать кто-то другой.
      - О господи, Пуаро, к чему толочь воду в ступе? Со всем этим давным-давно покончено. Она это сделала, не сомневаюсь. Если бы вы ее видели в ту пору, у вас не осталось бы и капли сомнения. У нее на лице прямо было написано, что она виновата. Мне даже показалось, что приговор принес ей облегчение. Она не боялась. Была совершенно спокойна. Ей хотелось одного: чтобы суд поскорее кончился. Мужественная женщина...
      - И тем не менее, - сказал Эркюль Пуаро, - перед смертью она написала письмо с просьбой передать его дочери, в котором торжественно клялась в собственной невиновности.
      - Очень возможно, - согласился сэр Монтегю Деплич. - Мы с вами на ее месте, возможно, поступили бы точно так же.
      - Ее дочь утверждает, что она не способна на ложь.
      - Ее дочь утверждает... Ха! Откуда ей об этом судить? Дорогой мой Пуаро, во время процесса ее дочь была совсем малышкой. Сколько ей было? Четыре-пять? Ей дали другое имя и увезли из Англии к каким-то родственникам. Что может она знать или помнить?
      - Дети иногда неплохо разбираются в людях.
      - Возможно. Но это не тот случай. Дочь, естественно, не может поверить, что ее мать совершила убийство. Пусть не верит. Вреда от этого никому нет.
      - Но, к сожалению, она требует доказательств.
      - Доказательств того, что Кэролайн Крейл не убила своего мужа? - Да.
      - Боюсь, - вздохнул Деплич, - ей не суждено их раздобыть.
      - Вы так думаете?
      Знаменитый адвокат окинул своего собеседника задумчивым взором.
      - Я всегда считал вас честным человеком, Пуаро. Что вы делаете? Хотите заработать деньги, играя на естественной любви дочери к матери?
      - Вы не видели дочь. Она человек незаурядный. С очень сильным характером.
      - Представляю, какой может быть дочь Эмиаса и Кэролайн Крейл. Чего же она хочет?
      - Правды.
      - Хм... Боюсь, что до правды будет трудно докопаться. Ей-богу, Пуаро, по-моему, тут нет никаких сомнений. Она его убила.
      - Извините меня, мой друг, но я должен убедиться в этом лично.
      - Не знаю, как вы сумеете это сделать. Можно, конечно, прочитать в газетах все отчеты с судебного процесса. Прокурором был Хамфри Рудольф. Его уже нет в живых. Дайте вспомнить, кто ему помогал? Молодой Фогг, по-моему. Да, Фогг. Поговорите с ним. Кроме того, существуют люди, которые в ту пору были в доме у Крейлов. Не думаю, что им придутся по душе ваши расспросы, когда вы приметесь копать все заново, но вытянуть из них кое-что вам, пожалуй, удастся. Вы ведь умеете внушать доверие.
      - А, да, люди, причастные к этому делу. Это очень важно. Может, вы их помните?
      Деплич задумался.
      - Подождите - много лет прошло все-таки с тех пор.
      В этом деле было, так сказать, замешано пятеро - слуг я не считаю, это все пожилые, преданные семье, насмерть перепуганные люди. Они были вне подозрения.
      - Значит, пятеро, говорите вы? Расскажите-ка про них.
      - Филип Блейк, закадычный друг Крейла, знал его всю жизнь. В ту пору он жил у них. Жив-здоров. Время от времени встречаю его на площадке для гольфа. Живет в Сент-Джордж-Хилле. Биржевой маклер. Играет на бирже, и довольно удачно. Преуспевает, последнее время начал полнеть.
      - Так. Кто следующий?
      - Старший брат Блейка. Деревенский сквайр. Домосед.
      В голове у Пуаро звякнул колокольчик. Звякнул и умолк. Хватит каждый раз вспоминать детские стишки. Последнее время это стало у него прямо каким-то наваждением. Нет, колокольчик не умолк:
      "Первый поросенок пошел на базар. Второй поросенок забился в амбар..."
      - Значит, он остался дома, да? - пробормотал он.
      - Это тот самый, про которого я уже говорил, он возился с настойками и травами, химик, что ли. Такое у него было хобби. Как его звали? У него было имя, которое часто встречается в романах... Ага, вспомнил. Мередит. Мередит Блейк. Не знаю, жив он или нет.
      - Кто следующий?
      - Следующая! Причина всех бед. Третья сторона треугольника. Эльза Грир.
      - "Третий поросенок устроил пир горой...", - пробормотал Пуаро.
      Деплич уставился на него.
      - Она и вправду наелась досыта, - сказал он. - Оказалась очень деятельной. С тех пор трижды выходила замуж. Разводилась с невероятной легкостью. Сейчас она леди Диттишем. Откройте любой номер "Татлера" обязательно о ней прочтете.
      - А кто еще двое?
      - Гувернантка, но я не помню ее фамилии. Славная, услужливая женщина. Томпсон, Джонс, что-то вроде этого. И девочка, сводная сестра Кэролайн Крейл. Ей было лет пятнадцать. Сделалась знаменитостью. Занимается археологией, все время в экспедициях. Ее фамилия - Уоррен. Анджела Уоррен. Очень серьезная молодая женщина, я встретил ее на днях.
      - Значит, она не тот поросенок, что, плача, побежал домой?
      Сэр Монтегю Деплич окинул Пуаро каким-то странным взглядом.
      - Ей есть от чего плакать, - сухо отозвался он. - У нее обезображено лицо. Глубокий шрам с одной стороны. Она... Да что говорить? Вы сами обо всем узнаете.
      Пуаро встал.
      - Благодарю вас, - сказал он. - Вы были крайне любезны. Если миссис Крейл не убила своего мужа...
      - Убила, старина, убила, - оборвал его Деплич. - Поверьте мне на слово.
      Не обращая на него внимания, Пуаро продолжал:
      - ...тогда вполне логично предположить, что это сделал кто-то из этих пятерых.
      - Пожалуй, - с сомнением произнес Деплич, - только не пойму зачем. Не было причин! По правде говоря, я убежден, что никто из них этого не делал. Выбросьте эту мысль из головы, старина!
      Но Эркюль Пуаро только улыбнулся и покачал головой.
      Глава II
      ОБВИНИТЕЛЬ
      - Безусловно, виновна, - коротко ответил мистер Фогг.
      Эркюль Пуаро задумчиво разглядывал худую, чисто выбритую физиономию Фогга.
      Квентин Фогг был совсем не похож на Монтегю Деплича. В Депличе были сила и магнетизм, держался он властно и вселял в собеседника страх. А в суде производил впечатление быстрой и эффектной сменой тона. Красивый, любезный, обаятельный - и вдруг чуть ли не сказочное превращение - губы растянуты, зубы оскалены в ухмылке - он жаждет крови.
      Квентин Фогг, худой, бледный, до удивления лишенный тех качеств, какие составляют понятие "личность", вопросы свои обычно задавал тихим, ровным голосом, но настойчиво и твердо. Если Деплича можно было сравнить с рапирой, то Фогга - со сверлом. От него веяло скукой. Он так и не сумел добиться славы, но зато считался первоклассным юристом. И дела, которые вел, обычно выигрывал.
      Эркюль Пуаро задумчиво разглядывал его.
      - Значит, вот какое впечатление произвело на вас это дело?
      Фогг кивнул.
      - Если бы вы видели ее, когда она давала показания! Старый Хампи Рудольф, а он был прокурором на этом процессе, превратил ее в котлету. В котлету!
      Он помолчал и вдруг неожиданно добавил:
      - Но в целом процесс шел чересчур уж гладко.
      - Не уверен, что правильно вас понимаю, - сказал Эркюль Пуаро.
      Фогг свел свои тонко очерченные брови. Провел рукой по чисто выбритой верхней губе.
      - Как бы это вам объяснить? - сказал он. - Тут сугубо английская точка зрения. Пожалуй, скорей всего подобную ситуацию можно сравнить с поговоркой: "Стрелять по сидящей птице". Понятно?
      - Это и впрямь сугубо английская точка зрения, и тем не менее я вас понял. В уголовном суде, как на игровом поле Итона или на охоте, англичанин предпочитает не лишить своего противника или жертву надежды на успех.
      - Именно. Так вот, в данном случае у обвиняемой не было никакой надежды. Хампи Рудольф играл с ней, как кошка с мышью. Началось все с допроса ее Депличем. Она сидела послушная, как ребенок среди взрослых, и давала на вопросы Деплича ответы, которые выучила наизусть. Спокойно, четко формулируя мысли - и совершенно неубедительно! Ее научили, что отвечать, она и отвечала. Деплич ничуть не был виноват. Старый фигляр сыграл свою роль отлично - но в сцене, где требуются два актера, один не в силах отдуваться и за другого. Она не желала ему подыгрывать. И это произвело на присяжных отвратительное впечатление. А затем встал старый Хампи. Надеюсь, вы его встречали? Его смерть - огромная для нас потеря. Закинув полу своей мантии через плечо, он стоял, покачиваясь, и не спешил. А потом вдруг задавал вопрос, да не в бровь, а в глаз!
      Как я уже сказал, он сделал из нее котлету. Заходил то с одной стороны, то с другой, и всякий раз она садилась в галошу. Он заставил ее признать абсурдность ее собственных показаний, вынудил противоречить самой себе, и она вязла все глубже и глубже. А закончил он, как обычно, очень убедительно и веско: "Я утверждаю, миссис Крейл, что ваше объяснение кражи кониума желанием покончить с собой - ложь от начала до конца. Я утверждаю, что вы украли яд с намерением отравить вашего мужа, который собирался бросить вас ради другой женщины, и что вы умышленно его отравили". И она посмотрела на него - такая милая с виду женщина, стройная, изящная - и сказала совершенно ровным голосом: "О нет, нет, я этого не делала". Прозвучало это крайне неубедительно. Я заметил, как заерзал в своем кресле Деплич. Он сразу понял, что все кончено.
      Помолчав минуту, Фогг продолжал:
      - И тем не менее я чувствовал в ее поведении нечто странное. В некотором отношении оно было на удивление рациональным. А что еще ей оставалось делать, как не взывать к благородству - к тому самому благородству, которое наряду с нашим пристрастием к жестокой охоте заставляет иностранцев видеть в нас таких притворщиков! Присяжные да и все присутствующие в суде чувствовали, что у нее нет ни единого шанса. Она не умела даже постоять за себя. И, уж конечно, не была способна сражаться с такой грубой скотиной, как старый Хампи. Это еле слышное, неубедительное: "О нет, нет, я этого не делала" - было просто жалким.
      Однако это было лучшее из того, что она могла предпринять. Присяжные заседали всего полчаса. Их приговор: виновна, но заслуживает снисхождения.
      По правде говоря, она производила очень хорошее впечатление по сравнению с другой женщиной, замешанной в этом деле. С молодой девицей. Присяжные с самого начала ей не симпатизировали, но она не обращала на них внимания. Очень интересная, жесткая, современная, в глазах женщин, присутствующих в суде, она была олицетворением разрушительницы семьи. Семья в опасности, когда рядом бродят такие сексапильные девицы, которым совершенно наплевать на права жен и матерей. Она себя не щадила, должен признать. На вопросы отвечала честно. Удивительно честно. Она влюбилась в Эмиаса Крейла, он - в нее, и никаких угрызений совести, уводя его от жены и ребенка, она не испытывала.
      Я даже восхищался ею. Она была, очень неглупа. Деплич устроил ей перекрестный допрос, но она его выдержала с честью. Тем не менее суд ей не симпатизировал. И судье она не нравилась. Вел процесс Эйвис. Сам в молодости любил погулять, но, когда надевал мантию, преследовал за малейшее нарушение морали. Напутствием, которое он давал присяжным по делу Кэролайн Крейл, был призыв к милосердию. Факты он отрицать не посмел, но раза два прозрачно намекнул на то, что подсудимую спровоцировали на совершение преступления.
      - Но он не поддержал версию защиты о самоубийстве?
      Фогг покачал головой.
      - Эта версия ни на чем не была основана. Нет, я вовсе не хочу сказать, что Деплич не постарался выжать из нее все, что мог. Он произнес проникновенную речь. Расписал трогательную историю человека, наделенного темпераментом и щедрой душой, любителя удовольствий, внезапно охваченного страстью к красивой молодой девушке и хоть и терзаемого угрызениями совести, но неспособного устоять. Поведал о том, как Крейл осознал свою ошибку, и, испытывая отвращение к себе, покаялся в том, что был грешен по отношению к жене и ребенку, и решил покончить с собой! С честью выйти из замкнутого круга. Это была, повторяю, очень трогательная речь. Вы видели перед собой несчастного, раздираемого противоречиями человека: страсть и присущая ему от рождения благопристойность. Эффект от этой речи был потрясающим. Только, когда речь была завершена и чары нарушены, вам никак не удавалось в своем сознании связать эту мифическую фигуру с подлинным Эмиасом Крейлом. Ведь он был совсем другим. И Деплич не сумел найти своим словам подтверждения. Крейл, я бы сказал, скорей относился к тем людям, которые начисто лишены даже зачатков совести. Это был безжалостный, хладнокровный, всегда довольный собой себялюбец. Нравственным он был лишь в своем творчестве. Он не взялся бы, я убежден, написать на скорую руку какую-нибудь картину с сентиментальным сюжетом, сколько бы ему за нее ни предлагали. Но это был человек настоящий, который любил жизнь и умел пожить. Покончить с собой? Только не он!
      - Быть может, защита выбрала не совсем убедительный вариант?
      - А что еще им оставалось? - пожал плечами Фогг. - Не сидеть же сложа руки и твердить, что присяжным в данном случае делать нечего, ибо прокурор еще не доказал вину обвиняемой! Слишком уж много было улик. Яд у нее в руках был - она призналась, что украла его. В наличии имелись мотив для совершения преступления, средство и удобный случай - словом, асе.
      - А нельзя ли было попытаться доказать, что все это с определенным умыслом подстроено?
      Фогг не стал увиливать от ответа.
      - Она сама многое признала. И потом, такая версия смотрится чересчур надуманной. Вы хотите сказать, что его убил кто-то другой, сделав так, чтобы вина пала именно на нее?
      - Вы считаете такую позицию несостоятельной? Боюсь, что да, задумчиво ответил Фогг. - Вы предполагаете, что существует некий Икс? Где же нам его искать?
      - Совершенно очевидно, среди тех людей, которые ее окружали. Таких было пятеро. И каждый из них мог иметь к этому делу самое непосредственное отношение.
      - Пятеро? Дайте-ка припомнить. Был среди них такой нескладный малый, который варил травы. Опасное увлечение, но человек приятный. Правда, какой-то малопонятный. Нет, мне он этим Иксом не представляется. Затем сама девица - она могла бы прихлопнуть Кэролайн, но не Эмиаса. Биржевой маклер закадычный друг Крейла. В детективных романах он мог бы сойти за убийцу, но в жизни нет. Вот и все. Ах да, была еще младшая сестра, но про нее всерьез и говорить не стоит. Значит, четверо.
      - Вы забыли гувернантку, - напомнил Эркюль Пуаро.
      - Да, верно. Несчастные существа эти гувернантки, никто про них и не помнит. Средних лет, некрасивая, но с образованием. Психолог, наверное, стал бы утверждать, что она испытывала тайную страсть к Крейлу и поэтому убила его. Старая дева с подавленными инстинктами! Нет, не верю. Насколько мне помнится, она вовсе не производила впечатление невропатки.
      - С тех пор прошло много лет.
      - Пятнадцать или шестнадцать... Да, немало. Можно ли требовать, чтобы я все помнил?
      - Как раз наоборот, - возразил Эркюль Пуаро, - я просто поражен, до чего вы все хорошо помните. Вы что, все это себе представляете? Когда рассказываете, у вас перед глазами всплывает картина, верно?
      - Да, - задумчиво подтвердил Фогг, - я действительно все это вижу, причем довольно отчетливо.
      - Меня очень интересует, мой друг, можете ли вы мне объяснить почему?
      - Почему? - задумался Фогг. Его худое умное лицо оживилось. - И вправду, почему?
      - Что вы видите отчетливо? - спросил Пуаро. - Свидетелей? Защитника? Судью? Обвиняемую, когда она дает показания?
      - Как вы сумели догадаться? - восхитился Фогг. - Да, именно ее я вижу... Забавная штука - любовь. В ней жила любовь. Не знаю, была ли она красивой... Она была не первой молодости, выглядела утомленной - круги под глазами. Но она была средоточием его драмы. Она была в центре внимания. И тем не менее половину времени она отсутствовала. Была где-то в другом мире, далеко-далеко, хоть и сидела в зале суда, молчаливая, внимательная, с легкой вежливой улыбкой на губах. Она вся была в полутонах - свет и тень вместе. И при этом производила впечатление более живой, чем другая - эта девица с ее идеальной фигурой, с безупречным лицом и присущей юности дерзостью. Я восхищался Эльзой Грир - она была неглупой, умела постоять за себя, не боялась своих мучителей и ни разу не дрогнула! А Кэролайн Крейл я не восхищался, потому что она не умела бороться, потому что ушла в себя, в свой мир полутонов. Она не потерпела поражения, потому что ни разу не попыталась вступить в сражение. Я уверен только в одном, - помолчав, продолжал он. - Она любила человека, которого убила. Любила так, что умерла вместе с ним...
      Мистер Фогг снова умолк и протер стекла своих очков.
      - Боже мой, - вздохнул он; - какие, однако, странные вещи я говорю. В ту пору я был совсем молод и полон честолюбивых устремлений. Подобные события запоминаются. Я считаю, что Кэролайн Крейл была женщиной необыкновенной. Я ее никогда не забуду. Нет, я ее не забуду никогда...
      Глава III
      МОЛОДОЙ ЮРИСКОНСУЛЬТ
      Джордж Мейхью был осторожен и немногословен. Дело он разумеется, помнит, но не совсем отчетливо. Им занимался его отец, ему самому в ту пору было всего девятнадцать.
      Да, процесс этот произвел большое впечатление. Крейл ведь был известным художником. Картины у него превосходные. Две из них и сейчас висят в Тейтовской галерее. Хотя, разумеется, это ничего не значит.
      Пусть мсье Пуаро его извинит, но он не совсем понимает, что именно интересует мсье Пуаро. А, дочь! В самом деле? В Канаде? А он всегда считал, что в Новой Зеландии.
      Джордж Мейхью чуть-чуть расслабился. Помягчел.
      Да, для девушки это оказалось потрясением. Он ей глубоко сочувствует. Наверное, было бы куда лучше, если бы она так и не узнала всей правды. Но что толку теперь об этом говорить!
      Она хочет знать? Что именно? Ведь об этом процессе много писали. Ему же лично почти ничего не известно.
      Нет, он считает, что в вине миссис Крейл сомневаться не приходится. Хотя ее отчасти можно понять. Эти художники - с ними всегда нелегко. А у Крейла, насколько он помнит, вечно были романы то с одной, то с другой.
      И она сама тоже, по-видимому, была женщиной с характером. Не могла примириться с тем, что ей становилось известно. В наши дни она бы просто развелась с ним, и все.
      - По-моему, - осторожно добавил он, - в этом деле была замешана леди Диттишем.
      Он не ошибается, заверил его Пуаро.
      - Газеты время от времени вспоминают о том деле, - сказал Мейхью. Леди Диттишем не раз участвовала в бракоразводных процессах. Очень богатая женщина, как вам, наверное, известно. До этого она была замужем за известным путешественником. Она постоянно на виду. По-видимому, из тех женщин, которые любят, когда о них говорят.
      - Или чрезмерно обожают знаменитостей, - предположил Пуаро.
      Мысль эта не пришлась Джорджу Мейхью по вкусу. Он воспринял ее без особой радости.
      - Пожалуй, да, в этом есть доля правды. И надолго задумался над этой мыслью.
      - Ваша фирма много лет представляла интересы миссис Крейл? - спросил Пуаро.
      - Нет, - покачал головой Джордж Мейхью. - "Джонатан и Джонатан" были юрисконсультами семьи Крейл. Но когда случилась беда, мистер Джонатан счел для себя неудобным действовать в интересах миссис Крейл и поэтому договорился с нами - с моим отцом - взять на себя обязанности по делу. Вам бы следовало, мсье Пуаро, попытаться встретиться со старым мистером Джонатаном. Он отошел от дел - ему больше семидесяти, - но он хорошо знал всех членов семьи Крейл и сумеет рассказать вам гораздо больше меня. Я, по правде говоря, мало что знаю. В ту пору я был мальчишкой. Не помню даже, присутствовал ли я на процессе.
      Пуаро встал, а Джордж Мейхью, поднимаясь, добавил:
      - Советую вам поговорить и с нашим старшим клерком Эдмундсом. Он и тогда служил у нас и очень интересовался процессом.
      Эдмундс говорил медленно. Глаза его были настороже. Он не спеша оглядел Пуаро с головы до ног и уж потом позволил себе раскрыть рот.
      - Да, дело Крейл я помню, - сказал он. И сурово добавил:
      - Неприглядная была история.
      В его хитром взгляде читался явный вопрос.
      - Прошло слишком много времени, чтобы заново раскапывать все подробности, - сказал он.
      - Приговор суда не всегда означает конец дела.
      - Верно, - кивнул квадратной головой Эдмундс.
      - У миссис Крейл осталась дочь, - продолжал Пуаро,
      - Да, ребенок был. Ее отправили за границу к родственникам, верно?
      - Дочь убеждена в невиновности матери, - сказал Пуаро.
      - Вот как? - кустистые брови мистера Эдмундса взмыли вверх.
      - Можете ли вы сказать что-либо в защиту ее убеждения?
      Эдмундс задумался. Затем медленно покачал головой.
      - Честно говоря, нет. Мне очень нравилась миссис Крейл. Что бы она там ни натворила, прежде всего это была леди. Не то что та, другая. Дерзкая, развязная девчонка! Прет, как танк! Выскочка из отребья - и это сразу бросалось в глаза! А миссис Крейл была благородной дамой.
      - И тем не менее оказалась убийцей?
      Эдмундс нахмурился. Но ответил более охотно, нежели прежде:
      - Именно этот вопрос задавал я себе день изо дня. Она сидела на скамье подсудимых и спокойно, сдержанно отвечала на вопросы. "Не могу поверить", твердил себе я. Но сомневаться не приходилось, мистер Пуаро, если вы понимаете, о чем я говорю. Не мог же этот болиголов оказаться в пиве, которое выпил мистер Крейл, случайно. Его туда подлили. И если не миссис Крейл, то кто?
      - Вот об этом я и спрашиваю, - сказал Пуаро. - Кто?
      И снова в его лицо впились хитрые глаза.
      - Вот, значит, в чем ваша мысль, - догадался мистер Эдмундс.
      - А вы сами что думаете? Клерк ответил не сразу:
      - Никаких сомнений на этот счет вроде не существовало.
      - Вы бывали в суде, когда слушалось дело? - спросил Пуаро.
      - Каждый день.
      - И слышали показания свидетелей?
      - Да.
      - Не приметили ли вы в них какую-либо неискренность или неестественность?
      - Не лгал ли кто-либо из них, хотите вы знать? - напрямую спросил Эдмундс. - Не было ли у кого-либо из них причины желать смерти мистера Крейла? Извините меня, мистер Пуаро, но уж больно это смахивает на мелодраму.
      - Тем не менее подумайте над этим, - попросил Пуаро.
      Он вглядывался в хитроватое лицо, в прищуренные задумчивые глаза. Медленно, с сожалением Эдмундс покачал головой.
      - Эта мисс Грир, - начал он, - она, конечно, разозлилась и горела желанием отомстить. Отвечая на вопросы, она позволяла себе лишнее, но ей мистер Крейл был нужен живым. От мертвого ей было мало проку. Да, она хотела, чтобы миссис Крейл повесили, но только потому, что смерть вытащила у нее из-под носа лакомый кусок. Она была как тигрица, которой помешали совершить прыжок! Но ей, повторяю, мистер Крейл нужен был живым. Мистер Филип Блейк тоже был настроен против миссис Крейл с самого начала. А потому нападал на нее при всяком удобном случае. Но, так сказать, по-своему, а вообще он был другом мистера Крейла, вел себя честно. Его брат, мистер Мередит Блейк, был плохим свидетелем, отвечал невпопад, путался, был не уверен. Много я перевидал таких свидетелей. Впечатление такое, будто они лгут, а на самом деле говорят чистую правду. Пуще всего мистер Мередит Блейк боялся сказать что-нибудь лишнее. А потому из него вытянули больше, чем он хотел сказать. Он из тех робких джентльменов, которые при подобных обстоятельствах сразу начинают волноваться. Вот гувернантка, та не смущалась. Слов на ветер не бросала и отвечала по существу. Слушая ее, нельзя было понять, на чьей она стороне. Отлично соображала и за словом в карман не лезла. - Он помолчал. - Я уверен, что она знала куда больше, чем сказала.
      - Я тоже, - согласился Эркюль Пуаро.
      Он еще раз пристально взглянул на морщинистое хитроватое лицо своего собеседника. Оно было вежливо-бесстрастным. Интересно, подумал Пуаро, не снизошел ли мистер Альфред Эдмундс до намека?
      Глава IV
      СТАРЫЙ ЮРИСКОНСУЛЬТ
      Мистер Кэлеб Джонатан жил в Эссексе. После вежливого обмена письмами Пуаро получил приглашение, чуть ли не королевское по тону, отобедать и переночевать. Старый джентльмен, несомненно, был большим оригиналом. После пресного Джорджа Мейхью мистер Джонатан напоминал стакан выдержанного портвейна его собственного разлива.
      У него были собственные методы подхода к интересующей собеседника теме, а поэтому только ближе к полуночи, попивая ароматный марочный коньяк, мистер Джонатан наконец расслабился. На восточный манер он по достоинству оценил тактичность Эркюля Пуаро, который не торопил его. Вот теперь, на досуге, он был готов подробно поговорить о семье Крейлов.
      - Наша фирма знала не одно поколение этой семьи. Я лично был знаком с Эмиасом Крейлом и его отцом, Ричардом Крейлом. Помню я и Инока Крейла, деда. Все они были деревенские сквайры, думали больше о лошадях, - чем о людях. Держались в седле прямо, любили женщин, и мысли их не обременяли. К мыслям они относились с подозрением. Зато жена Ричарда Крейла была до отказа набита идеями - больше идей, чем здравого смысла. Она писала стихи, любила музыку - даже играла на арфе. Она была не крепкого здоровья и очень живописно смотрелась у себя на диване. Она была поклонницей Кингсли и поэтому назвала своего сына Эмиасом. Отцу это имя не нравилось, но перечить он не стал.
      Эмиасу Крейлу качества, унаследованные от столь разных родителей, пошли только на пользу. От болезненной матери он унаследовал художественный дар, а от отца - энергию и невероятный эгоизм. Все Крейлы были себялюбцы. Никогда и ни при каких обстоятельствах они не признавали иной точки зрения, кроме собственной.
      Постучав тонким пальцем по ручке кресла, старик окинул Пуаро хитрым взглядом.
      - Поправьте меня, если я не прав, мсье Пуаро, но, по-моему, вы интересуетесь... характером, так сказать?
      - Во всех моих расследованиях, - ответил Пуаро, - это меня интересует больше всего.
      - Я вас понимаю. Вам хочется залезть в шкуру преступника. Очень интересно и увлекательно. Наша фирма никогда не занималась уголовной практикой, а поэтому мы не сочли себя достаточно компетентными действовать в интересах миссис Крейл, хотя это было бы вполне уместно. Мейхью вполне же отвечали требованиям. Они готовили документы для Деплича - возможно, им не хватило широты, - он требовал больших затрат и умел производить яркое впечатление. Однако у них недостало ума сообразить, что Кэролайн никогда не будет вести себя так, как от нее требовалось. Она не умела притворяться.
      - А что она собой представляла? - спросил Пуаро. - Вот это мне больше всего хотелось бы знать.
      - Да, да, сейчас. Почему она совершила то, что совершила? Вот самый главный вопрос. Видите ли, я знал её еще до замужества. Кэролайн Сполдинг это очень несчастное существо, хотя от природы очень жизнерадостное. Ее мать рано овдовела, и Кэролайн была к ней очень привязана. Затем мать вышла замуж снова, родился ребенок, появление которого Кэролайн восприняла крайне болезненно. С неистовой, по-юношески пылкой ревностью.
      - Она ревновала?
      - Страстно. И произошел весьма прискорбный инцидент. Бедное дитя, она впоследствии горько раскаивалась в случившемся. Но, как вам известно, мсье Пуаро, подобные эпизоды случаются в нашей жизни. Человек не всегда умеет сдерживаться. Это приходит потом, со зрелостью.
      - Так что же произошло? - спросил Пуаро.
      - Она швырнула в малышку пресс-папье. Ребенок ослеп на один глаз и получил увечье на всю жизнь. - Мистер Джонатан вздохнул. - Можете себе представить, каков был эффект от единственного заданного на этот счет вопроса во время суда. - Он покачал головой. - Создалось впечатление, что Кэролайн Крейл была женщиной с необузданным темпераментом. Что ни в коей мере не соответствует истине. Нет, не соответствует. - И еще раз вздохнув, заключил:
      - Кэролайн Сполдинг часто приезжала гостить в Олдербери. Она хорошо ездила верхом, была умна. Ричарду Крейлу она очень нравилась. Она ухаживала за миссис Крейл и делала это умело и заботливо, а потому миссис Крейл тоже к ней благоволила. Дома она не была счастлива, зато в Олдербери ее встречало тепло. Она подружилась и с Дианой Крейл, сестрой Эмиаса. В Олдербери часто приезжали из соседней усадьбы братья Филип и Мередит Блейки. Филип всегда был мерзким негодяем и стяжателем. Мне он никогда не нравился. Но я слышал, что он умеет рассказывать забавные истории и считается верным другом. Мередит был, как говаривали в мое время, сентиментально-чувствительным. Увлекался ботаникой и бабочками, наблюдал за птицами и животными. Теперь это называется "изучать природу". О боже, все эти молодые люди были разочарованием для своих родителей. Никто из них не занимался тем что положено: охотой, стрельбой, рыбной ловлей. Мередит очень любил наблюдать за птицами и животными, а не стрелять в них. Филип явно предпочитал деревне город и занялся добыванием денег. Диана вышла замуж за человека, который не считался джентльменом. Он был офицером, но только во время войны. А Эмиас, сильный, красивый, энергичный, сделался художником! Что и свело, я убежден, Ричарда Крейла в могилу.
      Со временем Эмиас женился на Кэролайн Сполдинг. Они всегда спорили и ссорились, но брак этот был, несомненно, по любви. Они безумно любили друг друга. И по прошествии лет продолжали любить. Но Эмиас, как и все Крейлы, был жестоким эгоистом. Он любил Кэролайн, но никогда с ней не считался. Он поступал так, как ему хотелось. По-моему, он любил ее настолько, насколько вообще был способен любить; прежде всего для него существовало его искусство. И никогда ни одной женщине не удалось взять верх над искусством. У него были многочисленные романы - это его вдохновляло, - но, как только женщины ему надоедали, он безжалостно их бросал. Он не был ни сентиментальным, ни романтиком.
      И сластолюбцем тоже не был. Единственной женщиной, которая его немного интересовала, была его жена. И поскольку она это знала, то многое ему прощала. Он был отличным художником, она это понимала и почитала его талант. Он же бегал за женщинами, но всегда возвращался домой, чтобы, вдохновившись очередным романом, написать новую картину.
      - Так бы они и жили, если бы не появилась Эльза Грир. Эльза Грир... И мистер Джонатан покачал головой.
      - Что - Эльза Грир? - спросил Пуаро. И вдруг мистер Джонатан вздохнул:
      - Бедное, бедное дитя!
      - Вот какое у вас к ней отношение? - удивился Пуаро.
      - Быть может, это из-за того, что я уже старик, но, по-моему, мсье Пуаро, в молодости есть какая-то незащищенность, и это трогает до слез. Молодость так ранима и в то же время безжалостна и самоуверенна. Она так великодушна и так требовательна.
      Он встал и подошел к книжному шкафу. Вынув оттуда томик, он перелистнул страницы и начал читать:
      ...Если искренне ты любишь
      И думаешь о браке - завтра утром
      Ты с посланной моею дай мне знать,
      Где и когда обряд свершить ты хочешь,
      И я сложу всю жизнь к твоим ногам
      И за тобой пойду на край Вселенной.
      <У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт II, сцена II. Перевод Щепкиной-Куперник. - Здесь и далее примечания переводчиков.>
      Словами Джульетты говорит сама молодость. Никакого умалчивания, никакой скрытности, никакой так называемой девичьей скромности. Только отвага, настойчивость, кипучая молодая энергия. Шекспир понимал молодых. Джульетта находит Ромео. Дездемона требует Отелло. Эти молодые, они не ведают сомнений, страха, гордости.
      - Значит, Эльза Грир представляется вам в образе Джульетты? задумчиво спросил Пуаро.
      - Да. Она была дитя удачи - юная, красивая, богатая. Она нашла своего Ромео и предъявила на него права. Пусть он не был юным, ее Ромео, пусть не был свободен. Эльза Грир не знала условностей, она была современной женщиной, девиз которой: "Живем ведь только раз!"
      Он вздохнул, откинулся на спинку кресла и снова тихонько постучал по ручке.
      - Джульетта-хищница. Молодая, безжалостная, но ранимая! Она смело ставит на кон все, что у нее есть, и выигрывает... Но в последнюю минуту является смерть, жизнерадостная, веселая, пылкая Эльза тоже умирает. Остается мстительная, холодная, жестокая женщина, всей душой ненавидящая ту, которая ей помешала. Боже милостивый, - голос его изменился, - простите меня за этот маленький экскурс в мелодраму. Идущая напролом молодая женщина! Нет, ничего интересного в ней нет. Бледно-розовая юность, страстная, уязвимая и так далее. Если это убрать, то что остается? Заурядная молодая женщина в поисках героя, чтобы возвести его на пьедестал.
      - Не будь Эмиас Крейл знаменитым художником... - начал Пуаро.
      - Именно, именно, - поспешил согласиться мистер Джонатан. - Вы попали в самую точку. Нынешние Эльзы обожают героев. Мужчина должен чего-то добиться, быть кем-то... Кэролайн Крейл мог бы понравиться и банковский клерк, и страховой агент. Кэролайн любила в Эмиасе мужчину, а не художника. Кэролайн Крейл не шла напролом - в отличие от Эльзы Грир, которая шла... Но Эльза была молодой, красивой и, на мой взгляд, трогательной.
      Эркюль Пуаро ложился спать в задумчивости. Его мысли были заняты проблемой личности.
      Клерку Эдмундсу Эльза Грир представлялась дерзкой, развязной девчонкой, не более того.
      Старому мистеру Джонатану - вечной Джульеттой.
      А Кэролайн Крейл?
      Каждый видел ее по-своему. Монтегю Деплич презирал ее за нежелание бороться. Молодому Фоггу она казалась воплощением романтики, Эдмундс видел в ней леди. Мистер Джонатан назвал ее очень несчастным существом.
      Какой показалась бы она ему, Эркюлю Пуаро? От ответа на этот вопрос зависел успех его расследования.
      Пока никто из тех, с кем он беседовал, не высказал сомнения, что, какой бы она им ни казалась, Кэролайн Крейл была убийцей.
      Глава V
      СТАРШИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОФИЦЕР
      Старший полицейский офицер в отставке Хейл задумчиво попыхивал трубкой.
      - Забавное занятие вы для себя придумали, мсье Пуаро.
      - Возможно, не совсем обычное, - осторожно согласился Пуаро.
      - Столько лет прошло, - продолжал сомневаться Хейл.
      Пуаро знал, что ему не раз придется услышать эту фразу.
      - Это, конечно, затрудняет расследование, - мягко заметил он.
      - Рыться в прошлом, - размышлял его собеседник, - дело стоящее, если есть определенная цель...
      - Цель есть.
      - Какая?
      - Приятно пуститься на розыски правды ради правды. Мне такое дело нравится. И не забудьте про дочь.
      - Да, - кивнул Хейл, - ее я, конечно, понимаю. Но, извините меня, мсье Пуаро, вы человек изобретательный. Могли бы придумать для нее какое-нибудь объяснение.
      - Вы ее не знаете, - возразил Пуаро.
      - Оставьте! Человек с вашим опытом! Пуаро выпрямился.
      - Вполне возможно, mon cher, что я умею красиво и убедительно лгать вы, по-видимому, в этом уверены, - но я отнюдь не считаю, что должен этим заниматься. У меня свои принципы.
      - Извините, мсье Пуаро. Я вовсе не хотел вас обидеть. Я предлагал это только из добрых побуждений, так сказать.
      - Так ли?
      - Девушке, которая собирается выйти замуж, неприятно вдруг узнать, что ее мать совершила убийство. На вашем месте я бы постарался убедить ее, что это было самоубийство. Скажите, что Деплич действовал не лучшим образом. Скажите, что вы лично не сомневаетесь, что Крейл сам отравился.
      - Но все дело в том, что я очень сомневаюсь! Я ни на минуту не верю, что Крейл отравился. А вы-то сами считаете это возможным?
      Хейл медленно покачал головой.
      - Видите? Нет, я должен отыскать истину, а не правдоподобную, пусть и очень правдоподобную ложь.
      Хейл посмотрел на Пуаро. Его квадратное красное лицо еще больше побагровело и даже сделалось еще более квадратным.
      - Вы говорите о правде, - сказал он. - Мы же считаем, что в деле Крейл пришли к правде.
      - Ваше заявление свидетельствует о многом, - быстро откликнулся Пуаро. - Я знаю, что вы честный, знающий свое дело человек. А теперь ответьте мне на такой вопрос: были ли у вас какие-либо сомнения по поводу вины миссис Крейл?
      - Никогда, мсье Пуаро, - быстро и четко ответил полицейский. - Все обстоятельства указывали прямо на нее, и в поддержку этой версии работал каждый обнаруженный нами факт.
      - Вы можете в общих чертах суммировать выдвинутые против нее обвинения?
      - Могу. Когда я получил ваше письмо, я проглядел дело заново. - Он взял в руки маленькую записную книжку. - И выписал все заслуживающие внимания факты.
      - Спасибо, друг мой. Я весь внимание.
      Хейл откашлялся. В голосе его зазвучали официальные интонации.
      - "В два сорок пять дня восемнадцатого сентября инспектору Конвею позвонил доктор Эндрю Фоссет, - начал он. - Доктор Фоссет сделал заявление о внезапной кончине мистера Эмиаса Крейла из Олдербери, добавив, что в силу обстоятельств, сопутствующих смерти, а также утверждения, высказанного неким мистером Блейком, находящимся в доме в качестве гостя, в дело должна вмешаться полиция.
      Инспектор Конвей в сопровождении сержанта и полицейского врача тотчас выехал в Олдербери. Там был доктор Фоссет, который и провел их туда, где лежал труп мистера Крейла.
      Мистер Крейл писал очередную картину в небольшом саду, известном под названием Оружейный сад, поскольку он выходил к морю и в нем стояла укрытая в бойнице миниатюрная старинная пушка. Сад находился на расстоянии четырех минут ходу от дома. Мистер Крейл не пришел домой к обеду, объяснив это тем, что ему нужна определенная игра света на камне, а позже, мол, солнце начнет садиться. И поэтому остался один в Оружейном саду, в чем, по словам присутствующих, ничего необычного не было. Мистер Крейл не придавал значения часам приема пищи. Иногда ему приносили в сад сандвич, но большей частью он предпочитал, чтобы его не беспокоили. Последними, кто видел его живым, были: мисс Эльза Грир (гость в доме) и мистер Мередит Блейк (ближайший сосед). Эти двое вернулись из сада в дом и вместе с остальными домочадцами сели обедать. После обеда на террасе был подан кофе. Миссис Крейл выпила кофе и сказала, что "пойдет посмотрит, что там поделывает Эмиас". Мисс Сесили Уильямс, гувернантка, встала и пошла вместе с ней. Ей нужно было найти кофту ее воспитанницы, мисс Анджелы Уоррен, сестры миссис Крейл, которую мисс Анджела куда-то задевала, а потому мисс Уильямс решила, что девочка могла оставить ее на берегу.
      Они отправились в путь. Дорожка вела вниз среди деревьев, мимо калитки в Оружейный сад, на берег моря.
      Мисс Уильямс начала было спускаться к морю, а миссис Крейл вошла в Оружейный сад. Почти сразу же миссис Крейл вскрикнула, и мисс Уильямс бросилась назад. Мистер Крейл полулежал, откинувшись на спинку скамьи, и был мертв.
      По настоятельной просьбе миссис Крейл мисс Уильямс кинулась в дом, чтобы по телефону вызвать врача. Однако по дороге она встретила мистера Мередита Блейка и, поручив ему сделать то, что надлежало ей, сама вернулась к миссис Крейл, полагая, что кто-нибудь должен быть при ней. Доктор Фоссет прибыл к месту действия через пятнадцать минут. Он тотчас понял, что мистер Крейл умер уже некоторое время назад, примерно между часом и двумя часами дня. Ничто не указывало на причину смерти. Мистер Крейл не был ранен, и поза его была вполне естественной. Тем не менее доктор Фоссет, который был осведомлен о состоянии здоровья мистера Крейла и знал, что он не страдает никаким заболеванием, не был склонен воспринять случившееся как скоропостижную кончину. Именно в эту минуту мистер Филип Блейк и сделал доктору Фоссету свое заявление".
      Хейл помолчал, а потом, глубоко вздохнув, перешел к, так сказать, второй главе своего повествования.
      - "В дальнейшем мистер Блейк повторил свое заявление инспектору Конвею. Оно заключалось в следующем.
      Утром того дня ему позвонил его брат мистер Мередит Блейк, который жил в Хэндкросс-Мэнор, в полутора милях от дома Крейлов. Мистер Мередит Блейк был химиком-любителем или, лучше сказать, травником. Войдя в то утро в свою лабораторию, мистер Мередит Блейк был удивлен, увидев, что бутылка с настойкой из болиголова была наполовину пустой, хотя накануне была полной. Обеспокоенный и напуганный, он позвонил брату, чтобы получить у него совет, как действовать дальше. Мистер Филип Блейк настоятельно посоветовал брату сейчас же явиться в Олдербери, где они подробно обговорят случившееся. И пошел ему навстречу, так что в дом они вернулись вместе. Они не приняли решения, как им следует поступить, придя к выводу, что побеседуют еще раз после обеда.
      В результате дальнейших расспросов инспектор Конвей установил следующее. Накануне днем пять человек из Олдербери были приглашены в Хэндкросс-Мэнор к чаю. Это были мистер и миссис Крейл, мисс Анджела Уоррен, мисс Эльза Грир и мистер Филип Блейк. Пока они были там, мистер Мередит Блейк подробно рассказал им про свое увлечение и показал небольшую лабораторию, где продемонстрировал некоторые весьма специфического назначения настойки, среди которых был и кониум, основным компонентом которого является болиголов крапчатый. Мистер Блейк рассказал о его свойствах, заметив, что в настоящее время его изъяли из аптек, и похвастался тем, что обнаружил большую эффективность этого средства при употреблении в малых дозах для лечения коклюша и астмы. Потом он упомянул о его фатальных свойствах и даже прочел своим гостям отрывок из книги какого-то греческого автора, где описывалось действие этого яда".
      Хейл снова помолчал, набил трубку свежим табаком и перешел к главе третьей.
      - "Полковник Фрир, начальник полиции, поручил это дело мне. После вскрытия сомнений не осталось. Кониум, насколько мне известно, после смерти человека ни в чем внешне не проявляется, но врачи знали, что искать, а потому обнаружили его в значительном количестве. Доктор считал, что его дали за два-три часа до наступления смерти. Перед мистером Крейлом на столе стояли пустой стакан и пустая бутылка из-под пива. Были отданы на анализ остатки содержимого и из стакана, и из бутылки. В бутылке кониума не обнаружили, зато в стакане он был. Я провел расследование и выяснил, что, хотя ящик с пивом и стаканы хранились в небольшом сарае в Оружейном саду на случай, если мистеру Крейлу захочется во время работы пить, именно в это утро миссис Крейл принесла из дома бутылку пива со льда. Когда она пришла, мистер Крейл писал, а мисс Грир ему позировала, сидя на каменной ограде сада.
      Миссис Крейл откупорила бутылку, вылила ее содержимое в стакан и дала стакан мужу, который стоял перед мольбертом. Он выпил пиво, как обычно, одним глотком. Потом, скривившись, поставил стакан на стол и сказал: "Сегодня мне все кажется противным на вкус!" На что мисс Грир засмеялась: "Гурман!" Мистер Крейл отозвался: "Хорошо хоть холодное". Хейл замолчал.
      - В котором часу это было? - спросил Пуаро.
      - Примерно в четверть двенадцатого. Мистер Крейл продолжал писать. По словам мисс Грир, он через некоторое время пожаловался, что у него немеют конечности - наверное, из-за ревматизма. Но он был не из тех, кто любит говорить про болезни, и, по-видимому, постеснялся признаться, что плохо себя чувствует. Он довольно раздраженно заявил, что хотел бы остаться один, а все остальные пусть идут обедать, - впрочем, такое заявление не было для него чем-то необычным.
      Пуаро кивнул.
      - Итак, Крейл остался один в Оружейном саду, - продолжал Хейл. - А оставшись один, сел и расслабился. Начался паралич мышц. И поскольку быстрой помощи не было, последовала смерть.
      Пуаро снова кивнул.
      - Я действовал, как положено. Никаких затруднений в установлении фактов я не испытывал. Накануне имела место ссора между миссис Крейл и мисс Грир, которая крайне нагло позволила себе заявить, как она переставит мебель, когда будет там жить. Миссис Крейл возмутилась: "О чем вы говорите? Что значит "когда вы будете здесь жить"?" - "Не притворяйтесь, будто вы не понимаете; о чем я говорю, Кэролайн. Вы как страус, который прячет голову в песок. Вам прекрасно известно, что мы c Эмиасом любим друг друга и собираемся пожениться". - "Ничего подобного я не слышала", - сказала миссис Крейл. Тогда мисс Грир сказала: "Что ж, теперь услышали". Тогда миссис Крейл повернулась к мужу, который в эту минуту вошел в комнату, и спросила:
      "Эмиас, действительно ли ты собираешься жениться на Эльзе?"
      - И что же ответил мистер Крейл? - с любопытством спросил Пуаро.
      - По-видимому, он обратился к мисс Грир и закричал на нее: "Какого черта ты болтаешь ерунду? Неужто у тебя не хватает ума держать язык за зубами?" - "Я считала, что Кэролайн должна знать правду", - ответила мисс Грир. "Это правда, Эмиас?" - спросила у мужа миссис Крейл.
      Он, не глядя на нее, отвернулся и что-то пробормотал.
      "Скажи. Я хочу знать", - настаивала она. На что он ответил: "Правда, правда, только я не хочу сейчас об этом говорить". И вышел из комнаты. А мисс Грир сказала: "Вот видите!" - и продолжала рассуждать на тот счет, что непорядочно со стороны миссис Крейл вести себя как собака на сене. Что все они должны вести себя как люди разумные. И что она лично надеется, что Кэролайн и Эмиас навсегда останутся друзьями.
      - И что на это ответила миссис Крейл? - полюбопытствовал Пуаро.
      - По словам свидетелей, она рассмеялась. "Только через мой труп, Эльза", - сказала она и пошла к дверям. А мисс Грир вдогонку ей крикнула: "Что вы имеете в виду?" Миссис Крейл оглянулась и сказала: "Я скорей убью Эмиаса, чем отдам его вам". - Хейл помолчал. - Изобличающее заявление, а?
      - Да, - в раздумье согласился Пуаро. - И кто все это слышал?
      - В комнате были мисс Уильямс и Филип Блейк. Они чувствовали себя крайне неловко.
      - Их показания совпадают?
      - Почти. Я еще ни разу не видел, чтобы двое свидетелей описывали какое-нибудь событие совершенно одинаково. Вам это известно не хуже меня, мсье Пуаро.
      Пуаро кивнул. И сказал задумчиво:
      - Да, было бы интересно посмотреть... - И замолчал.
      - Я провел в доме обыск, - продолжал Хейл. - В спальне миссис Крейл в нижнем ящике был найден небольшой флакон из-под жасминовых духов, завернутый в шерстяной чулок. Пустой. Я снял с него отпечатки пальцев. Они принадлежали только миссис Крейл. При анализе в нем были обнаружены остатки почти выдохшегося жасминового масла и свежего раствора кониума.
      Я предупредил миссис Крейл о правилах дачи показаний и показал ей флакон. Она отвечала охотно. Она была, сказала она, в очень плохом настроении. Выслушав от мистера Мередита Блейка описание свойств настойки, она осталась в лаборатории, вылила жасминовые духи, которые у нее были при себе, и наполнила флакон настойкой кониума. Я спросил ее, зачем она это сделала, и она ответила: "Есть вещи, о которых мне не хотелось бы говорить, но со мной вдруг случилась беда. Мой муж собирался оставить меня ради другой женщины. Если бы это произошло, я предпочла бы умереть. Вот почему я взяла яд".
      Хейл умолк.
      - Что ж, это звучит правдоподобно, - сказал Пуаро.
      - Может быть, мсье Пуаро. Но это не совпадает с тем, что она говорила раньше. На следующее утро случился очередной скандал. Часть его слышал мистер Филип Блейк. Мисс Грир - другую часть. Скандал разразился в библиотеке между мистером и миссис Крейл. Мистер Блейк был в холле и слышал кое-какие подробности. Мисс Грир сидела на террасе возле открытого окна библиотеки и слышала гораздо больше.
      - И что же они слышали?
      - Мистер Блейк слышал, как миссис Крейл сказала: "Ты и твои женщины! Я готова тебя убить. Когда-нибудь я тебя прикончу".
      - Никакого упоминания о самоубийстве?
      - Нет. Никаких слов вроде: "Если ты это сделаешь, я покончу с собой". Мисс Грир засвидетельствовала примерно то же самое. По ее словам, мистер Крейл сказал: "Постарайся относиться к этому разумно, Кэролайн. Я тебя люблю и всегда буду заботиться о вас - о тебе и о ребенке. Но я хочу жениться на Эльзе. Мы всегда были готовы предоставить друг другу свободу". На что миссис Крейл ответила: "Хорошо, но не говори потом, что я тебя не предупредила". - "О чем ты?" - спросил он. И она сказала: "О том, что люблю тебя и не собираюсь от тебя отказаться. Я скорей тебя убью, чем отдам другой женщине".
      Пуаро чуть шевельнул рукой.
      - Мне представляется, - пробормотал он, - что мисс Грир вела себя крайне неразумно, настаивая на браке. Миссис Крейл вполне могла отказать мужу в разводе.
      - И на этот счет у нас есть свидетельские показания, - сказал Хейл. Миссис Крейл, по-видимому, кое в чем призналась мистеру Мередиту Блейку. Он был старым и верным другом. Он расстроился и решил переговорить с мистером Крейлом на этот счет. Произошло это, могу я сказать, накануне днем. Мистер Блейк весьма деликатно попенял своему приятелю, заметив, что он будет огорчен, если брак мистера и миссис Крейл так катастрофически распадется. Он также указал на то, что мисс Грир еще очень молода и что для такой молодой женщины крайне неприятно быть замешанной в бракоразводном процессе. На что мистер Крейл ответил, усмехнувшись (бесчувственный он был человек): "Да Эльза вовсе об этом и не помышляет. Она и не собирается участвовать в бракоразводном процессе. Мы это устроим, как обычно".
      - Следовательно, мисс Грир вела себя недостойно, затеяв подобный разговор, - заметил Пуаро.
      - Вы же знаете, что такое женщины! - сказал старший полицейский офицер Хейл. - Как они готовы схватить друг друга за горло! Так или иначе, ситуация создалась нелегкая. Не могу понять, почему мистер Крейл это допустил. По словам мистера Мередита Блейка, он хотел завершить картину. Вам это что-нибудь говорит?
      - Да, друг мой, полагаю, да.
      - А мне нет. Человек сам искал себе неприятностей.
      - Возможно, он всерьез рассердился на молодую женщину за то, что она чересчур распустила язык.
      - О да. Мередит Блейк тоже так сказал. Если он хотел закончить картину, не понимаю, почему бы ему было не взять несколько фотографий и не поработать с ними. Я знаю одного малого - он делает акварели-пейзажи, - он так и работает.
      Пуаро покачал головой.
      - Нет, я вполне могу понять Крейла. Поймите, друг мой, что в ту пору картина была для него важнее всего на свете. Как бы он ни хотел жениться на этой девушке, картина была для него прежде всего. Вот почему он надеялся, что во время ее пребывания у них в доме ничего не обнаружится. Девушка, конечно, придерживалась совсем иной точки зрения. У женщин всегда на первом месте любовь.
      - Мне ли об этом не знать? - почему-то с чувством отозвался старший полицейский офицер Хейл.
      - Мужчины, - продолжал Пуаро, - а в особенности люди искусства, устроены по-другому.
      - Искусства! - с презрением воскликнул старший полицейский чин. Вечно эти разговоры про искусство! Никогда я его не понимал и не пойму! Вы бы видели картину, которую писал Крейл. Вся какая-то перекошенная. Девушка на ней выглядит так, будто у нее болят зубы, а бойницы все кажутся кривыми. Неприятная картина! Я потом долго не мог ее забыть. Мне она даже по ночам снилась. Более того, она каким-то образом повлияла на мое зрение - бойницы, стены и все прочее виделись мне именно такими, какими они были на картине. Да и женщины тоже!
      - Сами того не ведая, - улыбнулся Пуаро, - вы сейчас воздали должное величию Эмиаса Крейла.
      - Чепуха! Почему это художник не может нарисовать такое, на что приятно посмотреть? Зачем лезть из себя в поисках уродства?
      - Некоторые из нас, mon cher, видят красоту в самых необычных вещах.
      - Девушка эта ведь была хороша, - сказал Хейл. - Намазана, конечно, и ходила почти голая. Нынче девицы вообще потеряли всякий стыд. А то ведь было, если помните, шестнадцать лет назад. В наши дни, конечно, никто не обратил бы внимания на ее одежду. Но тогда - я просто был шокирован. Брюки и полотняная рубашка, распахнутая на груди, а под ними - ничего...
      - Вы неплохо запомнили подробности, - лукаво заметил Пуаро.
      Старший полицейский офицер Хейл покраснел.
      - Я просто излагаю вам то впечатление, которое произвела на меня картина, - сурово ответил он.
      - Я понимаю, - успокоил его Пуаро. И продолжал:
      - Значит, получается, что главными свидетелями против миссис Крейл были Филип Блейк и Эльза Грир.
      - Да. Эти двое просто исходили злостью. Но обвинение привлекло в качестве свидетеля гувернантку, и ее показания получились даже более существенными, нежели показания Блейка и мисс Грир. Она была, как вы понимаете, целиком на стороне миссис Крейл. Готова была сражаться за нее до конца. Но, как женщина честная, говорила правду, не стараясь что-либо скрыть.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.