Хлопоты в Польенсе

— Понимаете, — сбивчиво объяснял Джон, — все это как-то связано с вами. Не смейтесь, это правда. В первый раз Дом приснился мне в ночь перед нашим знакомством, и потом.

— Со мной? — медленно повторила Аллегра. — О нет! Едва ли. Ведь насколько я поняла, ваш Дом был очень красив.

— Как и вы, — удивленно сказал Джон.

Аллегра покраснела.

— Ну вот, похоже, я напросилась на комплимент. Простите, я имела в виду не совсем это. Я прекрасно знаю, что со внешностью у меня все в порядке.

— Знаете, — продолжал Джон, — мне ведь, еще ни разу не удалось попасть внутрь этого Дома. И, тем не менее, я откуда-то твердо знаю, что внутри он даже красивее, чем снаружи.

Теперь он говорил медленно и серьезно, как бы подчеркивая важность того, что хотел сказать.

— Если бы вы согласились меня выслушать…

— Конечно, — легко ответила Аллегра.

— Так вот. Я оставляю службу. Собственно говоря, мне давно уже следовало это сделать. Нельзя день за днем просто плыть по течению, зная, что впереди ничего нет. Это недостойно мужчины. Я хочу найти что-то, в чем сумел бы добиться успеха. Что-нибудь совершенно другое. Я не знаю еще что. Может быть, поеду в Западную Африку. Не уверен. Но знаю, что хочу вернуться богатым.

— Деньги имеют для вас такое значение?

— Единственное, что имеет для меня значение, — это вы, — твердо сказал Джон. — Когда я вернусь.

Аллегра наклонила голову. Ее лицо заметно побледнело.

— Глупо было бы притворяться, будто я не замечаю, что между нами происходит. Простите меня, я должна была сказать это раньше. Дело в том, что я никогда не выйду замуж. Никогда.

Он помолчал, обдумывая ее слова, и тихо спросил:

— Вы не могли бы сказать почему?

— Могла бы, но, Бога ради, не заставляйте меня объяснять это вам.

Он опустил голову и долго молчал, а когда снова ее поднял, его лицо лесного эльфа осветилось наивной детской улыбкой.

— Выходит, — проговорил он, — я так и не попаду внутрь Дома? Шторы так и останутся опущенными?

Аллегра взяла его руки в свои и тихонько сжала.

— Поверьте мне, это и к лучшему. Потому что, если вам снится Дом, то я вижу только кошмары.

Она ушла, а он остался стоять на дорожке, растерянно глядя ей вслед.

Ночью ему снова приснился сон. На этот раз он увидел Дом при дневном освещении, и он был красив как никогда. Его белые стены сверкали на солнце, пейзаж дышал покоем и красотой. Больше того: когда порыв ветра чуть отодвинул занавеску, Джон успел заметить, что Дом обитаем, что кто-то стоит у окна, видимо, не решаясь выглянуть. Потом чья-то рука осторожно отодвинула занавеску, и Джон, замирая от радости, подался вперед.

Они не отрываясь смотрели друг на друга целую минуту.

Когда Джон проснулся, его трясло от ужаса и отвращения, а перед глазами все еще стояло Существо, смотревшее на него из окон Дома. Оно было настолько уродливо и омерзительно, что на лбу Джона выступал липкий холодный пот, стоило ему о нем вспомнить. Но самым невыносимым было то, что это Существо обитало в самом прекрасном на свете Доме. Джон знал, что никогда уже не сможет увидеть этот Дом без содрогания, зная, что именно таится внутри.

Никакая красота не смогла бы искупить того, что он увидел в окне. Джон понимал, что если когда-нибудь увидит этот Дом во сне снова, то проснется от ужаса.

На следующий вечер Джон прямо с работы отправился к Уоттерманам. Он должен был увидеть Аллегру Керр и надеялся, что Мейзи подскажет, где ее искать.

Лицо Мейзи осветилось при его появлении, но он этого как всегда не заметил. Схватив ее за руку, он сбивчиво объяснил ей цель своего визита.

— Понимаете, — говорил он, — я встретил ее вчера и забыл спросить, где она остановилась.

Он даже не почувствовал, как обмякла рука девушки.

— Аллегра остановилась у нас, — холодно сказала Мейзи, высвобождая руку. — Но, боюсь, вы не сможете ее увидеть.

— Но почему?

— Сегодня утром принесли телеграмму. У нее умерла мать.

Мейзи замялась, потом, не глядя на Джона, добавила:

— Умерла в сумасшедшем доме. Хуже другое. Это наследственная болезнь, Джон. Дедушка Аллегры застрелился, одна из ее теток сошла с ума, а другая утопилась.

Джон Сигрейв издал какой-то странный звук.

— Я должна была вам это сказать, — мягко продолжала Мейзи. — Мы ведь друзья, правда? А Аллегра… Я знаю, как она вам нравится, но здесь нельзя ничего поделать.

Она просто не может выйти замуж. Не может, понимаете?

— Но ведь она совершенно нормальна, — выдавил Джон. Его голос звучал хрипло и неестественно. — С ней все в порядке!

— Пока, — коротко ответила Мейзи. — В молодости с ее матерью все тоже было в порядке. Абсолютно никаких отклонений. А потом она просто сошла с ума. Я понимаю, как вам сейчас тяжело, Джон.

— Да, — кивнул тот.

Теперь он знал, что смотрело на него из окон Дома.

Мейзи продолжала что-то ему объяснять, но он уже не слушал.

— Чуть не забыл! — перебил он ее. — Я ведь зашел попрощаться и поблагодарить вас за вашу доброту, — Как? — поразилась Мейзи. — Вы уезжаете?

Джон выдавил из себя жалкую улыбку:

— Да, в Африку.

— В Африку? — потерянно повторила Мейзи, чувствуя, как ее щеки заливает предательский румянец.

И, прежде чем она успела сказать что-то еще, Джон поспешно сжал ее руку и вышел.

Уже спустившись с лестницы, он столкнулся в холле с Аллегрой. Она только что вернулась. Траур еще больше подчеркивал безжизненную белизну ее лица. Она пытливо заглянула Джону в глаза и увлекла его в небольшую комнату рядом с кухней.

— Мейзи сказала вам? Сказала?

Джон кивнул.

— Да. Но это не имеет никакого значения. Я же знаю, что вы абсолютно нормальны.

Она грустно на него взглянула.

— Вы абсолютно нормальны! — в отчаянии выкрикнул он.

— Не думаю, — тихо сказала Аллегра. — Я уже говорила вам о своих кошмарах. И потом, когда я играю, они — мне трудно объяснить — приходят и хватают меня за пальцы. Они не дают мне играть.

Джон вздрогнул, как от удара. Он не отрываясь смотрел в ее глаза, и в какой-то миг в них появилось то, что он уже однажды видел. Видел, когда отодвинулась штора в приснившемся ему Доме. Джон почувствовал, что на лбу у него выступает холодный и липкий пот. Это было выше его сил. Он едва заметно отпрянул. Едва, но этого оказалось достаточно.

— Вот видите? — Аллегра горько улыбнулась. — Мне очень жаль, Джон. Теперь у вас не осталось и этого.

— О чем вы?

— О Доме, Джон. Вы уже никогда не решитесь его увидеть. Даже во сне.

Африканское солнце беспощадно. Оно сушит землю и выжигает разум. Джон Сигрейв стонал все громче и громче:

— Я не могу найти его. Не могу!

Коротышка-врач — англичанин с волчьей челюстью и рыжей густой шевелюрой — склонился над своим пациентом.

— Опять бредит! — недовольно пробормотал он. — О чем, черт его побери, он говорит?

— Мне кажется, месье, он ищет какой-то дом, — тихо ответила стоявшая рядом сестра милосердия из соседней миссии.

— Ну, в общем так! — грубовато заявил врач. — Или он оставляет эти свои поиски, или я за него не ручаюсь, Сколько можно твердить об одном и том же! Сигрейв! Эй, Сигрейв, вы меня слышите?

Ему удалось ненадолго привлечь внимание больного.

Глаза Сигрейва медленно открылись и остановились на лице врача.

— Ну вот что, приятель. Возьмите себя в руки. Плюньте вы на этот дом, и я мигом вас вытащу. Никуда он от вас не денется. Вот выздоровеете и ищите его сколько душе угодно.

— Да, — покорно согласился Джон. — Не денется. Тем более что его никогда и не было.

— Вот и славно! — развеселился доктор. — Теперь вы быстро пойдете на поправку.

Он ушел, громогласно обсуждая что-то с сестрой, а Джон Сигрейв лежал и размышлял. Лихорадка на время отступила, и он мог наконец собраться с мыслями. Вскоре он уже точно знал, что ему нужно. Ему нужно найти Дом.

Целых десять лет он старался о нем не думать. Одна мысль, что он может увидеть его снова, повергала его в ужас. Это теперь он понял, что встреча все равно неизбежна, а тогда, десять лет назад…

Он лежал и вспоминал. Дом приснился ему только еще раз. Джон отлично помнил, какой панический ужас охватил его сначала, как медленно и осторожно он приближался к Дому и какое облегчение охватило его, когда он понял, что Дом опустел.

От него как раз медленно отъезжал большой мебельный фургон. Джон сразу догадался, что это последний жилец вывозит свои вещи. Он подошел к фургону и заговорил с возчиком. Тот был одет во все черное, и грузчики были в черном, и фургон, и лошади с пышными гривами — все было черным. Джон помнил, это произвело на него очень тягостное впечатление, и все пытался понять почему, но не смог. Так или иначе, он оказался прав. Возчик объяснил ему, что последний жилец выезжает, срок аренды кончился, и Дом будет стоять пустым, пока его владелец не вернется из-за границы. Кажется, он уехал куда-то в Африку.

Проснувшись, он понял, что снова может смотреть на Дом без содрогания. Месяцем позже пришло письмо от Мейзи (она упорно продолжала писать ему раз в месяц), в котором, среди прочего, сообщалось, что Аллегра Керр в точности повторила судьбу своей матери и что, хотя все это чудовищно несправедливо и очень грустно, возможно, смерть стала для нее избавлением. Это известие уже не застигло Джона врасплох. Сон с черным фургоном в какой-то мере подготовил его к этому. Но все это было странно.

Очень странно. Самое скверное, с тех пор он не мог больше отыскать этот Дом, как ни старался. Он не помнил к нему дорогу.

Лихорадка вернулась, снова погрузив Джона в липкий и нескончаемый кошмар, и он забился в постели, пытаясь отыскать свой Дом.

Как же он мог забыть: ведь Дом стоит на холме! Значит, придется подниматься. Вверх, вверх, все время вверх.

Но как тяжело! И главное, он снова сорвался, и который раз подъем приходится начинать сначала. Проходят дни, месяцы, может, годы — он не был уверен — а он все поднимается. Иногда откуда-то снизу доносится голос врача, но ему нельзя оглядываться, он слишком занят. И потом, этот голос запрещает ему искать Дом, как будто это возможно.

Нет, он должен успокоиться. Разве можно искать Дом в такой спешке? Нужно успокоиться и отдохнуть. Но до чего же жарко! Нет, что это он? Разве ему жарко? Ведь на самом деле ему холодно, очень холодно. Вокруг снег, и лед, и голубые громады айсбергов. Но как же он устал!

Нет, не стоит больше оборачиваться: на это уходит слишком много сил. А вот и лужайка. Какая удача! Зеленая тенистая лужайка прямо среди холода, снега и айсбергов. Как же ему повезло! А какие здесь деревья!

Хотя разве это деревья? Впрочем, не важно. А это что?

Наверное, цветы. Синие, золотые. Но как же здесь все знакомо! Ну конечно, он уже бывал здесь прежде. Вон там, сквозь ветви деревьев, уже виден Дом. И как же он прекрасен! Ничто не может затмить его красоты. Джон поднимается на ноги и спешит к Дому. Подумать только! Он еще ни разу не побывал внутри. Как глупо! Стоило столько времени носить в кармане ключ. Уж конечно внутри Дом еще красивее, чем снаружи, тем более сейчас, когда его подготовили к приезду хозяина, который наконец вернулся. Но чьи-то руки хватают его и оттаскивают назад, трясут в воздухе, как тряпку. Какой грубый голос: «Держись, парень! Не уходи! Ты ведь можешь, я знаю». Глаза Джона чуть приоткрылись и безразлично скользнули по перекошенному — словно от злобы — лицу врача. Рядом черной тенью стояла какая-то монахиня. «Кто эти люди? — удивился Джон. — И что им от меня нужно? Неужели нельзя просто побыть одному? Мне ведь больше ничего не нужно. Только вернуться к Дому. Какие грубые у этих людей руки!» Они тащат его, тащат все дальше от Дома. А у него совсем не осталось сил сопротивляться. Хотя нет, есть еще один способ. Нужно наконец проснуться, и тогда он просто ускользнет от них, как ускользают в момент пробуждения грезы. Он просто ускользнет от них.

Сигрейв прикрыл глаза и снова увидел вдали белые стены. Теперь голос врача доносился до него все слабее, и он почти не чувствовал на себе чужих рук. Он засмеялся и двинулся вперед.

Теперь он был уже у самых дверей, и ничто больше не нарушало царящих вокруг тишины и покоя. Джон порылся в кармане и, достав ключ, не спеша отпер дверь.

Подождал мгновение на пороге, наслаждаясь ощущением совершенного, невероятного счастья, вдохнул полной грудью и шагнул внутрь.

Актриса

В четвертом ряду партера мужчина в дешевом мятом костюме подался вперед и недоверчиво прищурился, глядя на сцену.

— Мать честная! — пробормотал он. — Нэнси Тейлор!

Богом клянусь: Нэнси Тейлор собственной персоной!

Он достал из кармана смятую программку, развернул ее и прочел имя, набранное самым крупным шрифтом.

«Ольга Стормер! Вот, стало быть, как ты теперь себя называешь? Звездой, значит, стала. Денег, понятно, куры не клюют. А настоящее свое имя, поди, уже и забыла? Ну ничего, Джейк Левитт тебе напомнит».

Первый акт закончился, занавес опустили, и зал разразился аплодисментами. Ольга Стормер, актриса, чья звезда взошла на театральной сцене несколько лет назад и чье имя было известно теперь каждому, в роли Коры из «Карающего ангела»[12] превзошла саму себя.

Джейк Левитт не аплодировал — он ухмылялся. Господи! Вот же повезло! А он-то еще голову ломал, где б раздобыть денег. Она, понятно, попробует выкрутиться, но не на того напала. Уж он обделает это дельце по высшему разряду. Это же настоящая золотая жила!

На следующее утро «золотая жила» Джейка Левитта сидела в своей гостиной, отделанной в красно-черных тонах, и в который раз перечитывала его письмо. Ее подвижное обычно лицо, казалось, застыло в бледную красивую маску, брови угрожающе сдвинулись, а живые серо-зеленые глаза рассматривали письмо так, словно это была ядовитая змея.

Своим изумительным голосом, способным передавать тончайшие оттенки эмоций, она позвала секретаршу:

— Мисс Джонс!

Из соседней комнаты тут же появилась аккуратная девушка с блокнотом и карандашом наготове.

— Позвоните, пожалуйста, мистеру Дэнхену. Он мне нужен немедленно.

Сид Дэнхен, ее импресарио, вошел в комнату, готовый к чему угодно. Вся его жизнь проходила в борьбе с бесчисленными капризами и слабостями великих актрис. Он в совершенстве умел льстить, смешить, развлекать, утешать или запугивать — в зависимости от ситуации. К его великому облегчению, Ольга выглядела совершенно спокойной. Она небрежно перебросила ему через стол записку:

— Прочтите.

Письмо было написано на дешевой бумаге и с ошибками.

«Дорогая мадам.

Я в восторге от вашего выступления в «Карающем ангеле» вчера вечером. Когда-то давно у меня была хорошая подруга в Чикаго. Нэнси Тейлор ее звали. Подумываю написать про нее статью. Если вас это интересует, готов заглянуть к вам в любое время дня или ночи.

С уважением Джейк Левитт».

Дэнхен озадаченно поднял брови.

— И что? Кто такая эта Нэнси Тейлор?

— Девушка, которой лучше было бы умереть, Дэнни. — В голосе Ольги звучали вся усталость и горечь, накопившиеся за тридцать четыре года ее жизни. — Да она, в сущности, и была мертва, пока этот стервятник ее не выкопал.

— Ого! Так, значит, это…

— Да, Дэнни, это я.

— Шантаж, разумеется?

Она кивнула.

— Да. И этот человек знает свое дело.

Дэнхен нахмурился. Ольга, прикрыв лицо длинными тонкими пальцами, спокойно его разглядывала.

— А если все отрицать? — спросил он. — Прошло столько времени. Как он может быть уверен, что это именно вы?

Ольга покачала головой.

— Левитт живет тем, что шантажирует женщин. Он никогда не ошибается.

— Полиция? — неуверенно предложил Дэнхен.

Ольга лишь улыбнулась, изо всех сил стараясь не выдать своей паники. На самом деле ей казалось, что земля уходит у нее из-под ног.

— А вы не думали.., э.., ну, рассказать обо всем сэру Ричарду? Это лишило бы шантаж всякого смысла.

О помолвке Ольги Стормер и члена парламента сэра Ричарда Эверарда было объявлено несколько недель назад.

— Уже. Как только он сделал мне предложение.

— Ну, значит, и дело с концом! — облегченно воскликнул Дэнхен.

Ольга насмешливо улыбнулась.

— Едва ли. Вы не понимаете, Дэнни. Все гораздо хуже.

Теперь, если Левитт выполнит свою угрозу, рухнет не только моя карьера, но еще и Ричарда. Насколько я понимаю, есть только два выхода.

— А именно?

— Платить, Платить ему без конца или исчезнуть и начать все сначала. — В ее голосе снова появилась усталость. — Самое смешное, Дэнни, что я ни о чем не жалею. Я была тогда голодной бродяжкой из трущоб, и мне очень хотелось оттуда выбраться. И еще я застрелила человека — правда, он больше напоминал скотину и вполне это заслужил. Тем более что случилось это при таких обстоятельствах, что ни один суд не признал бы меня виновной. Теперь-то я это знаю, но тогда, тогда я была глупой перепуганной девчонкой, и я просто сбежала.

Дэнхен кивнул.

— Полагаю, — медленно проговорил он, — самого Левитта прижать нечем?

Ольга покачала головой.

— Сомневаюсь. Он слишком труслив, чтобы пойти на что-то серьезное. — Она нахмурилась, словно прислушиваясь к собственным словам. — Труслив! Мне кажется, это можно использовать.

— Что, если сэр Ричард встретится с ним и припугнет? — предложил Дэнхен.

— У Ричарда для этого слишком тонкая натура. В белых перчатках такие дела не делают.

— Тогда позвольте мне…

— Простите, Дэнни, но вы подходите для этого еще меньше. Здесь нужно что-то среднее между силой и интеллектом. Здесь нужна хитрость. Иными словами, здесь нужна женщина. Причем женщина, которой не понаслышке знакомы темные стороны жизни. Думаю, Ольга Стормер подойдет как нельзя лучше. Помолчите, вы меня сбиваете.

Она подалась вперед и закрыла лицо руками. Неожиданно вскинув голову, она спросила:

— Как зовут эту девушку, которая хочет меня дублировать? Маргарет Райан, кажется? У нее еще очень похожие на мои волосы.

— Волосы у нее, конечно, что надо, — недовольно проговорил Дэнхен, глядя на пожар, полыхающий на голове Ольги. — Собственно говоря, они точная копия ваших, но на этом сходство и заканчивается. Собираюсь уволить ее на следующей неделе.

— Придется повременить, Дэнни, и, возможно, даже дать ей сыграть Кору. — Она одним жестом успокоила сорвавшегося с места импресарио. — Скажите мне честно, Дэнни: по-вашему, я умею играть? Я имею в виду действительно играть, а не красоваться в дорогих платьях.

— Играть? О Господи! Ольга, вы не просто актриса, вы — лучшая! Я не видел ничего подобного со времен Дузе[13]!

— Хорошо. Тогда все должно получиться. Если, конечно, я не ошибаюсь и Левитт трус. Нет, Дэнни, не спрашивайте меня ни о чем. Просто свяжитесь с этой девушкой, Райан, и скажите ей, что она меня заинтересовала. Пригласите ее от моего имени на обед. Не думаю, что она откажется.

— Да уж.

— Еще мне нужны какие-нибудь сильнодействующие таблетки. Такие, чтобы можно было усыпить человека на пару часов, не причинив ему особого вреда.

Дэнхен усмехнулся.

— Есть такие. Головная боль, правда, у нашего друга будет такая, что не позавидуешь, но и только.

— Хорошо. Ступайте, Дэнни. Остальное я возьму на себя. Мисс Джонс! — позвала она.

Мгновением позже карандаш уже парил над блокнотом, а Ольга, расхаживая по комнате, диктовала письма.

Она никогда не писала ответы своей рукой.

Вскрывая долгожданный конверт, Джейк Левитт широко ухмыльнулся.

«Дорогой сэр!

Боюсь, леди, о которой вы упомянули в письме, мне не знакома. Однако я встречаюсь со множеством людей и вполне могу ошибаться. Буду рада, если вы поможете мне исправить это недоразумение, заглянув сегодня в девять часов вечера.

С уважением Ольга Стормер».

Левитт понимающе кивнул. Умное письмо! Признаться, он был немного разочарован, что ему не удастся его использовать. С другой стороны, она согласилась с мим встретиться. Золотая жила заработала!

Ровно в девять часов он нажал на кнопку звонка. В квартире никто не откликнулся, и он уже собирался звонить снова, когда заметил, что дверь не заперта. Он толкнул ее и вошел в холл. Осмотревшись, он прошел направо и оказался в гостиной, отделанной в черно-красных тонах.

На столе, в круге света от лампы, лежала записка:

«Пожалуйста, подождите. Я скоро вернусь.

О. Стормер».

Левитт уселся. Терпения ему было не занимать, но, подождав немного, он вдруг почувствовал себя неуютно.

Что-то было не так. В квартире стояла абсолютная, мертвая тишина, и тем не менее его не оставляло совершенно отчетливое ощущение, что он здесь не один. Он поежился, вытер со лба пот и удивленно взглянул на руку.

Ощущение дискомфорта все усиливалось. Тихонько выругавшись, Левитт вскочил с места и заходил по комнате. Ну, она ему заплатит за это ожидание…

Он сдавленно вскрикнул, едва на наступив на руку, высовывающуюся из-под бархатной черной портьеры. Нагнувшись, он осторожно ее потрогал. Рука была холодная.

Очень холодная и мертвая. Он рывком отбросил портьеру.

За ней ничком лежала женщина, подломив под себя одну руку и вытянув в сторону другую. Вокруг ее головы раскинулся по полу нимб золотистых волос.

Ольга Стормер! Он дрожащими пальцами нащупал ее запястье. Пульса, как он и ожидал, не было. Вот черт! Девчонка избрала не лучший способ сбежать от него. Взгляд Левитта остановился на двух шелковых кисточках, лежавших на спине Ольги. Его глаза расширились: кисточками заканчивался красный шнур, уходивший под копну рыжих волос.

Левитт осторожно потянул за один кончик, и голова женщины неожиданно легко повернулась к нему лицом. Оно было трупного синеватого цвета. Левитт вскрикнул и отскочил назад. Что-то здесь было не так. Голова у него шла кругом, но две вещи он знал абсолютно точно: эта женщина убита, и это не Ольга Стормер!

Услышав позади шорох, он поспешно развернулся и встретился взглядом с горничной. Она стояла, прижавшись к стене, ее лицо было таким же белым, как наколка и фартук, а в глазах застыл самый настоящий ужас. Левитт успел еще удивиться, почему она смотрит так на него, и тут горничная простонала:

— Бог мой! Вы ее убили!

Он даже не сразу понял, что происходит, и поспешно возразил:

— Нет, нет, она уже была мертвой, когда я пришел.

— Я.., я все видела. Вы ее задушили.

На лбу Левитта выступил холодный пот. Должно быть, горничная появилась как раз в тот момент, когда он потянул за шнур. Он беспомощно огляделся. Горничная была перепугана до смерти. Можно было не сомневаться, что именно она расскажет в полиции. Все случилось на ее глазах, она будет твердить это под страхом смерти. И отнимет у него жизнь в полной уверенности, что говорит правду.

Господи! Ну надо же было так влипнуть! Даже не верится. Стоп! Может быть, и не нужно верить? Он пристально посмотрел на горничную.

— Вы отлично знаете, что это не ваша хозяйка.

— Конечно, — механически отозвалась девушка. — Это ее подруга. Но они обе здесь были и, как всегда, ругались.

Актрисы — они все такие.

Ловушка! Теперь он это понял.

— А где же тогда хозяйка?

— Ушла десять минут назад.

Ловушка! И он попался в нее, как кролик. Черт! Он же знал, что с этой стервой нужно быть осторожнее! И вот, пожалуйста: она разом избавилась и от соперницы, и от него. Господи, да его же повесят! Повесят за убийство, которое он не совершал!

Какое-то движение заставило его поднять глаза. Горничная осторожно пробиралась бочком к двери. Он лихорадочно соображал. Его взгляд метнулся к телефону и снова вернулся к девушке. Черт! Нужно любой ценой заставить ее молчать. Это единственный выход. Единственный способ избежать виселицы. Оружия у него нет, остается… Его глаза, ощупывавшие комнату, вдруг остановились и начали расширяться. На столике, совсем рядом с горничной, лежал маленький револьвер с инкрустированной рукояткой. Если бы только он успел добраться до него первым.

Девушка перехватила его взгляд, сделала всего один шаг и, схватив револьвер, направила ему в грудь. И, хотя его дуло тряслось и ходило из стороны в сторону, Левитт понимал, что с такого расстояния промахнуться просто немыслимо. А что револьвер, принадлежащий такой женщине, как Ольга Стормер, заряжен, сомневаться не приходилось.

Он застыл на месте, затравленно озираясь. Горничная держала его на мушке, но теперь она стояла в полуметре от двери, и проход был свободен. Левитт решил, что, если ее не трогать, она ни за что не решится выстрелить. Он глубоко вдохнул, рванулся к двери, промчался через холл и выскочил на улицу. Входная дверь захлопнулась за его спиной, обрезав слабый дрожащий крик:

— Полиция! Убийство!

Сбегая с крыльца, он подумал, что на месте горничной орал бы куда громче. Он огляделся по сторонам, быстро пересек улицу и, свернув за угол, перешел на торопливый шаг обычного горожанина. Он точно знал, что ему теперь делать. Сначала нужно как можно быстрее попасть в Грейвс-Энд, откуда корабли отправляются в самые отдаленные части мира. У него был знакомый капитан, который никогда не задавал лишних вопросов.

А оказавшись на борту и в открытом море, он будет в безопасности.

Через два часа в квартире Дэнхена зазвонил телефон:

— Дэнни, подготовьте, пожалуйста, контракт с мисс Райан. Завтра Кору будет играть она. Успокойтесь, Дэнни, вы же знаете, что со мной бесполезно спорить. Я в огромном долгу перед ней за сегодняшний вечер. Что? Да-да, думаю, все улажено. Кстати, если она будет уверять вас, что я прекрасный гипнотизер, особенно не удивляйтесь. Я действительно погрузила ее в транс. Ну как? Две таблетки в кофе и несколько пассов. Затем загримировала ее и наложила жгут на левую руку. Это чтобы пульс не прощупывался. Ну, не хотите — не верьте. Ладно. Завтра утром все расскажу. Сейчас мне нужно спешить. Скоро вернется из кино горничная, и совсем ни к чему, чтобы она увидела меня в своем фартуке. Ох, Дэнни, как жаль, что вы меня сегодня не видели! Этим вечером я сыграла лучшую свою роль. Я была права! Джейк Левитт и в самом деле оказался трусом. И… О, Дэнни, какая же я актриса!

На грани

Клэр Холивел вышла из своего дома и направилась к калитке, легонько помахивая корзиной, в которую были сложены фляга с супом, немного винограда и кастрюлька со студнем домашнего приготовления. Как ни мала была деревушка Дэймер-Энд, без нищих не обходилось и в ней, а Клэр была примерной христианкой.

В свои тридцать три года Клэр Холивел сохранила прекрасную осанку, здоровый цвет лица и живые карие глаза.

Вряд ли ее можно было назвать красивой, но она всегда выглядела бодрой, свежей и энергичной, как, в общем-то, и положено выглядеть настоящей англичанке. В деревне ее все любили, и никто никогда не сказал о ней дурного слова. С тех пор, как два года назад умерла ее мать, Клер жила в доме одна, но она не жаловалась. В конце концов, у нее был пес Ровер, небольшой курятник и масса работы на свежем воздухе.

Когда она отпирала калитку, мимо промчался двухместный автомобиль, и сидевшая за рулем женщина в красной шляпке небрежно помахала ей рукой. Клэр стиснула зубы и помахала в ответ. У нее тут же заныло сердце. Впрочем, это случалось всякий раз, как она видела Вивиан Ли.

Жену Джералда!

Меденхэм-Грэндж, родовое имение семьи Ли, располагалось в нескольких милях от деревни. Нынешним его владельцем был сэр Джералд Ли — мужчина пожилой и, как считалось в округе, весьма суровый. Суровость эта, правда, была большей частью напускной и, вдобавок, сочеталась с крайней застенчивостью. В детстве они с Клэр играли в одной песочнице, потом подружились, и с годами эта дружба становилась лишь крепче, обещая — Клэр, во всяком случае, в этом не сомневалась — со временем перейти в новое качество. В полной уверенности, что рано или поздно это случится, Клэр и не думала торопить события, и однажды…

Она прекрасно помнила тот день — почти уже год назад, — когда тихую деревушку потрясло известие, что сэр Джералд женится на какой-то мисс Харпер — особе, которую никто в глаза не видел и слыхом о ней не слыхивал!

Новую леди Ли в деревне невзлюбили сразу же. Она не проявляла ни малейшего интереса к приходским делам, на охоте скучала, презирала спорт и даже не думала скрывать, что ненавидит деревню. Все только головами качали, от души сочувствуя сэру Джералду, но прекрасно его при этом понимая. Вивиан Ли была настоящей красавицей, особенно в сравнении с Клэр Холивел: миниатюрная, грациозная, с копной вьющихся золотисто-рыжих волос и вызывающе огромными фиалковыми глазами.

Джералд Ли, по простоте душевной, решительно не видел препятствий к тому, чтобы его жена и Клэр стали лучшими подругами, и постоянно приглашал последнюю в Грэндж на обеды. Его жена, в свою очередь, старалась при каждой встрече выразить Клэр свое дружеское расположение — вот как сегодня утром, например.

Корзина с провизией предназначалась одной выжившей из ума старушке. Добравшись до места, Клэр обнаружила там викария Уилмота, и в обратный путь они двинулись уже вместе. На перекрестке, где им нужно было расходиться, они еще немного постояли, обсуждая приходские дела.

— Джонс снова запил, — печально сообщил викарий. — Странно. Он ведь добровольно принял обет трезвости.

— Мерзавец, — коротко сказала Клэр.

— Не судите его строго, — смиренно проговорил викарий. — Мы не можем понять его искушений, поскольку стремление к спиртному нам чуждо, но у каждого свои искушения, и, думаю, его нужно простить.

— Может быть, — неуверенно ответила Клэр.

Викарий искоса взглянул на нее.

— Некоторым посчастливилось избежать искушений, — мягко произнес он, — но это лишь до поры до времени.

Молитесь, дабы чаша сия вас минула.

Он попрощался и торопливо зашагал прочь. Клэр задумчиво кивнула и, повернувшись, нос к носу столкнулась с сэром Джералдом Ли.

— Привет, Клэр. Как хорошо, что я тебя встретил! Ты отлично выглядишь. Какой у тебя чудесный цвет лица, — продолжал он, не подозревая, что минутой раньше этого цвета еще не было. — Представляешь, у Вивиан заболела мать и она уезжает в Борнмут. Боюсь, сегодняшний обед отменяется. Может, во вторник?