Томми и Таппенс Бересфорд (№3) - Агент "Н" или "М"

Крепко целую.

Мама».

Таппенс вырвала из блокнота еще один листок.

«Милый Дерек!

Бесконечно рада получить от тебя весточку. Если не хватает времени на письма, посылай хотя бы открытки. Я перебралась к тете Грейси. Погощу у нее немножко. Меня все еще держат в резерве — в моих драгоценных услугах никто не нуждается. Чудеса!.. Твой отец, как я тебе уже писала, получил работу в министерстве снабжения. Он где-то на севере. Это лучше, чем ничего, но, конечно, совсем не то, о чем он мечтал. Что поделаешь! Придется нам смириться и скромненько плестись в задних рядах, а вести войну будете вы, глупые мальчишки. Не пишу тебе: «Береги себя» — я ведь понимаю, что твой долг поступать как раз наоборот. Но все-таки не рискуй без толку.

Обнимаю.

Мама».

Таппенс запечатала конверты, надписала адреса, наклеила марки и по дороге в «Сан-Суси» отправила письма. Она была уже у подножия холма, когда ее внимание привлекли две фигуры, стоявшие поодаль и поглощенные разговором. Таппенс приросла к месту. Это была вчерашняя незнакомка, и разговаривал с нею Карл фон Дайним.

«Прикрытия никакого», — с огорчением отметила про себя Таппенс. Подойти к собеседникам так, чтобы подслушать разговор, ей не удастся. В довершение всего как раз в эту минуту молодой немец повернул голову и увидел миссис Бленкенсоп. Пара немедленно рассталась. Женщина поспешно спустилась вниз по холму, перешла через дорогу и разминулась с Таппенс. Карл фон Дайним, дождавшись, пока Таппенс поравняется с ним, спокойно и вежливо пожелал ей доброго утра.

— Какое странное лицо у женщины, с которой вы только что разговаривали, мистер фон Дайним! — немедленно начала Таппенс.

— Неудивительно. Восточноевропейский тип. Она полька.

— Неужели? Это ваша знакомая?

— Отнюдь, — сухо ответил Карл. — Я вижу ее впервые.

— Вот как! А я-то думала… — артистически сделала паузу Таппенс.

— Она обратилась ко мне за справкой. Говорили мы по-немецки — она плохо понимает английский язык.

— И что же она ищет?

— Она спросила, не живет ли где-нибудь поблизости некая миссис Готлиб. Я ответил, что не знаю такой. Тогда она сказала, что, наверно, перепутала название пансиона.

— Понятно, — задумчиво протянула Таппенс.

Мистер Розенштейн. Миссис Готлиб. Таппенс украдкой глянула на Карла фон Дайнима. Он шел рядом с ней, и его замкнутое лицо ничего не выражало. Стригшая незнакомка казалась Таппенс все более подозрительной. К тому же Таппенс была почти убеждена, что разговор, которому она помешала, начался задолго до того, как немец заметил ее.

Карл фон Дайним? Вот он стоит с Шейлой. «Будь осторожен…»

«Дай бог, чтобы эта парочка не была ни в чем замешана! Они оба такие молодые! — подумала Таппенс и тут же одернула себя: — Сентиментальная старуха — вот кто вы такая, миссис Бленкенсоп». Нацистам как раз и нужны молодые агенты. Правда, Томми считает, что Шейла ни во что не замешана. Но Томми мужчина, а Шейла красива, так красива, что дух захватывает. Карл и Шейла, а за их спиной загадочная фигура миссис Перенны.

Таппенс медленно поднялась по лестнице к себе в номер.

Вечером, перед сном, Таппенс выдвинула ящик своего письменного стола. В углу ящика стояла японская шкатулочка с ненадежным дешевым замком. Таппенс натянула перчатки, отперла шкатулочку, откинула крышку. Внутри лежала пачка писем. Самое верхнее — то, что пришло сегодня от «Раймонда», — Таппенс со всеми предосторожностями развернула. Губы ее сурово сжались. Еще утром в складке письма лежала неприметная ресничка. Сейчас реснички уже не было.

Она подошла к умывальнику, где стоял пузырек с безобидной этикеткой «Тальк». Затем ловко припудрила тальком письмо и лакированную крышку шкатулочки. Отпечатков пальцев ни на бумаге, ни на крышке не оказалось. Таппенс еще раз удовлетворенно, хотя и мрачно кивнула головой. Там должны были оказаться отпечатки пальцев — ее собственные. Конечно, служанка могла прочесть письма из любопытства, но это маловероятно. И уж вовсе невероятно, чтобы она стала возиться и подбирать ключи к Шкатулке. И потом, разве ей пришло бы в голову стереть отпечатки пальцев?

Кто же тогда? Миссис Перенна? Шейла? Кто-нибудь другой? Кто бы ни был этот человек, он интересуется дислокацией британских войск.

План кампании, составленный Таппенс, был, в общем, очень прост. Во-первых, наметить возможные версии. Во-вторых, провести небольшой эксперимент, чтобы выяснить, есть ли в «Сан-Суси» постоялец, который интересуется дислокацией войск, но старается свой интерес скрыть. В-третьих, установить, кто это.

Именно этот третий этап операции и обдумывала Таппенс, лежа в постели на следующее утро. Размышления ее были прерваны Бетти Спрот, которая невзирая на ранний час проникла в комнату.

Бетти была сегодня особенно энергична и разговорчива. Она тут же вскарабкалась на постель Таппенс — девочка очень привязалась к миссис Бленкенсоп, — сунула ей под нос растрепанную книжку с картинками и тоном, не допускающим возражений, скомандовала:

— Титай! — Таппенс послушно начала читать: «Гуси, гуси, вы куда? Вверх и вниз, туда-сюда».

Бетти, заливаясь радостным смехом, восторженно заверещала: «Велх, велх, велх», а затем принялась ползать но полу, играя ботинками Таппенс и деловито лепеча что-то на своем языке.

Поглощенная своими заботами, Таппенс уже не замечала гостью. «Следующий шаг сделать несложно, — думала Таппенс. — Только нужно, чтобы Томми помог». Она уже сообразила, как все устроить…

Когда строишь планы, время летит быстро. Наконец появилась запыхавшаяся миссис Спрот — она уж и не знала, где искать Бетти.

— Вот ты где, скверная девочка! А я-то никак не пойму, куда ты запропастилась! Ах, простите ради бога, миссис Бленкенсоп!..

Таппенс приподнялась на постели. Бетти с ангельски кротким личиком созерцала плоды трудов своих: она вытащила из ботинок Таппенс шнурки и засунула их в стакан с водой, а теперь торжествующе тыкала в него пальчиком. Таппенс расхохоталась.

— Ах ты, маленькая баловница!.. Не беспокойтесь, миссис Спрот, — прервала она извинения соседки, — шнурки скоро высохнут. Я сама во всем виновата: надо было смотреть, чем занимается девочка. Но она вела себя так тихо…

— Вот, вот! — вздохнула миссис Спрот. — Эти малыши всегда такие: раз притихли, значит, обязательно что-нибудь натворят.

Миссис Спрот увела Бетти, и миссис Бленкенсоп поднялась с постели. Пора было приступать к осуществлению плана.

Глава шестая

Томми опасливо посмотрел на пакет, который сунула ему Таппенс.

— Та самая штука?

— Да. Осторожней, не просыпь на себя.

Томми поднес пакет к носу и энергично замотал головой.

— Постараюсь. Что за мерзкий запах!

— Асафетида, — пояснила Таппенс. — Одна щепотка, и ты, как пишут в рекламах, «начнешь удивляться, почему твой поклонник охладел к тебе».

Вскоре после этого в «Сан-Суси» произошел ряд событий.

Прежде всего в комнате мистера Медоуза обнаружился какой-то неприятный запах. Мистер Медоуз, человек по натуре не привередливый, сперва лишь вскользь упомянул об этом обстоятельстве, но вскоре тон его стал гораздо более решительным. Он призвал на совещание миссис Перенну, и хозяйка «Сан-Суси» признала, что в номере действительно чем-то пахнет. Запах резкий, неприятный. Возможно, предположила она, неисправен кран газового отопления. Томми нагнулся, осторожно обнюхал горелку и заметил, что, по его мнению, запах идет не оттуда. Он лично считает, что под полом разлагается дохлая крыса. Миссис Перенна не стала отрицать, что ей приходилось слышать о подобных вещах. Но в «Сан-Суси» крыс нет — в этом она совершенно уверена. Возможно, это не крыса, а мышь, хотя она лично никогда мышей здесь не видала. Мистер Медоуз твердо заявил, что такая вонь указывает, по меньшей мере, на крысу, и еще более твердо добавил, что не намерен ночевать в своем номере, пока не будут приняты соответствующие меры. Он вынужден просить миссис Перенну отвести ему другую комнату.

— Разумеется! — ответила миссис Перенна. Она сама как раз собиралась предложить мистеру Медоузу то же самое. Ее останавливало только то, что единственная свободная комната слишком мала и к тому же выходит не на море. Но если мистер Медоуз не возражает… Мистер Медоуз не возражал. Он хочет одного — избавиться от запаха. Миссис Перенна отвела его в комнатку, расположенную — конечно, по чистой случайности — как раз напротив номера миссис Бленкенсоп, и тут же приказала своей придурковатой служанке перенести туда вещи мистера Медоуза. Сама же она немедленно пошлет за столяром, который вскроет пол и выяснит происхождение запаха. Таким образом, дело было улажено к общему удовлетворению.

Вторым событием явилась болезнь мистера Медоуза. Он чихал, глаза у него слезились. Правда, от его большого носового платка слегка припахивало луком, но этого никто не заметил, так как обильная доза одеколона почти заглушила вышеназванный аромат. В конце концов, измученный непрерывным чиханьем и сморканьем, мистер Медоуз решил полежать денек в постели. Утром того же дня миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сына Дугласа. Оно так ее потрясло, что вскоре о нем знал весь пансион. Письмо, к счастью, миновало цензуру, объяснила миссис Бленкенсоп. Его привез и бросил в ящик один из друзей Дугласа, приехавший в отпуск. Слава богу, на этот раз Дуглас мог написать ей, ничего не скрывая.

— Из письма видно, — наставительно покачав головой, добавила миссис Бленкенсоп, — как мало мы знаем об истинном положении дел.

После завтрака она отправилась к себе в комнату, открыла японскую шкатулку и спрятала в нее письмо, предварительно положив между страницами несколько крупинок рисовой пудры. Потом захлопнула шкатулку, а выйдя из комнаты, кашлянула, и в ответ на кашель из номера напротив раздалось в высшей степени правдоподобное чиханье. Таппенс улыбнулась и спустилась вниз.

Она заблаговременно предала гласности свое намерение съездить на денек в Лондон: ей надо повидаться с адвокатом и сделать кое-какие покупки. Обитатели «Сан-Суси» в полном составе устроили ей проводы и надавали всевозможных поручений — о, конечно, если только у нее найдется время.

Майор Блетчли уселся подальше от занятых болтовней женщин. Он читал газету, сопровождая чтение громкими комментариями.

— Подлые немецкие свиньи! Их летчики расстреливают из пулеметов беженцев на дорогах. Звери проклятые! Будь моя власть…

Когда Таппенс уходила, Блетчли все еще разглагольствовал о том, что было бы, если бы он руководил военными действиями.

По дороге Таппенс заглянула в сад и осведомилась у Бетти Спрот, что привезти ей из Лондона. Бетти, блаженно сжимавшая в ручонках улитку, благодарно замурлыкала и в ответ на предложение Таппенс: «Киску? Книжку с картинками? Цветные мелки для рисования?» — объявила!

— Бетти лисуй!

Цветные мелки были внесены в список покупок.

Пройдя тропинкой через сад и уже собираясь выйти на дорогу, Таппенс неожиданно наткнулась на Карла фон Дайнима. Немец стоял, прислонившись к ограде и сжав кулаки. Когда он услышал шаги и обернулся, Таппенс увидела, что его обычно бесстрастное лицо искажено страданием. Таппенс невольно остановилась и спросила:

— Чем вы так расстроены?

— Ах, всем сразу! — Голос у Карла был непривычно хриплый. — У вас, кажется, есть такая поговорка: «Ни рыба, ни мясо»?

Таппенс кивнула.

— Вот и я такой же, — с горечью продолжал Карл. — Честное слово, так дальше тянуться не может. Лучше уж сразу со всем покончить.

— Что вы хотите сказать?

— Вы были добры ко мне, — ответил молодой человек. — Вы должны понять меня. Я бежал из своей страны, потому что в ней царят несправедливость и жестокость, а здесь я надеялся найти свободу. Я ненавижу нацистскую Германию, но, увы, я все-таки немец. От этого никуда не денешься.

— Я знаю, вам трудно… — начала было Таппенс.

— Дело не в трудностях. Повторяю вам, я — немец. И когда старый вояка Блетчли, читая газету, бросает: «Подлые немецкие свиньи», у меня темнеет в глазах. Нет, я этого не вынесу!

И, уже спокойнее, Карл добавил:

— Вот я и думаю, что лучше покончить сразу. Да, сразу.

Таппенс схватила его за руку:

— Вздор! — оборвала она. — Ваши переживания вполне понятны. Любой другой на вашем месте испытывал бы то же самое.

— Почему меня не интернируют? В лагере мне было бы легче.

— Возможно. Но пока что вы делаете свое дело. И, как я слышала, нужное дело. Нужное не только Англии, но и всему человечеству. Вы занимаетесь обеззараживанием, так ведь?

Лицо Карла чуточку посветлело.

— Так. И я уже многого добился. Я разработал один метод — очень несложный и легко применимый на практике.

— Ну, вот видите, — подхватила Таппенс, — этим делом стоит заниматься, как и всем, что облегчает страдания людей, что служит созиданию, а не разрушению. А если мы ругаем своих врагов, так это вполне естественно. У вас в Германии то же самое: среди немцев есть тысячи своих майоров Блетчли, исходящих слюной при слове «Англия». Я сама ненавижу немцев, при одном упоминании о них я прихожу в ярость. Но когда я думаю о каждом немце в отдельности, о матерях, с тревогой ждущих писем от сыновей, о крестьянах, чьи посевы гибнут, о тех славных добрых простых немцах, которых я знавала, меня охватывает совсем другое чувство: я понимаю, что они такие же люди, как я. А это — самое главное.

Карл фон Дайним поднес руку Таппенс к губам и поцеловал.

— Благодарю вас. Все, что вы сказали, справедливо и верно. Постараюсь взять себя в руки.

«Боже мой! — думала Таппенс по дороге в Лихемптон. — Как ужасно, что самый симпатичный мне здесь человек — немец!»

Таппенс все делала основательно. Ехать в Лондон ей совсем не хотелось, но ведь если она ограничится прогулкой по окрестностям, ее могут увидеть, и в «Сан-Суси» немедленно станет об этом известно. Нет! Миссис Бленкенсоп сказала, что едет в Лондон, в Лондон она и поедет. Таппенс взяла обратный билет и, отходя от кассы, столкнулась с Шейлой Перенной.

— Хелло! — воскликнула Шейла. — Вы уезжаете? А я зашла на вокзал узнать насчет посылки — она где-то затерялась.

Таппенс изложила свои планы.

— Да, да, помню, вы что-то говорили о поездке, — небрежно бросила Шейла. — Но я не сообразила, что вы едете сегодня. Идемте, я посажу вас в поезд.

Девушка была оживленней и приветливей, чем обычно. Держалась она дружелюбно и проболтала с Таппенс до самого отхода поезда. Разговор вертелся вокруг всяких мелочей жизни в «Сан-Суси». Помахав Шейле из окна и дождавшись, пока девушка скроется из виду, Таппенс уселась в угол купе и погрузилась в серьезные размышления. Случайно ли Шейла оказалась на вокзале в момент ее отъезда? Не доказывает ли это, что враг не пренебрегает никакими мелочами? А вдруг миссис Перенна решила удостовериться, что болтливая миссис Бленкенсоп действительно уехала в Лондон? Очень похоже, что так.

Таппенс удалось посовещаться с Томми только на следующий день: они с самого начала условились не вести никаких разговоров в стенах «Сан-Суси». Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на берегу во время прогулки — он уже несколько оправился от простуды. Они выбрали скамейку и уселись.

— Ну? — спросила Таппенс. Томми медленно наклонил голову.

— Да, — ответил он. — Кое-что я узнал. Но, боже мой, что это был за день! Я чуть шею себе не свернул, глядя в замочную скважину.

— Неважно! — проявив полную бесчувственность, отрезала Таппенс. — Рассказывай.

— Первой в комнате побывала горничная — застелила постель, прибрала. Затем зашла миссис Перенна, но еще при горничной — за что-то ей выговаривала. Заглянула Бетти — взяла там свою собачку.

— Ну, ну, а потом?

— А потом туда зашел один человек, — медленно сказал Томми.

— Кто?

— Карл фон Дайним.

— Ох!

Сердце Таппенс сжалось. Значит…

— Когда? — спросила она.

— Во время второго завтрака. Он вышел из столовой раньше остальных, поднялся к себе, затем прокрался по коридору в твой номер. Пробыл там с четверть часа.

Томми помолчал и прибавил:

— Думаю, что теперь вопрос решен.

Таппенс кивнула. Да, теперь все ясно. У Карла фон Дайнима может быть лишь одна причина забираться в комнату миссис Бленкенсоп и проводить там четверть часа. Какой, однако, превосходный актер! В его вчерашней тираде звучала неподдельная искренность. Впрочем, в какой-то мере он, наверно, и был искренен.

— Жаль! — процедила Таппенс.

— Мне тоже, — отозвался Томми. — Он славный парень.

— Итак, мы более или менее разобрались что к чему, — продолжала Таппенс. — Карл фон Дайним работает вместе с Шейлой и ее мамашей. Заправляет всем, вероятно, миссис Перенна. Кроме того, есть еще та иностранка, что вчера говорила с Карлом.

— Что мы предпримем теперь?

— Надо пошарить в комнате миссис Перенны — вдруг найдем там ниточку, за которую можно ухватиться. Возьмем под наблюдение и саму хозяйку: мы должны узнать, где она бывает, с кем встречается. Давай вызовем сюда Алберта, Томми.

Томми задумался.

Когда-то Алберт, тогда еще скромный рассыльный в отеле, работал заодно с молодыми Бирсфордами и принимал участие в их делах. Потом он служил у них, а лет шесть тому назад женился и стал счастливым владельцем «Утки и пса», кабачка в южной части Лондона.

— Алберт будет в восторге, — стремительно развивала свою мысль Таппенс. — Он остановится в отеле у вокзала и будет следить за миссис Перенной, а если понадобится — и за кем угодно.

— Неплохо придумано, Таппенс! Алберт — человек подходящий. И вот еще что: нам надо понаблюдать за этой мнимой полькой. По-моему, она представляет другую ветвь организации.

— Совершенно согласна. Сюда она либо приходит за инструкциями, либо доставляет информацию. Как только она появится снова, кто-нибудь из нас пойдет за нею и разузнает о ней поподробнее.

— А как нам пошарить в комнате миссис Перенны и заодно в номере Карла?

— У него мы едва ли что-нибудь обнаружим. Он немец, полиция может в любой момент нагрянуть к нему с обыском. Поэтому он, безусловно, настороже и не держит у себя ничего подозрительного. С Перенной же будет трудно. Когда она уходит, дома обычно остается Шейла. Кроме того, в комнате хозяйки частенько торчит миссис О'Рорк, а по лестнице постоянно снуют миссис Спрот и Бетти.

Таппенс помолчала.

— Удобней всего во время второго завтрака, — сказала наконец она. — Что, если у меня разболится голова и я уйду к себе? Нет, не годится — кто-нибудь обязательно явится ухаживать за мной. Постой, придумала! Перед завтраком я потихоньку скроюсь у себя в номере, а потом скажу, что у меня болела голова.

— А не лучше ли этим заняться мне? Простуда хоть завтра может опять уложить меня в постель.

— Нет уж. Если меня застанут в спальне хозяйки, я всегда вывернусь: скажу, что искала аспирин или что-нибудь в этом роде. Присутствие же там мужчины вызовет куда больше разговоров.

— К тому же скандального характера, — усмехнулся Томми, но улыбка у него мгновенно погасла. — Надо торопиться: сегодня в газетах плохая сводка. Мы должны напасть на след, и поскорее.

Продолжая прерванную прогулку, Томми завернул на почту, откуда позвонил мистеру Гранту и доложил, что «последняя операция прошла успешно и что наш друг К, несомненно причастен к делу». Затем он написал и отправил письмо, адресованное мистеру Алберту Ватту, купил газету и неторопливо отправился в «Сан-Суси». Вскоре его нагнала двухместная машина, и он услышал оглушительный, но приветливый голос капитана Хейдока:

— Хелло, Медоуз! Вас подвезти?

Томми с благодарностью принял предложение и сел в автомобиль.

— Ну, как ваша простуда? В состоянии вы сыграть партию в гольф?

Томми ответил, что охотно сыграет.

— Значит, завтра, часов в шесть. Идет?

— Благодарю! С удовольствием.

Хейдок круто свернул к воротам «Сан-Суси».

— Как поживает прекрасная Шейла?

— По-моему, хорошо, только я редко ее вижу.

— Держу пари, реже, чем вам хотелось бы, — расхохотался Хейдок. — Красивая девчонка, только слишком уж часто встречается с этим проклятым немцем. И что она только в нем нашла?

— Тс-с! — предостерег Медоуз. — Вон он поднимается по холму, следом за нами.

— Плевать! Пусть слышит. Я с удовольствием двину мистера Карла коленом под зад. Каждый порядочный немец дерется сейчас за свое отечество, а не удирает сюда, чтоб избежать опасности.

— Что ж, и это неплохо: в случае вторжения одним немцем будет меньше.

— Вы хотите сказать, что этот уже вторгся к нам? Ха-ха-ха! Недурно сказано, Медоуз. Нет, не верю я в эти басни о вторжении. Никто к нам никогда не вторгался и никогда не вторгнется. У нас, слава богу, еще есть флот!

Сделав эту патриотическую декларацию, капитан выжал сцепление, и машина понеслась к «Приюту контрабандистов».

Когда Таппенс добралась до ворот «Сан-Суси», было уже без двадцати два. Она свернула с дорожки, прошла садом и незаметно проникла в дом через застекленную дверь гостиной. Подождала, пока горничная Марта пройдет через холл, сняла ботинки и одним духом взбежала по лестнице. Затем прошла к себе, надела мягкие домашние туфли и на цыпочках прокралась в спальню миссис Перенны.

Очутившись в комнате, Таппенс огляделась и почувствовала, что ее охватывает отвращение. Не слишком приятное у нее занятие. А если миссис Перенна — всего лишь миссис Перенна, то и вовсе непростительно. Лезть в личную жизнь человека…

«Мы ведем войну!» — взяла себя в руки Таппенс. Она подошла к туалетному столику, быстрыми и точными движениями выдвинула ящики, просмотрела их содержимое. Ничего. Зато один из ящиков бюро, кажется, заперт. Это уже утешительнее. Отправляясь в Лихемптон, Томми получил кое-какой инструмент и указания, как с ним обращаться. Всеми этими сведениями он поделился с Таппенс. Несколько ловких движений, и бюро открылось. В нем оказались шкатулка с драгоценностями и денежный ящик, где лежало двадцать фунтов бумажками и немного серебра. Кроме того, там была еще кипа бумаг. Они-то и представляли для Таппенс наибольший интерес. Она принялась наспех просматривать их — времени в ее распоряжении очень мало. Закладные на «Сан-Суси», чековая книжка, письма… Время летело, Таппенс бегло просматривала документы, изо всех сил пытаясь не пропустить что-нибудь подозрительное. Два письма из Италии от подруги — пустая болтовня о чем попало, на первый взгляд, совершенно безобидная. Письмо некоего Саймона Мортимера из Лондона — деловая записка настолько ничтожного содержания, что Таппенс удивилась — зачем ее хранят. Быть может, мистер Мортимер тоже не так безобиден, как кажется. В самом низу еще одно письмо. Выцветшие чернила, подпись «Пат». Начинается так: «Эйлин, родная, пишу тебе в последний раз…»

Таппенс сложила листок, привела в порядок бумаги и, внезапно насторожившись, задвинула ящик — запереть уже не успеешь… Когда дверь распахнулась и на пороге появилась миссис Перенна, Таппенс растерянно перебирала пузырьки, стоявшие на умывальнике.

— Ах, простите, миссис Перенна! — с расстроенным и глупым видом повернулась к хозяйке миссис Бленкенсоп. — После прогулки у меня страшно разболелась голова. Я решила лечь и принять аспирин, но не нашла. Вот я и подумала, что вы не обидитесь, если… А я знала — у вас есть аспирин: вы на днях давали мисс Минтон.

Миссис Перенна решительно шагнула в комнату, и в голосе ее зазвучали резкие нотки:

— Пожалуйста, миссис Бленкенсоп. Но почему вы не сказали мне?..

— Конечно, мне так и следовало сделать. Но вы завтракали, а я очень не люблю беспокоить людей…

Миссис Перенна проследовала к умывальнику, нашла нужный пузырек и сухо бросила:

— Сколько таблеток?

Миссис Бленкенсоп попросила три, в сопровождении хозяйки добралась до своей комнаты и поспешно отказалась от предложенной ей грелки. На прощание миссис Перенна не удержалась и выпустила последний заряд:

— А ведь у вас есть аспирин — я сама видела.

— Конечно есть, — воскликнула Таппенс. — Я знаю, что он где-то здесь, но все получилось ужасно глупо — я не смогла его найти.

— Ну что ж, отдохните как следует до чая, — сверкнув крупными белыми зубами, посоветовала миссис Перенна и вышла. Таппенс глубоко вздохнула и улеглась в постель — а вдруг хозяйка вернется. Заподозрила она что-нибудь или нет? А какие у нее крупные, белые зубы! «Чтобы поскорее съесть тебя, дорогая…» Глядя на лицо миссис Перенны, Таппенс всегда вспоминала сказку о Красной Шапочке. А руки! Большие, жестокие руки…

Она, кажется, сочла вполне естественным то, что застала Таппенс у себя в комнате. Но все равно, позднее она обнаружит, что бюро не заперто. Появятся у нее подозрения, или она решит, что сама случайно забыла повернуть ключ? Такое случается с каждым. Удалось ли ей, Таппенс, сложить бумаги в «Том же порядке? Если даже миссис Перенна что-нибудь заметит, она заподозрит прислугу, а не миссис Бленкенсоп. А если даже заподозрит, то в чем? Вернее всего в излишнем любопытстве. С Другой стороны, если миссис Перенна — пресловутый немецкий агент М., то она обязательно догадается, что контрразведка следит за нею.

Можно ли, судя по ее поведению, сказать, что она насторожилась? Вела она себя вполне естественно… если не считать едкого замечания насчет аспирина. И вдруг Таппенс приподнялась и села на постели. Она вспомнила, что ее аспирин, а также йод и пузырек с таблетками соды лежат в глубине письменного стола. Она засунула их туда, распаковывая вещи.

Выходит, не она одна шарит по чужим комнатам. Миссис Перенна первая побывала у нее.

Глава седьмая

На следующий день в Лондон собралась миссис Спрот.

Не успела она робко намекнуть на то, что ей не на кого оставить Бетти, как все наперебой начали предлагать свои услуги. И когда миссис Спрот, еще раз призвав дочку быть хорошей девочкой, наконец отбыла, Бетти немедленно вцепилась в Таппенс, которая взяла на себя утреннее дежурство.

— Иглай! — потребовала она. — Иглай плятки!

Девочка с каждым днем говорила все лучше и приобрела неотразимую привычку склонять головку набок, озарять собеседника чарующей улыбкой и прибавлять: «Позалуста!» Таппенс собралась было погулять с ребенком, но шел сильный дождь. Поэтому они перебрались в номер миссис Спрот, где Бетти немедленно ринулась к комоду, в нижнем ящике которого хранились ее игрушки.

— Будем прятать Бонзо? — осведомилась Таппенс. Но Бетти уже передумала.

— Титай каску, — попросила она. Таппенс вытащила из ящика изрядно растрепанную книжку, но ее остановил вопль Бетти:

— Не… Не… Похая…

Таппенс удивленно посмотрела на ребенка, затем перевела взгляд на книжку. Это была «История маленького Джека Хорнера» с цветными картинками.

— Разве Джек был плохой мальчик? — спросила она. — Потому что он стащил сливу, да?

— Похая! — энергично повторила Бетти и, сделав титаническое усилие, пояснила: — Гьязная!

С этими словами она отобрала книжку, положила ее на место, вытащила из ящика другую и, радостно улыбнувшись, объявила:

— Тистый майтик!

Таппенс все поняла: вместо старых, замызганных и растрепанных книжек у Бетти появились новые. Она улыбнулась: оказывается, миссис Спрот — мамаша из породы «поклонниц гигиены», как мысленно окрестила Таппенс этот тип женщин. Вечно боятся, что ребенок нахватается микробов, съест что-нибудь немытое или сунет в рот грязную игрушку. Сама Таппенс, выросшая на лоне привольной деревенской жизни, презирала все эти преувеличенные страхи и приучила обоих своих детей к «разумному количеству» грязи. Тем не менее она послушно вооружилась чистым экземпляром «Джека Хорнера» и начала читать его ребенку, сопровождая чтение соответствующими комментариями. Затем они перешли к «Гуси, гуси, вы куда?» и «Старушке из башмака», после чего

— Бетти принялась прятать книжки, а Таппенс, к великому ликованию девочки, — подолгу разыскивать каждую из них.

Утро прошло быстро. Позавтракав, Бетти отправилась спать, и вот тут-то миссис О'Рорк пригласила Таппенс к себе.

В комнате ирландки царил беспорядок. К запаху мятных лепешек и черствого кекса примешивался слабый аромат нафталина. На обоих столах красовались фотографии детей, внуков, племянников, племянниц, внучатых племянников и племянниц миссис О'Рорк. Их было так много, что Таппенс показалось, будто она смотрит в театре реалистическую пьесу конца викторианского периода.

— Вы замечательно умеете ладить с детьми, миссис Бленкенсоп, — любезно заметила миссис О'Рорк.

— Ну, знаете, мои двое… — начала Таппенс.

— Двое? — перебила ее собеседница. — А я поняла так, что у вас трое мальчиков.

— Конечно, трое. Но двое младших почти однолетки. Я о них прежде всего и подумала.

— А-а, понимаю! Да присядьте же, миссис Бленкенсоп. Будьте как дома.

Таппенс послушно опустилась на стул, мысленно спрашивая себя, почему ей не по себе в присутствии старой ирландки. Вероятно, такое же чувство испытывали

— Гензель и Гретель, когда ведьма зазвала их к себе в избушку.

— А теперь, — потребовала миссис О'Рорк, — расскажите мне, что вы думаете о «Сан-Суси».

Таппенс разразилась дифирамбом пансиону, но собеседница бесцеремонно прервала ее.

— Я не о том. Не кажется ли вам, что тут все как-то странно.

— Странно? Не нахожу.

— А как насчет миссис Перенны? Сознайтесь, она вас интересует. Я же вижу: вы все время к ней присматриваетесь.

— Она… Она очень интересная женщина, — вспыхнула Таппенс.

— Ничего подобного, — отрезала миссис О'Рорк. — Самая обыкновенная женщина, если она, конечно, то, чем кажется. Но, возможно, она только кажется. Вы это имели в виду?

— Право, я не совсем понимаю вас, миссис О'Рорк.

— Неужели вам никогда не приходило в голову, что внешность чаще всего обманчива. Возьмите, к примеру, мистера Медоуза. Загадочный человек. Иногда мне думается: вот типичный англичанин — глуп до мозга костей. А затем я ловлю его слово или взгляд, и они далеко не глупы. Странно, не правда ли?