Любовница

— Но, ваше сиятельство…

Не обращая внимания на замешательство экономки, Мастерс направился к двери, широко распахнул ее и шагнул внутрь. Ифигиния сидела за своим столом — светлое видение в белом муслиновом платьице и кружевном чепце. Рядом с ней ее кузина…

Обе изумленно обернулись.

— Мастерс! — Искренняя радость сверкнула в глазах Ифигинии. Но в ту же секунду что-то похожее на тревогу промелькнуло на ее лице. Она поспешно накрыла огромным каталогом разложенные на столе листы бумаги. — Я слышала, как подъехал экипаж, но никак не думала, что это вы. Вас я ожидала только после часа.

— Добрый день, леди, — Маркус захлопнул дверь и решительно подошел к столу. К сожалению, он не успел взглянуть на бумаги, которые спрятала Ифигиния. — Я решил заехать пораньше, чтобы провести побольше времени в музее.

— Да-да, конечно. — Ифигиния быстро посмотрела на Амелию:

— Не могла бы ты занять их сиятельство, пока я поднимусь накинуть мантилью и шляпку?

— Конечно… — пробормотала кузина.

Ифигиния встала и поспешно вышла из библиотеки.

Маркус и Амелия обменялись долгими взглядами… «Трудно ошибиться, — подумал Мастерс, — эта женщина не выносит меня».

— Кто тот джентльмен, которого я встретил у дверей?

— Мистер Мэнваринг.

— Ясно. Кажется, я не имею чести знать его?

— Вряд ли он вращается в тех же кругах, что и вы, милорд. — Амелия смерила его презрительным взглядом. — Выпьете чаю?

— Нет, спасибо. Кажется, он куда-то спешил?

— Кто?

— Мистер Мэнваринг?

— Вот как? — Амелия взяла со стола пачку бумаги, расправила ее. — Возможно, он торопился на деловую встречу.

— У него внешность секретаря.

Амелия заколебалась.

— Он и есть секретарь, — вымолвила она наконец. — Вы в самом деле не хотите чаю, милорд?

— Нет, спасибо. — Маркус пробежал взглядом названия толстых томов, теснившихся на полках библиотеки.

Солидные и много раз переиздававшиеся труды по классической архитектуре. «Римские древности» Дисгодица, фундаментальная монография Лангли «Античная архитектура. Дополненное и исправленное издание»… Рядом с ними «Домашняя мебель и украшения» Хоупа и дешевое издание «Искусства строительства».

— Как долго вы живете со своей кузиной, мисс Фарлей?

— Почти пять лет, — осторожно ответила Амелия, взвешивая каждое слово.

— Вы жили с ней еще при жизни ее мужа, не так ли? — продолжал расспрашивать Маркус.

— Да… Ну конечно…

— Я смутно припоминаю, что когда-то знавал семью Брайт. — Он помолчал, как бы пытаясь напрячь память. — Из Лейк-Дистрикт, кажется.

Амелия, хмурясь, помолчала.

— Сомневаюсь… У мужа миссис Брайт не было никаких родственников в Лейк-Дистрикт.

— Так, значит, это были йоркширские Брайты! — вкрадчиво протянул Мастерс.

— Нет! — поспешно ответила Амелия. — Они из Девона.

— Ах вот оно что… Знавал я и девонских Брайтов. Они жили возле Плимута.

— Ничего подобного! — возразила Амелия. — Родственники Брайта проживали в северной части графства.

— Значит, в Барнстапле!

— Нет, в Дипфорде! — воскликнула она. — Это крошечная деревушка.

— Тогда я не знаю их.

На лице Амелии отразилось явное облегчение.

— Дипфордские Брайты жили очень маленькой семьей, — деланно беззаботно пояснила она. — Мистер Брайт был последним в роду.

— Какая жалость! Так, значит, у него не осталось никаких родственников?

— Нет.

— Вам нравится Лондон, мисс Фарлей?

— Я нахожу его интересным. — Амелия была почти счастлива переменить тему. — Весьма познавательным.

— Сильно отличается от деревни?

— Естественно.

— Я понял, что вам с миссис Брайт не часто удавалось выбраться в Лондон при жизни мистера Брайта?

— Он был так немощен… Он не любил путешествовать.

— Понятно.

«Ничего мне не понятно, — подумал Маркус. — Что ж, попробуем зайти с другого конца».

— Пожалуй, я все-таки выпью чаю.

— Сейчас попрошу миссис Шоу принести свежий чай! — поспешно вскочила Амелия.

Чай ожидали в тягостном молчании. Когда миссис Шоу внесла поднос, Маркус взял чашку и подошел к окну возле рабочего стола Ифигинии. Взглянул на залитую солнцем улицу.

— Прекрасный день для прогулок. — Незаметно наклонив чашку, он пролил чай на свежий номер «Морнинг стар», лежавший на краю стола.

— О Боже! — испуганно вскрикнула Амелия.

— Проклятие! Какой же я неловкий!

Амелия вскочила:

— Стол будет испорчен!

— Позовите экономку! — приказал Маркус тем тоном, которым он пользовался в случаях, когда рассчитывал на немедленное повиновение. Этот тон всегда действовал безотказно, позволяя ему всегда добиваться своего.

…Со всеми, кроме Ифигинии, мрачно подумал он. Миссис Брайт вообще не подчинялась приказам.

— Сейчас позову миссис Шоу! — Амелия кинулась к выходу.

Маркус вынул из кармана большой носовой платок и принялся вытирать чай.

— Думаю, ничего страшного не произойдет, если, конечно, вы поторопитесь.

— Бегу! — Амелия неуверенно покосилась на него через плечо. — Кузина обожает этот стол, ведь он выполнен по эскизу ее отца. — Она распахнула дверь. — Миссис Шоу! Пожалуйста, идите скорее сюда! Пролили чай!

Маркус осторожно приподнял край каталога и бросил быстрый взгляд на кипу бумаг. То, что он искал, оказалось эскизом ряда городских зданий. «Брайт-Плейс»— было подписано под рисунком.

Он поспешно положил каталог на место — как раз в тот момент, когда в библиотеку вбежала Амелия.

— Миссис Шоу уже идет, — сообщила она.

— Я собрал большую часть чая. — Маркус смял в руке перепачканный платок. — Газета впитала в себя остальное.

Миссис Шоу ворвалась в комнату с огромной тряпкой в руках.

— Ну, где здесь пролили чай?!

— Вот здесь. — Маркус отошел от стола. — Это я виноват. Но мне удалось почти все вытереть.

В дверях показалась Ифигиния. Поверх белого муслинового платья на ней была белоснежная накидка. В одной руке она держала белую шляпку со страусовым пером, в другой — большой белый фартук.

Несколько секунд Маркус ошеломленно смотрел на нее. Ифигиния казалась такой чистой, такой невинной — чище нетронутого белого снега. Как жаль, что в мире нет ничего более обманчивого, чем невинность…

Он быстро взял себя в руки:

— Небольшая неприятность. Я пролил немного чая на ваш стол. Но к счастью, с ним ничего не случилось.

— Вы меня успокоили! — Она надела шляпку и завязала ленты под подбородком. — Ну вот, теперь мы можем идти, милорд. Я сгораю от желания увидеть коллекцию греческих амфор!

— Конечно, — кивнул Маркус. — А это еще зачем? — Он кивнул на фартук.

— Белый цвет чрезвычайно эффектен, но имеет свои недостатки, — сделала гримаску Ифигиния.

Через полтора часа они стояли в могильной полутьме огромного музейного зала. Весь пол был заставлен обломками статуй, кусками мрамора, разрозненными фрагментами древних построек. Золотистые пылинки танцевали в узком солнечном потоке, лившемся из высокого окна. Глубокая древняя тишина стояла над залом…

Казалось, Ифигиния нисколько не замечает гнетущей атмосферы музея — завернутая в свой огромный фартук, она беззаботно порхала между экспонатами, полная веселого равнодушия к их вековой мрачности.

Ее жизнерадостность так заразительна, подумал Маркус.

Несмотря на то что он в свое время специально изучал наиболее важные особенности классической архитектуры, античность сама по себе никогда особо не интересовала его. Маркус был человеком нового времени. То есть он предпочитал изучение астрономии и возможностей паровых двигателей.

Но сегодня он, к собственному удивлению, вдруг попал под очарование пыльных археологических экспонатов.

Он смотрел на Ифигинию, изучавшую роспись античных ваз… Ей к лицу углубленное созерцание, подумал Маркус. Такой красивой он видел ее лишь однажды — в своих объятиях в галерее Лартмора.

Если бы он не знал всей правды, то мог бы предположить, что тогда она впервые в жизни испытала блаженство в мужских руках.

И тут, безо всякого предупреждения, в нем проснулось желание — горячее, сладостное, почти невыносимое. Маркус был потрясен — и почти возбужден. А самое главное — глубоко разочарован.

Эти внезапные жгучие вспышки страсти посещали его все чаще и с каждым разом становились все сильнее и сильнее. Этим утром он проснулся на рассвете — и понял, что мужество его окаменело, как у мраморной статуи.

А теперь пришел в возбуждение при одном лишь взгляде на Ифигинию, порхающую по музею… Все это было бы очень забавно, если бы не причиняло чертовских неудобств.

Сладостное предвкушение становилось уже почти невыносимым. «Скоро, — решил Маркус. — Очень скоро я буду любить ее…»

Или это произойдет совсем скоро — или он отправится в Бедлам.

Маркус заставил себя сосредоточиться на огромной амфоре, перед которой остановилась Ифигиния.

— Этрусская, как вы думаете?

— Нет! Несомненно, греческая. — Ифигиния перевела взгляд на второй ряд покрытых пылью ваз. — Очень любопытные, не находите? Что за совершенные, изысканные линии!

Какое поучительное сочетание мастерства и интеллекта в росписи!

— Впечатляет, — согласился Маркус, а глаза его скользили по нежной округлости ее груди.

Ифигиния повернула к нему лицо — и поймала жадный взгляд на своем декольте. Щеки ее вспыхнули.

— Вы узнали что-нибудь полезное, милорд?

— О греческих амфорах?

— Конечно. Разве мы не о них говорим?

— Я узнал очень многое, миссис Брайт, но далеко не все.

Ифигиния подарила ему улыбку, какой учитель поощряет способного ученика.

— В вашем характере заложено стремление постоянно желать большего, милорд. Трудно удовлетворить страсти разбуженного интеллекта, не правда ли?

— Совершенно верно. Но к счастью, кое-какие страсти можно утолить, Ифигиния. Для этого необходимы только подходящее место и время.

Беркли — тучный, близорукий поверенный Маркуса — вошел в библиотеку графа без малого четыре пополудни. Он задыхался. Пот градом катился по его круглой лысине.

— Вы посылали за мной, сэр?

— Посылал. — Маркус поднял голову от своих записей. — Благодарю вас за то, что поспешили.

— Не стоит, милорд. — Беркли с облегчением рухнул в кресло, вытащил шелковый носовой платок и промокнул лоб. — Вы же знаете, я всегда к вашим услугам. Чем могу быть полезен?

— Попрошу вас сделать две вещи. Во-первых, выясните все о собственности под названием Брайт-Плейс. Я сам ничего не знаю о нем, но думаю, это одно из новых интересных предприятий.

— Брайт-Плейс находится в Лондоне?

— Не уверен. Полагаю, это может быть и на побережье. — Маркус припомнил рисунок возвышения, на котором стояли дома. — Одно из двух, но скорее всего это владение все-таки расположено в каком-то крупном городе. Я видел эскизы, на них был ряд домов явно городского типа, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Ясно. — Беркли тяжело вздохнул, поправил очки и сделал пометку в своем блокноте.

— Второе — я прошу вас собрать все сведения о некоем мистере Брайте.

Беркли встревоженно взглянул на него поверх очков. Потом вежливо откашлялся.

— Вы подразумеваете покойного мистера Брайта?

— Да.

— Умерший муж известной миссис Ифигинии Брайт с площади Утренней Розы?

Маркус холодно улыбнулся:

— Одно из полезнейших ваших качеств, Беркли, состоит в том, что вы всегда посвящены во все последние слухи и сплетни.

Беркли пропустил реплику мимо ушей и только нахмурился:

— Вы хотите, чтобы я собрал сведения о покойном, милорд?

— Вот именно. — Маркус откинулся на спинку кресла. Вытащил последнюю модель своей гидравлической ручки, заботливо осмотрел стальное перо. Слава Богу, не течет… — Естественно, вы должны действовать крайне осторожно.

— Естественно. — Беркли еще раз промокнул лоб платком. — Где вы посоветуете начать сбор информации об усопшем?

— Лучше всего с Девона.

— Девон велик, милорд. Не могли бы вы указать более конкретное место?

— Попытайтесь поискать в маленьком местечке под названием Дипфорд.

Глава 8

На следующий день, в десять минут четвертого, Ифигиния влетела в гостиную тети Зои. Амелия едва поспевала за ней.

— Мы прибежали так быстро, как только могли. — Ифигиния первым делом взглянула на тетю, сидевшую на красном бархате нового дивана в римском стиле. Затем перевела взгляд на лорда Отиса, потягивавшего бренди в другом конце комнаты.

— Слава Богу, ты здесь! — возопила Зоя голосом актера древнегреческой трагедии.

Лорд Отис, невысокий приземистый мужчина с кустистыми бровями на добродушном лице и редеющими седыми волосами, в отчаянии посмотрел на кузин:

— Новое несчастье…

— Что случилось? — Ифигиния развязала ленты нарядной белой шляпки с пышными оборками. — По твоей записке я поняла, что произошло нечто ужасное, тетя.

— Я получила новое письмо от вымогателя, — простонала Зоя. Взяла двумя пальцами сложенный листок бумаги и протянула его Ифигинии. — Взгляни сама.

Ифигиния схватила письмо. Она сразу заметила сломанную черную печать со знакомым изображением феникса. Потом громко прочла вслух:

Мадам.

Если желаете и дальше хранить в тайне одно очень личное событие своей жизни, то принесите пять тысяч фунтов на Ридингское кладбище к памятнику миссис Итон.

Будьте на месте ровно в полночь. Деньги должны быть оставлены на плите в центре памятника. Приходите одни, мадам, в противном случае в следующий раз сумма возрастет вдвое.

Ваш Феникс.

Амелия тяжело опустилась на стул.

— Значит, мы оказались правы. Первое письмо было только началом.

— Я вас предупреждал, — хмуро заметил Отис. Он пересек комнату, подошел к Зое и обнял ее за плечи. — Вымогатели всегда возвращаются за новой данью. Это настоящие хищники.

— Что же мне делать? — причитала Зоя. — Я выдержала первый взнос, надеюсь, выдержу и второй. Этот негодяй настолько хитер, что руководствуется в своих требованиях здравым смыслом! Но не могу же я платить ему до конца дней своих! Рано или поздно он пустит меня по миру!

— Мы разыщем мерзавца, — поклялся Отис. — И тогда я своими руками сверну ему шею!

Зоя подняла руку и с благодарностью пожала ладонь Отиса, Затем обернулась к Ифигинии:

— Тебе удалось выяснить хоть что-нибудь?

Ифигиния медленно опустилась на оригинальный стул с ножками в форме звериных лап.

— Я сняла подозрения с трех джентльменов, которые в течение восемнадцати лет играли в карты с Гатри, а сейчас вращаются в обществе Мастерса.

— Кто они? — требовательно спросил Отис.

— Лартмор, Джадсон, Дэрроу. Мне удалось пробраться в их библиотеки и осмотреть воск и печати. Ни один из этих джентльменов не пользуется черным воском. Не попадалась мне на глаза и печать с фениксом.

— Но они могут прятать и то и другое, — возразила Амелия.

— Да, я уже думала об этом, — кивнула Ифигиния. — Мастерс тоже указывал на такую возможность. Но я тщательно обыскала столы этих джентльменов. В любом случае у нас нет другого выхода. Черный воск и печать — единственные наши улики.

— Но они ничего не дали нам! — Со скорбным вздохом Зоя откинулась на спинку дивана. — Я погибла! Что, что мне теперь делать?!

— Успокойся, успокойся же, дорогая. — Отис похлопал ее по плечу. — Мы найдем выход.

Ифигиния задумчиво рассматривала письмо с черной печатью.

— Интересно было бы знать, — протянула она, — друг Мастерса тоже получил второе письмо?

— Отличный вопрос, — наморщила лоб Амелия.

— Я ничего не знаю об этом, — пробормотала Зоя. — Сейчас я знаю только одно, — она патетически возвысила голос, — я должна действовать незамедлительно! Ибо в письме указано, что сегодня в полночь деньги должны быть в условленном месте.

— Полночное кладбище, — усмехнулась Ифигиния. — Как в пошлой мелодраме! Очевидно, наш злодей увлекается готическими романами миссис Радклифф.

— Или же просто забавляется таким странным образом, — проворчала Зоя.

— Ну что ж, — объявила Ифигиния, — я сама отнесу деньги.

Зоя, Амелия и Отис в изумлении уставились на нее.

— Нет, нет и еще раз нет! — воскликнула Зоя. — Это, как и в прошлый раз, возьмет на себя Отис.

— Ты не можешь идти на такой риск! — испугалась Амелия.

— Совершенно верно, — вступил Отис. — Я все сделаю.

Ифигиния подняла руку, призывая собравшихся к тишине:

— Вымогатель не случайно обращается именно к Зое, объясняя, как и куда принести деньги. Это может означать только одно — он будет из укрытия наблюдать за тем, правильно ли она исполнила его требования. Он будет ждать женщину. Если придет мужчина, ничто не помешает ему запросить в следующий раз десять тысяч.

— Десять тысяч! — простонала Зоя. Казалось, она сейчас упадет в обморок.

Отис поспешно поднес флакон с нюхательной солью:

— Вот, вот, дорогая.

— Благодарю тебя.

Отис недовольно посмотрел на Ифигинию:

— Ты не можешь пойти на это. Все в городе знают твой маленький белый экипаж, его, безусловно, кто-нибудь увидит, и потом весь свет станет чесать языки по поводу твоих полночных визитов на кладбище.

— Об этом не беспокойтесь. Я все тщательно продумаю. — Ифигиния нахмурилась. — Возьму извозчика. Заплачу ему, чтобы дождался меня у ворот. Оденусь во что-нибудь неприметное, а чтобы скрыть лицо и фигуру, наброшу накидку с капюшоном. Если наш злодей увидит меня, то, безусловно, примет за Зою.

— Но, Ифигиния, — ужаснулась тетка, — ради Бога, вспомни, о чем идет речь! Это же кладбище!!! Полночное кладбище!

— После года изучения итальянских руин чем-чем, а кладбищем меня не удивишь.

— Но, Ифигиния, это не путешествие в Помпею, — строго перебила ее Амелия. — Зоя совершенно права. Это слишком опасно!

— Мы не можем отпустить тебя одну, — отрезал Отис.

— Глупости! — заявила Ифигиния. — Нет никакой опасности. Вряд ли вымогатель захочет убить человека, который принес ему деньги. Это все равно что зарезать курицу, несущую золотые яйца.

— Убить?! — Казалось, Зоя сейчас умрет, сраженная ужасом. — Боже праведный! Но ведь мы уже решили, что имеем дело, во всяком случае, не с убийцей!

— Я оговорилась, — поспешила успокоить ее Ифигиния. — Я хотела сказать, что вымогателю нет никакого смысла причинять мне вред.

— Я иду с тобой, — решительно заявила Амелия.

— Я тоже, — сдвинул брови Отис.

— И я с вами! — всколыхнулась Зоя.

— Нет, нет и еще раз нет, — нетерпеливо мотнула головой Ифигиния. — Это недопустимо. Увидев вас троих, вымогатель и в самом деле может в следующий раз увеличить свои притязания. Нет, мы должны буквально следовать его требованиям.

— Почему ты так настойчиво хочешь действовать сама? — сердито спросила Амелия.

— Надеюсь узнать нечто очень важное, — ответила Ифигиния.

Зоя в ужасе вытаращила на нее глаза:

— Не вздумай только сказать мне, что хочешь увидеть, как негодяй заберет мои деньги! Я никогда не позволю тебе идти на такой риск.

— Нет, ну конечно же, нет! — заверила Ифигиния. — Я не решусь на такое безумство.

На самом деле именно это она и намеревалась сделать.

Сегодняшний визит на Ридингское кладбище позволит наконец сорвать маску с вымогателя.

Без десяти двенадцать наемный экипаж с грохотом остановился возле окутанных ночным туманом ворот Ридингского кладбища.

Одетая в неприметное старое платье и длинный серый плащ, Ифигиния всматривалась в ночную тьму. Космы холодного тумана клубились вокруг могильных плит и надгробий маленького кладбища. Бледный свет фонаря кебмена освещал лишь небольшое пространство возле самой коляски. Ифигиния вздрогнула, крепче прижала к груди парусиновую сумку с деньгами, взяла фонарь и приготовилась выйти из кареты.

Трудно выбрать более устрашающее место, подумала она, открывая дверь. Конечно же, вымогатель сделал это нарочно, чтобы окончательно запугать свою жертву… Но неужели он настолько умен, что предусмотрел даже этот туман?

Она сошла вниз, зажгла фонарь и подняла глаза на кебмена:,

— Я вернусь очень скоро.

Лицо кебмена скрывала тень от широченных полей шляпы.

— Вы не передумали насчет того, чтобы навещать усопших в столь мрачное время, мадам?

— Я обещала, — вздохнула Ифигиния. — Бедной женщине будет так приятно, что я свято исполняю ее последнюю волю.

— Она никогда не узнает, выполняете вы или нет ее дурацкую волю. Вот что я скажу, если вы меня спросите, мадам. Ну что ж, идите, раз надумали. Я подожду вас.

— Спасибо.

Она подошла к воротам кладбища. Ифигиния не знала, что будет делать, если они вдруг окажутся запертыми. Но тяжелые чугунные створки медленно распахнулись под ее рукой.

Ифигиния шагнула внутрь. Высоко подняв фонарь, пристально вгляделась в туманную тьму. Луч света озарил первый ряд могильных плит.

Она двинулась вглубь по тропинке, читая надписи на могильных камнях. ++

ДЖОН ДЖОРДЖ БРИНДЛ,

Скончался в возрасте трех лет и одного месяца.

МЭРИ АЛИСА ХАРВЕЙ,

Возлюбленная жена и нежная мать.

ЭДВАРД ШИПЛЕЙ,

1785 — 1815, храбрый солдат, надежный товарищ.

Гнетущий ужас сжал сердце Ифигинии. Ледяная дрожь пробежала по телу.

Амелия оказалась права — это совсем не то же самое, что развалины Помпеи.

Но ведь у нее не было выбора. Ифигиния прекрасно знала, что бедная Зоя не выдержала бы и двух минут в этом месте. Мрачная атмосфера так подействовала бы на ее экзальтированное воображение, что она убежала бы прочь, не оставив денег… И вскоре последовали бы новые требования и угроз» со стороны вымогателя.

Зияющая пасть большого каменного склепа вынырнула из тумана прямо перед Ифигинией. Обе створки причудливо украшенных ворот были распахнуты. Зазывно чернела мрачная пустота…

Затаив дыхание, Ифигиния еще выше подняла фонарь. Она никогда не считала себя особо впечатлительной или склонной к излишнему драматизму, но это было уже слишком… даже для нее.

Яркий свет фонаря высветил надпись над аркой входа:

ЭЛИЗАБЕТ ИТОН

1771 — 1817

НЕСЧАСТНАЯ НА ЗЕМЛЕ,

ПОКОЙСЯ ЖЕ С МИРОМ

Ифигиния помедлила. Свет фонаря озарял лишь первые несколько шагов каменного коридора. Холодный сырой туман струился из пасти черного грота.

Сердце ее бешено заколотилось, голова закружилась. Ифигиния почувствовала, как внутри у нее все сжалось от непреодолимого безумного желания броситься прочь отсюда — к свету, к поджидавшему ее кебу.

Она крепче прижала к себе сумку с деньгами. Глубоко вздохнула — и сделала несколько шагов внутрь склепа… Как в пасть мрачной пещеры.

Тьма здесь была столь глубока, что даже свет фонаря оказался бессилен рассеять ее. Тот, кто возводил этот грот, видимо, не жалел денег… Грубые каменные стены. Странные барельефы в виде открытых книг и переплетающихся виноградных лоз… Ифигиния приподняла фонарь, чтобы прочесть надпись, выбитую на одной из каменных книг.

ТЯЖЕЛА И ТЕРНИСТА ДОРОГА МЕСТИ, НО ТОЛЬКО ОНА ВЕРНА И НАДЕЖНА

Жуткий стон железных петель раздался у нее за спиной. С испуганным криком она обернулась:

— Нет!!!

Уронила деньги и кинулась к выходу…

Слишком поздно.

Из тумана быстро вынырнула закутанная в плащ фигура. Чугунные ворота захлопнулись. Зловещим эхом отозвался в склепе скрежет поворачиваемого в замке ключа.

Превозмогая ужас, Ифигиния бросилась к воротам:

— О Боже! Подождите! Пожалуйста, подождите! Я же здесь!

Она подбежала к запертым воротам как раз в ту минуту, когда закутанная в плащ фигура снова растаяла в тумане. Ифигиния вцепилась в чугунные прутья, с силой потрясла их. Ворота не шелохнулись.

Она была заперта в могильном склепе.

Ифигиния открыла рот, чтобы позвать на помощь. Возможно, кебмен услышит… Но как раз в тот момент, когда она собиралась это сделать, до нее донесся удаляющийся стук колес… Кебмен не дождался ее.

— Помогите! — крикнула Ифигиния в клубящийся туман. — Я здесь, в гроте! Пожалуйста, вернитесь!

Кладбище молчало. Казалось, туман за воротами грота сгустился еще сильнее, словно приготовившись ворваться внутрь.

Бешенство охватило Ифигинию, на мгновение вытеснив даже страх.

— Проклятие!

И тут она заметила маленький кусочек бумаги, белевший возле самых ее ног. Она быстро нагнулась и подняла записку. Свет фонаря выхватил черную восковую печать, украшавшую послание.

Это предупреждение. Если посмеете вмешаться еще раз, наказание будет гораздо серьезнее.

— Проклятие!

Ифигиния посмотрела на фонарь. Сколько еще он сможет гореть?

…Интересно, что сейчас делает Маркус? Заметил ли он ее отсутствие на балу у Шелтенгамов?

Маркус раздраженно мерил шагами библиотеку Ифигинии. Услышав звук отворяемой двери, он резко остановился и обернулся к Амелии. Она была в ночном чепце и ситцевом халатике. Испуг и тревога ясно читались на ее бледном лице.

— Где она, черт побери, мисс Фарлей?! И прежде чем начнете отвечать, зарубите себе на носу — я не намерен выслушивать вашу ложь! Мы с Ифигинией должны были встретиться в час у Шелтенгамов, а сейчас уже почти два!

— Милорд, меня никак нельзя заподозрить в особой любви к вам, но поверьте — сейчас я безумно рада вашему приходу! — Амелия закрыла за собой дверь и вошла в комнату. Взглянула на высокие часы:

— С полуночи я не нахожу себе места от тревоги!

— О чем же вы тревожитесь? — Маркус сжал рукой край мраморной каминной доски. Беспокойство, сжигавшее его последний час, усилилось… Что-то случилось.

— Об Ифигинии, милорд. Я так волнуюсь!

— Где она может быть в такое время?! Если вы посмеете сказать, что она опять ищет черный воск и печать с фениксом в кабинете какого-нибудь лорда, клянусь, я не отвечаю за свои действия! Я сыт по горло ее выходками!

Амелия поглубже запахнула полы своего скромного халатика и мрачно посмотрела на него:

— Она на Ридингском кладбище.

Маркус потерял дар речи…

— На кладбище?! — выдавил он наконец. — В такой час? Но ради всего святого, зачем…

— Леди Гатри получила очередное послание от вымогателя.

— Черт побери!

— Он приказал оставить деньги на новом памятнике Ридингского кладбища. Ифигиния решила отнести деньги вместо тети.

Ему показалось, что он шагнул вниз с края утеса. На какое-то мгновение безотчетный страх охватил его — и тут же сменился яростью.

— Как она посмела решиться на такое, не посоветовавшись со мной?!

— Ифигиния знает, что вы не доверяете ей. Как могла она довериться вам?

— На этот раз она действительно зашла слишком далеко.

Маркус повернулся и направился к двери.

— Милорд, куда вы?

— А вы как думаете? На Ридингское кладбище.

— Спасибо, — прошептала Амелия. — Я так благодарна вам…

— Оставьте при себе свою благодарность! Я очень сомневаюсь в том, что Ифигинию обрадует мое появление. Я в таком бешенстве, что, боюсь, мое общество покажется ей еще, менее забавным, чем компания кладбищенских призраков.

Ворота Ридингского кладбища стояли открытыми. Густой туман окутывал скрывающиеся во тьме надгробия.

Маркус вышел из кареты. В одной руке он держал фонарь, в другой — пистолет. Поднял лицо к Динксу:

— Жди здесь.

— Да, милорд. Вам не нужна моя помощь?

— Нет. Приглядывай за воротами. Если кто-нибудь попытается выйти раньше меня — задержи его.

— Да, милорд. — Динкс протянул руку к коробке с пистолетами, которую держал среди инструментов. — Уж я здесь расстараюсь за вас.

Маркус шагнул за ворота и остановился, привыкая к темноте. Клубящийся серый туман был таким густым, что не позволял разглядеть ничего, кроме ближайших могил.

Он опустил глаза. В ярком свете фонаря ясно виднелась дорожка примятой росистой травы, уходящая между рядами могильных плит в глубь кладбища. Кто-то прошел здесь совсем недавно, но невозможно было определить, в какую сторону.

Маркус быстро пошел по примятой траве. Не обращая внимания на маленькие надгробия, он искал глазами большой, величественный монумент из числа тех, что богатые люди часто возводят в память о любимых родственниках.

Темный зев каменного грота внезапно вырос перед ним из тумана. Мучительное предчувствие, не оставлявшее его весь вечер, вдруг заставило сердце заколотиться быстрее… Следы на мокрой от росы траве вели прямо к воротам склепа и исчезали за ними. Слабый свет из глубины грота мог быть лишь угасающим пламенем фонаря…

— Ифигиния!

Маркус подошел к воротам и сразу увидел, что они заперты. Не выпуская пистолета, он поставил фонарь на землю. С яростью посаженного в клетку зверя потряс чугунные прутья. Тяжелые ворота загрохотали.

— Ифигиния, ты здесь?! Ради Бога, ответь мне!

— Маркус!

Свет фонаря стал ближе. Послышались торопливые шаги по каменному полу.

— Слава Богу, это вы!

— Черт побери! — Маркус увидел ее в конце коридора. — Клянусь, я убью того, кто это сделал!

Ифигиния выбежала к воротам из тьмы склепа. Взметнулись тяжелые полы ее длинного серого плаща. Она остановилась по другую сторону решетки. В тени накинутого на голову капюшона ее глаза казались огромными.

При виде странного оцепенения, исказившего нежные черты ее лица, внутри у него все сжалось. Губы ее дрожали. Она дышала слишком часто, слишком прерывисто. Видно было, что Ифигиния почти парализована ужасом и только чудом сохраняет самообладание.

Маркус знал, что лишь железная воля сейчас спасала Ифигинию от паники, и неожиданно почувствовал восхищение ее мужеством.

— Я увидела свет фонаря. — Голос ее слегка дрожал, но слова звучали поразительно твердо. Ифигиния крепче стиснула прутья ограды. — Я молила Бога, чтобы это были вы, но все-таки сомневалась, поэтому и не вышла из склепа.

Маркус просунул руку через ограду и взял ее за подбородок:

— Я позову на помощь своего кучера. У него найдется чем взломать замок. Стойте на месте. Через минуту я буду здесь.

Ифигиния слабо улыбнулась:

— Куда же я денусь!

— Никуда, — хмуро усмехнулся Маркус. — И не надейтесь, что вам удастся еще раз отправиться куда-нибудь ночью без меня.