- Ну, тогда я и буду командовать парусами. Во время плавания… то есть полета. А Голован пусть будет начальником экспедиции и главным штурманом. Он лучше всех разбирается в космических координатах.
- Не очень-то я разбираюсь, - вздохнул Голован, однако согласился. Другие разбирались еще хуже, почти никак.
Коптилку сделали начальником корабельной артиллерии: он всегда метче других стрелял из рогатки астероидами по Рыкко.
Кирилка был назначен старшим помощником - главным человеком, отвечающим за порядок на корабле. Уж на него-то можно было положиться.
После этого Доня заметил, что хватит командирских назначений. А то не останется матросов, некому будет стоять у штурвала и работать на палубе. Сам Доня в командиры не стремился, он был, как говорится, выше этого.
Конечно, делать себе капитанскую форму я не стал. Не хватало еще красоваться перед ребятами с командирским «крабом» и шевронами. И никто не стал украшать себя лишними нашивками, лишь Коптилка приклеил на рукава два круглых знака: на левом - скрещенные пушечные стволы, на правом - старинная бомба с горящим фитилем. Все решили, что он имеет право…
- А когда отправляемся? Ц-давайте прямо сейчас! - подскочил непоседа Локки. Он очень доволен был флотской формой, особенно беретом с помпоном - все время трогал его на макушке.
- Рано, - решил начальник экспедиции Голован. - Во-первых, сегодня понедельник, а в такой день путешествия не начинают, плохая примета…
- Ц-это глупости и предрассудки! Даже в нашей древней стране с ними ц-боролись! - Оно и видно, - не выдержав, сказал под нос Доня.
- Почему ты решил, что сегодня понедельник? - вмешался любитель истины Кирилка. И был прав: мы давно потеряли счет дням.
- По космическому календарю…
- Голован щелкнул пальцами, и в небе над мачтами возник белый прямоугольник. На нем: «Понедельник. 13 июля». Только года не было.
- Видите? Еще и тринадцатое число!
- Все равно ц-предра…
- А во-вторых, - невозмутимо продолжал начальник экспедиции, - надо сперва вычислить координаты планеты.
- Но ты же их знаешь! - удивился я. - Все знают!
- Мы знаем, где Планета Кусачих Собак. Но зачем нам она? С кусачими-то…
Тут даже спокойный Доня изумился:
- А куда же мы тогда собираемся?!
- Неужели не ясно? Двигайтесь ближе…
Клипер висел в пространстве над хрустальным мостом между Минькиной и моей планетами. А мы сидели на кормовой палубе, на полуюте (лишь Веранда стояла, прислонившись к основанию бизань-мачты). Мы подползли по желтым теплым доскам к Головану и сели в кружок.
- Разве не понятно, - сказал он, - что у всего на свете есть противоположность? У Абсолютного Ничто - Мировой Свет, у холода - тепло, у печали - смех… У Зла - Добро… Значит, если есть Планета Кусачих Собак, должна быть и Планета Некусачих…
Это было очень доказательно. Никто не возразил. Лишь Коптилка спросил чуть капризно:
- А где она такая?
- Наверно, точно против той, Кусачей. В другом краю пространств, если мерить от Всемирной Оси… Вот я и хочу рассчитать поточнее. А в путь - завтра… Нет, лучше послезавтра, сразу после сна.
Он был прав. Конечно, перед путешествием полезно провести денек дома, собраться с мыслями, настроиться как следует на дальнюю дорогу. Неизвестно, когда вернемся. И… вернемся ли вообще?
- А сейчас устроим генеральную проверку, - решил я. - И большой смотр… Веранд… Вероника! А ты почему еще без формы?
Она сделала губами не то «пфы», не то «пых». Отвернулась. И сказала в пространство:
- Я, по-вашему, ненормальная? Никуда я не поеду. Не полечу…
Мы так и сели на палубе с открытыми ртами.
5
Да, мы недолюбливали Сырую Веранду. Порой злились на ее хныканье и надутые губы. Но… не настолько же, чтобы бросить ее! Какая бы ни была она, а все равно наша Веранда. Как-то даже дико представить: мы улетим, а она здесь будет одна…
Как мы ее уговаривали! И вместе, и наперебой! Как убеждали, что без нее не мыслим благополучного путешествия! Она же в ответ опять «пфы» или «да ладно вам», «чего я там не видела», «я собак терпеть не могу», «мне и здесь хорошо, я тут привыкла».
- Минька тоже собак не любит, а летит, - сказал я. - Потому что мы всегда должны быть вместе.
- А зачем? - вздохнула она.
Тут кое-кого злость взяла. И меня в том числе.
- Ну… в конце концов, дело хозяйское, - решил Голован. И мы даже испытали облегчение. А Коптилка сумрачно пообещал:
- Уж теперь-то тебя Рыкко обязательно сожрет, одну-то! Веранда первый раз улыбнулась:
- Подавится.
Хотя мы и успокоились немного, настроение было испорченное. И мы решили проверку и смотр не проводить. Перенесли это дело на завтрашний вечер. И отправились спать, укрыв корабль пятислойным защитным полем.
Утром я заскочил к Миньке - на заросшую «Венериным башмачком» планетку. Миньки в его голубятне не оказалось. «Может, он у Кирилки», - подумал я и перелетел к Кирилке.
Тот занимался необычным делом: колол дрова. Он был в малиновых трусиках и в майке помидорного цвета с бело-черной буквой К на груди. Щуплый такой, будто красный кузнечик. Еле управлялся с тяжеленным топором. Вскинет его над головой, потопчется на гибких ногах-прутиках под непомерной тяжестью и - бух по чурбаку… Мне почему-то стало жаль его. И тревожно.
- Зачем ты так? Можно ведь придумать сразу наколотые поленья.
Кирилка опустил топор к босым ступням и виновато улыбнулся:
- А они не придуманные.
- Как это?
- Настоящие… Я ночью не спал, глядел в окошко, а за ним вдруг пролегла дорога. Ну, обычная такая, с травкой по краям. И вдруг по ней поехал большой грузовик. Кажется, «КамАЗ». Я даже номер разглядел: «ТЗМ 52-52»… И полный кузов дров. На кочке его ка-ак тряхнет! И несколько чурбаков посыпались на дорогу… Я выскочил - и ни машины, ни дороги. А кругляки эти валяются на песке…
- Тебе приснилось, - убежденно сказал я. Кирилка опять улыбнулся:
- А дрова-то…
Вот я дурак! Но… такого же не может быть!
Здесьне может. Дорога какая-то, машина. Откуда?
Кирилка сел на корточки, прижался щекой к чурбаку.
- Понюхай, они еще свежие. Пахнут настоящим деревом. Лесом…
Я понюхал. И… шарахнула меня такая печаль, такая тоска. Я даже зажмурился и чуть не завыл. Хорошо, что это было только на миг…
Я отдышался, открыл глаза. Кирилка, выгибаясь от тяжести, тащил охапку дров к сложенному рядом с глинобитной хаткой очагу. Очаг был кривобокий, из крупных камней. Я сразу понял, что и он не придуманный. Кирилка сложил его своими щуплыми руками из собранных на астероиде булыжников. Видимо, решил, что раз дрова настоящие, то и очаг должен быть такой же…
Я выхватил у него часть поленьев.
- Сумасшедший! Надорвешься же… - Хотя ни надорваться, ни заболеть мы здесь не могли.
Мы уложили дрова в очаг «клеткой», друг на дружку. Кирилка нарвал с поленьев березовой коры. Спички были, конечно, придуманные, но растопка вспыхнула по-настоящему. И сразу такое тепло… Забытое земное тепло, как от костра или от печки с открытой дверцей. От придуманных дров тепла не бывает, если его не сочинишь специально.
От дыма у меня заслезились глаза (ага, «от дыма»!).
Мы сидели рядом, смотрели на огонь, и у Кирилки на щеке трепетала от тепла приклеившаяся ленточка бересты. Тонкая, как папиросная бумага. Он съежил плечи и тер локти и коленки, будто набегался по холодной улице и теперь отогревается… А может, и правда было ему зябко?
Мне опять стало тревожно. Я сказал:
- Жаль, что мало дровишек. Надо экономить… Хотя все равно завтра в путь.
- Я придумаю такую умножительную… раздвоительную машину. Сунешь в нее одно полено, а выскакивает два…
- Тогда, наверно, второе будет ненастоящее. Или даже оба…
- Нет, оба будут настоящие, - сказал он твердо. Но почему-то без радости.
- Кирилка! Давай погрузим дрова в трюм! И машину! Будет на камбузе настоящий огонь! Это ведь неопасно, корабль из негорючего материала!
Он кивнул:
- Да, это можно…
И я со страхом понял,
чтоон скажет дальше. И он сказал:
- Вова, ты не обижайся… И все пусть не обижаются. Я не полечу, я остаюсь. Так надо…
Я уже за полминуты до его слов каким-то больным нервом ощутил это. И даже простонал про себя: «Не надо…» Но все равно…
Вот это был удар! В тысячу раз пострашнее, чем от Веранды. Она… ну, все-таки Сырая Веранда она и есть. А как мы будем без Кирилки?
Я так и сказал упавшим голосом:
- Как мы будем без тебя?
- Доня будет старпомом. Лучше, чем я…
- Да при чем тут старпомы всякие! - взвыл я. -
Тебя-товсе равно не будет!… Ну почему ты не хочешь с нами?!
Он глянул сбоку, убрал со щеки бересту.
- А как она здесь одна-то… Я даже не понял сперва:
- Кто?
- Как кто? Вероника.
Да провались она трижды… хоть в Абсолютное Ничто!
- Кирилка! Ну она же сама решила! Никто ее здесь не держит насильно! Разве мы виноваты, что ей такая вожжа под хвост!… - Никто не виноват… А как быть-то, раз она решила? Не бросать же одну…
- Жила она тут раньше одна и ничего!
- Это же раньше…
- Эх ты, Кирпичик… - сказал я уже без всякой надежды. Потому что он такой: если решил, его не уговорить. Он знает, где правда…
Кирилка прошептал:
- Думаешь, мне хочется оставаться? Но кто-то же должен…
Я с досады грохнул себя кулаком по затылку и свечкой взвился с Кирилкиной планеты. Приземлился на палубе клипера. Ударил в корабельный колокол: общий и срочный сбор!
Конечно, мы еще уговаривали его. Но, по правде говоря, не очень сильно. Понимали, что бесполезно. Голован обвел всех сумрачными глазами.
- Может, кто-то еще хочет остаться? Говорите сразу. Больше никто не хотел.
Минька сидел с красными глазами, вот-вот заплачет. Аленка спрятала в ладони конопатое лицо. Коптилка вдруг встал перед Кирилкой, сунул в белые карманы острые (опять немытые) кулаки и сказал с хрипотцой:
- Но это же… то, что ты решил… это же…
Все поняли, он хотел сказать «предательство». Но в том-то и дело, что Кирилка считал наоборот: предательство, если он оставит Веранду.
Доня отодвинул Коптилку. Проговорил почти вкрадчиво:
- Кирилл… ведь ты же понимаешь, что мы можем не вернуться очень долго. И может быть, совсем…
Кирилка нагнул голову.
- Я понимаю. Тогда тем более: как она тут…
- Но мы можем больше никогда не увидеться, - выговорил я, глотая комок.
- А может, все-таки… когда-нибудь…
Ему тоже было нелегко. Наверно, даже хуже, чем нам. Мы-то все-таки вместе.
И вдруг Кирилка, глядя на свои босые ноги, прошептал:
- Если вы совсем не вернетесь… никогда… я буду ждать, что опять появится дорога. И тот грузовик… И мы с Верандой прыгнем в кузов.
- И что дальше? - удивился Голован.
Кирилка удивился в ответ:
- Что? Не знаю… Что-нибудь… И вдруг крикнул, звонко так:
- Ладно, прощайте! - И рывком умчался с палубы.
Мы стояли с опущенными головами. Локки вдруг заревел. Аленка тоже заплакала, но тихонько. Минька всхлипнул.
Я понял: чтобы не рвать себе души, надо отправляться в путь сейчас же! Что нас держит? Какая-то генеральная проверка, смотр - чепуха! Это просто игра! Все и так готово!
Чтобы не зареветь следом за другими, я сипло закричал:
- Отход! Приготовиться к постановке парусов!
А чего там было готовиться? По мысленному моему приказу они тут же распустятся и надуются под космическим ветром. Надо только повернуть под нужным углом реи… Откуда самый сильный поток космических излучений? Кажется, с левого борта…
- Ардональд, на руль! Минька и Локки, на брашпиль, убрать якорь!
Я развернул реи на левый галс, втугую выбрал стаксель - и кливер-шкоты.
«Все паруса ставить!»
Золотые треугольники стакселей и кливеров пошли вверх, контр-бизань потянуло вправо, прямые паруса беззвучно скользнули с реев и сразу стали выпуклыми, упругими. Бушприт с кливерами повело под ветер.
- Доня, вправо два оборота!… Одерживай! И клипер двинулся…
Якоря были зацеплены за перила хрустального моста. Носовой мы убрали, а про кормовой, про стоп-анкер, я забыл (ох и капитан!). Цепь натянулась, хрупкие прозрачные столбики и поперечины брызнули осколками под светом звезд… Ладно, наплевать.
Клипер слегка накренило, я нервами ощутил, как длинный киль правой стороной налегает на упругие слои магнитных полей.
- Алена, подними флаг!
Она, все еще всхлипывая, побежала на корму. Золотое полотнище с полосатым Аликом заполоскало под бизань-гафелем.
Сейчас начнем набирать скорость. Еще минута, и за кормой не будет уже ни астероидов, ни привычных созвездий…
Бесшумно и стремительно упали между гротом и бизанью - на шканцы - Кирилка и Веранда. Брякнулись на четвереньки, встали. Веранда сварливо сообщила:
- Тоже мне, рыцарь морковного цвета… «Не оставлю тебя, не оставлю»!… А у самого не глаза, а Бахчисарайский фонтан… Теперь и я по его милости должна тащиться с вами. Куда-то к черту на рога…
- Ура-а!! - И шлеп! Это с крюйс-марса плюхнулся к основанию бизань-мачты Локки. Сел, раскинув ноги и сияя, как маячная лампа.
- Маккейчик! - заорал я. - Держи штурвал, кофель-нагель тебе в поясницу! Видишь, уваливает!
А золотые наши паруса надувал такой радостный ветер!
6
Да, мы набирали скорость. Наши астероиды затерялись уже в немыслимой дали. Звезды пролетали вдоль бортов с такой скоростью, что вытягивались в огненные струны. Галактики в отдаленных пространствах тоже быстро смещались назад. А мы стояли на шканцах перед смущенным Кирилкой и насупленной Верандой. Счастливые такие…
Аленка вытерла остатки слез. Улыбнулась Кирилке. Принялась переделывать его красную одежонку в матросскую. Потом провела над головой ладонью - и на Кирилке берет с помпоном.
Коптилка смотрел на них двоих со скрытой завистью (так мне показалось).
Сырая Веранда вдруг шмыгнула носом и набыченно предупредила:
- Не вздумайте и меня обряжать в матросочки-беретики, я еще не выжила из ума…
- Ты можешь ходить в белом халате, - примирительно предложил Голован. - Будешь корабельным доктором.
Конечно, это была просто почетная должность: мы же ничем не болели, не обдирались, не расшибались. Вон Локки с марсовой площадки хлопнулся - и хоть бы хны!
Веранда опять сделала губами «пфы». Но… вдруг улыбнулась. И поверх ее обвисшего цветастого платья появилась брезентовая сумка с красным крестом.
Веранда поглядела на Коптилку.
- А где твой Алик?
Коптилка сперва растерялся. Кажется, Веранда заговорила с ним впервые за всю жизнь в этом звездном мире.
- Я… он в каюте. В моей… У него там специальная полка.
У нас у всех были отдельные каюты. Мы позаботились о своих удобствах. Однако, если мы не спали, почти все время проводили на палубе. Не уставали смотреть, как проносятся за корму звездные скопления Вселенной…
По очереди все несли вахту у штурвала. Кроме меня. Мое дело было следить за парусами. Но с ними не было хлопот. Ровный космический пассат дул с левого борта и еще чуть с кормы, реи были развернуты под углом к направлению хода корабля. Клипер мчался курсом крутой бакштаг левого галса.
Теперь корабль не сиял, как золотая драгоценность. От парусов шел неяркий свет медовых и янтарных тонов. Мачты и палуба были как свежее дерево, натертое воском. Палубные доски казались нагретыми солнцем. На них так хорошо было сидеть и лежать.
Голован придумал звездный компас - там были две стрелки. Одна все время показывала на Всемирную ось, а вторую Голован установил сам - в направлении нужного курса. Потому что иначе невозможно было понять: куда направлять клипер? Только рулевой нацелится бушпритом на какую-нибудь звезду, а она р-раз - и уже свистнула вдоль борта, исчезла за кормой.
Мы часто собирались кружком на носу, на полубаке, где лежали желтые, из светящегося волокна, бухты канатов. Коптилка обязательно появлялся с нашим любимым Аликом, прижимал его к матроске. Алик тоже был как бы в морской форме - в тельняшке… Доня приносил аккордеон. Он играл сочиненную здесь, на корабле, дурашливую песенку:
Волны хлещут о борта,
Мимо мчится красота.
Ветер дует в паруса,
Развевает волоса.
Под бушпритом - ягуар,
У него из носа пар.
Он глядит в морскую даль,
А в зубах его сандаль…
Никакого сандаля там не было, да и пара из носа тоже (и даль - не морская). И вообще полная белиберда. Но она веселила нас, и мы сочиняли куплет за куплетом. Такие стихи придумываются бесконечно.
Эй, не разевайте ртов,
Звезды мчатся вдоль бортов.
Зазеваешься - и вот
Полон звездами живот.
Аккабалдо дорогой,
Распрощались мы с тобой!
Как ты там живешь один,
Рыкко-балдо, бал-бал-дин!!
И был еще припев, его срифмовала Аленка:
Я уселась на полу
И кручу у ног юлу.
И жужжит моя юла,
Будто желтая пчела…
Это уж вроде бы совсем ни к селу, ни к городу. Во-первых, надо говорить не «на полу», а «на палубе». Во-вторых, при чем тут вообще юла-пчела? И все-таки мы весело голосили припев - он казался нам подходящим. «Пчела» - потому что палуба отливала восковой и медовой желтизной. А еще Голован сказал, что в звездном компасе («компасе» - говорили мы все) есть юла. Такой особый волчок, он помогает держать нужное направление. Называется «гироскоп».
Но мы не только голосили нашу мореходную песню. Иногда просто беседовали. О том, что за планета нас ждет, много ли там собак и… нет ли кого-нибудь еще? Может быть, она такая, что следует там поселиться навсегда? Что мы забыли на астероидах? Только заросли «Венериного башмачка» немного жаль, но Минька взял с собой семена.
На палубе собирались не все. Рулевой оставался у штурвала, а Веранда обычно сидела в своей каюте. Мне или вахтенному штурману (Головану или Кирилке) полагалось быть на капитанском мостике, на корме. Но так ли уж это обязательно? Можно командовать и с полубака. Да и что могло случиться в этом ровном плавании-полете?
Но однажды оказалось, что случиться - может.
Нас атаковал метеоритный рой. Свистящие камни изодрали верхние паруса, перебили два рея и фор-брам-стеньгу. Ух, мы перепугались! Хорошо, что атака была короткой.
Я за несколько минут залатал парусину и срастил поломанный рангоут. У Миньки каменным осколком разодрало щеку и плечо. Конечно, он мог бы очень скоро вылечить себя сам, но Аленка и Локки повели его к Веранде. Та сумрачно обрадовалась. Наконец-то ей - корабельному доктору - нашлась работа…
После этого случая мы решили быть бдительней и строже соблюдать дисциплину. Хотя как убережешься от залпа встречных метеоритов? Защитное поле впереди стремительного корабля не поставишь, клипер увязает в нем, как в киселе, и моментально теряет ход…
А один раз случилась буря. Вроде морской, только, наверно, пострашнее. Ровный пассат превратился в бешеные вихри космических излучений. Пространство вздыбилось грудами магнитных, гравитационных и всяких других полей. Нас мотало, швыряло, вертело в чудовищных черных воронках. Я успел убрать паруса, но такелаж лопался, рангоут сыпался сверху, как бревна, которые уронили с крыши строящегося дома…
Наверно, неподалеку столкнулись два скопления галактик, и это нарушило структуру пространств.
Казалось, космический ураган растерзает клипер, а нас раскидает по разным граням Великого Кристалла и никогда мы больше не увидим друг друга. Локки опять громко заревел - как при прощании с Кирилкой.
Спас корабль и всех нас Доня Маккейчик. Он кое-как добрался до своей каюты, выволок оттуда аккордеон и растянул меха…
Я не знаю, не помню, что это была за музыка, только она окружила корабль прозрачной сферой. За пределами этого шара буря бесновалась по-прежнему, а вокруг нас возникла тишина. Спокойствие. Так рядом с кораблем утихают бушующие волны, когда за борт выливают бочку масла (я читал про такое).
Мы долго висели внутри шара, который подрагивал под натиском урагана. И наконец дождались - космическая буря стала утихать… Стихла совсем. И Доня своим аккордеоном рассеял защитную сферу.
Ого-го, как потрепало наш клипер! Я несколько часов прилаживал обратно стеньги и реи, протягивал от них новые тросы и канаты. А Голован чесал в затылке и ругался сквозь зубы.
Оказалось, что вдребезги разбит звездный компас, а гироскоп от него унесло в… Голован оглянулся, нет ли рядом Аленки, Веранды и Кирилки, и конкретно сказал, куда унесло несчастный волчок.
- А новый разве нельзя придумать?
Голован сказал, что можно. Только все равно придется рассчитывать курс заново, потому что буря забросила нас… в общем, туда же, куда и гироскоп.
- Главный штурман Голован, ведите себя прилично, вы на капитанском мостике, - строго сказал я.
Мы посмеялись, и он пошел управляться со своими штурманскими делами.
И, конечно, управился. И мы прежним курсом помчались дальше.
Теперь, после урагана, мы были даже довольны. Досталось нам крепко, но что за корабельное путешествие без бурь и приключений!
Оказалось, что приключения не кончились. Когда я сменился с вахты и уступил мостик старпому Кирилке, из космической черноты грянул залп!
Разнесло фигурное ограждение полубака. Расщепило тонкую приставную трисель-мачту у грота. Свистнуло над головами.
- Тревога! - заорал я.
Кирилка - он же вахтенный командир - тоже закричал. Звонко и бесстрашно:
- Все по местам боевого расписания! Коптилка - к орудиям!
Доня метнулся к бортовому прожектору, тот, к счастью, не пострадал. Широкий луч ушел в звездную темноту…
С подветра, в кабельтове от нас, тем же курсом, что и мы, мчался корабль.
Он был почти неразличим. Потому что такой же черный, как межзвездная тьма. Но все же мы поняли - именно корабль. Прожектор высветил ряд блестящих бортовых орудий и размалеванную фигуру дракона под бушпритом. Сделался различимым и серый флаг с заковыристым иероглифом.
А потом луч выхватил из мрака пиратского капитана.
Это был Рыкко Аккабалдо!
Да, мы сразу узнали его, хотя злодей и принял другое обличье. У него было теперь почти человечье толстое туловище, укрытое сверху до пояса как бы копной черной растрепанной соломы - такие волосы росли на его башке. Сквозь них светились багровые глаза и торчал похожий на дыню нос.
Рыкко потрясал волосатыми кулачищами, как пират Беналис в старинном фильме про Айболита. Наверно, он подсмотрел этот образ в наших снах и теперь подражал.
- Гы-ы! Ха-ха! - заорал Рыкко на все окрестные пространства. - Вздумали удрать, лягушки паршивые? От меня не уйдете! Сейчас вам будет окончательный и последний конец!… Огонь!
И его орудия выплюнули красные огни.
Опять свистнуло над головами, что-то затрещало, сверху посыпалось.
Но тут грянули наши пушки!
Ай да Коптилка! Под Рыкко вдребезги разнесло капитанский мостик, а самого его швырнуло к подножью грот-мачты. Там Рыкко вскочил и завопил такие слова, что куда там нашему Головану! Невозможно пересказать даже намеком.
- Чего тебе от нас надо, Рыкко?! - закричал я. - Мы же тебя не трогали!
- Да! - крикнул и Голован. - Сидел бы дома и грел свое раздутое пузо!
- Какие хитрые! - загоготал Рыкко. - Столько всяких пакостей мне понаделали и думаете улизнуть безнаказанно? Фиг вам и еще две большие дули!… Огонь!
И опять нас потрясло ударом. И снова Коптилкины карронады ответили на вражеский залп. На корабле Рыкко в щепки разлетелся носовой дракон. Коптилка обрадованно крикнул:
- Разворачивай свою калошу обратно, Рыкко! А то из нее получится дуршлаг! Поварешка с дырками!
Рыкко почему-то очень оскорбился.
- Если у меня калоша, значит, и у вас! Головастики безмозглые! Мой клипер в точности такой же, как ваш! Вот!… - Во мраке побежали белые полоски и очертили корабельный контур.
Да, пиратский корабль был почти копией нашего. Только не из света, а из черноты.
Голован скрежетнул зубами:
- Вовка, я знаю! Он подобрал тот силуэт, который ты вырезал из черного неба. Мы про него забыли, а он… У, ворюга!
Рыкко понял, что мы догадались. И злорадствовал на своей палубе.
- Вот! Ха-ха! Не будете раскидывать по пространствам обрезки, козявки безмозглые!… Вы вообще больше ничего не будете! Я вас уничтожу со страшной силой и на целую вечность!… Огонь!
Ух как по нам шарахнуло!
Но и нам стрелять по врагу стало легче - Рыкко забыл убрать светлый контур. И снаряд Коптилки сделал в пиратском борту во-от такую дырищу навылет! Сквозь нее засветились звезды.
Однако Рыкко тут же заделал пробоины.
Мы лихорадочно старались укрепить вдоль борта магнитную броню. Но сделать ее сплошной было нельзя: она помешала бы нашим собственным пушкам. А отдельные броневые листы держались плохо. Окружить защитным полем паруса и мачты мы вообще не могли - тут же потеряли бы скорость и маневренность.
Я отодвинул от штурвала Миньку и сам взялся за рукояти - чтобы пойти зигзагами и ускользнуть от вражеских залпов. Хотел развернуться кормой к Рыкко, но в основание штурвальной стойки врезалось ядро. Щепки хлестанули меня по ногам. Штурвальное колесо поскакало по палубе. Локки и Аленка догнали, упали на него животами.
Я вцепился в порванные штуртросы.
- Голован, Доня, помогите! Останемся без управления! Они подскочили. Я лихорадочно придумывал новое рулевое управление.
А Коптилка больше не стрелял. Он стоял, расставив ноги, и держался за подбородок.
- Коптилка, ты что?! Огонь! А он:
- Подождите, я думаю…
Вражеское ядро снесло с него берет с шариком. Еще чуть-чуть и нечем было бы думать. Но он не шевельнулся.
- Коптилка!!!
И в этот миг раздался стр-рашный треск. Но не у нас! На корабле Рыкко полетели все мачты, и он мгновенно остался позади.
- Ура! - гаркнул Коптилка и повернулся к нам. - Я придумал для него подводную скалу! То есть подкосмическую! Из такого же твердого пространства, как прижигательная линза!
Было ясно, что если Рыкко и догонит нас, то очень не скоро. Вероятнее всего - никогда!
Мы поздравляли Коптилку. Голован тут же придумал ему орден «За боевую находчивость» с мечами и лавровыми листьями. А наш артиллерист скромно улыбался и прилаживал на косматой голове новый берет. (Интересно, смог бы он приладить новую голову? Или это пришлось бы делать нам? И сумели бы мы?)
Потом Коптилка виновато вздохнул:
- Можно я пойду к себе, поиграю с Аликом? Я чего-то устал…
Конечно, ему разрешили. Герой Коптилка сделал свое дело. А остальные занялись ремонтом. Даже Веранда помогала Аленке заделывать дыры в парусине. Помашут руками - и нет прорехи…
Наконец клипер опять стал как новенький и мчался с прежней скоростью.
Я ходил по мостику, Локки стоял у штурвала. Он хотя и малыш, но освоил это дело.
Остальные (кроме Веранды) сидели на желтой палубе и голосили под аккордеон:
Старый Рыкко на мели!
Мы опять ему прижгли
Спину, пятки и живот -
Вот!
Я подумал, что не будь здесь Аленки и Кирилки, пели бы не «спину». А еще подумал: «Что-то слишком хвастливая песня, не накликать бы снова беду…»
Но тут на мостик поднялся Голован.
- Капитан, убери-ка половину парусов. Звезда, у которой Планета Некусачих Собак, совсем недалеко.
Желтая планета
1
Звезда была похожа на Солнце. Такая же ярко-желтая, лучистая и теплая. Вокруг нее летало несколько планет. Та, к которой Голован вывел корабль, из космоса тоже казалась желтой. Наверно, было на ней много пустынь. Хватало там, однако, и синей воды.
Мы несколько раз облетели планету по орбите. Нигде никаких следов цивилизации - ни городов, ни дорог, ни возделанных квадратами полей. Ни зарева огней на теневой стороне.
Были пески, бурые леса, серые и черные горы… - вот и все… Но, может быть, собаки-то все-таки есть?
Мы решили опуститься в круглой бухте среди слоистых обрывистых берегов. С морем бухту соединял узкий проход. С высоты она казалась брошенной в песок фляжкой из синего стекла. Доня тут же придумал для бухты название: «Фляга Морского Бродяги».
У планеты были всякие свои энергетические поля, и они не очень-то помогали нам. Наоборот. Наши придумки и мысленные команды вблизи от поверхности стали действовать со скрипом, давали сбои. Я еле заставил паруса подняться к реям на гитовах и горденях.
Чтобы опуститься на воду мягко и плавно, мы включили под килем невесомость. Однако планетная сила тяжести оказалась сильнее, и мы плюхнулись так, что брызги выше мачт!
Но никто не пострадал.
Корабль закачался на воде, как обычный парусник, пришедший с океана.
Отдали якоря. Цепи прогрохотали так, что у обрывов отозвалось многократное эхо.
- Вот и все. Приехали, - сказал Голован. Кажется, слегка растерянно.
На палубе появилась Веранда. Оглянулась. Только сейчас я заметил, что глаза у нее синие, как морская вода.
- Ой! Настоящее море! Можно искупаться!
Она скинула на палубу сумку и платье, осталась в обвисшем зеленом купальнике.
- Не вздумай! - сказал я. - Незнакомая же планета!
- Пфы, - и Веранда вскочила на фальшборт.
- Вот сожрет тебя здешняя акула, - пообещал ей в спину Коптилка. Веранда дернула костлявыми плечами. Сказала, как однажды про Рыкко:
- Подавится. - И бултых!
Мы полегли животами на планшир.
Плавала Веранда здорово. Несколько взмахов - и уже далеко от борта. Еще несколько - и опять рядом. Никто ее не сожрал. Подняла мокрое лицо:
- А вода настоящая, соленая! Пахнет как на Черном море!
Я бывал на Черном море, вода там пахнет по-всякому. Не всегда так, как надо бы. Но здесь-то чистота - сразу видно.
