Как живете, Караси

      Начальство разрешительно махнуло, вздохнуло глубоко и сновапогрузилось в созерцание Народа.
      -- Володя? -- нажал Товарищ Майор в каком-то совсем небольшом, с окном во двор, кабинетике, кнопку селектора. -- Там один такойю седойю в светлом костюмею в общем, догадаешьсяю прорываться будет. Проведешь. Только помурыжь как следует, понял? Чтоб обосрался. Конец связи. -- Нажал другую кнопку, сказал: -- Валечка? Материалы наТищенко Дэ эН! -- после чего достал из ящикастолатамиздатовскую книжку Солженицынаи погрузился в чтение.
      Святая святых полковничьей дачи былаварварски разорена: расколотые каталожные ящики валялись повсюду, шкафы -- перевернуты, и весь пол засыпан карточками, фотографиями, листами "дел"ю Сам Полковник, измученный, истерзанный, едваживой лежал напринесенной сверху кушетке и подвергался ласковой медицинской заботе Чернокудрой Красавицы. Даже нежные ее пальцы, касаясь воспаленных ожогов и рубцов наполковничьем теле, не могли не вызвать едвапереносимую боль, -- Полковник, однако, не стонал, даже губу не закусывал, атолько добавочно серел с лица.
      Не смущаясь, что Полковник демонстративно не обращает ни наего речи, ни нанего самого ни малейшего внимания, невысокого роста, лысоватый, обаянием умаобаятельный человечек расхаживал по подвалу и, с аппетитом разглядывая то одну бумажку, то другую, продолжал спокойный, неспешный монолог:
      -- юдакогда, сами посудите, кому удавалось начерную работу набрать одних интеллектуалов? Вы вспомните хоть историю вашего ведомстваю Сколько разоренных библиотек, сколько научных трудов, попаленных в печках, сколько поэтовых черновиковю Я, знаете, когдаразмышляю об этом -- вспоминаю рахманиновский рояль, сброшенный намостовую со второго этажа. Не вспоминаю, конечно, аю как бы это сказать?.. слышу звук, -- и Человечек наминутку прислушался к этому внутри себя звуку, после чего обернулся к Нежной Чернокудрой: -- Как там, Нелличка?
      -- Ожоги глубокие, -- ответилаЧернокудрая, -- но сепсиса, думаю, не произойдет.
      -- А сердце? давление? Проверь, пожалуйста, все как следует. Уверяю тебя: жизнь Иннокентия Всеволодовича, его здоровьею Таких людей, как Иннокентий Всеволодовичю
      -- Все проверим, и кардиограммку снимем, -- ответилаЛасковая Чернокудрая не шагающему Человечку, апрямо Полковнику, -- все будет очень хорошо.
      -- Так что клянусь вам, Иннокентий Всеволодович, мне и самому крайне печально наблюдать это, крайне! -- пропанорамировал Человечек рукою по пейзажу разора. -- Ну дамы постараемся все и восстановить. С вашей, разумеется, помощью. Не дадим погибнуть архиву столь уникальному.
      Полковник презрительно скривил губы.
      -- О! -- обрадовался Человечек. -- Вы уже реагируете! Это приятно. А что касается содержания вашей реакции -- это, уверяю вас, дело временное. Вы всю жизнь просидели по ту сторону стола -- вот и не приобрели опытаистинного подчинения: радостного и добровольного. Но он приобретается быстро -- было бы достаточным давление.
      -- Я закардиографом, -- всталаот ПолковникаЧернокудрая Очаровательницаи пошлаиз подвала, в дверях которого столкнулась с пропустившими ее двоими уголовного вида.
      -- Ступай, Нелличка, ступай. Дачто далеко ходить запримерами? -- продолжил Человечек. -- Вот вчера: переоценили вы свои силы, стойкость духасвоего, когдапод утюжок-то легли. Все равно ведь шифры-то выдали. Так стоило ли мучиться? Урок! -- и несколько секунд продержал значительную вертикаль указательного перста. -- Еще паратаких уроков, и с радостью засотрудничаете, с улыбкой. Помните, как это? с чувством глубокого удовлетворения. Дачто я вам объясняю?! Хоть и с обратной стороны стола, ауж сколько вы наблюдали подобных преображений! Ме-та-мор-фоз! Ни одному Овидию не снилосью А что не устроил своим болванам даже разносазаутюжок, даи заразграбление особенно не взыщу -это потому, что хватило у них ума, не найдя денег и золота, не поджечь ваши владения с вами внутри, асообщить мне. Хватило интуиции догадаться, когдапервая досадапрошла, что и такое вотю с их точки зрения барахлою -сновапропанорамировал, -- может стоить чего-то. Да, кстатию Не помните у Розанова, у Василия Васильевича, заметочку: страдание есть утюг, которым Господь Бог разглаживает морщины нанаших душах? Смешно, да?
      В двадцатый, не менее уж, наверное, раз пересмотрев с вываливающимся листами, истрепанный, пятилетней давности номер не то "Юного техника", не то "Юного натуралиста", Благородный Карась внешне решительно поднялся из-закруглого, со щербатой, исцарапанной столешницею столикаи толкнул дверь небольшой казенной приемной, в которой неволею коротал время. Тут же у порогавозник Молодой Человек В Штатском.
      -- Вам не кажется неприличным заставлять меня здесь столько ждать?! Я все-таки ученый с мировым именем, доктор филологии, ию
      -- О вас доложено, -- почтительным тоном оборвал Молодой Человек Благородного Карася. -- Как только товарищ майор освободится -- сразу же вас и примет. Вас ведь сюдане вызывали -- сами пришли. А у нас рабочий день расписан по минутам.
      -- В таком случаею -- отреагировал глубоко уязвленный Благородный Карась, -- в таком случаею я зайду как-нибудь в другой раз. Или вообще не зайду! -добавил едвали не с угрозою в голосе. -- Проведите меня к выходу.
      -- К сожалению, -- с искреннейшим сочувствием улыбнулся Молодой Человек, -- к сожалению, это никак невозможно. Никак!
      -- Как то есть никак? -- обмер не столько Карась как личность, сколько -независимо от личности -- весь его организм.
      -- Часовой без пропусказадержит, -- пояснил Молодой Человек.
      -- Так напишите пропуск!
      -- Увы -- не в моей компетенции, -- посетовал собеседник.
      -- А в чьей?
      -- Товарищамайора.
      -- Так проведите к нему!
      -- Я уже сказал, -- терпеливо, как ребенку, объяснил Молодой Человек, -что ему о вас доложено. Ждите.
      -- Я!.. -- взвился Благородный Карась, -- я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Лишать человекасвободы без малейших нато основанийю
      -- Ой, как вы правы! -- посочувствовал Карасю Молодой Человек. -- Ой, как правы! Но медленно еще идет у нас перестройка. Эти старые инструкциию А!.. -махнул рукою. -- Просто не говорите! Так что придется подождать еще.
      -- Сердце наудивление крепкое. Для такого возраста! -- поднеслаЧернокудрая Человечку кардиограмму. -- А давление так и вообще: восемьдесят насто двадцать.
      -- Ну, спасибо, Нелличка, спасибо, родная, -- поцеловал Человечек ручку Очаровательнице. -- Езжай, -- и вернулся к Полковнику: -- Тут вот ящичек намою букву целым случайно оказался. Я пересмотрел внимательно, но своей фамилии не встретил. И сделал вывод, что не всех вы, кто через вас прошел, в картотеку заносили, атех только, кто раскололся. Прочих предпочитали признать как бы не существующими. Феномен удивительный. И опасный. А вы для меня, знаете, существовали всегда. С тех самых пор. Я по делу о подпольной рубашечной фабрике проходил. В шестьдесят четвертом. Так и не вспомнили? Сколько ж в ваших руках силы было сосредоточено: тут и тюрьмаЛефортовская, и полная изоляция от мира, и не менее полная вашабесконтрольность, безнаказанностью И лагерные годав ваших руках: два, десять, пятнадцатью И даже -- страшно подумать! -- расстрел. А в моральном отношении?! Вы ведь действовали от лицавсего государстваю Народа, так сказать! А при этом -- сколько корректности, объективностию эдакогою равенствав беседе. Будто совсем и не важно, кто по какую сторону стола. Философский диалог исключительно в интересах Истины. Вот я и подумал тогдаю Знаете, такаяю юношеская мечтаю Окажись, мол, вы в моих руках, как я в вашихю Что бы сделалось тогдас вашимию убеждениями? С моральной правотою? А вдруг -- подумал -- вы и согласились бы, что экономикане бывает теневая или не теневая. Что оналибо выпускает рубахи, либо нет. Что вашамафия ничуть не лучше нашей. Хуже! Разветвленней, мощнее и безжалостнее: давит каждого, кто отказывается отстегивать ей девяносто пять, ато и все девяносто девять процентов?! У нас-то -- не больше чем исполу!
      Несколько разнервничавшийся Человечек походил, успокаиваясь, по подвалу.
      -- Но, поверьте, только мечта, юношеская мечта. И в поле зрения я вас не держал, и не охотился, не выслеживал. Так что нынешняя встреча -- результат чистой слу-чай-нос-ти. Печальной для вас, однако, ведущейю как бы слово-то подобрать? Не подсобите? Вроде нехорошо сказать по-русски: к помудрению? Вот! -- нашел, наконец, Человечек. -- К покаянию!
      Судя по тому, как долго и подробно, чтоб не сказать сладострастно, вел Молодой Человек Благородного Карася в кабинет ТоварищаМайоракоридорами и лестницами Учреждения, распоряжение помурыжить выполнял творчески и с любовью. Когдасовершенно обосравшийся Карась уселся, наконец, настул в том самом небольшом кабинетике, от благородного негодования не осталось уже и следа.
      -- Ну! -- сказал Товарищ Майор жестко и нетерпеливо. -- Чем обязаны счастьем видеть вас здесь?!
      -- Насколько мне известно, -- начал Благородный Карась, -- полковник Картошкин, Иннокентий Всеволодович, уволен в отставку, -- и, не дождавшись от ТоварищаМайорани подтверждения этой сентенции, ни опровержения, словом, никакой человеческой реакции, которая самим фактом своего существования моглауже как-никак подбодрить, вынужденно продолжил: -- Однако, он завладел совершенно секретными документами и использует их в личных целях.
      -- Ну уж секретными, -- с подчеркнутым пренебрежением высказался Товарищ Майор. -- Доносыю -- и долгим спокойным взглядом посмотрел наКарася. -- Это, кажется, вашастатья? -- извлек из ящикастолатолстый журнал и безошибочно раскрыл нанужной странице. -- Вы так блистательно разоблачили наши безнравственные методыю даи не вы один. Нам просто бессмысленно теперь скрывать, что мы пользуемся доносительством. А если секретные в том смысле, что раскрывают доносчиковю Так ведь революционный процесс идет, перестройка. Многим приходится несладко, тому же полковнику Картошкину. Лес, как говорится, рубятю
      -- И все-таки, -- не без робости встрял Карась, -- мне казалось, что без серьезной необходимостию
      -- Нет-нет-нет! -- решительнейшим образом перебил товарищ Майор. -- Никак невозможно! Вот ведью -- углубился в журнальную статейку -- юсами пишете: "недопустимо, чтобы Комитет государственной безопасности занимался чем-либо, кроме наших внешних противников, аизбыток освободившихся сил, коли уж никак не в состоянии сократить, обратил наборьбу с мафией и коррупцией". Так что обращайтесь в суд, что ли. Или я не знаюю в милицию. В ЖЭК!
      -- Отлично! -- вскочил оскорбленный Карась. -- Благодарю вас! Я получилю исчерпывающий ответ. Особенно насчет ЖЭКа.
      -- Что вы, не зачто, -- отзывчиво отозвался Товарищ Майор. -- Это наш долг.
      Благородный Карась требовательно протянул руку и нанаивно-вопросительный взгляд ТоварищаМайорапояснил:
      -- Пропуск! Могу я, в конце концов, выбраться из этогою здания?!
      -- А-а-аю -- обрадовался, что понял, Товарищ Майор. -- В конце концов -разумеется. Какие могут быть разговоры! И пропуск вам выпишем. Только предварительно зафиксируйте, пожалуйста, смысл заявления, с которым вы сюдаприходили. Собственноручно! -- и подвинул по столу лист бумаги и шариковый, затридцать пять копеек, карандашик.
      -- Это что, -- вопросил Благородный Карась, -- обязательно?
      -- А как же! Поднимут очередную шумиху, кампанию. А у меня вот оно -- ваше собственноручное. Даи перед начальством отчитаться: как-никак, аминут десять служебного времени вы у меня отняли.
      -- Понимаюю -- протянул Карась. -- И в противном случае -- не выпустите.
      -- Отчего же, -- возразил Товарищ Майор. -- Выпустим и в противном. Рано или поздно -- непременно выпустим. Согласуем с начальствомю
      Благородный Карась, оценив в полной мере "рано или поздно", покорно вернулся к столу и взял карандашик.
      -- Только будьте ласковы, без общих фраз. Как вы этою -- кивнул Товарищ Майор нажурнал, -- умеете. Изложите: что, почему, зачем. Чем вас лично затронулою Да, впрочем, вы понимаете, о чем я говорюю
      -- Вы вот так презрительно наменя смотрите, Иннокентий Всеволодович, -- не отрываясь от разборабумаг, продолжал Человечек, но тут вошел в помещение Некто, зашептал Человечку наухо. Тот покивал понимающе, авпитав информацию, с благодарностью гостя отпустил: -- Спасибо, спасибо, милый. Все правильно.
      Милый исчез. Человечек помурлыкал с минутку под нос невнятный мотивчик, после чего сноваотнесся к глухо, принципиально молчащему Полковнику:
      -- Итак, если не возражаете, -- бросил короткий, но пристальный взгляд, -авы, судя по всему, не возражаете, я покаоставлю архив тут. Мои люди разберут его по возможности, рассортируютю Вас я тоже оставляю здесь. Но не как главного хранителя, ав предварительном заключении. Помните? Попробую с максимальной точностью воссоздать условия содержания, которые в свое время предложили мне вы. Конечно, силы у нас послабее, но и пациентов поменьше. Наслучай, если кто-то особенно назойливый из ваших знакомцев будет вас домогаться, мы дадим им возможность с вами встретитьсяю И вы с полным самообладанием, как Штирлиц, объясните, что вот, мол, приютили у себя навремяю ну, скажем, племянников из Рязани. И что сейчас вам, к сожалению, совершенно недосуг. Договорились? Эти вот документики, горяченькие, по первой разборке мною обнаруженные, -- потряс Человечек пачкою листов, -- я забираю с собою и прямо сегодня дам им ход. Ну асо временем, когдая подготовлю для нашего с вами архивадостойное его помещение, мы и его, и вас тудаи перевезем. А покаотдыхайте, поправляйтесь, -- и Человечек направился к выходу. -- Питание будет лефортовское, -- бросил, задержавшись наполпути, -- из расчетатридцать восемь копеек в день. Вы, помнится, уверяли, что это очень полезно для желудка. Сейчас, правда, инфляция, но, с другой стороны, у вас и организм не молодой, как был тогдау меня, потребности меньшею Будем считать: так натак. Всего доброго. Да, чуть не забыл, -- обернулся Человечек уже с порога, -чтобы у вас было больше искренности в актерских экзерсисах, если они понадобятся, ставлю вас в известность, что завашей внучкою установлено пристальное, я бы даже сказал: ревнивое, -- наблюдение. Так что в чрезвычайном случаею И не сверкайте так глазами! -- прикрикнул вдруг гневно. -- Вы уже семьдесят с лишним лет пользуете систему заложников. И -- ни-че-го!
      -- Иван Николаевич ждет вас, -- сказаласекретаршаЧеловечку, едватот появился в огромных размеров роскошной приемной, и проводилак внутренним дверям, обитым кожею.
      -- Добрый день, -- приветливо отнесся к Человечку Иван Николаевич, несколько нетвердо шагая навстречу по ковровой дорожке. -- Рад видеть, -- и подал для пожатия руку.
      Человечек, однако, демонстративно спрятал обе свои заспину, чем заставил ИванаНиколаевичавыкручиваться из чрезвычайно щепетильного положения.
      -- Разрешение наособнячок подписали? -- осведомился Человечек.
      -- Вот, -- протянул Иван Николаевич тонкую папку красной кожи. -- Сивцев Вражек. Сердце, можно сказать, Арбата.
      -- Получите, -- изучив Разрешение и сопуствующие ему бумажки, швырнул настол Человечек папку поневзрачнее, зато попухлее, и вышел вон.
      -- Не появлялся? -- с порогаспросил Благородный Карась у открывшей дверь Супруги.
      -- Девкаего звонила!
      -- Почему -- девка?! -- возмутился Карась.
      -- Кто ж онаеще? -- пожалаСупругаплечами.
      -- Яю Я попросил бы тебяю выбиратью выбиратью выражения! Это, в конце концов, неинтеллигентно! -- взорвался Карась.
      -- Хорошо-хорошо, -- присмирелаошарашенная Супруга, -- не бесись.
      -- Я абсолютно спокоен. Абсолютно! Он у нее?
      -- У нее, -- кивнула.
      -- Адрес сказала?
      -- Нашел дурочку!
      Благородный Карась переобулся в тапочки, прошел накухню, сжевал что-то, взяв с тарелки прямо рукой.
      -- Как ты думаешь? -- обратился к Подруге Жизни. -- Они уже?..
      -- Двадцать лет мальчику, -- сновапожалатаплечами. -- Я собралаему вещи, денег немного. Придется временно смириться.
      -- Э-то-не-воз-мож-но! -- проскандировал Карась.
      -- А что ты с ним сделаешь? -- поинтересовалась Супруга.
      -- Я с нимю я с нимю я с нимю поговорю!
      -- И объяснишь, как оказался надаче? -- ехидно осведомилась подругажизни.
      Благородный Карась зарыл руки в седую шевелюру.
      -- Может -- с нею? -- простонал.
      -- А-га, -- деланно согласилась Жена. -- Так онатебе его и отдаст! Ничего, сам очухаетсяю Ты вон чем дергаться -- поешь, -- налилав тарелку борща. -Как, кстати, твой поход?
      Карась подчеркнуто не отреагировал навопрос Супруги, но онаплевать хотеланаэту подчеркнутость и добавила:
      -- Ну, туда. В гэбэ!
      -- Не ходил я в гэбэ! -- швырнул Карась ложку так, что она, пролетев по столу, шмякнулась напол и обрызгалабелые брюки. -- Я тудане ходил! И не пойду! Это безнравственно -- по собственной инициативе вступать в сношения с тайной полицией!
      Супруганесколько обескуражилась реакцией супруга:
      -- Но ты жею ты же сам вчераю ты ж собиралсяю
      -- Я солгал тебе, солгал! -- проорал Карась и выскочил из-застола, побежал вон из кухни. -- Со-лгал! Я вообще -- лжец! -- хлопнул дверью своего кабинета.
      Человечек выбрался из автомобиля возле арки сталинского, в мемориальных досках, здания и направился во двор. И прямо тут, под аркою, его застали несколько по обыкновению фальшивые звуки духового похоронного оркестра.
      Возле подъездатихо толклось порядком народу. Вынесли спервакрышку гроба, потом -- подушечки с наградами. Потом -- самого виновника.
      Человечек пробрался поближе и увидел строгое и спокойное лицо Карася-Мертвеца. Сзади шли женщины в черном, плакали. Катафалк уже выдвинул из мрачного чреватележку.
      Человечек постоял, посмотрел, потом -- с большой серьезностью налице: навернякаподумал о Вечности и Боге -- снял шляпу. Кто-то из провожающих, увидев жест Человечка, покивал сочувственно головою и обратился со вздохом:
      -- Да, как говоритсяю Ушел от насю
      Человечек перестал думать о Высоком и отозвался:
      -- Скорее улизнул!
      В тот миг, когдаБлагородный Карась возле справочного киоскапытался вызнать адрес Картошкина:
      -- Дакак, то есть, нету?! -- орал насправочную старушку, -- как нету?! Он живет в Москве как минимум тридцать лет! -- Человечек поднимался в Обитель Муз Художника.
      Тот открыл двери сам.
      -- Вы один? -- осведомился Человечек.
      -- Вы же просили, -- отозвался Художник.
      -- А вы сразу так и послушались? -- ухмыльнулся Человечек и довольно бесцеремонно, по-хозяйски прошел в мастерскую, осмотрел висящие и стоящие картины, приблизился к мольберту и, не смущаясь нимало, приподнял покрывало, поизучал холст и опустил снова. Хозяин мастерской ходил заЧеловечком в полной готовности в случае чего услужить.
      -- Итак, -- уселся Человечек в кресло, -- вы, судя по всему, догадались, о чем речь.
      -- Догадался, -- потупился Художник.
      -- Вот, -- достал Человечек из "дипломата" увесистый пакет. -- Полное собрание вашихю сочинений.
      -- Понимаю.
      -- Даже не знаю, -- сказал Человечек, -- советовать ли вам давать мне заних такую немыслимую ценую
      -- А какую? -- поинтересовался Художник.
      -- Которую я назову чуть позже. Репутация, конечно, попортится. Особенно наЗападе. Но жить-то вы, в общемю -- пустил Человечек многоточие, подкрепленное жестом. -- Союз вас, пожалуй что, не оставит, заказами обеспечит. Академия из своих недр не изблюетю
      -- Называйте же, называйте вашу цену!
      -- Нет, право же, право -- не знаю! Очень уж как-тою дорого! Раздобудете ли?
      -- Вы что, издеваться надо мною пришли?! -- впервые проявил Художник чувство некоторого достоинства.
      -- Ну, как хотите, -- развел Человечек руками. -- Этот пакет будет вам стоитью сто тысяч.
      Значительное облегчение, которое он тут же постарался сменить наигранной озабоченностью, выразилось налице Художника.
      -- Долларов, разумеется, -- добавил Человечек впроброс, сполнанасладившись наигранной и в предвкушении натуральной озабоченности. -- А то что ж получается? Лучшие галереи приобретают ваши шедевры засвободно, как говорится, конвертируемую валюту, ас собственными согражданами вы собираетесь рассчитываться резаной бумагою? Нехорошо, нехорошо. Презрительно как-то!
      Художник сидел оцепенелый: губы только слегкашевелились то ли в подсчетах каких, то ли в молитве.
      Человечек встал и сновапринялся осматривать картины. Снял одну со стены:
      -- Не подарите? Разумеется -- не в зачет.
      -- Берите, -- равнодушно согласился хозяин. -- Черт с вами.
      -- Тонкое замечание, -- оценил Человечек. -- Но -- спасибо. А по поводу цены -- я ж вас предупреждал.
      -- Согласен, -- отозвался Художник. -- Я согласен.
      Благородный Карась свернул наСадовую и уткнулся в широкую и глубокую канаву, перегородившую проезд. Возле канавы сидел молодой парень, лузгал семечки и слушал через наушники музыку, воспроизводимую с висящего нашее импортного плейера. Карась дал задний ход, развернулся, направился в объезд. Но и с другого переулкапути не было: небольшой специализированный тракторок заканчивал траншею. Водитель его высунулся из кабинки и сказал Карасю:
      -- Водопровод, папаша, роем. Водопровод! Так что вали, покацел.
      Сытый, самодовольный Мужчиназаписьменным столом в ампирном кабинете хохотал ото всей души. Когдапрохохотался, сказал Человечку:
      -- Дапубликуйте, сколько заблагорассудится! Думаете, хоть один человекю из тех, кому это интересною не знает меня как облупленного?
      -- Но все-такию -- насей раз обескуражен был Человечек, -- все-таки публичный скандал.
      -- Первый, что ли? Ну снимут отсюда, -- обвел хозяин рукою лепную роскошь, -- еще выше посадят. Эх вы, горе-шантажер! Идите отсюда, идите! Сто рублей хотите? Ну вас, до слез рассмешил, -- отмахивался от Человечкаладошкою. -Ступайтею
      Благородный Карась дернул калиточку, но таоказалась запертою. Постучал. Постучал настойчивее.
      -- Кого принесло? -- раздался нелюбезный голос из-зазабора.
      -- Мне быю -- промямлил Карась, -- Иннокентия Всеволодовича.
      -- Нету его, -- буркнули по ту сторону досок.
      -- А где он? Когдабудет?
      -- По делам уехал. Насколько -- не докладывался.
      -- А нельзя ли, -- не унимался Карась, припершийся в такую даль в поисках сына, -- нельзя ли его московский адрес узнать? Или хоть телефончик.
      -- Не положено! -- отрезал зазаборный.
      -- А выю -- решился осведомиться Благородный Карась, -- вы его сотрудник?
      -- Сотрудник-сотрудник, -- согласился голос, и заскрипели по дорожке удаляющиеся шаги.
      Благородный Карась прильнул к забору, выискивая щель, и увидел-таки, как усаживается в шезлонг здоровенный бугай, затягивается сигареткою и аккуратно стряхивает пепел в один из розовых цветков. Увидел -- и тут же, почувствовав наплече неласковое прикосновение, обернулся.
      -- Нехорошо подглядывать-то! -- столь же неласково, как прикоснулся, произнес парень с плейером. -- А еще с виду -- приличный человек.
      -- Даладно! -- панибратски обратился Человечек к Главному Редактору Модного Журнала, в кабинете которого и шел разговор. -- Чего вам особенно стоит-то напечатать мою статейку? Вы даже можете пометочку сделать: не все, дескать, опубликованное выражает мнение редакции.
      -- Дау нас уже восемь номеров наперед сверстано, странный вы человек! -объяснялся Редактор. -- Вы просто не в курсе специфики работы.
      -- Сергей Константинович, -- сказал Человечек. -- А вы вот это вот почитайте, пожалуйста. В смысле специфики, -- и протянул Редактору лист бумаги.
      Редактор сначалавздохнул от назойливости упрямого и глупого посетителя, потом со скукою взглянул налист, потом скукасменилась любопытством, любопытство -- удивлением, аоно, в свою очередь, -- скорбной озабоченностью.
      -- Откудаэто у вас?
      -- О! -- сплеснул руками Человечек. -- У нас такого добрасколько угодно. Как дерьмамамонта.
      -- И всё -- только наменя? -- несколько даже удивился Главный Редактор, как бы оставляя в подтексте: и когдаэто я столько успел нагадить?
      -- Что вы, не только! -- успокоил Человечек.
      -- А накого еще? -- скорбная озабоченность отлетела, уступив место азартному интересу. -- Садитесь-ка, садитесь поближе! -- пригласил, ав микрофон, нажав кнопку селектора, бросил: -- Люда, я занят. Ни с кем не соединяй, никого не впускай.
      Потом повернулся к Человечку, звонко хлопнул его ладошками по ляжкам, улыбнулся широко:
      -- Дамы с вамию мы с вами, дорогой вы мой человек, мы с вами, если правильно дело поставитью мы с вами горы свернем!
      Подвал прибрали, хоть от былого великолепия порядкане осталось и следа: шкафы косо сдвинули в дваугла, папки стопками разложили по полу, тут же рядом, записьменным столом, бывшим следовательским, расположился Интеллектуал лет под тридцать, разбирающий бумаги в свете настольной лампы. А двухметровое пространство у дальней стены огородили вмурованной в цемент поластальной решеткою, в результате чего получилась камерадля Полковника: кушетка, столик, парашное ведрою
      Полковник сидел накушетке, погруженный во внутренний мир, когдадверь отворилась, и вслед молодым людям, несущим компьютер, ксерокс, пачки бумаги и упаковки характерной вытянутой формы голубых конвертов, вошел Человечек, одетый в полковничий парадный китель.
      -- Сюдапоставьте, -- распорядился. -- Подключите и свободны. А вы, -отнесся к Интеллектуалу, -- подите покурите, полюбуйтесь нарозы. Я позову.
      Покараспоряжения его исполнялись, Человечек приблизился к Полковнику, рассмотрел, как обезьянку в зоопарке.
      -- Нелличкасказала: дело идет напоправку. Даю здоровье у вас! Завидую, честное слово, завидую. Положению -- отнюдь, аздоровьюю Но согласитесь: ничего нет и дороже насвете. Вы, надеюсь, не против? -- продемонстрировал китель. -Для вживания, так сказать, в образ. СистемаСтаниславского.
      Полковник поднял голову и поглядел наЧеловечкас ненавистью.
      -- А и зря вы так сверкаете очами, Иннокентий Всеволодович, ей-Богу, зря! Я ведь с хорошими известиями. Дело-то наше с вами закрутилось! Пробные шарики пущены и почти все сработали отлично. Капэдэ -- девяносто процентов. Очень высокий капэдэ! И стоит ли так переживать личное несчастье, когдаторжествует Идея?!
      -- Что с Машенькою? -- спросил Полковник.
      Человечек, развлекающийся красивой работою японского ксерокса, отвлекся от него:
      -- Вот видите -- мы уже говорим. Двашагадо сотрудничества. Что с Машенькою? А что с ней может случиться? Живет себе. Влюблена. Устроилась подавальщицей к Мак-Дональду: знаете, наПушкинской? Превосходно себя чувствует. Надо думать, скоро вас навестит. Но в общем-то, беспокойство ваше понятно. Помните Кьеркегора? Он утверждал, что человек окончательно реализуется только в миг смерти, адо тех пор непредсказуем. Так что полная гарантия машенькиной безопасности -- только вашаю -- подразумел Человечек Смерть. -- Или очень уж хорошее поведение. Примерное. Ну, как у вас в лагерях пишут: стал напуть исправления.
      -- Что будет со мной дальше? -- выдавил Полковник.
      -- Вопрос, свидетельствующий о возвращении жажды жизни, -прокомментировал Человечек. -- Это обнадеживает, -- и продолжил развлекаться ксероксом. -- Отличная машинка! Тоже ведь: предмет материальной культуры. Залюбуешься! Ах, да! О вашей судьбе. Я готов пообещать вам, что при искренней, -- подчеркнул слово "искренней", -- перемене в вашем ко мне отношении вы со временем обретете свободу. Но поверите ли вы моему обещанию, вот вопрос? Вы знаете, что я знаю, что вы -- профессионал. Натурау вас, судя по архиву и по личным моим воспоминаниям -- христианская не чересчур. Связей -- я имею в виду гэбэ, милицию, -- связей хоть отбавляй. Следовательно, получив свободу, вы непременно попытаетесь использовать ее, чтобы отомстить мне. Что, скорее всего, у вас и получится. Остается держать вас в тюрьме вечно. Но это -накладно.
      Человечек поднес к полковничьей решетке несколько отпечатанных листов:
      -- Глядите-ка, как хорошо! Четкость поразительная. Вы в курсе, что ксероксами уже вовсю торгуют обычные комиссионки. Отобрали у вас с государством монополию наинформацию. Ну, не хотите смотреть -- не надо, -- и сноваотошел к столу. -- Так что логикадолжнаубедить вас, что мне придется прибегнутью хороший вы эвфемизм придумалию к высшей мере защиты. И тем не менее я обещаю сохранить вам жизнь. Вот пусть логикаи надеждаборются в васю Логикаи надежда. А сейчас, если позволите, я хотел бы заняться делом. Виктор Владимирович! -- крикнул наверх, подойдя к двери. -- Разрешите вас наполчасика, -- и, когдаИнтеллектуал спустился, уселся с ним рядышком застол, произнес: -- Начинаем массированную атаку. Следует, согласно предложенной вами системе, отксерить первые полторы сотни доносов и обеспечить их эффектную и одновременную доставкую
      -- То есть, профессор, вы полагаете, что вероятность генетической накладки невелика?
      -- Процентов десять, -- ответил Профессор Благородному Карасю. -- Правда, в следующих поколенияхю
      -- Товарищи, товарищи, тихо! -- оборвал этот негромкий, наухо диалог и всеобщий легкий шумок Председательствующий, ав усиление слов постучал авторучкою о горло графина, -- пораначинать!
      Шептавшиеся Благородный Карась и Профессор сидели задлинным покрытым сукном президиумным столом насцене какого-то огромного зрительного зала, не то ДомаКино, не то ДомаЛитераторов, в компании еще нескольких человек. Пусть креслав зале были заняты далеко не все, народу собралось предостаточно. Когдашум поутих, Председательствующий встал и торжественно произнес:
      -- Друзья! Мы собрались здесь сегодня, чтобы учредить "Общество Пострадавших В Годы Застоя". Многие из вас являются членами общества"Мемориал", которое, выполняя Великую Нравственную Задачу полной реабилитации жертв сталинского режима, оставляет, однако, в стороне прочие жертвы нашего все еще тоталитарного государства. Я имею в виду не только и не столько так называемых прямых диссидентов, томившихся в тюрьмах и лагерях в период с тысячадевятьсот пятьдесят шестого годаи буквально до сегодня, но и многие миллионы журналистов, писателей, ученых, дапросто -- честных, порядочных людей, которым перекрывали кислород, которых зачастую вынуждали соглашаться насотрудничество, но которые при этомю