Тульский – Токарев (№2) - Тульский – Токарев (Том 2)

– Это как? – не понял Токарев-младший.

– А так: один толкает клиента в спину, другой – сдергивает кепи, а третий, самый младший, кидается в ноги нахлобученному, ежели тот в погоню метнется – «ой, дяденька, заши-ибли!» А ты говоришь – преступный мир... Да я...

Артем покачал головой:

– Не всякая рыба – ихтиолог, даже такая... рыбина, как ты. Во, жизнь! И с таким боевым прошлым – ты в розыске!

– Ага, – погладил себя по животу Тульский.

– Причем, что радует – так это то, что не во всесоюзном!

Токареву «вновь обретенный родственник» нравился все больше и больше – у него вдруг возникло ощущение, что они общаются уже давным-давно и все прекрасно понимают друг про друга. Артем хмыкнул про себя, а вслух спросил:

– Мне тут сорока на хвосте принесла, что вчерась некий страшный и ужасный полковник Тульский застращал до блевоты всех орлов-мастеров-кидков на Макарова... Не слыхал?

– А-а... Пошла слава по земле Русской!

– Пошла, пошла... А хочешь всю схему узнать? Настал черед удивляться Тульскому:

– А велики ли секреты?

– Не велики, но любопытны. Артур озадаченно поскреб в затылке:

– Артем, я не понял, ты что – харчуешься у них?

Токарев-младший сузил глаза:

– Ну, зачем сразу так-то? Там урюк на урюке, все одним миром мазаны... Когда они честных граждан обувают – это, разумеется, без меня... Я и пацаны – мы иногда прикрываем этих уродов, когда к ним картежники заезжают или оптовые скупщики – чтоб чего не вышло. Так, наблюдаем...

– Нормальный расклад, – ухмыльнулся Тульский. – А отец – в курсе?

Токарев нахмурился – видно было, что вопрос Артура задел за больное:

– О чем-то, думаю, догадывается... А о деталях мы не говорим. У него времени нет. Да и я, ты не думай – я в криминал не лезу. Просто пацанов знаю – вот и подворачивается иной раз какая-нибудь халтурка... А что делать? Все веселее, чем в моем НИИ сидеть, тем более что я там и на хрен не нужен – неделями могу не появляться – никто и не хватится. Там народ уже просто одурел от создавания видимости какой-то деятельности.

Тульский вспомнил все, что ему рассказывал о сыне Василий Павлович несколько лет назад, и кивнул без улыбки:

– Понимаю. И велика ли прибыль у мироедов с Макарова?

– А ты действительно хочешь расклад узнать?

– Не повредит?

Артем отмахнулся:

– Мне – нет, я в твою деликатность верю.

– Ну, тогда... – Артур встал и с хрустом потянулся, а потом взялся за куртку: – ...тогда давай, кажи свое хозяйство, веди в закрома...

...Ко второй половине дня народу в магазине на Макарова да и вокруг него было более, чем достаточно – давали какие-то умопомрачительные женские замшевые сапоги, так что даже в «чековом» образовалась очередь и слякоть на полу. Заходить внутрь Токарев с Тульским не стали, так как обоих могли узнать в лицо. Парни примостились на набережной напротив. Начинало смеркаться, моросил легкий дождик, не по-апрельски холодный. От мокрого гранита парапета брюки быстро промокали.

– Схема следующая, – начал Артем, – видишь вольготно перемещающихся граждан с походкой пеликанов?

– "Не ищите меня в Вашингтоне"?

– Ага. Это они – те самые: Костя Могилев, Саша Лерп, Юра-Швед, Ося, Володя-Мушка... Они, как правило, «ломают» в честную, по «один-один». Но, если светит барыш серьезный – из Грузии, там, товарищ приедет или еще какой-нибудь насос – могут кинуть и через «куклу». Но не сами лично. Они только договорятся о встрече, скажут, что денег сейчас нет и сведут с Аликом, есть такой, а сами отойдут в сторонку... Даже если на следующий день терпила с ментами нагрянет – они не при чем!

– Лихо! – восхитился Артур. – А если таких эпизодов с десяток накопать?

Токарев пожал плечами:

– Тогда, конечно, их дело – табак. Но кто копать-то будет? Часть оперов из «тридцатки» на прикормке, а остальным – в лом документировать, как, кстати, и тебе...

– Есть такое дело, – улыбнулся, соглашаясь Артур.

В этот момент Токарева окликнули:

– Тема!

От магазина к ним подбежал какой-то спортивного вида парень. Артем оторвался от набережной, шагнул к нему навстречу, подал руку... Они перешушукнулись о чем-то несколько минут, потом Токарев кивнул и вернулся к Тульскому:

– Артур, помнишь «Кавказскую пленницу»? Как там Мкртчян сказал: «Вы даже можете лично участвовать в этом старинном обычае!»

– В смысле? – не понял опер.

Артем внимательно посмотрел на него и практически без колебаний пояснил:

– Сейчас Володя-Мушка берет крупную партию чеков – тысяч под пятнадцать из расчета рубль семьдесят пять копеек за чек – когда крупные партии, тогда курс ниже. Берет в честную. Пассажира, вроде, знает – неделю назад брал у него штуку. Тем не менее попросил моего знакомого – боксера подстраховать. А тот, как на грех, один у магазина – наших никого. В общем, он с ними в машину сядет, на заднее сиденье, а меня попросил просто посмотреть. Я должен метрах в пятидесяти постоять...

Тульский понимающе кивнул:

– Должен – так стой.

Артем немного замялся:

– Артур, я только не хочу, чтобы ты подумал, будто я тебя втемную втягиваю куда-то...

Тульский по-шпански ощерился и цыкнул зубом:

– Брось, никуда ты меня не втягиваешь... Иди, зарабатывай себе на хлеб... Да и про мой бутерброд можешь подумать...

– Тогда смотри: через несколько минут с Малого вырулит белая «пятерка» с Володей за рулем. В машину сядет продавец. Затем к машине подойдет наш боксер и сядет на заднее сиденье. Жигулъ проедет по набережной за светофор, и там, под первым домом, они все и пересчитают... Как продавец к Мушке сядет, я пойду пешком по набережной и буду их там ждать.

– Так и меня возьми за компанию! – загорелся Тульский.

– Пошли!

В этот момент к магазину вырулила белая «пятерка», и к ней тут же подошел элегантный молодой человек в замшевой куртке и в тонких манерных замшевых перчатках в цвет. Он распахнул дверь машины, махнул длинными рыжими кудрями и хлопнул себя по нагрудному карману, демонстрируя, что, мол, мошна – при нем.

– Все, садится! – прошептал Токарев, хотя и мог бы говорить в полный голос – у магазина его бы все равно не услышали. – Двинули!

Токарев и Тульский гуляющей походкой направились вдоль по набережной, не оглядываясь на белую «пятерку». А там, между тем, события разворачивались следующим образом...

Поприветствовав деланно усталого Мушку, рыжеволосый весело поинтересовался:

– А где ж охрана-то?

Володя непонимающе скривился, но тут задняя дверь «пятерки» приоткрылась и в салоне появилась физиономия с характерно сломанным носом:

– Володь, поменяешь мне сотку? Рыжеволосый засмеялся:

– Залезай, сотка! Я не против – пусть вас будет больше!

Боксер смущенно засопел и залез в салон. Мушка тронул машину и, обогнав фланирующих по набережной Тульского и Токарева, проехал еще метров сто пятьдесят и остановился. Посмотрев на рыжего, Володя уточнил:

– По один и семьдесят пять? Рыжий кивнул:

– Как договаривались, – с этими словами он, не снимая замшевых перчаток, достал пухлый длинный конверт, перетянутый резинкой и отдал его Мушке: – На, считай ты первый, а то я гляжу – вы волнуетесь...

Затем рыжий беззаботно повернулся назад, опершись правым локтем на водительское кресло, и сказал с легким вздохом:

– А я вот в детстве испугался боксом заниматься...

– Чего так? – ухмыльнулся боксер.

– Да... родители наговорили...

– В перчатках тебе не жарко? – подколол продавца спортсмен, но тот не обиделся:

– Экзема у меня... на нервной почве...

В этот момент краем глаза рыжий заметил, что Володя, наконец, распечатал конверт...

Продавец резко ударил боксера в горло кулаком слева и почти одновременно с этим правой рукой хлопнул Мушку по груди. Потом рыжий всем телом отпрянул назад и быстро достал из под брючины добротно сделанный финский нож. Но нож был уже не нужен. Володя еще чуть шарил руками по рулю, но уже отходил, так как из середины груди у него торчала рукоятка шила. Боксер на заднем сиденье разглядывал потолок «пятерки» остановившимися глазами. Он тоже был мертв – из горла у него чуть выглядывал обмотанный лейкопластырем кончик длинной производственной швейной игры...

Убийца залез рукой под водительское кресло и нашарил там целлофановый пакет с рублями, которые Мушка собирался отдать ему за чеки. Не открывая пакета, Рыжий убрал его в карман куртки, потом спрятал нож и спокойно вышел из машины. Придерживая рукой дверь, он снова нагнулся к салону и сказал весело двум покойникам:

– Не, не надо меня подвозить. Мне дворами спокойнее...

Затем он со смешком закрыл дверь и пошел к арке дома – зайдя в нее, обернулся и помахал рукой...

...Когда он вышел из машины, Тульский и Токарев подошли уже метров на сорок. Артем кивнул:

– Дело сделано.

– Быстро как-то, – удивился Артур.

Токарев-младший пожал плечами:

– Может, купюры крупные были... Быстро пересчитали.

Они пошли назад к магазину, ожидая, что «пятерка» их обгонит. Через несколько минут Артем удивленно оглянулся – машина, однако, стояла как вкопанная, их выхлопной трубы вился легкий голубоватый дымок...

Токарев нахмурился, ничего не понимая, затем развернулся и, прибавляя шаг, пошел к машине. Артур, отстав на пару шагов, последовал за ним.

Артем почти подбежал к «пятерке» и распахнул водительскую дверь. Чтобы все понять, ему хватило беглого взгляда. Захлопнув дверь, Токарев перескочил через капот, словно нельзя было его обойти, и ринулся в арку проходного двора. За ним без слов понесся Тульский...

Через проходняки они выскочили на 1-ю линию, не встретив по дороге никого, даже прохожих. Только на линии Артур смог, наконец, выдохнуть вопрос:

– Что в машине?

Артем дернул кадыком, с усилием сглотнув:

– Трупы...

– Пиздец, приплыли... – Тульский аж за голову схватился. Но тут же переспросил: – А как же он... Без шухера... Может, усыпил? Ты ж не осматривал?..

Токарев покачал головой:

– Артур, я на мертвечину много раз выезжал – я точно говорю – трупы...

Пытаясь сообразить, что же делать, Тульский и Токарев побрели обратно через проходные дворы на набережную. На половине пути они наткнулись на стремительно выскочившего из парадной солдатика, на ходу застегивавшего шинель.

– Сколько времени? – заполошно заорал расхристанный солдатик.

– Пара нарядов вне очереди! – мрачно ответил ему Артур.

– Очень смешно! – огрызнулся защитник Отечества, справившийся, наконец с шинелью и нагнулся, чтобы поправить сапог, из которого торчал кончик розовой портянки. Токарев остановился:

– Эй, боец... А ты случайно парня тут не видел, рыжего такого... Чужого... Может – пробегал?

– В нашей парадной?

– Вообще...

– А к нам минут пять назад заскочил какой-то мужик очумелый – не видел, рыжий он или нет... На последнем этаже на подоконнике пакет какой-то драконил...

Тульский и Токарев ломанулись в подъезд, не увидев, как солдатик посмотрел им вслед и усмехнулся...

...На последнем этаже, возле закрытого хода на чердак, они обнаружили замшевую куртку, малиновые ботинки, перчатки, рыжий парик и солдатский вещмешок. Матерясь в голос, Артем с Артуром побежали обратно – но во дворе уже никого не было...

...Они обшарили все проходные дворы, пробежали по 1-й линии, прочесали часть Среднего – все было напрасно...

Подавленные, Токарев и Тульский вернулись на набережную, где все также одиноко продолжала работать на холостом ходу белая «пятерка».

– Блядь, – сказал Тульский, нервно закуривая. – Счастье еще, что не моя земля... Надо срочно в «тридцатку» – вызвать всех, кого только можно... Быстро – как мы-то тут оказались? Что объясняем?

– А чего выдумывать – хмуро отозвался Токарев. – Чем ближе к правде – тем лучше... Наблюдали за «контингентом», изучали способы их наживы... Показалось странным, что машина долго стоит – подошли...

– Я же только вчера тут шухер наводил, – скривился Тульский. – Ой-е... Ну пошли, что ли...

Артем задумчиво поднял глаза на опера и сказал словно самому себе:

– Что-то это мне напоминает... Вернее – кого-то... Шустрый паренек... Фантом...

Артур замер:

– Фантом, говоришь? А, может, Невидимка? А ты что про него знаешь?

– А ты? – удивился тому, как Тульский точно реагировал на его смутные подозрения, Токарев.

– Та-ак, – протянул Артур. – Похоже, нам есть, что обсудить... Только сначала надо до «тридцатки» добежать...

Показания, которые Токарев и Тульский дали в 30-м отделении немного отличались от того, что они, перебивая друг друга, рассказали выехавшему на двойное убийство Токареву-старшему.

Василий Павлович выслушал ребят молча, потом тяжело вздохнул и спросил:

– Вы его хоть разглядели толком, сыщики?

Парни потупились, потом за обоих ответил Артем:

– Отец, мы... Смеркалось, да и форма военная отвлекала... Потом он нагнулся почти сразу... Купились мы... Солдатик и солдатик – нескладный такой.

Токарев-старший мрачно кивнул:

– Да, психологически все точно... Когда форма – всегда смотрят на нее, а не налицо, она обезличивает. Лучшая маскировка... Ладно, ухари... Вот что я вам скажу – вы свои предположения про Фантома-Невидимку, держите при себе, ясно? Потому что у нас конкретного ничего – как не было, так судя по всему – и нет... А умозаключения на официальные бумаги класть не рекомендуется.

– Но, отец... – попытался было возразить Артем, на что Василий Павлович рявкнул:

– Я ясно выразился?!

– Ясно, – понурились парни.

Потом, после всех официальных мероприятий, Артем и Артур еще долго разговаривали друг с другом – сопоставляли кусочки информационной мозаики, спорили, убеждали друг друга. Они понимали друг друга с полуслова. У них появилась общая цель...

Объявленный по городу план «Перехват», конечно же, ничего не дал. «Солдатик» как в воду канул, как испарился...

Тульский

15-16 мая 1990 г.

Ленинград, Васильевский остров

...Ждать следующего проявления Невидимки пришлось недолго. Спустя короткий промежуток времени после зависшего глухарем двойного убийства на набережной Макарова, его тень обозначилась снова...

...Недели две назад в кабинет к Тульскому въехал еще один молодой оперативник – Ваня Кружилин. Ваня окончил короткие курсы для сотрудников уголовного розыска в Пушкине, и его допустили до заветных служебных тайн. Сразу по его приходу в отделение выяснилась пикантная подробность – оказалось, что у Вани музыкальное образование, а по диплому он – дирижер, точнее – дирижер хора и вокальных коллективов. Это обстоятельство смутило даже Боцмана, который со скрытым уважением изрек как приказ:

– С этого дня так и будем звать: Дирижер!

Родители с детства старались не пускать Ваню на каток, усаживали за чудом влезшее в хрущовку пианино, покупали книги о композиторах и даже, выкраивая крохи из своей зарплаты, пошили мальчику фрак. Они долго не знали, что их мечты разбил Роберт Стивенсон своим романом «Остров сокровищ», который Ванечка проглотил за одну ночь. С тех пор Кружилин «заболел» пиратами, а когда подрос, понял, что их можно встретить, видимо, только в уголовном розыске...

Консерваторию он все же окончил, но захудалым дирижером (которым родители бы гордились и обсуждали бы между собой, как его зажимают бездари) быть не захотел.

Тульский понял, что его новый коллега – романтик, но издеваться не стал, так как Кружилин был парнем добрым и заводным на любую авантюру. Это Ваня, мгновенно освоившись в атмосфере отделения, предложил налепить на дверь кабинета Боцмана плакатик следующего содержания: «Взятка в размере до 25 рублей – является устной благодарностью». Дело в том, что Боцман за небольшие одолжения брал магарыч только портвейном и водкой.

После взбучки, которую устроила Кружилину в прокуратуре Яблонская за его художества при поиске небольшого бульдозера, похищенного со стройки, Ваня родил новый шедевр – на листе ватмана он начертал: «Подозреваемым является тот, кто замечен в чем-то подозрительном. Наиболее подозреваемый тот, кто ни в чем подозрительном замечен не был». Этот плакат был прикреплен над столом Тульского с помощью Токарева-младшего, проводившего в их кабинете чуть ли не столько же времени, сколько и опера.

А потом трое шалопаев налепили хулиганскую надпись и на дверь Ткачевского: «Каждый подозреваемый может стать обвиняемым. Подозрение является достаточным основанием для ареста. Арест обвиняемого является достаточным и исчерпывающим доказательством его вины».

Не симпатизировать такому юморному дирижеру было невозможно, поэтому Артем и Артур «взяли шефство» над Ваней активно помогая ему стать настоящим опером.

...Тульский и Кружилин восседали с двух сторон над задержанным. Артема в тот день в кабинете не было – у него обозначились какие-то срочные дела. А задержанным был сутенер по прозванию Брынза. Дело в том, что несколько дней назад на «пятаке», находившемся на земле Кружилина, избили и ограбили человека по фамилии Треугольников. Треугольников умер в больнице – в общем, «тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть». Опера покумекали, покумекали и хватанули двух шмар, постоянно трудившихся на «пятаке», и Брынзу. Шмар завели в кабинет к Боцману, Брынзу – к Тульскому и Кружилину.

После нескольких ударов по голове тяжелым справочником «Почему так названы», одна из проституток стала что-то припоминать:

– А... возле остановки? Так клиент хотел нам деньги отдать не до, а после... А Брынза говорит – бабки мне! Короче, дело до рук дошло...

Услышавший это Тульский опрометью бросился обратно к себе в кабинет и прервал Кружилина, что-то объяснявшему задержанному:

– Слушай, Брынза, пиши сам явку с повинной. А? Лучше ведь тебя никто не напишет...

Ваня и Брынза удивленно открыли рты практически одновременно...

Но сознаваться Брынза не желал – кричал, что мужика помнит, что конфликт был – но бить – не бил, и все тут.

– Ну а девкам-то, девкам-то какой смысл на тебя наговаривать? – убеждал сутенера Артур.

– Да когда это было?.. Не помнят они...

– Слушай, Брынза, мы тебе сейчас все расскажем. Когда, кого, как, что у терпилы забрал. Ты признаешься, а потом в отказ. Вещи не выдашь, дескать, пропил... А у нас будет осадок, будто на тебя чужое повесили!

– А что – не так? Не хотите повесить?!

– Бры-ынза, – горестно вздохнул Тульский. – При написании чистосердечного признания веди себя спокойно и прилично. Не ковыряй в носу и ушах, не крутись на табуретке, не пей больше одного стакана, ежели чего поднесут, не плачь, не сморкайся ежесекундно. А главное – не делай больших пауз.

– Ну не бил я мужика, не бил!!! Цапнулись – и разошлись! Он, видимо, еще с кем-то...

Ваня погрозил сутенеру пальцем, как расшалившемуся первоклашке:

– Не задавайся и не думай, что все вокруг – дураки. Замени скромное «видимо» на нахальное «я уверен» и, вообще, употребляй больше личных местоимений.

Брынза свернул губы в трубочку:

– Я считаю, что...

– ...Это чудовищная ошибка! – продолжил за него Тульский и ухнул задержанному по голове Уголовным кодексом – причем раза в три сильнее, чем проститутке в кабинете Боцмана. Брынза ойкнул.

Артур со вздохом бросил тяжелую книгу на стол и начал по-новой:

– Мы же не просим, чтобы ты нам «Войну и мир» написал. Коротенько: было, было дело под Полтавой... Клиент плохо себя вел – я ругнул его, он ударил, я ударил... пару раз. Он пьяный был – упал, порвал мне рубашку. Я вытащил бумажник, чтобы компенсировать... Ну – что тут такого особливого?

Тульский подсказывал Брынзе, будучи абсолютно уверенным, что принципиально все происходило именно по такой схеме. Ваня его поддержал:

– А в конце – кланяйся и благодари, благодари и кланяйся!

(Такое напутствие дал Кружилину в свое время преподаватель перед экзаменом, который проходил в малом зале филармонии).

– Ну не обувал я мужика!!! – чуть не зарыдал Брынза.

– Не обувал, значит...

Артур повел шеей и за шиворот подтащил сутенера к огромному пустому сейфу. Засунув голову Брынзы в гулкое пыльное нутро железного ящика, Тульский скомандовал:

– Ваня, давай!

Кружилин достал из-под дивана гантелю, на которой в 1938 году было выдавлено «10 кг завод им. т.Молотова», и шарахнул ею пару раз по сейфу.

Услышав адский тарарам, к ним в кабинет вбежал Боцман:

– Вы чего, охуели совсем?!

– Так не помнит ничего!

– Уши чистим!

Боцман сокрушенно покачал головой:

– Иван, ты же симфониям обучался, а не в пехотном полку на барабане наяривал... И еще... Не он это...

– Чего – «не он»? – не понял Тульский, но голову Брынзы из сейфа вытащил.

– Убил не он!

Сутенер хоть и оглох, однако же все расслышал, что нужно было – он завыл, вывернулся из лап Тульского и бросился к Боцману:

– А-ы-у!!!! Вот оно в чем дело, командир! Суки!!! Хотели труп на меня списать!!!

Боцман поморщился и вывел страдальца в коридор. Брынза доплелся до раздолбанной раковины, отвернул осклизлый кран и начал жадно глотать теплую желтую воду, одновременно булькая и бормоча:

– Куда... хлюп-хлюп... клонят... хлюп-чавк... козлы... чавк-чавк... и притом вонючие...

Боцман отвернулся от него и заглянул в кабинет к Тульскому и Кружилину:

– Не он это... Я с девками плотно поработал – не срастается... Он с ним действительно цапнулся, но и только... Его уже потом кто-то за остановкой отоварил чем-то тяжелым. Вытащил бумажник, снял ботинки – и так далее. Убивать, может, и не хотел, но человек – существо странное, можно полчаса смертным боем бить – отойдет, а бывает – с одного удара – щелк, и в дамки... Я одну девку уже отпустил. Берите для блезиру объяснение со второй – и расход. Нет. Не он это.

– Не он? – помотал головой Тульский, которому и в голову не пришло усомниться в правоте самого Боцмана. – А тогда кто же? Кто?!

Боцман молча пожал плечами...

Может быть, эпизод с попыткой раскрытия преступления в отношении гражданина Треугольникова так и окончился бы совсем ничем, но в это время в кабинете Токарева-старшего находился Есаул – тот самый приятель Варшавы, что трудился в бане на 5-й линии. Дело в том, что во время одной из последних встреч Токарев и Варшава конфиденциально договорились о следующем: карманники, орудующие на острове, будут возвращать все равно ненужные им важные документы – в первую очередь, партбилеты удостоверения офицеров и паспорта. Щипачи частенько добывали эти ксивы вместе с кошельками, а народ в милицию бросался, в основном, не из-за денег, а как раз из-за документов, утрата которых могла обернуться большими неприятностями. И договор был такой: если кого с поличным берут – это одно дело, а ежели нет – так хоть документы по-тихому скиньте... Глядишь, и часть потерпевших свои заявы назад заберут. Но как эту замечательную идею было осуществить на практике с учетом недоверия блатных и ментов друг к другу? Варшава и предложил решать вопрос через Есаула. Есаул уже «отвоевался», но ему верили жулики, а менты знали, что он хоть и стучать им не будет, но и в темные дела уже никогда не полезет. Не без уговоров, но Есаул все же согласился раз в месяц выполнять возложенную на него миссию. Для надежности и конспирации жулики все же предложили саму процедуру возврата обезличить: они бросали документы в тайничок-схрон на первом этаже черной лестницы бани. О тайничке ведали только посвященные, а Есаул и знать не желал – кто туда что бросает...

Вот и на этот раз бывший зэк положил Токареву на стол газетный кулек. Василий Павлович что-то дописывал и кивнул механически:

– Угу, присаживайся... я сейчас.

Есаул оглядел хорошо знакомый ему кабинет и невольно улыбнулся, заметив новый плакат. На плакате молодой, подтянутый милиционер резко и грозно отодвигал от себя рюмку с алкоголем. Первоначальная типографская надпись на плакате была заретуширована, а поверх нее уже кустарным способом кто-то вывел: «С пидорами не пьем!»

– Ты чего? – приподнял голову от бумаг Токарев. – А...

Василий Павлович и сам улыбнулся:

– Это я у оперов из 16-го изъял. Прислали нам одного... хохмача-дирижера.

– В каком смысле дирижера? – Есаул непонимающе сморщил лоб.

– Да в прямом! Учился человек на дирижера, а потом вот все бросил и пришел к нам...

– На дирижера, которых по телевизору показывают?

– Во-во.

– И к вам?

– Ну!

Есаул аж засопел:

– В интересное время жить начинаем! А в 16-м народ интересный подобрался – один Боцман чего стоит, он чуть ли не египетские пирамиды еще сам строил...

– Да-а, – кивнул Василий Павлович, разворачивая сверток. – Коллективчик там еще тот... Так, ну чего нам сегодня бог послал?...

Токарев стал раскладывать на столе чуть скукоженные от сырости документы:

– Удостоверение личности офицера... майор Мургло!

Оба ухмыльнулись на смешную фамилию

– Зачетная книжка студента восточного факультета ЛГУ имени А. А. Жданова... партбилет товарища... – красивое лицо! – Некрасовой... профсоюзный билет на гражданина... чернила расползлись... Треугольникова...

Есаул начал подниматься:

– Пойду-ка я, пожалуй...

Токарев сморщился и пробубнил задумчиво:

– Погоди... Треугольников... дурацкая фамилия... Где-то я ее недавно совсем слышал.

– Да мало ли таких! – пожал плечами Есаул.

– Треугольниковых?!

Бывший зэк поскреб затылок:

– Ну, может, жалобиться приходил?

– Нет, – качнул головой Токарев, – заявляют в отделениях, ты же знаешь...

– Да хрен с ним, – махнул рукой Есаул. – Отдашь, – человеку радость!

И в этот момент Василий Павлович вспомнил. Вспомнил и чуть не закричал:

– Отставить!!! Треугольникова – завалили!

Он схватил телефон:

– Токарев... Ткачевский, ты? По Треугольникову работали?.. У вас... Не отпускать!!! Меня ждать! Напишите обзорную справку!

Есаул почуял неладное, но уйти из кабинета уже не мог – ну не бежать же? Он со злостью вальяжно и демонстративно-оборонительно вновь развалился на стуле. Токарев внимательно посмотрел на него, слегка смущаясь:

– Саша... Профбилет – с убоя...

– Вася – а мне-то – по хуй! Не! Не надо! Я-то уж тут – точно ни при чем!

– А ты чего хамишь-то?

– А ты что – мне предъявить хочешь?!

– А тут не правилка воровская, чтобы предъявлять!

Есаул прищурился недобро:

– Это в смысле, что я заблудился и не понимаю, с кем калякаю, гражданин начальник?

– Саш, тормози...

Но Есаул завелся не на шутку:

– А хули мне тормозить-то?! Меня просили взять на себя миссию передачи этого говна – с чьей подачи? С твоей?

– С моей.

– Во! С блатными все перетерто, все в курсе, воздержавшихся нет. Претензии были когда?!

– Нет, – начал понемногу успокаиваться Василий Павлович.

Есаул это почувствовал, но по старой зэковской манере стал «дожимать»:

– Мне это надо?! Я и без этого... главпочтамта... водкой приторговываю, на масло зарабатываю... На «Зенит» хожу – места лучшие! Блатные уважают, вам я в хуй не тарахтел! А ты мне – убой!!! Какой убой?! Скидывают ксивы только щипачи! Допустим... Ну, ладно – допустим, кто-то убил кого... И что – понесут в то самое место, чтоб я тебе отдал?! Дебилы, что ли? Шутка такая турецкая?!

Токарев умиротворяюще выставил вперед ладони, начиная понимать, что и впрямь – странная какая-то история вырисовывается:

– Я понимаю... Действительно – непонятно... Но мужика-то завалили – я вспомнил... На остановке, при разбое... докУмент – его... Веришь?..

Есаул скривился, но кивнул:

– Охотно, раз ты так разошелся... И что с того?

– Объяснение должно быть? Бывший зэк эмоционально хлопнул себя ладонями по коленям:

– За-е-бись! И что – теперь я должен на нашем партактиве поднять вопрос – кто скинул профсоюзный билет?! Ага... Все выяснить и доложить по инстанции?! Вот чуял я, что из этой канители с ксивами когда-нибудь блуд выйдет...

Василий Павлович помолчал и спросил:

– А мне что делать? Наплевать и забыть уже не получится...

Есаул мотнул головой:

– А выходи прям на Варшаву... сам... ставьте на стол белую головку и – куд-кудых между собой! А то, один – правильный вор, другой – взяток не берет... Вот и кумекайте сами! А я пошел... в баню! Мне пять ящиков свежего «жигулевского» должны привезти!

– Саш...

Но «исполнитель особой миссии» уже вскочил:

– И не надо ничего мне говорить! Ничего не слышал, ничего не видел, ничего никому не скажу!

Последнюю фразу Есаул почти пропел, пародируя Эдиту Пьеху и демонстративно толкнув дверь плечом, вышел, нервно перебирая пальцами в карманах широких брюк...

Токарев же добрался до 16-го, рассказал о ситуации, показал профбилет... Совместно с Ткачевским и Боцманом решили: если установят злодея, то документ ему надо подбросить во время обыска. Долго перебирали различные версии, наконец остановились на одной: дескать, кто-то из карманников совершил уличный разбой (это само по себе – очень спорно, но... – и на старуху бывает проруха), а потом по запарке скинул профбилет вместе с остальными документами...

Василий Павлович начал вникать во все мелочи по странному разбою – но озарение не снисходило. С Боцманом по поводу Брынзы начальник угрозыска согласился, и сутенера отпустили. Далее выяснилось, что к Треугольникову в больницу перед тем, как он умер, заезжал Лаптев – впрочем, без толку, а якобы взятое у потерпевшего объяснение – длинное, как положено, – было, конечно, липой от начала до конца, включая корявую подпись, которую накарябал сам опер...

Токарев с Боцманом перебрались в кабинет Тульского и Кружилина. Василий Павлович забрал у притихшего Вани материал, который, по идее, надо было отправить в прокуратуру уже сегодня. Вчитываясь в бумаги, начальник розыска механически спросил:

– А ботинки, вообще, разве часто снимают?

– Редко, – качнул головой Боцман и настроился рассказать очередную «военно-морскую» историю: – Вот после войны...