Погибшие цивилизации

      Очевидно, приход ареоев не мог не отразиться и на верованиях жителей Рапа-Нуи. Археологи показали, что в древнем поселении Оронго находились два церемониальных центра. Один, более древний, был посвящен богу птиц Макемаке. Воплощением бога птиц считался человеческий череп (между прочим, островитяне верили, что, если положить череп в курятник, куры будут лучше нестись, а поэтому черепа знаменитых островитян были «нарасхват» в прежние времена на Пасхе). Посему изображение бога Макемаке на скалах давалось в виде человеческой головы с большими круглыми глазницами черепа. Во второй период на острове появляются изображения птицечеловека — странного существа с человекоподобным телом и головой птицы фрегата. Птица фрегат — очень редкий гость на острове Пасхи. Поэтому некоторые исследователи считали, что его изображение на скалах в Оронго служит доказательством того, что Рапа-Нуи заселяли темнокожие жители Меланезии, почитающие птицу фрегат. Однако незачем обращаться к далеким островам Меланезии, если вспомнить, что птица фрегат считалась воплощением верховного бога ареоев — бога Оро.
      На острове Пасхи древний культ морской ласточки, связанный с богом Макемаке, переплелся после прибытия ареоев с культом птицы фрегата, с культом бога Оро. Недаром на спине одной из статуй острова Пасхи изображены одновременно морская ласточка и птица фрегат.
      Но откуда прибыл отряд ареоев на остров Пасхи? Ряд имен, стоящих в списке вождей острова Пасхи, позволяет нам ответить да этот вопрос. Многих исследователей удивлял тот факт, что в списках правителей Рапа-Нуи можно найти три странных имени: «Тухунга Нуи», «Тухунга Роа» — и «Тухунга Маре Капеау». Слово «тухунга» означает «жрец»; «Нуи» и «Роа» — «большой, великий»; «Маре Капеау», по всей вероятности, является искаженным словом «марае» — так называются полинезийские святилища. Каким образом в список правителей попали жрецы — «Великий Жрец», «Большой Жрец» и «Жрец — Строитель Марае»?
      Лишь на острове Мангарева, ближайшем соседе острова Пасхи, единственном из всех островов Полинезии, жрец мог иметь и светскую власть. На Мангареве существовала самая тесная связь между вождями и жрецами. Поэтому жрецы с Мангаревы, подавшие на Пасху и захватившие там светскую власть, могли попасть в списки правителей этого острова.
      На Мангареву указывают и данные лингвистики: лишь здесь имеется слово «тухунга», что означает «мудрый, искусный». На языках других островов Полинезии это слово звучит несколько иначе: на Новой Зеландии — «тохунга», на Таити — «тахуа», на Туамоту — «тахунга», на Маркизских островах — «тахука», на Самоа — «туфунга», на островах Тонга — «туфанга».
      Миссионер Руссель, составитель первого словаря рапануйского языка, отмечал большую близость этого языка к языку Мангаревы. В одной из старинных песен острова Пасхи встречаются слова, которые есть в языке жителей Мангаревы, но не отмечены в современном языке острова Пасхи. Кроме того, между деревянной скульптурой Мангаревы и каменными статуями острова Пасхи существует несомненное сходство. Все эти данные заставляют предполагать, что отряд «длинноухих» был отрядом ареоев, прибывшим на Рапа-Нуи с Мангаревы не ранее XII в. н. э.

После свержения «длинноухих»

      Когда было покончено с господством ареоев? Радиоуглеродный анализ дает дату: конец XVI — конец XVII в. (средняя цифра — 1680 г.). Но другие материалы позволяют более точно датировать время свержения власти ханау еепе. Капитан Гонсалес, посетивший остров в 1770 г., свидетельствовал, что «туземцы поклонялись идолам» (характерно, что местные вожди принимали его на полуострове Поике, цитадели ареоев — «длинноухих»). Через четыре года Джемс Кук видел поверженные статуи и «следы катастрофы, постигшей остров». Таким образом, мы можем почти с уверенностью предполагать, что истребление «длинноухих» произошло между 1770 и 1774 гг.
      Но легендарной битвой «длинноухих» и «короткоухих», по всей видимости, дело не обошлось — предания повествуют о свирепой войне между племенами туу и хоту-ити. По всей вероятности, это была либо битва с ареоями или их приверженцами, либо борьба двух конкурирующих племен за верховную власть над островом. Культура острова Пасхи после истребления ареоев вступила в новый, третий период. И если больше не воздвигались гигантские статуи и «аху» — символы владычества ненавистных «длинноухих», то на острове теперь процветало искусство иероглифического письма кохау ронго-ронго, искусство резьбы по дереву, строительство полупирамидальных платформ.
      Каждый родовой клан («мата») имел особых знатоков искусства письма. Их звали «тангата ронго-ронго», то есть «люди ронго-ронго». Они жили в отдельных домах, где могли всецело отдаваться своему призванию; их жены жили отдельно. Каждый «тангата ронго-ронго» имел учеников. Вначале ученики писали на коре бананового дерева, а затем, когда они овладевали искусством письма в совершенстве, им разрешалось использовать дерево.
      Самым знаменитым и искусным мастером письма ронго-ронго был вождь, по имени Нгаара, живший в первой половине XIX в. Старики рассказывали о нем, что в его доме были сотни дощечек и он обучал многих искусству чтения и письма — науке, которую он перенял от своего деда.
      Раутледж в книге «Тайна острова Пасхи» сообщает: «Описывают с яркими подробностями, как, обучая словам, он держал в одной руке дощечку и размахивал ею из стороны в сторону во время декламации. Наряду с обучением он проверял кандидатов, приготовленных другими преподавателями, — обычно его сыновьями. Он смотрел на их дощечки и заставлял читать, после чего отпускал, похлопывая, если они знали хорошо, или прогонял их».
      Воспитатели лично отвечали перед главным учителем Нгаара за своих учеников. Если ученики были достойны похвалы, то учителям их дарилась дощечка. Если же ученик не выдерживал экзамена, Нгаара отнимал у его учителя дощечку с письменами кохау ронго-ронго. По рассказам стариков, каждый год к Нгаара собиралось несколько сот людей ронго-ронго. Молодежь и любознательные жители также стекались из разных мест острова, чтобы посмотреть на торжественное зрелище.
      Торжественный экзамен продолжался весь день. Утром обычно успевали прослушать лишь половину всех участников. В полдень устраивался перерыв для еды. Затем вновь продолжалось чтение вплоть до сумерек.
      Бывали и более мелкие собрания — экзамены во время полнолуния или последней четверти луны. К Нгаара приходили знатоки письма кохау ронго-ронго, и великий учитель ходил взад и вперед, читая дощечки, в то время как старики, стоя, благоговейно внимали ему.
      Живое развитие рапануйской культуры прервалось колонизаторами: самобытная цивилизация Пасхи была погублена, ибо нигде в Полинезии местное население не подвергалось такому жестокому обращению и такому разлагающему воздействию. Местная культура была почти полностью разрушена, а «записи со слов оставшихся в живых дают самые скудные по всей обитаемой Полинезии материалы», печально констатировали ученые.

Прокаженный знаток письмен

      Древняя рапануйская культура мертва — таково было мнение большинства исследователей. Но неожиданно выяснилось, что многие «тайны острова Пасхи» известны местным жителям, даже такие, как секрет изготовления гигантских статуй и искусство иероглифического письма!
      В 1914 г. на остров Пасхи на собственной шхуне прибыла английская исследовательница Кэтрин Раутледж. Она, как и другие ученые, принялась за поиски знатоков письма среди оставшихся жителей.
      К ее превеликому удивлению, многие островитяне изъявили желание прочесть тексты кохау ронго-ронго за вознаграждение. Взяв фотографию дощечки, они бойко читали ее.
      Раутледж стала составлять словарь: срисовывать значки, записывать чтения… И вновь изумилась — любой знак имел любое чтение, говоря иначе, жители острова Пасхи дурачили англичанку!
      Раутледж решила, что среди них нет настоящих знатоков письма, когда неожиданная находка заставила ее переменить это мнение. Однажды Раутледж, возвращаясь в дом, где она жила, обнаружила на земле кусок бумаги. Бумага — вещь весьма редкая на острове. Раутледж подняла листок. Он был вырван из чилийской конторской книги. Но, рассмотрев листок внимательно, Раутледж не поверила собственным глазам. На куске бумаги были начерчены письмена кохау ронго-ронго! Кто-то на острове не только умел читать, но и писать загадочным письмом! Более того, строки письма шли, как европейские, слева направо.
      Часть знаков совпадала со знаками на дощечках. Часть знаков была непохожей. Вообще листок бумаги напоминал какое-то деловое письмо или записку; значки ронго-ронго не были тщательно выписаны, как на дощечках.
      Значит, жители острова Пасхи владеют письмом! А может быть, не только древним письмом, но и каким-то новым, модернизированным, где строки идут на европейский лад? Раутледж начала выяснять, кто написал, кому принадлежит листок, маленький листок из чилийской конторской книги, хранящий тайны загадочного письма. Островитяне отказывались отвечать; они утверждали, что ничего не знают.
      Наконец Раутледж удается узнать, что на листке писал старик, по имени Томеника. Он является последним человеком, который знаком с древним письмом. Как разыскать его, как выведать у него тайны письма? Увы, Томеника вот-вот умрет, и не в своем доме, а в колонии прокаженных. И все же Раутледж отправилась в колонию, захватив копии древних текстов кохау ронго-ронго и найденный листок.
      Старик признал, что знаки на листке написаны им. Раутледж показала ему фотокопии и попросила прочесть хотя бы одну фразу. Томеника продекламировал: «хе тимо те ако-ако» и объяснил, что некоторые знаки имеют отношение к «господу нашему Иисусу Христу».
      «Перспектива была не многообещающей», — писала Раутледж в своей книге. Дело в том, что слова «хе тимо те ако-ако» были знакомы ей и ранее. Многие из островитян, не умевшие читать кохау ронго-ронго, неоднократно брались сделать это и повторяли «хе тимо те ако-ако», отвечая затем на ее расспросы, что это слова с одной из наиболее ранних дощечек и они играют роль алфавита, который заучивают в первую очередь. Причем же здесь Иисус Христос, о котором говорит Томеника? «Он сидел на одеяле около своей травяной хижины, — писала английская исследовательница, — босой, одетый в длинную куртку и фетровую шляпу; у него были пронизывающие карие глаза, в молодые годы он, вероятно, был красив и умен. Он спросил, не интересуемся ли мы тау, и попросил бумагу и карандаш. Бумагу он положил перед собой между ногами и взял карандаш, держа его большим пальцем сверху и указательным снизу; он сделал три вертикальных столбца, сначала из ноликов, потом из «птичек», дал название каждому столбцу и стал рассказывать. Не было никаких сомнений в подлинности рассказа, но он бормотал быстро, а когда его попросили говорить медленнее, чтобы можно было записать, он сбился и должен был начать снова; он, несомненно, использовал значки лишь для счета различных фраз. В конце нашего посещения он предложил написать что-нибудь к следующему разу.
      Мы оставили ему бумагу, и к нашему возвращению через два-три дня он нарисовал пять горизонтальных строк. Четыре состояли из знаков, но один, и тот же знак постоянно повторялся, а всего было не больше дюжины различных знаков. Окружающие сказали, что это «ленивое письмо». Томенжка пожаловался, что бумага была «недостаточно толстой». Ему предложили другой лист. Старик доложил его рядом с первым и стал с легкостью писать слева направо. Следя, как он писал, Раутледж сделала копию.
      Очередной визит был неудачей. Томеника чувствовал себя очень плохо, и весь разговор с ним велся через дверь хижины. Он нарисовал два новых знака, сообщив, что они «новые», а немного времени спустя добавил, что они «старые». Раутледж нанесла еще два визита.
      «Я вышла из хижины и, прислонившись к стене, еще раз обдумала, не остался ли какой-либо вопрос невыясненным, нет ли хоть какой-нибудь возможности получить данные; но старик забыл большую часть того, что знал, а то, что он смутно вспомнил, не был способен объяснить, — пишет Раутледж. — Я сделала еще одну напрасную попытку, попрощалась с ним и ушла. Был конец необычайно тихого дня; все в этом уединенном месте было совершенно спокойно; впереди расстилалось, как стекло море, и солнце как огненный шар склонялось к горизонту, а совсем близко лежал постепенно угасающий старик, усталый мозг которого сохранил последние остатки некогда высоко ценных знаний. Через две недели он умер».

Быть может, тайну хранят до сих пор…

      Раутледж ошибалась. Томениш не унес с собой тайну дощечек. Вака-Туку-Онге (таково настоящее имя старика) имел учеников среди островитян. Больше того, хозяин дома, где жила Раутледж, был одним из учеников старого знатока ронго-ронго (ему-то и адресовалась, по всей видимости, записка, найденная Раутледж).
      Есть основания считать, что и по сей день на острове Пасхи живут люди, владеющие ключом к таинственным письменам. Знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал чуть было не достал этот ключ.
      Вы, вероятно, помните его книгу «Аку-аку» и историю со старой тетрадью, которую дал сфотографировать Хейердалу брат старосты острова Эстеваи Атан.
      «Листая тетрадь, мы обнаружили, что отдельные страницы содержат лишь ряды совершенно непонятных иероглифов, тогда как другие сделаны в виде словаря с переводом каждого отдельного знака. Символы ронго-ронго были нарисованы вертикально друг под другом с левой стороны страницы, а справа от каждого знака стоял перевод на полинезийский диалект острова Пасхи, написанный неуклюжими буквами», — писал Хейердал в «Аку-аку».
      Неужели это и в самом деле был ключ к таинственным письменам, над разгадкой которых тщетно ломает головы вот уже шестое поколение ученых?
      Увы, тетрадь, сфотографированная Хейердалом, не была ключом. Значки, приведенные в тетради, оказались копией каталога знаков кохау ронго-ронго, опубликованного в конце прошлого века епископом Таити Жоссаном. Текст же, написанный латинскими неуклюжими буквами, был записью древнего песнопения в честь языческого празднества «коро». Заветного «ключа» в тетради Атана не содержалось.
      И все-таки этот «ключ», может быть, хранится на острове Пасхи! В 1956 г. там побывала чилийская экспедиции. Участнику этой экспедиции Хорхе Сильва Оливаресу удалось разыскать родственников Томеники, у которого Кэтрин Раутледж тщетно добивалась раскрытия тайн письма кохау ронго-ронго.
      Приведем запись самого исследователя: «18 февраля 1956 г. Разыскивая старые документы, я нашел в доме Хуана Теао в Ханга-роа копию, вероятно неполную, своего рода словаря ронго-ронго. Эта копия была сделана с другого документа, принадлежащего Педро Пате. Он получил его в наследство от своего деда Томеники (Доминго), который был «профессором» («маори ронго-ронго») и написал эту тетрадь приблизительно 65 лет тому назад, чтобы обучать своих учеников».
      Хорхе Сильва Оливарос сфотографировал всю тетрадь со словарем ронго-ронго, но катушка с фотопленкой была затем утеряна или похищена. Вероятно, что и Эстеван Атан, «деревенский капитан», имел подобную же тетрадь. Подлинную, а не ту, в которую он скопировал древние надписи, воспользовавшись книгой епископа Жоссана, благо она имелась в местной библиотеке! Но Эстеван Атан не мог что-либо добавить в свое оправдание. После отплытия Хейердала он сел в лодку и бесследно исчез в океане.
      Кохау ронго-ронго хранят молчание… Что заставило Атана покинуть родной остров? Угрызения совести? Но ведь он отлично знал, что значки в тетради, с которой он позволил сделать фотографии, срисованы с книги Жоссана! Или, может, он не знал этого и значки были для него непонятны? И решив, что он выдал тайну чужеземцам, Атан решил бежать? Или, может, его заставили это сделать? И кто похитил фотопленку чилийского ученого, где были сделаны снимки с тетради Томеники?
      Раутледж считала, что старый и больной Томеника уже ничего не помнил, находясь на грани слабоумия. Наверно, это было не так. Бака Туку-Онге просто не хотел открывать чужеземке тайну священного письма.
      «В начале этого столетия, — пишет замечательный исследователь Пасхи Себастьян Эиглерт, много лет проживший на Рапа-Нуи, — еще жили многие «старики», как их называют теперь островитяне. Многие из них родились в старое время и знали предания. Эти старики, видя неизбежное разрушение культуры, хотели оставить молодому поколению заветные предания; говорят, что они могли неутомимо рассказывать о старине и даже обучать кого-нибудь читать дощечки с письменами, но не нашли внимательной аудитории». Но эти же «старики» явно не хотели передавать своих знаний чужеземцам, на какие бы ухищрения ни пускались ученые, какие бы деньги и блага не сулили за раскрытие тайны. Характерен следующий случай: когда на острове Пасхи в 1934–1935 гг. находилась франко-бельгийская экспедиция, известный французский ученый Альфред Метро предложил островитянам несколько тысяч долларов за хотя бы одну дощечку кохау ронго-ронго. Пожалуй, такой суммы денег островитяне не наскребли бы, даже если бы они сложили все свои капиталы. Европейцам было известно, что на острове где-то имеются тщательно запрятанные кохау ронго-ронго (весьма возможно, что они хранятся в надежных укрытиях и по сей день). И все же ни один рапануец не принес ни дощечки. Слишком много зла причинили Рапа-Нуи чужеземцы, чтобы островитяне могли им доверять.

Загадка будет решена!

      Вопрос о том, знают ли жители острова до сих пор тайны письма кохау ронго-ронго, остается открытым. Более вероятно, что древнее знание умерло вместе со «стариками», последними людьми ронго-ронго. Томеника и другие знатоки письма могли его несколько модернизовать, ведь записка, найденная Раутледж, была написана не совсем так, как традиционные дощечки!
      Знаки письмен острова Пасхи удивительно совпадают со знаками древнеиндийского письма. По направлению же письма они сходны с письменами Анд. В то же время индийское и андское письмо не имеет ничего общего друг с другом. И при всем этом знаки дощечек острова Пасхи отражают местную фауну и флору, а это свидетельствует о местном происхождении письма!
      Миссионер Эйро считал, что знаки островитян изображают «неизвестных на острове животных». Это разумеется, не так: Эйро был введен в заблуждение схематичностью и условностью рапануйских знаков. По предположению Тура Хейердала, среди значков кохау ронго-ронго можно найти изображение кондора и пумы; венгерский лингвист Хевеши усмотрел в них фигуры обезьян и слонов. Но и эти предположения не подтвердились при тщательном изучении текстов дощечек.
      Акула, черепаха, спрут, кальмар, мох, кокосовая пальма, украшение «реи-миро», палка-копалка для рыхления почвы, плясовое весло «ао», лезвие из вулканического стекла, земляная крыса «киоре», птица фрегат, морская ласточка, кашалот, тунец, дельфин — вот тот набор знаков, которыми пользовались островитяне, чтобы передавать звуковую речь.
      Почти на всех островах Полинезии есть специальные средства для запоминания подобно нашим «узелкам на память». Они послужили только толчком, исходной точкой для жрецов острова Пасхи, создавших настоящее иероглифическое письмо. Почему это произошло? Зачем понадобилось островитянам создавать иероглифику, передающую звуковую речь? На Рапа-Нуи происходило в ожесточенной борьбе племен зарождение классов и государства. А там, где они рождаются, неизбежно возникает и искусство письма. Не гений одиночки-изобретателя, а новые потребности общества заставляют создавать из первобытных рисунков-картинок иероглифическое письмо. Так было в Древнем Египте и в Шумере, в Индии и в Америке. Так было и на острове Пасхи. В общности исторических процессов, в общности развития нужно искать объяснение того сходства, которое замечается между иероглифами кохау ронго-ронго и письменами Анд, Индии, Египта.
      То же самое относится и к другим чертам «поразительного сходства», о котором писали многие исследователи культуры Рапа-Нуи: сходства наскальных изображений в Оронго и меланезийских рисунков, каменных гигантов Рапа-Нуи и каменных статуй Южной Америки или Египта. Их роднит общность истории, а не общность расы, происхождения или культуры. И только такой подход может действительно принести разгадку тайн этого маленького острова, изолированного от всего мира, но все же подчиняющегося общим законам мировой истории.
      Распространение идей и изобретений, диффузия их из какого-то одного места и независимые открытия этих же идей и изобретений в разных точках земного шара — все это, по справедливому замечанию американского археолога Г. Р. Уилли, является «в конце концов лишь полярными абстракциями, касающимися сложных событий человеческой жизни», двумя «процессами, происходящими в согласии».
      Древние связи Америки и Полинезии несомненны. И поэтому возможно, что остров Пасхи, расположенный к Новому Свету ближе всех остальных островов Океании, смог испытать влияние какой-либо древней культуры Южной Америки: то ли в первый период своей истории (IV–XII вв.), то ли во второй (XII–XVII вв.), а может быть, и в тот и другой периоды. Несомненно также, что древнейшим населением Океании были темнокожие папуасы и меланезийцы. Керамику, сходную с меланезийской, американский археолог Роберт Саггс обнаружил не только на островах Самоа, близких к Меланезии, но и на далеких Маркизских островах, дата заселения которых — II в. до н. э. — на добрых 500 лет древнее даты заселения Рапа-Нуи. Не исключено поэтому, что первыми поселенцами острова Пасхи могли быть темнокожие меланезийцы, прибывшие с Маркизских островов. Среди ученых существует точка зрения, что большинство «загадок острова Пасхи» можно решить, не прибегая к «американской» или «меланезийской» гипотезам, на основании только лишь «полинезийских данных», ибо большинство фактов археологии, антропологии, лингвистики, фольклора говорит о полинезийском происхождении культуры Рапа-Нуи.
      В современной лингвистике четко разграничены два вида сходства языков: первый вид — генеалогическое сходство, связанное с родством языков; второй — типологическое, связанное с тем, что языки относятся к одному и тому же типу, хотя между ними нет никакого генеалогического родства (например, тибетский язык и язык эве на побережье Гвинейского залива относятся к одному типу, а кавказские языки и ряд языков индейцев Америки — к другому). Проведение границ между генеалогическим и типологическим сходством культур — это одна из насущных и увлекательных задач современной археологии и этнографии. И когда эта задача будет решена, мы сможем с достоверностью сказать, что же в культуре острова Пасхи является «генеалогическим», происходящим от других культур, и что — типологическим, свойственным данному типу цивилизаций, но имеющим самостоятельное происхождение.

От тайны к знанию

Центр или центры?

      Когда были открыты погибшие цивилизации Египта и Двуречья, Центральной и Южной Америки, древней Индии и острова Пасхи, тропической Африки и Средиземноморья, у многих исследователей, видящих общие черты сходства этих культур, невольно рождалась мысль: а не выходят ли все они из какого-то одного центра?
      Действительно, все эти цивилизации имеют много общего, будь то монументальное искусство, пантеон богов или иероглифическая письменность (только в тропической Африке пока что не удалось найти доказательств существования иероглифики, быть может потому, что материалы для письма были слишком недолговечны?).
      История древнего мира дает нам многочисленные примеры культурных заимствований: плавка железа, искусство письма или разведение домашнего скота. Поэтому в самой идее «единого центра» всех цивилизаций мира нет ничего противоестественного, нет ничего такого, что противоречило бы основным положениям исторической науки. И тем не менее все попытки отыскать этот «единый центр» потерпели неудачу, будь то теории атлантологов, «панегиптистов» или «панвавилонистов».
      Почему же подавляющее большинство археологов, этнографов и представителей других наук о человеке и обществе считает, чти цивилизации на пашей планете рождалась не в одном, а в нескольких местах, что становление государства и высокой культуры происходило независимо друг от друга в Африке и Океании, Америке и Европе, на дальнем востоке и крайнем западе Азии?
      Во-первых, потому, что этот исторический процесс не укладывается в рамки какого-то одного определенного отрезка времени. Цивилизации долины Нила и Двуречья появились на нашей планете около пяти-шести тысяч лет назад. На острове Пасхи расцвет монументального искусства относится к XII–XVII вв. н. э. Культура острова Крит и древнейшая цивилизация Индии возникли приблизительно на 10–15 веков позже египетской и месопотамской. В Центральной и Южной Америке высокие культуры начали складываться в первом тысячелетии до н. э., когда протоиндийская и критская цивилизации были мертвы, египетская находилась в упадке, а остров Пасхи еще не был заселен.
      Но не только датировка мешает принять гипотезу о «едином центре». Многие черты «поразительного сходства» древних культур при внимательной проверке оказываются либо случайными совпадениями, либо объясняются общими закономерностями развития, либо, наконец, происходят просто-напросто от обычных «натяжек» исследователей, выдающих желаемое за действительное.
      Сколько гипотез порождало пресловутое сходство пирамид Древнего Египта и погибших городов индейцев майя! Искусствоведы и археологи показали, что пирамиды майя, усеченные, ступенчатые, не имеют почти ничего общего с пирамидами Египта. Для майя они служили базой для зданий, а также оборонительными сооружениями, в то время как в Египте пирамиды были священными гробницами.
      Или, пользуясь несложным приемом «словесной эквилибристики», можно найти «поразительное сходство» между любыми языками: например, по-кабардински и по-английски числительное 2 звучит как «ту»; по-кабардински «мертвый, умирать» будет «маталь», на языке жителей острова Пасхи — «mata», а по-английски «убийство» — «murder». Слово «волна» по-английски «wave», на языке острова Пасхи — «vave». Но можно ли, игнорируя все остальные исторические и лингвистические данные, строить «гипотезы» о родстве англичан, кабардинцев и жителей затерянного в Тихом океане острова Пасхи? Или говорить о родстве испанского и японского языков на основании сходства слова «смотреть» («mini» по-японски, «mirar» по-испански)?
      На самом же деле сходство отдельных слов еще ни о каком родстве языков не говорит. Больше того, если в языках, разделенных большим расстоянием и промежутком времени, наблюдается полное и «поразительное» сходство, то можно почти с полной уверенностью предполагать, что это результат случайного совпадения. Особенно ярко это показывают примеры из области топонимики, науки о географических названиях.

История на плоскости карты

      Географические названия переживают века и тысячелетия. Они переживают тех, кто впервые придумал их, переживают язык, на котором были впервые произнесены. Рушились величественные дворцы и храмы, исчезали народы и языки, города и государства, и только хрупкое слово, невесомое слово оставалось жить, оказавшись прочнее крепостных стен и башен, долговечнее могущественных империй. По крупицам собирают исследователи этот бесценный материал, тщательно анализируют его, отыскивая в географических названиях следы далекого прошлого. И воскресить его бывает порой еще труднее, чем дешифровать самое сложное письмо, ведь географические названия не образуют связного текста.
      На территории нашей страны жили скифы, о которых повествовали древнегреческие историки. Археологи раскопали многочисленные скифские могильники-курганы, тем самым подтвердив показания античных ученых. Но о скифах говорят не только раскопки — и по сей день в нашей жизни остались следы скифов. Эти следы — географические названия. Дон, Донец, Днепр, Днестр — названия этих рек восходят к языку скифов и обозначают «вода» и «река».
      Эльба — так называется одна из главных рек Германии. Но слово «Эльба» не немецкое, это переделанное славянское Лаба. Так называли реку славяне, древние обитатели Северной Германии. А в Чехословакии, где берет начало эта река, она и по сей день называется своим исконным и древним именем — Лаба. Река Эбро в Восточной Испании донесла до нас древнейшее название всей страны — Иберия, образованное от имени коренных жителей Пиренейского полуострова — иберов.
      Слово Шотландия (по-английски «Scotland») образовано от названия кельтского племени скоттов. Название же племени в буквальном переводе означает «кочевники». Прошли столетия, на земле Шотландии выросли огромные города, заводы, шахты, но название страны сохранило память о ее древнейшей истории.
      «Непонятные» для русского названия притоков Оки — Цна и Смедва, притока Волги — Жукотта, притока Москвы-реки — Лусянка, городов Бологое и Ржев говорят о том, что на этих территориях когда-то жили предки современных литовцев. Названия города Томска и реки Томь восходят к языку кетов и подтверждают предположение ученых, что кеты, живущие ныне в верховьях Енисея, жили раньше на юге Западной Сибири.
      Название города Пермь образовано от финского слова перамаа — «дальняя земля»; Муром — от финского мур — «человек» и маа — «земля»; поселок Лахта под Ленинградом Образован от финского слова лахти — «залив»; река Нева от финского слова — «болото». Финский язык очень близок к языку некоторых народов, живущих на Оби. Географические названия на севере СССР являются как бы вехами, отмечающими путь предков финнов и эстонцев с равнин Сибири к месту нынешних Финляндии и Эстонии.
      Но географические названия отнюдь не «открытая книга», они таят ловушки и западни, в которые попадают неопытные исследователи. Предместье города Черновицы имеет название Роща. Казалось бы, его происхождение не может вызывать сомнений. Но Рощей называют его только русские. Румыны, живущие в Черновицах, называют это предместье Роша (по-румынски рошу — «красный»). А украинцы говорят Розшош от украинского росиг — «развилка дорог»). Вот и попробуйте-ка определить смысл названия этого предместья!
      «Кажущаяся ясность — самая коварная западня для топонимистов», — пишет советский ученый В. А. Никонов и приводит яркие примеры таких западней и ловушек. Город Пушкин (под Ленинградом) назывался прежде Царское Село — там была резиденция царского семейства. Объяснить происхождение названия на первый взгляд может любой школьник.