Гриада

На меня повеяло мертвящей скукой. Живые спортивные упражнения проделывались возмутительно бесстрастно, без всякого огня и задора. Словно это были не живые существа, а бездушные автоматы.

Потом мы посетили грианскую высшую школу, которую они называли Второй Ступенью Познания, где обучение оказалось более сложным. Человек со шрамом привел нас на кафедру физики и математики (я перевожу грианские термины на наш язык). Когда мы вошли, сухой высокий старик с серебристо-оранжевыми кудрями сурово экзаменовал грианского юношу. На учебном экране бешено вращались какие-то причудливые узоры, спирали и картины. Юноша судорожно напрягался, внимательно следя за фантасмагорией красок, линий и символов.

— Это первые шаги в искусстве восприятия единого пространства-времени, — коротко пояснил нам грианин со шрамом.

Ненадолго экран потухал, и юноша рассказывал о воспринятом. Время от времени педагог включал биостимулятор, чтобы подбодрить мозг обучаемого. Петр Михайлович весь превратился в слух и зрение. Сейчас он наверняка забыл обо всем на свете, лихорадочно нашептывая что-то в магнитофон. Как же, ведь речь шла о его любимом предмете!

Для меня понятие о пространстве-времени, как едином многообразии, было чистейшей математической фикцией, ничего не говорящей ни уму, ни сердцу, хотя Самойлов за долгие годы полета к центру Галактики прочел мне ряд лекций по этому сложнейшему разделу человеческих знаний.

— Видишь ли, — говорил он мне тогда, характерным жестом потирая лоб. — В человеческом мозгу недостает, вероятно, какой-то извилины, слитно воспринимающей пространство-время. А может быть, причина коренится в еще низком развитии нашего мышления?

Я думаю, что Риман, Гаусс, Эйнштейн, Минковский и еще несколько ученых после них ясно представляло себе единое пространство-время. Они писали, что надо лишь мгновенно воспринять всю последовательность событий. Как это понять? На примере великих шахматистов. Они мгновенно воспринимают всю последовательность игры, сращу охватывая умственным взором все пространственные и временные следствия всех возможных ходов, производных первого начального хода, со всеми их отражениями на шахматной доске. Однако этот пример лишь отдаленно напоминает схему восприятия пространства-времени, которая неизмеримо сложнее.

Мгновенно осознать законы и причины, управляющие материальными процессами в данный момент, правильно отразить их в логической ступени познания и мгновенно предсказать их развитие в ближайшем будущем, — вот что значит восприятие пространства-времени-тяготения, дающее в руки человека неограниченное господство над природой.

Все это быстро проносилось с моем мозгу, и я не заметил, как педагог окончил обучение юноши и вызвал на экран изображения многоэтажных формул и уравнений. Самойлов еще больше оживился. Несмотря на различные способы математического выражения законов природы на Земле и у гриан, академик интуитивно постигал смысл грианских уравнений. Он поспешил к педагогу и принялся горячо спорить с ним. Вначале грианин только бесстрастно кивал головой, но потом, вероятно, и его задело за живое: на экране снова замелькали символы, нагоняющие тоску. В дискуссию у экрана вступил и человек со шрамом.

Довольно! Это не для меня… Я решил действовать по своему, отбросив все страхи и сомнения. Пользуясь тем, что обо мне забыли, я тихонько выскользнул из аудитории и очутился в широком коридоре, залитом прозрачным светом невидимых ламп. Вдалеке сквозь толщу прозрачных стен смутно рисовалось огромное здание Кругов Многообразия. «Будь что будет!» — сказал я себе, быстро прошел по коридору и решительно свернул в первый боковой проход. И сразу уперся в тупик — вернее, в нишу, сделанную в стене. Здесь было почти темно. Присмотревшись, я чуть не вскрикнул от удивления: в нише находился голубоватый прозрачный шар! Внутри него стояли кресло и небольшой пульт с двумя рядами разноцветных кнопок. «Летательный аппарат!» — обрадовался я и шагнул ближе. На стороне шара, обращенной к нише, виднелся черный диск. Я осторожно повернул диск: открылся незаметный до того люк в средней части аппарата. Я вошел внутрь, сел в кресло и стал осматриваться. Еле слышно пел прибор над рядами кнопок, загадочно мигая красноватым глазом. «Несомненно, это летательный аппарат, — размышлял я. — Но как же на нем вылететь из здания?»

Вдруг сверху полился яркий свет. Я поднял голову и увидел гигантскую конусообразную воронку, уходящую вверх. Клочок темно-фиолетового неба над горлом воронки заставил учащенно забиться мое сердце. Это была свобода! Я понял, что случайно открыл ход во внешний мир, за пределы Трозы.

Время от времени высоко вверху проносились неясные силуэты, пересекая поле зрения. Очевидно, я попал в тоннель в тот момент, когда его открыли для сообщения с другими городами Гриады.

Я колебался всего одну секунду. Потом осторожно нажал одну из кнопок нижнего ряда — коричневую с желтой полосой. Сильно тряхнуло. Я зажмурился и несколько мгновений сидел с закрытыми глазами, а когда открыл их, обнаружил, что ничего особенного не произошло, если не считать, что аппарат сильно вздрагивал, словно живой. Мой взгляд снова пробежал по рядам кнопок управления и вдруг остановился на нижней левой кнопке с фиолетовой полосой. «Небо», — сразу подумал я, и рука непроизвольно нажала кнопку. Прибор над пультом сразу запел громко и уверенно. Аппарат рвануло вверх. Меня охватил сплошной мрак. Зато в следующее мгновение я был почти ослеплен морем света и снова зажмурился, втянув голову в плечи. И вдруг с изумлением заметил, что стремительно лечу вверх от знакомой полированной равнины.

«Вот так штука, — в веселом смятении подумал я. — Но как же управлять этим аппаратом?». Пульт не был похож на панель управления «яйца», на котором я пытался тогда улететь от желто-красных. Я нерешительно потрогал некоторые кнопки, боясь нового подвоха. Потом нажал кнопку с серой полосой — шар резко затормозил, я больно ударился головой о переднюю стенку. Зеленая кнопка заставила аппарат понестись вперед, словно застоявшуюся скаковую лошадь. Результатом этого «опыта» был сильный удар затылком о высокую спинку кресла.

Тогда я стал действовать осторожнее. Поразмыслив, я догадался, что все кнопки нижнего ряда, лежащие правее белой, постепенно снижают скорость полета, левее — увеличивают ее. Теперь остался верхний ряд. Левая крайняя кнопка повела шар вправо, следующая за ней — вверх, крайняя справа — вниз. Итак, управление аппаратом оказалось весьма несложным. Я вздохнул свободнее и осмотрелся. То, что я увидел, испугало меня. Троза исчезала за горизонтом, а вокруг меня, подо мной и сверху бесшумно мчалось множество таких же шаров. Сплошным потоком они двигались в одном направлении, к югу. Куда они летят? Что за таинственное массовое переселение? Попробую увязаться за ними.

Солнце почти закатилось, и центр Галактики засиял еще ярче. На горизонте встала густая оранжево-фиолетовая дымка; она приближалась, становясь все более прозрачной. И вот я снова увидел бескрайний Фиолетовый океан, побережье, усеянное павильонами уступчатой архитектуры, услышал гремящий голос необыкновенно высокого прибоя.

Шары гриан, достигнув линии берега, круто снижались почти до самых гребней волн и все тем же сплошным потоком продолжали лететь в сторону открытого моря. Я чувствовал себя одиноким в этом потоке. В наушниках плескался тысячеголосый гомон — это переговаривались между собой существа, сидевшие в шарах. Серебристо-звонкие голоса грианок можно было легко отличить от твердых металлических раскатов мужских голосов. На меня, конечно, никто не обращал внимания: принимали, вероятно, за своего. Один аппарат пролетел так близко, что я отчетливо рассмотрел грианина с холодно поблескивающими глазами, который рассказывал что-то пожилой грианке. Совершенно случайно он бросил взгляд в мою сторону и умолк, раскрыв от удивления свой птичий рот. Такое существо, как я, вероятно, не снилось ему и во сне. Он хотел рассмотреть меня получше, как вдруг его заслонил другой шар, вклинившийся между нами. Сквозь стенку этого нового шара на меня смотрели знакомые глаза. Виара!

Я так обрадовался ей, что стал возбужденно жестикулировать и выкрикивать слова приветствий, забыв, что она меня не слышит. Виара уже прикрепляла лингвистический аппарат, и я, наконец, смог с ней объясниться.

— Куда движется этот поток? — спросил я.

Вместо ответа она повела свой шар вверх. Я последовал за ней. Мы поднялись метров на триста.

— Видишь? — услышал я чистый голос грианки. — Это Острова Отдыха.

Впереди прямо из моря вставали острова, поросшие пышной растительностью. Мне стало понятно, куда стремились гриане.

Несколько минут полета, и мы опустились на лужайке, покрытой невиданными тропическими цветами. Под легким ветром лениво гнулись красновато-зеленые кроны гигантских деревьев, напоминавших зонтичные пальмы. В просветах между стволами виднелся океан, сверкающий в лучах галактического света, и пустынный берег, окаймленный пеной прибоя.

Как горох, сверху сыпались шары с грианами. Оставив аппараты, они спешили вглубь острова.

— Почему ты здесь, а не в Трозе? — услышал я запоздалый вопрос Виары.

— Меня отпустил человек со шрамом, — солгал я, с преувеличенным вниманием рассматривая желтую птичку, похожую на миниатюрного лебедя. Она беззаботно распевала, порхая в кроне ближайшего дерева.

Виара испытующе посмотрела мне в глаза, и я понял: она догадалась, что это неправда.

— Землянин нарушил Гармоничный Распорядок Жизни, — тихо сказала грианка. — Элц и Югд пошлют тебя в ледяные пустыни Желсы. Тебе надо лететь на Большой Юго-Западный Остров.

Опять этот Большой Юго-Западный Остров! В конце концов я узнаю тайну этого острова! Настойчиво расспрашиваю грианку. Но в ответ она произносит загадочные слова:

— Они пришли из Великого Многообразия…

— Кто они?

— Голубой шар…

Я ничего не понимаю.

Виара идет впереди, раздвигая цветущие кусты. Неожиданно выходим на окраину огромного парка. Перед нами открылась широкая аллея, обсаженная кустами благоухающих цветов, похожих на голубые розы. Всюду мелькают силуэты гриан и грианок, доносятся тихие голоса. И над всем господствуют странные музыкальные звуки, наплывающие откуда-то сверху. Там и сям возвышаются причудливые легкие сооружения — вероятно, увеселительные или спортивные постройки.

Пройдя немного, натыкаемся на молчаливую группу гриан. Они тесно обступили небольшую площадку, напоминающую спортивную арену. Несколько десятков обнаженных темно-бронзовых существ как будто соревнуются в прыжках. Под тягучую мелодию невидимого инструмента они делают четыре-пять стремительных шагов и один за другим птицей взлетают над перекладиной. Прыжки в высоту поистине фантастические: три с половиной или четыре метра!

Немного поодаль другая группа так же молчаливо и методично прыгает в длину. Нагоняя уныние, протяжно вздыхает невидимый орган, его мелодия как бы подбадривает спортсменов, заставляя совершать шестнадцатиметровые прыжки.

Я никогда не видел таких соревнований. Ни спортивного азарта, ни бодрых, веселых лиц, ни одной живой улыбки! И зрители и спортсмены одинаково бесстрастны и молчаливы. Невольно вспоминаю бурлящие жизнью земные стадионы, особенно Большой Олимпийский Стадион в дни открытия Всемирной Спартакиады: море веселья, молодого задора, песен, смеха! Нет, здесь что-то не то.

Я даже не заметил, куда исчезла Виара, и теперь раздумывал, как бы ее найти. Направляюсь к зданию с прозрачным куполом, надеясь встретить ее там. Осторожно обхожу группу Познавателей, занятых подобием гимнастики: зажатые в странных аппаратах и креплениях, они с поражающим упорством исполняют одну и ту же серию упражнений под мерные падающие звуки, исходящие из черного ящика, установленного на высокой тумбе. Преобладающим упражнением является сложное конвульсивное движение рук и ног с одновременным поворотом головы чуть ли не на сто восемьдесят градусов! Пораженный этим зрелищем, невольно останавливаюсь. Мрачная вздыхающая мелодия завораживает, и я ловлю себя на том, что пытаюсь воспроизвести нелепое упражнение.

Вхожу внутрь здания с прозрачным куполом. Зал набит до отказа. Познаватели концентрическими рядами окружают серебристый пьедестал. Мне еще не ясно, зачем они здесь собрались. Вдруг полилась тягучая, усыпляющая мелодия. Полузакрыв глаза, Познаватели смешно раскачиваются в такт звукам. На пьедестал поднимается высокий грианин с вдохновенным тонким лицом и выбрасывает вперед руки. Усыпляющая музыка сменяется резкими чистыми звуками. Может быть, целых десять минут я тщетно вслушиваюсь, но так и не улавливаю мелодии: это была не музыка в нашем земном понимании, — музыка, дающая высокое эстетическое наслаждение, — а просто набор определенных звуковых колебаний, частота которых то понижалась, то повышалась, взлетая до еле уловимых нот, находящихся на пределе восприятия человеческого слуха. Со страхом ощущаю, как в такт колебаниям начинает резонировать слуховой центр моего мозга. И вот уже во мне бушует океан звуков, стремясь, казалось, разорвать барабанные перепонки.

Я не выдержал, зажал уши и зажмурился. Все стихло. Наблюдаю за Познавателями; они блаженно раскачиваются, следя за «певцом» на пьедестале, который испускает пронзительные, тонкие крики. Меня охватывает страх, и я поспешно выбегаю из зала.

Так вот оно каково, искусство этой сверхвысокой, как утверждает Самойлов, цивилизации! Оказывается, Познаватели выхолостили живую душу не только у тех, кто трудился в городах, на дне морей и в Космосе… Они лишили радостей полнокровной, настоящей жизни и самих себя. Ведь то, что видел я, — нет, это не было искусство! Вместо прекрасной музыки, источника духовного наслаждения, — набор слуховых колебаний, воздействующих на нервные центры мозга; вместо спорта и физической культуры тела — автоматизированный комплекс бессмысленных упражнений. Все это было похоже на какую-то рационалистическую систему, может быть и имевшую в прошлом осмысленное назначение: оградить Познавателей, из века в век занятых напряженной мозговой работой, от вырождения и опасности чрезмерного развития мозгового аппарата. Сейчас же, на мой взгляд, эта система до неузнаваемости искажена.

…Задумавшись, я не заметил, как вышел к прибрежной террасе. Среди роскошной тропической зелени раскинулись павильоны и беседки, из которых доносился какой-то неясный звон и знакомые вздыхающие звуки «музыки». Подойдя вплотную к одному из павильонов я раздвинул руками свисающую с крыши сплошную стену зелени и осторожно заглянул внутрь. Неожиданное зрелище потрясло меня до глубины души. В густом полумраке, созданном стенами растительности, в центре павильона возвышался огромный конусообразный сосуд — вернее, это был не сосуд, а тысячи трубкообразных сосудов, соединенных вместе так, что они образовывали какое-то причудливое фантастическое дерево. От общей массы трубок отходили длинные гибкие ответвления; одни из них опускались к головам Познавателей, лежащих в разнообразных позах под «деревом», другие, извиваясь по колоннам, достигали самых отдаленных углов павильона и также спускались вниз.

Это причудливое дерево излучало какой-то мигающий, волшебный свет. Вначале мне показалось, что в сосудах движется светящаяся жидкость, но, присмотревшись, я понял, что там пульсирует газ. Время от времени синеватые струйки газа фонтаном выбрасывались откуда-то снизу и, переливаясь всеми цветами радуги, мгновенно достигали концов трубочек, выполненных в виде букета цветов. Познаватели напряженно ловили момент, когда газ испарялся из букетов, и с жадностью вдыхали его. Газ оказывал на них странное действие: их тела конвульсивно извивались, глаза безумно блуждали, а на всегда бесстрастных лицах было написано невыразимое наслаждение. Звон, который я услышал, выйдя к террасам, исходил от этих стеклянных трубок и букетов, соприкасавшихся при резких телодвижениях Познавателей. Их конвульсивные движения были вовсе не беспорядочными, как мне показалось вначале. Они подчинялись ритму вздыхающих звуков.

Опьяняющий сладковатый запах газа явственно дошел до меня, и я тотчас же представил себя конвульсивно дергающимся на полу подобно грианам. Охваченный внезапным отвращением к «культурному досугу» собратьев по разуму, я большим усилием воли заставил себя отскочить от павильона, ибо голова уже начала слегка кружиться от действия газа.

«Вот она, сверхвысокая культура! — думал я, машинально спускаясь по узкой аллее, образованной переплетающимися кронами каких-то странных растений. — И ее создали существа, овладевшие высотами науки и техники? В чем же дело? Где истоки этого уродливого искажения?» Впервые я пожалел о том, что зря потерял время, которое можно было бы употребить, по примеру Самойлова, на глубокое изучение истории грианского общества.

Неожиданно аллея кончилась: я вышел на берег Фиолетового океана и сел. Призрачно белел пустынный пляж. Мелкий серебристый песок ласковыми теплыми струйками сочился между пальцами. Прибрежные воды были густо усеяны судами всевозможных форм и размеров: вероятно, это увеселительные суда, так как с них доносилась знакомая усыпляющая музыка и характерный звон приборов опьяняющего газа.

Наступила своеобразная ночь — чудесная ночь чужого мира. Впервые за время нашего пребывания на Гриаде померк свет двух вечных светил: солнце закатилось, как обычно, а центр Галактики заволокло тяжелыми тучами, — вероятно, близкими предвестниками Цикла Туманов и Бурь. Крупные яркие звезды густо усеяли участки неба, свободные от облаков.

Свежий ветер поднял сильное волнение. Грианский океан сердился. Громадные черно-фиолетовые волны бесконечной чередой шли с юго-востока, с ревом обрушиваясь на пологий берег. Шипя и урча, вода подкатывалась к моим ногам, хотя до линии прибоя было больше ста метров.

Грохочущий удар особенно высокой волны потряс до основания все побережье. Вслед за этим я услышал позади тихий возглас и, обернувшись, увидел Виару: она стояла в тени ближайшего дерева. В ее фигуре было что-то напряженное и беспокойное. Я быстро подошел к ней. Грианка, вероятно, бежала, разыскивая меня, так как тяжело дышала.

— Землянина ищут, — прерывисто проговорила она. — Там, — Виара махнула рукой в глубину острова. — Прибыли служители Кругов Многообразия. Их послал Элц. Они сказали мне: «Землянина отправят в ледяные пустыни Желсы, в южное полушарие Гриады…»

— Зачем? — усмехнулся я, нисколько не представляя эту Желсу.

— Там все, кто нарушает Гармоничный Распорядок Жизни. Они работают у электронных машин… и сами как машины.

— Как это так? — не понимаю я.

— Перед ссылкой в Желсу биопсихологи монтируют им в мозг крохотные электронные приборы. Ссыльные ни о чем уже не думают, а только работают.

Я внутренне содрогнулся и поспешно спросил:

— Что же делать?

Грианка показывает в сторону моря:

— Сейчас прибудет Джирг.

Она включила портативный радиотелеприбор. На миниатюрном экране возникло лицо грианина средних лет, преданно смотрящего на нее. Виара что-то быстро говорит ему. Грианин послушно наклонил голову.

Выключив прибор, она внимательно вглядывается в океанский простор. Вдруг в верхнем конце аллеи на фоне неба вырастают огромные силуэты.

Служители Кругов Многообразия, — спокойно произносит Виара, хотя ее глаза выдают крайнюю степень испуга.

Она хватает меня за руку и стремительно увлекает в виднеющемуся вдали причалу. Проходит несколько минут томительного ожидания. Наконец, словно из мешка, из черноты моря вынырнул длинный блестящий корпус рыбообразного судна. Оно все просвечивает насквозь: видны внутренние помещения, каюты, отсеки. Но двигателя я не вижу. Возможно, его и нет совсем. На палубе — никаких настроек, кроме пулеобразной рубки на носу. На юте одиноко торчит мачта с зонтичной антенной. Вокруг антенны пульсирует голубоватое свечение.

Судно плавно подходит к причалу, к нашим ногам бесшумно падает автоматический трап. Из носовой рубки появляется грианин, с которым Виара только что разговаривала по радио.

Слышится тяжелый топот пробегающих по аллее служителей. Вероятно, они разыскивают меня по павильонам.

Вскоре их шаги затихают.

Служители побежали на Телецентр, — говорит Виара, прислушиваясь к удаляющимся шагам. — Если землянин останется на острове, они быстро найдут его электронным искателем. Скорей, скорей на Сумеречные Равнины!

— Куда? — удивленно спрашиваю я.

— К братьям на Сумеречные Равнины, — повторяет Виара.

— Ты тоже с нами?

Грианка отрицательно качает головой и подталкивает меня к трапу:

— Скорей!

Задерживаю ее руку в своей и внимательно заглядываю в ласковые глаза:

— Да, но почему ты так заботишься о судьбе землянина? Ведь ты же из класса Познавателей?

Грианка долго молчит, видимо вникая в смысл моего вопроса. Потом так сжимает мои пальцы, что на миг перехватывает дыхание. Ее глаза странно светятся.

— Человек Земли! У тебя несовершенный разум, но ты… как те, которые пришли из Великого Многообразия…

Она вдруг привлекает меня к себе. Пораженный, я долго молчу. Это внезапное проявление своеобразных чувств грианки застает меня врасплох. Из глубины моего существа поднимается глухое сопротивление. В крови заговорил голос бесчисленных поколений земных предков, рождая биологическое отвращение к существу совершенно другой породы.

Я резко отстраняюсь от Виары и перехожу на палубу судна. А она так странно смотрит мне вслед… В ее глазах как будто проходит невысказанная боль.

Грианка поднимает руку в знак прощания, говорит Джиргу три коротких слова и быстро идет в глубь острова.

Я с благодарностью смотрю ей вслед, размышляя о причинах, заставивших грианку покровительствовать мне. Потом мысли незаметно переносятся в грандиозную даль, к родной Земле. Как давно я не был там! Даже не верится, что Земля еще существует. Родная Земля! Плывешь ли ты еще в беспредельном Космосе по великой Галактической дороге? Вспоминаю Лиду.

Взглянуть бы на нее сейчас хоть краем глаза! По сердцу проходит теплая волна.

Джирг осторожно трогает меня за плечо и знаком приглашает в рубку. В рубке тихо и уютно. Мерцает огоньками квадратный пульт. Гул океана почти не слышен — его гасит звуконепроницаемый материал переборок. Джирг садится за пульт и передвигает желтый сектор вверх. От неожиданности вздрагиваю, так как наша рубка бесшумно съезжает вниз, почти вровень с палубой. Еще поворот сектора, и зонтичная антенна с легким шумом уходит внутрь судна. На палубе остается лишь грибовидный электромагнитный приемник волн. Догадываюсь, что судно движется за счет электромагнитной энергии. Овальная стена рубки прозрачна, как кристалл. Сквозь нее прекрасно видно, как вдали исчезают берега Островов Отдыха. Медленно уходят за горизонт огоньки увеселительных судов.

Успокаивающе гудит приемник энергии. Около получаса мы движемся на северо-запад. Судно, словно гигантская птица, взлетает на гребни волн. Но странное дело: хотя по океану ходят огромные валы, качка почти не ощущается. Водяные горы, не доходя ста-двухсот метров до судна, вдруг становятся вялыми, почти неподвижными и медленно опадают.

— Почему нет качки? — удивленно спрашиваю я Джирга.

— Тяжелая энергия, — односложно отвечает грианин и показывает на черные раструбы, установленные вдоль бортов.

Вероятно, это сверхмощные гравитонные излучатели, усиливающие тяготение в большом радиусе вокруг корабля.

Взглянув на кривые, трепещущие в овале курсового экрана, Джирг оборачивается ко мне:

— Сумеречные Равнины над нами. Иду на погружение.

Его пальцы быстро пробегают по клавишам управления. Корабль на глазах преображается. Наша рубка еще ниже уходит в корпус, а борта вдруг лезут вверх и плотно смыкаются над головой. Судно становится совсем похожим на рыбу. Грибовидный приемник энергии на корме придает кораблю сходство с китом.

Глава четвертая. ДЕТИ ОКЕАНА

Фиолетовая стихия окружает нас со всех сторон. Чем глубже мы опускаемся, тем голубее становится вода. На какой-то миг темнеет. Глубина — тысяча пятьсот метров (я перевожу грианские меры в земные). Неожиданно разливается голубоватый сумеречный свет. Опускаемся еще на четыре километра. Сумерки слегка сгущаются, приобретая зеленоватые тона. Мимо судна проносятся стаи причудливых морских тварей.

Наконец мягко садимся на дно океана. Вокруг расстилается равнина, поросшая невиданными водорослями, которые кажутся волшебными в странном голубовато-зеленом свете. Теперь начинаю понимать, почему эти места названы Сумеречными Равнинами. Здесь царство нежных голубовато-зеленых сумерек. А вода до неправдоподобия прозрачна! Прозрачнее, пожалуй, чем дистиллированная вода из земной аптеки. Отчетливо различаю мельчайшие подробности донной флоры на расстоянии трехсот метров.

Но откуда здесь, на глубине двенадцати километров, это голубоватое свечение?! Ведь океанские глубины Земли — это мир вечной ночи. Или это освещение — дело рук разумных существ?

Джирг знаком показывает, что надо двигаться на юго-восток, и вопросительно смотрит на меня. Впервые замечаю, что у него живые серо-фиолетовые глаза, горящие умом и смелостью. Я поразился. Ни у одного из Познавателей, да и у всех встречавшихся мне до этого гриан, не видел я таких «человеческих» глаз. Значит, он не Познаватель? Тогда, может быть, он из подводных гриан?

Хорошо, — говорю я ему. — Давай полный вперед.

Джирг включает освещение, и вокруг нашего судна рассыпаются снопы света. И сразу окрестность оживает: во всех направлениях бешено мчатся странные рыбы. Пытаться описывать их — значит дать искаженное, бледное представление об океанской фауне Гриады. Некоторые рыбы отдаленно напоминают земных тунцов, макрелей или каменных окуней. На дне лежат плоские рыбы величиной с хорошего кита, лениво шевеля плавниками. Большинство же морских тварей, снующих вокруг судна, совершенно не похожи на земные. Вот из чащи фиолетово-зеленых водорослей выползло гигантское омароподобное чудовище величиной со слона и уставилось на судно холодными треугольными глазами. Потом его суставчатые огромные клещи поджались, и вдруг чудовище яростно ринулось на нас. Раздался глухой удар, я невольно вскрикнул от страха и отвращения и отскочил от прозрачной стены. Словно младенца, чудовище зажало судно в своих клешнях и стало его трясти и раскачивать. Содрогаясь, я рассматриваю его расплюснутую морду, на которой горят беспредельной злобой необычайные треугольные глаза.

Усмехаясь и искоса посматривая на меня, Джирг поясняет:

— Это глубинный хищник акугор.

Он производит несколько переключений на пульте. Судно окутывает ослепительное голубое сияние, от которого ломит в глазах. Чудовище, пронзенное голубоватыми молниями, судорожно извивается, выпускает судно из своих объятий и рывками удирает в подводные джунгли.

Потом наше судно превращается в своеобразный гидромобиль. У него вырастают подводные крылья-плавники. И вот мы мчимся по подводной тайге, бесшумно разбрасывая в стороны причудливые заросли подводных растений. Огромные тупорылые рыбы в панике разбегаются на нашем пути. Некоторые бестолково тычутся в прозрачные стены рубки и тут же отскакивают в стороны. На одном из виражей мы налетаем на гору-животное, оказавшуюся гигантским ракообразным. Гидромобиль сильно встряхивает.

Вскоре освещение гаснет, оно больше не нужно. Голубовато-зеленые сумерки сменяются мягким оранжево-золотистым светом, который все усиливается. Откуда этот свет?

Внезапно джунгли расступились. Насколько хватает глаз перед нами расстилаются возделанные нивы. Правильные ряды красновато-синих растений уходят к морю огней, возникшему в туманной подводной дали.

Пересекая наш путь, по нивам шагает громадное металло-электронное сооружение величиной с трехэтажный дом, отдаленно напоминающее земной картофелеуборочный комбайн. Вероятно, это — телеуправляемый автомат. Нет, оказывается, там хлопочут две тени, видимо, управляя движениями машины. Вокруг комбайна вращается бесконечная лента транспортера, на которую непрерывно подаются водоросли, срезаемые ножеобразным приспособлением. Поток водорослей исчезает в чреве машины. Готовый продукт переработки поступает, очевидно, в резервуары, которые буксируются за комбайном. Вдали виднеется еще несколько таких же комбайнов и других машин.

Слева от нас по полям ходят (вернее, плывут над самым дном) подводные гриане. Они внимательно осматривают растения и водоросли. Вероятно, это агрономы.

Море огней разливается все шире. Перед нами встает незабываемое видение: огромный подводный город, накрытый огромным изолирующим куполом. Сквозь кристально чистое вещество защитных стен отчетливо проступают такие же, как и в Трозе, уступчатые громады зданий. До жути странно видеть среди подводной стихии эти ярко освещенные улицы, проспекты, площади, на фоне которых то и дело проносятся рыбы и различные придонные твари.

Защитный купол простирается на многие километры вдаль, а самая верхняя его точка находится примерно на высоте двух километров. Как же держится этот купол? Ага, вот они — десятки, а может быть и сотни, тончайших колонн. Я вопросительно смотрю на Джирга, указывая на эти хрупкие, ненадежные опоры.

— Колонны из мезовещества, — коротко отвечает он и постепенно затормаживает бег судна-гидромобиля.

Мы почти у самых стен города. Все чаще попадаются грианоиды. С огромным интересом рассматриваю подводных обитателей. Они отличаются от Познавателей более удлиненным туловищем, сильно развитыми грудью и плечами. Это, конечно, результат приспособления к специфическим условиям подводного существования. На грианоидах прозрачные скафандры, на их спинах что-то вроде ранца с небольшим реактивным соплом, выбрасывающим струи воды. Они передвигаются в воде с большой скоростью, обгоняя даже рыб. У грианоидов тоже клювообразные носы и огромные глаза. Но в общем они гораздо более привлекательнее, чем Познаватели.

Джирг подводит гидромобиль к выступающей из стены арке и включает телевизор. На экране выступает лицо грианоида-диспетчера. Они коротко перебрасываются фразами. Потом беззвучно открывается огромный люк тоннеля-камеры. Гидромобиль плавно въезжает в камеру, и створка люка закрываются. Она так герметично входит в свои пазы, что невозможно определить, где стены камеры, а где пазы люка.