Берия, последний рыцарь Сталина

      А Совнарком в это время писал одну из самых позорных страниц всей гражданской войны.

Бегство

      До последнего дня призывавший не сдаваться бакинский Совнарком 31 июля 1918 года внезапно сложил свои полномочия, и в тот же день большевистская верхушка, воинский отряд того самого левого эсера Петрова и некоторые другие части на семнадцати пароходах попытались драпануть в Астрахань, бросив войска на фронте. И так торопились при сборах, что совершенно забыли предупредить своих товарищей в городе. Проще говоря, каждый за себя, а кто не успел – тот опоздал.
      Таким образом, в городе осталась другая «высшая власть» – Совет, теперь уже без большевиков. Реальную же власть, исполнительную, приняла так называемая Диктатура Центрокаспия. Центрокаспий в апреле 1918 года был настроен пробольшевистски, но, видя происходящее безобразие, надо полагать, изменил свою политическую ориентацию. По крайней мере, об этом говорят его дальнейшие действия. Представители Центрокаспия, совместно с представителями исполкома Совета, и вошли в новое правительство.
      Новая власть распорядилась задержать пароходы и вернуть их в Баку, на окраинах которого уже были турки. Понимая общую опасность, отряд Петрова выгрузил на берег артиллерию и, стреляя прямо с пристани, выбил неприятеля из города. Однако в бой красные части не пошли. «Беженцы» высадились на берег, заняли район пристани и стали ждать. И вот что они удумали – снова цитируем Микояна:
      «Точно не помню, 2 или 3 августа была созвана партийная конференция, чтобы обсудить создавшееся положение и решить, как быть дальше. После долгих споров конференция постановила: вооруженные силы в Астрахань не эвакуировать, а, наоборот, используя перелом в настроении бакинцев в пользу большевиков, вновь захватить власть в свои руки. Практически это было возможно. Противник располагал в городе меньшими силами, нежели мы, а подтянуть войска с фронта он бы все равно не успел…»
      То есть что эти паразиты задумали! «Противник» – это не турки, как логично было бы подумать. Это вчерашние товарищи по баррикаде. Пользуясь тем, что все наличные части Диктатуры были брошены защищать город, в том числе и этих пристанских сидельцев, предполагалось, пока те удерживают врага на фронте, ударить им в спину и занять Баку. Ну, хорошо, допустим, заняли – а дальше-то что? А дальше предполагалось, ни больше ни меньше, как, опираясь на свои силы и на помощь с Волги, организовать оборону и отбросить турок.
      Однако план этот так и не был реализован. По счастью, среди большевиков нашлись и трезвые головы. Ясно ведь, что помощи ждать не приходится, своими силами оборону уже организовывали и не организовали, да и красные войска были решительнейшим образом настроены не воевать, а драпать. А 4 августа в городе высадились англичане. Правда, их оказалось всего около тысячи человек, но это было регулярное войско, а по масштабам того времени тысячное регулярное войско – немалая сила. Так красные части и сидели в районе пристани, выставив охранение. Они не могли выйти в море, поскольку Центрокаспий не выпустил бы корабли, но и на фронт идти решительно не хотели.
      14 августа они предприняли еще одну попытку бегства, все на тех же семнадцати пароходах. Поняв, что послать доблестных красноармейцев в бой все равно не удастся, правительство Баку снова задержало эти несчастные пароходы, но уже не затем, чтобы вернуть беглецов обратно, а чтобы отобрать у них оружие – черт с вами, драпайте, сволочи, все равно от вас толку нет, но оружие оставьте, оно нужно для защиты города. Арестовано было всего лишь 35 человек – верхушка Совнаркома и армии. Бросив своих командиров, красные войска благополучно добрались до Астрахани.
      Тридцати пяти арестованным были предъявлены обвинения в попытке бегства без сдачи финансового отчета, в вывозе военного имущества и в измене. 11 сентября они были преданы военно-полевому суду. Но 15 сентября в Баку вошли азербайджанские войска. В суматохе бегства оставшиеся на свободе большевики сумели добиться от распадающегося на глазах правительства освобождения арестованных. Микоян вспоминает, что когда он, с ордером на освобождение, пришел в тюрьму, заключенные-большевики стояли у дверей камер, «словно ожидая чего-то»… Ясно, чего – надеялись, что товарищи их все-таки не бросят, как они недавно бросили товарищей.
      Из тюрьмы все отправились в порт, где должен был ждать теплоход «Севан» с большевистски настроенной командой, но в панике эвакуации теплоход, под завязку набитый беженцами, не дождавшись «комиссаров», вышел в море. Те успели вскочить на последний отходящий из Баку пароход «Туркмен», у которого не хватало топлива, чтобы дойти до Астрахани, и он отправился в ближайший порт Красноводск, находившийся на противоположном берегу Каспийского моря. Правительство же Диктатуры Центрокаспия ушло в Дербент к Бичерахову.
      Красноводск не был ни турецким, ни советским. Город находился в области, контролируемой так называемым Закаспийским временным правительством, пришедшим к власти в Ашхабаде 11–12 июля 1918 года. Это был невероятный конгломерат из временно объединенных общими интересами эсеров, меньшевиков, туркменских националистов, дашнаков, белогвардейцев, находившийся под патронатом английской миссии. На местах власть осуществляли органы, называвшиеся стачкомами. В Красноводске у власти также был стачком, состоявший из рабочих-эсеров, во главе с эсером по фамилии Кун. Узнав, кто к ним прибыл, они тут же снова арестовали большевистскую верхушку, обвинив их в сдаче Баку туркам. Председатель стачкома связался с Дербентом, получил оттуда информацию о том, что арестованных собирались предать военно-полевому суду, и решил довершить начатое.
      Стачком не очень-то заморачивался процессуальными вопросами. Следствие и суд были чрезвычайно простыми. У одного из арестованных, бывшего старосты камеры бакинской тюрьмы, нашли список, по которому тот распределял продукты. Рабочие приняли его за список «членов правительства» и всех поименованных в нем, присовокупив сюда командира вооруженного отряда Амирова, посадили в вагоны и вывезли из Красноводска, заявив, что отправляют в Ашхабад для предания суду. Но до Ашхабада их не довезли – расстреляли на 207 версте. Трудно сказать, то ли так и было задумано, то ли решение не возиться с арестованными приняли спонтанно, в порядке революционной инициативы. На самом деле вместе с настоящими «комиссарами» были расстреляны и их охранники, делопроизводитель, еще какие-то служащие – разбираться особо не стали.
      Вообще-то, в 1941 году за дезертирство и сдачу городов неприятелю тоже не усиленными пайками награждали.
      Если эсеры знали, за что расстреляли «комиссаров», то у англичан явно были от страха глаза велики. Они придавали этому опереточному бакинскому правительству совершенно ни с чем не сообразное значение и были чрезвычайно озабочены их судьбой.
      А в 1967 году в Лондоне вышла книга под названием «Закаспийский эпизод», написанная бывшим участником английской миссии Эллисом. Там говорилось: узнав о том, что всю эту братию повезли из Красноводска в Ашхабад, генерал Маллесон сказал, «что он считает, что ни при каких обстоятельствах комиссарам не должно быть позволено совершить переезд по железной дороге до Ашхабада», и предоставил своим подчиненным «решать, какие именно меры предложить для предотвращения этого».
      Железная дорога-то тут при чем? Вот и пойми этих английских джентльменов…
 
      Такова подлинная история Бакинской Коммуны и бакинских комиссаров. Легенда же появилась значительно позже. В 1920 году их перезахоронили на одной из площадей Баку, которая с тех пор стала называться «Площадью 26-ти бакинских комиссаров». И миф зажил своей, самостоятельной жизнью, обрастая новыми подробностями и «фактами». В 1958 году там появился памятник, а через десять лет – мемориал.
      Очень любят вспоминать о том, что Сталин-де был врагом Шаумяна. Трудно сказать, так ли это было до революции, но после революции «комиссаров» он сильно не любил. Уже после Великой Отечественной войны, по воспоминаниям Шепилова, «зарезал» Сталинскую премию авторам одной исторической книги только за то, что в ней деятельность бакинских комиссаров была представлена исключительно в хвалебном «свете». Сталин, в куда более трудных условиях отстоявший Царицын, сказал тогда: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали ее врагу без боя. Сели на пароход и уехали». Это он сказал через тридцать лет. Сколь же велико было его возмущение действиями Шаумяна сотоварищи…

Глава 3
Нелегал

      Лаврентий Берия, в то время служащий секретариата Бакинского Совета, знал сию историю «от» и «до», все это позорище разворачивалось на его глазах. И говоря о дальнейших его поступках, надо учитывать этот первый опыт советской работы. Вот уж насмотрелся!
      Может быть, поэтому он в будущем, сталкиваясь с беспомощностью и безответственностью, иной раз терял выдержку и впадал в холодную (а то и «горячую») ярость. Кстати, сам Берия, будучи большевиком, ни тогда, ни потом от опасностей не бежал…
      В общем, это был первый опыт советской работы в биографии Берии. А первый опыт работы партийной (не считая кратковременного участия в митингах на Румынском фронте), был у него сугубо специфический и, если вдуматься, весьма неплохо его характеризующий. Не каждому, так сказать, по плечу подобное.
      Итак, продолжая тему: в сентябре 1919 года город захватили войска Азербайджанской республики – мусаватисты и турки. Быстренько ликвидировали Советы, отменили 8-часовой рабочий день и коллективные договоры, устроили охоту на большевиков, начали перестройку армии и госаппарата по турецкому образцу, но завершить начатое не успели. Закончилась Первая мировая, и туркам пришлось, в соответствии с мирным договором, отправиться по домам. Ну вот не повезло.
      Зато им на смену появились англичане: 17 ноября в Баку прибыла 39-я пехотная бригада во главе с генералом Томпсоном, который объявил себя генерал-губернатором города. Собаку съевшие на колониальных делишках британцы и здесь чувствовали себя форменными «сагибами»: немедля ввели телесные наказания и публичные казни для местного населения (даже поставили пару виселиц на одной из бакинских площадей). Попытались было и население разоружить, но сие оказалось делом напрочь безнадежным. Это что касается внутренней политики. Что же до экономики, то британцы, исходя, разумеется, из самых лучших побуждений, взяли под контроль и весь транспорт, и государственный банк, а также запретили бакинским нефтепромышленникам продавать нефть кому бы то ни было, кроме Англии. Даже союзная Франция получила вместо нефти большой шиш. Зато весь английский флот ходил на топливе из Баку… Англичане считали Закавказье своей сферой влияния, фактически уже колонией, и не собирались пускать сюда посторонних.
      (Еще в 1918 году английский генерал Денстервиль писал: «Они должны продолжать убивать друг друга, пока не придут в изнеможение, а потом мы, может быть, сумеем навести там порядок».)
      Нефтедобывающие отрасли охватил затяжной кризис: с одной стороны, англичане запрещали продавать нефть, но и всю ее купить не могли. С другой же, основной потребитель – Россия – была вычеркнута из списка покупателей. Так что зарплата снижалась, цены росли, не за горами было закрытие нефтепромыслов…
      Да, а что же насчет революционных сил? В декабре 1918 года рабочие устроили забастовку, и с тех пор в городе функционировала вполне легальная организация – Бакинская Рабочая Конференция, находившаяся под контролем меньшевиков и эсеров, которые не разбежались и в период оккупации. Большевики же были полностью разгромлены, большая их часть скрылась в России, а те, что остались, были разобщены и запуганы… Но постепенно, с огромным трудом, воссоздавалась организация, уцелевшие члены партии группировались в крошечные ячейки. Партия более-менее начала функционировать к январю – февралю 1919 года, а первая партийная конференция прошла уже в марте, спустя полгода после начала оккупации. Оправившиеся от разгрома большевики постепенно налаживали работу. Они даже захватили ключевые посты в Рабочей Конференции – пролетарий, как это обычно бывает в дни кризисов, стремительно «левел». Это была если не легальная, то хотя бы полулегальная часть большевистской работы, которой, кстати, массу сил отдал Анастас Микоян.
      А вот Лаврентий Берия занимался работой насквозь нелегальной.
      Как уже говорилось, никуда бежать он не собирался. Берия работал в Совете до последнего дня и покинул его в числе последних матросов тонущего корабля власти, когда капитанов уже давно и след-то простыл.
      Потом вновь засел за учебники (это совершенно невероятно, но все время Гражданской войны и до самого своего перевода в Тифлис он параллельно ухитряется еще и учиться) и в 1919 году закончил училище, получив диплом с отличием и специальность техника-строителя. С февраля 1919 года Берия, как он сам писал в 1922 году, на посту председателя коммунистической ячейки техников, помогает в качестве инструктора другим ячейкам. А осенью 1919 года вдруг оказывается… в мусаватистской контрразведке. С этим отрезком его жизни связана целая мифология.

       «Секретарем Кавказского бюро РКП(б) в Баку был старый подпольщик Виктор Нанейшвили, опытный конспиратор… Подпольное бюро находилось в захваченном мусаватистами Баку, на Телефонной улице, около немецкой церкви – кирхи. Помещение сняли на имя Мирзы Давуда Гусейнова, преданного партии товарища. Нанейшвили появлялся там редко… Адрес знали немногие. Дежурили на Телефонной улице по очереди, необходимую информацию передавали Нанейшвили поздно вечером, после дежурства.
       Однажды в бюро пришли молодые члены партийной ячейки Технического училища Вася Егоров и Гриша Канер. Они привели с собой еще одного студента – невзрачного такого, прыщавого. Неизвестный назвался Лаврентием Берия и сказал, что ему нужно увидеться с товарищем Нанейшвили…
       Прошло несколько дней, Саркисов спросил Нанейшвили:
       – Зачем приходил тот человек?
       – Он работает в мусаватистской охранке и просит принять его в нашу партию. Обещает давать ценную информацию.
       – Но ведь у нас уже есть свои люди в мусаватистской контрразведке – Мусеви и Ашум Алиев. Мы их туда специально послали. Зачем нам этот самозванец?
       Опасения юного Саркисова вскоре же нашли косвенное подтверждение: Мусеви и Алиева убили в ресторане, за обедом, двумя выстрелами в упор».
А. Антонов-Овсеенко. «Берия»

      Ну, дорогие мои, ну как же можно, прочитав хоть одну книгу о подпольщиках или разведчиках, верить этой галиматье! Хорошо «подпольное бюро», члены которого водят на конспиративную квартиру кого попало, а «юный Саркисов» (стало быть, и прочие юные и не очень юные ее члены) знает имена большевистских агентов, засланных во вражескую контрразведку! Да тут никакого лазутчика Берии не нужно, удивительно, что этих агентов раньше не шлепнули – с такой-то конспирацией…
      Позднее из этой истории раздули форменный триллер: как Берия, используя связи и интригуя на каждом шагу, тщательно уничтожал улики – «доказательства» своей работы в контрразведке, как исчезали люди, хотя бы косвенно причастные к той жгучей тайне… На самом деле все это, конечно, чушь собачья, ибо никакой тайны тут нет, сей факт был прекрасно известен еще в 20-е годы, Берия, ничуть не скрываясь, самолично отразил его в автобиографии!..
      Короче, осенью 1919 года он начинает работать в мусаватистской контрразведке, вместе с большевиком М. Ф. Мусеви. Ясно, что разведчиком в стане врага был вовсе не двадцатилетний Берия, а именно Мусеви, Берия же ему помогал. Скорее всего, был связным. Из чего следует два вывода: во-первых, после падения Коммуны он в легальной деятельности большевиков не участвовал – иначе был бы, так сказать, «засвечен» и для конспиративной работы уже не годился. Во-вторых, он к тому времени ужеимел опыт нелегальной работы – абы кого в самое логово врага не пошлют, а, кроме того, едва ли Мусеви взял бы на столь опасное дело неопытного и непроверенного соратника…
      Но в марте 1920 года Мусеви был убит, и Лаврентий ушел из контрразведки. А что ему было там делать, без руководителя-то?
      И этот «хвост» тянулся за ним многие годы – несмотря на то, «жгучая тайна» была секретом Полишинеля! Даже спустя семь лет, в 1926 году, И. П. Павлуновский, назначенный председателем Закавказского ГПУ, в письме Сталину писал: «Перед отъездом в Тифлис меня вызвал к себе Пред. ОГПУ т. Дзержинский… и сообщил мне, что один из моих помощников по Закавказью т. Берия при мусаватистах работал в мусаватской контрразведке. Пусть это обстоятельство меня ни в какой мере не смущает и не настораживает против т. Берия, так как т. Берия работал в контрразведке с ведома ответственных тт. закавказцев и что об этом знает он, Дзержинский, и т. Серго Орджоникидзе». Все знали, что Берия служил в контрразведке противника, причем с ведома самых что ни на есть «ответственных товарищей»! Так где же здесь предательство, где сокрытие доказательств? Если уж сам Железный Феликс был в курсе и ничего против не имел… Так нет же: после смерти Берии Хрущев и его идеологи зловонно вдохнули в сплетни о двуличии Лаврентия новую жизнь, и они, сплетни эти, благополучнейшим образом просуществовали до наших дней. Как, впрочем, и аналогичные россказни о том, что Сталин-де был осведомителем царской охранки… М-да. Недаром Эркюль Пуаро сравнивал сплетни с Лернейской гидрой, у которой на месте одной отрубленной головы вырастают две новые. Сколько слухи не развеивай, с каждым новым поколением историков они вновь вылезают на печатные страницы, как наиновейшая и правдивейшая информация.
      …После ухода из вражеской контрразведки Берия некоторое время работает в таможне – совсем, впрочем, недолго, ибо близится решающий поворот его судьбы.
      …Естественно, Советская Россия не собиралась вот так взять и отдать крупнейший нефтеносный район неизвестно кому. И его, района, фактическое присоединение к России было проведено по классическому сценарию: в ночь с 27 на 28 апреля 1920 года был образован Временный революционный комитет, который провозгласил образование АзССР и тут же обратился к РСФСР с просьбой о военной помощи.
      Впрочем, как водится, помощь была оказана загодя. Уже 27 апреля 11-я армия красных пересекла границу Азербайджана, в качестве авангарда пустив в сторону столицы четыре бронепоезда с десантом, на которых в Баку въехали и руководители компартии во главе с Микояном. Большего и не потребовалось: понимая, что игра проиграна, азербайджанское правительство попросту разбежалось. Вскоре в городе появились командующий 11-й армией Левандовский, а также Орджоникидзе и Киров. И с этих пор Азербайджан можно было считать советским.
      Берия, к тому времени отлично зарекомендовавший себя на нелегальной работе, по рекомендации комитета партии становится сотрудником регистрационного отдела (регистрода) при РВС 11-й армии – так тогда называли военную разведку. И вот вам еще одно, убедительнейшее подтверждение того, что Лаврентий если и работал в мусаватистской контрразведке, то, несомненно, по заданию партии: почти сразу краевой комитет и регистрод определяют Берию в качестве уполномоченного для подпольной деятельности в меньшевистскую Грузию – это уже совсем не похоже на должность простого связного, не так ли? Но не в том суть. Подумайте: направили бы его со столь опасным заданием в столь опасное место, если б он плохо зарекомендовал себя на нелегалкев Баку?..

Краткий курс истории независимой Грузии

      Кстати, почему Грузию тогда называли меньшевистской? Председателем правительства в ней стал известный меньшевик Ной Жордания, в правительстве и парламенте ведущую роль играли социал-демократы (естественно, не большевики). В январе 1919 года состоялись выборы в Учредительное Собрание Грузии, и из 130 мандатов 109 получили также социал-демократы.
      Первым актом нового, независимого от «тиранической» Российской империи, правительства стала договоренность с Германией и приглашение немецких войск – чтобы обезопасить страну от турок. В Поти высадилось несколько рот солдат. Правда, часть территории все равно пришлось отдать Турции – потому как ворон ворону глаз не выклюет.
      15 февраля 1918 года, выступая в Сейме по поводу Брестского мира, Жордания со страстью говорил: «Такой мир, какой подписали большевики, мы такого мира не подпишем, и лучше умереть с честью на посту, чем опозорить и предать себя на проклятие потомков». Менее чем через четыре месяца, оказавшись на посту главы государства, он подписал мир гораздо худший, фактически сделав Грузию немецкой колонией – и, вишь ты, не умер…
      О том, что на самом деле искали немцы в Грузии, говорит дополнительное соглашение к договору между странами. В первую очередь, Грузия интересовала Германию как территория, по которой проходит нефтепровод. (В то время ее иной раз так и называли: Грузинская нефтепроводная республика.) Кроме того, грузинское правительство на время войны предоставляло немцам исключительное право на покупку на своей территории всех материалов, не требовавшихся для внутреннего потребления страны, и вывоза их без ограничений и пошлин. Совместное (половина на половину) владение горнорудными предприятиями и, опять же, право неограниченного вывоза их продукции. Всего лишь с мая по сентябрь немцы вывезли разнообразной продукции на 30 млн марок. Ну что ж, вполне умеренная плата за освобождение от «русских оккупантов»!
      Правда, вскоре немцы стали вести себя на оккупированной территории со всей прусской бесцеремонностью, привлекая к активному сотрудничеству немцев местных, что едва не привело к междуусобицам… Ушли они из Грузии лишь в декабре 1918 года, после поражения Германии. А поскольку прибыльно место пусто не бывает, их тут же сменили англичане.
      У тех тоже были вполне определенные интересы. 30-тысячный английский экспедиционный корпус занимался тем, что охранял нефтепровод Баку – Батум и железную дорогу, а едва турецкие войска оставили Тифлисскую губернию, как началась стычка между Грузией и Арменией за Ахалкалакский уезд, которая была прекращена лишь по требованию англичан. Английские власти разделили спорную территорию: одну часть передали Грузии, другую – Армении, а среднюю объявили «нейтральной зоной» и подчинили английскому генерал-губернатору. И, конечно, совершенно случайно в этой «нейтральной» части оказались Алавердские медные рудники…
      Грузинские же войска, едва обеспечив собственные тылы, немедля вторглись на Кубань, захватили Адлер, Сочи, Туапсе, занимаясь, в первую очередь, грабежом да отправкой всего более-менее стоящего в Грузию: увозили оборудование, угоняли скот, сперли даже рельсы Гагринской железной дороги.
      Эта территория находилась под контролем Добровольческой армии. 25 сентября 1918 года, прибыв на переговоры с Деникиным, грузинская делегация во главе с министром иностранных дел потребовала включения Сочинского округа в состав Грузии (кстати, британский представитель в Тбилиси генерал Уокер их в этом поддерживал – а что, Британии очень не помешала бы такая колония). Лишь к февралю 1919 года войска Деникина вышибли доблестных джигитов из Черноморской губернии обратно в Грузию.
      В самой же Грузии, сразу после обретения ею независимости, началась настоящая охота на всех не грузин: во-первых, русских, а во-вторых – малых народов, территории которых новорожденная республика поспешила к себе присоединить. Русских увольняли с работы, лишали избирательных прав, арестовывали, выселяли. Дошло до того, что созданный в 1918 году Русский национальный Совет организовал русский корпус, целью которого было защитить русских крестьян от истребления.
      А как грузины поступали с беззащитными малыми народами, можете представить себе, зная политику независимой Грузии образца 1990-х годов. За семьдесят лет мало что изменилось. Уже в июне 1918 года восстали осетины и грузины Цхинвали, поднялись жители Абхазии, опрометчиво подписавшие договор с Грузией, когда к ним подходили большевики. Теперь они просили Добровольческую армию избавить их от грузин…
      (Я пишу эти строки, а за стеной по телевизору идет программа «Время». «…Открыть автомобильное движение через Цхинвали, прекратить огонь, урегулировать ситуацию в зоне конфликта…» «…Вооруженные группы, стреляющие и по грузинам, и по осетинам, и по миротворцам…» «…Сегодня выяснилось, что из гаубиц по своим и чужим стреляли внутренние войска Грузии…». Новая независимая Грузия вернулась на круги своя…)
      Пыл разошедшихся грузинских меньшевиков несколько охладила 11-я армия красных, в апреле 1920 года занявшая соседний Азербайджан. Тут-то они и призадумались: а не с огнем ли мы, генацвале, играем?.. И уже в мае скоренько заключили мирный договор между РСФСР, обменялись послами. По договору Грузия обязалась очистить свою территорию от иностранных войск, а также легализовать большевистскую партию.
      Можно только гадать, почему Грузия тогда не разделила судьбу Азербайджана. Тут прослеживаются две причины.
      Во-первых, совершенно непонятную симпатию к ней питал Ленин. После захвата Азербайджана и Армении большевистский ЦК вдруг заговорил о «мирном направлении политики РСФСР на Кавказе». А уже после свержения правительства Жордания, 2 марта 1921 года, Ленин телеграфирует Орджоникидзе: «Гигантски важно искать приемлемого компромисса для блока с Жордания или ему подобными меньшевиками, кои еще до восстания не были абсолютно враждебны к мысли о советском строе на определенных условиях». Наверное, Ленину, при его ненависти ко всему великорусскому, просто нравилась антирусская позиция грузинских властей. (Интересно, что и впоследствии Ленин проявлял странную слабость теперь уже к грузинским так называемым национал-уклонистам, которые подхватили эстафетную палочку русофобии из рук меньшевиков. Широко известна история с грузинским большевиком Кобахидзе, который оскорбил Серго Орджоникидзе, обвинив его в коррупции, и получил в ответ пощечину. История дошла до Кремля. Расследованием дела занялись Дзержинский со Сталиным и пришли к выводу, что Орджоникидзе не виновен. И то верно: если судить Серго за все случаи, когда он распускает руки, то он из судов не будет вылезать. Однако Ленин взорвался и обозвал все это великорусским шовинизмом.)
      А во-вторых – Грузия была меньше нужна Советской России, нежели Азербайджан и Армения. Азербайджан – это нефть, Армения – это турецкая граница, а нефтепровод к портам Черного моря Советской России был не так уж и необходим…
      Кстати говоря, меньшевистское правительство было настроено не только резко антирусски, но и антибольшевистски, несмотря на то, что большевики и меньшевики начинали в одной организации. Впрочем, если бы дело было только в политическом оттенке, то, уж наверное, они как-нибудь договорились бы, но деление на большевиков и меньшевиков на Кавказе, как и любое другое деление, и тогда и теперь, было явлением каким угодно, но только не политическим. Горячие грузинские парни с большевистской и меньшевистской стороны еще в 1905 году при выяснении отношений то и дело доходили до мордобоя – но время идет, прогресс движется! Вот, например, как отметили в Тифлисе появление на свет Закавказского Сейма.
      10 февраля 1918 года, в день начала работы Сейма, был без предупреждения расстрелян митинг, созванный большевистски настроенным стачкомом железнодорожников в Тифлисе. Вот как описывает тактику властей очевидец в своем письме в Москву, в Совнарком:
      «Явилось на митинг, несмотря на все принятые меры для срыва митинга, более 3000 рабочих и солдат… Среди митинга вошли в сад (приблизительно около двух рот) милиционеры и “красногвардейцы”. С красными знаменами в руках и успокаивая митинг знаками, они подкрались к собравшимся.
      Часть митинга, намеревавшаяся разойтись, осталась и, считая, что подходят свои, начала их даже приветствовать криками “ура”… В это время пришедшие быстро рассыпались цепью, окружили митинг и открыли бешеный ружейный и пулеметный огонь по митингу. Целились главным образом в президиум, стоявший на эстраде. Убито 8 человек, ранено более 20 человек… Часть публики разбежалась, другая легла на землю. Стрельба продолжалась минут пятнадцать.
      Как раз в эту минуту только что открылось первое заседание расширенного Закавказского сейма, и Чхеидзе держал речь под аккомпанемент ружей и пулеметов, трещавших тут же недалеко от дворца…»
      Это не к тому, что вот, мол, какие меньшевики злодеи.
      Это к тому, что все время пытаются представить дело так, будто тираническая Советская Россия оккупировала демократическую Грузию. Грузия была ничуть не более демократической, чем Россия, там правили бал те же товарищи, просто из другой группировки. За тем исключением, что большевики все же раздавали землю крестьянам и переселяли население трущоб из подвалов в барские квартиры, а грузинские меньшевики всю социальную сторону оставили как есть. Более того, они отдали собственное государство на разграбление сначала немцам, а потом англичанам, лишь бы отделиться от России и сидеть на своем троне – пусть он размером со спичечный коробок, зато свой!
      Ну в точности, как сейчас…

Разведчик – это не карьера: подробности подпольной работы

      Что ж, работа нелегала для юного подпольщика Берии привычна. «В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрод города Баку».
      Не совсем понятно, кому он на самом деле служит – компартии или военной разведке? Дело в том, что в то время разведывательная работа теснейшим образом переплеталась с партийной, деятели компартий зарубежных стран состояли на службе в нашей разведке, разведчики сплошь и рядом являлись активистами компартий, однако, судя по тому, что Берия связывается с армией и гвардией, работает он в основном как военный разведчик, лишь пользуясь помощью партийного комитета.