Введение в политическую теорию для бакалавров. Стандарт третьего поколения: учебное пособие

Под редакцией Б. Исаева

Введение в политическую теорию: Учебное пособие (Стандарт третьего поколения, для бакалавров)

Предисловие

За двадцать лет развития политической науки в современной России российскими политологами выпущено немало нужных и хороших учебников, среди которых особо хотелось бы отметить учебное пособие К. С. Гаджиева «Политическая наука», учебник А. И. Соловьева «Политология: политическая теория, политические технологии», учебник В. П. Пугачева и А. И. Соловьева «Введение в политологию», учебник В. А. Гуторова и В. А. Ачкасова «Политология», учебник Л. В. Сморгунова «Сравнительная политология». Они не только выдержали по несколько изданий, но и стали базой для подготовки молодых специалистов-политологов. Благодаря этим учебникам специалисты других областей, политики-практики, все интересующиеся политикой могут пополнить свои знания по политической теории. По сути, все первые учебники по политологии – а их выпущено уже несколько десятков – служили не только для образования и подготовки кадров профессиональных политологов, но и для самообразования различных категорий россиян.

Конец 1980-х и 1990-е гг. в России стали временем коренных перемен практически во всех сферах жизни. При этом политическая реформа послужила катализатором правовой, административной, экономической, финансовой, социальной, культурной и других реформ. В публичную политику ринулись сотни тысяч новых людей, избиратели получили, наконец, право свободного выбора из нескольких кандидатур, политтехнологи – новые возможности применения своих умений. Тяга к современному политологическому знанию достигла апогея. Несмотря на то, что курсы политологии стали читаться во всех вузах, аудитории ломились от желающих приобщиться к политической науке, а дискуссии на семинарах достигали точки кипения. Спрос на политологическую литературу был колоссальным. Ему соответствовала и стратегия издательств: выпускать как можно больше книг о политике и в первую очередь – учебных пособий. Но большая часть учебных пособий в таких условиях невольно приобретала научно-популярный характер.

Но все течет и все меняется. Центр тяжести российских реформ из политической области переместился в социально-экономическую. Лавинообразный спрос на политологическое знание в общих чертах удовлетворен. Теперь публичной политикой занимаются профессионалы, а на политологические факультеты поступают не все подряд, а строго индивидуально и по призванию. Это не означает, что необходимость в политологической литературе научно-популярного характера совершенно исчезла, но кроме такой литературы требуются совершенно определенные учебные пособия, отражающие состояние и тенденции современной политической науки в XXI в. К числу таких учебников, изданных в России, несомненно, относятся: «Основы политической теории» (А. А. Дегтярев, М., 1998); «Политология», хрестоматия и практикум (под ред. М. А. Василика, М., 1999); «Современные политические теории» (Т. А. Алексеева, М., 2000); «Политология» (рук. авт. кол. – А. Ю. Мельвиль, М., 2004); «Политология», хрестоматия и альбом схем (под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова, СПб., 2005); «Теория политики» (Р. Т. Мухаев, М., 2005). Мы – коллектив авторов данного учебника – также пополнили число эксклюзивных учебников для будущих профессиональных политологов, издав в 2008 г. учебное пособие «Теория политики», выдержавшее за два года два издания.

Данный учебник создан коллективом авторов политологического отделения факультета международного промышленного менеджмента и коммуникации Балтийского государственного технического университета (БГТУ) «Военмех» на базе читаемого в течение ряда лет курса для студентов-политологов БГТУ. В его написании принимали участие авторы и других санкт-петербургских вузов (СПбГУ, ИВЭСЭП, ВШНИ, ГУЭП). Авторы этого учебника придерживаются той же точки зрения, что и авторы учебного пособия «Теория политики», т. е. считают, что для подготовки политологов-профессионалов необходимо создание учебников:

• не инклюзивных (т. е. для всех интересующихся политикой), а эксклюзивных, т. е. для будущих профессиональных политологов;

• не универсальных (охватывающих всю тематику и предметную область политологии), а предметно-курсовых, чтобы обеспечить изучение конкретного предмета, субдисциплины политической науки;

• не стандартных (переиздаваемых с незначительными изменениями), а программных, в которых учитываются изменения Госстандарта РФ и переход на двухуровневую систему высшего образования. В частности, наш учебник рассчитан на политологов-бакалавров; не старого, а нового поколения.

Учебники нового поколения, по нашему мнению, отличаются от учебников старого поколения возможностью использования их в электронном виде для чтения лекций и подготовки к семинарам в виде презентаций, с выносом на экран основного содержания читаемого материала. Следовательно, учебники нового поколения должны быть в первую очередь презентабельны, т. е. важнейший материал должен быть представлен в них в виде таблиц, схем, графиков или в виде смысловых единиц, изложенных с помощью дефисов. Кроме того, чтобы увеличить возможности студентов, связанные с самообразованием и самоподготовкой, после каждой главы помещены перечень основных понятий, вопросы для самоконтроля и список литературы для самостоятельного изучения и углубления знаний по данной теме.

Для повышения качества подготовки политологов-бакалавров как при написании учебника, так и вообще при преподавании политологических дисциплин, мы придерживались и придерживаемся сформулированных нами дидактических принципов, а именно:

• Последовательность. Материал излагается по принципам «от простого – к сложному» и «от известного – к неизвестному». Кроме того, мы учитываем, что студент, изучающий теорию политики, уже имеет представление о таких предметах, как «Зарубежная и отечественная история», «Политическая история», «История политических учений».

• Систематичность. Изучение дисциплины «Введение в политическую теорию», как и других дисциплин (например, «Истории политических учений»), построено на изучении разных тем («Политика», «Власть», «Государство», «Политическая система», «Партии и партийные системы» и т. д.) в определенной последовательности. Таким образом обеспечивается их взаимосвязь, увеличивается число изучаемых смысловых единиц, происходит общее приращение знания. За политической статикой, изучающей отдельные политические институты, следует политическая динамика, изучающая процессы их взаимодействия и развития, политических изменений и трансформаций; после изучения тем, отражающих теории внутренней политики, следует переход к внешнеполитической тематике.

• Оптимальное соотношение уровня трудности и доступности материала. Мы исходили из уровня знаний выпускников столичных или просто хороших российских школ, поступивших на политологический факультет и проучившихся на нем один-два года.

• Наглядность в обучении. Для осуществления этого принципа в учебнике представлено определенное количество схем, таблиц, графиков и т. д. Кроме того, мы старались сделать излагаемый материал более наглядным за счет его структуризации, размещения на странице, объединения в системы дефисных строчек. Все это позволяет использовать при проведении занятий наглядные средства обучения, в том числе мультимедийные.

• Связь теории политики с текущей политикой. Эту связь обусловливает место теории политики в системе политологического знания. Об этом подробно говорится в главе 2. Пока же отметим, что теория политики постоянно черпает факты для исследований из текущей политики, а текущая, практическая политика использует политическую теорию для принятия решений, составления прогнозов и управления обществом. Поэтому студенты, изучающие теорию политики, постоянно должны быть в контексте политического процесса, знать основные явления текущей внутренней и внешней политики, а преподаватели должны строить лекции и практические занятия, используя самые свежие примеры и анализ последних политических событий.

• Активность и заинтересованность студентов. Этот принцип означает, что занятия должны носить активный, двусторонний характер, вызывать интерес и стимулировать самостоятельное, углубленное изучение предмета. Для этого существуют не только учебные занятия, но и другие формы изучения материала: научные конференции, дискуссионные клубы, выступления в школах, работа в избирательных кампаниях и участие в студенческом самоуправлении, написание эссе, рефератов, курсовых работ и т. д.

Говоря о нашем подходе к созданию именно этого учебника и изучению студентами именно этого курса, а не к изучению политологических дисциплин вообще, кроме отмеченных принципов, мы учитываем, что:

• дисциплину «Введение в политическую теорию» начинают изучать студенты первого курса, как правило, со второго семестра;

• эту дисциплину студенты в соответствии с Госстандартом изучают на протяжении двух семестров. То есть примерно одна треть этого времени будет выделена на чтение лекций (отсюда вытекает объем нашего учебника), одна треть – на семинарские занятия и одна треть – на самостоятельную подготовку студентов. Кроме того, за это время они сдают один-два экзамена и один-два зачета и пишут курсовую работу по одной из выбранных тем;

• изучению данной дисциплины предшествуют определенные предметы, о которых мы говорили выше («История политических учений», «Политическая история» и др.);

• дисциплина «Введение в политическую теорию» сама служит основой для изучения таких предметов, как «Политическая конфликтология», «Теория мировой политики», «Политический маркетинг и политический менеджмент», «Современная российская политика», «Теория партий и партийных систем» и др. Отсюда вытекает ее место в системе политических наук и ее логические связи с этими науками;

• теория политики связана с другими науками, не являющимися частью политологии, но граничащими с ней: политической философией, политической историей, политической социологией, политической психологией, а также иными не пограничными науками, изучаемыми политологами.

В заключение хочу поблагодарить всех принимавших участие в создании учебника, но не вошедших в авторский коллектив. Это коллектив кафедры истории и политологии Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП), заведующий кафедрой профессор С. В. Орлов, заведующий кафедрой прикладной политологии Санкт-Петербургского филиала Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ), доктор политических наук, профессор А. Ю. Сунгуров, любезно согласившиеся рецензировать наш труд; это работники кафедры политологии Балтийского государственного технического университета (БГТУ) «Военмех» М. А. Односталко, М. М. Борисочкин, А. А. Кузовлев, оказавшие неоценимую помощь в компьютерном форматировании, верстке схем и графиков.

Руководитель авторского коллектива, заслуженный работник высшей школы РФ, заведующий кафедрой политологии БГТУ «Военмех», доктор социологических наук, профессор Б. А. Исаев.

Авторский коллектив:

Д. социол. н., проф. Исаев Б. А. – руководитель авторского коллектива (предисловие, главы 1, 2, 3, 10, 11, 15, 16, 18, 24).

Д. филос. н., проф. Голиков А. К. (главы 5, 7).

Д. полит, н., проф. Елисеев С. М. (главы 8, 9, 12, 19, 20).

Д. филос. н., доц. Лебедев С. В. (главы 13, 14).

Д. полит, н., проф. Сирота Н. М. (глава 23).

Д. филос. н., доц. Хомелева Р. А. (главы 4, 17).

К. полит, н. Чигарев В. Н. (глава 22).

Д. полит, н., доц. Шатравин С. А. (глава 6)

Глава 1 Политика как реальная деятельность и объект теоретических исследований

1.1. Теоретическая и практическая политика в исторической ретроспективе

Понятие о политике как решении общественных дел и управлении обществом, очевидно, возникло тогда, когда эти дела действительно начали решать, а социумом действительно стали управлять, т. е. в очень отдаленную эпоху родового строя и элементарной организации власти. Уже в то время постепенно формируются пока еще не государственные, а общественные протоинституты власти: общее собрание рода, совет старейшин, вождь рода. Эти протоинституты еще не избирались, а стихийно формировались в зависимости от реалий. Где-то в собрании рода принимали участие все его взрослые члены, в других родах на собрания допускали всех, а право решающего голоса имели только мужчины, в третьих собрание стало подобием закрытого мужского клуба. Как бы то ни было, деятельность по обсуждению общих дел и принятию решений, касающихся всех, имела место в каждом социуме, достигшем определенной ступени развития. Уже тогда появились первые попытки осмысления политики и объяснения природы власти, которая понималась как вмешательство или помощь духов предков, как проявление сакральной воли. В разных странах, в различных географических, экономических и социокультурных условиях люди такую деятельность называли по-разному.

В Древней Греции в эпоху полисной организации общества такой вид человеческой деятельности получил название «политика» (греч. politika), которое произошло от понятия «полис», означавшее «город-государство» или, точнее, «город с окрестными селениями, полями, садами, гаванями и вообще с территориями, обеспечивающими его продовольственные, промышленные, торговые, коммуникационные, оборонные и другие потребности». Как правило, греческие полисы той эпохи образовывались либо в результате добровольного объединения нескольких соседних селений, либо путем завоевания наиболее сильным родом соседних родов, насильственным переселением их родовой знати в свой город и присоединением их территорий. Вот почему полис Афины состоял из десяти фил, а полис Рим – из сорока городских и четырех сельских триб. Полисная организация того времени значительно отличалась от организации современных государств. В политическом отношении полис – это непосредственно осуществляемая власть. Все жители полиса, имевшие права гражданства, не только могли, но и были обязаны посещать народное собрание и голосованием решать государственные дела. В перерывах между заседаниями народного собрания (гели эи) все политические дела решал совет пятисот (бул е). Суд полиса осуществлялся регулярно сменяемыми рядовыми гражданами, назначаемыми филами. Институт адвокатов отсутствовал, и каждый эллин должен был уметь сам отстаивать свои интересы в суде. Как видим, в политику так или иначе были вовлечены буквально все граждане полиса. «Человек по природе своей есть существо политическое (zoon politikon)», – утверждал Аристотель[1].

Итак, этимологически понятие «политика» означает то, что относится к полису (от греч. polls), т. е. полисные, общественные, государственные дела, в отличие от дел семейных и дел частных лиц. При этом предполагалось, что решаться эти дела будут сообща, через коллегиальные органы. Если кто-либо узурпировал право единолично распоряжаться делами полиса, его называли тираном (tiranos – слово не греческого происхождения; греки связывали его с тиренцами, догреческим народом, и означало оно «господин»).[2] Определение politicos служило обозначением и гражданина полиса, и полисный строй, и было, по современным понятиям, синонимом гражданской и политической культуры. Глагол politeo указывал на приобщение гражданина к общественным, государственным делам – то, что мы сегодня называем политической социализацией. Значение существительного politeia включало в себя как гражданские, так и политические права (они не были разделены, потому что все греки-мужчины призывного возраста могли участвовать в управлении делами полиса), и вообще полисный общественный и государственный строй. В варварских странах (там, где, по представлениям эллинов, система образования и воспитания и вообще уровень культуры не позволял каждому участвовать в политике) устанавливался строй деспотии, противопоставляемый эллинами политии.

От термина «полития» берет свое начало современное понятие «полиция» как организация по поддержанию общественного и одновременно государственно-правового порядка.

Платон представлял политику царским искусством, главная цель которого – общее благо, а политиков – царственными мужами, обладающими разумом[3]. Он выделял три ипостаси политика. Политик-ткач обладает умением из представителей различных политических сил (смелых и мужественных, склонных к изменениям и реформам, с одной стороны, и разумных и осторожных, консервативно настроенных – с другой), используя их так же, как используют уток и основу, «ткать» живую и стабильную ткань политической жизни, вплетая в нее все добродетельное и благородное из обеих политических партий и отбрасывая все кощунственное, заносчивое и несправедливое. «Ткань эта обвивает всех остальных людей в государствах – свободных и рабов, держит их в своих узах и правит и распоряжается государством, никогда не упуская из виду ничего, что может сделать его, насколько это подобает, счастливым»[4]. Вторая ипостась политика, по Платону, это политик-врач, который, зная законы государства, не исполняет их догматически, а творчески «лечит» болезни полиса, ориентируясь, как истинный целитель, на конечный результат – здоровье пациента. Третья ипостась политика – это политик-корабельщик, политик-кормчий государственного корабля, который не только всегда найдет верный курс, но и при необходимости приведет управляемый корабль в защищенную гавань.

Итак, идеальная политика, по Платону, это аристократическая политика, которая не рождается в народной стихии, а сознательно создается образованными философами-правителями. Только мудрый, образованный, знающий и хорошо воспитанный человек, считал он, обладающий авторитетом, может одновременно плести ткань разумной политической жизни, исцелять болезни общества, т. е. предупреждать и урегулировать конфликты, обеспечивать безопасность полиса, тщательно выверяя его политический курс. В понимании Платона политика, с одной стороны, есть «специфическое знание, а именно знание власти над людьми». С другой стороны, политика – это умение вести государственную жизнь, искусство «плести политическую ткань, объединяя жизнь граждан, никогда не упуская из виду ничего, что могло бы сделать общество счастливым».

Итак, уже в Древней Греции политика понималась и как область знания, и как практическая деятельность. Следовательно, уже тогда появилось представление о теории политики как специфическом знании о власти, управлении людьми, о перспективах государства и о практической политике как о «плетении прочной ткани», о «лечении болезней полиса», о «прокладке верного курса», а фактически о согласовании интересов различных социальных групп, предотвращении социальных конфликтов, принятии и выполнении важных государственных решений.

Древние римляне переняли понятия «политика» и «политик» у греков, правда, в своеобразном, определенном особенностями римского государственного и общественного устройства значении. Римское общество было более социально и политически дифференцировано, чем греческое. Изначально в нем существовали полноправные патрицианские и неполноправные плебейские роды. Затем в результате борьбы произошло объединение патрицианских и заслуженных плебейских родов в сословие нобилей, представители которого, как правило, занимали высшие выборные политические должности. Сословие всадников обычно стремилось занять соответствующие чиновничьи посты. Большое количество свободных римлян (провинциалов, вольноотпущенников и др.) было связано патрон-клиентскими отношениями с представителями сословий нобилей и всадников. Рядовые римляне также достаточно четко разделялись на полноправных граждан (cives optimo jure) и граждан, получивших только гражданские, но не политические права (cives minuto jure). Провинциалы и вольноотпущенники не получали важнейшего права – права выдвигать свою кандидатуру на должности магистратов, управлявших, каждый в пределах своей компетенции, всеми делами республики. Поэтому понятие «политика» у римлян сужается; под политикой они понимали не столько общественные дела, сколько процесс управления государством, осуществляемый выборными политиками-магистратами.

Таким образом, уже в эпоху античности сформировались представления о политике как об общественной деятельности, как об обсуждении и принятии решений большинством голосов, как об участии всех граждан в жизни полиса, как о коллегиальном управлении государственными институтами; и о политиках – как о людях наиболее образованных, умудренных опытом, толерантных, креативных и предусмотрительных, лучшие качества которых направлены на службу полису и заботу о его людях.

Но в империях Древнего Востока, в частности в Персидской державе, граничившей с греко-римской цивилизацией, возникло иное представление о политике. Здесь политика понималась как реализация воли правителя, деспота, никем и ничем не ограниченного. Деспот рассматривал себя как наследственного правителя, который получил власть от бога и правит своими подданными в соответствии с волей богов. Знаменитая бехистунская надпись, высеченная по приказу персидского царя Дария I на огромной скале в конце VI в. до н. э., гласит: «Я Дарий, царь великий, царь царей, царь Персии, царь стран, сын Виштаспы, внук Аршамы, Ахеменид… Милостью Ахура-Мазды я царь. Ахура-Мазда дал мне царство»[5]. Как видим, здесь политика понимается как власть, данная богом и передаваемая по наследству, как деяния правителя, которые проявляются, в первую очередь, в завоевании сопредельных стран, увеличении собственной территории и военной мощи, в строительстве новых крепостей и дворцов, мавзолеев и пирамид, основании новых столиц и храмов, возвышающих правителя над простыми смертными, как выполнение не только царственной воли, но и любой прихоти деспота.

В Средние века в связи с господством религиозной догматики как в элитарном, так и массовом сознании под политикой стали понимать в первую очередь выполнение библейских и евангельских заповедей, обеспечение всем христианам верного пути в град божий, привлечение на сторону истинной веры новых стран и народов. Государи того времени в награду за «правильную» политику награждались эпитетом «христианнейший», а образцовые государства назывались «священными» (например, Священная Римская империя). Именно тогда в Западной Европе появилась доктрина «двух мечей», данных богом католической церкви. Применять это оружие церковь в силу своего христианского характера не может. Поэтому один меч она постоянно держит в ножнах, а другой вручает светскому правителю для поддержания порядка в государстве и для борьбы со схизматиками и сектантами. Церковь Восточной Римской империи – Византии, выдвинула доктрину «симфонии властей», согласно которой высшей духовной и светской властью обладает избираемый император, объединяющий политику этих двух видов власти. Отсюда, кстати, и герб Византии – двуглавый орел, который означал вовсе не объединение Востока и Запада, как стали трактовать его на Руси, а единение императорской и духовной власти. Герб Византии, или Ромейской империи, с одной стороны, продолжал традицию Римской империи, на гербе которого был изображен одноглавый орел, символизировавший неограниченную императорскую власть, с другой – изменял римскую традицию (орел, но не одноглавый, а двуглавый) в соответствии с византийской политической доктриной.

Приблизительно так же понимали политику в средневековом мусульманском мире. Здесь халиф (наследственный или избранный) тоже объединял в себе религиозную и светскую власть, а главную задачу видел в соблюдении всеми правоверными заповедей пророка и законов шариата, в противостоянии раскольникам и сектантам, в борьбе за расширение области ислама и укрепление халифата. При этом и в христианском, и в мусульманском мире, и в мирах других религий реальная политика далеко не всегда согласовывалась с божественной волей, с теми заповедями (например, «не убий», «возлюби ближнего своего» и т. д.), защищать которые она была призвана.

В то же время в средневековой Европе, где широкое распространение получили труды Аристотеля и других греческих и римских классиков античности, понятие «политика» существовало и в греческой и в римской трактовке. Как общественные дела, проблемы, затрагивающие большинство граждан, как решение этих дел и проблем через государство понятие «политика» вошло во все европейские языки, а в Новое время распространилось по всему миру. С развитием государственных учреждений и усилением их влияния на все стороны жизни понятие «политика» все более дифференцируется на понятия «государственная политика» и «публичная политика». Под государственной политикой стали понимать разнообразные многочисленные взаимоотношения государства и личности, верхов и низов властной пирамиды, осуществление власти вообще, дела государственного управления, отношения с другими государствами и т. д. Публичная политика существует на стыке современного государства и гражданского общества и означает открытую, общественную, дискуссионную, гласную, даже полемичную политику.

В Новое время, наступившее после открытия Америки и перемещения основных торговых путей в Атлантический, а затем и Тихий океаны, политика выходит из-под контроля религии и действительно выделяется в самостоятельную область знания. Первым заявил о разделении политики и христианской морали Никколо Макиавелли. Учитывая, что мораль тогда носила религиозный характер, это означало: реальная политика, в том числе и политическая теория, начала отделяться от церкви и теологии. Завершилось выделение политики в самостоятельную область знания в трудах реформаторов церкви (Мартина Лютера, Жана Кальвина, Ульриха Цвингли) и просветителей (Вольтера, Руссо, Дидро и др.). Новая наука стремилась видеть человека не таким, каким ему подобает быть по слову божьему (так он ведет себя в церкви), а таким, каков он действительно есть в мирских делах, как он ведет себя в борьбе за власть и ее осуществление. И тогда оказывается, что политика – это не только деяния правителей и войны, а политика – это деяния народа под руководством правителей и – в первую очередь – обеспечение благополучия и процветания общества; политика — это не только внешняя экспансия, а постоянная, напряженная внутренняя борьба между представителями различных политических сил. Предметом своей «Истории Флоренции» Макиавелли объявил «деяния флорентийского народа», а главным содержанием политики – политику внутреннюю, и прежде всего – борьбу партий гвельфов и гибеллинов[6]. Несмотря на выделение политики в самостоятельную область знания и деятельности, т. е. выход ее из-под влияния религии, воздействие на политику иных, неполитических факторов никогда не отрицалось. Еще Аристотель утверждал, что «всякое государство – продукт естественного возникновения»[7]. Он же объяснял могущество Критской державы микенской эпохи выгодным географическим положением острова Крит и наличием мощного флота.

В Новое время и эпоху Индустриализма в связи с бурным развитием наук влияние на политику экономических, социальных, этнических, психологических, географических и даже космических факторов не только признается, но и тщательно изучается.

Признание ведущей мирной, а не военной, политики не означало, что последняя утратила свой политический характер. Действительно, несмотря на то, что войны ведут армии, которыми командуют генералы, сами войны не прерывают политический процесс и не разрывают его полностью. Ведь армия – часть государства и орудие его военной политики, а генералы, осуществляя руководство войсками, обязаны подчиняться политическому руководству страны. «Война есть не что иное, как продолжение политических отношений при вмешательстве иных средств», – отметил в начале XIX в. военный теоретик Карл Клаузевиц[8].

Понимание под политикой деяний всего народа не отрицало значения личности в политике и роли правящей элиты. В конце XIX в. в трудах Вильфредо Парето и Гаэтано Моски была исследована природа правящего класса, его роль в функционировании общества и его управлении. Парето и Моска утверждали, что народ в целом – достаточно инертная масса, что его активность, его культуру и его политику определяет сравнительно небольшая, но хорошо образованная и подготовленная к осуществлению определенной политики правящая элита. По этому поводу Парето отмечал: «Вера в то, что в наши дни правящему классу противостоит народ, является иллюзией. Ему противостоит формирующаяся будущая аристократия, опирающаяся на народ, а это совсем не одно и то же»[9]. По его теории, состарившаяся элита, утратившая свои боевые качества и думающая только о собственном обогащении, рано или поздно уступит свое место новой элите. Таким образом, история человеческого общества, по Парето, представляет собой «кладбище элит», а политика есть выражение воли и интересов правящей элиты.

Моска признавал теорию круговорота элит, но при этом подчеркивал и роль отдельной личности в проведении той или иной политики: «Неотъемлемым качеством, присущим лидеру партии, основателю секты или религии, как, впрочем, и всякому “пастырю народов”, который стремится заявить о себе и направить развитие общества сообразно своим взглядам, является способность внушать другим его собственные надежды и особенно вселять в них присущий ему энтузиазм, умение побуждать многих жить предписанной им определенной интеллектуальной и нравственной жизнью и приносить жертвы во имя целей, которые он замыслил»[10].

Итак, в истории политической мысли постепенно сформировались – пусть несколько расплывчатые и не совсем определенные – представления о политике как особой области человеческой деятельности по решению общественных дел с помощью государства, армии, полиции, других государственных и негосударственных (например, партии, политические или религиозные движения) структур. Эти представления включали:

• политику аристократическую и охлократическую;

• политику олигархическую и демократическую;

• политику тираническую и деспотическую;

• политику республиканскую и имперскую;

• политику справедливую и несправедливую;

• политику внутреннюю и внешнюю;

• политику светскую и религиозную;

• политику мирную и военную;

• политику элитарную и народную;

• политику личностей и политику масс.

Как видим, ни в эпоху античности, ни в Средние века политика как практическая деятельность по управлению государством (коллегиальная ли, осуществляемая выборной коллегией, или единоличная, осуществляемая выборным диктатором, захватившим власть, тираном или царем, который получил власть по наследству) не отделялась от политической теории как научной, абстрактной деятельности по осмыслению политической практики, по созданию политических идей и политических учений. Платон и Аристотель были убеждены, что править государством должны философы как люди, глубже других познавшие науку, в частности науку управления полисом.

Вообще в истории политической мысли имели место три основных периода, давших три разных теоретических подхода к трактовке политики.

• Религиозно-мифологический, когда политика трактовалась как проявление воли богов через деятельность правителей и управляемых. Характерными для этого периода являются представления Гомера. В «Илиаде» и «Одиссее» все дела сначала решают боги олимпийские, а затем правители, герои и простые люди действуют в соответствии с этими решениями.

• Философско-этический, когда под политикой понималась деятельность по реализации идеи общего блага и идеального государства. Деятельность законодателей по составлению конституций и исполнителей, управляющих государственными делами на основе этих законов, должна была соответствовать этой идее («Правят законы, а не люди». Платон).

• Научно-рационалистический, когда началось выделение политической науки в самостоятельную отрасль знания. Большинство современных теоретиков считают началом этого этапа труды Макиавелли.

1.2. Современные представления о политике

Современные политологи используют или учитывают все эти представления и подходы в своих теоретических построениях. В то же время понимание политики только как того, что связано с государством, значительно сужает сферу политического. Сегодня в эту сферу мы не можем не включить многочисленные негосударственные институты: местное самоуправление, систему образования, союзы предпринимателей и профсоюзы, творческие союзы и научные ассоциации, институты семьи и брака и т. д. В международных отношениях важное значение для судеб мира имеет не только внешняя политика государств, но и политика межгосударственных объединений и союзов, международных негосударственных организаций глобального, континентального, регионального уровня. Кроме государственного аппарата и профессиональных политиков в сферу политического сегодня включены средства массовой информации, политические партии и общественные организации, самые широкие массы, которые выражают свою волю на выборах, референдумах, демонстрациях, митингах, забастовках, через другие формы участия в политике. Особенно важным представлением в современной политике является понятие гражданского общества как совокупности независимых и самодеятельных институтов и его взаимодействия с государством. Именно на стыке гражданского общества и государства, в довольно широкой области взаимодействия общественных организаций, политических партий, других групп интересов с государственными органами политика как общественная деятельность и общественный процесс и проявляет себя в большей степени как публичная политика (см. рис. 1.1). Исходя из этого, мы можем говорить о таких областях политики, как:

• государственная (официальная) политика;

• публичная политика;

• политика общественных организаций и политических партий (гражданская политика).

Публичная политика – это открытое и гласное обсуждение общественных проблем. В публичной политике участвуют профессиональные (публичные) политики, государственные чиновники, представители общественных организаций и политических партий, научное и экспертное сообщества, средства массовой информации. Публичная политика оказывает воздействие на официальную (государственную) политику, т. е. на решение острых проблем, принятие важных решений, волнующих общество.

Рис. 1.1. Области политики

У современных политологов нет единого взгляда на сущность политического. Они определяют политику как:

• принуждение или порядок, поддерживаемый путем применения или угрозы применения насилия (М. Вебер);

• распределение полномочий и ресурсов: кто, что получает, когда и как (Г. Лассуэлл);

• завоевание и осуществление власти (М. Дюверже);

• властное распределение ценностей внутри общества (Д. Истон);

• процесс управления обществом (А. Ранни);

• процесс урегулирования и предотвращения конфликтов и социальных взрывов (Д. Ниммо);

• борьбу интересов, маскируемую под борьбу принципов (А. Бьерс);

• искусство государственного управления;

• публичный процесс;

• компромисс и консенсус;

• власть и распределение ресурсов (последние четыре – Э. Хейвуд[11]). П. Бурдье считает, что политика начинается там и тогда, где и когда формируются группы людей со своими групповыми интересами и, что самое главное, в этих группах реализуется свобода слова, организаций, собраний и т. д., т. е. весь набор гражданских прав.

В своих определениях политологи подчеркивают разные стороны, проявления, признаки и качества одного и того же феномена. Из них видно, что политика связана, с одной стороны, с властью, принуждением, влиянием; с другой – с управлением, регулированием; с третьей – с борьбой интересов и распределением ценностей.

В современной политической теории существует огромное количество определений политики. Политологи дифференцируют их по группам:

• социологические и экономические дефиниции, которые определяют политику через борьбу социальных групп и такие общественные явления, как экономика и рынок, мораль, культура, религия;

• стратификационные и правовые определения близко примыкают к социологическим и трактуют политику как соперничество классов и наций или групп интересов, выводят политику, государство из права и естественных прав человека;

• этические (нормативные, ценностные) трактовки понимают политику как деятельность, направленную на достижение общего блага;

• субстанциальные дефиниции нацелены на раскрытие первоосновы политики и определяют последнюю как действия, направленные на обретение, удержание и использование власти;

• институциональные и антропологические формулировки характеризуют политику через организации, институты, в которых воплощается власть, и прежде всего – через институт государства;

• конфликтно-консенсусные дефиниции определяют политику через соотношение борьбы и согласия в обществе;

• деятельностные, телеологические и системные трактовки рассматривают политику как вид человеческой активности по эффективному достижению коллективных целей, по управлению обществом, как систему, имеющую цель и аппарат принятия решений[12].

Политика – это такая область деятельности и подсистема общества, которая решает общественные проблемы, т. е. проблемы большого количества людей: социальных групп, слоев, классов, этносов, наций. Решение этих проблем осуществляется при помощи политических институтов, в совокупности представляющих собой определенное государственное устройство или, шире, политическую систему.

Таким образом, политика – это устройство общества и управление им различными методами, вплоть до насилия, это соотношение социальных сил и борьба за власть и ее осуществление.

Политика – это взаимоотношения больших групп людей, опосредованные государственными институтами управления.

Политика – это постановка целей и задач, определение правил политической игры, сочетание интересов общества и личности, установление и гарантия действия конституции и законов, защита страны и обеспечение прав человека, это решение глобальных международных, демографических и других проблем.

Политика – это проведение определенного курса.

Статический «оттиск», проекция политики на общество – его государственное устройство, политическая организация, т. е. совокупность институтов власти и управления. Динамическим проявлением политики служит политическая жизнь, понимаемая как совокупность всех политических процессов.

В английском языке существуют три термина, обозначающие три ипостаси, три стороны политики[13]: 1) policy [‘polisi] – политика, линия поведения, политический курс; 2) polity [‘politi] – политические институты, государственное устройство, государство; 3) politics ['politics] – политика, политические убеждения, политическая наука. Как видим, в англо-американской традиции принято различать политические установления, политику как форму; политический процесс, динамику политики; политику как теорию, науку, убеждения, т. е. внутреннее содержание политики.

1.3. Структура политики

Современная политика не только многообразна, но и многоуровнева.

Во-первых, политика естественным образом делится на реальную политическую жизнь, под которой понимаются реальная деятельность всех субъектов политики – от политического руководства до рядовых граждан, и политическую теорию, которая служит отражением реальных политических процессов и необходима для абстрагирования и теоретического осмысления реальной политики. С довольно большой степенью условности политическую жизнь можно назвать реальной политикой, или реальным в политике, а политическую теорию – идеальной составляющей политики, или идеальным, теоретическим в политике.

Во-вторых, по положению субъектов, осуществляющих реальную политическую деятельность во властной структуре общества, политика подразделяется на политику верхов, или управляющих, и политику низов, или управляемых. Следует заметить, что как в первом и во втором, так и во всех последующих (см. далее) случаях разделение политики носит условный характер. Ведь для осуществления политики необходимы как верхи, так и низы общества. Рональд Рейган, будучи президентом США, т. е. осуществляя реальную политику и одновременно осмысливая ее, сказал: «Танго танцуют вдвоем», – имея в виду взаимодействие управляющих и управляемых в реальной политике.

В-третьих, по степени взаимодействия власти и общества, степени вовлеченности рядовых граждан в политический процесс политику подразделяют на широкую и узкую. Проводя широкую, демократическую политику, отвечающую интересам широких масс, правительство опирается на большинство граждан. Когда политический режим утрачивает свою демократическую суть, его социальная база резко сужается и политика становится более узкой, отвечающей интересам немногих слоев общества. Если широкая политика опирается на свободу слова, массовое политическое участие и всячески поощряет реализацию гражданами своих прав и свобод, то узкая политика стремится к замалчиванию своих непопулярных решений, ограничению деятельности средств массовой информации, прав и свобод граждан и опирается в большей степени на силовые структуры.

В-четвертых, по расположению на идеологической и политической оси политика может быть левой и правой. К левым идеологиям относятся анархизм, коммунизм, социализм, экологизм. Левая политика, как правило, делает упор на социальную справедливость, развивает систему социальной защиты, общественные ценности, что часто ведет к дефициту бюджета, ратует за перемены, апеллирует к международной солидарности трудящихся. Правая политика больше озабочена развитием производительной сферы, снижением налогов, наполнением государственного бюджета, национальным развитием, поддержанием политического статус-кво.

В-пятых, современная политика делится на высокую и низкую. Под высокой политикой понимают деятельность государственных институтов по обеспечению внешней и внутренней безопасности, т. е. по созданию условий для выживания и развития нации. Это политика так называемых силовых структур: армии, службы безопасности, разведки, спецслужб. В президентских республиках этой политикой руководит лично президент. Низкой политикой условно называют социально-экономическую политику, которая включает развитие экономики, торговли, пополнение и расходование бюджета на социальные нужды населения. В президентских республиках за эту политику перед президентом обычно отвечает председатель правительства.

В-шестых, важную роль в современной политике играют взаимоотношения субкультур и этносов. Известно, что каждая субкультура играет свою роль в политической культуре страны, а все вместе они как бы наполняют кровью тело общей политики, придают ей не только разнообразие, но и определенный динамизм. Каждый этнос занимает свое место в политическом пространстве государства, образуя, таким образом, общую «кровь и почву» (по выражению Фридриха Ратцеля) не только этнической, но и всей политики страны.

В-седьмых, в наше время политологи говорят не только о довольно устойчивых политических институтах и постоянных, несменяемых субъектах политики, т. е. статике политики, но и об изменениях, политическом процессе, динамике политики. Динамика политики означает трансформацию политических институтов, транзиты политических систем и режимов, электоральную неустойчивость, т. е. изменение поддержки политических партий избирателями, смену у кормила власти ведущих политиков и т. д.

В-восьмых, политика делится на внутреннюю и внешнюю. Внутренняя политика обычно подразделяется на федеральную (в федеративных государствах) или национальную (в унитарных государствах), региональную, под которой понимается политика в регионах и для регионов, проводимая центральной властью данной страны, и локальную, которая включает мероприятия местной власти и местного самоуправления. Внешняя политика также имеет глобальный, или всемирный, уровень, континентальный уровень (особенно он характерен для американского и африканского континентов, так как континент Евразия менее однороден и состоит из двух частей света и нескольких цивилизаций, а континент Австралия в политическом смысле абсолютно однороден и состоит из одного государства), региональный уровень (речь идет о регионах международной политики, таких, например, как Юго-Восточная Азия, Восточная Европа, арабский мир, страны черной Африки и т. д.) и местный, или локальный, уровень международной политики, который определяет отношения двух или нескольких рядом расположенных стран.

Кроме того, по сферам охвата политика может подразделяться на: экономическую, социальную, культурную и др., которые, в свою очередь, дифференцируются на субсферы, более узкие области человеческой деятельности и приложения усилий. Например, экономическая политика включает такие субсферы, как финансовая, сырьевая, энергетическая, производственная, транспортная, торговая политика и другие виды политики в экономической сфере. Социальная политика включает политики в области образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения, заработной платы и т. д. Культурная политика подразделяется на политику в области музейного дела, театра, литературы, музыки, кинематографии, спорта, развития и продвижения в мире языка и культурных достижений данной нации.

Современная политика может подразделяться по возрастным группам и возрастным проблемам людей. Уже сейчас существуют молодежная политика, политика по отношению к детям и детству, политика по отношению к пожилым людям.

Говоря не только о демографических, но и других социальных группах, следует выделить политику по отношению к государственным служащим, военнослужащим, инвалидам, жителям села, отдаленных территорий.

В многонациональных странах большое значение имеет национальная, или этническая, политика, защищающая интересы национальностей, малых этносов, коренных жителей.

Сегодня понятие политики употребляют довольно широко. В обществе можно услышать о политике в области товаров широкого потребления, продовольствия, детской одежды, моды, досуга и развлечений, туризма, отдыха и т. д.

1.4. Функции политики

Современная политика формировалась в процессе борьбы за власть, столкновений и согласования интересов различных социальных групп и была нацелена на сохранение единства и интеграцию общества, повышение эффективности государственных структур, выработку целей для установления социальной стабильности и устойчивого развития. Функции политики как одной из сфер общества, занимающей центральное ведущее положение в нем, вытекают из этого положения и той роли, которую она играет в социуме.

В современном обществе политика выполняет следующие общие функции[14].

• структурирование общества в группы интересов по политическим установкам, ориентациям, пристрастиям, системам идеалов и интересов;

• выражение этих систем идеалов и интересов через общественно-политические структуры, такие как политические партии, профсоюзы, союзы предпринимателей, лоббистские группы, общественные организации;

• согласование интересов самых разных социальных групп и общественно-политических группировок, нахождение консенсуса через систему выборов, референдумов, мероприятий различных политических сил;

• ламинаризация конфликтов, придание их протеканию более рационального и уравновешенного характера;

• корректировка политического процесса, придание всей общественно-политической жизни стабильности и предсказуемости;

• предложение обществу целей, проектов, программ развития и т. д. через государственные, общественно-политические, общественные структуры;

• создание через систему налогов и сборов государственного бюджета для решения проблем, стоящих перед обществом;

• обсуждение и принятие необходимых обществу разумных законов;

• распределение и перераспределение общественных благ, социальная защита населения;

• управление через бюджетные средства социально-экономическим развитием общества, корректировка экономических, социальных, культурных процессов;

• обеспечение суверенитета и территориальной целостности, конституционного устройства и интеграции общества;

• политическая социализация членов общества, приобщение их к политическим идеалам и интересам как отдельных социальных групп, так и общества в целом;

• обеспечение политической коммуникации между конфликтующими группами, между гражданским обществом и государством, между государством и личностью.

Частные функции политики формируются при взаимодействии политической сферы с другими сферами общества: экономической, социальной, культурной, а также с субсферами: демографической, этнической, религиозной, субсферами спорта, туризма, развлечений и т. д.

Общие и частные функции политики составляют определенную систему, которая не является чем-то заранее заданным и застывшим. Система функций политики обладает определенной текучестью. Отдельные функции могут видоизменяться в зависимости от состояния общества (экономический цикл, переживаемый социумом; война или мир; геополитический статус и др.), характера его режима и структуры политической системы, общественного мнения, политических, социальных, культурных процессов, протекающих в социуме.

1.5. Свойства политики

Мы уже упоминали о взаимодействии политической сферы с другими сферами и субсферами общества. Именно в этом систематическом процессе политика проявляет свои характеристики, специфические черты или свойства.

Наиболее важным и значимым свойством политики, которое отмечают все авторы, является свойство инклюзивности, т. е. способность политики проникать во все сферы общества, воздействовать на все социально-политические и экономические институты и процессы, доходить до каждого члена общества. С помощью именно этого свойства политика интегрирует общество, объединяя и направляя его на достижение общественно значимых целей; с помощью этого свойства политика способствует участию граждан в политической жизни (неучастие – тоже форма или частный случай участия в политике); с помощью этого свойства политика расширяет и видоизменяет свою сферу, включая или выключая из решения тех или иных проблем отдельные социальные группы и слои общества.

Не менее значимое свойство политики – ее неравновесность. Политическая сфера – это поле борьбы разнородных политических сил, представляющих собой различные социальные идеалы и интересы. В каждый момент борьбы каждая из этих сил стремится нарушить равновесие в свою пользу. Так как силы не только разнородны, но и разнонаправлены, равновесие постоянно колеблется. Такое колебание результирующей силы политики и есть ее свойство неравновесности.

Важным свойством современной политики выступает ее динамизм. Динамизм политики обусловлен ускорением политических, социальных и культурных изменений, быстро сменяющими друг друга политическими событиями, процессами во всех сферах современных обществ, влияющими на политику. Действительно, слушая новости, мы почти регулярно отмечаем, что на первое место выходит та или иная проблема, требующая немедленного решения на высшем политическом уровне. Кроме того, необходимо решать и другие проблемы, так сказать, в плановом порядке. Такое постоянное наложение срочных проблем и плановых задач, постоянный учет политических изменений, стремление изменить политические отношения внутри страны и с другими странами и придает политике динамизм.

Следует иметь в виду и такое свойство политики, как коммутационность (изменчивость, переключаемость), которое вытекает из коммутационности современного общества и государства. Действительно, в современной политике нет постоянно правящих сил; на лидирующие позиции выходит то одна, то другая политическая сила, у власти становится то одна, то другая партия, причем у каждой – свое видение главных проблем общества и своя программа их решения.

Из функции коммуникации политики вытекает такое ее свойство, как коммуникативность, т. е. способность политики обеспечивать связи между всеми субъектами политического процесса, между государством и гражданским обществом: государственными институтами и общественными организациями, политическими партиями и избирателями, всеми ветвями власти, парламентскими фракциями и т. д.

Современная политика обладает свойством альтернативности, которое означает, что любому политическому решению или действию быстро находится альтернативное решение или действие. Свойство альтернативности вытекает из плюралистического характера современной политики. Это значит, что сразу несколько политических сил могут предлагать свои варианты решений политических проблем, по-разному реагировать как на деятельность власти, так и на возникающие проблемы.

Для современной политики характерно такое свойство, как демократичность. В наше время демократизируется каждое государство, партия, гражданское общество, демократизируются международные отношения, международные правительственные и неправительственные организации, более демократично, чем ранее, мыслят ведущие политики, элита современных обществ и простые люди.

В современных демократиях, в которых власть периодически сменяется, политика приобрела циклический характер. Каждый политический цикл состоит из следующих периодов.

1. Предвыборная кампания, во время которой политика становится наиболее активной и непредсказуемой.

2. Период выборов, подсчета голосов, составления коалиций и формирования нового правительства. Это тоже довольно бурный, но непродолжительный период политики.

3. Период реализации предвыборных программ. Наиболее длительный период. В это время активно и позитивно работают правительственные структуры; их политические противники, СМИ, гражданское общество держат правительство и правящую коалицию под огнем критики.

Массовый характер политики означает, что в XIX–XXI вв. в политику за счет расширения избирательного корпуса, развития образования и коммуникаций, роста политической культуры, стирающей политические грани между обеспеченными и малообеспеченными гражданами, за счет информатизации современного общества пришло много людей, ранее не участвовавших в политических мероприятиях. Современную политику делают не только политическая элита, но и рядовые граждане, вне зависимости от их дохода, расы, пола, чинов и званий, которые, как правило, включаются в политический процесс в 18 лет. Ныне в политике участвуют не десятки и сотни тысяч граждан, как это было еще в начале XIX в., а миллионы, десятки и сотни миллионов людей. Они несут в политику свое понимание первоочередности тех или иных проблем, свое видение задач государства. Это демократизирует современную политику, делает ее массовым явлением, заставляет политиков адекватно реагировать на массовые политические акции, которые проводятся как на улицах и площадях, так и в Интернете.

Некоторые теоретики настаивают на таком свойстве политики, как рациональность[15]. Другие, например Г. Лассуэлл, наоборот, считают политику в принципе иррациональной. Несомненно, политика имеет рациональную и иррациональную стороны. Рассматривая ее с точки зрения периодов цикла, можно сделать вывод, что политика наиболее иррациональна в период предвыборной кампании, наиболее рациональна – в период реализации предвыборных программ. Если дифференцировать ее на политику верхов и политику низов общества, то станет очевидно: в верхах, особенно во властных органах, облеченных ответственностью, политика более рациональна (хотя и там есть место политической интуиции), чем в низах общества, где есть больше возможностей для проявления политических эмоций и чувств.

Политика, как и другие сферы общества и человеческой деятельности, обладает пространственными свойствами, т. е. связана с определенным физическим и географическим пространством. Действительно, одна и та же политика, в одной и той же стране, но в разных ее географических регионах дает порой совершенно разные результаты. Климат, рельеф местности, наличие или отсутствие реки или моря, запросы местного населения, религиозные особенности, демографические характеристики и этнические черты и т. д. часто создают неповторимый политический «ландшафт». В США, например, явно выделяются политические пространства Востока, Юга и Запада; В России это – Север, Средняя полоса и Юг, а также Европейская часть, Сибирь и Дальний Восток. Есть и локальные пространства российской политики со своими локальными особенностями. Пространственные свойства политики должны знать и учитывать в своей деятельности все политики, особенно те, кто недавно или на время прибыл в тот или иной регион.

Временные (темпоральные) свойства политики. Эти свойства проявляются, во-первых, в том, что профессиональные политики существуют в предельно сжатом временном режиме, когда дни и даже вечера расписаны по минутам и почти нет возможности снять напряжение. Маргарет Тэтчер, будучи лидером Консервативной партии и премьер-министром Великобритании, например, приучила себя спать четыре часа в сутки. Политика в период предвыборных кампаний сродни спорту, а избиратели порой чувствуют себя болельщиками, и время для них летит незаметно. В другие периоды политического цикла политическое время замедляет свой бег. Кроме того, реальные политические процессы проходят сразу в нескольких временных диапазонах.

• В рамках реального времени. Здесь политические события воспринимаются как актуальные, соответствующие современным реалиям.

• В рамках исторического времени. В этих координатах воспринимаются только значимые политические события, которые, по мнению современников, войдут в историю. Впрочем, современники часто ошибаются в своих оценках.

• В рамках эпохального времени, когда воспринимаются только выдающиеся события, например запуск первого человека в космос или распад СССР. Здесь тоже возможны неверные оценки[16].

Основные понятия: политика, политика как общественные дела, политика как деяния правителя, политика как выполнение божественной воли, политика как деяния народа, области политики, сущность политики, парадигмы политики, структура политики, функции политики, свойства политики.

Вопросы для самоконтроля

1. Что вы знаете о политике как об общественных, государственных делах?

2. Какие три ипостаси политики как деятельности политика описал Платон?

3. Расскажите о политике как деяниях правителя.

4. Поясните, что означает политика как выполнение божественной воли.

5. Почему Макиавелли считал политику деяниями народа?

6. Что такое военная политика?

7. Как осуществляется элитарная политика?

8. Каковы современные обобщенные представления о политике?

9. Нарисуйте схему и поясните области политики.

10. Как определяют политику современные ведущие политики?

11. Дайте обобщенное определение политики.

12. Расскажите о структуре политики.

13. Какие сферы и субсферы политики вы знаете?

14. Перечислите функции политики.

15. Что такое общие и частные функции политики?

16. Почему система функций политики текуча?

17. Назовите свойства политики.

Литература

Жиро Т. Политология. Харьков, 2006. С. 10–32.

Исаев Б. А. Политология. 5-е изд. (серия «Краткий курс»). СПб., 2005. С. 5–13.

Мухаев Р. Т. Теория политики. М., 2005. С. 29–105.

Политология: Учебник для вузов / Под ред. М. А. Василика. М., 2004. С. 6–40.

Политология: Учебное пособие / Под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова. СПб., 2005. С. 13–32.

Пугачев В. 77., Соловьев А. И. Введение в политологию: Учебник для студентов вузов. 4-е изд. М., 2003. С. 8–33.

Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2001. С. 51–81.

Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 41–54.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов. М., 2005. С. 2–27.

Макиавелли Н. История Флоренции. М., 1987.

Глава 2 Политическая наука и политическая теория

2.1. Политическая наука как отдельная отрасль знания

Окончательное выделение политической науки в отдельную отрасль знания произошло в XIX в., когда в развитых странах (Великобритания, Франция, США) все больше людей вовлекалось в политику, количественно увеличивался электорат, расширялся круг претендентов на высшие политические должности, росли политические движения, формировались политические партии. Бурные политические процессы требовали их теоретического осмысления. Спрос на политическую теорию увеличивался. Но политической теории, чтобы стать признанной наукой, следовало определить свой предмет и методы исследования, свое место в системе наук, подготовить собственные научные кадры. Теория политики не отделяла и не отделяет себя от политической науки, под которой сегодня понимают целый комплекс научных дисциплин о политике.

В 1834 г., когда Жан-Жак Ампер опубликовал свою двухтомную классификацию наук, политическая наука заняла свое достойное место среди 128 наиболее значимых и фундаментальных дисциплин[17]. Но политической науке предстояло еще завершить институционализацию, истоки которой уходили вглубь веков. Первые специализированные кафедры политической науки были открыты в Нидерландах, Швеции и еще ряде стран Европы в начале XVII в., а в немецких университетах преподавалась «наука о политическом благочинии» (нем. Polizeiwissenschaft), в дальнейшем трансформировавшаяся в дисциплину о государственном администрировании. На этом этапе развития политической науки она не была институциализирована в полной мере, поэтому авторы учебника «Политология» – преподаватели МГИМО – предлагают называть ее «предполитологией»[18]. В XVIII в. в Германии существовала и успешно развивалась наука о государстве (нем. Staatswissenschaften), которая немало способствовала появлению в политологии институционального подхода.

Переход от институционализировавшейся предполитологии к современной институциональной политической науке, по мнению Пьера Фабра, происходил под воздействием трех факторов, или процессов.

1. Самоопределение сферы политики. Инициатором этого процесса выступил Адам Смит. В «Исследованиях о природе и причинах богатства наций» (1776) он не только разделил, но и четко разграничил области экономики и политики, завершив процесс, начатый еще Макиавелли, который отделил политику от морали. В этом же контексте следует отметить вклад Георга Гегеля по созданию теории государства и разграничения его с гражданским обществом. Именно после окончательного выделения политики в самостоятельную область знания возрождается понятие «наука о политике». Одновременно происходило выделение гуманитарных и социальных наук из философии и появление таких отраслей знания, как социология, психология и политическая философия.

2. Возникновение администрации в Новом времени и административного персонала государства. Быстрое развитие национальных государств, разрастание их функций требовало численного увеличения специально подготовленных чиновников. Уже в XVIII в. в Пруссии была открыта Школа камералистов, т. е. государственных чиновников. Там обучали административному праву, правоведению, политической теории, финансовой науке, истории политических институтов, политической экономии и статистике – дисциплинам, которые были положены в основу немецкой юриспруденции.

3. Придание светского характера политике и ее демократизация. Одновременно с ростом государственных структур и развитием диалога государства с нарождающимся гражданским обществом, численным ростом электората возросла роль публичных дискуссий. Политическая наука реагировала на эти процессы исследованиями роли конституции в функционировании государства, роли и позиции гражданина в отношении политических институтов и государства, расширения роли демократических институтов и процедур в политической жизни.[19]

2.2. Институциализация политической науки

Процесс выделения политической науки в отдельную отрасль знания сопровождался ее институциализацией, т. е. выделением политологии в университетскую дисциплину, все увеличивающимся количеством выпускаемых научных изданий, учебников, специализированных журналов, формированием научного сообщества, наконец, формированием национальных школ, имеющих характерные отличия.

Политическая наука становится университетской учебной дисциплиной во второй половине XIX в. В 1857 г. была создана кафедра истории и политической науки в Колумбийском колледже (Нью-Йорк, США). В 1871 г. во Франции открывается первое учебное заведение для изучения исключительно политической теории – Свободная школа политических наук (Париж). По ее образу и подобию в Италии в 1875 г. создается Школа социальных наук «Чезаре Альфиери» (Флоренция). В 1880 г. на базе нью-йоркской кафедры истории и политической науки открывается Школа политических наук при Колумбийском университете, в 1895 г. – Лондонская школа экономики и политических наук. В 1880-е гг. началось издание специализированных теоретических журналов для политологов. Так, в 1883 г. во Флоренции выходит «Ежегодник социальных и политических наук» («Rannegna di Scienze Sociali e Politiche»), в 1886 г. в Нью-Йорке – «Ежеквартальник политической науки» («Political Science Quaterly»), а «Анналы свободной школы политических наук» (Annales de l'Ecole libre des Science politiques») – в Париже. Уже к 90-м гг. XIX в. многие американские и европейские колледжи и университеты создали кафедры и отделения политических наук. Здесь не только обучали студентов, но и готовили научно-исследовательские и научно-педагогические кадры, выпускали учебную и методическую литературу. Наконец, на рубеже XIX–XX вв. появляются самостоятельные политологические исследования, и начинается формирование национальных политологических школ.

Британскую школу политической науки в этот период от континентальных национальных школ отличали приверженность своим политическим традициям, парламентской форме правления, исследованиям, в первую очередь, бипартийных систем, культурная и научная близость к формирующейся американской школе, апологетика и критика колониализма британской имперской системы, а также приверженность стратегии морской силы в отличие силы от сухопутной. Среди наиболее известных трудов представителей этой школы следует выделить работы Джеймса Брайса «Американская республика» (1898) и «Современные демократии» (1921), Джона Гобсона «Империализм» (1902), Сиднея Лоу «Государственный строй в Англии» (1910), Херлуфа Маккиндера «Географическая ось истории» (1904) и «Демократические идеалы и реальность» (1919), Гарольда Ласки «Грамматика политики» (1925).

Становление французской школы политологии происходило на фоне всемирного противостояния французской и британской колониальных империй и борьбы за лидерство и геополитическое пространство между Францией и Германией на европейском континенте. Но, в отличие от британских и американских коллег, французские политологи не были строгими приверженцами морских стратегий и тяготели к стратегиям континентальным. Учитывая процессы, происходившие во французском обществе в конце XIX – начале XX в., французские политологи уделяли много внимания исследованию государства и его институтов, нарождавшихся политических партий, расширению участия граждан в избирательном процессе и вообще в политической жизни. Именно во Франции более всего проявлялось влияние философии и социологии на становление политической науки. Среди мэтров институциализировавшейся политологии отметим Эскира де Парье («Принципы политической науки», 1870), Эдмона Шевриера («Элементы политической науки», 1871), Эмиля Аколя («Философия политической науки», 1877).

Немецкая школа политологии формировалась на фоне быстрого роста экономического и военного могущества Германии, требовавшей себе достойного «места под солнцем», роста уровня жизни и политического участия граждан в условиях ограниченной демократии, функционирования бюрократического государства и олигархических партий. Сильной стороной германской политической науки было всестороннее исследование государства, его роли в обществе, его институтов, в том числе бюрократии, а также геополитические исследования. С точки зрения институцианализации важным было открытие во Франкфурте Института социальных исследований (1923), в стенах которого зародилась знаменитая франкфуртская школа (по отношению к германской национальной школе – субшкола), а также основание Карлом Хаусхофером мюнхенского Института геополитики (1933). Характерными работами германской школы политологии были труды Франца Оппенгеймера («Государство», 1909), Георга Еллинека («Всеобщее учение о государстве», до 1914), Ганса Кельзена («Всеобщее учение о государстве», 1925), Макса Вебера («Национальное государство и народнохозяйственная политика», 1895; «Избирательное право и демократия в Германии», 1917; «К политической критике чиновничества», 1918; «Политика как призвание и профессия», 1919), Фридриха Ратцеля («Политическая география», 1898; «О законах пространственного роста государств», 1901), Роберта Михельса («Социология политической партии в условиях демократии», 1911).

В этот период в Европе быстро прогрессировала итальянская школа политологии. Ее отличали, с одной стороны, углубленный интерес к укреплению национального государства и повышению его международного статуса, с другой – исследования причин неравенства классов и элитарного характера правящей верхушки. Итальянская школа дала мировой политической науке такие имена, как Доменико Цаникелли («Вопросы конституционного правления и политики», 1887), Вильфредо Парето («Трактат по общей социологии», 1916), Гаэтано Моска («О теории управления и парламентском правлении», 1884; «Правящий класс», 1896), Антонио Грамши («Тюремные тетради», 1929–1935; «Письма из тюрьмы», 1947).

За океаном в условиях почти непрерывного роста экономики (вплоть до Великой депрессии 1929 г.), определенной международной самоизоляции, и в первую очередь, – отказа от борьбы за создание колониальной империи, в условиях демократизации общества, расширения и углубления политического процесса американская школа политической науки проявляла повышенный интерес к исследованиям государства и его усложняющихся функций, политических партий, других групп давления, участия граждан в политике в условиях демократической республики, к развитию прикладных исследований. В 1889 г. благодаря усилиям ведущих теоретиков юриспруденции, истории, философии и зарождавшейся политической науки была создана Американская академия политической и социальной науки, а в 1903 г. уже только политологи объединились в Американскую ассоциацию политических наук, которую возглавил Фрэнк Гудноу. Характерными для того периода являются работы Джона Берджеса «Политическая наука и сравнительное конституционное право» (1890), Дуайта Вулси «Политическая наука» (1878), Уильяма Уиллоуби «Изучение природы государства» (1896), Генри Форда «Возникновение и рост американских партий» (1898), Эдгара Робинсона «Эволюция американских политических партий» (1924), Чарльза Мерриама «История американских политических теорий» (1903), Чарльза Мерриама и Джеймса Госнелла «Отказ от голосования: причины и методы контроля» (1924), Вудро Вильсона «Государство» (1889), Эббота Лоуэлла «Правительство и политические партии в государствах Западной Европы» (1896).

2.3. Политическая наука в России

В России политические исследования начались в конце XIX в. Но они в то время велись в рамках философии (работы Н. А. Бердяева, С. Н. Трубецкого, И. А. Ильина), права (Б. Н. Чичерин, Б. А. Кистяковский, П. И. Новгородцев, В. М. Хвостов), истории (П. Н. Милюков, В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, В. А. Бутенко), социологии (А. И. Стронин, П. А. Сорокин, М. М. Ковалевский), географии (В. П. Семенов-Тян-Шанский, Д. А. Милютин). Выделение самостоятельной политической теории только намечалось. Институциализации русской политологии мешало непризнание ее как науки царским режимом. Поэтому в императорских университетах запрещалось читать курсы и создавать кафедры и отделения политической науки. В Энциклопедическом словаре «Россия» Брокгауза и Ефрона, изданном в 1898 г., дана систематизация русских наук. В числе 47 дисциплин официально признанными из социально-гуманитарного цикла оказались богословие, философия, история, география, социология, экономическая наука, статистика, девять отраслей права. Политической науки среди них нет. Ее, надо полагать, каким-то образом заменяли ближайшие к ней по предмету исследования русское государственное право и международное право[20]. Вот почему среди начинателей и подвижников зарождавшейся русской политологии так много специалистов с юридическим образованием. Диплом юриста имели: Борис Николаевич Чичерин («История политических учений» в 5-ти т., 1869–1902 гг.; «Собственность и государство» в 2-х т., 1882–1883 гг.; «Курс государственной науки» в 3-х т., 1894–1898 гг.), Александр Иванович Стронин («Политика как наука», 1872 г.), Юрий Степанович Гамбаров («Общественный интерес в гражданском праве», 1879 г.; «Политические партии в их прошлом и настоящем», 1904 г.; «Свобода и ее гарантии», 1910 г.; «Государственный строй и политические партии в Западной Европе и Северо-Американских Соединенных Штатах», 1910 г.), Максим Максимович Ковалевский («Происхождение современной демократии» в 3-х т., 1895–1897 гг.; «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму» в 3-х т., 1906 г.; «История политических учреждений Нового времени», 1909–1910 гг.), Вениамин Михайлович Хвостов («Общественное мнение и политические партии», 1906 г.). Особо отметим Моисея Яковлевича Острогорского, тоже юриста, получившего второе образование в Свободной школе политических наук в Париже и опубликовавшего там работу «Демократия и политические партии» (1898), которая вошла в мировую политологическую классику. Как видим, первых русских политологов волновали вопросы государственного строительства и парламентаризма, развития демократии и общественного мнения, роли политических партий. Не видя примеров функционирования некоторых институтов и организаций в собственной стране, русские политологи обращались к опыту передовых стран, выезжали за границу, перенимали знания и опыт, проводили совместные исследования. Но несмотря на достаточно высокий уровень политических исследований, институциализация политической науки в царской России не была завершена и русская школа политологии не успела сложиться.

Не лучше была обстановка с признанием политической науки и в Советской России. Лишь отдельные ее темы развивались в рамках научного коммунизма, истории, права («История политических и правовых учений», «Государственное право»), географии («Регионоведение», «Страноведение»), международных отношений. Поэтому институциализация политологии в нашей стране началась только в конце 1980-х гг., хотя отдельные ее элементы имели место и ранее. Так, в 1955 г. советские ученые через Советское общество дружбы и культурных связей были представлены в Международной ассоциации политической науки (МАПН), созданной под эгидой ЮНЕСКО в 1949 г. В декабре 1960 г. была создана Советская ассоциация политических (государствоведческих) наук (С АПН), ставшая членом МАПН в 1961 г. Первым президентом С АПН был избран Г. X. Шахназаров. «Разумеется, – отмечает нынешний вице-президент РАПН О. Ю. Малинова, – в условиях подконтрольности общественных наук властям “де-факто” политология могла исследовать лишь объекты, географически и исторически удаленные, а также позволяющие сохранить политическую дистанцию»[21]. Официальные права «гражданства» российская политология получила 25 января 1989 г., когда был издан приказ ВАК при СМ СССР, предписывающий принять новую номенклатуру научных специальностей, в которую вошли «политические науки». В 1990 г. стали создавать кафедры политологии в вузах, преподавать новую учебную дисциплину «Политология» и принимать к защите диссертации по соответствующей тематике. Приходится констатировать, что институциализация политологии, как и многого другого в политической сфере российского общества (парламента, прав и свобод человека, политических партий, выборов, демократии), имела искусственный, разрешительно-предписательный, а не естественный, потребностно-явочный (т. е. идущий от потребностей общества и осуществляемый явочным порядком граждан) характер.

Таким образом, в становлении и институциализации политологии в России явно выделяются три этапа.

1. Этап зарождения политической науки в царской России (с конца XIX в. до 1917 г.). В империи не было завершенной демократической политической системы – предмета исследования политологов, поэтому политические исследования были несистематическими, часто посвящались зарубежным конституциям, правовым и избирательным системам, государствам, партиям. Кроме того, не было возможности создавать кафедры, факультеты научных центров, сообщества политологов. На этом этапе политология в России не была институционализирована.

2. Этап подспудного существования политической науки в Советской России (1917–1989). Политология не развивалось не столько потому, что отсутствовал предмет исследования, сколько потому, что ее выводы априори не устраивали власть. Невозможны были не только единичные исследования, но и сам факт признания кого-либо политологом. Тем не менее политологические исследования имели место в рамках других наук, и институциализация, хотя и случайным образом, шла (создание САПН, вступление ее в МАПН).

3. Этап институционализации политологии в демократической России (с 1989 г. по настоящее время).

2.4. Развитие политической теории в Европе и Америке

В соревновании Европы и Америки по количеству и качеству исследований, по уровню преподавания и подготовленных специалистов вплоть до Второй мировой войны лидировали европейские национальные школы политической науки, среди которых выделялись германская, французская, английская и итальянская. Американские политологи, в том числе и основоположники науки о политике В. Вильсон, Ф. Гудноу, Ч. Мерриам, завершали образование в европейских университетах.

С приходом нацистов к власти и началом гонений на евреев и университетскую науку значительная часть ученых перебралась из Германии и оккупированных ею стран в Америку. Среди них были такие знаменитости, как Пол Лазарсфельд, Курт Левин, Вольфганг Келер, Ганс Шпеер, Карл Дойч, Карл Фридрих, Ганс Моргентау, Лео Лоуенталь, Лео Стросс, Франц Нойманн, Генри Эрманн, Отто Киршмейер, Герберт Маркузе, Ханна Арендт[22], которые внесли огромный вклад в развитие социальных наук и, в частности, политологии в США. Из-за военных действий все европейские теоретические социальные и политические исследования в Европе прекратились, в то время как американская политическая наука бурно развивалась. Уже к концу Второй мировой войны в европейские университеты пришла отраженная американская «волна»: помощь в восстановлении и обновлении политологических курсов, подготовке и переподготовке кадров, влияние на общее направление развития политической науки и определение приоритетных областей – все это исходило теперь из американских университетов. Этот односторонний процесс американского влияния на европейскую политическую науку интенсивно продолжался до 1960-х гг. и сменился затем не менее интенсивным, но двусторонним процессом научных обменов, процессом взаимодействия американской и европейской политической науки. Но это не было восстановлением довоенного статус-кво: на лидирующих позициях в политической науке теперь оказались США.

В настоящее время развитие политической науки в Старом свете координирует Европейский консорциум политических исследований (ЕКПИ, ECPR), созданный в 1970 г. Он выделяет средства университетам на создание научных лабораторий при национальных центрах, реализацию совместных исследовательских проектов, подготовку научных кадров. Под эгидой ЕКПИ выходит «Европейский журнал политических исследований» («The European Journal of Political Research»), здесь собран архив проведенных исследований. Кроме национальных ассоциаций европейских стран, в ЕКПИ входят на правах коллективных членов 140 факультетов и научно-исследовательских центра.

Российская ассоциация политических наук (РАПН) объединяет 54 региональных отделения и насчитывает в настоящее время более 400 зарегистрированных членов, хотя заявки на участие в III Всероссийском конгрессе политологов (2004) подали более 700 человек, а в IV (2006) – более тысячи.

Политологи США, как мы упоминали, еще в 1903 г. объединились в Американскую ассоциацию политических наук (ААПН, APSA), которая сегодня координирует работу более 1300 кафедр, отделений и факультетов и насчитывает более 13 тыс. членов. ААПН с 1906 г. издает «Обозрение американской политической науки» («American Political Science Review»).

Американская школа политологии занимает сегодня лидирующие позиции как по количеству студентов, докторантов и преподавателей, в том числе профессоров, университетов, колледжей и научно-исследовательских центров, проводимых исследований и опубликованных трудов, так и по их качеству. Кроме уже отмеченных черт и основных тем исследования американской школы (См. Американская школа политической науки), следует подчеркнуть открытость для критики и новаторский характер американской политической науки. Американские политологи первыми начали массовый анализ политических позиций избирателей. Пионерской в этом плане стала работа Стюарта Роуза «Количественный метод в политике» (1928). Уже в 1932 г. Джордж Гэллап на основании телефонных опросов предсказал победу на президентских выборах Франклина Рузвельта. Американские политологи и социологи первыми стали в массовом порядке применять метод опросов общественного мнения при исследовании самых разных проблем политики. Американские политологи первыми начали участвовать в профессиональных командах по подготовке выборов и использовать средства массовой коммуникации для предвыборной агитации (команда кандидата от республиканской партии Дуайта Эйзенхауэра впервые использовала их в 1952 г.)[23]. Поэтому все изучающие историю становления политической науки особенно внимательно присматриваются к американскому опыту.

В настоящее время в мире существуют две тесно взаимодействующие между собой политологические школы – американская и европейская – и несколько формирующихся национальных школ, к числу которых можно отнести и российскую.

2.5. Основные этапы развития политической теории

I. Институциональный, или традиционный, этап. В последней трети XIX в. формирующаяся политическая наука во многом оставалась под влиянием философии, истории и особенно юриспруденции. Политическая наука более всего сосредоточивалась на исследовании политических институтов, под которыми понимались, как в юриспруденции, государственные учреждения. Политологи считали, что «стоит только описать законы, управляющие распределением власти… и мы получим понимание функционирования политических институтов. Политологи того времени исходили из предположения о практически полном соответствии между конституционными и правовыми положениями, касающимися прав и привилегий носителей государственных должностей, и их реальными политическими действиями»[24]. Они стремились собрать необходимую информацию, точно и скрупулезно описать политические процессы, которые, по их мнению, являлись функцией политических институтов. Результирующей силой, «производной параллелограмма сил», и представлялась им искомая величина – политическое решение. Вместо построения теорий и открытия закономерностей политики, по мнению сторонников институционализма, следует исследовать прерогативы каждого звена этого механизма, их роль в принятии государственных решений, и задача будет выполнена.

II. Бихевиоралистский этап: 1930-1960-е гг. Следует сразу отметить: бихевиоризм и бихевиорализм – разные термины, несмотря на то, что происходят от одного английского слова behavior (поведение). Бихевиоризм – направление психологии конца XIX – начала XX в., разработанное Э. Торндайком, Дж. Уотсоном и Б. Скиннером, в основе которого лежит понимание поведения человека как совокупности двигательных и вербальных ответов (реакций) на воздействие (стимулы) окружающей среды. То есть все социальные (и политические) явления могут быть сведены к формуле S —> R: стимулам, воздействующим на человеческий организм, и ответным реакциям. Методологической основой бихевиоризма стали принципы позитивизма, в которых декларировалась необходимость отказа от метафизических, умозрительных, оторванных от реальности «учений» и перехода к непосредственному наблюдению окружающей действительности и эмпирической проверке любых выводов. По убеждениям бихевиористов, психология должна изучать поведение, а не сознание[25]. Бихевиорализм, означающий изучение самых разных аспектов поведения, в нашем случае – политического поведения, есть порождение социологического позитивизма и психологического бихевиоризма.

Именно эти направления активно развивались Чикагской школой социологии, которая сформировалась на базе первого в мире факультета социологии, созданного Албионом Смоллом (1892). А. Смолл, Дж. Винсент, Ч. Хендерсон, У. Томас составили так называемую «большую четверку», внесшую решающий вклад в становление позитивистской, бихевиористской, эмпирической социологии. Чикагская школа социологии доминировала в социальных науках в 1915–1935 гг. Ученые других научных областей Чикагской школы – философии прагматизма (Дж. Дьюи), антропологии (Ф. Стар, Ф. Коул, Э. Сепир), психологии бихевиоризма (Дж. Уотсон, Дж. Энджел, Л. Терстоун), экономики (Г. Шульц, У. Митчел, Ф. Найт) – оказали существенное влияние на формирование Чикагской школы политической науки, которая так же, как и школа социологии, лидировала в американской политологии в 1920–1930 гг. Ее основатели Ч. Мерриам, Г. Госнелл, Л. Уайт, К. Райт, Э. Фройндт, Г. Лас-суэлл, синтезировав воздействия отмеченных выше «чикагских школ», создали бихевиоралистское направление в политической науке.

Американская бихевиоральная революция привнесла в политическую науку целый ряд новых параметров:

1) бихевиорализм исходит из того, что человеческое поведение имеет распознаваемые единообразные характеристики;

2) эти характеристики могут быть выявлены эмпирическим путем;

3) бихевиорализму присуще стремление к использованию более строгих методов сбора и анализа информации;

4) бихевиоралисты гораздо более, чем институционалисты, склонны к теоретическим изысканиям.

Бихевиоралисты изменили само понятие и назначение политической теории. Если теории традиционалистов имели сначала философский характер и утверждали вечные идеи «всеобщего блага» и «достойной жизни», если затем они приобрели историческую окраску и их целью стал анализ происхождения и развития идей прошлого, то цель бихевиоралистской теории – понимать и предсказывать политическое поведение людей и функционирование политических институтов; она ориентирована не на метафизическое, а на эмпирическое применение.[26]

Итак, ведущим методологическим направлением не только в американской, но и в мировой политологии, с 1930-х гг. стал бихевиорализм.

В 1950-е гг. бурное развитие политической науки, накопление огромного количества материалов и появление новых теорий, методологий и исследовательских методик приводит к эффекту «второй волны бихевиорализма». Суть ее – внедрение в политическую науку общей теории систем, теорий структурализма, функционализма, методов структурно-функционального и системного анализа, моделирования, новых методик сбора, систематизации и анализа информации, совершенствования методик массовых опросов. Именно в это время Д. Истон сформулировал принципы бихевиорализма:

1) закономерность, т. е. поиск единообразных характеристик в политических явлениях и прежде всего – в политическом поведении;

2) верификация – обоснованность выводов должна поддаваться проверке на основе сопоставления с соответствующим поведением;

3) надежность и обоснованность методики исследования с точки зрения фиксирования и анализа поведения;

4) квантификация, т. е. формулирование системы критериев и количественных оценок там, где они возможны;

5) ценности должны быть отделены от эмпирических данных на основе анализа. Толкование фактов и их этическая оценка – разные вещи;

6) систематизация знания, т. е. установление взаимосвязи теории и исследования. Исследование без теоретической основы может быть безрезультатным, а теория без эмпирических данных – совокупностью схоластических рассуждений;

7) интеграция, т. е. объединение политических исследований с научными достижениями других социальных наук[27].

Предметами исследований сторонников бихевиорального направления стали не столько политические институты, сколько неформальные структуры власти, а точнее – политическое поведение групп интересов, средств массовой информации, преступных сообществ, влияющих на власть, поведение избирателей, организация избирательного процесса.

III. Постбихевиоралисшский этап. Увлечение исключительно бихевиоралистскими методами и приемами в политических исследованиях привело к методологическому кризису. Критики бихевиорализма предъявляли ему претензии по поводу увлеченности количественными методами и ухода от проблем политической философии; по поводу стирания грани между политической наукой и естественными дисциплинами, трактующими поведение живых особей с точки зрения инстинктов; по поводу игнорирования важных политических проблем, которые в принципе невозможно исследовать с помощью методов бихевиорализма; по поводу пренебрежения ценностными нормами и моральными оценками, отказа от исторических подходов и приверженности исключительно формальным и математическим методам. Кроме того, в политической науке и других дисциплинах за прошедшее время было разработано немало новых теорий и методов, которые буквально требовали своего места в политологии. Все это привело в 1960-х гг. к кризису бихевиорализма.

В 1969 г. Д. Истон провозгласил новую «постбихевиоралистскую революцию» в политической науке. Суть его заявления заключалась в следующем:

1. Ориентировать политические исследования на реальные потребности общества и политики.

2. Преодолеть однозначный эмпиризм, который становится самоцелью исследований.

3. Больше внимания уделять ценностным ориентациям в процессе познания и их конструктивному развитию, так как научная нейтральность невозможна[28].

С 1960-х гг. в политической науке начался новый постбихевиоралистский этап, который продолжается до сих пор. Постбихевиоральная революция в политической теории и смена бихевиоральной парадигмы (термин Т. Куна) были связаны с так называемой контркультурной революцией в обществе. Суть ее заключалась в поисках новых теорий и методов, так как бихевиоралистские теории и методы не смогли предсказать новые общественные («контркультурные») явления, такие как движения за гражданские права, против войны во Вьетнаме, за сохранение окружающей среды, за увеличение роли женщин и национальных меньшинств в политике, формирование постматериальных ценностей (индивидуальный стиль в одежде, в поведении, круг общения, сексуальный выбор). Политологи-постбихевиоралисты не только задали вопрос «Почему новые общественные явления нельзя было предвидеть?», но и предложили иные, чем бихевиоралисты, теории и методы[29].

Основой постбихевиоралистской политической теории и методологии стал синтез, совмещение, а точнее – гармоничное применение как бихевиоралистских и обновленных добихевиоралистских, так и постби-хевиоралистских теорий и методов.

Бихевиоралистская установка – исследование поведения людей в политической сфере (мотивация принятия решений на всех уровнях власти, включая судебную и административную, мотивы выбора избирателей, поведение различных групп интересов в политике, в том числе политических партий, групп давления, социальных и этнических сообществ) – по-прежнему остается актуальной. Новое здесь – расширение поля политики за счет включения проблем, связанных с ядерной угрозой и оружием массового уничтожения, проблем загрязнения окружающей среды и вообще глобальных проблем человечества, проблем социального, религиозного, этнического, расового равенства и равноправия полов. Новое также связано с увеличением количества акторов политики за счет тех социальных, религиозных, расовых, феминистских и других групп, которые выступают за решение указанных выше проблем.

К постбихевиоралистским наработкам следует прежде всего отнести когнитивную теорию, которая пытается нивелировать самое слабое место бихевиоризма – игнорирование сознания индивида при исследовании его поведения, механически заимствованное бихевиорализмом. Политологи-когнитивисты опираются на достижения необихевиористов (К. Холл, Э. Толмен), работы которых были известны еще в 1930-х гг., и социологов-когнитивистов (Б. Бранс, Г. Коллинс). Необихевиористы внесли изменения в формулу поведения S -> R (стимул – реакция): S -> О -> R, где О – промежуточные переменные психологического плана. Социологи-когнитивисты под промежуточными переменными понимают эпистемологические установки, включенные в систему «знание – верования». Они признают рациональную составляющую политического поведения, т. е. третий промежуточный когнитивный элемент формулы необихевиористов. Это не означает, что индивиды теперь строят свое политическое поведение исключительно на рациональных основаниях. Формула поведения у постбихевиоралистов получила в том числе и рациональное основание, но сам акт поведения, по их мнению, может быть и рациональным, и неосознанным.

Другая теория постбихевиорализма – теория рационального выбора – основывается на том допущении, что избиратель, принимая решение, ведет себя абсолютно рационально, ориентируясь на собственные интересы и рассчитывая на личную выгоду. Тогда его политическое поведение адекватно экономическому, рыночному и базируется на следующих постулатах, сформулированных К. Манро:

1. Акторы преследуют определенные цели.

2. Эти цели отражают осознанные эгоистические интересы акторов.

3. Поведение акторов обусловлено сознательным выбором.

4. Индивид – основной актор в обществе.

5. Акторы обладают приоритетными устойчивыми установками.

6. В случае появления альтернативы акторы выбирают наиболее выгодный для себя вариант.

7. Акторы владеют информацией как о возможных альтернативах, так и о последствиях своего выбора[30].

Когнитивный подход и теория рационального выбора вновь открыли возможности ценностного анализа в политической теории. Возобновились утверждение моральных доводов на рациональных основаниях. На ценностной основе построены теория справедливости Дж. Роулза, другие теории, утверждающие, что в основе политического поведения индивида лежат этические ориентиры.

Говоря о постбихевиоралистской политической теории, следует отметить теоретические трактовки политики как информационно-коммуникационной системы. Такой подход основан, с одной стороны, на том, что индивиды, воспринимая информацию, интерпретируют ее на основании своих кодов, способов восприятия. С другой стороны, с точки зрения обмена информацией, в сфере публичной политики все институты этой сферы можно представить как механизмы приема, переработки и передачи информационных потоков. Рассуждая таким образом, К. Дойч представил политическую систему как информационно-коммуникационную конструкцию.

2.6. Предметная область теории политики

Что изучает политическая теория, или какова ее предметная область? Известный американский политолог Роберт Даль полагает, что все великие творцы политической теории, чьи работы представляют интерес в настоящее время, ставили одни и те же основные вопросы:

1. Что такое политика? Как отличить политику от других областей человеческой жизни?

2. Что общего между политическими системами и какие особенности придают им индивидуальные отличия?

3. Какова роль власти и авторитета в политических системах?

4. Каким образом человек действует в сфере политики? Каковы отличительные особенности «homo politicus» – политического деятеля?

5. Какие условия необходимы для стабильности, эволюции или революции в различных политических системах? Что необходимо для поддержания мира и предотвращения насилия? Каковы предпосылки прочной и устойчивой демократии?

6. Какой вид политической системы является наилучшим? Как можно оценивать различные политические системы[31]?

Другой авторитет в области политологии – Лео Штраус – политическую теорию понимает как всеобъемлющую рефлексию политической ситуации, приводящую к формулированию советов по организации большой (практической – Б. И.) политики[32].

Таким образом, теория политики на абстрактно-теоретическом уровне ставит и решает все основные проблемы, возникающие в реальной политике. Это проблемы определения, структуры, роли, функционирования политики, власти, государства, политической системы и режима, избирательных систем, партий и партийных систем, проблемы взаимоотношения власти и общества, становления гражданского общества и перехода к демократии, участия граждан в политике, проблемы политических изменений и развития, политической модернизации и взаимоотношений между государствами и мировой политической системой и т. д.

Предметную область политической теории отграничивают близкие, родственные с ней науки. По мнению того же Штрауса, это политическая философия, политическая мысль (в том числе, очевидно, история политической мысли. – Б. И.), политическая теология.

2.7. Место политической теории в политической науке и дифференциация политических теорий

Политическая теория является частью политической науки, ее теоретической субдисциплиной. Поскольку политическая теория – составляющая политологии, она включает как нормативные, так и эмпирические, как фундаментальные, так и прикладные теории и концепции.

Нормативные теории, представляя собой определенный набор норм, стереотипов поведения, закрепленных традицией, имеют предписывающий или рекомендательный характер. Они часто основываются на общественной морали, а потому все происходящее оценивается с моральной, традиционной точки зрения. Нормативные политические теории формируются на основе понимания теории политики как поиска политического идеала, например, идеальной формы правления, как чисто теоретического и чисто политического знания, вытекающего только из политических связей и закономерностей. «Нормативная политическая теория, – по мнению Т. А. Алексеевой, – это способ размышления о политических институтах, в особенности тех, которые связаны с властью. Она занимается узаконением имеющегося политического устройства или его альтернатив…»[33]. Типичными для нормативной теории являются три положения:

1. Добиваться внутренней связанности моральных аргументов.

2. Опираться на социальные науки (например, социальную антропологию и историю) с целью проверки правильности эмпирических предпосылок приводимых аргументов.

3. Сопоставлять выводы с интуитивными представлениями самого теоретика.

После 1970-х гг. нормативная политическая теория разделяется на два основных течения. Первое течение занималось проблемами распределительной справедливости, свободы и социального равенства; второе – деятельностью, целями и моральными основаниями такого политического института, как государство, его взаимоотношениями с гражданами, например решением таких вопросов: «Почему мы должны подчиняться законам?», «В каких случаях, наоборот, законным будет гражданское неповиновение?»[34].

Нормативные теории в сравнении с эмпирическим знанием представляются более абстрактными и поэтому более удаленными от реальной политики теоретическими конструкциями, которые необходимы для поиска и объяснения сущности, роли и места политического явления или процесса в политической жизни, систематизации подобных феноменов и процессов, обнаружения закономерностей их существования.

В противоположность нормативным эмпирические теории учитывают не столько политический идеал, сколько реальный политический опыт, основываются на конкретных политических событиях и процессах, а также учитывают влияние на политику неполитических факторов, таких как географическое положение государств, их исторический путь, демографическая ситуация и др.

Политическая теория, являясь частью политической науки, имеет, кроме чисто теоретического, еще и прикладной аспект. Если фундаментальные теоретические исследования решают основополагающие политические проблемы, например взаимодействие власти и общества, при помощи государственных институтов или политической системы, то прикладная политология нацелена на решение конкретных практических задач, например проведение парламентской реформы в данной стране на основе общей теории парламентаризма. Для более четкого разделения фундаментальных и прикладных исследований А. А. Дегтярев предложил следующие критерии (см. табл. 2.1).

Таблица 2.1. Критерии разграничения фундаментальных и прикладных исследований в политологии[35]

Основные понятия: политическая наука, политическая теория; философская, эмпирическая, научная традиция; отрасль знания, национальные школы политологии, этапы развития политологии в России, институциональный этап, бихевиоралистский этап, постбихевиоралистский этап, бихевиоризм, верификация, квантификация, когнитивизм, теория рационального выбора, теория информационно-коммуникационной системы, предметная область политической теории; нормативные и эмпирические, фундаментальные и прикладные политические теории.

Вопросы для самоконтроля

1. Что означает теория политики как часть политической науки?

2. Дайте пояснения следующим подходам к изучению политологии:

• философской традиции;

• эмпирической или дискриптивной традиции;

• научной традиции.

3. Расскажите о политической науке как отрасли знания.

4. Какие факторы содействовали институализации политической науки?

5. Дайте характеристику британской, французской, германской, итальянской, американской школам политологии.

6. Как сложилась судьба политологии в России?

7. Какие этапы развития прошла политология в России?

8. Как развивалась политическая наука в Европе и Америке в XX в.?

9. Расскажите о следующих этапах развития политической науки:

• институциональном;

• бихевиоралистском;

• постбихевиоралистском.

10. Поясните суть основных теорий постбихевиорализма:

• когнитивной теории;

• теории рационального выбора;

• информативно-коммуникативной теории.

И. Расскажите о месте дисциплины «Политическая теория» в структуре политологического знания.

12. Что такое нормативные и эмпирические теории политики?

13. Что такое теоретический и прикладной аспект политической теории?

Литература

Алексеева Т. А. Современные политические теории. М., 2000.

Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Полис. 1997. № 6.

Бойцова О. Ю. Политическая наука в XX в.: общие характеристики и основные этапы становления //Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. 2001. № 1.

Политическая наука как дисциплина // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.

Дегтярев А. А. Основы политической теории: Учебное пособие. М., 1998.

Истон Д. Новая революция в политической науке // Социально-политический журнал. 1993. № 8.

Истон Д. Политическая наука в Соединенных Штатах: прошлое и настоящее // Современная сравнительная политология: Хрестоматия. М., 1997.

Дегтярев А. А. Основы политической теории. М., 1998. С. 25–38. Жиро Т. Политология. Харьков, 2006. С. 15–32;

Исаев Б. А. Политология (серия «Краткий курс»). СПб., 2005. С. 5–13. Категории политической науки / Под ред. М. А. Мельвиля. М., 2002. Гл. 1.

Мухаев Р. Т. Теория политики. М., 2005. С. 5–89.

Мельвиль А. Ю. и др. Политология. М., 2004. С. 37–56.

Политология / Под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова. СПб., 2005. С. 14–48.

Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2001. С. 5–30.

СморгуноваВ. Ю. Феномен политического знания. СПб., 1998. С. 263. Пугачев В. /7., Соловьев А. И. Введение в политологию. М., 2003. С. 24–47.

Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Гл. 2.

Глава 3 Методология теории политики

3.1. Аппарат политической теории

Теория политики, как и политическая наука в целом, выработала и использует определенный научный аппарат, включающий такие «инструменты», как:

• понятие — первичный инструмент познания и первичный элемент политической теории. Это научное определение политического факта, явления или процесса;

• категория — более сложный инструмент познания, понимается как взаимосвязь, комбинация понятий. Помогает осознать связь между политическими фактами, явлениями, процессами;

• модель — схема, образ, изображение или описание политического явления либо процесса;

• политическая концепция — трактовка какого-либо политического факта, явления или процесса, способ его понимания и основная идея его систематического изложения;

• политическая теория — обобщенное и систематизированное изложение явления или процесса, определенная абстрактная конструкция, позволяющая понять сущность, тенденции развития, роль и место этого явления или процесса в политической жизни;

• гипотеза — декларативное утверждение, предположение о том, как теоретические положения проявят себя в действительности, в исследуемой реальности;

• метод — конкретный способ, прием получения информации об исследуемом предмете;

• исследовательский подход — соединение политической теории и методов исследования. При этом теория направляет интерес исследователя на определенную область – объект исследования, для которого будут более или менее пригодны те либо иные методы исследования.

Методы политической теории, как и методы других наук, подразделяются на качественные и количественные. Если при помощи первых исследуются существенные признаки, характеристики объектов, то при помощи вторых осуществляется прямое или косвенное измерение параметров этих объектов, предполагающее использование символико-математической формализации и квантификации[36].

Политическая теория использует определенный набор способов и приемов анализа политики – систему методов. Эти методы можно разделить на четыре типа: общенаучные, общетеоретические, методы социальных наук, собственно методы политической науки.

3.2. Общенаучные методы

В политической теории, как и в каждой теоретической дисциплине, используются общенаучные методы. Рассмотрим основные из них.

• Анализ (греч. analysis – разложение, расчленение) – мысленное разложение целого на составные части и исследование этих частей.

• Синтез (греч. synthesis – соединение, сочетание) – познание какого-либо явления или процесса в единстве и взаимосвязи его составных частей. Следует отметить, что методы анализа и синтеза, как правило, используются последовательно. Чаще всего они тесно связаны и образуют аналитико-синтетический метод исследования.

• Индукция (лат. inductio – выведение) – логическое умозаключение, построенное по принципу «от частного к общему», от анализа отдельных фактов – к обобщению, от анализа частных случаев – к общему выводу.

• Дедукция (лат. deductio – выведение) – логическое умозаключение, построенное по принципу «от общего к частному», от общих суждений – к частным выводам. Индукция и дедукция противоположны по своей внутренней логике, но часто взаимодействуют, образуя неразлучную пару в научном поиске.

• Аналогия (греч. analogia – соответствие, соразмерность) – форма умозаключения, когда на основании сходства явлений или процессов в каком-либо отношении делается вывод об их сходстве в других отношениях.

• Противопоставление — форма умозаключения, когда на основании противоположности явлений или процессов в каком-либо отношении делается вывод об их противоположности в других отношениях.

Соединение аналогии и противопоставления дает ученым прием, который получил название «общее и особенное».

• Общее и особенное — поиск на основании общей аналогии и предполагаемых частных различий такой системы характеристик, которая адекватно описывала бы структуру и функционирование предмета исследования.

• Сравнение — сопоставление предметов исследования в целом или по частям, по аналогии или противопоставлению, поиск общего и особенного в них. Сравнение может быть пространственным, когда сравниваются два или несколько предметов в одно и то же время, или темпоральным, когда сравниваются один, два или несколько предметов в заранее определенные разные моменты времени.

• Классификация — разделение исследуемых предметов на определенные группы; предметы каждой группы при этом должны иметь свои классификационные признаки, отличающиеся от признаков всех остальных групп.

• Типология — отнесение предмета исследования к определенному, уже существующему или идеальному, выведенному в теории типу по ряду характерных признаков.

• Формально-логический метод — исследование в соответствии с законами формальной логики, противоречивые результаты при этом не допускаются.

• Логико-диалектический метод — исследование явления или процесса во всей его противоречивости, нахождение противоположных частей, тенденций как факторов развития этого явления или процесса.

3.3. Общетеоретические методы

Кроме общенаучных, каждая теоретическая дисциплина использует общетеоретические методы исследования. Наиболее значимые из них следующие.

• Историко-сравнительный метод — сопоставление определенных характеристик предмета исследования в определенные исторические периоды либо сопоставление двух или нескольких явлений или процессов в определенных исторических событиях или в определенных исторических периодах. Историко-сравнительный метод применяется во всех науках для исследования генезиса той или иной области знания, выделения ее из другой области (областей), становления ее как самостоятельной науки. Очень часто курсы по самым разным дисциплинам начинаются с экскурса в историю этой науки.

• Компаративный метод — сравнение явлений или процессов в пространственных либо временных координатах, как правило, вне исторических событий или периодов.

• Структурный метод — исследование строения, взаиморасположения, внутреннего порядка составляющих частей предмета, их совокупности, устойчивых связей, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе.

• Функциональный метод — исследование явления или процесса с точки зрения его движения, деятельности, роли, выполняемой им в определенной системе, т. е. исследование функции или функций.

• Структурно-функциональный метод — исследование сложного предмета с двух точек зрения: 1) как расположены и взаимосвязаны части этого предмета, образующие его структуру, как вписывается предмет в структуру окружающей его системы; 2) какую роль играет каждая из частей целого предмета и какие функции исполняет этот предмет в более сложной окружающей системе.

• Системный метод — исследование сложных явлений или процессов как систем, т. е. как неразрывных совокупностей, характеризующихся четырьмя признаками: 1) система состоит из частей; 2) части системы взаимосвязаны и составляют определенную структуру;

3) система обладает так называемыми системными свойствами, не сводимыми к свойствам ее частей; 4) система взаимодействует и находится в равновесии с окружающей средой.

Несмотря на то что историко-сравнительный метод был разработан историками, теория структурализма родилась в рамках социальной антропологии (работы К. Леви-Стросса), функциональная и структурно-функциональная теории разрабатывались в первую очередь социологами (Т. Парсонс, Р. Мертон), общая теория систем задумывалась биологом Л. фон Берталанфи, все эти теории давно стали методами, которые применяются в самых разных теоретических дисциплинах.

3.4. Методы и подходы социальных наук

Следует подчеркнуть, что политическая наука как наука об обществе, точнее его политической сфере, относится к социальным наукам. Поэтому для нее характерными являются такие методы и подходы социальных наук, как символический интеракционизм, феноменологический метод, психологический, антропологический, экономический и социологический подходы.

Символический интеракционизм построен на теории Дж. Мида и Ч. Кули, исходящей из предположения, что социум или любое сообщество представляют собой совокупность взаимодействий индивидов, которые с помощью определенных символов (слов, жестов, знаков и т. д.), вступая в интеракции, «творят» мир.

Феноменологический метод основан на философии Э. Гусерля и социальной феноменологии А. Щюца и представляет общество как совокупность феноменов, одна часть которых принадлежит субъективному миру индивида, другая – вместе с соответствующими частями остальных феноменов, интегрируясь, составляет объективный мир. Каждый индивид ориентируется в объективной реальности и взаимодействует с другими индивидами с помощью системы индивидуальных биографических ситуаций и перспектив. Таким образом, мир представляется одновременно и как объективная реальность, и как совокупность интегрированных субъективных картин.

Психологический подход в социальных науках помогает познавать социальную реальность исходя из субъективного видения этой реальности конкретным индивидом, помещенным в определенные социально-политические условия, в психологическую среду; объективирование реальности происходит за счет интегрирования многих субъективных мнений. Психологический подход в исследованиях социальной реальности прослеживается начиная с середины XIX в. в концепциях «психологии народов» (М. Лацарус, В. Вундт), «психологии масс» (С. Сигеле, Г. Лебон), «психологического инстинктивизма» (У. Мак-Дугалл). В XX в. новый импульс исследованиям общества и его политической сферы с позиций «психологизма» был дан в работах 3. Фрейда, Э. Фромма, Т. Адорно и др.

Антропологический подход, как правило, подразумевает исследование институтов власти и управления примитивных обществ, находящихся на стадии родовой или племенной организации. Это догосударственные социальные системы с иными механизмами господства и подчинения (традиции, религиозные нормы, системы родства и т. д.). Некоторые теоретики трактуют этот подход как человеческое измерение политики современных, развитых обществ, т. е. с точки зрения влияния на нее не только социальных факторов (уровня жизни, формы собственности, типа культуры и т. д.), но и факторов антропологических (инстинктов, устойчивых черт интеллекта, психики, национального характера), т. е. качеств человека как биосоциального существа[37].

Экономический подход был обоснован в середине XIX в. К. Марксом, который считал экономику базисом, основой общества, а государство и политическую сферу – надстройкой. У Маркса политика детерминирована экономикой, является ее концентрированным выражением (В. И. Ленин). Современные теоретики политики не склонны так жестко и однозначно ставить политическую сферу в зависимость от экономической. Действительно, с одной стороны, есть немало примеров государств, в которых экономическая сфера одного типа, а политическая – другого. Китай успешно развивает рыночную экономику при неизменной социалистической политической системе, а некоторые государства Африки в середине XX в. совмещали государственную экономику и демократическую политическую систему. С другой стороны, социальная политика подавляющего большинства современных государств основывается на достижениях экономики. Таким образом, связь между экономической и политической сферой, безусловно, существует, хотя она и не такая жесткая, как предполагает формула «базис – надстройка».

Социологический подход означает исследование объективной реальности – общества, группы интересов, политической системы или партии – с точки зрения интересов составляющих ее социальных групп, социальной структуры исследуемого предмета, социальных статусов и ролей, которые играют ее индивиды. Социологический подход органично связывает общество и его политическую систему, человека и политическую организацию, через которую он реализует свои социальные потребности.

Но, как отмечал один из сторонников социологического подхода М. Дюверже, «социологическое изучение политики не может быть автономным, так как политика охватывает все или почти все стороны общественной жизни»[38]. Поэтому чаще всего политологи берут на вооружение сразу несколько или целую систему методов. Например, тот же Дюверже политическую систему описывает следующей формулой:

Е -> С -> I -> Р,

где Е означает средства производства, С – социальную стратификацию, порождаемую этими средствами производства, I – идеологию, которая осмысливает и узаконивает эту стратификацию, Р – политические институты, которые поддерживают равновесие этой системы[39]. Как видим, известный французский политолог, социолог и правовед для построения своей модели политической системы применяет и экономический, и социологический, и политологический подходы. Отсюда вытекает идея сложносоставных подходов как методов социальных наук. Например, этнополитического, социально-экономического, социально-психологического и т. д.

3.5. Методы политических наук

Политологи, как и представители других наук, в своих теоретических изысканиях используют весь арсенал научных парадигм, подходов, методов и методик. Как уже говорилось, некоторые наиболее общие и проработанные теории становятся методами для дальнейших исследований. Так случилось с теориями структурализма, функционализма, структурного функционализма, общей теорией систем, теорией символического интеракционизма, теорией феноменологии и др.

Тем не менее политология как самостоятельная наука имеет свои собственно политологические методы. Выше мы говорили о таких этапах развития политического знания, как институциональный, бихевиоральный, постбихевиоральный.

На институциональном этапе господствовал метод институционализма, который ставил во главу угла исследование политических институтов. В XVIII–XIX вв. под институтом понимали политическое учреждение, т. е. политическую организацию, основанную на определенной структуре и функционирующую по определенным нормам. Основным институтом в политике выступало государство, через государственные структуры в первую очередь, собственно, и реализовывалась власть, т. е. осуществлялась политика. Следовательно, делали вывод сторонники институционализма, политическая теория, чтобы понимать и объяснять политическую жизнь, должна тщательно исследовать прежде всего государственные учреждения (ветви власти, институты президента, премьер-министра, судебные и правоохранительные структуры и т. д.), а также их взаиморасположение и взаимодействие (парламентские прения, законодательный процесс, систему сдержек и противовесов, принятие и исполнение государственного бюджета и т. д. (см. также 2.5. Основные этапы развития политической теории).

Так как в политике, в отличие от естественных наук, невозможно проведение натурного эксперимента, структура и функционирование государственных институтов в XIX – начале XX в. исследовалась приверженцами институционализма в кросснациональном сравнении. Появились многочисленные сравнительные анализы конституций, государственного строя, парламентов, других политических учреждений ведущих стран мира: Великобритании, Франции, США, Германии и других стран. Метод кросснационального анализа, зародившись в рамках метода институционализма, сегодня выступает как самостоятельный метод политологии и других смежных наук.

Институционализм как метод политологических исследований определял развитие таких направлений политической теории, как:

• парламентаризм, который отталкивался от британской системы государственного устройства, так называемой Вестминстерской модели, базировавшейся на институте парламента, где состязаются институциализированные при помощи выборов партия большинства, сформировавшая правительство, и партия оппозиции; на политически нейтральном институте государственных чиновников, сохраняющем государственную традицию и стабилизирующем всю политическую систему, в главу угла ставился институт парламента;

• конституционализм, который главным, определяющим в политике видел само государственное устройство, т. е. конституцию;

• государственное управление (public administration), которое сосредоточивало свое внимание на процессе управления.

Во второй половине XX в. под влиянием бихевиорализма, других подходов институционализм трансформировался в новый институционализм, или неоинституционализм. Неоинституционалисты исходили из признания достижений бихевиористов в изучении политического поведения, но вновь обратили внимание на политические институты, которые продолжали играть важную роль в политике. Влияние бихевиористов на неоинституционалистов сказалось в том, что последние предложили понимать политические институты не только как учреждения, но и как наборы норм и правил, как организационные факторы, диктующие определенное поведение: «бюрократическое агентство, законодательный комитет, апелляционные суды – это арены соревнования социальных сил, но они также являются совокупностью стандартных операциональных процедур и структурных устройств, которые определяют и защищают интересы»[40].

На институциональном этапе широкое распространение получил элитарный метод, согласно которому политику определяет элита общества, также вырабатывающая определенные нормы и правила политической борьбы, поведенческие стереотипы. Элита диктует эти стереотипы остальным социальным группам, «спускает» их в общество, которое перенимает и усваивает их, строит свое политическое поведение, ориентируясь на элиты. Но такое понимание политики было возможно, когда в обществе и его политических институтах доминировали представители аристократических элитных кругов. В XIX в. в развитых странах начинается переход ко всеобщему избирательному праву. В одних странах этот процесс проходит быстро и решительно (например, в США), в других – достаточно постепенно (например, в Великобритании и Франции). В результате демократизации политики, прихода массового избирателя на избирательные участки, публичного выдвижения интересов широких слоев населения на политическую арену было отмечено относительное снижение значения институтов и элит в определении политического курса и принятии политических решений и повышение значения партий, политических движений и вообще массового избирателя. В этих условиях при решении таких проблем, как определение приоритетных вопросов, составление предвыборных программ, предсказание итогов выборов, метод институционализма и элитарный метод уже не могли удовлетворить политологов.

На бихевиоралистском этапе доминировал метод бихевиорализма. Бихевиоралистская революция в политической теории началась, как известно, с трудов Чарльза Мерриама, семнадцать лет возглавлявшего факультет политической науки Чикагского университета и основавшего чикагскую школу политологии. В своей деятельности он пытался совмещать теоретический и практический подходы. В 1919 г. он выставил свою кандидатуру на пост мэра Чикаго, проиграл выборы, но получил большой политический опыт, который пригодился ему в теоретической деятельности. Мерриам начал с критики метода институционализма и формулирования нового подхода, направленного на определение политического поведения, итогов голосования, результатов принятых политических решений, – метода бихевиорализма (см. 2.5. Основные этапы развития политической теории).

Ученик Мерриама и последовательный сторонник бихевиорализма Гарольд Лассуэлл, в отличие от институционалистов, понимал государство не как данное политическое учреждение с заранее определенной структурой, реализующее идею «всеобщего блага», а как поле столкновения воль к власти, как временное равновесие, являющееся промежуточным итогом политической борьбы. В известной работе «Кто что получает, когда и как» (1936) он пишет о политике как о влиянии, как об «игре рынка власти», а государству отводит роль распределения влияния и сохранения баланса политических сил. Таким образом, Лассуэлл, пытаясь объяснить «естественное», выведенное из природы человека, социальных и экономических реалий происхождение государственной власти, применяет способ исследования, который можно назвать методом баланса влияния. Исследуя роль средств массовой коммуникации в оформлении и воспроизводстве властных полномочий, Лассуэл разработал метод контент-анализа, который сначала считался частной методикой в контексте метода бихевиорализма, но который оказал большое влияние на развитие методологии не только политических, но и всех социальных и гуманитарных наук.

В 1950-е гг. бурное развитие политической науки, накопление огромного количества материалов и появление новых теорий, методологий и исследовательских методик приводит к эффекту «второй волны бихевиорализма» (см. 2.5. Основные этапы развития политической теории), или постбихевиорализма.

На этапе постбихевиорализма в политической теории отсутствует доминирующий метод. Как уже отмечалось, увлечение исключительно бихевиоралистскими методами и приемами в политических исследованиях привело к методологическому кризису. Критики бихевиорализма предъявляли ему претензии по поводу увлеченности количественными методами и уходу от проблем политической философии, по поводу стирания грани между политической наукой и естественными дисциплинами, по поводу игнорирования важных политических проблем, которые в принципе невозможно исследовать методами бихевиорализма, по поводу пренебрежения ценностными нормами и моральными оценками, ухода от исторического подхода и приверженности исключительно формальным и математическим методам. Кроме того, политическая наука и другие дисциплины за прошедшее время создали немало новых теорий и методов, которые требовали своего места в политической теории. Все это привело в 1960-х гг. к кризису метода бихевиорализма, а в 1969 г. Дэвид Истон провозгласил новую «постбихевиоралистскую революцию» в методологии политической науки.

С 1960-х гг. в методологии политической науки, как и в политической теории в целом, начался новый постбихевиоралистский этап, длящийся до сих пор. Основой постбихевиоралистской политической методологии стал синтез, совмещение, а точнее гармоничное применение как бихевиоралистских, как обновленных добихевиоралистских, так и постбихевиоралистских теорий и методов. Выше уже говорилось о том, что основой постбихевиоралистской политической методологии стал синтез различных теорий и методов. Речь идет о неоинституционализме, системном, структурно-функциональном, функциональном и когнитивном подходах, теории рационального выбора, теории полей, о постструктурализме и вообще о постмодернистской методологии в политической науке.

Теория полей была создана Пьером Бурдье[41] в полемике с марксистским (и в целом с монистическим) подходом к анализу общества вообще и политики в частности. К. Маркс исходил из строгой зависимости социального и политического положения общественного класса от его экономического статуса, жесткой принадлежности каждого человека к определенному общественному положению и детерминации политики экономикой. Согласно Бурдье, связь человека с классом жестко не детерминирована. Кроме того, человек, как и любой актор политики, одновременно занимает определенное положение сразу в нескольких полях: социальном, экономическом, культурном, политическом. Его статус в том или ином поле зависит от накопленного капитала: от экономического капитала (положения в производственной сфере), от культурного капитала (уровеня образования), от социального капитала (положения в обществе), от капитала физического принуждения, т. е. политического капитала (места в системе власти или в политическом поле). В соответствии с накопленным капиталом образуются доминирующие и доминируемые социальные группы и политические союзы. Политические взаимоотношения, т. е. соперничество по поводу власти между этими группами и союзами, собственно, и есть современная политика. У теории полей множество последователей; она так часто использовалась в политологических исследованиях, что приобрела статус метода (метод полей) современной политической науки.

Постструктурализм ввел в политическую теорию такие понятия, как фаллологоевроцентризм (взгляд на политический процесс исключительно с позиции белого человека, мужчины и монистической логики всеобщих и строгих законов общественного прогресса), деконструкция текстов и множественность дискурсов. Метод, который появился благодаря основателю постструктурализма Жаку Дерриде, метод деконструкции, указывающий на несамодостаточность любого дискурса и наличии в нем следов («переклички») других дискурсов[42], в политической теории можно назвать методом множественности дискурсов, или плюралистическим методологическим подходом. В соответствии с плюралистическим подходом постмодернистские теоретики политики признают равными субъектами политического процесса представителей самых разных политических сил, например все государственные институты власти, все зарегистрированные партии и общественные организации страны. Следуя методу множественности дискурсов, они понимают, что представители разных политических сил по-разному, в соответствии со своей политической логикой трактуют любые политические события и процессы, происходящие в мире. Более того, рефлексируя по поводу тех или иных событий, они принимают разные решения и предпринимают разные, порой противоположные действия.

Следует подчеркнуть, что в политической науке, как и в любой науке вообще, постепенно становятся методами (подходами) широко известные теории, у которых много сторонников и последователей, использующих их, часто ссылающихся на них; таковы, например, теория корпоративизма, теория плюрализма, теория политической модернизации, теория постиндустриализма и др.

При этом следует различать всеобъемлющие теории, с помощью которых исследуется генеральный путь развития человеческого общества (например, теория постиндустриального общества, теория изменений); теории, объясняющие функционирование политической сферы общества (например, теории государства, теория политической системы); теории, посвященные развитию какой-либо части, сферы политики (например, теория групп интересов, теория связи партийной и избирательной системы). В связи с этим следует отметить точку зрения Роберта Мертона, который полагал, что теории, объясняющие генеральный путь движения человеческого общества (он называл их универсальными), во-первых, не раз заводили или предлагали завести человечество в тупик; во-вторых, в настоящее время они мало что объясняют, ибо исследуют слишком большой объект и выдвигают слишком общие идеи. Выход из этого методологического затруднения Мертон видел в создании так называемых «теорий среднего уровня», которые, не претендуя на всеохватность и всеобщность, сосредоточиваются на более конкретных предметах исследования, зато изучают их достаточно глубоко и дают конкретный и достоверный результат. Свойства теорий среднего уровня, согласно Мертону, заключаются в следующем.

1. Теории среднего уровня состоят из ограниченного множества утверждений, из которых логически выводятся и подтверждаются экспериментальным исследованием конкретные гипотезы.

2. Эти теории не остаются разрозненными, а объединяются в более широкие теоретические системы.

3. Эти теории достаточно абстрактны, они выходят за пределы простого описания или эмпирического обобщения.

4. Они отличаются как от теорий, объясняющих макропроблемы, так и от теорий, объясняющих микропроблемы[43].

Таким образом, исходя из уровня исследуемых проблем, все теории Р. Мертон разделял на макротеории, теории среднего уровня и микротеории.

Завершая разговор о методах политической науки, выделим Методы (мы пишем этот термин с заглавной буквы «М»), например институционализм, бихевиорализм, структурализм, структурный функционализм, постмодернизм и т. д., которые возникли на основе известных политических, философских, социологических теорий, завоевавших многих приверженцев и даже ставших на том или ином этапе доминирующими; и методы (со строчной буквы «м»), например метод контент-анализа, метод кросснационального анализа, метод теории игр и др.), зарождавшиеся как частные методики, но оказавшие затем большое влияние на развитие методологии политической науки.

Кроме отмеченных теоретических методов политология, как и все науки, имеет свои приемы прикладных исследований, а именно методы сбора материала, построения гипотез, систематизации данных, обработки и анализа данных, проверки исходных гипотез и т. д. Эти методы в курсе «Введение в политическую теорию» не рассматриваются.

Основные понятия: теория политики, политическая наука; философская, эмпирическая, научная традиция, отрасль знания, национальные школы политологии, этапы развития политологии в России, институциональный этап, бихевиоралистский этап, постбихевиоралистский этап, бихевиоризм, верификация, квантификация, когнитивизм, теория рационального выбора, теория информационно-коммуникационной системы, общенаучные методы, общетеоретические методы, методы и подходы социальных наук, методы политических наук, метод институционализма и неоинституционализма, элитарный метод, метод бихевиорализма, метод баланса влияния, метод полей, метод множественности дискурсов, плюралистический подход.

Вопросы для самоконтроля

1. Какие «инструменты» составляют аппарат политической теории?

2. Перечислите общенаучные методы и дайте определение каждому из них.

3. Расскажите об общетеоретических методах, используемых в политической теории.

4. Дайте пояснение следующим методам и подходам социальных наук: символическому интеракционизму; феноменологическому; психологическому и антропологическому подходам; экономическому и социологическому подходам.

5. Объясните суть методов политических наук: методов институционализма и неоинституционализма, элитарного метода, метода бихевиорализма.

6. Кто автор метода баланса влияния в политической теории?

7. В чем суть теории и метода полей П. Бурдье?

8. Что такое плюралистический методологический подход и метод множественности дискурсов?

9. Кто автор разделения теорий на макротеории, теории среднего уровня и микротеории?

Литература

Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Полис. 1997. № 6.

Бойцова О. Ю. Политическая наука в XX в.: общие характеристики и основные этапы становления // Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. 2001. № 1.

Гудин Р. И., Клингеманн Х.-Д. Политическая наука как дисциплина // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.

Истон Д. Новая революция в политической науке // Социально-политический журнал. 1993. № 8.

Истон Д. Политическая наука в Соединенных Штатах: прошлое и настоящее // Современная сравнительная политология: Хрестоматия. М., 1997.

Дегтярев А. А. Основы политической теории. М., 1998. С. 25–38.

Жиро Т. Политология. Харьков, 2006. С. 15–32;

Исаев Б. А. Политология (серия «Краткий курс»). СПб., 2005. С. 5–13.

Категории политической науки / Под ред. М. А. Мельвиля. М., 2002. Гл. 1.

Мухаев Р. Т. Теория политики. М., 2005. С. 5–89.

Мельвиль А. Ю. и др. Политология. М., 2004. С. 37–56.

Политология / Под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова. СПб., 2005. С. 14–48.

Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2001. С. 5–30.

Пугачев В. /7., Соловьев А. И. Введение в политологию. М., 2003. С. 24–47.

Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Гл. 2.

Глава 4 Теории власти

4.1. Основные теоретические подходы к определению природы и сущности власти

Первый шаг к анализу происхождения и сущности власти был сделан натуралистической школой. В рамках натуралистического подхода власть описывается как «исключительно человеческий феномен», не существующий без своего носителя – «естественного человека», и в силу этого – как зависимая от его индивидуальных особенностей как природного существа. Эта теоретическая предпосылка позволяет говорить о том, что сущность власти обусловливается преимущественно особенностями человеческой природы, т. е. присущим человеку от природы, естественным стремлением к доминированию, превосходству и связанными с ними привилегиями. Впервые такой подход к изучению природных свойств власти был представлен в работах Н. Макиавелли, затем продолжен Т. Гоббсом, Ж.-Ж. Руссо и Дж. Локком.

Современные натуралистические интерпретации природы власти рассматривают потребность во власти и стремление к власти, а также связанную с этим жажду подчинить одних индивидуумов и возвыситься над другими неотъемлемым свойством человеческой природы, присущим субъектам политико-властных отношений. И действительно, человеческий мотив, свойства человеческого «материала», индивидуальные наклонности субъектов власти всегда играли важную роль в политической истории, когда в соответствии со сложившимися правилами политической игры или вопреки им, люди вступали в борьбу за свои выгоды, привилегии и статусы. Из вышесказанного можно сделать ряд выводов.

Во-первых, власть понимается здесь как свойство человеческой природы: «сущность власти – в самих индивидах» (А. Берль). Причем специфические черты индивидуума как субъекта власти находят свое преломление и в организации власти, которая функционально может проявлять себя и как сила, принуждающая или побуждающая объект власти к подчинению. Во-вторых, естественная человеческая страсть к власти и славе интерпретируется в рамках данного направления как главный закон, объясняющий социально-политический процесс. Именно поэтому обе страсти (стремление к власти и стремление к славе) должны стать предметом тщательного научного исследования (Б. Рассел). В-третьих, исторический опыт, современные антропологические и психологические исследования позволяют утверждать, что стремление человека к доминированию и к власти по-прежнему остается одним из основных механизмов ее самовоспроизводства. Индивидуальный аспект природы власти играет существенную роль, особенно в тех обществах, где налицо кризис власти, где «власть открыта для всех», где она «продается и покупается» и где отсутствуют такие социальные ограничители, как закон, мораль, традиция.

Натуралистическую теорию развивает и дополняет поведенческий (бихевиоралистский) подход. Традиционно стремление к доминированию как проявление жизненных характеристик человека представляется в качестве актуализации некоторого изначально волевого устремления, придающего политический смысл любому политическому акту. Таким устремлением бихевиористы считали достижение и использование власти. Стремление к власти как свойство человеческой психики и сознания становится определяющей формой политической активности человека, исходным пунктом и конечной целью его политического существования (Ч. Мерриам, Г. Лассуэлл, Дж. Кетлин и др.). Поэтому эмпирический анализ поведения людей в сфере политики стал главной исследовательской установкой бихевиористов.

Однако сегодня в теоретическом плане наибольший интерес представляют созданные в рамках данного направления три концепции власти: силовая модель власти, рыночная модель власти и игровая модель власти. Они в полной мере востребованы и практикой современных демократических обществ.

Идея силовой модели власти содержит, во-первых, методологическую установку: власть рассматривается как преимущественно господствующая политическая воля, реализуемая исключительно посредством принуждения и силы. Аналогия власти с силовым (физическим) воздействием может быть применена здесь к ситуациям, когда в противоборство вступают политические субъекты, в действиях и намерениях которых нет иного содержания, кроме «чистой» воли к власти, страсти или патологической любви к ней. Во-вторых, здесь акцентируется природная и естественная для человеческого поведения доминанта силы и насилия в политико-властных отношениях, истоками которых выступают зачастую низменные, эгоистические, бессознательные, иррациональные мотивы. Без способности власти провести свою волю, добиться подчинения, власть бесплодна (Г. Лассуэл). В-третьих, оправданием такой модели власти служит незыблемость высшего авторитета в политике и его абсолютное доминирование как средства закрепления достигнутого успеха (Дж. Кетлин). Как следствие, возникающие на практике отношения господства-подчинения позволяют достичь максимальной концентрации властной воли, а вместе с этим – и централизации властных решений и всех «внешних» по отношению к объекту влияния органов властного воздействия.

Тем не менее в целом характерная для натуралистической и поведенческой школы силовая интерпретация власти в контексте современной политической практики признается недостаточной, поскольку существенно обедняет реальное бытие власти, принижая значение ее правовых и морально-этических аспектов.

В этом смысле рыночная модель власти нередко оказывается единственно возможной (универсальной) формой рациональной организации человеческих устремлений к власти, которая должна быть освобождена от разрушающих ее «патологических крайностей и извращений» (Ч. Мерриам). Здесь важен «договорный» аспект отношений, из которых следуют особые отношения «обмена потенциалами власти… по образцу товарно-денежных отношений». Как следствие, «политическая арена становится рынком власти» (Дж. Кетлин), т. е. сферой, в которой собственность превращается во власть. Бизнес господствует во всех проявлениях власти (Ч. Мерриам), так что сама власть обретает потребительную стоимость. Она покупается и продается. Она испытывает на себе действие рыночных законов: спроса и предложения, стремления к выгоде, конкуренции и т. д. Здесь возможны как честные, так и нечестные правила игры: нарушение законов, пренебрежение моралью, грубое воздействие силой, подкуп должностных лиц, демагогия, шантаж и пр. На рынке власти заключаются сделки, производится обмен ресурсами и потенциалом власти, идет торговля голосами представительных учреждений (лоббирование), осуществляется раздел сфер влияния… Здесь, наконец, идет самая жесткая конкуренция за наиболее выгодные условия политического влияния, за точки приложения силы и обладание рычагами государственного контроля и управления политическими процессами.

В итоге политический процесс представляется аналогом рынка, где право голоса, например, становится эквивалентом денег, которые можно обменивать на что-то необходимое избирателю. С одной стороны, это рынок, где различные политические силы и партии непосредственно получают доступ к распределению сырья на этом рынке, делают свои ставки, согласовывая свои экономические интересы и цели с возможностями правительства, финансами, бюджетом, налогами.

С другой стороны, рынок – это прежде всего механизм, с помощью которого определяется общественная ценность любого товара, в том числе и такого специфического, как власть. С точки зрения рыночной парадигмы в условиях рынка власть и некоторые ее атрибуты становятся товаром, но товаром специфическим. Только рынок определяет ее «потребительские свойства» и «цену». Т. Парсонс сравнивает власть с деньгами, поскольку она представляет собой определенный «вид ресурсов», и не столько экономических, сколько политических. Г. Лассуэлл и А. Каплан уподобляют власть ограниченному количеству товара, так что, если ее больше у одной партии, у другой должно быть меньше. Если власть перераспределяется, то это «всегда влечет за собой потерю» для той или другой группы. Таким образом, власть интерпретируется и как товар, и как ресурс, и как средство обмена в политике, тогда как сфера политико-властных отношений обретает значение специфического «аналога рынка».

Игровая модель власти призвана подчеркнуть влияние индивидуальных различий участников политического процесса на работу механизмов распределения и перераспределения власти. На политическом рынке субъекты власти различаются не только по «запасам» власти и интенсивности волевого импульса к власти, но и по своим стратегиям поведения: способностям достигать целей, выбирать методы и способы достижения успеха, идти на риск и т. д. Политическая мотивация может приобретать черты психологической игры. Здесь мы видим интерпретацию политического рынка власти как всеобщего «пространства игры», где успех или проигрыш напрямую зависит от субъективных качеств играющих.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что поведенческий (бихевиоралисткий) подход к исследованию власти, продолжая традиции натуралистической школы, уходит от изучения объективных оснований природы власти как социального явления, выделяя в особую сферу научного анализа причины, преимущественно коренящиеся в самой естественной сущности человека.

Дальнейшее развитие представлений о сущности власти находит свое выражение в ролевой теории власти. Здесь акцент сделан прежде всего на правомерности разделения общества на управляющих и управляемых, властвующих и подчиненных. Главная идея заключается в том, что властные отношения рассматриваются как специфический (достаточно сложный) вид человеческой деятельности, предполагающий выполнение определенных ролей в обществе теми или иными социальными группами, особыми сословиями, кастами, профессиями, классами или отдельными индивидами. Выполнение этих ролей обычно предполагает либо особое социальное положение (статус), знания или образование, либо связь с реальным авторитетом отдельных личностей, стоящих на вершине общественной пирамиды, в силу чего они способны влиять, контролировать или управлять делами государства и общества. Исторически главной формой политического взаимоотношения между членами общества была зависимость. В этом смысле сила начальства была и остается первым необходимым элементом политико-властных отношений. Начальствующие и подчиненные здесь – две необходимые стороны властных отношений. «Присвоение чужой воли» и односторонняя зависимость становятся сутью отношений политического господства. Эта суть, возникшая из определенной общественной потребности, находит свое выражение и в природе современной власти: «власть – обобщенное право (начальствующего) требовать выполнения обязательств в интересах достижения коллективных целей» (Т. Парсонс).

Появление реляционистского подхода к власти позволило «объективировать» субъект власти, объяснить его через отношения с другими участниками политико-властных отношений и понять власть как межличностное субъектно-объектное отношение, которое позволяет одним индивидам (субъектам власти) оказывать свое определяющее воздействие, направлять или изменять поведение других (объект влияния).

Главным достоинством такого подхода является стремление акцентировать значение конкретных принципов, методов, способов властного принуждения или влияния. Так, например, концепция «подчинения и сопротивления» (Д. Картрайт, Дж. Френч, Б. Рейвен), развивая идею «сильной» власти, рассматривает власть как право и способность субъекта к принуждению и подавлению сопротивления объекта. Согласно концепции легитимного господства М. Вебера, власть – это демонстрация чужой доминирующей воли, способной заставить другого подчиниться вопреки его собственной воле. Причем основания для подчинения такой власти могут быть различными. Вопрос о мотивации подчинения власти – это вопрос о методах стимулирования политической активности людей как участников политического процесса, и наряду с этим – это вопрос о психологической адаптации политических агентов к друг другу и к непривычным для них условиям политической деятельности.

Концепция «обмена ресурсами» (П. Блау, Д. Хиксон, К. Хайнингс) рассматривает возможность влияния как реализацию потребностей потенциального объекта власти в необходимых ему ресурсах, которыми располагает потенциальный субъект власти. Это значит, что власть проистекает из отношения неравенства взаимодействующих лиц, поскольку «взаимосвязь и взаимное влияние равных сил указывают на отсутствие власти» (П. Блау). В этом смысле данная концепция заключает в себе идею «распределения», «обмена» и «потребления» власти. Реальная власть принадлежит тому, кто имеет возможность влияния, потому что обладает другими необходимыми ресурсами. Концепция раздела зон влияния (Д. Ронг и др.) отличается тем, что рассматривает реальные отношения власти как неравные (асимметричные), но тем не менее взаимно уравновешивающие и дополняющие друг друга путем фактического распределения зон влияния, когда один контролирует поведение другого преимущественно в одних сферах, а другой может делать это в каких-либо других сферах. Понятие «власть интегральная» используется ими для обозначения власти централизованной, забирающей всю инициативу, тогда как понятие «власть интеркурсивная» обозначает баланс отношений власти и разделение сфер влияния между сторонами.

Идея «применения ресурсов», или способов воздействия, находит свое развитие в концепциях М. Роджерса и Э. Этзиони. В процессе политической деятельности субъекты власти используют «инструментальные» ресурсы, т. е. необходимые в условиях политического производства средства умножения силы и влияния. Эти ресурсы власти можно разделить на утилитарные, принудительные и нормативные. Утилитарные (например, материальное вознаграждение) используются как средство подчинения в обмен на какие-либо иные материальные блага или вознаграждение. При применении принудительных ресурсов подчинение достигается методами устрашения, угрозой наказания и т. п. Нормативные ресурсы используются путем изменения через механизм нормотворчества или путем формирования определенного набора и контроля выбора вариантов предпочтений объекта власти, но никак не путем изменения самой объективной ситуации.

Таким образом, во всех вышеназванных теоретических подходах, представленных в свое время различными концепциями, показаны наиболее характерные и часто встречающиеся интерпретации природы и сущности власти, основанные не на объективной логике самого политического процесса, а преимущественно на его субъективной составляющей. Поэтому основное внимание в них уделяется человеческому (личному) фактору политико-властной деятельности, свойствам и личным качествам субъектов власти.

4.2. Коммуникационный подход в исследовании политической власти: смена парадигм в информационном обществе

Современная информационная революция диктует новую информационную парадигму в изучении политических явлений. Под влиянием информационных технологий меняются и политические институты, политические отношения, формы политического воздействия на общество и общественное сознание, а также способы постижения политических реалий.

По причине этих изменений управление информационными потоками и информационными технологиями становится главным рычагом политической власти, а искусное управление информацией политической определяет успех будущего политического развития.

В рамках коммуникативного подхода политическая власть интерпретируется не столько как ограниченная во времени и пространстве некоторая субстанция влияния, подчинения, силы или отношения, сколько как особая разновидность социального взаимодействия политических субъектов, а также как специфическая форма социальной коммуникации между субъектами и объектами политической деятельности, связанной с получением, хранением, воспроизводством и трансформацией политической информации с целью выработки адекватных или неадекватных политическим ценностям общества решений.

В рамках данного направления в исследовании природы политической власти прежде всего следует выделить онтологическую концепцию Ханны Арендт. По ее мнению, понимание коммуникативности социальной реальности и ее политической сферы возможно лишь в рамках онтологического подхода, поскольку только такой подход в состоянии затронуть основополагающие, сущностные стороны и аспекты сферы политической власти.

Онтологические (т. е. вытекающие из самой бытийности) подходы к изучению власти основаны на понимании того, что в современном цивилизованном обществе политическая власть не только не совместима с насилием, но, напротив, выступает результатом и прямым следствием процессов непосредственного взаимодействия людей, живущих в согласии и поддерживающих существующие политические институты всенародно и публично. Онтологическую концепцию власти X. Арендт строит на утверждении, что «свобода – суть бытия политики, бытие политики заключено в свободе действовать». Мир политики – это вовсе не мир насилия (поскольку насилие разрушает подлинный мир), политика – это действие на основе убеждения. Действуя свободно, индивиды образуют свой специфический мир, т. е. политическую сферу общества. Именно в ней индивид обретает свое собственное бытие, которое не может быть не чем иным, как политическим бытием. Вместе с тем всякое действие подлинно свободно, поскольку протекает между людьми без связи с вещами, которые, в свою очередь, обладают обусловливающей властью над людьми. Именно это положение рассматривается как основополагающее условие конструирования политической сферы общества. По мнению X. Арендт, люди как свободные и равные участники творят власть совместно, сообща именно благодаря своим коммуникативным действиям, способностью к пониманию и взаимодействию. Поэтому и сам институт власти соответствует человеческой способности действовать совместно, сообща и в согласии[44]. Власть возникает тогда, когда у индивидов возникает потребность объединиться, жить и действовать вместе в единении и согласии.

Коммуникативная парадигма власти, сформулированная X. Арендт и востребованная современным информационным обществом, выдвигает требование совместимости силы и права, при этом предполагается, что сила и право не идентичны друг другу. Общий вывод, который можно сделать в рамках предложенного X. Арендт онтологического анализа власти, таков: в современных демократических условиях некоторые жизненно важные решения принимаются или под определяющим воздействием особо влиятельных и авторитетных лидеров в политике, или в результате заинтересованного, доверительного, партнерского взаимодействия всех участников политического процесса (консенсус), или в результате достижения взаимных уступок (компромисса) между ними.

Концепция средств коммуникации в качестве основания теории власти находит свое развитие и в работе немецкого социолога Никласа Лумана, который поставил перед собой задачу исследовать феномен власти как символически генерализированное средство коммуникации современного общества.

По его мнению, политическая власть является ядром (жизненным центром) любой политической системы, а политическая система, в свою очередь, интегрируется в общество при помощи коммуникации, которая организует функционирование политической власти.

В связи с этим немецкий социолог дает соответствующее разъяснение. Политическая власть – это не просто коммуникация, а «важнейшее средство коммуникации в обществе»[45], которое зиждется на таких имманентных свойствах коммуникации, как избирательность и информативность. Наряду с этим власть – это социальный феномен, который имеет собственные атрибутивные качества: специализацию, символичность, обобщенность и легитимность. В свою очередь, природа информационных процессов, обеспечивающих работу политической власти, заключается в том, что в ходе деятельности, взаимного общения и взаимодействия субъектов политических отношений происходит неограниченный во времени и в пространстве процесс воспроизводства и трансформации информации, кодированной в определенном языке, поступающей в управляющие органы института политической власти и обратно. К языку информационного взаимодействия в сфере политических отношений обычно относят не только знаки, символы и атрибуты конкретных политических объединений (политических групп и партий), но и разного рода тексты, документы (указы, законы и постановления властных структур, манифесты и т. п.), идеологические мифы и психологические стереотипы, а также иные разновидности средств политической коммуникации.

Согласно Н. Луману, политическая власть опредмечивается (материализуется) и распредмечивается в языке. Именно язык обеспечивает самостоятельное существование коммуникации и сознания. Сознание принимает селекцию власть имущего, транслируя ее дальше, говоря «да» тому, кто обладает властью, пусть даже начальные условия изменились или совсем сошли на нет. Власть, таким образом, определяется как «временная генерализация», поскольку устранены инициировавшие ее события. Властитель нужен подчиненному лишь для того, чтобы через него проводить свои решения.

Н. Луман полагал, что использование власти еще не конституирует единства политической системы. Поэтому он обращается к понятию «государство», которое обеспечило бы дополнительную мотивацию и интеграцию политической системы. Государство у Лумана – это самоописание политической системы, функция которого заключается в том, чтобы обеспечить независимость политической системы от самой власти, от суждений со стороны ее конкретных инстанций.

Н. Луман выделяет три основных типа: 1) государственность, основанную на контроле за применением физического насилия на конкретной территории; 2) государственность, основанную на принципах конституционности, различения государства и гражданского общества и примата различных интересов; 3) современную государственность, ставшую подсистемой политической системы общества, с разветвленной и организованной сетью политических партий и общественно-политических объединений.

Таким образом, согласно концепции Н. Лумана, современная политика – это способ принятия решений, и решений обязательно коллективных. Процесс реализации принятых коллективных решений в рамках любой социальной системы возможен только как процесс обозначения решений. Само же обозначение вне коммуникации просто невозможно, поэтому любое «коллективно-обязывающее решение» воспроизводит именно коммуникация, и наоборот.

Концепция коммуникативной рациональности власти Юргена Хабермаса призвана дать объяснение генезису социального действия как рационального действия. По его мнению, это означает, что человеческое общество создано ради рационализации действий людей, ради их общения и интеракции. Члены каждого конкретного общества как участники процесса коммуникации пытаются достичь взаимопонимания и рационального согласия. Предназначением концепции «коммуникативной рациональности», по мнению Ю. Хабермаса, выступает описание процессов «жизненного мира».

Однако главным здесь является не столько рассмотрение динамики общества в его «двойной перспективе системы и жизненного мира», сколько раскрытие особенностей функционирования «процесса коммуникативного воспроизводства» самого жизненного мира.

В связи с этим предметом изучения становятся не только общие черты власти как вида политического господства, но и специфические характеристики двух ее типов: коммуникативного и административного. Следует различать власть, рождающуюся в процессе коммуникации и административно применяемую власть[46]. Власть, рождающаяся в коммуникации, – это такая власть, которая существует в границах «жизненного мира», а власть, административно применяемая, – это власть, присущая системе. Так, к общим чертам власти он относит: принудительность и обязательность; инструментальность и деперсонализацию; управление всеми сферами жизни общества. К специфическим характеристикам коммуникативного типа власти принадлежат: «программированная законами саморегулированность»; децентрализация и опосредованность функционирования; спонтанность протекания; легитимация; способность к ограничению исполнительской функции административной власти; институционализация общественного мнения; формирование и принятие решений; участие в создании и оформлении правового демократического государства.

К характеристикам административной власти относятся соответственно: централизация и концентрация управления «сверху»; навязывание принудительной легитимации и отсутствие нормативной легитимности; формирование поведения электората; создание структур и институтов исполнительной, законодательной и судебной власти.

Становление демократического правового государства невозможно как без институционализации процессов коммуникативного воспроизводства, так и без институционализации процесса легитимности. Для этого коммуникативная власть должна полностью освободиться от оков административного управления и стать для самой себя «производительной силой». Поскольку административная власть не может ограничить самое себя, ее надлежит ограничить властью тех, кто взаимно принимает на себя интерес других.

Согласно Ю. Хабермасу, действенность любой политической системы зависит от того, насколько она опутана и пронизана сетями коммуникаций, контроля и управления.

Таким образом, политическая власть рассматривается здесь как «одна из важнейших подсистем политики, один из важнейших механизмов ускорения процессов развития социальной системы»[47], как динамичная коммуникативная система, базирующаяся на процессах хранения и передачи информации.

Возникают и еще вопросы: в каких материализованных и идеальных формах внутри коммуникационного процесса хранится, циркулирует и передается сообщаемая информация и какие типы коммуникации могут быть здесь задействованы? На эти вопросы отвечает американский исследователь Карл Дойч, основываясь на своей информационно-коммуникативной концепции власти.

К. Дойч выделяет два главных типа и, соответственно, две модели коммуникации: непосредственную, или «лицом к лицу», и опосредованную, т. е. массовую[48]. Хранение, циркуляция и передача информации происходит внутри политической системы в образах, символах и в «образцах», или «рисунках». Коммуникативная техника передает сообщаемую информацию в форме сравнительно сложных образцов. Сообщаемая информация, передаваемая коммуникативной техникой, именуется просто «сообщением», причем каждое сообщение есть тот или иной воспроизводимый символ (=образец), так или иначе отражающий изменения, которые происходят в государстве. К. Дойч подробнейшим образом исследует сущность и типологию политических образов и предлагает собственную классификацию их. Он предлагает шесть типов политических образцов (символов): 1) абстрактные символы, такие как слова, идеи, лозунги, литературные произведения, песни и т. п.; 2) изобразительные символы, такие как цвета, флаги, статуи, церковные реликвии, исторические объекты, здания, животные, цветы и др.; 3) персонифицированные символы, такие как герои, короли, лидеры, святые, поэты или пророки; 4) символические места, такие как столицы, исторические города, поля сражений, гробницы, центры паломничества, надгробные памятники мученикам, места для театральных действ и др.; 5) символические организации или институты, такие как конгресс, священный синод, политические партии, законодательные органы, верховный суд, университеты, бюрократические институты и военные учреждения; 6) религиозные символы. Все они указывают, согласно К. Дойчу, на непреодолимость и всеподавляющую силу власти, на ее абсолютность. В то же время политические символы обогащают человеческую память и социальную память тех сообществ людей, которым они в данный момент служат и будут служить в будущем. Своим бытием системы политических символов передают информацию о далеком прошлом в настоящее при помощи каналов непосредственной и массовой коммуникаций. Таким образом, согласно теории К. Дойча, политическая власть как коммуникативная система, основывающаяся на процессах хранения, циркуляции, передачи и воспроизводства сообщаемой информации, может самовоспроиз-водиться только в определенных политических символах, политических образцах или политических ценностях[49].

Коммуникативный подход в изучении власти находит свое развитие и в концепции власти Толкотта Парсонса.

Социальная интеграция и социальная целостность системы, по мнению Парсонса, поддерживаются только благодаря взаимообмену социальной информацией между ее элементами и функционированием системы обобщенных (генерализованных) средств, одним из которых является власть. Он рассматривает политическую власть, с одной стороны, как способность коллективно формулировать и принимать допустимые и легитимные для общества решения, а с другой – как «символически обобщенное генерализированное средство», функционирование которого возможно только в коммуникативном акте[50]. Политическая власть – это и язык, и средство, и компонент коммуникативного акта. Власть как информационное сообщение вышестоящего звена нижестоящему звену своего решения, которым будет обусловливаться его действие в единстве с приказом (т. е. повелительным компонентом власти), способствует приведению в движение всей сложной системы отношений и поведения индивидов в любом политическом процессе. Поэтому принятия политических решений или иные сложные коммуникативные процессы могут эффективно действовать только при условии жесткого кибернетического контроля, осуществляемого институциональными структурами[51].

Именно к таким институциональным структурам относится политическая власть. Власть вообще есть «институционализация влияния и ценностной системы», а политическая власть – это и сложный фактор детерминации социальных событий, и форма политической институционализации, в которую входят легитимация и руководство. Согласно Т. Парсонсу, политическая власть – это не только способность конструировать решения, основанные на коллективности, но и такой способ социального действия индивидов, который обязательно обусловливается наличием публичного интереса. Только в этом случае о власти можно говорить как о предельно общем политическом институте[52].

4.3. Социокультурный подход в изучении природы политической власти: основные парадигмы

Этот подход вполне оправдан, если исходить из понимания явлений социально-политической действительности в их культурно-историческом единстве, целостности и взаимосвязи. В методологическом плане социокультурный подход призван связать в единое целое ряд актуальных проблем, касающихся природы и сущности политической власти, ее материальных, психологических и духовных оснований, свойств, форм и образов, способов и принципов политического господства, влияния, управления и подчинения применительно к реалиям современного общества, рыночной экономики и новым правилам цивилизованного демократического государства[53].

Следуя логике этого подхода, можно выделить три наиболее важные парадигмы научного анализа феномена власти в современных демократических обществах.

Прежде всего, это экономический анализ (парадигма) объективных (материальных) оснований политической власти. Любые изменения в средствах и способах управления, характер принимаемых политических решений, продолжительность функционирования тех или иных властных структур, изменения формы или типа власти находятся в определенной зависимости от состояния экономики. Экономический анализ показывает, что не только формы собственности, но и принципы производства, организации труда и управления, использование материальных ресурсов, отношения распределения и обмена как важнейшие составляющие экономической системы общества, а также уровень благосостояния народа, национальное богатство способны непосредственно определять характер и формы поведения самой власти, повышая или снижая ее дееспособность, целесообразность и эффективность, а вместе с ними – и реальный авторитет (легитимность власти) в глазах общества.

Использование методов социопсихологического анализа (парадигмы) власти дает возможность выяснить соотношение мотивов властвования и подчинения, которые формируются в сфере психологии восприятия реальной действительности. В рамках данной парадигмы выделяется и особо подчеркивается значение «состояний массового сознания»: «состояния умов», «господствующих настроений и ожиданий», «социально-психологических установок», массовой ориентации и конкретной направленности сознания и психики участников политического процесса и их определяющего воздействия на процессы выработки и реализации тех или иных политических решений.

Культурологический анализ (парадигма) важен в исследовании особенностей современной политической власти, которые сложились под влиянием той или иной системы социальных норм и ценностей, правовых и нравственных принципов, традиций конкретной исторической культуры, стереотипов восприятия общественного предназначения института власти, что позволяет говорить о доминировании гуманистических представлений о власти в современной политической теории.

Все обозначенные грани исследования феномена современной власти позволяют говорить о реальном бытии власти, которая испытывает непосредственное влияние со стороны не только политических и правовых отношений, но и – прежде всего – производства, отношений собственности, культурных традиций, господствующей морали и верований, общественной идеологии и психологии.

Обобщив многочисленные исследования власти, можно сделать главный вывод. Власть была и остается многогранным, целостным, универсальным явлением человеческой жизни, продуктом (а не только целью, средством) человеческой деятельности. Как общественный институт власть не может не зависеть от общественных факторов и социокультурных императивов общества, его традиций, ценностей и норм, материальной, духовной, правовой, политической культуры общества, в которых она обретает свое прочное основание.

Основные понятия: природа власти, натуралистический подход к власти, бихевиористский подход к власти, ролевой подход к власти, реляционистский подход к власти, коммуникативный подход к власти, социокультурный подход к власти, силовая модель власти, рыночная модель власти, игровая модель власти, социокультурная идентичность власти, социально-психологическая идентичность власти.

Вопросы для самоконтроля

1. По каким направлениям шло развитие взглядов на природу и сущность власти?

2. В чем сущность натуралистического взгляда на природу власти?

3. В чем особенность силовой модели власти?

4. В каких теориях получила свое обоснование рыночная модель власти?

5. Каковы субъективные основания игровой модели власти?

6. Как влияют законы рынка на природу и сущность власти?

7. Как связано политическое бытие власти с социальным окружением?

8. Какова роль социокультурных детерминант в изменении природы политико-властных отношений в современном обществе?

9. Какие факторы определяют формирование новой системы власти в информационном обществе?

10. Раскройте содержание коммуникативных теорий власти.

Литература

Болдридж Л. Страсть и власть / Пер. с англ. М., 1994.

Канетти Э. Масса и власть. М., 1997.

Ледяев В. Г. Власть: концептуальный анализ. М., 2001.

Луман Н. Власть / Пер. с нем. М., 2001.

Механизм власти: 10 лет политической аналитики. М., 2002. Общество и власть: пути партнерства. М., 2005.

Психология и психоанализ власти: Хрестоматия: В 2 т. / Ред. – сост. Д. Я. Райгородский. Самара, 1999.

Тоффлер О. Проблемы власти на пороге XXI века // Свободная мысль. 1992. № 2.

Халипов В. Ф. Кратология (наука о власти). М., 2002.

Халилов В. Ф. Энциклопедия власти. М., 2005.

Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Гл. 3.

Глава 5 Теории политических элит

5.1. Понятие элиты

Социум на каждом этапе своего развития представляет собой широкое поле действия различных закономерностей, которые интегративно взаимосвязаны друг с другом, так как отражают единый, неделимый процесс развития всех сторон общественной жизни. Одной из таких закономерностей является смена политических элит, формирование и функционирование которых накладывает свой отпечаток на развитие социальных процессов.

В классической теории элит существует два подхода к определению ее природы:

1) элитический (фр. elite – лучшее, отборное, избранное) подход, который основывается на понимании элиты как группы, занимающей властные позиции в обществе (концепция «политического класса» Г. Моски).

2) меритократический (лат. meritus – заслуга, достоинство и греч. kratos – власть) подход основывается на понимании элиты как наиболее ценной и продуктивной части общества (концепция В. Парето). В современных же трактовках теории элит преобладает первый подход.

Так что же такое элита в политическом смысле слова?

Согласно современным понятиям, политическая элита – не простая совокупность людей, занимающих высокие государственные посты. Это устойчивая социальная общность, основанная на глубоких внутренних связях входящих в нее политиков, объединенных общими интересами, которые связаны с обладанием рычагами реальной власти, стремлением сохранить на них свою монополию, отсечь и не допустить к ним другие группы, стабилизировать и укрепить позиции каждого ее члена.

Наиболее древним учением об элите можно считать виднейшего китайского мыслителя, политического деятеля Конфуция, провозгласившего идеал высокоморального образованного управленца-бюрократа («благородного мужа», «цзюнь-цзы»). Дальнейшее становление элитарной концепции связано с именами древнегреческих философов Платона и Аристотеля. В этом плане примечательно изображение Платоном в идеальном государстве деятельности философов-правителей, мудрых наставников народа, организаторов общественно-политической жизни полиса.

Своим происхождением современная классическая теория элит обязана итальянской школе политической социологии, открывшей новое направление в исследовании отдельной личности и социальных групп – устроителей государственной власти. С этой школой элитизма связывают научные разработки теорий «политического класса» (Г. Моска), «правящей элиты» (В. Парето), «железного закона олигархии» (Р. Михельс – немецкий социолог, принявший итальянское подданство).

Идентификация этих теорий способствовала формированию общей теории элит под названием «макиавеллистской». Именно Макиавелли, считая человека объектом и субъектом политики, исследует его в системе политических отношений и политических явлений (особенно его борьбу за власть, за социальную силу), разграничивал два типа «политического человека»: руководителя как политически активного типа, нацеленного на приобретение и удержание власти, и руководимого – политически пассивного типа, не заинтересованного в обладании властью.

5.2. Политические идеи основателей современной теории элит (Г. Моска, В. Парето, Р. Михельс)

Систематизированно концепцию элит изложил Гаэтано Моска (1854–1941) в работах «Правящий класс», «Основы политической науки» и «История политических доктрин». Центральным пунктом его теории было убеждение, что замена «метафизических абстракций» («политическое властвование», «демократический мир») научной истиной, в частности в виде теории «правящего класса», позволит очистить и излечить политическую практику. Г. Моска ввел в социологию и политическую науку понятие «политический класс», используя такие производные от него понятия и выражения, как «господствующий класс», «высшие классы», «класс правящих», «организованное меньшинство», «неорганизованное управляемое большинство».

Отправным положением его теории является мысль о том, что во всех обществах, начиная со среднеразвитых и заканчивая просвещенными и мощными, существуют два класса лиц: «политический (управляющий) класс» и «управляемый класс». Поскольку власть не может осуществляться ни одним человеком, ни всеми гражданами сразу, Моска считал, что политическое руководство в самом широком смысле слова осуществляется особым, организованным классом управляющих, правящим меньшинством, которое отличается от большинства масс присущими только ему особыми качествами. Он осуществляет все политические функции, монополизирует власть, получает материальную выгоду от своего положения, т. е. пользуется всеми преимуществами. Другой же класс – класс управляемых — более многочисленный, находится в подчинении. Он управляется и регулируется первым более или менее законным образом. В случае, когда массами овладевает недовольство, они могут влиять на политику класса управляющих, поскольку человек, стоящий во главе государства, не в состоянии управлять без поддержки масс, способных его свергнуть. В случае свержения класса управляющих функции этого класса должно взять на себя другое организованное меньшинство, вышедшее из масс.

Применяя принцип организационного подхода, Г. Моска осуществляет анализ правящего класса. Согласно его теории, правящий класс сохраняет власть благодаря своей высокой организации и наличию структуры. Неоднородный по своему составу, он состоит из высшего, очень малочисленного слоя начальства (ядро элиты) и низшего слоя («средний класс»), выполняющего роль посредника между правящим и управляемым классом. В обязанности среднего класса входит проводить в жизнь решения правящего класса и оправдывать его действия перед обществом. Стабильность политической системы во многом определяется качествами именно этого слоя.

Идеал цивилизации Моска видел в единстве богатства, высшей культуры и труда. В этом единстве объединяются интересы как высших, так и низших слоев. Моска полагал, что в конечном счете здоровье политического организма зависит от уровня нравственности, интеллигентности и активности низших слоев.

Моска выделял три качества, открывающие доступ в политический класс: военную доблесть, богатство, церковный сан. С ними, в свою очередь, связаны три социальные слоя высшего класса: аристократия военная, финансовая и церковная. Однако доминирующим критерием для отбора в политический класс является способность управлять, предполагающая знание национального характера, ментальности народа и наличие собственно опыта управления. В соответствии с человеческой природой правящий класс всегда стремится оправдать свое правление с помощью нравственного или правового принципа либо так называемой политической формулы – сформированного правящим классом режима правления.

Эффективность осуществления властных функций правящим классом, по мнению Моски, во многом зависит от характера законодательных мер и политико-организационных процедур, с помощью которых реализуется власть. В зависимости от принципа передачи политической власти Г. Моска выделяет два типа политического управления: автократический, при котором власть передается сверху вниз, и либеральный, при котором власть делегируется снизу наверх.

В соответствии с концепцией Г. Моски, политический класс нуждается в обновлении. Обществу присущи две абсолютно противоположные тенденции. Первая, аристократическая, ведет к сохранению власти в руках потомков тех, кто управляет, а вторая, демократическая – к обновлению правящего класса из управляемых слоев общества. Он видел три способа такого обновления: наследование, выбор и кооптацию (волевое введение новых членов в правящий класс).

Принципиальная позиция Г. Моски заключалась в следующем. Хотя во всех обществах управляет класс меньшинства, возрастающая мобильность через различные социальные страты делает ряды класса управляющих открытыми для обновления, или циркуляции путем постепенных, умеренных, не радикальных изменений. Если ставить препятствия на ее пути, то циркуляция может произойти вследствие восстания, революции и иных радикальных, насильственных методов.

Главным достижением Моски следует признать его теорию анализа общей природы управления и политической власти, опирающуюся на классификацию социальных индикаторов, которые позволяют изучать разные типы руководящих классов, существующие в условиях различных политических режимов. Эта теория рассматривает государство как структуру, созданную самоорганизованным меньшинством, которое более организованно, чем большинство, а потому способно навязать ему свою волю. Именно в этом организованном управляющим меньшинством государстве и заключается главный механизм власти правящего класса. При этом правящее меньшинство старается узаконить преемственность власти. Социально-политическая концепция Г. Моски предполагает: 1) постоянную дихотомию между управляемыми и управляющими; 2) существование политического класса как результата этой дихотомии, класса, управляющего государственным механизмом; 3) навязывание обществу определенных ценностей, значимых для правящего класса: военной доблести, богатства, культуры, происхождения; 4) социальную мобильность как результат развития общесва и как необходимый механизм циркуляции элит; 5) сплочение политического класса и интеграционных усилий различных элементов, вышедших из среды управляемых; 6) принцип законности, на который опирается политический класс, создающий определенный политический режим.

Главная идея его концепции – переход политической теории от абстрактного догматизма к анализу реальной действительности. Необходимо заметить, что теория правящего класса Г. Моски выходит далеко за рамки собственно политической проблемы, поскольку, согласно ей, вся история человеческого общества есть не что иное, как процесс, сознательно руководимый элитами.

Другой итальянский социолог, Вильфредо Парето (1848–1923), первым ввел в научный обиход термин «элита». Определяя элиту по ее врожденным психологическим свойствам, он считал, что она состоит из тех, кто демонстрирует наивысшее качество или доказал наивысшие способности в своей сфере деятельности. Особое внимание В. Парето уделял мотивам человеческой деятельности. По его мнению, таковыми являются психологические стимулы. Используя психологический подход в анализе общества и политики, ученый объяснил многообразие социальных интересов и статусов психологическим разнообразием индивидов.

У Парето два определения элиты: широкое, охватывающее всю общественную группу людей, обладающих высшими социальными статусами, и узкое, относящееся к правящему классу. Согласно широкому определению, в элиту входят индивиды, преуспевающие в своей области деятельности: «…мы составим класс тех, у кого самые высокие индексы в их сфере деятельности и назовем это элитой». Он разработал критерии принадлежности к элите. Элита, по В. Парето, делится на правящий класс, или правящую элиту, и неправящую элиту, или контрэлиту. Правящая элита непосредственно и эффективно участвует в управлении, ее члены обладают харизматическими свойствами лидеров. Контрэлита – это элита, потенциальная по способностям, личным качествам, но она лишена возможности принимать политические решения.

В. Парето различал два типа элит, которые последовательно сменяют друг друга.

Первый тип – «львы». Для них характерны открытость, решительность в управлении, опора на силовые, авторитарные методы властвования. Они консервативны и поэтому хороши в стабильных ситуациях. Второй тип – «лисы». Они, как правило, используют различные средства манипуляции, хитрость, прибегают к подкупу, раздаче вознаграждений. «Лисы» получают преимущество в условиях нестабильности, переходности, когда требуется прагматически мыслящие и способные к преобразованиям политики. Общество, в котором преобладают элиты-«львы», обречено на застой; общество, где доминируют элиты-«лисы», отличается динамичностью развития. Когда элита становится кастой и превращается в замкнутую систему, она утрачивает способность к управлению и прибегает к насилию, чтобы сохранить власть. Стабильность же в обществе может быть обеспечена при равном притоке в элиту лидеров первого и второго типов. Принадлежность к элите не наследуется, так как далеко не всем детям передаются выдающиеся качества их родителей. Поэтому постоянно происходит замена старых элит новыми, которые чаще всего составляют выходцы из нижних слоев общества. Эти изменения необходимы, так как прежние элиты со временем теряют свои качества. Наиболее важное историческое явление, по Парето, – это жизнь и смерть правящего меньшинства. «История – кладбище аристократии» (аристократией он иногда называет элиту). Всемирная история – это прежде всего история преемственности привилегированных меньшинств, которые в ходе непрерывной циркуляции зарождаются в нижних слоях общества, достигают высших слоев, расцветают, а затем приходят в упадок.

Теорию циркуляции элит В. Парето изложил в «Трактате всеобщей социологии». Согласно его концепции, «циркуляция элит» – непреложный закон общественной жизни. Каждый тип элит обладает лишь ограниченными преимуществами и не удовлетворяет всем требованиям руководства и управления обществом, поэтому сохранение социального равновесия требует постоянной смены элит, осуществляемой с помощью насилия. Обществу необходимы три способа ротации элит: 1) введение кандидатов в элиту, при обычных обстоятельствах являющихся революционерами; 2) выборы из этой же среды наиболее одаренных; 3) отстранение или ссылка тех, кто в данный момент входит в элиту.

Г. Моска и В. Парето оспаривали первенство создания концепции циркуляции и обновления элит. Современные исследователи признают приоритет первого в этом вопросе. Г. Моска, по существу, признавал циркуляцию классов и элит. Старый класс может быть заменен новым. Новые группы могут получить доступ в класс управляющих, чьи ряды открыты. В. Парето же полагал, что положение в классе управляющих не обязательно определяется интеллектом и моральными качествами индивидов. Важнее появление новых интересов и групп, например при открытии нового источника богатства в обществе, что может привести к перемещениям в самом классе управляющих.

Критически настроенные плюралисты полагают, что элитарные теории недооценивают силу политической системы, опирающейся на выборы, и гражданское участие. Доктрина элитизма способствует развитию тенденции, направленной на сосредоточение власти в руках централизованной бюрократии, оправдывая при этом экономическую мощь привилегированных классов. Такая критика привела Р. Даля и других плюралистов к принятию концепции власти без какого-либо упоминания о правящей элите и классе управляющих.

Теория «железного закона олигархии» Р. Михельса.

Немецко-итальянский социолог и политолог Роберт Михельс (1876–1936) был одним из идеологов партии Б. Муссолини. Правомерность элитизма он обосновывал в своей главной работе «Политические партии. Очерк об олигархических тенденциях демократии».

Р. Михельс считал, что демократия невозможна, она ведет к олигархии, становится ею. Причины этого кроются, во-первых, в сущности человека; во-вторых, в сущности политической борьбы; и, в-третьих, в сущности организаций. Поведение господствующего класса в условиях демократии во многом определяется воздействием массы на политический процесс. Понятие «массы» у Р. Михельса имеет психологическое значение и трактуется как совокупность психических свойств массового обывателя: потребности в руководстве, некомпетентности, чувстве благодарности вождям и т. д. Поэтому массы неспособны к самоорганизации и не могут самостоятельно управлять.

Среди групп, претендующих на власть, наиболее эффективными оказываются те, которые обеспечивают себе поддержку со стороны этих «масс». Однако процесс организации масс приводит к иерархии власти. Для руководства организацией необходимо наличие профессионально подготовленных для этого людей, т. е. аппарата. Он придает устойчивость организации, но вместе с тем вызывает изменения организационной массы.

Процесс организации неизбежно делит любую партию на руководящее меньшинство и руководимое большинство. Это меньшинство имеет тенденцию противопоставлять себя рядовым гражданам, оно отрывается от масс, образуя более или менее закрытый круг. В таких условиях суверенитет масс оказывается иллюзорным. Так действует «железный закон олигархии» Р. Михельса.

Сама политическая элита, по мнению Р. Михельса, является продуктом национальной психики. В структуре господствующего класса он выделил три самостоятельных элемента: политический, экономический и интеллектуальный. В различных исторических условиях реальную власть может осуществлять политико-экономический, политико-интеллектуальный или волевой политический класс.

Эта теория не признает самостоятельной роли личности в политике, способности масс влиять на власть. Переход от демократии к олигархии неизбежен, ибо функции народных масс сводятся к замене «своих господ» и «формированию правительства». То есть Р. Михельс отвергает главенство идеи демократизма в сфере управления. Демократия – это фикция, так как все выражения типа «господства массы», «народное правительство» и т. д. выражают только принцип, но не действительное состояние. Однако впоследствии основные положения теории элитизма были развиты в новых социальных условиях.

В концепциях элит Г. Моски, В. Парето и Р. Михельса можно выделить общие положения:

1. Признание элитарности любого общества, его разделение на привилегированное властвующее меньшинство и пассивное большинство.

2. Высокая групповая сплоченность.

3. Особые психологические качества элиты. Принадлежность к ней связана, в первую очередь, с природными дарованиями и воспитанием.

4. Взаимоотношения элиты с массой – это взаимоотношения господства и подчиненных.

5. Смена элитных группировок.

Большой вклад в развитие теории элит внес немецкий философ, социолог и историк Макс Вебер (1864–1920). Прежде всего это относится к веберовской теории бюрократии.

Бюрократия, по Веберу, – особенность не только западных обществ. Египет периода Нового царства, китайские империи, Римская католическая церковь, европейские государства – все они имели свою бюрократию наподобие той, какая сохраняется на крупнейших современных предприятиях. Она определяется, по мнению Вебера, несколькими структурными признаками. Это постоянно действующая организационная структура, в которой сотрудничают многочисленные индивиды, и у каждого из них – свои особые функции. Бюрократ выполняет свои профессиональные обязанности, независимо от личностных качеств Бюрократическая система обеспечивает всем, кто в ней задействован, определенное правилами вознаграждение, что требует от нее наличия собственных средств. Вебер очень тщательно изучал бюрократию. Бюрократ – олицетворение элитарной системы.

5.3. Современные элитистские теории и их классификация

В современных элитистских концепциях разрабатываются идеи плюрализма и конкуренции элит в условиях демократического общества. Современные элитисты понимают необходимость учета общественных интересов народа, однако подчеркивают, что и выразителем этих интересов, и их гарантом выступает все же элита: демократия – это власть народа, но ответственность за выживание демократии лежит на плечах элиты, элита должна править, чтобы власть народа выжила.

Существует точка зрения, что власть в современном обществе институализирована. Среди ее «институтов» три занимают стержневое положение: политический, экономический, военный. Существует не единый руководящий класс, но множество руководящих категорий: священники и писатели, ученые и партийные идеологи, военные и политические начальники, владельцы и управляющие средствами производства, руководители профсоюзов и политических партий, функционеры высшего звена, держатели административной власти.

По каким признакам современные политологи и социологи определяют властвующую элиту? Ныне можно говорить о нескольких основных подходах к ее определению: статусно-функциональном, социально-классовом, ценностном, социокультурном.

Сторонники статусно-функционального подхода главным признаком властвующей элиты считают социальный статус человека, его место и роль в системе властных структур, в принятии решений и реализации управленческих функций. Элита, в их понимании, это люди, обладающие высоким социальным положением в обществе и благодаря этому влияющие на социальный процесс (К. Дюпре); это наивысший социальный слой, меньшинство населения, которое принимает важнейшие решения в обществе и правит большинством (П. Шаран); это специфические властно-политические группы, которые представляют исполнительную властно-политическую часть правящего класса (М. Нарта); это лица, пользующиеся в обществе наибольшим престижем, богатством (Г. Лассуэл); это меньшинство, осуществляющее наиболее важные функции в обществе, имеющее наибольший вес и влияние (С. Келлер).

Сторонники социально-классовой модели подходят к определению элиты с точки зрения непримиримости антагонистических классовых позиций и неизбежности конфронтационности элитных слоев и структур. Причем двигателем и внутренним источником их борьбы является несовместимость классовых интересов и потребностей. Гармония и справедливость могут быть достигнуты лишь при условии перехода власти к эксплуатируемым массам и установлению диктатуры пролетариата. Один из таких сторонников – В. Ленин. Его вывод о том, что непременным условием победы социалистической революции и построения социализма является наличие во главе политической системы узкой, крепкой, профессионально подготовленной «организации профессионалов-революционеров» ставит его в ряды «элитистов-революционеров», элитой для которых выступает группа партийцев-профессионалов, играющая ведущую роль в совершении политического переворота, захвата власти и осуществлении радикальных преобразований.

Сторонники ценностного подхода определяющим признаком элиты считают духовный аристократизм, личностное превосходство одних людей над другими, стиль властвования, антропологические особенности. X. Ортега-и-Гассет относит к элите тех, кто обладает наивысшим чувством ответственности. Г. Шредер видит в элитарных слоях меньшинство, связанное общей социальной ответственностью. Т. Корбет относит к элите избранных людей большого ума и сильного характера, образованнных и имеющих досуг, которых лишены другие люди.

Сторонники социокультурного направления полагают, что политическую элиту характеризуют высшее социальное положение ее членов, максимально возможные властные полномочия и совпадение главных целей, интересов и ориентации, групповое мышление, общность воли и духовно-нравственных качеств, однонаправленность вектора карьерных устремлений, часто – сходство вероисповедания. Как писал М. Джилас, элита может постепенно превратиться в касту, строго блюдущую свои групповые интересы, облеченную самыми высокими полномочиями, имеющую непосредственное отношение к принятию стратегических решений, оказывающих реальное влияние на трансформацию политического строя, успешно осуществляющую свою волю, даже если этому сопротивляется оппозиция.

Американский политолог Чарлз Райт Миллс в работе «Властвующая элита» (1956) дал общий анализ элиты США середины XX в., подведя под него теоретическую базу. Он определил элиту как группу статусов и стратегических ролей. Власть в современном обществе институционализировала наиболее значимые, по мнению Р. Миллса, институты – политический, экономический и военный. Между ними складываются тесные отношения солидарности, взаимной поддержки и обмена. Такой характер отношений обусловлен совпадением их объективных интересов в обеспечении стабильности и прогрессивного развития общества. Согласно его концепции, в Америке ряд лиц обладает огромной властью, которой лишены все остальные; эти лица все более превращаются в самоувековечивающуюся элиту; их власть становится все более неконтролируемой и безответственной; принимаемые ими решения, основанные все чаще на «военной дефиниции реальности» и «безумном реализме», сориентированы на аморальные цели.

Ч. Миллс исследовал вертикальную и горизонтальную структуры власти в Соединенных Штатах. Вертикаль власти состоит из элиты, находящейся на вершине социальной пирамиды, групп особых интересов – на среднем уровне и народных масс. Горизонталь власти составляют три группы властвующей элиты: представители руководящих политических и бюрократических структур, высшие корпоративные руководители и высокопоставленные военные деятели. Эти группы связаны общими интересами, например корпоративными интересами в области вооружений.

Критика выдвинутой Миллсом теории структуры власти ведется как с либеральных, так и с радикальных позиций. Либералы призвали Миллса сосредоточиться на анализе решений, так как, по их мнению, в этом случае прояснилось бы, что решения властвующей элиты, в конечном счете, играют на пользу обществу. Радикалы считали, что Миллсу следовало бы связать институты и лидеров с социально-экономическими классами, а он, по их мнению, не довел свой анализ до конца.

Другие исследователи сосредоточили свое внимание на механизмах осуществления власти. Это стимулировало возникновение инструменталистской теории правящего класса. По мнению этих исследователей, государство становится инструментом в руках класса управляющих и позволяет этому классу господствовать. Исследования структуры власти подтверждают, что такой класс существует, прежде всего, в классовом обществе и выявляют прямые личные связи между классом управляющих и государственным аппаратом. Иногда изучаются действия и природа класса управляющих, дается описание механизмов, связывающих этот класс с государством, а классовые интересы увязываются с государственной политикой.

Если Ч. Миллс обратил особое внимание на некоторые аспекты дифференциации и интеграции элиты США, то Уильям Домхофф подробно исследовал американскую элиту и систему управления. В своей книге «Кто управляет Америкой» (1967) и в монографии «Высшие круги: правящий класс в Америке» (1970) он пытался использовать некоторые из посылок Миллса. Эмпирическим путем он пришел к выводу, что правящий класс США контролирует корпоративную экономику, т. е. в американской жизни имеет место не «революция менеджеров», приводящая к власти новую контрэлиту, а сравнительно единая корпоративная элита. С помощью ряда интервью он продемонстрировал существование взаимодействия в национальной структуре власти, У. Домхофф доказал единство различных институтов властвующей элиты. Лица, возглавляющие корпоративный мир, задействованы в одних и тех же фондах, политических партиях, гражданских объединениях. По его мнению, концепция властвующей элиты – соединительное звено между плюралистическими и радикальными позициями. Он рассматривал стоящий у власти правящий класс в рамках расширенной концепции элиты. Домхофф исследовал общественные институты высшего класса с помощью сопутствующего, репутационного и позиционного методов анализа[54]. С помощью этих методов У. Домхофф не только выявил состав высшего класса, но и представил его как правящую элиту, т. е. «стоящий на вершине социальной пирамиды класс».

В ответ на критику в том, что его работа носит инструменталистский характер и ограничена выявлением связей между занимающими высокое положение лицами, У. Домхофф утверждал, что он не инструменталист, но вместе с тем признает, что его подход позволяет рассматривать правящий класс в статике, одномерно, а не в динамическом и диалектическом взаимодействии нескольких классов.

Французский политолог Р. Ж. Шварценбергер свои представления о современной элите как замкнутой системе изложил в работе «Абсолютное право». По его мнению, эта каста состоит из политиков, высшей администрации и деловых кругов. Она полностью контролирует власть, формирует правительство, управляет государством, руководит крупными корпорациями и банками. Франция не придерживается принципа разделения властей так, как это трактуется в англо-саксонском мире, поэтому элита и представляет собой единый класс; власть имеет олигархический характер. В результате в стране сложилась сплоченная и разносторонняя элита, которая монополизировала власть в политическом, административном и экономическом секторах.

По мнению М. Джиласа, автора концепции «нового класса», после социалистических революций к власти приходит новый политический класс, который состоит из бывших революционеров и государственной бюрократии. Основа класса – коммунистическая партия. Природа нового политического класса не экономическая, как в западных странах, а политическая. В свою очередь, обладая монополией на политическую власть, этот класс подчиняет себе национальную собственность.

Современную элиту можно классифицировать в зависимости от содержания, стиля политической деятельности и механизмов ее формирования следующим образом.

Тоталитарная и авторитарная элита. Она унитарна по качественному составу кадров и ценностным ориентациям, закрытая по механизмам формирования, монопольная по идеологическим установкам и конфронтационная по стратегии и тактике идейно-политической борьбы. Для ее представителей характерны безответственность и карьеризм, видимость идеологического единства и круговая порука, практическая изолированность от других слоев общества. Когда правит такая элита, в обществе доминирует единый образ мышления, основанный на единой идеологии, которую правительство насаждает в массах. Общество становится как бы зомбированным. Процветает коррупция и бюрократия. Пресекается инакомыслие. При такой элите существует как бы хозяин, а его окружение преданно выполняет его требования и прихоти.

Либеральная. Элита демократического разделения власти. Чаще всего унитарная по качественному составу кадров и их ценностным предпочтениям, но в то же время открытая по формам и принципам формирования своих рядов. Характеризуется наличием господствующей идеологической концепции. Отличительная черта либеральной элиты – гибкость. Она в меру консервативна и в меру либеральна.

Доминантная. Элита плюралистическая и мобильная по своему кадровому составу, открытая по механизмам рекрутирования в свои ряды, доминантная по идеологическим установкам и консенсусная по формам и методам политической деятельности. Такая элита характерна для переходного периода становления открытого демократического общества. Ей присущи перспективность и конструктивизм, либерально-демократические воззрения, смелость и самостоятельность.

Плюралистическая. Элита с сильной законодательной, исполнительной и судебными ветвями власти. Эта элита цивилизованного демократического государства.

Развитие теории элиты на концептуальном уровне в современном отечественном обществознании, по сути дела, только начинается. Каждый, кто сегодня работает над этой проблемой, непременно сталкивается с серьезными трудностями методологического характера. Теоретические разработки с позиций классиков марксизма-ленинизма уже не могут быть основой для изучения вопросов стратификации современного общества, закономерностей политической борьбы, особенностей и противоречий функционирования властных структур, политического лидерства, конкретных социальных технологий.

5.4. Особенности политической элиты современной России

Россия пережила много потрясений и сменила множество типов устройства общества – от тоталитаризма до современной демократии авторитарного типа.

В советский период к правящей партии примкнула большая группа карьеристов и проходимцев, которая прямо или косвенно дискредитировала новое государство. В этот период высшая политическая элита состояла из двух частей: формальной и реальной элиты. Первая представляла собой депутатов Советов различного уровня, избранных для создания видимости представительности различных групп населения в законодательных органах. Вторая, включающая и депутатов и чиновников, состояла из людей, реально участвующих в выработке и принятии решений. Как формальная, так и реальная политические элиты формировались под контролем партийных структур. Собственно, они и составляли действительно реально властвующую элиту.

Элита, состоящая из двух основных частей, – политиков и бюрократов, избираемых и назначаемых, закрепляется у власти в период 1990–1992 гг. Многие публицисты считают, что правящая элита действовала сознательно и целенаправленно, разрушая старый режим с целью узаконить свое экономическое господство, воспользовавшись демократическим движением.

За годы реформ сложилась новая политически влиятельная группа, не входящая в состав собственно властных структур. Это – субъекты экономики: собственники, совладельцы, руководители, члены правлений, другие ответственные работники крупных экономических организаций, таких как совместные и российские корпорации, компании, банки, фонды, ассоциации, акционерные общества, прочие негосударственные и государственные предприятия различных отраслей, иначе говоря, – финансово-промышленные группы (ФПГ), которые можно считать частью политической элиты с точки зрения «результативного» подхода.

Основные социальные характеристики правящей элиты России 1990-х гг. – доминирование групповых и личных интересов над гражданскими; отсутствие идеологии, общих целей и приоритетов политики; острая внутригрупповая конкуренция, превращающая элиту в наиболее конфликтную социальную группу общества; глубокая дезинтеграция между правящей элитой и населением страны.

Ситуация в России слишком сложна, а ответственность элиты слишком велика, чтобы рассматривать эти черты как «трудности роста». Общество заинтересовано в стабильной и ответственной элите.

Позитивные изменения можно связать с действием двух факторов. Первый – это смена поколений в самой элите. В период социально-политических изменений появляются поколения как социально стратифицированные группы. Если в условиях стабильности общества доступ к власти, ценностям и знаниям автоматически увязывается с процессом взросления и при этом устанавливается относительное сходство между поколениями, то в период реформ, так или иначе нарушающих существующий баланс в обществе, прерывается и преемственность поколений. Формирование новых ценностей и их реализация на практике – исторические задачи разных поколений.

Вторым, еще более важным фактором является действительное становление гражданского общества в России. Неизбежность существования элиты с ее властью и привилегиями не предполагает, однако, ее неограниченного господства. Институты гражданского общества достаточно эффективно ограничивают власть элиты, направляя ее деятельность на благо общества.

Основные понятия: класс управляемых, контрэлита, Маргинальность, политический класс, правящая элита, правящий класс, рекрутация элит, теория бюрократии, теория «железного закона олигархии», теория циркуляции элит.

Вопросы для самоконтроля

1. Дайте определение понятий «элита», «политическая элита».

2. Каковы исторические предпосылки возникновения современной теории политических элит?

3. В чем сущность концепции «политического класса» Г. Моски?

4. Какие способы ротации элит предлагает в своей теории «циркуляции элит» В. Парето?

5. В чем сущность «железного закона олигархий» Р. Михельса?

6. Что нового внес в развитие теории элит М. Вебер?

7. Объясните основные различия статусно-функционального, социально-классового, ценностного, социокультурного подходов к определению понятия элиты.

8. Какие ролевые функции выполняет, по Ч. Миллсу, властвующая элита в США?

9. Какие аспекты теории Ч. Миллса развил У. Домхофф?

10. За что критикуют Ч. Миллса, У. Домхоффа сторонники демократических теорий элит?

11. По каким критериям и типам осуществляется классификация элиты?

12. По каким признакам современные политологи и социологи определяют сущность политической элиты?

13. Каковы особенности политической элиты современной России?

Литература

Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии //Диалог. 1990. № 3, 5, 7, 9, И, 13, 15, 18; 1991. № 3.

Моска Г. Основы политической науки (Т. 1 – 1896, Т. 2 – 1923). Правящий класс. 2-е изд. (1939) // Социологические исследования. 1994. № 10, 12.

Моска Г. Элементы политической науки // Социологические исследования. 1995. № 4, 5, 8.

Миллс Ч. Р. Властвующая элита. М., 1959.

Парето В. О применении социологической теории // Социологические исследования. 1995. № 10; 1996. № 1.

Авраамова Е., Дискии И. Социальные трансформации и элиты // Общественные науки и современность. 1994. № 3.

Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.

Ашин Г. К. Правящая элита и общество // Свободная мысль. 1993. № 7. Владимиров А. В. Итальянская школа политической социологии // Социологические исследования. 1976. № 4.

Громов И. А., Воронцов А. В., Мацкевич А. Ю. Социология XIX–XX вв.: Учебное пособие. СПб., 1997. Гл. 10. § 1–3.

История буржуазной социологии XIX – начала XX века. М., 1979. История политических и правовых учений. XX в. М., 1995. Разд. IV. Куколев И. Региональные элиты: борьба за ведущие роли продолжается // Власть. 1996. № 1. С. 46.

Малинкин А. И. Теория политической элиты Р. Михельса // Социологический журнал. 1994. № 3.

Осипова Е. В. Социология В. Парето: политический аспект. М., 1999. Теория политики: Учебное пособие / Под ред. Б. А. Исаева. СПб., 2008. Гл. 4.

Moska G. Elementi di scienza Politica. Bari, 1953. V. 1, 2.

Moska G. La classe politica. Bari, 1966.

Pareto V. Trattato di sociologia generale. Firenze, 1923.

Глава 6 Политическое лидерство

Проблема лучшего политического правления, способного обеспечить безопасное и прогрессивное развитие общества, волновала умы ученых, государственных и общественных деятелей с давних времен. Важное место в ее решении всегда отводилось личности, наделенной всей полнотой государственной власти.

Российский и зарубежный политический опыт последних лет еще раз убедительно подтвердил, что важнейшим фактором благополучного и безопасного функционирования и развития общества является способность политических лидеров осуществлять эффективное политическое управление.

Наиболее значительна роль первых лиц государства в переходном обществе, которое особенно остро нуждается в качественном выполнении ими интеграционных, организационных, регулятивных, защитных и других функций. При этом степень и качество выполнения политическими лидерами своего властного предназначения зависит как от их личных качеств и способностей, так и от типа политической системы, в рамках которой они функционируют.

6.1. Основные подходы к анализу политического лидерства

Практически все исследователи лидерства вообще и политического лидерства в частности отмечают, что для научного знания данная проблема является комплексной. Поэтому она рассматривается и изучается целым рядом наук (психологией, социологией, политологией, философией, историей, теорией управления и др.). Множество подходов, акцентирующих внимание на различных аспектах данного феномена, позволяют осуществить его всестороннее исследование.

Действительно, если говорить о личности лидера, в том числе лидера политического, о его чертах и качествах, то не обойтись без психологии личности.

Социальная философия рассматривает лидерство как философский феномен, проявляющийся в воздействии политического лидера на процесс общественного развития.

История видит в лидерстве исторический факт, вписанный в хронологию исторического процесса, она позволяет исследовать реальные события, касающиеся жизни и деятельности конкретных политических лидеров.

Социальная психология изучает лидерство как процесс взаимодействия психологических и социальных факторов.

Социология рассматривает лидерство как социальный институт, благодаря которому осуществляется взаимодействие и согласование интересов членов социума.

Если же подходить к изучению лидерства как к явлению политическому, как специфическому аспекту политической деятельности и отношений – оно уже становится задачей политологии.

Конечно, в реально существующей действительности все стороны данной проблемы диалектически взаимосвязаны, что само по себе предполагает дополнительные сложности, если изучать ее с помощью какой-либо одной науки.

Основные этапы эволюции представлений о политическом лидерстве отражены в теоретических исследованиях как древних мыслителей, так и современных ученых.

Проблема лучшего политического правления в интересах прогрессивного и безопасного развития общества, роли в этом процессе «верховного правителя» находит свое нравственно-политическое объяснение у большинства философов и публицистов далекой истории, занимавшихся политической тематикой (Конфуций, Платон, Аристотель, Н. Макиавелли, Т. Гоббс, И. Кант и др.)[55].

Правовые и политические основания, утвердившиеся в конце XIX в. в результате новых принципов взаимодействия лидеров и государств, подготовили научное обособление проблемы политического лидерства.

Особенно широкое распространение в изучении данной проблемы в конце XIX – начале XX в. получили попытки объяснить феномен политического лидерства с помощью психологических аспектов формирования личности политического лидера (Г. Лебон, Ф. Ницше, 3. Фрейд, У. Буллит, Г. Лассуэлл и др.)[56].

Стройную систему психологических взглядов и психоаналитической методологии, позволяющей по-новому анализировать политическое лидерство, впервые предложил 3. Фрейд. При этом он опирался на идеи своих предшественников, в том числе Г. Лебона, о роли «вожаков» толпы в ее организации и руководстве. «Лишь только известное число живых существ соберется вместе, все равно, будет ли то стадо животных или толпа людей, они инстинктивно подчиняются власти своего вождя. В толпе людей вождь часто бывает только вожаком, но тем не менее роль его значительна… Он составляет собой первый элемент организации разнородной толпы и готовит в ней организацию сект. Пока же это не наступит, он управляет ею, так как толпа представляет собой раболепное стадо, которое не может обойтись без властелина»[57].

3. Фрейд также видел основу механизма выдвижения политических лидеров в подсознательном стремлении людей к отцу-лидеру, а сам феномен рассматривал как результат процессов в глубинных уровнях осознания бессознательного поведения и мотиваций лидера. «Всем участникам массы нужно быть равными меж собой, но все они хотят власти над собой одного. Множество равных, кои могут друг с другом идентифицироваться, и один-единственный, их всех превосходящий, – вот ситуация, осуществленная в жизнеспособной массе… С самого начала существовало две психологии: одна – психология массовых индивидов, другая – психология отца, возглавителя, вождя»[58]. Природное начало политического лидерства, в отличие от социокультурного, рассматривается Фрейдом как подлинно выражающее сущность этого явления и интерпретируется им, прежде всего, с точки зрения внутренней активности политического лидера, мотивов его поведения. Позднее 3. Фрейд и У. Буллит впервые на основе анализа психофизиологических особенностей и бессознательных стремлений воссоздали психобиографию одного из американских президентов – В. Вильсона. Работа этих ученых «Томас Вудро Вильсон, 28-й президент США»[59] заложила основы психоаналитического исследования политического лидерства.

Это направление было продолжено Г. Лассуэллом. В своей классической работе «Психопатология и политика»[60] он утверждает, что для активной политической деятельности индивидов мотивацией служит их низкая самооценка, чувства тревоги и незащищенности, определяющие в целом их потребность в обладании политической властью и тем самым компенсирующие соответствующие чувства неадекватности. С полным основанием именно Г. Лассуэлла можно считать основоположником неофрейдизма в политической психологии. Он и его единомышленники считали, что только поверхностный слой поведения объясняется собственно политическими целями и ценностями. Глубинные же мотивы поведения определяются интенсивными и иррациональными по своей природе психическими образованиями. Тем самым подтверждается вывод о том, что власть и борьба за власть призваны компенсировать психологическую неполноценность (неадекватность), которая закладывается в детском возрасте. В целом же политическое лидерство изучается неофрейдистами в двух направлениях: 1) как средство преодоления некоторого внутреннего конфликта «вполне нормальной личности» политика; 2) как феномен лидерства, выведенный из психопатологических черт личности лидера, обеспечивающих ему политический успех.

М. Вебер связывал психологические аспекты политического лидерства с особенностями властной мотивации активности политика. «Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистичным), либо к власти ради нее самой»[61].

Свое дальнейшее развитие психологическое направление получило в рамках одной из составляющих политической науки – политической психологии (А. Филлей, Р. Хаус, Г. Герт, С. Милз, Ф. Фидлер, Э. Холландер, И. Дженнингс, Р. Стогдилл, М. Херманн, Д. Винтер и др.)[62]* Ее предмет сегодня – «свойства, состояния и психические процессы, модифицирующиеся в процессе взаимодействия личности с властью»[63].

Важным направлением анализа политического лидерства является его рассмотрение в контексте макросоциальных процессов в обществе.

Такие крупные ученые, как А. Камю, Э. Фромм, К. Ясперс, в своих трудах особое внимание уделяли философскому осмыслению политического лидерства. К. Ясперс, например, представлял явление политического лидерства как выражение обобщенной воли, реализацию которой в историческом процессе он назвал «устойчивой тенденцией неуклонности»[64].

Г. Плеханов в свое время так определял роль личности в общественном развитии: «…Личности, благодаря особенностям своего характера, могут влиять на судьбу общества. Иногда влияние бывает даже значительное, но как сама возможность подобного влияния, так и размеры его определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является “фактором” общественного развития лишь там, лишь тогда и постольку, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения»[65].

Здесь следует отметить, что объяснение политического лидерства с точки зрения приоритетности воздействия комплекса только лишь объективных причин также не лишено крайностей. В данном случае игнорируется психология личности лидера, а политическое лидерство считается возможным лишь в случае возникновения каких-то крупных социальных конфликтов. Чаще всего это происходит тогда, когда «…история общества представляется как поле приложения надындивидуальных безличностных сил, неизменных законов развития общественных организмов, сводящих роль человеческих индивидуумов и факторы субъективного целеполагания к нулю»[66].

Нечто среднее между крайними вариантами в исследованиях политического лидерства воплощает в себе позиция Бертрана Рассела[67], который, выделяя стремление лидера к власти (независимо от движущих мотивов – личных или общественных) в качестве основной детерминанты, не снимает проблему роли исторических условий в появлении политического лидера. Но взаимодействие личностных качеств и социальной детерминанты неоднозначно. По Расселу, возможен вариант, когда сама личность использует исторические обстоятельства, чтобы стать лидером; возможна и ситуация, когда человек обретает статус лидера без наличия исторических условий; исключается лишь лидерство без стремления человека к власти.

На наш взгляд, представителю культурологического подхода Р. Такеру удается избежать абсолютизации какой-либо из сторон лидерства при рассмотрении данной проблемы. Он, в частности, отмечал, что «культура в целом, как сумма определенных привычек, относительно постоянна, но может изменяться под воздействием тех или иных причин. Ускорить эти изменения могут движения лидерства, когда в таковых возникает потребность общества».[68] В работе «Политика как лидерство»[69], рассматривая политическое лидерство в контексте изменений в политической культуре общества, он подчеркивает, что потребность в лидерстве возникает тогда, когда обстоятельства обретают значимость для целых групп людей. В малых группах, как правило, лидерство неформальное, а в больших, наоборот, обычно присутствуют формальные структуры лидерства. Р. Такер отмечает: «…В какой-то проблемной ситуации, в другой работе, когда официальное лидерство не предлагает своих оценок и мер, это делает кто-либо другой из граждан»[70].

Говоря о научной эффективности такого подхода, социолог Дж. Бернс отмечал, что «исследователь политического лидерства не может удовлетвориться анализом или культуры, или только личности как абстрактных сущностей, а должен изучать их взаимодействие»[71].

Таким образом, практически на всех уровнях теоретического осмысления феномена политического лидерства неотъемлемым условием его эффективного изучения является рассмотрение как личностного, так и институционального аспекта в их взаимодействии.

В современном понимании политическое лидерство – это политический феномен, представляющий собой один из субъектов осуществления властных функций в государстве и обществе.

Поскольку политика – всегда организованный процесс социальной деятельности и отношений, она объективно требует наличия авторитета, олицетворяющего коллективную волю и осознанный общий интерес. Авторитета не только властного, предполагающего возможность принуждения членов сообщества, но и основанного на добровольном признании влияния того, кто обладает, по сравнению с другими, преимуществом в знании, в понимании общего интереса, в опыте, организованности и т. д.

Наконец, если политика суть руководство людьми, если она включает определение коллективных целей и мобилизацию ресурсов и принятие решений, необходимых для достижения намеченных целей, то естественна необходимость ядра политической деятельности, в котором воплощается способность субъекта интегрировать интересы и волю сообщества и направлять их в общее русло во имя реализации желаемых целей. Таким ядром выступает политический лидер. Им могут быть как отдельные политические деятели, так и организации: партии, государственные институты (глава государства, правительства), общественные организации, элиты.

Вышеупомянутый американский ученый Р. Такер, выделял три основные функции политического лидерства – диагностическую, директивную и мобилизационную. Их он рассматривает как универсальную модель функций политического лидерства.

Диагностическая функция предполагает своевременную оценку ситуации, определение наиболее важных проблем, выделение негативных тенденций и установление путей их преодоления. «Диагноз» ситуации лидер ставит на основе информации, полученной от советников и помощников.

Директивная функция означает выработку линии поведения группы, принятие решений для изменения ситуации и выбор момента начала действий.

Наконец, мобилизационная функция – это конкретные действия по достижению поставленной цели, вовлечение в эту деятельность индивидов, социальных групп, слоев[72].

В конкретных обществах функции лидеров зависят от уровня культуры населения, типа политического режима, состояния экономики, наконец, от индивидуальных качеств самих лидеров. В граждански зрелых обществах возможности доступа к лидирующим позициям политиков-дилетантов и популистов существенно ниже, чем в традиционных и переходных обществах.

Объективно обусловленный феномен политического лидерства таит и определенную опасность. Завышенная оценка функций и роли политических руководителей нередко принимает форму культа. Культ наиболее характерен для тоталитарных государств, но его элементы проявлялись и в странах демократических, как это имело место во Франции во время президентства де Голля.

Культ политических руководителей – неотъемлемый элемент сакрализации власти. По своей сути он сродни языческому идолопоклонству, особенно в таких его атрибутах, как памятники, мавзолеи, мемориальные комплексы, религиозные ритуалы. В тоталитарных государствах идейные истоки культа личности лежат в претензии идеологий на монопольное обладание истиной. Лидеры, олицетворяющие эти «единственно верные идеологии», наделяются качествами пророков и ясновидцев.

Благоприятными субъективными предпосылками культа личности являются патриархальная и подданническая политические культуры, которые исходят из веры в «хорошего царя» или руководителя, из принятия жесткой иерархической организации общества. Важнейшей непосредственной причиной культа обычно служит огромная концентрация власти в руках одного человека, тотальная личная зависимость всех нижестоящих не столько от результатов своего труда, сколько от благосклонности руководства.

История показывает, что весьма важные действия лидеров могут идти вразрез с интересами и ожиданиями поддерживающих их социальных слоев именно в условиях «культа личности». Характерные примеры – политика А. Гитлера, И. Сталина, С. Хусейна.

Из вышеизложенных обстоятельств формирования культа личности вытекает необходимость включения в механизм лидерства системы контроля за деятельностью лидера в виде совокупности демократических процедур (выборность, сменяемость, отчетность, создание сдержек и противовесов и пр.).

Таким образом, политическое лидерство национального масштаба может рассматриваться, во-первых, как тип субъекта политической деятельности (субъект-лидер); во-вторых, как отношения между субъектом и объектом деятельности (лидерство-управление); в-третьих, как политический институт – механизм функционирования и реализации лидерства.

Следует выделить ряд устойчивых, ориентированных на будущее тенденций, которые характеризуют политическое лидерство. Среди них:

• зависимость личных властных полномочий политических лидеров от типа политического режима;

• институционализация лидерства, т. е. деятельность политических руководителей осуществляется прежде всего в рамках определенных политических институтов – государства, партий, общественных движений;

• возрастание требований к профессиональным и моральным качествам политических лидеров, обусловленное усложнением характера управленческих задач, и др.

6.2. Типология политического лидерства

Многообразие теоретико-концептуальных подходов к исследованию политического лидерства, пестрота интерпретаций этого феномена породила у исследователей настоятельную потребность упорядочить, систематизировать полученные знания. В этой связи и были предложены некоторые варианты типологии политического лидерства, созданные в рамках тех или иных концепций.

Мы акцентируем свое внимание на тех ее вариантах, которые так или иначе характеризуют личность политического лидера.

Так, К. Ясперс[73], анализируя действия современных политических лидеров, выделяет: 1) лидеров-«выразителей ситуации или минутного веления многих, с изменением которых они исчезают»; 2) лидеров-демагогов; 3) лидеров силового плана, обладающих фактической властью.

Ю. Дженнингс[74] делит лидеров на «суперменов», «героев» и «принцев». «Суперменом» он называет великого человека, который ломает старые порядки, создает новые ценности, «героем» – лидера, посвятившего себя значительным и благородным целям. А «принц» – лидер, деятельность которого мотивируется главным образом стремлением господствовать над другими людьми, любыми путями добиваться власти.

Р. Такер[75] выделяет лидера-консерватора, лидера-реформиста, лидера-революционера, исходя из отношения лидера к базовому мифу. Под базовым мифом он понимает «сущностное ядро верований» той культурной модели, которая господствует в обществе. Базовый миф для него – это общество в его интеллектуальной концентрации. Лидер-консерватор привержен «базовым мифам и идеальным моделям культуры в качестве основы жизни политического сообщества». Иными словами, он ничего не хочет менять. Лидер-реформист возмущен противоречиями между тем, что признает мировое сообщество, и принципами, которые предаются забвению. Он считает, «что базовый миф должен стать реальностью в существующем обществе». Лидер-революционер считает, что существующий базовый миф должен быть отброшен, и хочет видеть общество, основанное на совершенно других принципах. Консерватор и реформист, по Такеру, гораздо ближе друг к другу, чем к революционеру. Причина этого заключается в том, что первые два ориентируются на существующий базовый миф, а третий хочет установления абсолютно нового мифа. Причем революционные лидеры, стремясь разрушить влияние провозглашаемых обществом принципов на умы людей, для получения поддержки придерживаются экстремистской тактики, включая насилие. Реформист же стремится к тактике постепенных мирных изменений. Р. Такер справедливо отмечает, что реформист сам по себе консервативен. Отдавая на практике предпочтение идеальным культурным моделям, реформаторы стремятся осуществить перемены в тех областях, в которых реально живут и работают люди или часть людей. По мере успеха реформистского руководства и вызванного им движения могут возникнуть условия для консолидации социального строя, стабильность которого будет поставлена под угрозу, если не удается сократить разрыв между идеалами и повседневной реальностью. Именно в силу этой причины Такер и считает, что революционер более враждебно относится к реформисту, чем к консерватору. В ряде случаев так оно и бывает.

По мнению Р. Даля[76], следует выделять: 1) «скрытых интеграторов», каковыми являются экономически влиятельные лица; 2) «большую коалицию коалиций»; 3) «коалицию клановых вождей»; 4) «независимых суверенов» со своими сферами влияния; 5) «конкурирующих суверенов», различающихся по характеру взаимоотношений между политиками.

И. Рашке[77], анализируя современные социально-политические движения, выделяет лидера-специалиста, оказывающего наибольшее влияние при формировании цели политического поведения движения; лидера-мобилизатора и лидера-стратега.

Е. Вятр[78] выделяет четыре дихтомии чистых типов лидеров:

• по степени верности идеологии собственного движения – лидер-идеолог и лидер-прагматик;

• по отношению к собственным соратникам – харизматик и представитель;

• по отношению к противникам – лидер-соглашатель и лидер-фанатик;

• по способу оценки действительности – открытый лидер и лидер-догматик.

Г. Предвечный[79] выделяет неформальные внутригрупповые типы лидеров: лидер-«мнения», лидер-«арбитр» и лидер-«утешитель». Кроме того, по мнению ученого, следует помнить, что лидер ведет себя так, как он понимает свои лидерские функции. В этом плане выделяются лидер-«рутинер», желающий сохранить статус и структуру своей роли; лидер-«новатор», стремящийся к их изменению; и лидер-«предтеча», который формирует образ роли для наступающих условий, но сам в этой роли не выступает, так как время его еще не пришло.

Одна из «классических» типологий политического лидерства восходит к учению М. Вебера о способах легитимации власти. Он различал[80]:

1) традиционное лидерство, основанное на вере в святость традиций (геронтократия и патриархализм, где влияние вождя значительно и власть переходит по наследству);

2) рационально-легальное лидерство, основанное на вере в законность существующего порядка и его «разумность», бюрократическое лидерство, агент определенной государственной функции;

3) харизматическое лидерство, основанное на вере в сверхестественные способности вождя, агент определенной государственной функции.

Однако Вебер считал, что он оперирует с «идеальными типами» лидерства, которые практически невозможно встретить в чистом виде в исторической действительности.

Среди названных типов наибольший интерес вызывает «харизматический» тип, который, по мнению ряда ученых, претендует на то, чтобы быть эвристическим не только для понимания феномена политического лидерства, но и всей динамики социального процесса[81]. Понятие «харизма» Вебер заимствовал у Р. Зома, исследователя ранних христианских общин. Для Зома харизма – мистический дар религиозного пророка античности, для Вебера – сверхестественные свойства личности, позволяющие ей подчинить себе массу. Он полагал, и не без оснований, что харизмой должен обладать любой революционный вождь. Большинство политологов признают, что харизматическое лидерство особенно характерно для тоталитарного режима. Однако это не исключает проявлений харизмы и в демократических обществах, свидетельством чему является феномен генерала де Голля. Харизма дает ее носителю величайшую возможность проводить в жизнь собственную политику, собственные решения, принятые единолично или в узком кругу, игнорируя политические и социальные институты, которые так или иначе могут ограничить его власть. В этих условиях для политологов чрезвычайно важно знать личностные характеристики политического лидера и учитывать их влияние на характер его деятельности по обеспечению военной безопасности.

Более чем актуальным это представляется для России, которую А. И. Пригожин[82] относит к «лидерскому типу общества». Это означает неразвитость социального порядка, компенсируемую лидерством (монарха, диктатора, харизматика). Поэтому лидерское общество чрезвычайно зависимо от личных особенностей главы страны. По мнению ученого, лидерский характер российского общества будет преодолен с переходом к гражданскому обществу. Пока же, поскольку процветание экономики и демократии возможно только на основе высвобождения индивида из общины, решение многих проблем страны будет заторможено этой особенностью. Интересной представляется и предлагаемая А. Пригожиным типология политического лидерства (единственная в своем роде), за основу которой принят способ получения лидирующих позиций в российском обществе. По его мнению, история российского (и советского) государства знает следующие типы политического лидерства:

• наследование, т. е. принятие власти по родству через смену поколений или другими близкими родственниками монарха;

• самозванство, т. е. захват власти насильно, нелегитимно, без принятия обществом, без выбора;

• уступающий тип лидерства М. Горбачева, связанный с тем, что спасение системы стало возможным через ее преобразование под напором новых мировых и национальныхых реалий;

• инверсионный тип лидерства, который проявляется в признании лидера не столько в соответствии с его собственными идеями и заслугами, сколько благодаря его преследованиям предыдущей властью;

• конструктивный тип лидерства, т. е. сформировавшийся и признанный легальным на основе своей позитивной программы. Любопытную и легко запоминающуюся типологию политических лидеров предлагает М. Дж. Херманн[83]. Она выделяет четыре собирательных образа (imidges) лидеров: знаменосца (или великого человека), служителя, торговца и пожарного. В основу предложенной классификации положены четыре характеристики лидерства: характер самого лидера; свойства его конституентов (приверженцев, избирателей и – шире – всех политических субъектов, взаимодействующих с данным лидером); взаимосвязь между лидером и его конституентами; контекст или конкретная ситуация, в которой осуществляется лидерство. Лидеров-знаменосцев отличает собственное видение действительности.

У них есть мечта, ради осуществления которой они нередко пытаются изменить политическую систему. Образ служителя усваивает тот политик, который стремится выступать в роли выразителя интересов своих приверженцев. Именно их желания выражает лидер и действует от их имени. Для лидера-торговца важна способность убеждать. Благодаря ей конституенты «покупают» его планы или идеи, вовлекаются в их осуществление. Лидеры-пожарные занимаются «тушением пожаров», т. е. реагируют на те проблемы, которые окружающая среда предъявляет их конституентам. Подобные лидеры откликаются на порожденные ситуацией события и проблемы. Насущные требования момента определяют их действия.

На практике лидеры используют все четыре образа лидерства в различном порядке и сочетании. Лидеры приводят свои интересы в соответствие с интересами своих конституентов посредством развития таких взаимоотношений с ними, когда учитывается контекст каждого конкретного момента. Более эффективно действующие лидеры создают коалиции, которые поддерживают их позицию в обмен на выполнение части наиболее насущных требований конституентов.

По мнению ученого, проявления лидерства окажутся более сложными, если обратиться к исследованию деятельности национальных политических лидеров в сфере внешней политики, поскольку они вынуждены играть роль посредников между своими конституентами и руководителями других наций и международных организаций. Не все лидеры способны правильно вести международную политическую игру. Это требует умения вжиться, вчувствоваться в положение людей иных культур, идеологий и религий. Надо подходить к существующим разногласиям с позиции обоюдной выгоды. Необходимы признание и принятие взаимозависимости наций как в экономической, так и в военной сфере, вера в достижение консенсуса и терпеливость. Каждая из этих характеристик упрощает установление связи и усиливает вероятность понимания политиком побудительных мотивов других лидеров и их конституентов. Профессор М. Дж. Херманн подчеркивает, что «если лидеры намерены создать международную связь, они должны рассматривать себя как участников игры на четырех уровнях. Им следует не только выявить нужды и желания своих собственных избирателей, но и приноровиться к нуждам и ожиданиям других лидеров и их приверженцев, а также учесть воздействие данной связи на отношения с другими важными для них странами. Развитие связи вовлекает лидеров в игру на четырех уровнях, где происходящее на каждом уровне воздействует на результат»[84].

Наиболее часто как в зарубежной (Р. Липпит, Р. Улетт и др.), так и в отечественной литературе (Г. Ашин, Б. Парыгин и др.) выделяются «авторитарный» и «демократический» стили лидерства и соответствующие им типы лидеров. Для авторитарного стиля, как правило, характерно стремление лидера к монопольной власти, возможности единолично формулировать цели и способы их достижения; связи между членами группы сведены до минимума и проходят через него и под его контролем. Такой лидер пытается повысить активность подчиненных административными методами, его главное орудие – железная требовательность, угроза наказания, чувство страха. Всех авторитарных лидеров роднит властность, стремление сосредоточить в своих руках все рычаги влияния на подчиненных. Демократический стиль лидерства, по мнению большинства психологов и политологов, является предпочтительным. Демократическое лидерство не унижает подчиненных, а, напротив, побуждает в них чувство собственного достоинства, индуцирует активность, позволяет достичь наивысшей производительности труда. Подобные лидеры с уважением относятся к членам группы, объективны в общении с ними, инициируют участие каждого в деятельности группы, делегируют ответственность, распределяя ее среди всех членов группы и создавая атмосферу сотрудничества. Информация не монополизируется лидером, она максимально открыта, доступна для последователей.

Примечания

1

Аристотель. Политика. Афинская полития. М., 1997. С. 37.

2

Берве Г. Тираны Греции. Ростов н/Д. 1997. С. 8.

3

Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1996. Т. 4. С. 48.

4

Там же. С. 70.

5

История Древнего Востока. Тексты и документы: Учебное пособие / Под ред. В. И. Кузищева. М., 2002. С. 390.

6

Макиавелли Н. История Флоренции. М., 1987. С. 7.

7

Аристотель. Соч. в 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 378.

8

Клаузевиц К. О войне: В 2 т. М., 1941. Т. 1. С. 331.

9

Парето В. О применении социологических теорий // Социологические исследования. 1996. № 3. С. 119.

10

Моска Г. Правящий класс // Социологические исследования. 1994. № 11. С. 99.

11

См., напр.: Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов. М., 2005. С. 5.

12

См. Пугачев В. Д., Соловьев А. И. Введение в политологию: Учебник для студентов вузов. 4-е изд. М., 2003. С. 9–16.

13

Англо-русский словарь. М., 1976. С. 549–550.

14

Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2001. С. 56–57.

15

См., например, Соловьев А. И. Указ. соч. С. 60.

16

Соловьев А. И. Указ. соч. С. 65–66.

17

Жиро Т. Политология. Харьков, 2006. С. 15.

18

Мельвиль А. Ю. и др. Политология. М., 2004. С. 41.

19

Жиро Т. Указ. соч., 2006. С. 17–22.

20

Энциклопедический словарь «Россия». СПб., 1898. С. IV.

21

Малинова О. Ю. Проблемы развития политической науки и «центры публичной политики» в России // Публичная политика. 2005. Сб. статей / Под ред. М. Б. Горного и А. Ю. Сунгурова. СПб., 2006. С. 92.

22

Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Политология: Хрестоматия / Сост. Б. А. Исаев, А. С. Тургаев, А. Е. Хренов. СПб., 2006. С. 17.

23

Жиро Т. Указ. соч. С. 21–22.

24

Истон Д. Политическая наука в Соединенных Штатах: прошлое и настоящее // Политология: Хрестоматия / Сост. Б. А. Исаев и др. СПб., 2006. С. 7.

25

Современная западная социология: Словарь. М., 1990. С. 37.

26

Истон Д. Указ. соч. С. 8.

27

Цит. по: Политология: Учебное пособие / Под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова. СПб., 2005. С. 18–19.

28

Цит. по: Политология: Учебное пособие / Под ред. А. С. Тургаева, А. Е. Хренова. С. 20.

29

Сморгунова В. Ю. Феномен политического знания. СПб., 1998. С. 263.

30

Цит по: Дегтярев А. А. Основы политической теории: Учебное пособие. М., 1998. С. 98.

31

Цит. по: Политология (70-80-е годы). М., 1993. С. 161.

32

Ланци А. Политическая философия или политология (Лео Штраус о политической философии) // Политология вчера и сегодня. Вып. II. М., 1990. С. 5–20.

33

Алексеева Т. А. Современные политические теории. М., 2000.

34

Там же. С. 122.

35

Дегтярев А. А. Указ. соч. С. 21.

36

Дегтярев А. А. Основы политической теории. М., 1998. С. 33.

37

МухаевР. Т. Теория политики. М., 2005. С. 16–17.

38

Дюверже М. Социология политики // Политология (70-80-е гг.) / Под ред. Ю. С. Пивоварова и др. М., 1993. С. 142.

39

Там же. С. 156.

40

March J. G., Olsen J. P. The New Institutionalism: Organizational Factors in Political Life // Americal Science Review. Vol. 78. P. 734–749.

41

Бурдье П. Начала. М., 1994; Бурдье П. Социология политики. М., 1993; Бурдье П. Социология и демократия // Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. СПб., 1999, С. 119–125; Бурдье П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля. С. 125–167.

42

Современная западная философия. М. С. 89–91.

43

Мертон Р. О социологических теориях среднего уровня // Социальная теория и социальная структура. М., 2006. С. 99–100.

44

Arendt H. Crises of the Republic. London, 1972. P. 113, 177.

45

Luhmann N. The Differentiation of Society. New York, 1982. P. 147, 151, 175. Cm.: Luhmann N. Essays of Self-reference. New York, 1990. P. 93. См. также: Luhmann N. Macht. 2-aufl. Stuttgart, 1988. P. 5; 8; 10–11; 13; 15–17.

46

Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. С. 50, 85.

47

Deutsch K.W. The Nerves of Government. Models of Political Communications and Control. 2-ed. ed. New York – London, 1966. P. 111, 247, 248, 120, 124, 259–262.

48

Ibid. P. 145. См. также: Deutsch K. W. The Nerves of Government. Models of Political Communications and Control. 2-ed. ed. New York-London, 1966. P. 133, 145, 146–147.

49

Deutsch К. W. Указ. соч. Р. 153, 180, 243.

50

Parsons Т. Social System and the Evolution of Action theory. New York-London, 1977. P. 42, 46, 115,129,152, 190, 256, 356.

51

Parsons T. Structure and Process in Modern Society. New York, 1965. P. 273.

52

См.: Parsons Т. Указ. соч. Р. 8, 42–43,151,221; Parsons Т. Указ. соч. Р. 129, 190.

53

См. подробнее: Почепко В. В., Хомелева Р. А. Очерки о власти: новые подходы и интерпретации. Раздел I. СПб., 1998; Хомелева Р. А. К построению онтологической концепции власти: теоретико-методологический подход // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. № 1. С. 54–63.

54

Сопутствующий анализ — это, в сущности, изучение связей людей, имена которых содержатся в различных биографических справочниках и в списке лиц высших слоев общества. Репутационный анализ имеет личностный и субъективный характер и основан на опросе хорошо осведомленных респондентов о тех, кого они считают важными персонами. Позиционный анализ выявляет влиятельных людей на основе их положения в корпорациях, банках, фондах и т. п.

55

Конфуций. Лунь Юй. Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1.4. 1; Древнекитайская философия, тт. 1–2. М., 1972–1973; Платон. Государство. Собр. соч. М., 1994. Т. 3; Аристотель. Политика. Соч.: в 4 т. М., 1983. Т. 4; Макиавелли Н. Государь. Рассуждение о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. М., 1996; Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. Избранные произведения: в 2 т. М., 1964. Т. 2; Кант И. Идеи всеобщей истории во всемирно-гражданском плане; Об изначальном зле в человеческой природе; К вечному миру. Сочинения: в 6 т. М., 1964.

56

Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995; Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990; Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // «Я» и «Оно». Тбилиси: Мерани, 1991, кн. 1; Фрейд 3., Буллит У. Томас Вудро Вильсон, 28-й президент США. Психологическое исследование. М., 1992, LasswelH. Psychopathology and Politics. Chicago, 1931.

57

Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995. С. 234.

58

Фрейд 3. Указ. соч. С. 117, 119.

59

Фрейд 3., Буллит У. Указ. соч. М., 1992.

60

LasswelH. Psychopathology and Politics. Chicago, 1931.

61

Вебер М. Политика как призвание и профессия // М. Вебер. Избранные сочинения. М.: Прогресс, 1990. С. 646.

62

FilleyA. S., House R. I. Managerial process and organisational behavior Glenview (III), 1969; Gerth H., Mills C. A. Sociological Note on Leadership. In: Problems in Social Psychology. Ed. byJ. Hulettand R.Stagner. Urbana (Illinois), 1952; Jennings E. An Anatomu of Leadership: princes, heroes, and supermen. New York: Harper, 1960; Fiedier F. A. Theory of Leadership Effectivenness. N.Y., 1967; Hollander E. Leaders, Groups and Influence. N.Y., 1968; Stogdill R., Shartle C. Methods in the Study of Administrative Leadership. Columbus (Ohio), 1955; Hermann M. Handbook for assessing personal characteristics and foreign policy orientations of political leaders. Merrshon Occasional Papers. Columbus (Ohio), 1987; Winter D. Power motivation revisited. A Paper. Ann Arbor. Univ. of Michigan, 1991.

63

Юрьев А. И. Введение в политическую психологию. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1992. С. 13.

64

Ясперс К. Духовная ситуация времени. М.: ИНИОН АН СССР, 1990. С. 105.

65

Плеханов Г. В. К вопросу о роли личности в истории // Г. В. Плеханов. Собрание сочинений. М.; Пг.: Гос. изд., 1925. 2-е изд. Т. 8. С. 295.

66

Власть. Очерки современной политической философии Запада. М.: Наука, 1989. С. 102.

67

См. подр. Russell В. Power. London, 1985.

68

Tuker R. С. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev.-Brighton.: Wheatsheaf Books, 1987. P. 20.

69

Cm.: Tucker R. Politics and Leardership. Columbia, 1981. P. 5.

70

Такер P. Проблемы политического лидерства в советском обществе // Общественные науки. 1989. № 5. С. 54.

71

Bums J. Roosevelt: The Lion and the Fox. New York: Harcourt, Brace and World, 1956, XVI. P. 483.

72

Такер Р. Политическая культура в Советской России. От Ленина до Горбачева // США. Экономика. Политика. Идеология. 1990. № 1–6.

73

Ясперс К. Указ. соч. М., 1990. С. 105–106.

74

Ашин Г. К. Политическое лидерство: оптимальный стиль // Общественные науки и современность. 1993. № 2. С. 117.

75

См. подр.: Такер Р. Указ. соч. С. 87–95.

76

См. подр.: Who Governs? Democracy and Power in an American City. New Haven: Yale University Press, 1961. XII. P. 100.

77

См. подр.: Raschke I. Soziale Bewegungen. Ein Historischsustematischer Grundris. Fr., New York, Gampus, 1985. P. 215.

78

См. подр.: Вятр E. Социология политических отношений / Пер. с польского. М.: Прогресс, 1979. С. 192–193.

79

См. подр.: Предвечный Г. П. Основы политической социологии. Вып. 2. Ростов н/Д: Изд-во Рост. гос. ун-та, 1990. С. 44.

80

См. подр.: Вебер М. Избр. произвел. М.: Прогресс, 1990. С. 646–648.

81

См. подр.: Шпакова Р. П. Типы лидерства в социологии Макса Вебера // Социлогические исследования. 1988. № 5. С. 134–139.

82

Пригожин А. И. Патологии политического лидерства в России // Общественные науки и современность. 1996. № 3. С. 23–24.

83

См. подр.: Херманн М. Дж. Стили лидерства в формировании внешней политики // Политические исследования. 1991. № 1. С. 91–98.

84

См. подр.: Херманн М. Дж. Указ. соч. С. 98.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.