Дела магические

      — Ничем, — глухим голосом сказала Ингурсаг.
      — Ничем, — эхом отозвался детектив.
      Баалат-Гебал фыркнула:
      — А что вы хотели? Чтобы отпрыск Шульги сочетался законным браком с... И потом, — поспешно добавила она, — насколько я знаю статус Домов Иштар, жрица не имеет права на брак.
      — Да, это верно, — бесстрастно ответила Ингурсаг. — Имеют право на любовь, но не на брак.
      — Я не очень понимаю, для чего нам выслушивать эту сентиментальную историю, — недовольно произнес Этана Шульги. —Чрезвычайно грустно и трогательно, разумеется, я слышал об этом. Но полагаю, вы собрали нас для того, чтобы рассказать о смерти Навузардана Шульги, а не о его любовных интрижках! Тем более, тридцатилетней давности.
      — Любовь и смерть так часто переплетаются в жизни, — медленно произнес Ницан, глядя на уставившегося в одну точку Пилесера Шульги. — Не зря богиня любви Иштар и богиня мертвых Эрешкигаль — родные сестры. Правда, господин Шульги?
      Пилесер словно очнулся.
      — Что?.. — рассеянно переспросил он. — Вы что-то спросили?
      — Я спросил, могу ли я продолжить рассказ?
      Пилесер пожал плечами:
      — Сделайте одолжение.
      — Благодарю... Так вот, для начала — о любви. У Навузардана Шульги и госпожи Ингурсаг родился сын, которого назвали Зуэном... Господин адвокат, здесь присутствующий, может подтвердить, что это имя фигурирует в завещании... А кстати, — Ницан обратился к адвокату, — как и когда Навузардан Шульги изменил текст завещания?
      — Накануне смерти, — неохотно ответил адвокат. — Поднял меня с постели ночью.
      — Вам это не показалось странным?
      — Показалось. Но я не задавал вопросов. Выполнил все требуемое, показал клиенту. Он одобрил, на том все и закончилось.
      — А на следующий день Навузардан Шульги скончался, — закончил детектив. — Очень вовремя, правда?
      — Подумать только! — неожиданно подал голос Этана. — Если бы он надумал изменить завещание после дня рождения... — он замолчал.
      — Этого не могло быть, — твердым голосом сказал Ницан. — Он должен был все сделать до. Потому что дня рождения он бы не пережил.
      Этана удивленно воззрился на детектива:
      — Хотите сказать, дядя знал обо всем?
      — Вовсе нет. Не он. Убийца знал обо всем... — Ницан поднял руку: Прошу вас, дайте мне закончить. Так вот, Зуэн, сын Навузардана Шульги и высокой госпожи Ингурсаг окончил государственную школу инженеров-строителей и был направлен на работу в Ир-Лагаш. Здесь до поры до времени, он вел обычную жизнь молодого строителя. Не думаю, что мысль о преступлении пришла ему в голову давно. Мне кажется, что впервые она зародилась после встречи с Навузарданом Шульги в Ир-Лагаше. Именно тогда глава «Дома Шульги», по-видимому, решил облагодетельствовать своего незаконного сына и взять его к себе на работу в качестве секретаря. То есть, с его точки зрения это было благодеяние. С точки же зрения самого Зуэна, предложение отца лишь подчеркивало неравенство в положении между ним и законными наследниками Шульги.
      — Могу это понять... — проворчал Этана.
      — Да, я тоже... Правда, чтобы предположить именно такое развитие событий, следует быть уверенным в том, что для самого Зуэна не составляло тайны его происхождение. — Ницан вновь обратился к верховной жрице. — Вы сказали, что Зуэн мог убить отца, если бы счел его виновным в собственном унизительном положении. Но вот вопрос: знал ли Зуэн, кто именно его отец?
      — Знал! — неожиданно подала голос Баалат-Гебал. — От Шошаны! Именно она и рассказала мальчику о его отце. Кстати говоря, именно это и послужило причиной ссоры между нею и Навузарданом.
      Ницан кивнул.
      — Я так и предположил. Итак, Зуэн знал, что является незаконным сыном тель-рефаимского миллионера. И, как утверждает его мать, вполне мог совершить это преступление. Есть психологический мотив — отомстить за унижение, есть и более материальный — например, получение причитавшейся ему по завещанию суммы (немаленькой, должен сказать)... — он вдруг снова замолчал. Слушатели напряженно ожидали продолжения. — Итак, Зуэн появляется в офисе компании «Дом Шульги» и приступает к обязанностям секретаря. К нему быстро привыкают остальные члены семьи. Никому и предположить не может, что замыслил этот старательный и совершенно бесцветный молодой человек...
      Госпожа Ингурсаг хотела прервать детектива, но Ницан предостерегающе поднял руку, и она промолчала.
      — До двенадцати лет мальчик воспитывался в Восточном Доме Иштар, сказал Ницан.
      Ингурсаг молчаливым кивком подтвердила это утверждение.
      — Именно там он познакомился со старым магом Лугаль-Загесси, оказывавшим храму какие-то услуги. Поэтому для воплощения в жизнь плана мести Зуэн решил воспользоваться этим знакомством. Для начала он приобрел в дом своего отца кубки, внутренняя часть которых изготовлена из яшпаа, затем заказал магу простенькое трансформационное заклинание на перстень, купленный в магазине «Гудеа». Не более, чем шутка, милый розыгрыш превращение драгоценного яшпаа в заурядный тис. Лугаль-Загесси и не думал о ядовитых свойствах тисовой древесины... И господин Шульги в день своего рождения получил подарок — скромный перстень, в результате все вина, которые он в тот день пил за столом, стали смертельно ядовитыми. Но преступнику не удалось улучить момент и снять с руки умершего уличающий перстень. Дело было даже не в том, что полиция могла обратить на него внимание — господа Шульги традиционалисты, обилие магических браслетов, перстней и ожерелий не выглядело подозрительным, — но вот сверхъестественное преображение саркофага... — Ницан покачал головой. Словом, это стало первым проколом. Могло бы не стать, если бы господин Пилесер Шульги, наследник покойного, не обратил внимания на дешевизну доставленного из похоронного бюро саркофага и не отказался бы оплачивать стоимость, необъяснимо завышенную Нарам-Суэном. Понятно, что это происшествие и появление здесь частного детектива заставило секретаря Цадока — то есть, Зуэна, — изрядно понервничать. Возможно, он счел бы за лучшее исчезнуть. Но приходилось играть до конца. Он с помощью смертного заклятья убивает мага Лугаль-Загесси — того, кто выполнил его заказ — Зуэн справедливо полагал, что в поисках автора сомнительной шутки я рано или поздно выйду на старика. Да и сам Лугаль-Загесси мог догадаться о собственной роли и сообщить куда следует. Собственно, его опасения подтвердились: я действительно достаточно быстро обнаружил связь с Лугаль-Загесси. Опоздал буквально на несколько минут...
      — Но Цадок не был похож... — начала вдруг госпожа Баалат-Гебал и тут же замолчала под выразительным взглядом Ницана. Ее щеки залила краска. Что вы на меня так смотрите? — возмущенно воскликнула она.
      — Я полагал, что вы никогда не встречались с Зуэном, — невозмутимо ответил детектив. — Похоже, о своем истинном происхождении он узнал не от Шошаны, а от вас...
      Громогласная дама сникла.
      — Впрочем, вы правы. Во всех этих рассуждениях есть серьезный прокол. При встрече с высокой госпожой Ингурсаг я попросил показать какую-нибудь фотографию Зуэна. Затем экстраполировал изображение, но полученное лицо не идентифицировалось ни с одним из известных мне людей. В том числе и с секретарем Цадоком. Честно признаюсь, его чрезмерно нервное поведение при нашей первой встрече, вызывало неопределенные подозрения. Итак, Цадок и Зуэн — разные люди...
      — То есть, все, о чем вы нам так увлекательно рассказывали, не имеет никакого отношения к истинному положению вещей, — торжествующе констатировала быстро оправившаяся от замешательства Баалат-Гебал. — Все ваши выводы ложны!
      — Могли быть ложными, — согласился Ницан. — Могли быть. Хотя все выглядит логично.. — он немного помолчал. — Вчера я подвергся неожиданному нападению лиллу. Мне удалось выяснить, что это была та же самая лиллу, жертвой которой оказался человек, чьи останки были обнаружены полицией в доках. Интересно, не правда ли? Так вот, несчастный пришел туда не сам. Он был принесен в бессознательном состоянии. Господин Пилесер опознал в останках своего секретаря Цадока. Следовательно...
      — Следовательно, Цадок и Зуэн были сообщниками! — вставил Этана. Зуэн избавился от него, а потом... — тут до него кое-что начало доходить и он с некоторым испугом повернулся к молчавшему все это время Пилесеру Шульги. Тот казался странно задумчивым. Его взгляд рассеянно скользил поверх голов.
      — Кто же, все-таки, виновен? — растерянно спросил Этана. — Кто убил Навузардана, старого мага и Цадока?
      — Тот же, на чьей совести еще одна смерть, — ответил Ницан, пристально глядя на хозяина кабинета. — Смерть Пилесера Шульги.
      Глава «Дома Шульги» лениво посмотрел на детектива.
      — Хотите сказать, что я должен был оказаться следующей жертвой? спросил он.
      — Не совсем, — ответил Ницан. — Если позволите... — он извлек из кармана судейский жезл.
      Увидев, что светящийся цилиндрик в руках детектива направился точно ему в грудь, Пилесер Шульги хотел было вскочить, но не успел. Из торца жезла ударил нежно голубой луч, рассыпавшийся серебристым облаком, окутавшим его главу «Дома Шульги». Его возмущенный возглас оборвался. Облако сгустилось в плотную завесу, полностью укрыв фигуру главы «Дома Шульги».
      Пораженный Этана отскочил в сторону, опрокинув кресло, немедленно принявшее форму пирамидки. Адвокат вжался в стенку, что же до Баалат-Гебал, то старуха издала восхищенный вопль и с силой ударила по плечу свою соседку. Госпожа Ингурсаг, видимо, имевшая больше опыта в отношении судебной магии, сидела неподвижно. Глаза ее были устремлены на белесый кокон, в котором слабо угадывались очертания человеческой фигуры.
      Через несколько мгновений, показавшихся чрезвычайно долгими всем участникам сцены, в том числе и самому детективу, кокон начал таять. Ницан произнес нараспев несколько слов на староаккадском наречии.
      Госпожа Ингурсаг медленно поднялась со своего места.
      Внешность миллионера претерпела изменения. Когда облачко растаяло полностью, глазам предстал совершенно другой человек. Его рыжеватые волосы в беспорядке спадали на лоб, впалые щеки покрывали стриженные по лагашской моде бакенбарды.
      Он и сам казался ошеломленным. Серо-стальные глаза не отрываясь смотрели на одного человека в кабинете — верховную жрицу Восточного Дома Иштар.
      — Вы знакомы, не так ли? — обратился Ницан к госпоже Ингурсаг. Узнаете ли своего сына Зуэна, высокая госпожа?
      — Да... — прошептала жрица. — Зуэн... Мой сын... Наш сын...
      Выражение лица лже-Шульги, до того жесткое и чуть презрительное, при этих словах на мгновение смягчилось.
      Дверь распахнулась. В кабинет заглянула перепуганная секретарша. Не узнав того, кто сидел в кресле, она обратилась к Этане:
      — Господин Этана... Там... там полиция...
      — Быстро, — удовлетворенно заметил Ницан, спешно убирая незаконный жезл. — Молодец Лугальбанда, по двум словам все понял.
      Через мгновение кабинет заполнили полицейские во главе с Лугальбандой и следователем Шамашем. Зуэну было предъявлено обвинение в предумышленном убийстве. Он не проронил ни слова и ни на кого не взглянул — за все время, пока полицейские осматривали кабинет. По указанию Шамаша он так же молча вышел.
      Лугальбанда делал вид, что незнаком с сидевшим в уголке Ницаном. Только уже уходя он подмигнул детективу.
      Ницан окинул усталым взглядом оставшихся в кабинете. Этана и Ингурсаг словно онемели — столь стремительно все произошло. Адвокат изо всех сил стремился держаться равнодушно. Баалат-Гебал вяло поаплодировала.
      — Вы выполнили обещанное, — пробасила она. — Вино за мной. Это было изумительное зрелище. Непременно напишу Шошане, — язвительно добавила она. — Думаю, она перестанет так волноваться о судьбе этого сукина сына... — тут она спохватилась, накрыла лапой безвольную руку верховной жрицы и сказала, словно оправдываясь, — Навузардан, конечно, был еще большим сукиным сыном. Вот Пилесера мне действительно жаль. Этана, тебе предстоит позаботиться о его семье. Где они, кстати?
      — На Тростниковом море, — механически ответил новый владелец «Дома Шульги». И обращаясь к Ницану, произнес: — Надеюсь, вы нам расскажете, что же все-таки произошло.
      — Я подозревал Зуэна — не его одного, разумеется, — но никак не мог взять в толк — где он и как действует? Я полагал, что у него где-то здесь, в семье есть сообщник. Так я думал вплоть до... — он хотел было упомянуть смирно сидевшего в кармане Умника, но передумал. — Обнаружив мага Лугаль-Загесси мертвым, я попытался провести сеанс некромагии. В результате убитый на короткое мгновение пришел в себя и произнес несколько слов. Точнее, два слова, поначалу неверно мной истолкованные. Он сказал: «Косметика Иштар». Я подумал, что речь идет об одной из фирм, входящих в «Дом Шульги» и даже на какой-то момент заподозрил управляющего фирмы, присутствующего здесь Этану Шульги в причастности к преступлению.
      — Что за ерунда? — возмущенно воскликнул Этана. — Как прикажете вас понимать?!
      — Успокойтесь, господин Этана, я ведь сказал — на какой-то момент. К счастью, я в конце концов вспомнил, что «Косметика Иштар» — не только название фирмы. Точно так же называется искусство изменения внешности. Верно, госпожа Ингурсаг?
      — Комплекс снадобий и заклинаний, способный менять внешность человека, мы называем косметикой Иштар, — ответила верховная жрица. — Думаю, название фирмы появилось позже и имеет сугубо рекламный смысл.
      — Совершенно верно. Так вот: ваш сын в детстве интересовался этим искусством, не так ли?
      — Да, однажды он предстал передо мной этаким великаном, — улыбнулась Ингурсаг. — В другой раз — старухой. Он оказался очень способным мальчиком.
      — Вот-вот. Ваш сын воспользовался приемами «косметики Иштар», чтобы, оказавшись в роли личного секретаря Навузардана Шульги, не привлечь случайного внимания кого-нибудь из старых знакомых. А затем с тем же успехом принял облик настоящего Пилесера Шульги. Которого, увы, чем-то опоил и отнес в доки... Затем заманил туда лиллу — это достаточно просто: сам он всегда носил оберег от демонов, а вот со своей беспомощной жертвы все амулеты снял. Привести туда чудовище — не проблема. Зато после нападения лиллу уже никто и никогда не сумел бы опознать несчастного Пилесера — кроме самого Зуэна. В полиции он просто подтвердил, что — да, погибший — его секретарь. Опровергнуть его никто не мог. Он полагал, что этим все и закончится. Но меня кое-что смущало — например, то, что Цадок не был похож на Зуэна, а, следовательно, преступников должно было быть по меньшей мере двое. В тот момент я не догадывался об истинном положении вещей. Плюс к тому у меня появились смутные подозрения относительно связи между изменением завещания и смертью Навузардана Шульги. Смутные-смутные, повторил Навузардан. — Даже скорее тень подозрений. Просто я их высказал вслух лже-Пилесеру. Вот тут-то он снова заволновался и решил избавиться от меня — тем же способом, каким избавился от настоящего Пилесера. Отправил по моему следу все ту же лиллу. Сделал это с помощью меченных монет, переданных мне в качестве компенсации, — детектив выложил на стол продолговатый сверток. — Кстати, — он обратился к госпоже Ингурсаг, с каждым услышанным словом становившейся все более дряхлой, — знакомство с лиллу тоже относится к времени его жизни в Доме Иштар.
      Она опустила голову, ничего не отвечая.
      Неожиданно подал голос адвокат.
      — Как я понимаю, завещание изменил не Навузардан, а сам Зуэн? спросил он.
      — Конечно. Он пришел к вам ночью — потому что уже знал, что на следующий день Навузардан умрет. Ему нужно было, чтобы все получил Пилесер. То бишь, он сам в облике Пилесера. Он вовсе не собирался делиться с господином Этаной.
      — Ну хорошо, но как вы догадались, что он не Пилесер? — нетерпеливо спросил Этана.
      Ницан некоторое время колебался — не рассказать ли им о том, что настоящий Пилесер Шульги не видел рапаитов, а вот поддельный — видел. Но потом решил, что повествование об Умнике не придаст ему солидности в глазах нового хозяина «Дома Шульги».
      — Будем считать это моим профессиональным секретом, — Ницан поднялся. — Мне пора. Надеюсь, господин Этана, вы будете хорошим президентом компании. Что же до вас, госпожа Ингурсаг, — он повернулся к верховной жрице, все еще сидевшей неподвижно, — право, я очень сожалею, что преступником оказался именно ваш сын.
      — Я любила Навузардана, — мертвым голосом сказала старуха, в которой с трудом угадывалась прежняя верховная жрица. — Это был единственный человек, которого я действительно любила.
      Ницан подумал, что возможно эта любовь и оказалась истинной или, во всяком случае, основной причиной преступления: «Уязвленное самолюбие и сыновняя ревность. Любовь к матери и ненависть к отцу. Плюс желание разбогатеть. Зависть. Опасная смесь, весьма опасная». Вслух об этом говорить не стал. Отвесил общий поклон, вышел на улицу.
      — Умник, — сказал он высунувшемуся из кармана рапаиту, — теперь-то мы с тобой точно поедем на Тростниковое море. Послушай, а у тебя там, в Изнанке Мира подружки нет? Могли бы развеяться вчетвером — ты, она, я и Нурсаг. А?

ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ В ВИНОГРАДНИКЕ

      Есть три причины, по которым утром после весело проведенного вечера вам может не понравиться собственное отражение в зеркале. Первая, самая простая, состоит в том, что вы действительно плохо выглядит: траурная небритость, припухшие воспаленные глаза, запекшиеся губы.
      Вторая причина — вы еще не проснулись. Некоторые специалисты полагают, что предутренний сон в той или иной степени соответствует обстоятельствам пробуждения. Иными словами, по причине тяжести в желудке и сухости во рту человек уже предчувствует, какая именно картина представится его взору, едва он приблизится к зеркалу. И подсознание тут же услужливо выдает воображению, размягченному и отягощенному вчерашним возлиянием, соответствующий образ.
      Наконец, третья причина. Самая опасная. Внешность в полном порядке, но за время господства подсознания над сознанием в зеркало вселился девек.
      Проверить, с каким из вышеперечисленных случаев вы имеете дело, достаточно просто. Нужно, не отводя взгляда от возмутившего вас отражения, ущипнуть себя за руку. Если при этом обнаружится, что на самом деле вы лежите навзничь, а вовсе не стоите перед зеркалом, — ясное дело, причина номер два. Если ваше отражение сморщилось от боли — причина номер один.
      Если же оно, вместо того чтобы сморщиться, начинает хихикать, корчить рожи (высовывать язык, оттопыривать руками уши, подмигивать мерзким образом) — и это при том, что сами вы окаменели от такого нахальства — пиши пропало: в зеркале отныне живет девек, и никакими средствами от него уже не избавиться. То есть, избавиться можно, но процедура эта муторная, длительная и в чем-то опасная. Единственное, что остается — пореже смотреть в зеркало. Иначе девек, насосавшись чужих негативных эмоций, вознамерится переселиться из стеклянного прямоугольника в нормальное живое тело. Тогда корчить рожи, дурацки хихикать в самые неподходящие минуты, дергать себя правой рукой за левое ухо или пытаться просунуть голову под собственное колено будет уже не отражение, а оригинал.
      Несколько слов о девеках. Эти демонические существа малоизвестны, несмотря на то что постоянно находятся, можно сказать, на глазах большинства людей — во всяком случае, тех, кто время от времени заглядывает в зеркало. Малоизвестны же девеки потому, что собственного облика не имеют, а мимикрируют в зеркальные отражения. Что же до негативных эмоций, которыми эти демоны питаются, то ведь известно, что люди чаще всего недовольны собственной внешностью. Им всегда кажется, что зеркало искажает и фигуру, и лицо, что на самом деле они гораздо элегантнее, изящнее, спортивнее. Так что девек, однажды вселившись в зеркало, прямо-таки купается в отрицательных эмоциях.
      Все это частный детектив Ницан Бар-Аба вспоминал, стоя в своей комнате перед большим зеркалом поздним осенним утром шестого числа месяца тишри. Он ущипнул себя за руку и убедился, что не спит. Следовательно, одна из вышеперечисленных причин отпадала. Относительно своей внешности Ницан был достаточно высокого мнения (отличаясь таким образом от значительной части человечества). Из чего следовало, что причиной недовольства отражением могло быть только вселение в зеркало девека.
      Хмурый взгляд воспаленных глаз казался по-нормальному неподвижным и малоосмысленным, а небритые щеки если и дергались периодически, то от привычного похмельного нервного тика.
      И все-таки что-то было не так.
      — Умник, — позвал Ницан хриплым голосом. — У меня неприятности. Дай-ка чего-нибудь...
      Демон-рапаит по прозвищу Умник, похожий на растолстевшего крысенка, выбрался из-под валявшейся на полу груды одежды. В передних лапах он держал крохотный поднос с пузатым бокалом. В бокале плескалась прозрачная жидкость. Ее чистота так контрастировала с захламленным жилищем детектива, что Ницану на мгновение захотелось нырнуть в бокал и поселиться там навеки.
      Он вовремя перехватил опасную мысль, почувствовав внезапный характерный зуд по всему телу. Не хватало еще в самом деле превратиться в карлика, умещающегося в бокале. Подсознание часто выкидывало с Ницаном неприятные штучки. Однажды вот материализовало его собственную галлюцинацию — рапаита с рюмкой в передних лапах (задние лапы птичьи, с кривыми острыми коготками). Теперь тот регулярно снабжал Ницана спиртным из Изнанки Мира. С одной стороны, это конечно хорошо, но ведь все хорошо в меру. А вот как раз меры в спиртном Умник не знал. Или притворялся, что не знает.
      Демон быстро вскарабкался детективу на плечо. Ницан осторожно взял бокал, но вместо того, чтобы выпить, прижал прохладное стекло к разгоряченному лбу.
      В это самое мгновение раздался сильный стук в дверь.
      — Меня нет... — прохрипел Ницан. Умник одобрительно кивнул. Девек в зеркале (ну точно, девек, чтоб ему провалиться к Ануннакам!) тотчас высунул язык и оттопырил пальцами уши, так что физиономия якобы-детектива превратилась в морду небритого шимпанзе. Правда, Ницан успел сообразить, что, во-первых, сам он выглядел почти так же, а во-вторых, что бритых шимпанзе ему видеть пока не доводилось. Он кратко обругал себя за то, что год назад согласился принять чертово зеркало в уплату от издержавшегося клиента. Соблазнившись антикварным видом тяжеленного прямоугольника с поцарапанной поверхностью, Ницан повесил его прямо посередине стены, напротив собственной постели. Теперь вот расхлебывай...
      Стук повторился, причем слышалась в нем надменная требовательность. Ницан одним глотком осушил содержимое бокала, не забыв отвернуться от зеркала. Не сделай он этого, ровно половину выпивки высосал бы девек. Только тогда он снял с двери охранное заклинание. Дверь тотчас распахнулась. При виде пришедшего, Ницан быстро попятился и сел на разобранную постель. Пришедшим оказался полицейский маг-эксперт Лугальбанда. Обычно тщательно причесанная окладистая борода его торчала седыми космами, черный плащ покрыт налетом красноватой пыли. Глаза Лугальбанды метали молнии — в самом прямом смысле слова: крохотные искры летели во все стороны. Ницан даже испугался, что одна такая молния вполне может поджечь всклокоченную бороду самого эксперта.
      Еще больше испугался Умник: как всякое потусторонне существо, он плохо переносил магическое воздействие любого рода. А полицейский маг буквально источал сильнейшее магическое поле. Умник юркнул под кровать. Впрочем, Лугальбанда не обратил на него никакого внимания по вполне понятной причине: рапаитов видят только люди, имеющие ярко выраженную слабость к спиртному, то есть, реальные и потенциальные алкоголики, к каковым маг-эксперт не относился.
      Лугальбанда остановился посередине захламленной комнаты.
      — Н-ну?! — грозным басом вопросил он. — Что ты опять натворил?
      Самая длинная молния вылетела из его правого прищуренного глаза и мгновенно обратила в пепел шлепанцы детектива. От неожиданности тот уронил пустой стакан, который все еще держал в руках. Стакан разбился с оглушительным хлопком.
      — Т-ты что, рехнулся?.. — заикаясь, спросил Ницан, глядя то на стеклянные осколки, то на кучку пепла, оставшуюся от шлепанцев. Видимо, Лугальбанда сам почувствовал, что хватил через край. Молнии исчезли, маг щелкнул пальцами. На месте прежних шлепанцев появились новые, в которые Ницан тотчас сунул босые ноги. Крохотный полупрозрачный смерч втянул осколки стакана и растворился в воздухе.
      Ницан пошевелил пальцами ног.
      — Жмут, — уныло сообщил он Лугальбанде. — Ты ошибся на два размера.
      Лугальбанда отмахнулся от его упрека.
      — Я спрашиваю, что ты опять натворил? — повторил он грозно, но уже без сопровождающих эффектов.
      — Когда натворил? — спросил Ницан.
      — Вчера! — рявкнул маг-эксперт. — Что ты натворил вчера?
      Ницан быстренько перебрал в памяти вчерашний день, но поскольку прошлое представлялось ему сплошной черной ямой, доверху наполненной алкогольными напитками, то, разумеется, не ответил. Придав своему лицу скорбное выражение, частный сыщик слабым шепотом сообщил:
      — По-моему я заболел...
      — Да, я тоже полагаю, что тебе необходим врач. У тебя есть знакомый психиатр? — язвительно поинтересовался маг-эксперт. — И свяжись с хорошим адвокатом. Он тебе тоже не помешает.
      Ницан попятился к кровати, лег навзничь и уставился в потолок.
      — А что я такого сделал? — спросил он нарочито-равнодушным голосом. Набил кому-то физиономию?
      На всякий случай, он внимательно осмотрел свои кулаки. Никаких ссадин и царапин не обнаружил.
      Лугальбанда тяжело вздохнул.
      — Если бы... — он посерьезнел. — Знаешь ли ты, что за дверью в данную минуту находятся шесть полицейских? Не пять и не семь, представляешь? Ровно шесть.
      Ницан снова сел и вытаращил глаза.
      — Т-ты шутишь?!..
      Шесть полицейских, ожидавших у входа, означало, что его собираются арестовать по подозрению в предумышленном убийстве.
      Лугальбанда, судя по похоронному выражению его лица, вовсе не собирался шутить.
      — Пока что полицейские меня не видели, — сказал он, глядя в сторону. Ждут, пока ты проснешься, чтобы снять с двери охранное заклятье.
      — Не имеют права... — пробормотал было сыщик.
      — Имеют, имеют. У них есть ордер, подписанный начальником управления и заверенный квартальным судьей Габриэлем. Так что собирайся. Приведи себя в порядок. Если у судьи и есть какие-то сомнения относительно твоей причастности, то они точно рассеются, едва он увидит тебя в таком виде.
      Ницан вовсе не собирался следовать совету мага-эксперта. Во-первых, потому что был о своем внешнем виде достаточно высокого мнения. А во-вторых, поскольку не собирался никуда идти, пока не выяснит хотя бы что-нибудь.
      — И кого же я убил? — хмуро поинтересовался он.
      — Младшего жреца храма Анат-Яху. Его звали Сиван. Тело найдено в храмовом винограднике сегодня рано утром. Наткнулись полицейские, во время патрулирования.
      Услышав название храма, Ницан начал что-то припоминать. Да, он действительно был вчера в этом храме... Вот только зачем его туда понесло? Вино с храмовых виноградников, конечно, достаточный повод для визита. Но Ницан в отношении спиртного придерживался широких взглядов. Вряд ли он отправился бы так далеко только ради изысканного вкуса и редкого букета храмового вина. К тому же добрая знакомая сыщика, некая дама по имени Баалат-Гебал с некоторых пор взяла за правило снабжать его образцами винных погребов Анат-Яху вполне регулярно и бесплатно. Сиван... это имя тоже пробуждало смутные воспоминания. Ницан энергично затряс головой, отчего все поплыло перед глазами, а фигура мага-эксперта раздвоилась. Сыщик наверное потерял бы сознание от приступа сильного головокружения, если бы Умник, вовремя вспомнивший о своих обязанностях, не сунул ему в руку, выглянув на мгновение из-под кровати, стакан с пальмовой водкой. Лугальбанда с неодобрением посмотрел на выпрыгнувший из пустоты прямо в руку детектива стакан. Как уже было сказано, рапаитов люди непьющие увидеть не могут, могут лишь наблюдать за результатами их действий. Лугальбанда, вечно раздражавшийся из-за присутствия поблизости демона-невидимки, неоднократно предлагал Ницану избавиться от непрошеного спутника. Ницан всякий раз уклонялся от этой помощи.
      Правда, сейчас маг-эксперт промолчал.
      Выцедив добрую половину убойного напитка, Ницан почувствовал себя лучше. Он даже позволил себе пренебрежительно хмыкнуть и задиристо спросить приятеля:
      — А с чего ты решил, что я вообще там был?
      Маг молча извлек из складок своей широкой мантии длинный кинжал и положил его на стол перед частным сыщиком. Ницан уставился на оружие. Лезвие было покрыто запекшейся кровью. Рукоятка выпачкана красноватой глиной.
      — Это что? — спросил он.
      — Оружие, которым был убит преподобный Сиван, — ответил Лугальбанда.
      Ницан снова посмотрел на кинжал, зачем-то ковырнул ногтем засохший комочек глины на рукоятке.
      — Не мой, — заявил он. — Я холодным оружием не пользуюсь.
      Лугальбанда неопределенно хмыкнул.
      — Протяни-ка руки вперед, ладонями вверх, — потребовал он вдруг.
      Ницан хотел возмутиться, но увидев выражение лица мага-эксперта, поставил стакан на стол и выполнил требуемое. Лугальбанда легко коснулся его ладоней кончиком короткого судейского жезла, после чего сделал то же самое с окровавленным кинжалом. Затем он вышел в самый центр захламленной комнаты, оттолкнув ногой колченогий стул, осторожно установил жезл вертикально. Закрыл глаза, беззвучно прочитал несколько заклинаний. Осторожно отвел руки и отошел на шаг. Жезл остался в вертикальном положении, удерживаемый магической силой.
      Ницан, видевший подобные действия не раз, тем не менее, смотрел на происходящее будто зачарованный.
      Некоторое время ничего не происходило. Потом рубиновые глаза змейки, украшавшей навершье, вспыхнули. Жезл окутался розоватым облаком, постепенно расширявшимся. Вскоре всю комнату окутал странный холодный туман.
      Внезапно он исчез, и глазам Ницана предстала квадратная площадка, окруженная со всех сторон кустами винограда. В центре площадки ничком лежал человек в жреческом одеянии. Над ним склонялся другой, очень знакомый. Только через мгновение сыщик сообразил, что над лежащим жрецом стоит он сам.