Хроники отражений (№3) - На краю времени, на пороге мира

Второе же само нашло его прошлым летом. Даже не нашло, а напало. Все потом удивлялись, как незамеченным забрел в Алларен зеркальник…

До того дня Гилларду приходилось только слышать об этих страшных тварях, темной нелюди, как их называли взрослые. Говаривали, что зеркальник может принять вид умершего знакомого или родственника – и тогда, подобравшись совсем близко, нападает. А истинная личина зеркальника – тощенький, невысокий человечек, кожа покрыта зловонной слизью, рот полон игл-зубов да еще когти – острые, как ножи… Но все это можно увидеть только в том случае, когда зеркальник подобрался совсем близко и нет спасения…

Поутру отец отправил Гилларда отнести две сорочки булочнику, которые тот непременно хотел получить до зимнего солнцеворота. Выполнив поручение, Гил спокойно отправился домой, но, не доходя квартала, вдруг увидел… Нет, это было не привидение! Навстречу Гилу бодро шел казненный командор Геллер. Он улыбался и, заметив мальчишку, приветливо помахал ему рукой и поманил к себе. Гиллард почувствовал, как во рту собирается горечь. Все происходящее казалось… неправильным. Разве не отрубили командору голову на площади, перед многоликой толпой? Гил невольно попятился, не сводя глаз с улыбающегося Геллера. И вроде бы не призрак, вполне здоровый и живой человек. Но разве такое возможно?

Их разделяло несколько шагов. Гил, остолбенев, смотрел и смотрел в лицо Геллеру – и снова проснулось то странное чувство, что когда-то давно… они уже встречались. Командор, словно читая его мысли, кивнул:

«Да, да… Разве ты забыл меня? Ты очень хорошо меня знаешь, малыш… Очень».

И в этот миг что-то темное метнулось из-за угла на командора. Ударило его в грудь, свалило на мостовую…

Морок схлынул. И Гил, словно в самом худшем из кошмаров, увидел уже не доброго и казненного Геллера, а нагое, покрытое зеленоватой слизью тело.

Увидел он и страшные когти с желтыми капельками яда, и страшные, выпученные глаза, похожие на глаза уснувшей рыбины, и разверзнутую пасть, полную игольчатых зубов.

Но сейчас чудовищу было не до Гилларда: страшные когти терзали плоть растрепанной седой женщины, что на него кинулась; зубы рвали ее ключицу в попытке добраться до горла.

Тут бы Гилу и бежать, но он не мог пошевелиться. Просто стоял и смотрел на катающийся клубок сплетенных тел. Откуда-то потянуло сладковатым гнилостным запахом.

Потом… все закончилось. Зеркальник дернулся и затих; из перегрызенного горла текла кровь, тут же темнея и сворачиваясь черными сгустками. Женщина тоже лежала неподвижно; ее ветхая одежда была в ядовитой слизи, плечо превратилось в кровавые ошметки. И – никого вокруг. Тишина и пустота на одной из самых оживленных улиц Алларена.

Сглотнув, Гиллард осторожно шагнул к спасшей его незнакомке. Ему было страшно так, что подгибались коленки. Но все же он знал, что должен взглянуть в лицо тому, кто вырвал его из лап зеркальника. Даже если она уже шагает по Небесным дорогам…

Но нет. Белая тонкая рука шевельнулась, и Гил услышал тихий стон. Затем очень медленно женщина повернулась набок и начала подниматься. Мальчишка бросился к ней; в голове билась с ударами пульса мысль о том, что она жива, жива! И сейчас следует помочь ей, довести до дома, промыть и перевязать раны…

– Не приближайся, – прохрипела она, – яд… везде… яд…

Посидев немного, женщина отбросила назад длинные спутанные волосы, и тут Гиллард впервые увидел ее лицо.

Даже измазанное кровью и зеленой стынущей слизью, оно было красивым. Невероятно красивым – и точно так же невероятно бледным, словно краски жизни уже очень давно покинули его. Женщина не отрываясь смотрела на Гила, а тот понял, что попал из огня да в полымя. И она тоже не была человеком; огромные глаза залила непроглядная чернота, глянцевая, как полированный черный обсидиан, ведьмин камень.

Гиллард поперхнулся воздухом. Недоуменно глядя на чудовище, он не знал, что и делать. Болотная ночница, тварь, ничем не лучше зеркальника… Но ведь она все-таки спасла его, обыкновенного мальчишку? Почему?.. Чтобы отбить добычу?

Губы нелюди дрогнули, раскрываясь в улыбке – и он увидел страшные игольчатые зубы, которыми она разорвала горло зеркальнику.

– Не бойся, – прошелестела ночница, – не бойся меня… мой храбрый воин…

В этот миг все поплыло перед глазами Гилларда, и он с головой окунулся в непроглядный мрак беспамятства.

Очнулся дома, в постели. Опять тихо плакала мать, а отец смотрел как-то задумчиво и скорбно. Когда Гиллард рассказал им про зеркальника и ночницу, родители ушли из комнаты и о чем-то долго спорили за дверью. Ему хотелось подслушать о чем, но не было сил подняться. Гиллард заснул. Однако с того дня болотная ночница частенько являлась ему в снах и называла храбрым воином.

* * *

…Прекрасная дама, объект поклонения любого настоящего рыцаря, появилась внезапно и, как грозовой ветер, взбаламутила тихую жизнь невольного узника ножниц и булавок. Это случилось в яркий летний день, когда Гил сидел у окна и, разложив на коленях сорочку, со всем надлежащим усердием пришивал тесьму. Было жарко; золотой сноп лучей косо падал на колени Гила и, соскальзывая вниз, рисовал большой светлый лоскут на дощатом полу. Гил трудился, время от времени промокая лоб тряпицей и вытирая вспотевшие пальцы; в мыслях он был весьма и весьма далек от сорочки. Словно выпущенная стрела, пригнувшись к конской спине, рыцарь Гиллард Великолепный летел по нескошенному лугу; в лицо бил свежий, напоенный запахом разогретой зелени и земли ветер; за спиной уютно пристроился верный меч… И – Хаттар Всемогущий – как же он хотел, чтобы все это стало настоящим, а не только призрачными видениями!

– Прошу прощения. Могу я увидеть мастера Ринта?

От неожиданности Гил едва не выронил шитье. Надо же! Оказывается, он так замечтался, что не заметил посетительницу…

– Мастер отлучился по делам. – Все еще будучи не в силах вырваться из объятий грез, Гил поспешно воткнул иглу в полотно, отложил сорочку на подоконники, вскочив, поклонился. – Быть может, я могу вам помочь?

Он заморгал, стараясь разглядеть посетительницу; так бывает, когда после яркого солнца смотришь в полумрак: перед глазами запрыгали пятна, и казалось, что в двух шагах царит непроглядная темень.

Она шагнула навстречу, ближе к окну, и приветливо улыбнулась. А Гил ощутил, как кровь прилила к щекам… Потому как эта утренняя посетительница была самой настоящей прекрасной леди, о какой только мог мечтать настоящий рыцарь. Ну или тот, кто собирается оным стать.

Пожалуй, она была его ровесницей. Солнечный свет запутался в распущенных по плечам золотистым и тщательно завитым локонам. Широко распахнутые глаза в обрамлении искрящихся пушистых ресниц напоминали вечернее небо – густого синего цвета. Когда она улыбнулась, то на розовых щечках появились премилые ямочки.

Сраженный в самое сердце, Гил еще раз поклонился и растерянно промямлил:

– Если вас не затруднит, вы могли бы подождать мастера Ринта.

– Хорошо. – Красавица огляделась в поисках свободного стула.

Гил бросился подавать ей табурет, зацепился о ножку стола и едва не упал. Испугавшись, что его сейчас засмеют, Гил окончательно смутился. Наверное, он стал красным как вареный рак; но милое создание и не думало смеяться.

Она серьезно поглядела на Гила:

– Вы, наверное, сын мастера Ринта? – И, дождавшись утвердительного кивка, продолжила: – Меня зовут Лаури. Мы недавно переехали в Алларен, купили дом неподалеку. Мой отец – лучший краснодеревщик земель западнее Вельмероны. А вас как зовут?

– Гил… Гиллард.

Он топтался, не зная, куда деть руки, и чувствовал себя страшно неуклюжим по сравнению с красавицей Лаури, воплощением грации.

Тем временем она аккуратно уселась на добытый Гилом табурет, расправила складки нежно-голубого платьица.

– Говорят, ваш отец – хороший портной. Мы бы хотели заказать несколько тонких сорочек и новый кафтан для моего отца.

– Он должен скоро вернуться. – Гил наконец нашел в себе силы посмотреть Лаури в лицо. И его посетила мысль, что за нее он бы, не сомневаясь, отважился на любой подвиг.

– Вы тоже станете портным? – Она кокетливо убрала со лба непослушный локон.

– Да, наверное.

И Гиллард невольно вздохнул. Уж кем-кем, а портным ему становиться совершенно не хотелось. Эх, раздобыть бы меч или, на крайний случай, наняться к какому-нибудь рыцарю оруженосцем…

– А я не стану такой, как отец, – задумчиво обронила Лаури, – мне все говорят, что когда-нибудь я выйду замуж за принца… А вы как думаете?

Гиллард замялся, не зная, что и ответить. Отчего-то ему стало неприятно при мысли о том, что Лаури будет жить во дворце с каким-нибудь изнеженным и избалованным отпрыском Императора… И, сам того не ожидая, брякнул:

– А я бы хотел стать рыцарем. Настоящим. Чтобы и конь был, и меч, и доспехи.

– Но дети портных не могут быть рыцарями, – рассудительно заметила красавица.

Гиллард словно бы и не слышал.

– Я бы совершал подвиги, великие подвиги, о которых барды складывали бы песни! Я бы стал таким, как…

На языке вертелось «как командор Геллер», но в этот миг распахнулась дверь и – хвала Небу! – появился отец. Мастер Ринт.

Лаури встала, учтиво поклонилась, чем вызвала добродушную улыбку на губах портного.

– А, у нас посетительница! Душенька, вам еще не надоел мой сын-мечтатель? Ну Гиллард, поди-ка на задний двор, погляди, чего я привез. А вы, душенька присаживайтесь, чего стоять-то? Нечасто к нам заглядывают принцессы…

Гил невольно поморщился и, раскланявшись, ушел. Но с тех пор в его мечтах появилось новое лицо. Красавица, которую он неизменно спасал и во имя которой вершил подвиги. Кроме того, выяснилось, что Лаури живет совсем неподалеку, презирает общество ровесниц-уродин, и что отец ее, мастер по дереву, вовсе не будет злиться, если Гил иногда станет заглядывать в их маленький садик.

* * *

…Над Аллареном полыхал закат. Солнце только-только село, но вся кромка неба была залита малиновым соком; слоистые облака подались на север, задевая распростертыми крыльями закатный багрянец. Пахло яблоками. В траве бойко трещал кузнечик.

– Значит, все, что угодно? – лукаво переспросила Лаури.

Гил кивнул. Что тут говорить еще? Он опустил глаза и не смотрел на Лаури, иначе обязательно бы увидел, как на ее губах появилась коварная и даже чуть-чуть хищная улыбка. Появилась – и пропала.

– Хорошо. Я придумала тебе, мой благородный рыцарь, испытание.

Гиллард навострил уши, безмолвно гадая… Поймать стрижа, что носятся день-деньской над городом? Вырезать из дерева корону?..

– Ты должен принести мне что-нибудь из Закрытого города! – выпалила на одном дыхании Лаури. И тут же воровато огляделась – не подслушал ли кто?

Гиллард вздрогнул. Закрытый город? Так ведь то ж город магов! Мрачные, черные стены, отгородившие древнюю цитадель от светлого, приветливого Алларена. Загадочные фигуры в темных одеяниях, время от времени появляющиеся на улицах. Страшные магические опыты, о коих столько говорят – однако никто и ни разу не видел все это собственными глазами… Он непонимающе уставился на Лаури.

– Но… это же…

– Я знаю, – очаровательно улыбнулась она, – но если ты и вправду хочешь стать рыцарем, тебе надо быть бесстрашным. И потом… Ты прославишься на весь Алларен, если побываешь там и вернешься с доказательством!

Лаури с хрустом откусила от яблока. Гиллард молчал. Ему было неуютно даже думать о том, что его прекрасная дама пожелала придумать столь трудное испытание… Все-таки это была игра, всего лишь игра.

Или нет?..

– Там же маги, – наконец выдавил он, – и никто еще не побывал в Закрытом городе, даже взрослые обходят его стороной.

Тонкая коричневая бровь Лаури надменно приподнялась:

– Ты что, боишься?

Гиллард скрипнул зубами. Признаться в собственных страхах? Никогда!

– Стены там слишком гладкие, – только и пробормотал он, – не забраться по ним.

– А веревки на что? – прищурилась она. – Каждый великий воин должен уметь лазать по стенам, Гил. А как же иначе?

…Он вернулся домой поздно, чем заслужил укоризненный взгляд матушки. Знала бы она, куда отправится Гиллард ночью, наверняка бы уже тихонько плакала у себя в спальне. На сердце камнем легло недоброе предчувствие, Гила знобило; даже мелькнула гаденькая мыслишка – а не сказаться ли больным и тем самым отменить поход к неприветливым черным стенам? Но он тут же одернул себя: какой из тебя вырастет рыцарь если будешь увиливать от собственных обещаний?

Дождавшись, пока все уснут, Гиллард крадучись добрался до кладовой и там добыл крюк, один из тех, куда подвешивали копченые окорока. Моток новенькой бельевой веревки он позаимствовал на заднем дворе. Затем, закрывшись в спальне, Гиллард крепко привязал веревку к крюку и решил, что, вне всякого сомнения, это немудреное приспособление позволит ему забраться на стену.

Гил посидел еще немного на кровати. Здесь, в крошечной спаленке, было тихо и уютно; в воздухе витал слабый запах лаванды – матушка любила перекладывать чистое белье мешочками с этими цветками. Даже огонек свечи, подрагивая от случайного сквозняка, безмолвно уговаривал остаться и не ходить никуда, плюнуть на все это рыцарство и сумасбродную Лаури в придачу… Но Гиллард все-таки поднялся. Задув свечу, он осторожно открыл окно – упаси Хаттар, стукнет рама! – и мягко спрыгнул на землю, под сень старой груши. Где-то недалеко завыла собака.

…Он подошел к Закрытому городу со стороны Розового переулка. Вздрагивая при каждом шорохе и едва ли не шарахаясь от собственной тени, миновал ряд аккуратных каменных домов. Розовые кусты здесь разрослись столь буйно, что порой из-за пышной зелени выглядывали только чердачные оконца да крыши и за каждым таким кустом Гилларду мерещился ночной алларенский ворюга, который только и ждет, чтобы засадить в спину кинжал, раздеть и бросить умирающего на дороге. Сам Гил, конечно же, никогда ни с чем подобным не сталкивался, но повсюду об этом говорили почтенные торговки, булочники, торговец специями, приехавший, по слухам, с самого побережья океана Дождей… Однако до самой Черной цитадели с Гилом не приключилось ничего плохого, словно чья-то воля хранила его.

Розовый переулок оборвался внезапно, еще до стены; между последним домом и Закрытым городом оставалось пространство, достаточное, чтобы уместилось две телеги. Казалось, домишки пугливо жмутся друг к другу, опасаясь прикоснуться гладким боком к древним камням. Гиллард поежился. В самом темном далеком закоулке его сознания трепетала, билась светляком мысль – а может, в самом деле не стоит?.. Он упрямо тряхнул головой. Да какой же ты рыцарь, Гил, если позволяешь себе бояться?!! Совсем некстати он вспомнил болотную ночницу, ту самую, с прекрасным, измаранным кровью и ядом зеркальника лицом. Разве не она называла его храбрым воином? Ночницы, по словам торговца специями, редко ошибаются…

И Гиллард, озираясь, прислушиваясь к шороху листвы и отголоскам ночной жизни Алларена, принялся забрасывать крюк на зубчатую кромку стены. Так, чтобы он зацепился за выступ и можно было попробовать забраться наверх.

Получилось, наверное, с попытки этак двадцатой и, верно, только потому, что на самом деле стены Закрытого города были не так уж и высоки. Но ведь получилось? Гиллард мысленно поздравил себя с этим небольшим достижением, надел рукавицу, чтобы сподручнее было хвататься за веревку, и медленно полез наверх. Сперва он скользил по гладкой поверхности, но чем выше, тем чаще стали попадаться крошечные выбоинки, незаметные снизу… Дело пошло веселее. Правда, Гил старался не смотреть вниз, потому как чувствовал себя неуютно, даже забираясь высоко на старую грушу в саду.

И вот наконец ему остались считанные локти до верха. Пальцы болели с непривычки, ноги, руки дрожали, но близость цели придала сил. Гиллард улыбнулся и мысленно поздравил себя с одолением первого препятствия. Еще немного – и он, задыхаясь, вполз между зубцами.

Стена оказалась толстой; Гил распластался во весь рост, подполз к краю. Стараясь не шевелиться, он оглядывал нутро Закрытого города – и не мог надивиться. Кольцо черных стен вмещало в себя куда большее пространство, чем это могло показаться снаружи.

В небо устремлялась главная башня, похожая на суставчатую лапу паука, если ее распрямить. Вокруг толпились башенки поменьше в безуспешной попытке черпнуть силы у своей товарки. Еще дальше от центра были набросаны в кажущемся беспорядке небольшие приземистые дома странной формы – у основания многоугольные, под крышей округлые. И ни единого огонька. Словно не было живых в Закрытом городе, словно никто не охранял его по ночам… Или же магам, здесь живущим, не требовался огонь, чтобы видеть в темноте?

Из-за облака вынырнул Большой глаз Хаттара, и все вокруг заискрилось, заблестело, как в густом сахарном сиропе. Даже черная мостовая сверкала, отполированная до блеска, ну а главная башня и вовсе купалась в лунном свете, окутанная серебристым ореолом.

Вдруг Гиллард заметил одинокую фигуру в черном, медленно бредущую по сверкающей мостовой. Это выглядело в высшей степени странным; человек, или, вернее, маг появился ниоткуда, словно соткавшись из света и тьмы. Гил вжался в камень… Хотелось стать крошечной букашкой, чтобы не заметил, не схватил чародей нахала, посягнувшего на тайны цитадели… Маг тем временем остановился, так и не дойдя до стены. Зоркий Гиллард сумел разглядеть молодое бледное лицо, черные глаза, похожие на два колодца мрака, седые волосы, заплетенные в косы… А потом человек начал таять в ночном воздухе, растворяясь в свете Большой луны, как мед в кипятке.

«Призрак!» – догадался Гил и, скрестив средний и указательный пальцы левой руки, поспешно сотворил охраняющий знак.

За исключением бестелесного стража, никого более не было в Закрытом городе. И Гил решил, что самое время спускаться вниз и добыть что-нибудь… Мелочь, которая бы с лихвой доказала его присутствие в загадочном городе магов.

Он зацепил крюк за внешнюю сторону зубца, подергал, проверяя. И – совсем ненароком – бросил взгляд на круглый добродушный лунный лик.

Сердце с размаху бухнулось в ледяную полынью. Дыхание застряло в горле, и ноги словно налились свинцом, стали двумя непослушными колодами. Даже если захочешь – и то с места не сдвинешься…

Приближаясь с каждым ударом сердца, на Гилларда неслась невиданная крылатая тварь. В полной тишине, не считая нужным предупредить о своем появлении ни рыком, ни воем… Как в жутком кошмаре Гил увидел вытянутые вперед кривые руки, хищный оскал лица, отдаленно напоминающего человеческое, злые щелки-глаза… Жесткий удар вышиб дыхание, страшные когти вцепились в плечи, потащили вперед, к кромке стены. И Гил закричал.

Он вопил от боли и ужаса не переставая все то время, пока оживший кошмар тащил его куда-то. Потеряв способность соображать и напрочь забыв о том, что рыцари не должны бояться. Затем вдруг Гил больно ударился всем телом о камень; сильные руки вновь сомкнулись на нем, подбросили в воздух – и вновь вышибающий дыхание удар… Искаженное яростью лицо, черное и лоснящееся, как каждый камешек в этом месте, оказалось совсем близко, разверзлась пасть, непомерно широкая, усаженная черными зубами-иглами. У Гилларда все поплыло перед глазами, перепуганное сознание съеживалось, собираясь спрятаться, укрыться в спасительном беспамятстве.

И вдруг чудовище порскнуло в сторону, как перепуганная крыса.

Гил с хрипом глотнул воздуха. Пошевелился, еще не веря в то, что не отправился в Небесные сады Хаттара. Осторожно скосил глаза – тварь никуда не ушла. Спокойно сидела в двух шагах, то складывая, то разворачивая блестящие крылья… И Гиллард вдруг вспомнил, что похожее чудовище сидело каменной статуей на черной стене…

– Так-так, – протянул кто-то сверху, – маленький наглец, посягнувший на тайны города избранных.

Человек. Пусть даже и маг. Но это куда как лучше, нежели хищное создание, оживший камень… Гиллард приподнялся на локте, в поле зрения оказались добротные башмаки и край бархатной мантии.

– Н-да, – насмешливо прошелестел голос, – такого давненько не было. Видно, люди глупеют с каждым поколением. Ибо только глупец – или сумасшедший – мог додуматься до подобного.

Маг был без охраны. Только маг и чудовище. Но Гил уже понял, что от них не сбежишь, не скроешься. Пусть даже чародей был бы один…

– Вставай, – прозвучал приказ, – нечего валяться. Я… хочу на тебя посмотреть. Внимательно посмотреть, прежде чем ты отправишься к Отцу Небесному.

Горло сжалось. Запоздало Гиллард подумал о том, каким же дураком он оказался, послушавшись сумасбродную девчонку и отправившись в Закрытый город… Ведь Закрытый город – только для избранных… На глаза навернулись слезы: неужели все? И больше не будет ни отца, ни матушки, ни уютной спаленки, пропахшей лавандой?..

Шмыгнув носом, Гил поднялся. И взглянул в лицо палача.

…Его возраст было невозможно определить. Седые волосы, ниспадающие на крепкие плечи, говорили о старости, но тонкие, едва наметившиеся морщинки утверждали обратное. Яркие синие глаза смотрели строго, беспощадно; Гилу показалось, что этот взгляд выворачивает его наизнанку и проникает в самые потаенные уголки памяти.

– Как тебя зовут? – холодно поинтересовался маг, складывая руки на груди.

Гиллард только стиснул зубы. Зачем называть свое имя, ежели все равно конец всему? Тварь угрожающе заклекотала.

– Молодость необязательно должна быть спутницей глупости, – заметил чародей, – но у тебя, похоже, это ее свойство проявилось в полной мере. Отвечай, дурачок. Меня интересует твое имя.

Откашлявшись, Гил назвал себя. На бледных губах мучителя мелькнула странная, грустная улыбка.

– Гиллард… Ах вот оно что! Приемный сын алларенского портняжки…

Гил недоумевающе взглянул на мага. Приемный сын?!! Но тот, казалось, не придал своим словам никакого значения.

– Что ж, Гиллард. Считай, что тебе повезло – сегодня смерть обойдет тебя стороной.

Он не поверил своим ушам.

– Это вовсе не значит, что ты вернешься домой, – с улыбкой закончил маг, – ты останешься здесь, в Закрытом городе. Я чувствую в тебе нешуточный магический дар, Гиллард Накори. Думается, со временем ты станешь великим магом.

– Но… – он понял, что если не скажет этого сейчас, то время будет потеряно, – но… ваше чародейство…

– Можешь называть меня Магистром.

– Магистр… – горло отчаянно першило, в глазах плавали слезы отчаяния, – мои родители… будут думать, что я умер?

Назвавшийся Магистром ухмыльнулся:

– Примерный сыночек хорошего портного. Я пошлю им весть о том, что ты начал проходить обучение в Закрытом городе. Это должно их порадовать.

Глава 4

ОСКОЛКИ ПРОШЛОГО

…– Что ты делаешь?

Магистр только вздохнул. Было похоже на то, что от маленького чудовища в образе вихрастого мальчишки он так и не избавился. И вряд ли избавится в ближайшем будущем.

– Не мешай, – строго сказал он, – я решаю очень, очень важную задачу.

Нахал хихикнул:

– Ты решаешь ее уже не один год. Что, мозги высохли от времени?

Магистр оторвался от расстеленного на столе новенького листа папера, изготовленного в лаборатории Закрытого города по старинному рецепту дэйлор. Он бросил уничтожающий взгляд на мальчишку: тот устроился на подлокотнике одного из кресел, закинул ногу за ногу. Вот наглец! Можно подумать, что у себя дома…

– Лучше исчезни сейчас, – процедил Магистр, – пока я не…

– А что ты мне сделаешь? – Демон скорчил испуганную рожицу: – Ой, боюсь… Только не бейте, дяденька…

Затем, вдруг посерьезнев, добродушно поинтересовался:

– Так что ты там рисуешь-то? Не первый год…

У Магистра Закрытого города отчаянно вертелось на языке нечто вроде «оно тебе надо?», но, пересилив себя, он поманил мальчишку к столу. Может быть, если рассказать, отстанет…

Он в который раз окинул взглядом схему, нарисованную им же на папере. Такая простая поначалу, теперь она была похожа на спутанный клубок. И – что самое печальное – каждая нить являлась чьей-то судьбой.

Кудрявая голова склонилась над столом, затем мальчишка удивленно взглянул на Магистра:

– И что это такое?

– Я пытаюсь просчитать судьбу этого мира, – Магистр беспомощно развел руками, – пока что не очень получается. И с каждым годом я запутываюсь все больше и больше.

– Но… – синие глазенки расширились, – разве такое возможно?

– В том-то и дело, что возможно.

И Магистр, сам поражаясь собственному терпению, начал рассказывать маленькому мучителю о том, что есть на свете такие мудрые вещи… Даже не вещи, слова, в которых заключен великий смысл: причина и следствие. Они цепляются друг за дружку звеньями цепи, и цепь эта тянется от самого начала времен. А оборвется наверняка только с последним закатом этого мира.

– Ну а ты-то что рисуешь? – Мальчишка провел пальцем по одной из линий, на которой было написана «Золий». Она держалась как-то обособленно, эта линия изредка пересекаясь или сплетаясь узелком с прочими. – Где причины, где следствия? Где эта самая цепь? Ничего здесь не понять на твоем рисунке.

– Это потому, что я пытаюсь учесть все возможные варианты, – пробурчал Магистр, – их слишком много и готов дать голову на отсечение, что я так и не смог продумать все.

– Почему же? Ты ведь считаешь себя таким умным!

– Да потому, что каждый человек думает по-своему, – Магистр пожал плечами. – Неужели это не очевидно? Я не могу перевоплотиться, скажем, в Императора Квентиса, чтобы точно сказать, а что ему может стукнуть в голову.

Он в раздражении поглядел на мальчишку:

– Ну теперь ты от меня отстанешь со своими дурацкими вопросами?

Тот ухмыльнулся:

– Пожалуй. Я не буду тебя отвлекать некоторое время… А ты рисуй, рисуй… вдруг да получится? Мне тоже интересно.

Он наклонился к схеме, проследил за линией с пометкой «Миральда».

– А что с этой будет?

– Возможно, она в конце концов сделает нечто полезное для всех, – пробормотал Магистр, – а возможно, и не доживет до того дня. Все зависит от поведения вот этой линии.

И черкнул ногтем по паперу.

– Но здесь нет никакой метки, – мальчишка почесал затылок, – почему?

– Видимо, у того, кому предназначена эта судьба, нет имени.

Тут Магистр решил, что и без того слишком долго возится со своим надоедливым приятелем. В конце концов схема получалась крайне любопытной, и он намеревался провести еще часок-другой за распутыванием клубка.

– Ну иди, иди. Дай мне подумать!

Мальчишка шмыгнул носом:

– Эх, жаль, что ты меня прогоняешь. Мы бы вместе… таких дел наворотили!

– К сожалению, это невозможно, – сухо ответствовал Магистр, – иди, прогуляйся. А я, может быть, набело перерисую схему.

…Оставшись в одиночестве, он уселся за стол, обхватил руками голову и задумался. На зеленоватом листе папера сплетались и расходились нити судеб, и на них были нанизаны кружки тех событий, которые могли произойти. Магистр в отчаянии еще раз оглядел свою схему, и ему пришла в голову замечательная мысль: а что, если ввести новое понятие – «вероятность» еще не случившегося? Скажем, нулем можно будет обозначить то событие, которое никак не может произойти, единицей – то, что случится обязательно… Тогда можно будет облегчить себе задачу и заниматься только теми линиями, где после сложения всех единиц получится большее число.

И тут же осекся. Ведь далеко не всегда вероятность можно оценивать как «точно произойдет» или «вовсе не случится»! Всегда будут оставаться события, о которых не скажешь – войдут они в историю мира или нет… Магистр вздохнул. Получался из его схемы какой-то замкнутый круг. Вернее, густая сеть из кривых и кружков, в которой разобраться под силу лишь, наверное, Хаттару Всеобъемлющему…

А все начиналось так просто! С книг, привезенных из Дэйлорона, которые он начал читать одну за другой, с трудом разбирая витиеватый почерк дэйлор. С особым интересом Магистр читал книги предсказаний, старые и потрепанные; как вечному невольнику отражений ему было любопытно разобраться – а когда же, собственно, настанет конец всему?

Он разбирал пророчества о Последнем Магистре, нашел несколько стихов о последнем короле, который должен был погубить свой народ и одновременно дать надежду. Затем, к своему удивлению, обнаружил кое-что любопытное о той сущности, что называли колодцем памяти, и под конец наткнулся на сказание о чудовище на троне врагов, разрушающем все сущее. Тут не нужно было особо ломать голову, чтобы понять, о ком идет речь. Магистр достаточно хорошо разобрался в характере Квентиса Доброго, чтобы поверить в скупые строки древних предсказаний. Книга завершалась высокопарными заявлениями, провозглашением написанного той истиной, что непременно сбудется. И трудно было с этим поспорить.

А затем Магистр нашел еще несколько книг предсказаний (видимо, древние дэйлор увлекались прорицанием будущего), и их содержимое повергло его в тягостные размышления. Оказывается, всего, что было упомянуто в первой книге, могло и не быть, если бы… Если бы участники событий принимали другие решения. Воистину все повернулось бы иначе!

Магистр читал и читал; он не нуждался ни в сне, ни в пище и даже не старился, а потому мог тратить на чтение столько времени, сколько заблагорассудится. Он нашел слова о великой болотной ночнице, предостережения о том, что, если сын волшебницы и слуги, убитого своим господином, заглянет в колодец памяти, мир будет висеть на волоске от гибели и все будет зависеть от решения, принятого одним-единственным человеком. И, ежели тот человек пойдет по одному пути, мир очистится. Ну то есть все погибнет, и все когда-нибудь возродится…. Кроме того, великая ночница тоже могла внести свою лепту в историю, но это в том случае, если доживет…

В конце концов Магистр запутался окончательно. Даже он, проживший на свете шестьсот лет, не мог составить стройную логическую цепочку из той чепухи, что несли прорицатели дэйлор. И тогда он решился на отчаянный шаг: построить схему наподобие схемы взаимодействий вещей, только здесь вместо вещей будут события, а вместо силовых линий – судьбы. В итоге… задача казалась неразрешимой.