СТОУКХЕРСТЫ (№2) - Герой снов

Эмма испытала странную потребность утешить эту женщину, сказать, что ей нечего ее бояться. Но вместо этого она доброжелательно улыбнулась и повела Шарлотту в гостиную, к ближайшей группе гостей, и стала всем ее представлять. Брикстон и Адам задержались позади, так как Брикстон залюбовался огромной рождественской елью в главном холле.

Эмма оставила Шарлотту Милбэнк и занялась другими гостями, однако глаза ее беспокойно обегали комнату. Скоро должен вернуться Николай. Ей необходимо найти его заранее, предупредить о том, что к ним в гости явился Брикстон вместе с Милбэнками. Она старательно не смотрела в сторону Адама, хотя ощущала на себе его неотрывный взгляд.

«Будь ты проклят, Адам, – думала она сердито. – Зачем ты хочешь перевернуть мою жизнь? Что сделано, то сделано. Ты меня оставил и женился на другой, а я сумела прийти в себя и оправиться от удара. Так дай мне жить спокойно!»

Пробираясь сквозь толпу гостей, Эмма непринужденно играла роль хозяйки и наконец, улучив момент, посмотрела на Адама. Он стоял с приветливым видом, но казался напряженным, и улыбка его была натянутой. Жена находилась рядом, ее пухлая белая ручка хозяйски лежала на его руке. Мимоходом Эмма услышала обрывок их разговора. Адам пытался рассказать какую-то историю:

– …Наши друзья наняли лакея с очень надменным лицом, одетого в роскошную синюю ливрею.

– Черную ливрею, дорогой, – небрежно прервала его Шарлотта.

Адам продолжал, словно не слыша ее:

– …И мы гуляли в их саду вдоль тиссов.

– Это были фруктовые деревья, дорогой, – поправила Шарлотта.

– …Когда услышали совершенно ужасный вопль и плеск! Этот лакей по дороге в каретный сарай поскользнулся и упал в рыбный садок. Я никогда так не смеялся.

– Это было крайне вульгарно, – чопорно добавила Шарлотта.

Эмма почувствовала на локте легкое прикосновение и, обернувшись, увидела рядом Тасю. Лицо Таси выражало легкую тревогу. Указав взмахом ресниц на Милбэнков, она тихо сказала:

– Вижу, у тебя появились незваные гости.

Эмма скорчила гримаску и вздохнула:

– Что будет, когда их увидит Николай!

– Николай не станет устраивать сцену, – уверила ее Тася. – У него отличное самообладание.

– Надеюсь.

– Адам выглядит просто подкаблучником, – заметила Тася.

– Да, я обратила на это внимание.

Адам всегда был обидчивым и болезненно гордым. Зачем он женился на женщине вроде Шарлотты? Возможно, она так держалась из-за неуверенности в себе: старалась самоутвердиться, изводя мужа?

– Бедная женщина, – внезапно промолвила Эмма. – Я знаю, чем оборачивается попытка удержать ускользающего из рук мужчину. Я долго пыталась это делать, пока не поняла всю бесполезность подобных стараний.

– О ком ты говоришь? – поинтересовалась Тася. – Об Адаме или о Николае?

Эмма горестно улыбнулась:

– Полагаю, об обоих. Но Николай переменился, в то время как Адам остался прежним. По-моему, Адаму приятно держать женщину в состоянии неуверенности, чтобы она никогда не знала, можно ли на него положиться.

– Ты думаешь, что можешь положиться на Николая? – последовал тихий вопрос Таси.

– Да. Все, что я наблюдаю в последние несколько недель, убеждает меня: я должна рискнуть. Я решила довериться Николаю, пока не пойму, что ошиблась.

Тася пристально вгляделась в ее лицо.

– Ты полюбила его, Эмма?

Эмма заколебалась, обдумывая ответ. Уголком, глаза она заметила, что Адам высвободился из рук жены и стал не спеша пробираться сквозь толпу гостей, направляясь к высокой стеклянной двери, выходящей в сад. На пороге он остановился и посмотрел прямо на Эмму.

Адам явно хотел поговорить с ней наедине. Эмма сразу отвела от него взгляд, но лоб ее пересекла озабоченная морщинка. Вскоре она ускользнет из гостиной и присоединится к нему.

– Ты уверена, что поступаешь мудро? – спросила Тася, точно оценившая ситуацию.

– Наверное, нет, но это необходимо. Я должна прояснить наши с ним отношения раз и навсегда.

* * *

Николай вернулся в гостиную, испытывая облегчение. Мальчики порадовали Джейка восторгом при виде его пони. Стоукхерст был вежлив и прохладно дружелюбен, пробормотав, что хотел бы с ним побеседовать за рюмкой коньяка или чего-то в этом роде. Николай послушно согласился, понимая, что Эмма была права: ее отец явно стремится установить с ним мирные отношения.

Едва он пересек порог гостиной, как к нему приблизилась незнакомая женщина. Она была маленькой и толстенькой, с неожиданно хищными, свирепыми глазами на круглом личике.

– Ваша светлость, – обратилась она к нему низким голосом, – я – леди Шарлотта Милбэнк. Ваша жена и мой муж куда-то запропастились. Так как я незнакома с вашим поместьем, то вынуждена просить вас помочь мне их разыскать.

* * *

Темный сад был полон свистящих зимних шорохов. Земля под ногами оледенела, и голый кустарник живых изгородей покрылся инеем. В морозном ночном воздухе дыхание вырывалось изо рта Эммы призрачными тающими облачками.

Сад представлялся ей единственным местом, где им с Адамом было гарантировано необходимое уединение. Казалось вполне закономерным, что они должны сейчас встретиться на том же месте, где состоялось их последнее настоящее свидание, перед тем как Николай вмешался в их жизнь.

Вскоре она обнаружила то, что искала: маленькую полянку, окруженную ирландскими тисами. Адам ждал ее там, его длинные волосы слегка колыхались на ветру, легкими волнами обрамляя лицо и шею. Он казался постаревшим, словно со времени того свидания прошли не месяцы, а годы. Эмма чувствовала, что тоже стала старше. Как случилось, что оба они изменились так сильно?

Она уже не могла представить себя и Адама юными пылкими влюбленными и поняла, что теперь их разделяет нечто большее, чем ее замужество и его женитьба. Она никогда не любила Адама по-настоящему. Настоящая любовь принимает человека со всеми его недостатками и прощает ошибки. Понимает слабости и еще больше любит за них. То, что объединяло их с Адамом, было иллюзией, которая рассыпалась прахом при первом же серьезном препятствии.

Она остановилась в нескольких футах от него. Ее губы дрожали от холода.

– Зачем вы приехали, Адам?

Он протянул к ней руку. В ладони бледно мерцали жемчуга.

– Я хотел отдать их вам.

Это были серьги, которые она ему отослала. Эмма покачала головой и сложила руки под грудью.

– Я не могу их принять.

– Почему? Разве они не так хороши, как те драгоценности, которые он дарит вам? – Взгляд его упал на тигровую брошь.

Эмма с трудом сглотнула, испытывая неловкость от того, что находится с ним наедине.

– Чего вы от меня хотите? – спросила она нетерпеливо и жалобно.

– Я хочу вернуться в тот вечер, когда мы были с вами здесь, в саду. Я все сделал бы иначе. Я не дал бы запутать себя и на этот раз не покинул бы вас. Слишком поздно я понял, что вы были для меня единственной возможностью стать счастливым.

– Это не правда.

– Разве? Говорят, что князь Николай изменился, что женитьба на вас преобразила его. Он стал лучше. Вы могли бы сотворить такое и со мной, если бы я женился на вас. Чтобы стать моей женой, вы бы бросили вызов своей семье и всему миру. Вы бы любили меня.

Когда-то подобные речи из уст Адама доставили бы Эмме огромное удовольствие. Она наслаждалась бы, слушая, как он сожалеет, что покинул ее. Но теперь его стенания были ей не нужны. Она хотела навсегда изгнать его из своей жизни.

– Адам, ни вам, ни мне не стоит жить прошлым.

– А что, если я не могу не думать о нем? – яростно вопросил он, швыряя серьги к ее ногам с такой силой, что одна из дужек сломалась, а жемчужины разлетелись вокруг ее юбок. – Я хотел увидеть сегодня на вас мои украшения.

– Вам следовало подарить их своей жене.

– Я не люблю ее, – сказал Адам, и глаза его потемнели от отчаяния. – После отказа от вас я продал свою душу. Я думал, что состояние Шарлотты будет достаточным утешением. Знаете, что мне пришлось узнать? – Он горько рассмеялся. – Мое новообретенное богатство принесло с собой обязательства, от которых меня выворачивает наизнанку. Шарлотта обращается со мной как с дрессированной мартышкой. Она ждет от меня послушания, беспрекословного выполнения ее воли и вознаграждает меня, только если я это делаю. Я утратил гордость и самоуважение.

– Ох, Адам, – печально прошептала Эмма, – вы не должны рассказывать мне об этом. Я не могу вам помочь.

– Нет, можете!

Эмма открыла было рот, чтобы возразить ему, но услышала звук шагов по замерзшей земле и шорох одежды, задевающей за кусты. Спустя несколько секунд на полянке появилась Шарлотта Милбэнк. Ее бледное лицо оставалось невозмутимым, но в глазах сверкало злое торжество.

– Мы нашли их, – объявила она своему спутнику, который вышел на полянку и встал рядом с ней.

– Ник! – проговорила Эмма, и сердце ее упало. Ее муж тихо обратился к Адаму:

– Убирайтесь с моей земли, или я убью вас! – Из уст некоторых людей это прозвучало бы как эффектная фраза, но Николай был абсолютно серьезен.

– Нет, – поспешила вмешаться Эмма. – Оставь их, Ник. Не давай сплетникам новой пищи. Кроме того, у тебя деловые отношения с Брикстоном и его американскими друзьями. Ведь так? Ты не должен оскорблять Брикстона, выгоняя из своего дома его сестру с мужем.

Тигриный взгляд Николая впился в ее зрачки.

– Почему ты хочешь, чтобы Милбэнк остался?

– Нам все равно пора ехать, – пробормотала Шарлотта и шагнула вперед, чтобы взять мужа за руку. – У меня разболелась голова. К тому же я увидела то, ради чего приехала сюда. Пойдем, дорогой.

Сначала казалось сомнительным, что Адам ее послушается. Молчание мучительно затянулось. Наконец он подчинился властному нажиму жены и покинул сад вместе с ней.

Николай смотрел на рассыпанный у ног Эммы жемчуг.

Ей захотелось оправдаться, хотя причин для этого не было. Рассердившись на свое смущение, Эмма перешла в наступление.

– Ну, что теперь, Ник? – сухо спросила она. – Что последует? Вопросы? Обвинения?

– Ты приглашала его? – осведомился он, по-прежнему глядя на жемчуг.

– Ты думаешь, мне хотелось его здесь видеть?

– Возможно. Ты что, испытываешь меня, Эмма?

Вопрос неожиданно привел ее в ярость:

– Я не стану оправдываться. Верь, во что хочешь!

– Я хочу услышать твое объяснение.

– Неужели? – с деланной наивностью осведомилась она. – Как чудесно, что ты решил проявить справедливость, после того как уже сделал свои выводы! Вы с Адамом совершенно одинаковы: пара собак, грызущихся из-за кости. Что ж, я не позволю никому из вас давить на себя, рвать и тянуть в разные стороны. Как ты смеешь глядеть на меня с подозрением, когда я изо всех сил стараюсь поверить в тебя! Неужели я не заслуживаю такого же отношения? Такой же слепой веры?

Ни единого звука, ни единого слова не донеслось в ответ, лишь полное молчание. Николай, казалось, был поглощен внутренней борьбой, которая требовала от него полной сосредоточенности. Эмма смотрела на суровый профиль мужа, высвеченные лунным серебром линии носа и скул.

Наконец Николай сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, напряжение ушло из его тела.

– Я знаю, что ты его не приглашала, – грубовато признался он. – Но когда я увидел тебя здесь, рядом с ним, мне захотелось придушить вас обоих. Я ревновал.

Эмма почувствовала, что ее злость проходит.

– Для этого не было причины.

– Разве? – Он помолчал еще несколько мгновений. – Шесть месяцев назад я стоял в этом саду и слышал, как ты сообщила Адаму, что любишь его, произнесла слова, которых никогда не говорила мне.

– Разве я не говорила их тебе в прошлой жизни? – отозвалась она в слабой попытке пошутить.

– Да, говорила, – абсолютно серьезно ответил он. – И я хочу услышать их снова. Только надежда на это поддерживает меня, Эмма.

* * *

К общему облегчению, праздники прошли без дальнейших осложнений. Николай совсем выбросил Милбэнков из головы, посвятив себя нуждам своей семьи, арендаторов, занялся делами. Он наконец нашел опытного наставника для Джейкоба и пригласил его приехать днем в поместье. Пожилого мужчину провели в библиотеку, где его ждали Николай и Джейкоб. Николай жестом пригласил его присесть и объявил:

– Мистер Робинсон, мы с сыном хотели бы предложить вам место гувернера. Ваши рекомендации безупречны, а после встречи с вами на прошлой неделе мы оба согласились, что вы самый подходящий человек.

Робинсон, седой, солидный джентльмен, в течение сорока лет преподавал в Итоне и теперь пожелал вести менее напряженную жизнь частного преподавателя. Он обладал добротой и мягким юмором, которые Николаю очень пришлись по душе. В нем также чувствовалась упорная воля, предполагавшая воспитание с твердостью и здравым смыслом. Еще важнее было, что Джейк его одобрил, чувствуя в нем отеческую теплоту.

Улыбка раздвинула аккуратно подстриженные усы мистера Робинсона, и он без уверток коротко сказал:

– Принимаю. Могу также добавить, что весьма необычно позволять ребенку сказать свое слово при принятии такого решения, но в этом видна некоторая свежая струя. – И он лукаво блеснул глазами в сторону Джейка. – Полагаю, что мы с юным Джейкобом поладим.

– Мы будем предоставлять вам отличные комнаты и обслуживание, где бы ни обитала семья. Мы также надеемся, что вы примете участие в наших возможных путешествиях.

– Я с удовольствием буду их ждать, ваша светлость. Путешествия дают прекрасную возможность пополнять знания. Даже человеку моего возраста.

– Вот и прекрасно. – Николай прервал себя на полуслове, так как в дверях библиотеки появился дворецкий. – В чем дело, Станислав?

– Посыльный только что принес это для вашей светлости. – Дворецкий подал ему на маленьком серебряном подносике запечатанное письмо и удалился.

– Извините меня, – проговорил Николай, обращаясь к Робинсону. Взломав восковую печать, он пробежал глазами письмо, адресованное лично ему. Оно гласило:

"Николай!

Мне хотелось бы обсудить с Вами дело первостепенной важности. Оно касается Эммы. Встретимся в старом домике привратника Саутгейт-Холла сегодня в четыре часа пополудни. Я бы предпочел, чтобы Вы никому об этом не упоминали.

Стоукхерст".

– Что за дьявольщина? – пробормотал Николай, перечитывая записку. Загадочное послание ничем не походило на обычный прямой и четкий стиль Стоукхерста. Возможно, однако, что он тревожился о дочери. У Николая не было иного выбора, кроме как быстро откликнуться на приглашение. Он хотел наладить хорошие отношения с семьей Эммы. И если понадобятся дополнительные усилия, дабы ублажить ее отца, он приложит их, чего бы это ему не стоило.

Джейк с любопытством уставился на него, в то время как мистер Робинсон робко поинтересовался:

– Плохие вести, ваша светлость?

– Нет, – задумчиво отозвался Николай, – просто неожиданные.

Он сомневался, что Эмме известно что-либо насчет послания ее отца. Сегодня она уехала на заседание Королевского общества гуманного обращения с животными. Такие собрания обычно длились весь день, так что было маловероятно, что она вернется до ужина. Если он выедет тотчас же, то успеет совершить поездку в загородную резиденцию Стоукхерстов, встретится с герцогом и вернется домой еще до возвращения Эммы.

Отодвинув письмо на край стола, Николай сухо заметил:

– Ох уж эти тести и тещи! Они не успокоятся, пока не втянут вас в какие-нибудь хлопоты.

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Не могу не согласиться с вами, ваша светлость. Моя дорогая жена умерла десять лет назад, но ее семья до сих пор продолжает мне докучать.

Николай ответил ему улыбкой и взъерошил темные волосики сына.

– Джейк, я сейчас должен уехать, так, может быть, ты покажешь мистеру Робинсону классную комнату? – Он повернулся к наставнику. – Станислав поможет вам до конца недели перевезти сюда ваши вещи и обустроиться. Дайте ему список того, что вам нужно.

– Благодарю вас, князь Николай. Большая честь, что вы доверили мне воспитание юного Джейкоба.

Джейк нетерпеливо подергал Николая за рукав:

– Куда ты едешь, папа?

– Я вернусь домой к ужину.

– Можно поехать с тобой?

– Не в этот раз. Ты должен остаться и быть хозяином дома, пока я не вернусь.

– Хорошо, папа, – послушно ответил Джейк, однако морщинка между черными бровками выдавала его недовольство.

* * *

Эмма вернулась с собрания Королевского общества гуманного обращения с животными сияющая, довольная успешно проведенным днем. Само по себе собрание оказалось скучным, и поскольку особых новостей не было, все закончилось очень рано. А вот отношение к ней стало совершенно другим. Как и предсказывал Николай, ее влияние и статус возросли, наверное, раз в десять, просто потому, что она стала его женой.

К этому времени члены общества узнали о баснословном богатстве человека, за которого вышла Эмма, а также о ее внушительном новом титуле. Ей нещадно льстили, соглашались со всеми ее предложениями, возносили до небес ее ум и милосердие. Сегодня президент назвал ее самым важным и влиятельным членом общества. Эмма была смущена, польщена, но несколько раздосадована тем, что вся ее предыдущая работа не принесла ей такого признания, как титул княгини Ангеловской.

Она вошла в холл, с удовольствием окунувшись в уютное тепло дома после зимней стужи.

– Привет, Стэнли, – улыбнулась она дворецкому, позволяя ему помочь ей снять накидку. Затем она сняла серую фетровую шляпку и перчатки. – Где мой муж? В библиотеке?

– Он уехал несколько минут назад, ваша светлость.

– Неужели? А куда?

– Он не сказал, мадам.

– Эмма! – раздался голос Джейка. Обернувшись, она увидела, что он со всех ног сбегает с главной лестницы, а хорошо одетый джентльмен следует за ним с более пристойной скоростью. – Это мой наставник, мистер Робинсон. Эмма приветствовала седого гувернера лучезарной улыбкой.

– Муж говорил мне о вас, мистер Робинсон. Так вы решили принять это место?

– Да, ваша светлость.

– Я очень рада! – Поглядев на Джейка, она спросила небрежно:

– Николай сказал, когда вернется?

– К ужину.

– Ты знаешь, куда он поехал?

– Да.

Поскольку продолжения не последовало, Эмма улыбнулась и терпеливо задала следующий вопрос:

– Тебе не хочется сказать мне куда?

– Я не могу сказать, мне придется тебе показать.

Озадаченная Эмма проследовала за мальчиком в библиотеку, а гувернер остался со Станиславом в холле. Подойдя к письменному столу Николая, Джейк перерыл несколько листков, пока не нашел нужную записку и поднял ее, зажав в ладошке:

– Вот!

Эмма укоризненно покачала головой.

– Просматривать чужие письма нехорошо, Джейк.

– Но ведь ты хотела узнать.

– Да, но… – Она уставилась на письмо, страстно желая узнать его содержание. – Черт! – негромко проговорила она и, улыбнувшись, взяла листок. – То, что я делаю, Джейк, очень плохо. Мы должны уважать право других на личную жизнь и тайну.

– Да, мэм. – Он наблюдал, как она читала записку, и золотые глаза его светились, как у кошки. Эмма совсем растерялась:

– Как странно! – Вовсе не похоже было на отца писать такие послания. Почему же он решил так поступить? – Но ведь это не его почерк! – вскричала она.

Нервы ее напряглись, желудок сжался в комок. Во всем этом было что-то очень неладное.

Господи, это же почерк Адама Милбэнка и его стиль! На миг в глазах у нее помутилось, и черные буковки поползли по белому листку как червяки. Она видела его почерк раньше, когда он писал ей любовные записки и свое прощальное письмо.

Адам Милбэнк хотел увидеться с ее мужем наедине.

Записка выпала из пальцев Эммы и, порхая, улеглась на пол. Она вспомнила, что говорил Адам о Николае, слова его жгли ей мозг:

«…Я не могу перестать думать о том, чего меня лишили. Ваш муж проник в нашу жизнь и отнял у меня все, чего я хотел».

«…Я собираюсь свести с вами счеты и обещаю: ждать этого долго вам не придется. Это мой долг перед Эммой и перед самим собой».

«…Боже мой, кто-то должен оказать миру услугу и избавить от него… пока он не покалечил еще чьи-нибудь невинные жизни».

– Нет, – прошептала Эмма, сжимая руки в кулаки. – Это безумие. Он не посмеет!

Однако в душе она понимала, что Николай в опасности. Не отвечая на растерянные расспросы Джейка, она быстрыми шагами подошла к деревянному шкафу, в котором Николай держал хрустальные графины с крепкими напитками и кое-какие ценности.

– Ты правильно сделал, что показал мне эту записку, Джейк, – сказала она, роясь в шкафу. – А теперь, пожалуйста, пойди в холл.

– Но почему?..

– Делай, как я говорю! – Она улыбнулась ему через плечо успокаивающей улыбкой и весело проговорила:

– Все будет в порядке.

Джейк неохотно повиновался и вышел, шаркая по ковру ногами. Спустя минуту Эмма нашла то, что искала: пару вычурно украшенных французских пистолетов в ящичке красного дерева. Вытащив из него пистолет с легчайшим курком и рукояткой из слоновой кости с золотыми и серебряными накладками – он был тяжелым и уютно улегся ей в руку, – Эмма проверила, заряжен ли он, и обнаружила, что обойма полна.

Она сунула его в карман платья, и тяжелые складки юбок скрыли торчащий бугор. Затем она спустилась в холл и жестом потребовала плащ. Хотя лицо ее оставалось спокойным, наверное, она чем-то выдала себя, потому что мужчины посмотрели на нее странно.

– Стэнли, велите снова подать мне карету, – коротко приказала она. – Уверена, что лошадей еще не распрягли.

Дворецкий поколебался мгновение, словно испытывая неодолимое желание переспросить ее или как-то по-иному задержать. Но ее глаза сурово встретились с его взглядом, и он кивнул:

– Будет исполнено, ваша светлость.

* * *

Какой-то экипаж уже стоял около старого домика привратника. Дыхание лошадей клубилось в морозном воздухе белыми облачками пара. Маленький, переживший несколько столетий домишко находился почти в двух милях от Саутгейт-Холла, на краю густого леса. Мимо него вилась тропка, в давние времена служившая подъездом к господскому дому. Однако она была заброшена, после того как много лет назад проложили более прямой путь к нему и построили новую сторожку.

Николай оставил свой одноконный экипаж и, потрепав гнедого по крутой блестящей шее, направился в домик. Погода стояла холодная, но она ничуть не походила на привычные ему жестокие русские зимы, которыми он наслаждался большую часть своей жизни. Однако ему хотелось, чтобы эта встреча поскорее закончилась и он мог вернуться домой, к Эмме. Будь они прокляты, прихоти его тестя! Хоть Николай и признавал, что обязан им потакать.

Толкнув тяжелую деревянную дверь, Николай вошел в помещение, промозглое и тусклое. Дневной свет едва сочился в маленькие грязные оконца. Стараясь приспособиться к переходу от яркой белизны снаружи, Николай поморгал глазами.

– Ладно, Стоукхерст, – сказал он, – говорите, в чем дело.

Но откликнувшийся голос принадлежал вовсе не Стоукхерсту. Он был тихим, злорадным и враждебным:

– Вы, наверное, не привыкли к такой жалкой обстановке, не так ли? Князю Николаю подавай только самое лучшее. Роскошный дом, деньги, красавицу жену, но теперь все это будет отнято. Отнято человеком, которого вы ограбили дочиста.

Говоривший сделал шаг вперед, и Николай узнал Адама Милбэнка.

Ошеломленный, не понимая, что происходит, Николай уставился на него немигающими глазами:

– Какого черта вам надо?

Милбэнк взмахнул рукой, в которой оказался зажат пистолет с длинным дулом.

– Я хочу мщения, и этим я его добуду! Вы позавидовали тому, что было у меня с Эммой, и забрали ее себе. Думаете, вы лучше меня? Так вот, Ангеловский, между нами нет почти никакой разницы. Мы оба недостойны ее! – Адам тщательно прицелился и начал большим пальцем отводить курок. – Это пистолет Стоукхерста. Я застрелю вас и брошу его здесь… во владениях герцога. Вы с ним сговорились против меня. Теперь настала пора возмездия.

– Вы глупец, – почти ласково проговорил Николай, не сводя глаз с пистолета, который прыгал в руке Милбэнка, выдавая его безумное возбуждение. – Никто не поверит, что это сделал Стоукхерст.

– По крайней мере это бросит тень на славное имя, которым он так гордится. А мир станет лучше и чище без тебя, себялюбивый русский ублюдок!

– Как вы думаете, что произойдет потом? – осведомился Николай, переводя взгляд с оружия на вспотевшее лицо Милбэнка. – Вы кончите петлей палача. Эмма вам все равно не достанется. Она не хочет иметь с вами ничего общего.

– Она хотела меня, пока вы зверски нас не разлучили! – Пистолет дернулся, и в ответ невольно дернулся Николай. Адам хрипло засмеялся. – Вы правы, Ангеловский, вам следует бояться. Я действительно собираюсь это сделать. Я убью вас без малейшего сожаления, как муху. Но сперва станьте на колени. – И когда Николай заколебался, ярость Милбэнка, казалось, удвоилась. – На колени! На колени! Немедленно! Хоть раз я увижу вас униженным.

Николай медленно опустился на колени, неотрывно глядя на противника, хотя его трясло от гнева и протеста.

– Я начал обдумывать этот план, когда услышал, что вы женились на Эмме, – продолжал Адам. – С того момента ваша жизнь не стоила и шиллинга.

Николай облизнул пересохшие губы:

– Вы пожертвуете своей жизнью ради мести? А как же ваша жена?

– Моя жена? – повторил Адам и горько рассмеялся. – Толстая жалкая курица, которая вечно клюет всех вокруг. Каждый раз, глядя на Шарлотту, я вспоминаю, что по вашей вине оказался с ней. А вам досталась Эмма, вам, который заслуживает ее меньше всех на свете!

– Этого я не отрицаю, – тихо произнес Николай.

– Эмма будет благодарить меня до конца дней своих за то, что я собираюсь сделать.

– Нет, Адам, – раздался с порога голос, ошеломив обоих мужчин. Они были так поглощены спором, что ни один из них не заметил тонкую фигурку, проскользнувшую в приоткрытую дверь.

Эмма стояла перед ними. Подол ее юбки отсырел от мокрой земли, белеющее в полумраке лицо казалось осунувшимся и угловатым. Николай никогда не видел у нее такого пронзительно сверкающего взгляда, словно она находилась в гипнотическом трансе. Она шагнула вперед, держа в руке пистолет, притом гораздо тверже, чем Адам.

– Это безумие. Перестаньте наставлять эту штуку на Николая. Если тронете хоть волос на его голове, я вас пристрелю.

– Эмма, убирайся отсюда! – рявкнул Николай, похолодев от ужаса. Его жена, его ребенок! С ними не должно произойти ничего плохого, что бы ни случилось с ним самим.

Адам едва глянул на Эмму.

– Я не хочу убивать его у вас на глазах. Но сделаю это, если придется.

– Ради Бога, зачем вам это? – напряженно спросила Эмма. – Вы что, пытаетесь напугать Николая? Что ж, вы преуспели в этом: нагнали страха на нас обоих. А теперь уберите пистолет.

Адам становился все более хмурым и встревоженным. Пистолет качнулся в его руках.

– Вы должны быть мне благодарны за то, что я собираюсь избавить вас от него. Разве вы не этого хотите, Эмма? Вы не можете любить это чудовище, вы хотите освободиться от него!

– Нет, не хочу. – У нее заметно задрожал подбородок. – Немедленно прекратите ломать комедию, Адам!

– Проклятие, Эмма! Уходи, пожалуйста, – в отчаянии взмолился Николай. Господи милосердный, неужели судьба снова разлучит их? После всех мук, через которые он прошел, после всего, что узнал, неужели он окончательно ее потеряет? Из прошлого донесся до него горестный шепот Емелии: «Я никогда больше не увижу тебя. Это правда?» – «В этой жизни – нет».

– Эмма, убирайся отсюда! – резко повторил он.

– Ни слова больше! Молчите! – прокричал Адам, глаза его горели ненавистью. Лихорадочный взгляд вернулся к Эмме. – Я не понимал, какие чувства к вам испытывал, пока не потерял вас. И я должен это сделать. Не могу допустить, чтобы он выиграл. Если я позволю ему уйти безнаказанным, то больше никогда не буду чувствовать себя мужчиной. Никто и никогда не верил, что я любил вас, Эмма, даже вы сами. Только таким образом я смогу это доказать. Тогда вы поймете.

– Не надо ничего доказывать, – промолвила Эмма. – Я вам верю. – Она почувствовала жжение слез, выступивших в уголках глаз. А внутренний голос ее вопил в ужасе: «Только не тронь его, пожалуйста!» Она сморгнула слезы, продолжая твердо направлять пистолет на Адама. – Но я не люблю вас, Адам. Я была одинокой, неуверенной в себе, а вы льстили мне и заставляли ощущать себя нужной, желанной. По своей незрелости я приняла это за любовь.

– Он обманул вас, и вы поверили его лживым измышлениям, – горячо настаивал Адам.

– Мы с вами были друзьями, которые испытывали друг к другу нежность. Это совсем не то что любовь. Теперь мы оба устроили свои жизни с другими. Вам не стоит разрушать их. Этим вы ничего не добьетесь. Так что положите пистолет, и мы уйдем. Я пойду с вами куда-нибудь, и мы спокойно поговорим.

– Нет, – быстро произнес Николай.

– Не вам решать, – насмешливо фыркнул Адам. – Здесь я командую, а не вы. Понятно?

– Положите пистолет, Адам, – требовательно повторила Эмма. – Я не шучу.

– Не могу, – последовал упрямый ответ.

– Сейчас же!

Адам, казалось, не слышал ее, глаза его были устремлены на Николая.

– Слишком поздно.

До конца своих дней не забудет Эмма того, что последовало далее. События разворачивались в каком-то своем, особом времени: секунды превратились в часы, все движения замедлились, растянулись до бесконечности, распались на миллион составляющих. Николай прочел в глазах Адама свой приговор: твердую решимость сейчас же убить его. Он повернул голову к Эмме, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Глаза его стали пронзительно прозрачными.

И тогда она спустила курок пистолета.

Оглушительно прогремел выстрел, многократно отразившись эхом в ее мозгу. Раздался тонкий, высокий крик: