Множественные умы Билли Миллигана

«Миссис Маргарет Чангетт может показать под присягой, что она несколько раз видела мать Билли после того, как ее бил мистер Миллиган. Однажды Билл позвал ее и сказал, что его маму сильно побили. Миссис Чангетт пошла в дом Миллигана и увидела миссис Мур лежащей на кровати. По словам миссис Чангетт, миссис Мур дрожала и была вся избита. Миссис Чангетт сказала, что она позвала врача и священника; она осталась с миссис Мур на весь день.

Дороти Мур, мать подсудимого, может показать под присягой, что ее бывший муж Челмер Миллиган в пьяном состоянии оскорблял ее и часто бил. Обычно он запирал детей в спальне и тогда начинал бить ее. Она засвидетельствует под присягой, что Челмер часто сексуально возбуждался после того, как побьет ее. Миссис Мур сказала, что мистер Миллиган ревновал ее к Билли и очень часто бил его, чтобы наказать. Однажды он привязал Билли к плугу, потом привязал его к двери амбара. Миссис Мур готова показать под присягой, что она не осознавала всю серьезность этих побоев и не знала об изнасилованиях до тех пор, пока это преступление не раскрылось…»

Гэри увидел, что Билли, слушая показания, закрыл глаза руками.

– Можно салфетку? – попросил Билли.

Гэри обернулся и увидел, что несколько людей из сидящих вокруг достали салфетки и протягивают их Билли.

«Миссис Мур свидетельствует, что однажды, когда Билли готовил для нее завтрак, открылся его женский аспект. Она сказала, что походка у Билли стала женской и даже говорить он стал как женщина. Миссис Мур свидетельствует, что однажды при тушении пожара в центре Ланкастера она увидела Билли в состоянии, похожем на транс. Он без разрешения ушел из школы, и начальница вызвала ее, чтобы сообщить, что Билл бросил школу. Миссис Мур сказала, что несколько раз видела Билли в трансе. Она свидетельствует, что, когда Билл выходил из этого состояния, он ничего не помнил о том, что происходило.

Миссис Мур также свидетельствует, что она ничего не предпринимала для разрыва отношений с мистером Миллиганом, потому что хотела сохранить семью. Позднее дети предъявили ей ультиматум, и она развелась с мистером Миллиганом».

В протокол был занесен отчет Кэролин и Тернер из Юго-Западного центра. Затем были зачитаны показания брата Билли, Джима:

«Джеймс Миллиган готов заявить под присягой, что много раз Челмер Миллиган брал Джеймса и Билла на ферму, где был амбар. Его, Джеймса, он посылал в поле ловить кроликов, а Биллу всегда приказывал оставаться с ним, отчимом Челмером. Во всех случаях, когда он, Джеймс, возвращался к амбару, Билл плакал. Много раз Билл говорил Джеймсу, что отчим делает ему больно. Всякий раз, когда Челмер видел, что Билл рассказывает про такие случаи Джеймсу, он, Челмер Миллиган, говорил Биллу: «Ведь в амбаре ничего не происходило, да?» Билл, который очень боялся отчима, говорил: «Да». Потом Челмер говорил: «Ведь мы не хотим расстраивать вашу маму?» И перед тем как ехать домой, он брал с собой Джеймса и Билла и покупал им мороженое.

Джеймс Миллиган также подтверждает факты жестокого обращения с Билли в домашней обстановке».

В 12:30 судья Флауэрс спросил, желает ли каждая сторона взять заключительное слово. Обе стороны отказались.

Судья не стал рассматривать изнасилование под первым пунктом, указав на отсутствие подтверждающих показаний и отсутствие подтверждения modus operandi.

– Итак, со стороны защиты, исходящей из факта безумия, – сказал судья Флауэрс, – все свидетельства являются согласованными медицинскими свидетельствами, в которых все врачи показывают под присягой, что на момент совершения преступлений подсудимый был невменяемым. По причине своей невменяемости он был не в состоянии отличить правильное действие от неправильного, и более того, он был не способен воздержаться от совершения этих действий.

Гэри затаил дыхание.

– При отсутствии опровергающих свидетельств, – продолжал Флауэрс, – данный суд не имеет иной альтернативы, как определить на основании имеющихся свидетельств, что по пунктам обвинения со второго по десятый включительно подсудимый невиновен по причине безумия.

Судья Флауэрс определил Билли Миллигана под ответственность Окружного суда по наследственным делам округа Франклин, три раза стукнул молотком и объявил заседание закрытым.

Джуди готова была заплакать, но сдержалась. Она схватила Билли и потащила его в комнату ожидания, чтобы избежать толпы. Дороти Тернер пришла поздравить его, а за ней Стелла Кэролин и другие. Джуди видела, что все они плакали.

Только Гэри стоял в стороне, прислонясь к стене, скрестив руки и о чем-то думая. Битва была трудной и долгой, с бессонными ночами, поставившими его брак под угрозу. Но теперь она почти закончена.

– Все хорошо, Билли, – сказал он. – Сейчас мы поднимемся к судье Меткалфу. Однако нам придется выйти в приемную и пройти сквозь шайку этих репортеров и телекамер.

– А нельзя ли через черный ход? Гэри покачал головой:

– Мы победили. Я не хочу, чтобы у тебя были плохие отношения с прессой. Они ждали там несколько часов. Ты должен будешь предстать перед телекамерами и ответить на несколько вопросов. Мы не хотим, чтобы они потом говорили, что мы ускользнули через черный ход.

Когда Гэри ввел Билли в приемную, репортеры и телеоператоры окружили их, следуя за Билли и снимая его.

– Как вы чувствуете себя, мистер Миллиган?

– Хорошо.

– Вы настроены оптимистично теперь, когда суд закончен?

– Нет.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, – сказал Билли, – предстоит еще многое.

– Какие цели стоят сейчас перед вами?

– Я хочу вновь стать гражданином. Хотел бы лучше узнать жизнь.

Гэри слегка ткнул его в спину, и Билли пошел вперед. Они поднялись на девятый этаж, где размещался суд по делам наследства и кабинет судьи Меткалфа, но тот ушел на обед. Им пришлось его подождать.

Берни Явич позвонил каждой жертве и, как и обещал, рассказал им, что было на суде.

– На основании медицинского свидетельства и закона, – сказал он, – у меня нет сомнений, что судья Флауэрс вынес правильное решение.

Терри Шерман с ним согласился.

После ленча судья Меткалф просмотрел рекомендации психиатров и передал Миллигана в Афинский центр психического здоровья, на попечение доктора Дэвида Кола.

Билли снова привели в комнату для бесед, где Йен Райан с Шестого канала канадского телевидения, который работал над документальным фильмом о жизни Билли для Благотворительного фонда против жестокого обращения с детьми, задал ему вопросы и снял несколько метров пленки для спецвыпуска на телевидении. Джуди и Гэри были отозваны куда-то, а когда они собирались вернуться к Билли, вошел полицейский и сказал, что Билли уже отправили в Афины.

Билли расстроился, что ему пришлось уехать, не попрощавшись с Джуди и Гэри, но офицер защелкнул на нем наручники, сильно сдавив при этом запястья, поспешно свел его вниз и втолкнул в полицейский фургон. Второй офицер сунул в руку кружку с горячим кофе и захлопнул дверь.

Когда фургон завернул за угол, немного кофе выплеснулось на новый костюм. Билли швырнул кружку за сиденье. Чувствовал он себя отвратительно, и это ощущение становилось все сильнее.

Билли не имел представления о том, что такое Афинский центр психического здоровья. Возможно, это очередная тюрьма. Нельзя забывать, что мучения далеко не закончились и множество людей все еще желают надолго его засадить. Комиссия по досрочному освобождению уведомила Гэри о том, что, храня дома пистолеты, Билли нарушил условия досрочного освобождения, и как только он вылечится, его вернут в тюрьму. Не в Ливанскую. Из-за его преступных деяний его, наверно, пошлют в ад под названием Лукасвилль. Где Артур? Где Рейджен? Соединятся ли они когда-нибудь с ним?

Они ехали по занесенной снегом дороге номер 33, проехали через Ланкастер, в котором Билли вырос, пошел в школу и пытался убить себя. Это было невыносимо. Он очень устал и хотел от всего уйти, поэтому закрыл глаза, чтобы ничего не видеть…

Несколько секунд спустя Денни огляделся вокруг в недоумении, не понимая, где находится. Ему было холодно, одиноко и очень страшно.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Уже почти стемнело, когда фургон добрался до Афин и свернул с шоссе. Психиатрическая клиника представляла собой комплекс зданий викторианской эпохи на покрытой снегом возвышенности, с которой открывался вид на Университет штата Огайо. Когда машина пересекла широкий проспект и свернула на узкую извилистую дорогу, Денни задрожал. Двое охранников вывели его из фургона и повели по ступенькам в старое здание из красного кирпича с тонкими белыми колоннами. В окнах горел свет.

Они прошли прямо через старый коридор к лифту и поднялись на четвертый этаж. Когда двери лифта открылись, полицейский сказал:

– Повезло вам, мистер.

Денни не хотел идти, но офицер втолкнул его в помещение с тяжелой металлической дверью и табличкой «Прием и интенсивная терапия».

В отличие от тюрьмы или клиники отделение напоминало длинный коридор небольшой гостиницы с постоянными жильцами, ковровыми дорожками, канделябрами, драпировками и кожаными креслами. С обеих сторон в коридор выходило несколько дверей, пост медсестры выглядел как конторка портье.

– Господи Иисусе! – воскликнул охранник. – Настоящий курорт.

Крупная пожилая женщина стояла у входа кабинета справа. Ее широкое, доброе лицо обрамляли черные кудряшки, словно она только что покрасила волосы и сделала перманент. Она улыбнулась им, когда они вошли в крохотный приемный покой, и мягко сказала полицейскому:

– Могу я узнать ваше имя?

– Леди, это не меня принимают.

– Да, но я принимаю от вас пациента, и мне нужно знать ваше имя, чтобы записать, кто доставил его.

Полицейский нехотя назвался. Денни стоял в стороне, чувствуя себя неловко. Он шевелил пальцами, затекшими от тесных наручников. Доктор Дэвид Кол, который видел, как полицейский втолкнул Миллигана в кабинет, резко сказал ему:

– Снимите с него эти чертовы наручники! Полицейский пошарил в кармане, вытащил ключ и снял наручники. Денни стал растирать кисти, посмотрел на глубокие рубцы на коже.

– Что теперь со мной будет? – спросил он жалобным голосом.

– Как вас зовут, молодой человек? – спросил доктор Кол.

– Денни.

Полицейский рассмеялся:

– Господи помилуй!

Доктор Кол вскочил и с силой захлопнул дверь перед его лицом. Он не удивился, что произошла диссоциация. Доктор Хардинг предупреждал его, что полученный синтез в лучшем случае временный и довольно неустойчивый. Его собственный опыт с такими пациентами показал, что стрессовая ситуация, подобная суду, вполне может вызвать обратный процесс. Главное, что сейчас требовалось, – завоевать доверие Денни.

– Рад познакомиться с тобой, Денни. Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– Где ты родился?

Он пожал плечами:

– Не помню. Наверно, в Ланкастере.

Кол подумал немного и, видя, насколько измотан пациент, положил ручку на стол.

– Что ж, мы выясним это в другое время. А сегодня отдохни. Это миссис Кэтрин Гиллотт, одна из медсестер психиатрического отделения. Она покажет тебе твою комнату. Ты можешь оставить там чемодан и повесить пиджак.

Когда доктор Кол ушел, миссис Гиллотт провела его в первую комнату слева по коридору. Дверь была открыта.

– Это моя комната? Этого не может быть!

– Входи, парень, – сказала миссис Гиллотт, открывая окно. – У тебя чудесный вид на Афины и на университет. Сейчас уже темно, но утром ты все это увидишь. Давай устраивайся.

Но когда она оставила его одного, он остался сидеть в кресле возле своей комнаты, боясь пошевелиться, пока одна из сестер не выключила свет в коридоре.

Он прошелся по комнате, сел на кровать. Его била дрожь, глаза были полны слез. Он знал, что, когда люди добры к тебе, в конце концов придется платить за это. Всегда следует ждать подвоха.

Билли лег на кровать, не зная, что же с ним будет. За окном виднелись голые деревья. Сон не шел, но день был длинным, и наконец Билли уснул.

Утром 5 декабря 1978 года Денни открыл глаза, разбуженный светом, льющимся в окно. Он выглянул в окно и увидел речку и здания университета на другом берегу. Пока он там стоял, в дверь постучали и вошла симпатичная женщина в годах, с короткой стрижкой и широко поставленными глазами.

– Привет, я Норма Дишонг, твой руководитель. Я буду приходить к тебе по утрам. Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе все помещение и место, где завтракают.

Они осмотрели комнату с телевизором, бильярдную, комнату, в которой можно перекусить. Двойные двери вели в небольшой кафетерий с длинным столом в центре, четырьмя маленькими вдоль стен и буфетной стойкой в дальнем конце.

– Возьми поднос и приборы и выбери себе, что хочешь.

Денни взял поднос и потянулся за вилкой, но случайно вынул из корзинки нож и тут же отбросил его от себя. Нож ударился о стену и со стуком упал на пол. Все подняли головы.

– В чем дело? – спросила Дишонг.

– Я… я боюсь ножей. Я их не люблю.

Норма подняла нож и спрятала его, затем достала вилку и положила ее на поднос.

– Не задерживайся, – сказала она, – возьми что-нибудь поесть.

После завтрака Норма встретила его, когда он шел мимо сестринского поста.

– Если хочешь пройтись по зданию, распишись на этом листе, и мы будем знать, что тебя нет на отделении.

Он уставился на нее, совершенно ошарашенный:

– Вы хотите сказать, что я могу выходить отсюда?

– Это открытое отделение. Пока ты находишься в клинике, ты можешь приходить и уходить из отделения, когда пожелаешь. Когда доктор Кол посчитает, что ты готов, ты сможешь расписаться и выйти из здания, чтобы погулять в саду.

Миллиган с изумлением посмотрел на нее:

– В саду? Но там нет ни стен, ни забора? Норма улыбнулась:

– Так и есть. Это же клиника, а не тюрьма.

В тот же день доктор Кол зашел в отделение, чтобы повидать Билли.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Я не думал, что можно уходить и приходить и никто не будет за мной следить, как в клинике у доктора Хардинга.

– Это было до суда, – сказал Кол. – Я хочу, чтобы ты помнил одно: тебя судили и признали невиновным. Для нас ты не преступник. Независимо от того, что ты или кто-то другой внутри тебя совершил в прошлом, с этим покончено. Началась новая жизнь. Что ты будешь делать, каковы будут твои успехи, как ты будешь воспринимать вещи – как ты будешь сотрудничать с Билли, чтобы окончательно войти в одну личность и остаться там – вот что поможет тебе выздороветь. Ты должен захотеть выздороветь. Никто здесь не будет унижать тебя.

В этот же день «Коламбус диспэч», сообщая о переводе Миллигана в Афины, рассказала о решении суда и опубликовала прозвучавшие в зале суда показания о жестоком обращении Челмера Миллигана со своей женой и детьми. Газета также опубликовала данные под присягой показания, представленные в газету Челмером Миллиганом и его адвокатом:

Я, Челмер Дж. Миллиган, женился на матери Уильяма Стэнли Миллигана в октябре 1963 года. Вскоре после этого я усыновил Уильяма, а также его брата и сестру.

Уильям обвинил меня в угрозах ему, оскорблениях и изнасилованиях, в частности, в течение того года, когда ему было восемь или девять лет. Обвинение ложное. Более того, ни один из психиатров или психологов, которые обследовали Уильяма для отчета, представленного судье Флауэрсу, не беседовал со мной до того, как данный документ был составлен и опубликован.

Я нисколько не сомневаюсь, что Уильям все время лгал тем, кто его обследовал. За десять лет брака с его матерью я убедился, что Уильям – отъявленный лжец. Я чувствую, что Уильям продолжает так же лгать, как он это делал много лет назад.

Обвинения, выдвигаемые Уильямом, и их последующая публикация в многочисленных газетах и журналах поставили меня в затруднительное положение, причинили душевную боль и страдания. Я делаю это заявление, чтобы внести ясность и восстановить свое доброе имя.

Однажды утром, через неделю после прибытия Миллигана, доктор Кол опять заглянул к нему:

– Сегодня мы начнем твое лечение. Пошли в мой кабинет.

Денни испугался, но последовал за ним. Кол указал на удобное кресло и сел напротив, сложив руки на своем внушительном животе.

– Я хочу, чтобы ты понял, что я многое о тебе знаю из судебного дела. Оно довольно объемное. А теперь мы сделаем кое-что по совету доктора Уилбур. Я говорил с ней и знаю, что она сумела заставить тебя расслабиться и смогла поговорить с Артуром, Рейдженом и другими. Вот это мы и сделаем.

– Как? Я не могу заставить их выйти.

– Просто сядь поудобнее и слушай мой голос. Я уверен, Артур поймет, что доктор Уилбур и я – друзья. Это она посоветовала поместить тебя для лечения в нашу клинику, потому что доверяет мне, и я надеюсь, что ты мне тоже доверяешь.

Денни поерзал в кресле, потом откинулся назад и расслабился. Его зрачки задвигались туда-сюда. Он настороженно поднял голову.

– Приветствую вас, доктор Кол, – сказал он, сложив кончики пальцев вместе, – Я ценю тот факт, что доктор Уилбур рекомендовала вас. Со своей стороны обещаю полное сотрудничество.

Кол ожидал появления англичанина, поэтому не поразился перемене. Он видел достаточно много подобных случаев, чтобы такое застигло его врасплох.

– Гм… а-а… да. Не скажете ли, как ваше имя? Для записи в медкарту.

– Я Артур. Вы хотели побеседовать со мной.

– Да, Артур. Конечно, я узнал, что это ты, по твоему британскому акценту, но я уверен, ты понимаешь, что для меня важно не делать предположений о…

– У меня нет акцента, доктор Кол. Акцент есть у вас.

Кол озадаченно уставился на него.

– А-а, верно, – сказал он наконец. – Извини. Надеюсь, ты не откажешься ответить на несколько вопросов.

– Конечно. Я здесь именно для того, чтобы помочь вам, насколько это в моих силах.

– Я бы хотел обсудить с тобой некоторые жизненно важные факты, касающиеся разных личностей.

– Людей, доктор Кол. Не «личностей». Аллен уже объяснял доктору Хардингу, что, называя нас личностями, вы отвергаете тот факт, что мы реальны. Полагаю, это не будет способствовать лечению.

Кол пристально всмотрелся в лицо Артура и решил не обращать внимания на его высокомерие и снобизм.

– Признаю свою ошибку, – сказал он. – Мне хотелось бы узнать об этих людях.

– Я предоставлю вам столько информации, сколько смогу.

Кол задавал вопросы, а Артур рассказывал о возрасте, внешности, привычках, способностях и причинах появления девяти человек, записанных доктором Хардингом в отчете.

– А почему появился этот ребенок, Кристин? Какова была ее роль?

– Составить компанию одинокому ребенку.

– Какой у нее темперамент?

– Она застенчива. Рейджен обожает ее. Когда есть опасение, что Рейджен выкинет что-нибудь низкое или жестокое, она способна отвлечь его, сердясь и топая ногами.

– Почему она так и осталась трехлетней? Артур улыбнулся:

– Возникла необходимость иметь кого-то, кто знал мало или ничего не знал о том, что происходит. Неведение было средством защиты. Если Уильяму хотелось утаить что-либо, Кристин занимала пятно и рисовала, или играла в «классы», или прижимала к себе тряпичную куклу, Неряху Энн, которую ей сделала Адалана. Она прелестный ребенок. Я очень ее люблю. Вы знаете, она англичанка.

– Я не знал этого.

– О да. Она сестра Кристофера. Какое-то мгновение Кол смотрел на него.

– Артур, ты знаешь всех других?

– Да.

– Ты всегда их знал?

– Нет.

– Как ты узнал об их существовании?

– Методом дедукции. Когда я понял, что теряю время, я стал следить за другими. Я обнаружил, что они разные, и стал размышлять об этом. Потом, задавая некоторые вопросы – и вслух, и про себя, – я узнал правду. Постепенно, в течение нескольких лет, я установил контакт с остальными.

– Ну хорошо. Я рад, что мы познакомились. Если я должен помочь Билли – всем вам, – мне нужна твоя помощь.

– Всегда в вашем распоряжении.

– Еще один важный вопрос, который я хотел бы задать, прежде чем ты уйдешь.

– Да?

– Гэри Швейкарт упомянул кое-что, появившееся потом в газетах. Он сказал, что противоречия между показаниями, сделанными всеми вами, и утверждениями жертв – ну, например, сквернословие, заявления о криминальных действиях, упоминание имени «Фил» – могут, по его мнению, означать существование и других личностей помимо десяти уже обнаруженных. Ты знаешь что-нибудь об этом?

Вместо ожидаемого ответа глаза Артура остановились, губы зашевелились. Медленно, почти незаметно он исчез. Через несколько секунд молодой человек моргнул и огляделся.

– О боже! Только не это опять!

– Здравствуй, – сказал Кол. – Я доктор Кол. Не скажешь ли ты мне, как тебя зовут – для записи?

– Билли.

– Понимаю. Ну, здравствуй, Билли. Я твой доктор. Тебя сюда поместили под мое попечение.

Билли дотронулся до головы, все еще немного удивленный.

– Я вышел из зала суда. Сел в фургон… – Он быстро перевел взгляд на свои запястья, потом на одежду.

– Что ты помнишь, Билли?

– Полицейский надел на меня тесные наручники. Потом он сунул мне в руки кружку с горячим кофе и захлопнул дверцу фургона. Когда мы тронулись, я пролил кофе на свой новый костюм. Это последнее… Где мой костюм?

– В твоем шкафу, Билли. Мы пошлем его в чистку. Пятна исчезнут.

– Я очень странно себя чувствую.

– Попытайся описать свое состояние.

– В голове чего-то не хватает.

– Памяти?

– Нет. Понимаете, перед судом я был более тесно связан со всеми остальными. А теперь вот здесь, – постучал он по голове, – как будто не хватает многих кусочков.

– Потерпи, Билли, возможно, через несколько дней или недель нам удастся найти эти кусочки и снова сложить их.

– Где я?

– Это Центр психического здоровья в Афинах, Огайо. Билли успокоился:

– Судья Меткалф так и говорил. Я помню, он сказал, что меня сюда посылают.

Чувствуя, что сейчас он имеет дело с частично синтезированным Билли-ядром, личностью-хозяином, Кол говорил мягко, стараясь задавать нейтральные вопросы. Его поразила перемена в чертах лица пациента. У Артура был твердый подбородок, сжатые губы, взгляд из-под тяжелых век, придававший ему надменный вид. И вдруг – распахнутые глаза, неуверенное выражение лица. Билли казался слабым и уязвимым. Вместо страха и опасений, характерных для Денни, Билли демонстрировал замешательство. Хотя он с готовностью отвечал на вопросы, стараясь угодить доктору, было ясно, что он не знал или не помнил многое из того, о чем его спрашивают.

– Извините, доктор Кол. Иногда вы задаете вопрос, и мне кажется, что я знаю ответ, но когда я пытаюсь ответить – ответа нет. Мой Артур или Мой Рейджен знали бы, как ответить. Они умнее меня, и у них хорошая память. Но я не знаю, куда они ушли.

– Все в порядке, Билли. Твоя память улучшится, и ты обнаружишь, что знаешь больше, чем думаешь.

– Доктор Хардинг тоже это говорил. Он говорил, что так будет, когда все соединятся, и это случилось. Но после суда я опять разделился. Почему так?

– У меня нет ответа, Билли. Ты сам-то как думаешь? Билли покачал головой.

– Единственное, что я знаю, – Артур и Рейджен сейчас не со мной. Когда они не со мной, я не очень хорошо помню. Большую часть своей жизни я пропустил, потому что почти все время меня заставляли спать. Артур сказал это.

– Артур много с тобой разговаривает? Билли кивнул.

– С тех пор как доктор Джордж представил меня Артуру в клинике. Теперь Артур говорит мне, что делать.

– Думаю, ты должен слушать Артура. Люди с множественными личностями обычно имеют внутри себя кого-нибудь, кто знает всех других и старается всем помочь. Мы называем этого кого-то «внутренний помощник».

– Артур – внутренний помощник?

– Я так думаю, Билли. Он подходит для этой роли: умный, знает о существовании других, высоконравственный…

– Артур очень высоконравственный. Это он составил правила.

– Какие правила?

– Как поступать, что делать, чего не делать.

– Да, я думаю, Артур очень поможет в твоем лечении, если будет с нами сотрудничать.

– Он будет, – сказал Билли. – Артур всегда говорит, как важно соединиться и поправиться, чтобы я смог стать полезным гражданином. Но я не знаю, куда он ушел.

Пока они говорили, Кол чувствовал, что Билли все больше и больше ему доверяет. Кол привел его обратно на отделение, показал ему его комнату и снова представил его руководителю, а также другим сотрудникам отделения.

– Норма, это Билли, – сказал Кол. – Он у нас новенький. Нужно, чтобы кто-нибудь показал ему наш ПИТ.

– Конечно, доктор Кол.

Но, приведя его обратно в комнату, Норма внимательно посмотрела на него:

– Билли, ты уже знаком с нашим помещением и не заблудишься, поэтому нам не нужно опять ходить по отделению.

– Что такое ПИТ?

Она подвела его к входной двери отделения и показала на табличку:

– Прием и интенсивная терапия. Коротко – ПИТ.

С этими словами она повернулась и ушла. Билли подумал, что он такого сделал, что она была с ним так резка, но, как ни старался, не мог понять.

Когда Билли узнал, что этим вечером к нему придут сестра и мать, его охватило беспокойство. На суде он видел Кэти, свою четырнадцатилетнюю сестру, превратившуюся в привлекательную молодую женщину. Как только он оправился от шока, ему стало очень уютно рядом с ней. Но матери на суде не было – он сам настоял на этом. Хотя Кэти уверяла, что мать часто посещала его в клинике Хардинга, а до этого в Ливанской тюрьме, Билли ничего не помнил.

Последний раз он видел маму, когда ему было шестнадцать, после этого его все время заставляли спать. Перед глазами стоял образ из более раннего времени: красивое окровавленное лицо и большой клок вырванных волос… Вот такую мать он запомнил с четырнадцатилетнего возраста.

Когда женщины пришли на свидание, Билли поразили изменения в облике матери: ее лицо покрыли морщины, волосы, завитые тугими темными кольцами, выглядели как парик. Лишь голубые глаза и полные губы не потеряли привлекательности.

Мать и Кэти вспоминали прошлое, причем каждая старалась превзойти другую в припоминании таких моментов из детства Билли, которые тогда были непонятны им, но теперь легко объяснялись появлением какой-то иной личности Билли.

– Я всегда знала, что вас было двое, – сказала его мать. – И всегда говорила, что был мой Билли и тот, другой. Я пыталась сказать, что тебе нужна помощь, но меня никто не слушал. Я говорила докторам и говорила тому адвокату, который устроил так, что за признание меньшей вины тебя отправили в Ливанскую тюрьму. Никто меня не слушал. Кэти посмотрела на мать:

– Но кто-нибудь прислушался бы к тебе, если бы ты рассказала им о Челмере.

– Я не знала, – сказала Дороти Мур. – Бог свидетель, если бы я знала, что он делал с Билли, я бы вырвала у него сердце. Я не отняла бы у тебя тот нож, Билли.

Билли нахмурился:

– Какой нож?

– Помню, как будто это было вчера, – сказала его мать, разглаживая юбку на своих длинных загорелых ногах. – Тебе было около четырнадцати. Я нашла кухонный нож под твоей подушкой и спросила, почему он там лежит. Знаешь, что ты мне ответил? Наверно, это ответил тот, другой: «Мадам, я думаю, ваш муж будет мертв к утру». Это были твои слова, Бог свидетель.

– Как поживает Челла? – спросил Билли, чтобы сменить тему.

Мать опустила глаза.

– Что-то не так? – сказал Билли.

– С ней все хорошо, – ответила мать.

– Я чувствую, что что-то случилось.

– Челла беременна, – сказала Кэти. – Она ушла от мужа и возвращается в Огайо. Поживет с мамой, пока не родится ребенок.

Билли провел рукой по глазам, словно отгоняя дым или туман.

– Я знал – что-то не так. Почувствовал. Мать кивнула:

– Ты всегда чувствовал. Как это называется?

– Экстрасенсорное восприятие, – сказала Кэти.

– И ты тоже, – сказала мать, – Между вами двумя всегда была какая-то связь. Каждый из вас знал, о чем думает другой. Признаюсь, у меня мурашки бегали по коже.

Они пробыли целый час, и когда ушли, Билли лег на кровать и долго смотрел в окно на городские огни Афин, мерцавшие в зимней темноте, за черными ветвями деревьев.

В следующие дни Билли гулял вокруг клиники, читал, смотрел телевизор и принимал сеансы терапии. Газеты Коламбуса не переставая печатали о нем материалы. Журнал «Пипл» опубликовал большую статью о жизни Билли, его фотография появилась на обложке «Ко-ламбус мансли». Телефонные звонки не прекращались, в том числе звонки от людей, читавших о нем или видевших его картины и желающих купить рисунки. С разрешения доктора Кола Билли получил необходимые принадлежности, поставил в комнате мольберт и нарисовал десятки портретов, натюрмортов и пейзажей.

Билли рассказал доктору Колу, что многие говорили с Джуди и Гэри о правах на написание истории его жизни, были и такие, кто хотел, чтобы он появился на телевидении в программах «Шоу Фила Донахью» и «60 минут».

– Билли, ты хочешь, чтобы кто-нибудь написал о тебе? – спросил Кол.

Пейзаж маслом работы Томми

– Думаю, что мог бы использовать полученные деньги. Когда я поправлюсь и войду в общество, мне нужно будет на что-то жить. Кто мне даст работу?

– Если забыть о деньгах – как ты будешь себя чувствовать, когда весь мир прочтет про твою жизнь?

Билли нахмурился:

– Я думаю, люди должны знать. Это поможет им понять, к чему может привести насилие над ребенком.