Шопоголик (№3) - Шопоголик и брачные узы

— Да ты что? — Дэнни, кажется, заинтересовался. — И кто, по-твоему, приспосабливается больше? Ты или Люк?

Я на мгновение задумываюсь и наконец произношу:

— Трудно сказать… Думаю, мы оба поровну.

— Ну а… все это, — Дэнни взмахом руки указывает на загроможденную комнату, — это по большей части твое или его?

— Гм… — Я обвожу взглядом все мои ароматерапевтические свечи, кружевные подушки, стопки журналов. На мгновение в памяти всплывает девственно чистая, спартанская лондонская квартира Люка. — Пожалуй, обоих понемножку.

В каком-то смысле это правда. Ведь в спальне есть ноутбук Люка.

— Главное — что между нами никаких трений, — продолжаю я. — Мы мыслим одинаково. Мы — как единое целое.

— Круто, — замечает Дэнни, выудив яблоко из вазы для фруктов. — Повезло вам.

— Знаю. У нас с Люком все как по нотам, — доверительно делюсь я. — И иногда между нами возникает почти что… мистическая связь.

— Правда? — Дэнни таращит глаза, — Ты серьезно?

— Да. Я всегда знаю, что он хочет сказать, а еще как бы чувствую его присутствие…

— Так ты что-то навроде экстрасенса?

— Наверное. — Я небрежно пожимаю плечами. — Это как дар. Я в это особенно не вдумываюсь…

— Приветствую, Оби ван Кеноби [3], — произносит глубокий голос у нас за спиной, и мы с Дэнни едва не выскакиваем из собственных шкур.

Я разворачиваюсь — и вот он, Люк, стоит в дверях с довольной ухмылкой. Лицо раскраснелось от холода, в темных волосах блестят снежинки. Он так высок, что комната вдруг начинает казаться немного меньше.

— Люк! — вскрикиваю я. — Ты нас напугал.

— Извини, — говорит он. — Я решил, что ты по — j чувствуешь мое присутствие.

— Что-то такое я и почувствовала, — отвечаю я с оттенком вызова в голосе.

— Конечно, почувствовала. — Люк целует меня. — Привет, Дэнни.

— Привет, — откликается Дэнни, глядя, как Люк уверенными движениями снимает свое темно-синее кашемировое пальто, расстегивает манжеты и развязывает галстук.

Однажды, когда мы крепко выпили, Дэнни спросил меня:

— Люк и любовью занимается так же, будто открывает бутылку шампанского?

Я, конечно, тогда врезала Дэнни, заявив, что это не его дело, и все же я поняла, что он имеет в виду. Люк никогда не возится, не колеблется, не теряется. Он всегда точно знает, чего хочет, и неизменно это получает — нового клиента для своей компании или что-нибудь в постели, и все с такой, легкостью, с какой он откупоривает шампанское.

Ладно. Проехали. Скажем так: с тех пор как мы с Люком вместе, мои горизонты значительно расширились.

Люк просматривает почту.

— Так как дела, Дэнни?

— Спасибо, хорошо. — Дэнни кусает яблоко. — А как поживает мир крупных финансов? Моего братца сегодня не видел?

Рэндал, брат Дэнни, работает в финансовой компании, и они с Люком пару раз обедали вместе.

— Сегодня не видел, — отвечает Люк.

— Ну, когда увидишь, спроси, не прибавил ли он, часом, в весе. Как бы между прочим. Просто скажи: «Эй, да ты, никак, поправился», И брось что-нибудь вскользь насчет осмотрительности в выборе десертов. У него паранойя развилась на почве ожирения. Со смеху лопнуть можно.

— Братская любовь, — ухмыляется Люк, — разве она не прекрасна?

Перебрав всю почту, Люк слегка хмурит лоб и поворачивается ко мне:

— Бекки, уведомление о состоянии нашего счета еще не приходило?

— А-а… Нет. Еще нет. — Я подбадривающе улыбаюсь. — Думаю, завтра придет!

Это не совсем правда. Уведомление из банка пришло еще вчера, но я запихала его в ящик с бельем. Меня немного тревожат некоторые пункты, — может, мне удастся что-нибудь придумать, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Ведь, говоря по правде, что бы я там ни пела Дэнни, с нашим совместным счетом не все так просто.

Не поймите меня неправильно, я всей душой за то, чтобы делить деньги. Ладно, признаюсь как на духу: мне нравится делить деньги Люка. Но мне совсем не нравится, когда Люк вдруг спрашивает: «А эти семьдесят долларов в „Блумингдейлз“ — на что?» — а я не могу вспомнить.

Внезапно меня посещает гениальное озарение. Надо пролить что-нибудь на уведомление — так, чтобы Люк не смог его прочитать!

— Приму душ, — говорит Люк, откладывая почту. На пороге он вдруг останавливается. Очень медленно оборачивается — и его взгляд упирается в бар для коктейлей. Можно подумать, будто он ничего подобного раньше не видывал.

— Что это такое? — выдавливает Люк.

— Бар для коктейлей! — радостно сообщаю я.

— Откуда он взялся?

— Он… ну… Купила сегодня.

— Бекки… — Люк прикрывает глаза. — Я думал, мы договорились: больше никакого барахла!

— Это не барахло! Это подлинный шедевр тридцатых годов! Мы каждый вечер сможем готовить изумительные коктейли! — Что-то в выражении лица Люка действует мне на нервы, и я сбивчиво бормочу: — Послушай, я помню, что мы решили не покупать больше мебели. Но это же совсем другое. В смысле, если видишь такую уникальную вещь, ее надо хватать!

Смешавшись, я закусываю губу. Люк молча приближается к бару. Проводит рукой по крышке, потом берет шейкер… Челюсти его плотно сжаты.

— Люк, я ведь думала, что это будет так занятно! Думала, тебе понравится. Продавец в магазине сказал, что у меня наметанный глаз.

— Наметанный, — эхом отзывается Люк, словно отказываясь верить в происходящее.

И подбрасывает шейкер в воздух — я только ахнуть успеваю. С содроганием жду, как шейкер со звоном грохнется на деревянный пол… Но Люк ловко подхватывает его. Мы с Дэнни, разинув рты, следим, как он снова подкидывает шейкер, вертит его, перекатывает по руке.

Глазам не верю. Я живу с Томом Крузом!

— На летних каникулах я подрабатывал барменом, — сообщает Люк, расплываясь в улыбке.

— Научи меня, как это делается! — в возбуждении кричу я. — Я тоже так хочу!

— И я! — подхватывает Дэнни. Он берет другой шейкер, неуклюже переворачивает его и перебрасывает мне. Я пытаюсь поймать, но шейкер плюхается на диван. — Руки-крюки! — хихикает Дэнни. — Давай, Бекки, тренируйся — тебе букет на свадьбе ловить.

— Еще чего!

— Валяй! Хочется ведь быть следующей?

— Дэнни… — Я изображаю беззаботный смех.

— Вы двое определенно должны пожениться, — продолжает Дэнни, игнорируя мой выразительный взгляд, потом подбирает шейкер и принимается перекидывать его из одной руки в другую. — Это превосходно. Посмотрите на себя: живете вместе, убить друг дружку не порываетесь, и не родственники… Я бы сшил тебе ослепительное платье. — Внезапно посерьезнев, Дэнни ставит шейкер на место. — Слушай-ка, Бекки, пообещай, что если вы поженитесь, то платье тебе сошью я.

Плохо дело. Если он будет продолжать в том же духе, Люк решит, что я оказываю на него давление. И, чего доброго, подумает, что я специально подговорила Дэнни.

Надо спасать положение. Срочно.

— Вообще-то я замуж не хочу, — слышу я свой собственный голос. — По крайней мере, не в ближайшие лет десять.

— Серьезно? — Дэнни растерян. — Не хочешь?

— В самом деле? — Люк поднимает голову, на лице его какое-то странное выражение. — Я этого не знал.

— Разве? — откликаюсь я, стараясь говорить как можно небрежнее. — Ну, теперь знаешь!

— Почему ты не хочешь выходить замуж еще десять лет? — спрашивает Дэнни.

— Я… — На меня вдруг нападает кашель. — Как водится, очень многое хотелось бы сделать прежде. Например, заняться своей карьерой, и… исследовать свой потенциал, и… узнать саму себя, сформировать собственную личность.

Я умолкаю и с вызовом встречаю иронический взгляд Люка.

— Ясно, — кивает он. — Что ж, звучит разумно. — Он смотрит на шейкер у себя в руках и ставит его на место. — Пожалуй, пойду в душ.

Погодите. Он же не должен был со мной соглашаться.

2

Мы прибываем в Хитроу в семь утра на следующий день и садимся в арендованный автомобиль. Пока мы едем к дому родителей Сьюз в Гэмпшире, мои затуманенные глаза разглядывают заснеженный пейзаж, изгороди, поля и деревушки — так, словно я никогда не видела их раньше. После Манхэттена все кажется таким маленьким и… изящным. Впервые я понимаю, почему американцы всё в Англии считают «старомодным».

— Куда теперь? — спрашивает Люк на очередном перекрестке.

— Здесь точно налево. То есть… направо. Нет-нет, налево.

Пока машина ездит по кругу, я выуживаю из сумочки приглашение — проверить адрес.

Сэр Гилберт и леди Клиф-Стюарт будут рады видеть Вас…

Словно загипнотизированная, я смотрю на крупные, с завитушками, буквы. Даже не верится, что Сьюзи и Таркин собрались пожениться.

То есть, конечно, я верю. Как-никак они уже год с лишним живут вместе, и Таркин фактически переехал в квартиру, которую я так долго делила со Сьюзи, — хотя, похоже, они все больше и больше времени проводят в Шотландии. Оба такие милые и непосредственные — все дружно сходятся на том, что они составят прекрасную пару.

Но порой, когда мысли о них застают меня врасплох, мой мозг вдруг издает вопль: «Че-его? Сьюзи и Таркин?»

Я привыкла думать о Таркине как о странном, немножко придурковатом кузене Сьюз. На протяжении многих лет он был просто нескладным парнем в допотопной куртке, да еще со склонностью распевать мелодии Вагнера в общественных местах. Таркин редко отваживался на вылазки из своего медвежьего угла — шотландского замка, а когда однажды все-таки отважился, то пригласил меня на худшее свидание в моей жизни (потом мы ни разу не говорили об этом).

А теперь он… Да, теперь он парень Сьюзи. Хотя все такой же нескладный и все так же предпочитает шерстяные джемперы, связанные его нянюшкой. Но Сьюзи любит его — и это единственное, что имеет значение.

Просто как «Кошечки» [4].

Ой, нет, только не плакать. Надо взять себя в руки.

— Харборо-Холл, — читает Люк, притормаживая возле двух рассыпающихся каменных столбов. — Это оно?

— Гм. — Я шмыгаю носом и стараюсь изобразить деловой вид. — Да, оно. Заруливай прямо туда.

Мне не раз доводилось бывать у Сьюзи, но я и забыла, сколь впечатляющее зрелище являет собой ее дом. Мы едем по длинной широкой аллее, обсаженной деревьями, потом выруливаем на подъездную дорожку из гравия. Серый дом огромен, а колонны, увитые плющом, придают ему величественности.

— Прекрасный дом, — замечает Люк, когда мы идем к парадному входу. — Сколько ему лет?

— Не знаю, — рассеянно отзываюсь я. — Он уже многие годы принадлежит их семье. — Я тяну за шнурок дверного колокольчика в надежде, что механизм исправен, — но, увы, толку никакого. На грохот тяжелого дверного молотка тоже никто не отвечает, поэтому я просто толкаю дверь и вхожу в просторный холл, где у камина дремлет старый лабрадор.

— Эй! — кричу я. — Сьюзи!

И тут только замечаю, что у камелька посапывает еще и отец Сьюзи, устроившийся в массивном кресле. Вообще-то отца Сьюзи я немного побаиваюсь. И мне совсем не улыбается его будить.

— Сьюз? — произношу я уже потише.

— Бекс! Я думала, мне послышалось!

Сьюз стоит на лестнице, облаченная в клетчатый халат; белокурые волосы рассыпались по плечам, она взволнованно улыбается.

— Сьюзи!

Я кидаюсь вверх по ступенькам и крепко обнимаю ее. Когда я наконец разжимаю объятия, глаза у нас обеих на мокром месте. Я и не представляла, как сильно по ней соскучилась!

— Пошли ко мне! — Сьюзи тянет меня за руку. — Пошли, посмотришь мое платье!

— Это и в самом деле такая прелесть? — волнуюсь я. — На снимке оно выглядело изумительно.

— Само совершенство! И ты просто должна увидеть: у меня потрясный корсет от Ригби и Пеллера… А эти умопомрачительные трусики…

Люк откашливается, и мы обе оборачиваемся.

— Ой! — смущается Сьюзи. — Извини, Люк. Кофе, газеты и все такое на кухне, это вон там, — она тычет на дверь. — Хочешь, угощайся беконом с яйцами! Миссис Гиринг для тебя все сделает.

— Похоже, миссис Гиринг в моем вкусе, — с улыбкой говорит Люк, — До скорого.

Комната Сьюзи светлая, просторная, окно выходит в сад. Я сказала «сад»? Вообще-то это настоящий парк — тысяч двенадцать акров. Безразмерные лужайки, раскинувшиеся за домом, тянутся до кедровой рощи и озера, в котором Сьюзи едва не утонула, когда ей было три года. А слева от дома разбит розарий — царство клумб, гравиевых дорожек и живых оград; именно там Таркин и предложил Сьюзи руку и сердце. (Кажется, он встал на одно колено, а когда поднялся, вся брючина у него была в грязи. Это так похоже на Таркина.) Справа от дома старый теннисный корт, а дальше, до самой ограды, отделяющей сад от церковного кладбища, растут сорняки. Выглянув из окна, я вижу, что позади дома разбит большой шатер, а за теннисным кортом по траве до самых церковных ворот змеится дорожка с навесом.

— Ты что, собираешься идти в церковь пешком? — Мне становится страшно за туфельки Сьюзи от Эммы Хоуп.

— Что ты, глупышка! Поеду в экипаже. Но гости пойдут обратно в дом, и их будут встречать официанты с подогретым виски.

— Вот это да! — шепчу я, глядя, как человек в джинсах забивает колышек в землю. Как тут не позавидовать! Вот бы и мне изумительно торжественную свадьбу с лошадьми, экипажами и радостной суматохой.

— Правда, замечательно получится? — Сьюзи лучится от счастья. — Все, бегу зубы чистить…

Она исчезает в ванной, а я направляюсь к ее туалетному столику, где к зеркалу прикреплено объявление о бракосочетании. Госпожа Сьюзен Клиф-Стюарт и господин Таркин Клиф-Стюарт… С ума сойти. Я и забыла, что моя подруга такая аристократка.

— Хочу титул, — объявляю я, когда Сьюзи возвращается в комнату с расческой в руке. — А то чувствую себя обездоленной — Как его получить?

— О-ой, не надо. — Сьюзи морщит нос. — Это такая чушь. К тебе будут обращаться в письмах «достопочтенная миледи».

— И все-таки. Это было бы круто. Кем бы мне заделаться?

— Ну… — Сьюзи теребит прядь волос, — леди Бекки Блумвуд?

— Звучит так, будто мне девяносто три года. А как насчет Бекки Блумвуд, кавалера ордена Британской империи пятой степени? Ведь получить пятую степень, кажется, довольно просто?

— Просто, да не очень, — доверительно сообщает Сьюзи. — Ее дают за заслуги в области промышленности или еще какой-то скучищи. Могу выдвинуть твою кандидатуру, если хочешь. А теперь давай, показывай свое платье!

— Сейчас! — Я взгромождаю чемодан на кровать, отмыкаю замки и бережно извлекаю творение Дэнни. — Что скажешь? — Я с гордостью прикладываю платье к себе и взмахиваю подолом из золотого шелка. — Потрясающе, правда?

— Фантастика! — Сьюзи смотрит на платье расширенными глазами. — В жизни не видела ничего подобного! — Она осторожно прикасается к вышивке на плече. — Откуда это? Из «Берниз»?

— А вот и нет, это от Дэнни. Помнишь, я тебе говорила, что он шьет мне платье?

— Точно… — Сьюзи морщит лоб. — Так, Дэнни — это который?

— Мой сосед сверху, — подсказываю я, — модельер. Мы с ним еще столкнулись на лестнице.

— Ах да… Вспомнила.

Но, судя по тону, если она и вспомнила, то смутно.

Не могу винить ее за это — Дэнни она видела каких-нибудь пару минут. Он как раз отправлялся навестить родителей в Коннектикут, а Сьюзи ковыляла по лестнице, горбатясь под своим чемоданом, так что они толком и не разговаривали. И все же… Как странно — Сьюзи почти не знает Дэнни, а Дэнни не знает ее, и оба они так важны для меня. Словно у меня две жизни, и чем дольше я живу в Нью-Йорке, тем больше эти жизни расходятся.

— А вот мое! — с волнением шепчет Сьюзи.

Она распахивает гардероб, расстегивает ситцевый чехол — и я вижу платье ошеломляющей красоты, из зыбкого белого шелка и бархата, с длинными рукавами и шлейфом.

— О боже, Сьюзи… — У меня перехватывает дыхание. — Ты будешь такой красавицей! Я все еще поверить не могу, что ты выходишь замуж! «Миссис Клиф-Стюарт».

— Не называй ты меня так! — кривится Сьюзи. — Так обращаются к моей маме. Но вообще-то это очень удобно — выходить замуж за кого-нибудь из своей семьи, — добавляет она, закрывая гардероб, — потому что фамилия остается та же самая. Так что инициалы на моих рамках прежние — С. К-С. — Она заглядывает в картонную коробку и достает оттуда красивую стеклянную рамку, украшенную узорами из сухих листьев. — Смотри, это новая серия.

Сьюзи сделала карьеру, оформляя рамки для фотографий, которые продаются теперь по всей стране; а в прошлом году она взялась и за фотоальбомы, оберточную бумагу и подарочные коробки.

— Основной мотив — морская раковина, — с гордостью говорит Сьюзи. — Нравится?

— Как красиво! — Я вожу пальцем по завиткам. — Как тебе такое пришло в голову?

— Идею подсказал Тарки. Как-то мы гуляли, и он рассказывал, как в детстве собирал ракушки, говорил о разнообразии форм в природе… И тут меня осенило!

Я смотрю на ее лицо и вдруг представляю себе их с Таркином, в толстых свитерах, бредущих рука об руку по овеваемым ветрами пустошам.

— Сьюзи, как же ты будешь счастлива с Таркином! — вырывается у меня — и это от души.

— Ты так думаешь? — Сьюзи краснеет от удовольствия. — Правда?

— Точно! Достаточно только взглянуть на тебя. Ты же вся светишься.

И правда. Как я сама не заметила раньше — она ведь совсем не похожа на прежнюю Сьюзи. Все тот же изящный нос, высокие скулы — но лицо округлилось, стало как будто мягче. И она все такая же тоненькая, но некоторая полнота… почти… Мой взгляд скользит по ее фигуре вниз — и останавливается.

Минуточку.

Нет. Конечно…

Нет.

— Сьюзи?

— Да?

— Сьюзи, ты… — Я сглатываю. — Ты не… беременна?

— Нет! — С негодованием восклицает Сьюзи. — Конечно, нет! Надо же такое придумать! И с чего ты только… — Она встречается со мной глазами, умолкает и передергивает плечом. — Ну ладно, да. Как ты догадалась?

— Как догадалась? По твоему… То есть видно, что ты беременна.

— Вовсе нет! Никто больше не заметил!

— Наверняка заметили. Это же очевидно!

— Ничего не очевидно! — Сьюзи втягивает живот и смотрится в зеркало. — Ну как? А когда я затяну корсет…

Голова идет кругом. Сьюзи беременна!

— Так это секрет? Твои родители не знают?

— Нет! Никто не знает. Даже Тарки. — Сьюзи строит гримаску. — Это ведь несколько рановато — быть беременной в день свадьбы, да? Я-то хотела притвориться, что ребенок зачат во время медового месяца.

— Но тут же как минимум три месяца.

— Четыре. Ребенок родится в начале июня. Я во все глаза смотрю на нее.

— И каким образом ты собиралась притвориться? Относительно медового месяца?

— Ну… — Сьюзи с минуту раздумывает. — Это могли быть преждевременные роды.

— На четыре месяца?

— Да никто и считать не станет! Ты же знаешь, какие у меня родители рассеянные.

Что есть, то есть. Однажды они заехали за Сьюзи в пансион, чтобы забрать ее в конце семестра, что само по себе было замечательно, — только она к тому времени уже два года как закончила школу.

— А Таркин?

— А он наверняка понятия не имеет про сроки, — беззаботно отмахивается Сьюзи. — Он ведь овец разводит, а у овец беременность длится месяцев пять. Скажу ему, что у людей примерно так же. — Она снова берется за расческу. — Знаешь, я однажды сказала ему, что девушкам дважды в день нужно есть шоколад, иначе они упадут в обморок, — так он поверил!

По крайней мере в одном Сьюзи права. Когда она затягивает корсет, округлость совершенно незаметна. Утром в день свадьбы, когда мы вдвоем сидим за туалетным столиком и нервно улыбаемся друг другу, Сьюзи кажется гораздо тоньше меня — по-моему, вопиющая несправедливость.

Мы чудесно провели два дня, прогуливаясь, пересматривая по видео старые фильмы и поедая бесконечные «Кит-Кат». (Сьюзи теперь уплетает за двоих, а я восстанавливала силы после трансатлантического перелета.) Люк захватил с собой какие-то деловые бумаги и большую часть времени проторчал в библиотеке, но на этот раз я не бунтовала. Меня так радовала возможность побыть со Сьюзи. Я выслушала ее рассказ о квартире, которую они с Таркином купили в Лондоне, посмотрела фотографии великолепного отеля на Антигуа, где они собирались провести медовый месяц, и перемерила почти все обновки в ее гардеробе.

В доме творится настоящее столпотворение; цветочники, носильщики и родственники прибывают каждую минуту. Как ни странно, никого из домочадцев это, кажется, не беспокоит. Оба дня, что я живу здесь, мать Сьюзи провела на охоте, а отец отсиживался в своем кабинете. Их экономка, миссис Гиринг, занимавшаяся и цветами, и свадебным шатром, и всем прочим, — и та в ус не дула. Когда я поделилась своим удивлением со Сьюзи, она лишь пожала плечами:

— Наверное, просто привыкли к шумным вечеринкам.

Накануне состоялся большой прием для многочисленных родственников Таркина и Сьюзи, съехавшихся из Шотландии; я думала, что разговоров только и будет что о свадьбе. Но сколько бы я ни пыталась привлечь внимание гостей к цветам или обсудить иную романтическую тему, неизменно натыкалась на отсутствующий взгляд. Лишь когда Сьюзи упомянула, что в качестве свадебного подарка Таркин собирается купить ей лошадь, все вдруг оживились и загалдели о знакомых заводчиках, о купленных конях и о том, какой у их приятеля есть чудесный рыжий жеребец, — Сьюзи он наверняка бы заинтересовал.

Я серьезно. Ни один даже не полюбопытствовал, какое у меня будет платье.

Ну и пусть — мне все равно, потому что смотрится оно чудесно. Мы обе смотримся чудесно.

Макияж нам делал профессиональный визажист, а прически — это нечто. А еще позвали фотографа, который снимал так называемую «натуру» — например, как я застегиваю Сьюзи платье (он заставил нас застегивать его трижды, под конец даже неинтересно стало). И теперь Сьюзи охает и ахает над шестью фамильными свадебными тиарами, а я потягиваю шампанское. Чтобы нервы успокоить.

— А как насчет вашей матери? — спрашивает парикмахер у Сьюзи. — Она не желает укладку феном?

— Сомневаюсь. — Сьюзи ухмыляется. — Она не любительница такого.

— Что она наденет? — интересуюсь я.

— Бог ее знает, — пожимает плечами Сьюзи. — Наверное, первое, что попадется под руку.

Наши взгляды встречаются, и я сочувственно хмурюсь. Вчера вечером мать Сьюзи спустилась за стаканчиком виски в широкой юбке в сборку и в узорчатом шерстяном джемпере, украшенном огромной бриллиантовой брошью. Между нами говоря, матушка Таркина выглядела еще похлеще. Понятия не имею, от кого ухитрилась перенять чувство стиля Сьюзи.

— Бекс, а может, ты проследишь, чтобы она не напялила какое-нибудь тряпье, в котором только грядки полоть? — просит Сьюзи. — Тебя-то она послушает, я знаю.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Сомнительно, но попробую.

В коридоре я сталкиваюсь с Люком, бредущим мне навстречу в халате.

— Какая ты красавица, — говорит он с улыбкой.

— Правда? — радуюсь я и делаю пируэт. — Платье — просто прелесть, да? И так хорошо сидит…

— Я не о платье, — произносит Люк, и от огоньков, играющих в его глазах, меня охватывает сладкое волнение. — К Сьюзи можно? — спрашивает Люк. — Я хотел пожелать ей удачи.

— Конечно, заходи. Люк, ты ни за что не догадаешься!

Последние два дня я буквально умирала от желания рассказать Люку о беременности Сьюзи, и эти слова срываются сами собой, прежде чем я успеваю прикусить язык.

— О чем?

— У нее… — Не могу ему сказать, не могу — и все. Сьюзи меня прикончит. — У нее… замечательное платье! — неуклюже выкручиваюсь я.

— Неужели? Грандиозный сюрприз. Что ж, заскочу к ней на пару слов. Увидимся.

Я осторожно приближаюсь к спальне матери Сьюз и тихонько стучу.

— Да-да-а-а? — гудит зычный голос, и Кэролайн, матушка Сьюзи, распахивает дверь.

Ростом она шесть футов, длинноногая, с седыми волосами, собранными в узел, лицо обветренное.

— Ребекка! — грохочет она, приветливо улыбается и бросает взгляд на часы: — Вроде еще не пора?

— Не совсем. — Я улыбаюсь в ответ и окидываю взглядом ее костюм: видавшая виды темно-синяя фуфайка, бриджи и сапоги для верховой езды. Для женщины ее возраста фигура у Кэролайн изумительная. Неудивительно, что и Сьюзи такая стройная. Я осматриваюсь по сторонам и не обнаруживаю в комнате ни свертков с нарядами, ни шляпных картонок.

— Я о чем, Кэролайн… Просто хотела узнать, что вы сегодня наденете. Бы же мать невесты!

— Мать невесты? — Кэролайн озадаченно таращится на меня. — Господи, ну конечно же. Как-то не смотрела на это с такой точки зрения.

— Ну как же! И у вас, наверное… уже подходящее платье готово?

— Но ведь одеваться, по-моему, еще рановато? Просто накину что-нибудь перед самым выходом.

— Давайте помогу вам выбрать, — твердо говорю я, шагаю к гардеробу, распахиваю дверцу, готовая к любым потрясениям, — и открываю рот от изумления.

Поверить не могу. Наверное, это самая невообразимая коллекция нарядов, какую мне доводилось видеть. Амазонки, бальные платья, костюмы в стиле тридцатых годов теснятся вместе с индийскими сари, мексиканскими пончо и целой армией туземных украшений.

— Вот это да… — выдыхаю я.

— Знаю. — Кэролайн окидывает свои шмотки небрежным взглядом. — Ворох старых тряпок.

— Старых тряпок? Да в нью-йоркских магазинах такое не отыщешь… — Я вытаскиваю светло-голубое атласное платье, отороченное лентами. — Это же фантастика!

— Тебе нравится? — удивляется Кэролайн. — Забирай.

— Не могу!

— Деточка, мне оно не нужно.

— Но хоть из сентиментальности… Я имею в виду — как воспоминание…

— Воспоминания у меня здесь, — Кэролайн хлопает себя по голове, — а не тут. — Она оглядывает залежи одежды и поднимает какой-то костяной огрызок на кожаном шнурке. — А вот это я действительно люблю. Это подарил мне вождь Масаи много лет тому назад. Мы выехали на рассвете, чтобы отыскать стадо слонов, и вождь остановил нас. Женщина из их племени лежала в горячке после родов. Мы помогли сбить температуру, и племя почтило нас своими дарами. Вы не были в Масаи Мара, Ребекка?

— Э-э… нет. Вообще-то я никогда не была в Аф…

— А вот это — прелесть… — Кэролайн берет украшенный вышивкой кошелек. — Я купила его на базаре в Копуа. Сторговалась за последнюю пачку сигарет. Не бывали в Турции, Ребекка?

— Нет, и там не бывала. — Мне становится неуютно. Путешественница из меня никудышная. Я роюсь в памяти, пытаясь отыскать что-нибудь, что произвело бы впечатление на Кэролайн, но перечень оказывается блеклый. Франция, Испания, Крит… Все в этом духе. Почему я не исколесила Монголию?

Если уж на то пошло, однажды я надумала махнуть в Таиланд. Но вместо этого отправилась во Францию и потратила все отложенные на отпуск деньги на сумочку от Лулу Гиннесс.

— Я не очень много путешествовала, — неохотно признаюсь я.

— Надо, девочка моя дорогая! Надо расширять свой кругозор. Узнавать жизнь по настоящим людям. Одна из самых близких моих подруг на земном шаре — крестьянка из Боливии. Мы вместе толкли маис в льяносах.

— Ого…

Часы на каминной полке напоминают, что уже половина первого, и я спохватываюсь, что мы так и не сдвинулись с места.

— Так о чем я… У вас были какие-нибудь идеи насчет наряда на свадьбу?

— Что-нибудь теплое и красочное, — объявляет Кэролайн и тянет из шкафа красно-желтое пончо.

— Гм… Не уверена, что это будет к месту… — Я раздвигаю ряды жакетов и платьев и замечаю шелковую ткань абрикосового цвета. — О! Как красиво! — Вытаскиваю наряд — и не верю своим глазам. Баленсиага!

— Дорожный костюм, — мечтательным тоном произносит Кэролайн. — Мы поехали восточным экспрессом в Венецию, а потом обследовали пещеры Постойна [5]. Знаете эти места?

— Вы должны надеть это! — От возбуждения у меня срывается голос. — Вы будете такая эффектная! И это так романтично — облачиться в свой дорожный костюм.

— Пожалуй, это будет занятно. — Кэролайн прикладывает к себе костюм, и от вида ее красных, задубелых рук меня, как всегда, пробирает дрожь. — Все еще впору, да? Еще где-то здесь должна быть шляпа… — Она откладывает костюм и шарит в шкафу.

— Вы, наверное, очень рады за Сьюзи, — говорю я, разглядывая эмалевое зеркальце.

— Таркин замечательный мальчик. — Обернувшись, Кэролайн постукивает пальцем по своему носу-клюву. — И очень хорошо оснащенный.

Действительно, Таркин числится пятнадцатым, иди что-то около того, из самых богатых людей в стране. Но удивительно, что это отметила мать Сьюзи.

— Ну да… — бормочу я. — Хотя я не думаю, что Сьюзи нуждается в деньгах…

— Я не о деньгах. — Кэролайн многозначительно улыбается — и до меня наконец доходит.

— Ой! — Кажется, я отчаянно краснею. — Точно. Понятно.

— У Клиф-Стюартов все мужчины такие. Они этим славятся. Ни единого развода в роду, — прибавляет Кэролайн, водружая на голову зеленую фетровую шляпу.

Ничего себе. Теперь я взгляну на Таркина совсем иными глазами.

Некоторое время уходит на то, чтобы отговорить Кэролайн от зеленой фетровой шляпы в пользу элегантной черной. Когда же я иду по коридору обратно в комнату Сьюзи, из холла внизу доносятся знакомые голоса.

— Это всем известно. Ящур был вызван почтовыми голубями.

— Голубями? Ты хочешь сказать, что эпидемия, опустошившая скотные дворы по всей Европе, была вызвана несколькими безвредными пичугами?

— Безвредными? Грэхем, это же паразиты!

Мама с папой! Я кидаюсь к перилам. Вот они, стоят у очага! Папа в своем обычном костюме, с цилиндром под мышкой, и мама в темно-синем жакете, цветастой юбке и ярко-красных туфлях, не совсем совпадающих по оттенку с красной шляпой.

— Мама?

— Бекки!

— Мама! Папа! — Я сбегаю по ступенькам и заключаю их в объятия, вдыхая знакомые запахи талька «Ярдли» и одеколона «Твид».

Поездка становится все более волнующей. Я не виделась с родителями с тех пор, как они навещали меня в Нью-Йорке четыре месяца назад. Да и тогда они задержались всего на три дня, прежде чем отправиться во Флориду.