Миссис убийца

Впервые за многие часы я ощутил себя почти здоровым.

– Отлично! Если Або позвонит вам, Чирли...

– Что?

– Скажете ему, чтобы он все хорошенько разузнал о Свенсонах. О соседях Кери. У меня очень странная мысль. Попросите Або выяснить в полиции нравов, не числится ли за ними что-нибудь предосудительное.

– Я все ему передам, как только он позвонит.

Я вернулся в свою кабину и постарался припомнить все, что мне было известно о прошлом Пат. Этого было очень мало. Ее прадед, Даниэль Эган, поселился в Бруклине сразу после войны штатов[1]. Тогда у него было немало земель, он был заметной фигурой в Нью-Йорке, но потом запил и почти все спустил. Пат часто мне говорила: «Если бы дед занимался делом, а не бегал за юбками, у Эганов и теперь были бы деньги». Но все повернулось иначе. И у отца Пат почти ничего не осталось.

Ее мать, закончив в Денвере колледж, приехала в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. Из родственников со стороны матери у Пат была только кузина, дочь сестры ее матери. Пат никогда ее не видела, но на Рождество они обменивались письмами и поздравлениями. Звали ее Ирис, она была примерно того же возраста, что и Пат.

Я обнаружил, что снова вспотел, и вытер лицо бельем. Оказывается, о прошлом Пат я знал не так уж и мало. Она говорила мне, что очень похожа на свою мать, за исключением цвета волос – его она унаследовала с отцовской стороны. Ее мать была блондинка.

Я еще раз глотнул виски. Отец Пат разорился во время большого кризиса в 29-м году, когда ей было четыре года. Два года спустя ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе. Друзья семьи поместили ее в интернат, где она воспитывалась за счет государства. Хотя это и не совсем так. Директор интерната, старый бука, которого она называла плешивым Парком, заставлял ее работать. И в шестнадцать лет она убежала. Одна девушка, которую она знала по интернату, нашла ей работу. И в этот момент на сцене появился я.

Я оделся, так как не собирался провести тут остаток своей жизни. Меня искали всюду. Вот-вот они должны были появиться и у Хими – это был лишь вопрос времени.

Надев рубашку и пиджак, я завязал галстук. Пока мои товарищи еще не наложили на меня лапы, мне необходимо было увидеть старого плешивого Парка и просмотреть все документы, которые сохранились у него о Пат и ее родственниках.

Засунув револьвер в кобуру, я раздвинул портьеру как раз в тот момент, когда неожиданно прибежал Хими. Объяснений не требовалось: все было ясно и так. Греди развил бурную деятельность. Полиция хотела видеть Хими.

– Убегайте через задний ход, Герман, – прошептал он сквозь зубы. Быстрей. Два типа уже вошли в дом. И я почему-то уверен, что явились они сюда не для мытья.

Глава 15

Интернат для сирот – большое здание из красного кирпича, выходящее фасадом на улицу. Пат много раз показывала его мне, когда мы проезжали мимо на машине.

«Только посмотрю на него, и у меня дрожь пробегает по коже, – сказала она мне однажды. – А что касается старого плешака... лучше о нем не говорить. Мне просто повезло, что я вовремя и так удачно спаслась от его опеки».

В розовом свете зари этот дом выглядел вполне прилично. Обыкновенный дом, как и многие другие. Пока я смотрел на него, прозвенел звонок, и в окнах первого этажа зажегся свет. Я отошел от дерева, за которым прятался, перешел лужайку и обошел дом.

Дверь в котельную была заперта на ключ, но рядом с ней находилось полуоткрытое окно. Я проскользнул через него и очутился на бетонном полу. Здесь все пахло сиротским приютом: грязь на столах и остатки еды. Для большинства все это безразлично, но ведь речь идет о сиротах! Им дают то, что подешевле. И никогда не забывают предупредить, что если кто-нибудь пожалуется приходящему с инспекцией чиновнику, то будет наказан.

Пат рассказывала мне и об этом. И об удовольствии, которое получал старый плешивец, разглядывая старших девочек, когда они мылись в бане. Я нашел лестницу и поднялся по ней. Длинный коридор походил на госпитальный: он был плохо освещен и имел грустный вид. Когда я закрывал дверь на лестницу, то увидел девочку лет пятнадцати, которая спускалась со второго этажа, доплетая на ходу косу.

Я спросил ее, где можно найти мистера Парка. Она посмотрела в сторону вестибюля, пересекла холл и исчезла за одной из дверей. Я смотрел ей вслед. В этот момент снова раздался звон колокола, и неясное бормотание на первом этаже стихло. Теперь я понял, что говорила мне Пат. Быть воспитанником этого заведения – все равно что находиться в тюрьме. Встают они по колоколу, замолкают при звуке следующего колокола, начинают молиться после третьего... И так все дни, однообразные и серые...

Я тоже пересек холл, дошел до двери, на которой была прибита дощечка с надписью:

"Мистер Ивер Парк

ДИРЕКТОР"

Я открыл дверь и вошел. За дверью находилось бюро, покрытое зеленым сукном, и около дюжины венских кресел. Здесь никого не было, но, судя по тому, что мне говорила Пат, комната Парка размещалась рядом с кабинетом.

В каждой стене было по двери. Я открыл одну из них и обнаружил что-то вроде зала заседаний с длинным столом посередине. Закрыв дверь, я принялся рассматривать металлические полки с ящичками возле стены. Ящички были расположены по алфавиту. Если документы на Патрицию Эган сохранились, то они должны находиться в ящичке на букву "Э". Я нашел соответствующий ящик и попытался открыть его, но он был заперт.

Пройдя через комнату, я прислушался возле двери напротив. Оттуда доносился характерный звук бритвы, скользящей по подбородку. Я открыл дверь и вошел в комнату: это была спальня. В ее глубине, в ванной комнате, плешивый мужчина, возраст которого подходил к шестидесяти, подбривал бороду. Я впервые увидел Парка, и с первого же взгляда он стал мне несимпатичен. Впечатление оказалось взаимным. Он испугался и порезал себе подбородок. Парк опустил бритву и возмущенно проверещал:

– Я не знаю, кто вы, но прошу вас немедленно покинуть помещение!

Я спокойно закрыл дверь позади себя.

– Вы мистер Парк?

В это время он прикладывал губку к порезанному месту.

– Да, а вы кто такой?

– Герман Стен. Муж Патриции Эган.

Мое имя как будто ничего особенного ему не говорило.

– А кто это?

– Патриция Эган.

Парк вновь занялся своим подбородком.

– Ах да, Патриция Эган! – На его лице было так мало растительности, что я с трудом удерживался от того, чтобы не выхватить у него бритву и не покончить таким образом с его бритьем. – Это та девица, которая не оценила того, что для нее сделали. Та девица, которая удрала от нас десять лет назад. Это та, о которой пишут во всех газетах, что она прикончила своего любовника.

Он бросил на меня взгляд поверх бритвы и спросил:

– Как вы сказали вас зовут?

– Стен, Герман Стен.

Парк неожиданно засуетился. Он молниеносно сложил бритву и сунул ее в карман.

– Господи! Выходит, вы бывший детектив, который убил вчера человека? Да? Вы действительно подходящая пара для Пат!

Он прополоскал губку, которой протирал свой порез, и снял ею мыло с лица.

– И что вам от меня надо, Стен?

Под плешивым черепом находились розовые щеки и глупое лицо. Чтобы разговор пошел поживее, мне пришлось вытащить из кобуры свой револьвер.

– Мне нужны кой-какие сведения.

– О чем?

– Для начала о Реге Хоплоне. По моему мнению, именно он организовал этот удар и финансировал его. Вероятно, он приходил к вам, чтобы получить информацию о Пат. А так как вы грязный негодяй и тому же жадный до безумия, то наверняка выговорили себе недурной кусок пирога.

– Вы сошли с ума!

Я приблизился к нему и закатил хорошую пощечину, ощутив при этом настоящее удовольствие.

– Нет, я не сумасшедший. Ты у меня заговоришь, сукин сын! Что именно Хоплон хотел узнать о Пат? Говори, пока есть чем говорить, иначе я отрежу тебе язык и заставлю проглотить его!

Лицо Парка все больше розовело, и он все больше походил на поросенка с двумя маленькими отверстиями вместо глаз. Но он продолжал упорствовать!

– Я не понимаю, о чем вы говорите!

Я переложил револьвер из правой руки в левую и сжал кулак.

– Придется освежить твою память...

Он стал совсем маленьким и прижался к стене. Я уже размахнулся, чтобы от души врезать ему, но вдруг он резко повернулся на каблуках: дверь в комнату отворилась и на пороге возникла Мира, очень светлая и красивая, вместе с Регом Хоплоном.

– Наконец-то, – сказала она, – наконец-то, вы все-таки здесь. Мы поджидали вас, начиная со вчерашнего вечера, мистер Стен, с того печального момента, как вы покинули меня. Я могу вам сказать одну интересную вещь.

– Какую?

– Для человека, у которого репутация активного человека, вы действительно очень активны.

Я взглянул на нее и покачал головой.

– Не такой уж я активный, моя цыпочка, и никогда не претендовал на это. Мне приходится делать свои дела не так, как хотелось бы.

– Что вы хотите этим сказать? – не поняла Мира.

– Он хочет сказать, что у него нет возможности отплатить нам с лихвой, то есть воспользоваться силой, – заметил Хоплон.

Мира сделала вид, что находит все это очень забавным.

– Мне пришлось многое выдержать, но, учитывая то, что это принесет нам, можно вытерпеть и больше.

Она уселась на край кровати, закинув ногу на ногу и не смущаясь тем, что она при этом показывает.

– Вот так вы совершенно в своем амплуа. Не дальше как сегодня утром я подумал о том, какое ваше настоящее ремесло. У вас всего в избытке, моя курочка, когда дело идет о раздевании и об игре с застежкой-молнией.

Мира закурила сигарету.

– Мне кажется, что вы были вполне удовлетворены моей техникой, да и сами порядочно попотели. Все это зарегистрировано капитаном Пурвисом, и это неоспоримо.

– Возможно, что вам пришлось один или два раза действовать не совсем удачно, – заявил я.

– Ну так что ж, – вмешался Рег Хоплон, – это потому, что вы вынудили нас действовать необдуманно. Вы просто болван, Герман! А женщин в базарный день по копейке за дюжину. Вам надо было оставить Пат в покое и выкручиваться самому. Тогда бы вы не очутились в том положении, в каком пребываете сейчас.

Правая рука Рега находилась в кармане пиджака. Дуло револьвера выпячивалось круглой дырочкой. Что же будет дальше? Я держал свой револьвер наготове.

– В чем дело, Рег?

– В деньгах.

Мира с удовольствием выпустила клуб дыма.

– Теперь он в наших руках, – промолвила она. – Что мы с ним сделаем?

Хоплон ответил как уже о безусловно решенном деле:

– Мне кажется, мы отправим его в тень. – Он повернулся к Парку. – У вас есть тут маленькая, спокойная и непосещаемая комнатка?

Парк довольно прошипел у меня за спиной:

– У меня их несколько. Но почему бы не оставить его здесь? По крайней мере, тут его никто не найдет.

– Отличная идея! – поддержала его Мира.

Хоплон продолжал, как будто меня здесь не было:

– Даже его товарищи по бригаде уверены, что он прикончил Симона. Его жену обвиняют в убийстве. В настоящий момент он является объектом такой охоты, какой Нью-Йорк не видел уже лет двадцать. Что он может предпринять, этот слюнтяй? Что бы вы сделали на его месте?

– Утопилась бы в нужнике, – улыбнулась Мира своей шутке.

Хоплон был весьма доволен и продолжал развивать свои скудные мысли.

– Сегодня вечером или завтра рано утром, когда атмосфера немного разрядится, я вернусь с Беном или каким-нибудь другим парнем. А как обрадуется инспектор Греди, когда какой-нибудь флик, заглянув в стоящую не на месте машину, обнаружит Большого Германа с пулей во лбу и держащим в правой руке револьвер, из которого он застрелился, мучаясь угрызениями совести.

– Неплохо придумано, – хищно улыбнулась Мира.

Мне надоел их диалог.

– Во всем этом есть небольшая неточность, Рег, – заметил я.

– Какая?

– Я могу ее указать. – И я направил дуло револьвера на левую пуговицу его пиджака. – Прежде чем готовить жаркое, нужно сперва обмануть зайца и поймать его.

Молчание, последовавшее за моими словами, показалось мне плохим признаком. Вновь заболела спина. Я не видел Парка, но ни Хоплон, ни Мира ничуточки не испугались. Они забавлялись от всей души. Я не мешал им, насколько у меня хватило терпения.

– Ну и что вы видите в этом смешного?

– Это револьвер, который был у вас, когда вы убили Симона? – поинтересовался Хоплон.

Я покачал головой.

– Убийца не я.

– Точно, – признался он. – Это я убил. Бедняжка Симон! Он, безусловно, признался бы вам во всем, если бы вы нашли его первым. Ему было так плохо, когда уложили Ника Казараса, несчастный! Так это тот револьвер, который находился в вашей кобуре?

У меня сразу пересохло в горле. Я был слишком издерган за последнее время, чтобы заметить, как это я обнаружил сейчас, что револьвер в моей руке легче, чем должен быть. После того как меня оглушили, после убийства Симона, Хоплон разрядил мой револьвер. То, что я держал в руке, было куском железа и ничем больше.

Я попытался соврать:

– Нет, он заряжен.

Мира внимательно посмотрела на меня.

– Он лжет. У него не было времени зарядить его или достать другой. – Она ласково погладила себя по груди. – Итак, вы не сожалеете, что отказались провести со мной веселую ночку, Герман? – Она расхохоталась. – Вместо того, чтобы бегать за мной по коридору... Если бы ты меня видел, Рег! Голая до невозможности, несусь галопом в дамскую комнату, спасаясь от этого неистового самца. Как же я радовалась, когда сумела захлопнуть дверь туалета перед его носом.

Я попробовал выиграть время.

– Что вы сказали фликам, когда они обнаружили вас голой в дамской комнате?

– Я им сказала, что вы признались мне в убийстве Симона, которого вы убили потому, что он не хотел признаваться, что усыпил Пат. Я сказала им, что вы хотели спрятаться у меня и что я этого не хотела, тогда вы стали бить меня. – Она вновь расхохоталась как сумасшедшая. – А на случай, если вы расскажете эту историю с краской для волос и станете уверять, что я выдавала себя за Пат, я говорила им все это в костюме Евы. Это для того, чтобы капитан Пурвис и все остальные не сомневались, что я настоящая блондинка. Если бы ты видел, как я никак не могла застегнуть от волнения свою застежку!

Хоплон тоже засмеялся. Парка не было слышно.

– Ладно, будем решать с ним. – Парк сделал паузу – вероятно, он взглянул на часы. – Мне уже пора быть в церкви и читать молитвы.

Хоплон достал из кармана револьвер и взял его за дуло, чтобы действовать им как дубинкой, и шагнул ко мне.

Я нажал на спуск. Раздался легкий металлический щелчок. Блондинка оказалась права. Да, не слишком умно с моей стороны. И мне еще повезло: я помешал Жилю задержать себя при помощи револьвера, который не был заряжен.

Хоплон ощутил привкус победы.

– Теперь вы конченый человек, Стен...

Я сделал шаг назад. Чувствуя, что кто-то копошится за моей спиной, я повернулся к Парку. Его полное, обрюзгшее от ужаса лицо, его отвратительная плешь вызвали во мне чувство гадливости к этому ублюдку. Он уже стоял с поднятым стулом, собираясь опустить его мне на голову. Я сумел отразить удар рукой, но Хоплон воспользовался этим моментом и ударил меня по голове револьвером. Я упал на колени. Следующий удар пришелся по лбу. Кровь залила мое лицо.

Отшвырнув в сторону уже ненужное оружие, я попытался подняться на ноги, но неожиданный удар ногой и страшная боль в животе окончательно уложили меня на пол.

– Не шевелись, мразь! – прошипела Мира. – Ты уже не существуешь, гаденыш недоделанный. Ты мертв!

И она снова ударила меня ногой.

Глава 16

Я валялся на животе с открытым ртом, прижатым к грязному ковру, глотая пыль, а вытекающая кровь уже образовывала маленькую лужицу. Никогда еще я так не страдал. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным. А ведь так просто было отступиться от всего этого. Но, с другой стороны, изменить ничего нельзя, ведь я обещал Пат:

«Пока тебе придется все это пережить. А я, со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы вернуть тебя домой. Так что ты должна крепиться, договорились?» – «Я поняла, – вздохнула Пат. – Теперь я буду спокойна».

Самые невероятные мысли роились в моей голове. Я смотрел на ковер, запятнанный моей кровью, но все, что я видел, это глаза Пат на ее бледном лице – блестящие, как звезды, и синие, как море. Я ее муж. Она рассчитывает на меня. Я обещал ей помочь.

Собрав все свои силы, я кое-как встал на четвереньки.

– Смотри, – завопила Мира, – этот подонок хочет подняться!

Хоплон вновь воспользовался револьвером, как дубинкой.

– Может, лучше совсем вышибить из него мозги?

– Нет, нет, только не здесь! – возразил Парк.

Я вытер кровь, заливавшую мне глаза, и взглянул на Хоплона. Чего он должен избежать любой ценой, так это шума. Он снова приблизился ко мне и поднял револьвер. Чтобы избежать удара, я пригнулся к полу и ударил его наугад снизу вверх. На мое счастье этот удар пришелся ему в пах. Он застонал и отшатнулся.

– Ты еще показываешь когти! – зарычал он.

С огромным трудом, широко расставив ноги, я встал и зашатался. Я не собирался изображать из себя героя, все герои уже умерли. Я лишь хотел немного удовлетворить свою жажду мести.

– Да, мои когти еще не затупились, и ты не подозреваешь, до какой степени, голубчик! Да, я попался на твою приманку, но это потому, что за мной охотятся флики!

У Хоплона кишка оказалась тонка. Ударить и оглушить лежачего или иметь дело с фликом, который не собирается сдаваться, – это не одно и то же. Такая работа не по нему.

Мира, вероятно, догадалась, о чем я думаю.

– Ты должен его добить, Рег!

Хоплон снова взялся за револьвер.

– Нет, нет, только не здесь, – умолял Парк. – Вы обещали мне, что не будете его убивать, и вообще никого не будете убивать. И вот уже три смерти.

Мне страшно хотелось, чтобы кровь перестала заливать глаза, потому что я вынужден был постоянно вытирать ее рукавом. Я вытер кровь еще раз и посмотрел на Хоплона: он что-то задумал. Переведя взгляд на Парка, я заметил, что директор приюта был не совсем доволен тем оборотом, какой приняло дело. Слишком много трупов. Он же был просто дрянной, порочный тип, но не убийца. Пока не ввязался в эту историю. Все его желания и интересы не шли дальше подглядывания за голыми девушками и приставаний к ним с гнусными намерениями.

Я прислонился к стене.

– Если вы не знакомы с законом, я напомню вам одну статью. Она гласит, что в штате Нью-Йорк содействие и помощь в преступлении карается так же, как и непосредственное участие в данном преступлении.

Парк дышал, как загнанный олень.

– Уведите его отсюда. Вы обещали устроить так, как будто он сам покончил с собой. Вы сказали, что оставите его в какой-нибудь машине на улице.

Я повторил свой афоризм:

– Сперва нужно убить зайца, а уж потом делать из него жаркое.

Взгляд Холпона перешел на телефонный аппарат, стоявший у изголовья кровати.

– Ну же, парень, – усмехнулся я, – позвони-ка своему шефу. Может, он даст тебе полезный совет. Скажи ему, что ты держишь быка за хвост, а он тебя не отпускает. Быка, который уже был ручным, – некоего Германа Стена.

После всех наших потасовок мой револьвер оказался лежащим на середине комнаты. Хоплон поднял его и кинул на кровать. Туда же он бросил и патроны.

– Ты умеешь заряжать? – спросил он у Миры.

– Да.

– Тогда займись этим.

Она взяла с кровати револьвер, патроны и зарядила его.

– А что теперь?

Хоплон нервно облизал губы.

– Вы сами этого добивались, Стен. И вы были правы. Как я вам уже сказал, вы лично нас не интересовали. Нам была нужна ваша жена, и мы ее получили. Но надо же было вам сунуть нос в наше дело! Вы считали себя обязанным доказать ее правоту.

Он поднял руку. Я оттолкнулся от стены и полетел на него. Страшная боль пронзила мое тело, но мне все же удалось упасть на него, и я изо всех сил стал колотить его по лицу и по голове. Его нос сразу же оказался разбитым.

– Боже мой! – всхлипнул он, отшвыривая свой револьвер. – Возьми и стреляй! Стреляй в него скорей!

Мира злобно выругалась.

– Я и хочу это сделать.

Я воспользовался Хоплоном, как щитом. Мира держала палец на спусковом крючке. Парк, по-видимому, решил не вмешиваться. Он направился к двери, чтобы, возможно, помолиться за упокой моей души. На секунду я перестал бить Хоплона и вытянул ноги, чтобы помешать ему выйти. Именно в этот момент Мира нажала на курок и стреляла до тех пор, пока не выпустила все пули.

На меня лишь посыпалась штукатурка. Парк дотронулся пальцем до своей груди: на ней появилось маленькое красное пятнышко, которое очень быстро увеличилось в размерах. Колени плешивого старца подогнулись, и он уселся на пол.

Я продолжал заниматься очень приятным делом – колошматить Хоплона. Он заорал и стал звать на помощь. В дверь постучали. В холле раздались детские крики. Чей-то детский голос спросил:

– Мистер Парк, вы живы?

Я бросил быстрый взгляд на Парка. Он сидел, прислонившись к стене. Кровавое пятно уже расползлось по всей груди. Мира набросилась на меня и стала царапать мое лицо ногтями, пытаясь освободить Хоплона. Я оттолкнул ее небрежным движением руки.

– Вставай в очередь, малышка. И на этот раз ты скажешь все, о чем тебя спросят.

Шум в холле усилился. Теперь уже стали барабанить в дверь спальни. Одним ударом я отбросил Хоплона к двери, он слету открыл ее и в панике бросился бежать. Я не стал мешать ему: я понимал, что в таком состоянии он далеко не убежит. Ему необходимо срочно обратиться к врачу – я изрядно его изметелил. Девочка, которую я встретил в холле, смотрела на меня округлившимися глазами.

– Можно я позову полицию? – спросила она.

– Вызови, моя дорогая.

Девочка быстро убежала. Я закрыл дверь и запер ее на ключ. Мира попыталась убежать, но тщетно – роли переменились.

– Ну что же ты, красавица-блондинка, – проронил я и закатил ей такую пощечину, что она отлетела к стене. – Ты уже давно должна была убраться отсюда. Лучше бы ты вернулась в Голден в Колорадо. Ну давай, выкладывай все, Ирис.

Дети, собравшиеся в холле, так шумели, что нам трудно было слышать друг друга. С таким же успехом можно разговаривать в вольере во время кормления птиц. Она невольно прикрыла рот рукой.

– Как вы меня назвали?

– Я назвал тебя Ирис. Ты единственная родственница Пат. Ты ее кузина из Голдена. Итак, что же ты хотела отнять у Пат? – Я снова влепил ей пощечину, сперва ладонью, потом тыльной стороной руки. – Что у нее есть такое ценное, из-за чего Рег и его свора прикончили уже трех человек?

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– Ты не красилась в рыжий цвет? Ты не выдавала себя за Пат?

– Нет!

– Ты не была любовницей Кери в течение шести последних месяцев? Так?

– Не была.

– Ты не подкинула вещи Пат в квартиру Кери? И не ты оставила сумочку у Эдди Гюнеса?

– Нет.

– Это не ты подделала телефонные счета, чтобы я был тебе благодарен? Не ты использовала свое соблазнительное тело-, чтобы увлечь меня? Разве не ты, образно выражаясь, изнасиловала меня, надеясь, что я забуду обещание, которое дал Пат?

Красивая блондинка, которую я знал как Миру Белл, побледнела. Кровь отхлынула от ее лица.

– Нет, я сделала это потому, что вы мне нравились.

Я схватил ее за платье и потряс. Тонкий материал сразу же разорвался. Она не носила бюстгальтера и поэтому спешно отступила, прикрывая руками грудь. Да, теперь она уже не ломала комедию. Она плакала. Вероятно, она решила, что я придушу ее, если она не заговорит. И была недалека от истины.

– Поверь мне, Герман, это не моя идея. Он сам приехал ко мне в Голден и предложил это дело.

Чего же я достиг? Кровь заливала мне глаза. Я прислонился спиной к стене и вытер рукавом глаза. А она все пятилась от меня к двери. Она почти достигла Ивера Парка, который все еще сидел на полу и у которого через рану в груди вместе с кровью выходила жизнь.

Тут я опомнился. Я вспомнил о револьвере, который отбросил Хоплон, но было уже поздно. Она нагнулась и попыталась его подобрать, но ее опередил Парк.

– Нет, – прохрипел он почти беззвучно.

Она с трудом выпрямилась и обратилась к нему, как к ребенку, который не слушается старших:

– Дай мне этот револьвер, Ивер.

– Нет, – простонал он, слабо покачивая головой.

Я шагнул вперед.

– Тогда отдайте его мне, старина.

– Вы мне нравитесь не больше, чем она. – Потом он посмотрел на нее. – Зачем ты сделала это? Ты убила меня...

– Нет, дорогой мой, я сделала это не нарочно. Это несчастный случай. Умоляю тебя, отдай мне револьвер!

Она протянула руку, но Парк оттолкнул ее дулом револьвера.

– Нет. – Этот жест усилил поток крови из раны. – Хоплон и ты обещали мне, что я буду богат. Вы мне лгали.

Блондинка облизнула пересохшие губы. Она ничего не могла ему предложить, кроме самой себя. Она стала срывать с себя остатки платья. Все ее одежда состояла теперь только из прозрачных трусиков, не скрывавших ее прелестей, которые я однажды отведал. Она прошла по комнате, стараясь постыдными телодвижениями привлечь взгляд умирающего.

– Ты еще сможешь разбогатеть, милый, – бормотала она – Ты и я. Нам никто не помешает, кроме Стена. Я умоляю тебя, дай мне револьвер! Ты сможешь делать со мной, что захочешь.

Она нагнулась к нему и, касаясь его лица обнаженными грудями, попыталась отобрать у него оружие.

– Проклятая! Исчадие ада! – Из последний сил прошипел Парк и выстрелил в нее три раза.

Я услышал знакомый звук, похожий на чмоканье, когда пули впиваются в тело. Она пошатнулась, стараясь сохранить равновесие, и свалилась на кровать, на которой и осталась в сидячем положении.

– О нет, – прошептала она, – только не это...

Голос у нее стал вдруг тонкий, как у маленькой девочки, которую наказали. Она прижала руки к животу, зажимая рану. На какое-то время ей удалось остановить кровь, но вскоре она просочилась сквозь пальцы.

– О нет, только не это...

Я взглянул на Парка. Усилие, которое он затратил, нажимая на спуск, доконало его. Он окончательно перестал существовать для маленьких девочек. И для больших тоже. Тело его согнулось в предсмертных конвульсиях и навсегда замерло. С того места, где я находился, его плешивая голова стала похожа на пасхальное яйцо, спрятанное между ног. Я взял у него револьвер, поставил его на предохранитель и подошел к кровати.

Ирис дышала тяжело и с трудом. Ее дыхание вырывалось со странным шумом. Кроме этого звука, ничто не нарушало тишину. Удары в дверь прекратились, и девочки смолкли. Больше некому будет склонять их к половым извращениям и другим гнусностям, к которым имел склонность директор приюта Парк.

Где-то вдалеке послышалось, или мне показалось, что я слышу, завывание полицейской сирены.

– Тебе очень больно, малышка?

Она подняла глаза, на которых выступили слезы, и шепнула:

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я осмотрел тебя и попробовал остановить кровь?

– Если я отниму руки, мне конец.

Я устроился рядом с ней, поглаживая ее по голове.

– Что же все-таки случилось, Ирис? Как спасти Пат?

Ее синие глаза померкли. Она все время облизывала сухие губы. Сейчас она походила на змею, голова которой попала в капкан, и она ищет возможность в последний раз выпустить яд.

– Слушай меня, – ответила она наконец. – Эстакада № 15. На полдороге в направлении на восток, в секторе 40, зона 63 Аннекс, Гауванус Ви.

– Это на восток от Массажерис Эри, там где находится главный промысел?

Она утвердительно кивнула головой. Я повторил, как попугай, слова, которые она произнесла, но они мне абсолютно ничего не говорили. Я закурил сигарету и сунул ее в губы Ирис.

Она затянулась осторожно, как будто не была уверена, что ее легкие в порядке.

– А потом? Я ведь больше ничего не знаю.

– Ты найдешь, – с трудом ответила она.

Я просунул руку и обнял ее за талию, чтобы немного приободрить несчастную девушку.

– Сожми меня покрепче, – простонала она. – Я боюсь, Герман.

Что я мог ей сказать? Что все мы умрем раньше или позже?

Она ведь думала только о себе.

Ее взгляд встретился с моим.

– Ты меня ненавидишь, да?

Я попытался немного приободрить ее:

– Нет, этого я не могу утверждать.

Ее голос стал почти беззвучным:

– Докажи мне это. Я очень боюсь. Поцелуй меня, прежде чем я умру, Герман.

В конце концов я ведь спал с ней и делил любовь. Я поцеловал ее в последний раз. Ее губы прильнули к моим, и она отняла руки от живота. Окровавленные пальцы одной руки она запустила в мои волосы, другой рукой схватила с подушки револьвер.

– Чтобы уйти не одной, – на одном дыхании проговорила она.

Прижав револьвер к моему животу, она нажала на курок, но выстрела не последовало.

Я отобрал у нее оружие и бросил его на подушку.

– Ни на секунду не сомневался, что ты попробуешь нанести мне этот удар, малышка. Поэтому я и поставил его на предохранитель. Убийство тоже ремесло – его надо изучить.

Жало змеи снова высунулось из ее губок:

– Подонок, грязный подонок... – прошептала она. – Если бы ты не вмешался в это дело со своей дурной башкой...

Дрожь пробежала по ее телу. Она собрала все силы, чтобы пробормотать:

– Жаль... без тебя... жаль...

Я отпустил ее и выпрямился, мысленно сняв шляпу.