Ангел

Дейв отвернулся от мерзкого типа и перевел взгляд на руины, дымящиеся в двух кварталах от них. Только в одном этом пожаре сгорели семь магазинов и восемьдесят одна квартира. Он не переставал удивляться тому, сколько жертв и разрушений может принести одна спичка. Дымящиеся пустыри можно было встретить по всему городу. В расположенном на холмах Сан-Франциско они были особенно заметны. Иногда это были огромные пустые площади, иногда — всего одно выгоревшее здание. Да и спички не всегда были виноваты. Бензиновые бомбы, зажигательные устройства, масляные лампы — казалось, поджигателями использовались все известные человеку горючие вещества.

Жители Сан-Франциско были особенно осторожны с огнем: в 1906 году трехдневный пожар, начавшийся после землетрясения, уничтожил чуть ли не весь город. Только динамит спас Сан-Франциско от полного исчезновения. Недавно взрывы снова применяли для ликвидации очагов огня в плотной городской застройке. Несколько недель назад потребовалась новая пластиковая взрывчатка, чтобы унять пожар в Ноу-Вэлли. Жители, конечно, не приходили в восторг от того, что их великолепные дома взлетали на воздух. Судебные иски, как конфетти, сыпались на головы отцов города.

Внезапно Дэнни Спитц, зарычав, как терьер, с хрустом откусил приличный кусок от своей пластиковой чашки, выплюнул его в окно и с вызывающим видом уставился на своего партнера. Дейв по-прежнему не обращал на него внимания. Он знал, что скучающий Дэнни только и ждет какой-нибудь реакции на свои выходки. Дэнни во многом был похож на ребенка, хотя в июле ему уже будет двадцать восемь. В отличие от ребенка его макушку уже украшала лысина, которая в сочетании с крупными чертами лица делала его похожим на обезьяну. Ребята в участке прозвали его Брат Тук. Правда, так звать Дэнни в лицо они не решались, опасаясь его темперамента, неистового, как у принявшей крещение ведьмы. Некоторые полицейские имели два прозвища: одно использовалось открыто, другое — за глаза. Официальное прозвище команды Дэнни и Дейва было «Д и Д». Однако в их отсутствие ребята называли их Брат Тук и Мать Тереза.

Парень, за которым они следили, Каспар Гринвей, бородатый белый в кожаном плаще, джинсах и поношенных кроссовках, внезапно насторожился. К тротуару подъехал «форд»; Гринвей выбросил спичку и наклонился к машине. Последовали короткие переговоры, ловкие и незаметные движения рук.

— Вот оно, — сказал Дэнни. — Он взял товар. Берем ублюдков. Ты займешься продавцом, а я возьму Грини.

— Идет, — пробасил Дейв.

Взревев мотором, полицейская машина пересекла улицу и перегородила дорогу большому «форду». Оба полицейских выскочили, и в тот же момент Гринвей понесся вниз по улице. Дэнни бросился за ним, а Дейв двинулся к машине, держа руку на рукоятке пистолета, но пока не доставая его.

— Могу я взглянуть на ваши права, сэр?

— Пошел ты! — крикнул сидящий за рулем молодой негр.

Он начал разворачиваться и врезался в машину, которая как раз останавливалась у тротуара. Парень растерялся, не справился с управлением, и «форд» рванул вперед, тараня полицейский автомобиль. Он снова подался назад, потом вперед, каждый раз ударяя машины. Дейв выхватил пистолет и поднес свой значок к лобовому стеклу «форда».

— Ну хватит, — рявкнул он. — Я вижу, Пити, ты не научился управлять этой колымагой. А теперь вылезай-ка медленно и спокойно и держи руки так, чтобы я их видел.

Парень выбрался из машины с поднятыми вверх руками.

— Какого черта ты меня называешь Пити?! — заорал он на всю улицу. — Только мамочка может так меня звать, а не какой-то засранец фараон.

Дейв толкнул парня лицом к стене.

— Этот засранец фараон будет звать тебя как захочет и когда захочет, пока ты не перестанешь торговать наркотиками и не станешь добропорядочным гражданином, Пити, мальчик мой. Тогда я буду звать тебя «сэр» или «мистер», как тебе больше нравится, только уважение нужно заработать. Понял ты меня, гаденыш вонючий?

Вернулся Дэнни, волоча за собой Гринвея.

— Не дергайся, а то получишь по шее, — сказал запыхавшийся Дэнни, крепко держа Гринвея за воротник.

— О'кей, — обратился к задержанным Дейв. — Вы имеете право сохранять молчание…

— Ерунда, — перебил его Гринвей, — подумаешь, герои! Нашли пару унций наркоты. Что же вы не ловите поджигателей? Вот кем сейчас надо заниматься. Не стыдно возиться с нами, когда люди заживо горят?

Надев на задержанных наручники и затолкав их в полицейский автомобиль, Дейв отправился разбираться с разгневанным владельцем разбитой машины. Тот требовал компенсации, грозился судебным иском и поливал Пити трехэтажными ругательствами. На его успокоение ушло минут десять.

Они доставили задержанных в участок и зарегистрировали, предварительно убедившись, что в пачке «Мальборо» вместо сигарет лежат наркотики. Ребята поняли, что попались, и теперь, поджав хвосты, отправились в камеру. Ущерб, нанесенный полицейской машине, состоял в очередной вмятине на переднем крыле, которое и так уже вдвое превосходило поверхность Луны по количеству кратеров.

Слова Гринвея оказались пророческими. Дэнни и Дейва вызвали к капитану, который направил их на противопожарное патрулирование.

— Ситуация выходит из-под контроля, — сказал капитан Рис. — Еще три пожара сегодня утром. К сожалению, удается поймать далеко не всех поджигателей. Посмотрите-ка на ту особу…

Патрульные обернулись и увидели женщину, сидевшую за столом следователя. Она была высокой и стройной, с длинными, растрепанными пепельными волосами и в больших очках. Вид у нее был какой-то блеклый, как у одежды, много раз пропущенной через стиральную машину. Дейву показалось, что она перенесла нечто ужасное.

— Кто это? Похожа на библиотекаря или что-нибудь в этом роде, — сказал Дэнни, уже явно сделавший собственные выводы.

— Она подожгла квартиру своего любовника, — объявил Рис. — Только по чистой случайности никто не пострадал. Кажется тихоней, не так ли?

— Такие хуже всего, — заметил Дэнни.

— Не понимаю этих людей, — покачал головой капитан. — Просто не понимаю. У этой женщины было все, и выглядит она совсем неплохо. Ей бы только спину разогнуть и одеться поприличнее. Защитила диссертацию. Читает лекции в университете, а в свободное время занимается поджогами.

— Может, ей нравится такая одежда? Может, именно поэтому она ее и носит, — кашлянув, сказал Дейв. Капитан уставился на него, удивленно подняв брови.

— Что?

— Ну вы сказали: «Если ее одеть поприличнее…» Мне кажется, она неплохо одета.

Рис изумленно покачал головой.

— Иногда, Питерс, вы меня просто поражаете. Какое, черт возьми, отношение имеет ее одежда к тому факту, что она поджигатель?

Дейв пожал плечами.

— Я тоже думаю, что никакого. Но это сказали вы, а не я.

Рис с окаменевшим лицом молча уставился на него и продолжал смотреть так долго, что даже Дэнни наконец почувствовал неловкость. Капитан и Дейв Питерс были так же далеки друг от друга по образу мышления, как неандерталец и кроманьонец, сойдись те по прихоти провидения.

— Ладно, — проворчал наконец Рис, — пошли работать. Я только хотел показать, с кем нам приходится иметь дело: не монстры, не панки с улицы, а женщины со степенью доктора теологии. У нас есть еще банкир, домохозяйка и ребенок тринадцати лет. Полный спектр. Это надо остановить. Город полыхает, и мэр — вместе с ним. Удивлюсь, если он не выгорит дотла в течение месяца. Вы двое, выметайтесь отсюда и прекратите пожары, слышите меня?

— Слышим, — ответил Дэнни, больше всего желая поскорее смыться из офиса. — Пошли, Дейв.

Дейв знал, что пожары возникают все чаще и чаще. Компьютерные данные, переданные ему Рисом, читались, как роман ужасов. В 1980 году в США на каждую тысячу человек приходилось по 15 пожаров, а средний ущерб от одного пожара составлял 2000 долларов. Общее количество пожаров достигло трех миллионов при суммарном ущербе 6 миллиардов долларов. США лидировали по количеству пожаров, но уступили ФРГ по сумме ущерба. Хотя в Германии приходилось всего по два пожара на тысячу жителей, средний пожар обходился этой стране в 14 тысяч долларов — в 7 раз больше, чем США. В Америке случалось множество мелких пожаров, тогда как в Германии они были большими и разрушительными.

В 1990 году ситуация в США мало изменилась. 3.200.000 пожаров, хотя сумма ущерба и возросла из-за инфляции. Пожары, как и ботинки, никогда не дешевеют.

Однако после первого упоминания о «белом огне» в 1996 году ежегодное количество пожаров подскочило невероятно: до 21 миллиона при общем ущербе 102 миллиарда долларов. Возросшая сумма отразила не только инфляцию, но и то, как напряженно работали службы пожарной охраны. К столь большой сумме привела и возросшая стоимость сгоревших предметов и зданий, например недавно построенного японского супермаркета, битком набитого дорогими товарами.

По-видимому, передавая Дейву эти данные, Рис хотел сказать: «Д&Д, поймайте виновных».

Казалось, настоящая огненная лихорадка охватила людей. Каждый, кто имел повод для недовольства, заявлял об этом, поджигая что-нибудь. Никогда прежде в городе не случалось такого количества пожаров за столь малый промежуток времени. Это было похоже на болезнь, распространявшуюся со скоростью эпидемии, против которой власти города были бессильны. Медики действительно высказали предположение о новом вирусе: некий биологический пришелец, который поражает определенные участки мозга, вызывая у жертвы до поры до времени скрытое желание поджигать все вокруг в порыве первобытного восхищения таинственной силой, заключенной в огне.

Группа психиатров выдвинула альтернативную гипотезу. По их мнению, таящиеся в сознании современного человека запретные желания, доставшиеся в наследство от доисторических предков, под воздействием стрессов выходят из-под контроля. Эти ученые мужи полагали, что влечение к огню глубоко проникло в мозг человека — недаром в древности существовали секты огнепоклонников. Императоры поджигали свои дворцы, захватчики сравнивали с землей вражеские города, воины поджигали леса и степи, короли и простолюдины сжигали на кострах ведьм и мучеников. Англичане до сих пор празднуют день, когда в XVII веке были пойманы заговорщики, собиравшиеся взорвать здание парламента. В этот день по всей стране на тысячах костров сжигают чучело государственного преступника по имени Гай Фокс, изготовившего бомбу.

Оставим теории. В действительности оказывается, что существует множество людей, чиркающих спичками с увлечением ребенка, открывающего новую игрушку. Некоторые из них теряют контроль над пламенем случайно, другие же намеренно уничтожают жизнь и имущество. Они берут спички, зажигалки и поджигают все, даже собственные дома.

Этим вечером Дейв по дороге домой слушал новости по радио. Днем загорелся новый японский супермаркет. Несколько человек до сих пор оставались внутри здания. По мнению представителя пожарной охраны, не осталось надежды, что кто-то из них еще жив. По радио передавали его интервью. «Дым от горящего пластика — это яд. У них нет шансов. Мы послали туда людей, но вы не можете даже представить себе, что там творится. Мы уже потеряли одного человека…»

Известия о потерях действовали на Дейва отвратительно, и он выключил радио. Ему был нужен длительный отпуск. Съездил бы куда-нибудь с Челией и Джейми. Но сейчас это невозможно. Надо ждать до лета. Можно поехать на Аляску. Челия хотела чаще навещать родных в Мексике, но Дейв считал, что пора уже жить собственной семьей.

Когда он приехал, Челии и Джейми не было дома. Дейв сделал себе бутерброд и включил телевизор. Вероятно, она у своей подруги Сюзан, которая живет по ту сторону парка, и вернется домой не раньше семи. Дейву нравилось, если после работы выдавались спокойные полчаса, когда не нужно было рассказывать Челии о том, что произошло за день, и выслушивать ее истории. Они его достаточно развлекали, но сначала ему нужно было отдохнуть, а это не всегда удавалось. Обычно Челия бывала несколько перевозбужденной, а Джейми тоже торопился похвастаться школьными успехами.

Дейв терпеливо досмотрел до конца телевизионное шоу, напичканное избитыми остротами, потом пошли новости. Ему показали, что такое разверзшийся ад: горел магазин. Зрелище внушало суеверный ужас. Дымящиеся тела на тротуарах. Люди, выпрыгивающие с большой высоты и разбивающиеся о тротуар. Их изуродованные трупы. Камера показала мужчину, бросившегося вниз из окна десятого этажа, ужас на его лице. Он пытался бежать по воздуху, будто вращая педали невидимого велосипеда. Удар о бетон остановил его страшный полет.

Дейв взял телефон и набрал номер Дэнни.

— Смотрел новости? — спросил Дейв, когда услышал в трубке голос напарника.

— Да, — ответил Дэнни, — поглядел, куда нас Рис посылает.

— Не хочу этим заниматься. Не могу. Слишком много боли.

— Я, что ли, могу? Я же католик.

— Религия то здесь при чем? — спросил Дейв, который был неверующим, хотя и женился на католичке.

— Да это адское пламя и все прочее, я в штаны наложил от страха. Похоже на то, что случится со мной после смерти.

— Перестань, Дэнни, ты же ходишь на исповедь раза три в неделю, не меньше.

Дэнни надолго замолчал, потом признался:

— Знаешь, Дейв, мне кажется, когда-нибудь это случится со мной на работе, а я грешу каждое утро. Я — утренний человек. Когда мы вечером приходим домой, подруги обычно бывают слишком пьяны, вот мы и занимаемся этим по утрам. Есть шанс, что это случится днем, до того, как я схожу на исповедь. Думаю, меня убьют в голову или сердце, и не будет времени, чтобы отпустить мне грехи.

— У тебя слишком развитое воображение, — ответил Дейв, переставший понимать, где слово «это» значило «любовь», а где — «смерть». Дэнни использовал его в обоих случаях. Может быть, он просто не видел разницы и для него оба понятия слились.

— Я знал, что ты меня не поймешь, — расстроился Дэнни, — ужасно, когда твой напарник — атеист.

Дейв почувствовал боль в голосе друга и постарался утешить его, ухмыльнувшись при мысли, что сам себе напоминает священника.

Закончив разговор, Дейв сходил на кухню и приготовил себе кофе. Пора бы им вернуться, подумал он, взглянув на часы. Возможно, Челия пошла в свой арт-класс, оставив Джейми у Сюзан. Он позвонил Сюзан, к телефону подошел ее муж Билл, рекламный агент.

— Алло? — голос звучал настороженно. Не следует называть свое имя или номер телефона, прежде чем том, кто вам звонит, не представится.

— Билл, это Дейв Питерс. Челия не у вас?

— Минутку, Дейв. — На другом конце провода невнятно прокричали, после чего Билл снова подошел к телефону. — Сюзан говорит, что они расстались утром в одиннадцать. Челия собиралась в магазин или куда-то еще. Сюзан должна была вернуться и забрать Анжелу. Что-то случилось?

Анжелой звали трехлетнюю дочь Билли и Сюзан.

— Не знаю. Наверно, она где-то задержалась. Пока, Билл.

— Пока.

Дейв бродил по кухне, размышляя, что ему делать. Искать ее на машине по улицам он не хотел; однажды он уже паниковал, когда Челии долго не было дома. В тот раз она оказалась у парикмахера, а он не заметил записку на дверце холодильника. Дейв взглянул на то же место и увидел кусочек бумаги, прижатый магнитом в форме Микки Мауса. Он вздохнул с облегчением.

— Слепой, — произнес он, удивляясь, почему не заметил записку раньше. Правда, Дейв ничего не доставал из холодильника. Сладкий сандвич был в другом месте, а кофе он пил без молока. Он развернул записку.

«Дорогой, — читал он, — наверно, я вернусь домой раньше тебя. Если нет — не трогай шоколадный торт. Он на вечер. Люблю. Люблю. Люблю. Челия.

P.S. Хватит ли на нашем счету денег на новое платье? В магазине «Мицунаки» сегодня распродажа».

Дейв почувствовал неладное. Он старался обуздать свои эмоции, приказал себе рассуждать логически.

— Они не пошли туда, — произнес он. — Они не пошли туда, потому что она спрашивала про банк. Она собирается туда завтра или в другой день. Она ведь написала: «Хватит ли на нашем счету денег на новое платье?» Она хотела знать это прежде, чем идти покупать его.

Исступленным взглядом он обвел кухню. Его глаза остановились на часах. 7:10.

— Возвращайся домой, Челия, — прошептал он. — Возвращайся скорее.

4

Дэнни Спитц был прихожанином трех разных церквей, каждую из которых он посещал раз в неделю. Посещать только одну церковь ему было слишком стыдно: грех, в котором он исповедовался, изо дня в день оставался одним и тем же. Священники и без того сокрушались из-за него, хотя ни один из них не подозревал, что еще двое его коллег отпускают Дэнни грехи.

Дэнни знал, что его ждет ад, но ничего не мог с собой поделать. Его неудержимо манили случайные связи. Отдадим ему должное. Дэнни пытался сопротивляться, но ни страх перед священником; ни страх перед адом и даже смертью (Дэнни очень боялся венерических болезней) не отвращали его от того, за что — он твердо в это верил — ему уготованы вечные муки. Он был пропащий человек.

Дэнни: «Простите меня, отец, ибо я согрешил».

Священник: «Опять? Но это не тот грех, что в прошлый раз?»

Дэнни: «Да, отец, тот же самый».

Священник (безнадежно): «Дэниел, Дэниел, когда же ты женишься?»

Дэнни: «Никто не хочет выходить за меня, отец. Я… я… я похож на обезьяну. Ребята зовут меня Брат Тук. Причина в этой преждевременной лысине и в том, что я кажусь таким толстым, только… Послушайте, отец, что я могу поделать, если Бог создал меня таким сексуальным?»

Священник: «Даже если это и так, в чем я сомневаюсь, в твоих силах быть твердым и противостоять искушениям. Думаешь, другим мужчинам не хочется разнообразия? Но они не поддаются, Дэниел».

Дэнни (подозревая, не себя ли имеет в виду священник): «Я слаб, отец мой, я искренне каюсь».

Священник (строго): «Все мы раскаиваемся на следующее утро, но мы должны остановить себя прежде, чем это случится».

Дэнни: «Я сожалею».

Священник: «Если ты сам думаешь о себе плохо, как же женщины могут уважать или даже любить тебя? Поговори с одной из них. Кто знает, может быть, она удивит тебя. Ведь в своей основе ты хороший человек».

Дэнни: «У меня нет знакомых девушек. Отец мой, это исповедь или что? Подлечиться я могу и у полицейских психоаналитиков».

Священник: «Я лишь пытаюсь помочь тебе. Похоже, епитимьи не пошли тебе на пользу. Но если у тебя нет знакомых девушек, где же ты находишь женщин, чтобы грешить с ними?»

Дэнни: «Хорошие жены из них не получатся. Это проститутки, отец мой. Я же говорил вам. Они делают это не задаром. Мне придется заплатить одной из них, чтобы она вышла за меня замуж».

Священник: «Но они все-таки женщины. Даже проститутка в роли жены будет лучше, чем эти еженедельные оргии. Ладно, какое же покаяние на тебя наложить?..»

Такие разговоры Дэнни вел чуть ли не через день. Они давали ему заряд духовной энергии. Иногда он отправлялся в бар сразу же после исповеди. Дэнни знал, что после пары рюмок он снимет девицу, отвезет ее домой и будет грешить, пока не выдохнется. Сегодня был как раз такой вечер.

В этот раз он осушил четыре двойных виски подряд. Щеки его покраснели, он чувствовал, как тепло разливается по всему телу. Воспоминания о недавней исповеди ушли в прошлое. Он начинал себе нравиться. Такое расположение духа было самым опасным. Оно значило, что выпивка сделала его достаточно самоуверенным, чтобы приблизиться к женщине.

— Похоже, мне хватит? — спросил он бармена, перевернув свой стакан вверх дном.

— Ты выпил четыре двойных. Это на один двойной больше, чем «хватит».

— Спасибо, Фрэнк. Я всегда считал тебя честным парнем. Скажи, а другие бармены тоже такие честные?

— Только с полицейскими.

Дэнни хихикнул.

— Эй, эй, Фрэнк. Тише. Шлюхи могут нас услышать. Что я тогда буду делать ночью? Кто ляжет в постель с полицейским?

— Ты не похож на полицейского. Ты похож на…

— Ладно, ладно, все знают, на кого я похож. Это их и возбуждает. Они словно прыгают в постель к святому. Они просто трепещут от этого.

Недалеко от музыкального автомата завитая блондинка разговаривала с маленьким мужчиной — нос кнопкой и очки в роговой оправе. Она отвернулась от своего собеседника и улыбнулась Дэнни. Полицейский ответил ей тем же, слез со своего табурета и, пошатываясь, дошел до их столика.

— Мистер, я надеюсь, вы не собираетесь в постель с этой девицей, поскольку я намерен ее арестовать.

Он показал свой полицейский значок и распахнул куртку, чтобы был виден пистолет.

— Это моя жена, — несколько поспешно закричал мужчина.

— Да, — подтвердила женщина, — это мой старикашка. — Она достала сигарету и улыбнулась. — Тебе что-нибудь нужно, Дэнни?

— Я только хотел узнать…

— Дай мне пару минут, чтобы припудриться, хорошо?

Человечек ошарашенно переводил взгляд с одного из них на другого. Прошла пара минут, прежде чем он понял, что его место заняли. Когда до него это дошло, он обиделся.

— А как же я? — спросил он, когда девица уже направлялась в дамскую комнату.

— Завтра, Бенни. Во всяком случае, сегодня это тебе не по карману. Я знаю, когда у тебя получка — раз в месяц. Именно тогда у тебя бывает прилив сил, не чаще. И как раз после моих месячных. — Она толкнула боком дверь и одарила его фальшивой улыбкой.

Дэнни навис над столом, сверху вниз глядя на человечка. Ему показалось, что он прочел в его глазах облегчение от того, что его избавили от проститутки. Может быть, у него те же проблемы, что и у Дэнни? И он постоянно испытывает те же муки? Может, этот малый благодарен за то, что ему не придется спать сегодня с Ритой? Дэнни решил, что должен поговорить с ним по душам. Возможно, они помогут друг другу, так сказать, проявят сексуальную солидарность.

— Эй, — сказал Дэнни после паузы, — ты католик? Католикам же это нельзя.

Человечек прищурился.

— Откуда вы свалились, мистер? Я не католик, не полицейский, и я хочу Риту сегодня ночью. Ты думаешь, вам, фараонам, разрешено расталкивать всех без разбора?

Дэнни был разочарован. С протестантом говорить бестолку. Ему неведомы те угрызения совести, которые испытывает католик. Протестантский бог легче прощает, более терпим. Он позволяет делать почти все, кроме как убивать кого-нибудь или спать с чужой женой. Да и протестантский ад значительно приятнее католического. Там, конечно, есть телевизор, лампочка около кровати, занавески на окнах и долгий период подготовки, пока черти раздувают огонь. Человечек прервал молчание.

— Вам не удастся растолкать всех, — сказал он с пафосом.

Дэнни вернулся к реальности.

— Всех нет, только таких малышей, как ты. Иди отсюда, я не хочу ее будоражить. Ты пойдешь с ней завтра, после того как получишь деньги.

Неожиданно Дэнни пришла в голову неприятная мысль, что они уже довольно долго делят Риту между собой. Он нахмурился.

— Слушай, а у тебя все в порядке? Ты надеваешь презерватив?

— Не суйся не в свое дело, — ответил Бенни, опустошив стакан.

Рита вернулась. Теперь она искренне улыбалась.

— Пойдем, котеночек.

— Скажи, он надевает презерватив? — спросил Дэнни, когда она повела его к выходу, взяв под руку.

— Кто, Фрэнк? Откуда я знаю?

— Нет, не Фрэнк, а этот парень, как его, Бенни. Ты с ним иногда ходишь. Ты его заставляешь надевать…

— Дэнни, мальчик мой, ты же знаешь, что я всегда на этом настаиваю. В наше время девушка должна быть осторожна. Кому захочется умереть?

Дэнни почувствовал облегчение.

— Хорошо, — вздохнул он, — может, пойдем ко мне?

— Дэнни, тебе не нравится делать это в машине, в отеле, у меня дома. Так где же еще мы можем остановиться? Мне, между прочим, нравится твоя квартира, детка. Там хорошо.

— Дашь мне скидку, если я подам тебе завтрак в постель?

— Никаких скидок. Я зарабатываю на жизнь, дорогой. Мне нужно платить за квартиру. Но ты бесплатно получишь нечто особенное, понимаешь, о чем я говорю? — Она сжала ему руку.

— О да, — сказал он, немного протрезвев. — Мне это нравится, правда.

— Конечно, дорогой.

Вернувшись домой, Дэнни налил вина себе и Рите, и парочка отправилась в спальню. Он стал раздеваться сам; ему не нравилось, когда кто-нибудь снимал с него одежду. Не то, чтобы он считал подобную операцию несексуальной, но его раздражали игры с галстуком или пуговицами на рубашке. Когда Дэнни раздевался, он снимал большую часть одежды сразу. Сейчас он ослабил галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке и затем одновременно стянул с тебя рубашку, майку, галстук и свитер. Потом, не развязывая шнурков, сбросил ботинки, расстегнул молнию на штанах и одним махом избавился от брюк, трусов и носков. На нем осталась только обернутая вокруг талии портупея, потому что Рита всегда говорила, что ее это возбуждает.

Чтобы доставить ему удовольствие, Рита медленно, один за одним, снимала с себя предметы одежды. И только укрывшись одеялом, Рита сбросила с себя лифчик: она стеснялась своих обвисших грудей. Впрочем, Дэнни был добрым человеком и, боясь ее обидеть, никогда не обращал на это внимания.

Рита была теплой, мягкой толстушкой, и это очень нравилось Дэнни. От нее всегда пахло гигиенической пудрой и дешевыми духами, но после вонючей раздевалки в полицейском участке, где он оставлял одежду перед душем, даже запах недорогого одеколона казался ему прекрасным.

— О, шомпол, — сказала Рита, потрогав Дэнни под одеялом.

— Священник говорит, что мне нужно жениться, — сказал он ей.

— Что? — Долгая пауза. — Дэнни, — хрипло сказала она наконец, — ты ведь не просишь моей руки, а? Подожди, пока мы закончим, тогда и посмотрим, захочешь ли ты меня о чем-нибудь спрашивать. Ты просто слишком возбужден, вот и говоришь всякую чепуху.

— Но если я все-таки спрошу тебя, ты скажешь «да»?

— Дэнни, не хочу тебя расстраивать, дорогой, но я уже дважды была замужем, и ничего хорошего из этого не получилось. Я любила этих ребят, когда выходила за них, а уже через месяц я их ненавидела. Это просто не для меня. Хоть ты и полицейский, но ты мне нравишься. Ты хороший парень. Я не хочу тебя ненавидеть, Дэнни. Ты ведь вносишь большую часть моей квартплаты.

Он улыбнулся.

— Ты хорошая, Рита.

— Да, золотце мое. А теперь, может быть, ты придумаешь что-нибудь получше, чем пихать меня в живот?

Он нащупал руками волосы под ее мягким округлым животом. Они были влажные. Дэнни удивился.

— Эй, это тебе мой ремень натер?

Она улыбнулась.

— Нет, это все от твоих разговоров, как будто в прошлое вернулась. Добрые старые деньки, когда я занималась любовью задаром и мне это нравилось. Тогда и притворяться не приходилось. Сегодня мне приятно, Дэнни, правда.

— Не врешь?

— Начинай же, Дэнни, мне уже тяжело дышать. Потеряла весь свой профессионализм.

Потом он обнял Риту и задремал. Ему приснилась Рита. Возбужденная, она стояла в дверях и звала его. Но вместо того, чтобы сказать: «Эй, парень, пошевели мышцами, доставь девушке удовольствие», она ворковала: «Ты очень красивый, у тебя интеллигентное лицо. Мне нравится нежность в парнях…»

Дэнни внезапно проснулся и обнаружил, что кто-то сидит на краю кровати. Он слышал его дыхание и чувствовал, как прогибается матрац под его весом. Рита, тихо похрапывая, все еще лежала в объятиях Дэнни.

Он мгновенно вспотел, желудок свело от страха. Ему будто приснился кошмарный сон: бывший заключенный приходит, чтобы отомстить взявшему его полицейскому. Такое случалось. Не часто, но случалось. Чарли Бейтмана прямо в постели убил топором сбежавший заключенный. Боже, думал Дэнни, больше никогда не согрешу. Только помоги мне сейчас. Обещаю. Я не хочу умирать.

Он долго лежал неподвижно, и его мускулы заныли от напряжения. Каждую секунду он ждал, что чьи-то руки вот-вот вцепятся ему в горло или он почувствует у виска холодное дуло пистолета. Кто ему угрожал в последнее время? Малыш Джон Смитсон? Таше Рудерман? О Господи, о Господи, только бы не Стим Бикс, этот чертов маньяк! Только бы не он. Господи!

Фигура на кровати оставалась неподвижной.

Дэнни вытащил правую руку из-под Риты и медленно потянулся к пистолету, благословляя лежавшую рядом женщину за то, что она позволила голому полицейскому остаться вооруженным. Нащупав кобуру, он вцепился в нее дрожащими пальцами, как паук в жертву. А может, он спит и все это видит в ночном кошмаре? А вдруг это наконец настигшее его наказание за грехи?

Влажной от пота ладонью Дэнни нащупал рукоятку пистолета. Сжав оружие, он через одеяло навел дуло на темную фигуру. Страх немного отпустил. Во всяком случае, он постарается прикончить этого черта прежде, чем тот его.

— Не двигайся, ублюдок, или клянусь, я прострелю твою чертову башку, — прорычал Дэнни.

Рита шевельнулась.

— Ты что?

Дэнни вытащил вторую руку из-под Риты и стал нащупывать выключатель. Темная фигура сдавленно всхлипнула, и у Дэнни екнуло сердце. Что за идиот сюда приперся?

— Клянусь, я спущу чертов курок! — закричал он. Его пальцы нашли наконец выключатель, и комнату залил свет.

Сверху на Дэнни смотрел Дейв. Дэнни не сразу узнал товарища. Тот посерел и осунулся, смотрел отсутствующим взглядом. На голове у него была шишка, а на щеках — кровоподтеки.

У Дейва и Дэнни были ключи от квартир друг друга, чтобы в случае чего один из них мог прийти на помощь другому. Для оповещения об опасности они придумали специальный телефонный сигнал. Пока необходимости не возникало, но Дейв утверждал, что им простительно быть параноиками.

Рита окончательно проснулась и уставилась на Дейва.

— Дейв, что случилось? Кто тебя так? — вымолвил наконец Дэнни.

Отчаянно всхлипывая, Дейв упал на руки Дэнни.

— Она умерла, Дэнни. Они убили мою жену. Моего ребенка тоже. Господи, я этого не выдержу.

Его тело сотрясалось от рыданий. Ничего не понимая, Дэнни обнял Дейва за плечи. Они вломились к нему в квартиру? Кто? Бывшие заключенные? Взломщики?

— Пойду сварю кофе, — прошептала Рита. — Ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Это мой напарник, — объяснил Дэнни.

Она выскользнула из постели, надела халат Дэнни, вышла из спальни и босиком побежала по коридору. Минуту спустя зазвенела посуда. Дейв все плакал, бормоча что-то несвязное. Дэнни дал несчастному выплакаться, укачивая его как ребенка.