Прекрасная лилия

      Нилл осторожно укрыл полами плаща ее обнаженное тело и крепче прижал к себе. Кэтлин заставила его поверить в то, что все будет хорошо. На мгновение ему вдруг захотелось обнажить перед ней свою израненную душу. Но он не осмелился, потому что если он потерпит неудачу…
      Нилл отогнал от себя эту мысль. Этого ему не пережить! Он употребит всю свою хитрость, все свое мужество, чтобы спасти их обоих.
      Чувствуя, как в груди его просыпается надежда, Нилл подумал, что эта ночь станет для них началом новой жизни. Может быть, в этот раз судьба не будет так жестока и подарит ему еще один шанс на счастье – возможность вновь заслужить доверие Фионы, узнать наконец материнскую любовь и, что самое драгоценное и невероятное, сделать Кэтлин своей женой.

Глава 15

      Ветер гулял по долине, заросшей пурпурным вереском. Кустики глянцевитых цветов калужницы поднимали к небу свои яркие венчики. Укладывая охапку цветов в полную до краев корзинку, Кэтлин подумала, что не помнит такого чудесного дня.
      Оглянувшись, она бросила полный любви взгляд на мать Нилла, примостившуюся неподалеку от нее. Женщина, годами задыхавшаяся в пыли среди развалин, где по стенам висела паутина, окруженная только воспоминаниями, теперь, казалось, излучала сияние. Пустые, безрадостные прежде дни сейчас были заполнены смехом и счастливой болтовней. Аниера казалась полной жизни, как бутоны цветов, которые она вплела в свои волосы.
      Досточтимая матушка как-то сказала, что такие дни, как сегодня, – дар Божий, рука Господа, которую он в благости своей посылает тем, кому довелось много страдать. Но только сейчас Кэтлин поняла, насколько драгоценным может быть этот дар.
      Сокровище, преподнесенное ей Ниллом. Из стен монастыря он вывел ее в переполненный чувствами мир, о великолепии которого Кэтлин не подозревала.
      Тот магический голос, призывавший ее по ночам и отгонявший сон, обрел наконец плоть.
      Нилл. Сильное мужское тело, восхитительные тайны, которые до сих пор прятались в глубине ее существа и которые он раскрыл ей.
      Шесть ночей миновало с того дня, когда они с Ниллом танцевали в лунном свете, и вот ее мир изменился навсегда. Нет, пожалуй, он изменился в ту минуту, когда Нилл, словно смерч, ворвался в ее жизнь.
      Он показал ей мир, где есть место и смеху, и горю, и страсти. Не дожидаясь, пока его попросят, он выполнил самое заветное желание Кэтлин – показал ей, что такое настоящая семья.
      Непрошеные слезы увлажнили ее глаза. Да, благодаря ему она изменилась настолько, что едва узнавала себя.
      Кэтлин подошла к берегу ручья и в третий раз за сегодняшнее утро с улыбкой принялась вглядываться в свое отражение.
      Женщина, смотревшая на нее из ручья, была очаровательна. Ее голубые глаза, никогда еще не сиявшие так ярко, как сегодня, таили в себе предвкушение чуда. Утренние лучи солнца окрасили щеки розовым, а мягкие, чуть припухшие губы горели нетерпением в ожидании ночи, когда Нилл окажется в ее постели. Весь день он пропадал на охоте, чувствуя, что не в силах находиться рядом с Кэтлин и не схватить ее в объятия. А как только на землю спускались сумерки, он возвращался.
      Дождавшись, когда мать и сестра заснут, Нилл прокрадывался в комнату Кэтлин. Теперь, когда она пылала любовным нетерпением, Морская комната, казалось, была наполнена сиянием ее красоты.
      Горячие руки Нилла срывали с нее одежду, и Кэтлин, путаясь в застежках, торопливо помогала ему. Снова и снова Кэтлин ласкала выпуклые мышцы Нилла, ставшие такими восхитительно-знакомыми, не переставая удивляться тому, какой отклик это находит в нем.
      Восторг, который испытывала Кэтлин, касаясь его обнаженного тела, удивлял и восхищал его. Этот восторг мог сравниться лишь с тем наслаждением, которое ему удалось пробудить в ней, приоткрыв тайны ее собственного тела.
      Приходила другая ночь, а за ней еще и еще. Кэтлин жила как во сне. Весь день она грезила наяву, дожидаясь той минуты, когда он прокрадется к ней в комнату, заключит в объятия и станет безумно, отчаянно любить ее.
      Нет, вдруг печально одернула она себя, это не любовь. Лишь желание, и ничто другое, влекло Нилла в ее постель. Одна только мысль, что этот гордый, покрытый шрамами воин может отдаться во власть подобного чувства, была безумием, и Кэтлин это знала. Она и подумать не могла о том, что Нилл может признаться ей в любви.
      И все-таки Кэтлин, поглядывая на горизонт, уже слабо розовевший в преддверии рассвета, мечтала об этом в ту минуту, когда Нилл покидал ее до следующей ночи.
      Лицо, смотревшее на нее из ручья, вдруг стало грустным. Кэтлин постаралась прогнать печальные мысли. Нет, она не станет тратить время на пустые сожаления!
      Кэтлин была уверена – проведи она в объятиях Нилла хоть целую жизнь, все равно ей никогда не пресытиться им, его суровой нежностью, яростным стремлением подарить ей наслаждение.
      Кэтлин мечтала, что когда-нибудь сможет помочь этому суровому человеку увидеть себя ее глазами. Увидеть мужественного, храброго воина, благородное сердце которого заставило его пожертвовать собственным будущим ради незнакомой девушки.
      За спиной Кэтлин раздался шорох. Обернувшись, она увидела Аниеру. С венком из свежих душистых цветов в волосах та шла к Кэтлин. Девушка улыбнулась.
      – Я набрала полную корзинку вереска, чтобы усыпать им пол в замке, – сказала она, стараясь отогнать воспоминания о ночах, проведенных с Ниллом. – Думаю, можно возвращаться. Вы пойдете со мной?
      Аниера с улыбкой покачала головой, бросив взгляд на лощину. Ее обычно тусклые глаза сейчас сияли, как у юной девушки, будто там, в густой траве, ее поджидал возлюбленный.
      – Нет, я еще побуду немножко с Ронаном. Мы с ним часто бывали здесь, у ручья.
      – Хорошо, – кивнула Кэтлин. – Но если вы устанете, Нилл на меня рассердится.
      Смех Аниеры прозвучал как журчание ручья.
      – Ах, как будто мой сын может сердиться на тебя, дорогая! – Лицо Аниеры светилось счастьем. – Вы дурачите меня, милые дети! Думаете, я настолько стара и слепа, что не вижу, как он не сводит с тебя глаз?
      Щеки Кэтлин вспыхнули. Глупости, отругала она себя, с чего она вообразила, что Аниера догадалась о том, как они с Ниллом проводят ночи? Сделав беззаботное лицо, Кэтлин заставила себя рассмеяться:
      – Интересно, как это ему удается, когда он с утра до вечера пропадает в лесу?
      – Да, сейчас я уже стара. И… – Взгляд Аниеры опустился на охапку цветов, которые она прижимала к груди. – И мой Ронан поджидает меня в Тир Нан Оге. Но я еще не забыла лицо любви.
      Сжимая в руках руку Аниеры, Кэтлин притихла, разделяя ее печаль по ушедшей навсегда прекрасной любви.
      – Конечно, ведь вы помните лицо Ронана, – мягко сказала она.
      – Да, конечно. И вижу его каждый раз, стоит мне только взглянуть на Нилла. Но ты меня не поняла, девочка. Ты любишь моего сына.
      Тревога вспыхнула в душе Кэтлин, и она вдруг почувствовала, как острая боль кольнула ее в сердце.
      – Вы не должны говорить об этом Ниллу. Он… ему это не понравится.
      – Вот как? Неужто не понравится? Ах, мой бедный мальчик! Но ведь глаза его сияют, как когда-то глаза Ронана, когда он смотрел на меня, и причиной этому – ты, детка!
      «Да, но когда вы с Ронаном полюбили друг друга, ему не пришлось столько страдать, – хотелось возразить Кэтлин. – На его долю не выпало пережить страшную весть о предательстве любимого отца, выдержать презрение и насмешки. Ему не приходилось мучиться подозрениями, как Ниллу. И вам не довелось знать, каково это – быть проклятой с самого рождения, а потом бояться каждой тени, потому что верховный тан желает вашей смерти!»
      Но Аниера продолжала витать в царстве грез.
      – Прежде чем Ронана увезли, он успел сказать мне, что детям ничего не грозит, – тихо продолжала она. – Он пообещал, что позаботится об этом, чего бы это ему ни стоило. Они сильные, сказал он, потому что их породила любовь, которая сильнее смерти. – Аниера подняла к Кэтлин глаза, ее лицо просияло. – Мне стыдно признаться, но я уже начала было сомневаться в этом, пока не увидела, как мой сын смотрит на тебя. И тогда я наконец поняла.
      – Что поняли? – дрожащим от волнения голосом спросила Кэтлин.
      – Что теперь моему Ниллу ничего не грозит.
      – Нет, – голос Кэтлин прервался, – вы не понимаете… Это из-за меня…
      Не в силах продолжать, она замолчала. Как объяснить несчастной женщине, что благодаря Кэтлин Нилл оказался в западне, что она виной тому, что его мечты развеялись в прах, что, сохранив жизнь ей, Нилл подставил под удар собственную?
      Тишину утра разорвала песня жаворонка. Аниера подняла лицо к небу.
      – Я догадываюсь, зачем ты оказалась здесь, милая. Ронан объяснил мне это прошлой ночью. Ты здесь, чтобы преподать моему сыну драгоценный урок. Объяснить ему, как хорошо, когда ты больше не одинок.
      Аниера воткнула в волосы Кэтлин букетик белых цветов, потом повернулась и с улыбкой пошла к ручью. С отчаянно бьющимся сердцем Кэтлин проводила ее взглядом. «Ронан объяснил мне это прошлой ночью». Краткий проблеск сознания оказался, увы, не больше чем иллюзией, и теперь несчастная женщина, затерявшись в мире грез, казалась еще более одинокой, чем раньше.
      Кэтлин подумала, что у нее появился шанс хоть как-то вознаградить человека, пожертвовавшего для нее всем. Она постарается, чтобы этот гордый одинокий воин понял, как это чудесно, когда есть человек, который с нетерпением ждет твоего возвращения.
 
      Кэтлин разбрасывала издававшие сладковатый медвяный запах пучки вереска по свежевымытому полу. Немного погодя в зале уже царил запах луга, где они с Ниллом впервые познали чудо любви.
      Она оставила Аниеру мечтать на поляне среди цветов. Глаза пожилой женщины были безмятежны, что бывало нечасто, но цветы приводили ее в детский восторг.
      В последнее время Фиона пропадала где-то до самой ночи, а Кэтлин во время ее таинственных отлучек тряслась от страха за нее. Просьбы быть поосторожнее в лучшем случае натыкались на презрительное фырканье. Порой Фиона снисходила до того, чтобы напомнить докучливой опекунше, что бродит в окрестностях замка с тех пор, как научилась ходить, и не собирается менять свои привычки.
      На душе Кэтлин было тревожно. Какой-то тайный огонь, горевший в глазах Фионы, не давал ей покоя, и неприятности не заставили себя ждать.
      В то утро на рассвете, сразу после того, как Нилл незаметно ушел из ее комнаты, Кэтлин спустилась вниз разбудить Фиону и обнаружила, что девушка уже исчезла. Точнее, она и не ложилась. Промучившись в сомнениях до той минуты, когда Нилл, как обычно, оседлал коня, чтобы уехать до вечера, Кэтлин так ничего и не решила. Дважды она уже открывала рот, чтобы рассказать Ниллу об исчезновении сестры, и каждый раз останавливалась. Сообщение об очередной выходке Фионы заставило бы Нилла мучиться от страха за сестру, пока шальная девчонка не объявится, а та сцена, которая неизбежно последует за ее возвращением, наверняка еще больше отдалит их друг от друга.
      Заставив себя успокоиться, Кэтлин решила приняться за дела, гадая про себя, в какие неприятности могла вляпаться эта невозможная девчонка.
      В конце концов Фиона все-таки вернулась домой, но ее появление нисколько не разрядило царившую в замке атмосферу надвигающейся беды. Девушка фыркала и огрызалась, точно кошка, защищающая котят.
 
      Кто-то должен был подготовить Аниеру к мысли о том, что, несмотря на все усилия, предпринимаемые Ниллом, скорый отъезд из замка неизбежен. Кэтлин постоянно помнила об этом. Более того, опасность могла выгнать их из Дэйра в любую минуту. Что тогда будет с Аниерой, оставалось только гадать. Кэтлин попыталась представить себе, каким горем это обернется для несчастной женщины, и сердце ее заныло. Увидев Аниеру сегодня среди цветов, такую безмятежно-счастливую, она ясно поняла, что отъезд может разрушить последнюю надежду на то, что рассудок когда-нибудь вернется к матери Нилла.
      На щеках Аниеры почти всегда играл слабый румянец, и глаза не казались больше тусклыми, как мутное стекло. Но что самое удивительное – порой Кэтлин замечала в них едва уловимый проблеск сознания, будто Аниера пыталась разрушить преграду, отделявшую ее от реальности. Выдержит ли ее рассудок, если действительность со всей беспощадностью обрушится на нее – предательство любимого мужа и его бесславный конец, вечное бунтарство совершенно одичавшей дочери и ее ненависть к единственному брату? Не разорвется ли материнское сердце, когда Аниера узнает о том, сколько пришлось выстрадать Ниллу?
      Бросив последнюю охапку вереска в дальний угол зала, Кэтлин подумала, не сделала ли она глупость, когда решила привести в порядок замок Дэйр.
      Вдруг за ее спиной с оглушительным грохотом распахнулась дверь и Фиона вихрем влетела в зал. Волосы ее растрепались, глаза сверкали. От неожиданности Кэтлин уронила корзинку.
      – Кэтлин, сейчас сюда явится один человек! – задыхаясь, крикнула Фиона, захлопнув дверь. – Не вздумай сказать ему, что прошлую ночь я не ночевала дома!
      Вздрогнув, Кэтлин бросила встревоженный взгляд в сторону двери.
      – Ну не могу же я ему ничего не сказать, верно? К тому же Нилл вечно твердит, чтобы я никому не показывалась на глаза. Возможно, воины Конна уже рыщут в округе.
      Раздавшийся в эту минуту оглушительный грохот заставил обеих девушек подпрыгнуть. Казалось, затряслись даже каменные стены.
      – А ну открывай, маленькая воровка! – проревел хриплый мужской голос.
      Кэтлин бросила взгляд на Фиону:
      – Что ты натворила?!
      Девушка пригладила огненно-рыжие кудри.
      – Это мое дело!
      Чьи-то кулаки снова с грохотом застучали в ветхие ворота.
      – Не заставляй меня разнести тут все на кусочки, девчонка! Какого дьявола ты украла мою корову?
      Бросившись к Фионе, Кэтлин схватила ее за плечи и так встряхнула, что у той стукнули зубы.
      – Фиона, – задыхаясь, прошептала Кэтлин, – ради всего святого, только не говори мне, что ты украла…
      – Ага! И ничуть об этом не жалею! Не переживай! Сейчас я избавлюсь от этого олуха!
      Быстро оглядевшись, Фиона подобрала пару крошечных веточек вереска и с нарочитой небрежностью воткнула их себе в волосы. Повесив на руку корзинку, она неторопливо направилась к двери. А Кэтлин комочком сжалась в самом дальнем углу зала, укрывшись за массивным сундуком.
      – Хочешь совсем меня оглушить, Гормли? – возмутилась Фиона, отпирая тяжелые ворота.
      Личность, появившаяся на пороге, вызвала у Кэтлин дрожь омерзения. Неряшливо одетый, с грубым наглым лицом и глубоко посаженными злобными глазками, этот мужчина смахивал на кабана, от которого когда-то чудом спаслась Кэтлин. Жесткая щетина нависала над низким скошенным лбом.
      – Оглушить?! Клянусь честью, девчонка, я добьюсь, чтобы тебе за воровство отрубили руку! Моя корова! И к тому же та самая, что всегда приносила двойню!
      Желудок Кэтлин от страха свело судорогой. Но Фиона невозмутимо поставила корзинку на пол и ладонью смахнула воображаемый пот со лба.
      – А я слышала, что проклятую скотину попросту сглазили. Может, сама Туата де Данаан решила забрать ее к себе, как ты думаешь?
      И без того разъяренное лицо Гормли побагровело еще больше.
      – Что-то я не слышал, чтобы феи оставляли в грязи следы, да еще в точности такого размера, как у тебя! Кроме того, жена видела, как накануне ты весь день слонялась возле моего дома!
      – По-твоему, весь этот вереск сам появился у нас в замке, да? – не выказывая ни малейших признаков страха, насмешливо фыркнула Фиона. – А что до твоей жены, так она, держу пари, тебя самого не отличит от коровы! Впрочем, если подумать, может, оно и к лучшему – если любоваться твоей рожей каждый день, так поневоле захочешь ослепнуть!
      – Не смей зубоскалить, паршивка! В округе еще не забыли ни твоего отца, ни того, что он натворил! И тут немало таких, как я, которые запляшут от радости, когда его отродье уберется из наших мест навсегда!
      – Может быть, тут и есть такие, кто ненавидит мою семью, – отбросив с лица огненно-рыжие кудри, бросила Фиона, – но все равно тебе потребуются доказательства, Гормли, а их у тебя нет!
      Кэтлин невольно подумала, сколько же раз за эти годы ей, почти ребенку, приходилось противостоять грубым и жестоким людям, не имея для защиты ничего, кроме хитрости и ума.
      У девушки был такой невинный вид, что Кэтлин готова была поклясться, что возвела на нее напраслину. То же самое скорее всего подумал и Гормли. Вне всякого сомнения, и на этот раз проделка сошла бы ей с рук, если бы по несчастной случайности раздавшееся в эту минуту откуда-то из глубины замка оглушительное мычание не заставило всех участников этой сцены вздрогнуть.
      Ужас сковал Кэтлин по рукам и ногам.
      – Вот она! – взревел Гормли. – Это моя Боанн! Ну, я заставлю тебя заплатить за все неприятности, что ты мне доставила, негодяйка!
      Фиона попыталась было заступить ему дорогу, но Гормли, оттолкнув ее, ринулся на голос своей коровы. Кэтлин, хоть и помнила, что не должна показываться на глаза, поняла, что не может оставить Фиону на растерзание этому ужасному человеку. Держась в тени, она бесшумно последовала за ними обоими.
      В дальнем конце двора, в полуразрушенном строении, куда Кэтлин до сих пор не заглядывала, спокойно лежала бурая коровенка.
      При виде цветочной гирлянды, кокетливо свисавшей с одного из рогов, сердце Кэтлин сжалось. Она вдруг представила, как Фиона пляшет от радости возле долгожданной коровы, пытаясь скрыть ужас, терзающий ее при мысли о возможности попасться на месте преступления. Уж кому, как не этой девушке, всю жизнь видевшей вокруг одну лишь жестокость, было знать, что за наказание грозит ей, если кража выплывет наружу?!
      Подскочив к корове, Гормли сорвал венок с ее рога. При виде хозяина в глазах животного мелькнул страх. Вскочив на ноги, несчастная буренка, судя по всему, вспомнив жестокое обращение, пугливо отпрянула в сторону.
      – Ради всего святого, как она забралась сюда?! – ахнула Фиона, отчаянно пытаясь придумать, как выбраться из ловушки, в которую сама себя загнала. – Не иначе проделки какой-нибудь феи!
      – Будь они трижды прокляты, твои феи! Ты морочила мне голову, твердила, что корову, дескать, сглазили, потому как у тебя слюнки текли завладеть моим добром! – взревел Гормли.
      В его злобных глазах пылала ярость человека, который вдруг сообразил, что его чуть было не выставили на посмешище. Мясистая лапища вцепилась в огненно-рыжие кудри Фионы, и Кэтлин ахнула, когда увидела, как девушка закусила губу, чтобы не закричать от боли.
      – Ты пойдешь со мной! – рявкнул Гормли. – Я долго ждал случая свернуть тебе шею, проклятая девчонка! Ну вот он и наступил, этот день. Я надеялся, что воины тана сделают это за меня, но с радостью удавлю тебя собственными руками!
      Кэтлин успела заметить мелькнувшую тень ужаса на застывшем лице Фионы. Много лет подряд девушка привыкла поступать как маленький зверек – при виде приближающейся опасности забиваться в укромную щель или пытаться перехитрить своего врага в надежде, что быстрые ноги и острый ум выручат ее и на этот раз. Но как бывает, увы, довольно часто, настал день, когда хищнику повезло больше и он вонзил острые когти в тело жертвы. Игра была окончена.
      Кэтлин отлично понимала, чем рискует, показавшись на глаза Гормли. Но что ей оставалось делать? Одному Богу известно, когда вернется Нилл. Даже если, узнав о несчастье, он отправится на выручку, девушка к его приезду может быть уже мертва.
      Кэтлин отчаянно огляделась в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие, но ничего не обнаружила. Оставалось полагаться только на хитрость. Собрав все свое мужество, она встала у них на дороге. В этот момент Гормли свирепо толкнул Фиону в спину и та почти уткнулась носом в Кэтлин.
      – Что за… кто? – начал Гормли, но при одном взгляде на Кэтлин челюсть его отвалилась. Увидев плотоядный огонек, загоревшийся в глубине его свирепых кабаньих глазок, Кэтлин почувствовала дурноту. – Так-так, и кто же это у нас, Фиона? Не иначе сама королева фей, которую ты, верно, украла вместе с моей коровой? Ишь ты, какая красотка! Ну-ну, не надо бояться, мой маленький цветочек! Теперь уж Турлох Гормли о тебе позаботится!
      Надменно выпрямившись, будто настоящая хозяйка Дэйра, Кэтлин смерила наглеца взглядом.
      – Немедленно отпустите Фиону, – процедила она сквозь зубы.
      – Нет уж, дудки! Даже ради ваших прекрасных глаз, моя очаровательная голубка, – грубо хохотнул Гормли. – Она лгунья и воровка, имеющая наглость грабить честных людей! Я потратил годы, чтобы поймать девчонку за руку, отыскать доказательства ее подленьких делишек, и вот этот день наконец настал. Уж на этот раз дочка проклятого Ронана отправится прямиком в пекло, повидаться с папашей!
      – Но она ведь уже сказала, кажется, что понятия не имеет, как корова забралась туда! – возмутилась Кэтлин, решив не сдаваться. – Возможно, ваше животное просто-напросто забрело туда, пока я… пока мы собирали вереск!
      – Вы что, леди, принимаете меня за идиота?! Девчонка украла у меня корову, и она за это заплатит!
      «Заплатит!» – похоронным звоном отдалось в мозгу Кэтлин. Золотой браслет, который она носила на запястье, единственное, что связывало ее с отцом и матерью, дар любви, который они, расставаясь с крошечной дочерью, положили в пеленки, когда ее навеки забрали из их рук, вдруг стал горячим и сдавил ей руку. Она уже совершила одну непростительную глупость, позволив Гормли увидеть ее лицо, но если теперь покажет ему эту драгоценность, можно не сомневаться, что его крошечные свинячьи глазки запомнят ее навсегда.
      «К тому же, отдав ему браслет, – шепнул чей-то голос, – ты больше никогда не сможешь, лежа без сна в постели, снова и снова прижимать его к губам, зная, что когда-то его касались руки покойных родителей».
      Глубоко вздохнув, Кэтлин упрямо вздернула подбородок и взглянула в лицо Гормли с решимостью, которую сама от себя не ожидала.
      – Ну хорошо, Гормли. А если Фиона уплатит вам за корову, вы ее отпустите?
      – Да не крала я у него эту проклятую корову! – запротестовала Фиона.
      Это выглядело настолько глупо, что Кэтлин захотелось хорошенько наподдать упрямой девчонке.
      – Должно быть, вы недавно в наших местах, – с наглым смешком покачал головой Гормли. – Да обыщи хоть весь Дэйр сверху донизу, все равно ничего ценнее паутины не сыщешь! Однако если вам, о прекрасная королева фей, угодно сотворить чудо и предложить мне кошель золота, я, так и быть, откажусь от удовольствия полюбоваться, как будет визжать на допросе проклятая девчонка!
      Кэтлин потребовались все ее силы, чтобы не позволить этому негодяю заметить, как она боится.
      – У меня есть одна вещица, которую я готова отдать вам в уплату за Боанн. Кажется, вы сами жаловались на то, что корову сглазили. С тех пор как она попала в ваши руки, вам вечно не везло, верно?
      – Говорю вам, это она всему виной, эта мерзкая девчонка! – хрипло прорычал Гормли.
      – Да уж, – выплюнула Фиона ему в лицо, – давай, вали все на меня, на проклятие фей, на корову! А ведь всему виной ты сам! Достаточно только посмотреть на несчастную животину! Ведь у нее вся шкура в шрамах! Ты бил ее!
      – Проклятие, да ты, никак, еще смеешь обвинять меня, ведьма! – рявкнул Гормли.
      – Но это чистая правда! – взвилась Фиона. – Дьявольщина, да у меня не хватит пальцев сосчитать, сколько раз я собственными глазами видела, как этот негодяй, пьяный в дымину, лупил палкой несчастное животное только за то, что бедняга попалась ему под руку. Да, да, и не только корову, а еще и жену и сыновей! Всякого, до кого хватило рук дотянуться! А они, в свою очередь, колошматили чем попало несчастную Боанн!
      «Господи, спаси и помилуй! – в ужасе взмолилась про себя Кэтлин. – Неужели она не понимает, что своими руками накидывает петлю себе на шею?!»
      – Фиона, прекрати немедленно!
      – А что до того, будто бы я украла твою проклятущую корову, так, может быть, заодно припомним и то, что ты стащил из Дэйра, когда я была еще слишком маленькой, чтобы защитить наше добро? А, Гормли?
      – А ну закрой свой рот, девчонка, или, клянусь всеми святыми, я заткну его навсегда! – Физиономия Гормли стала пунцовой. – Еще такие, как ты, станут меня обвинять!
      – Любой, у кого есть глаза, может увидеть все это у тебя в доме – стулья, на которых вырезаны имена моих родителей! И подарок невесте от жениха – маленькую скамеечку, которую отец смастерил собственными руками и подарил матери в тот год, когда они обвенчались!
      Кэтлин успела заметить виноватый блеск, мелькнувший в глазах Гормли. Впрочем, заботило его скорее не то, что он взял грех на душу, а то, что грешок этот выплыл наружу. Потом он, видимо, вспомнил, что Фиона не сможет ничего доказать, и заметно приободрился.
      – Так что эта корова – моя! Можешь считать, что она пойдет в уплату за то, что ты отнял у нас, старый негодяй!
      – Тогда почему бы тебе не позвать на помощь своего знаменитого братца, а, проклятый злобный крысеныш? Ты еще была сопливой девчонкой, а уж и тогда, чуть что, грозила всем, что он, дескать, скоро вернется и тогда тем, кто осмелился тебя обидеть, не поздоровится! Помнишь, какие проклятия ты призывала на наши головы? Я еще не забыл, как ты вопила: «Вот погодите, скоро Нилл вернется! Он вам покажет!»
      – Замолкни, мерзавец, или я сделаю все, чтобы ты не зажился на этом свете! – Голос Фионы вдруг осекся, лицо побледнело.
      Сердце Кэтлин обливалось кровью. С губ Гормли слетел жестокий смешок.
      – Да-да, теперь-то все в округе давным-давно знают, что твой братец, знаменитейший воин Гленфлуирса, попросту знать тебя не хочет. Ему плевать, даже если ты сдохнешь от голода и сгниешь прямо тут, в развалинах замка!
      – Это неправда! Нилл сейчас… – вскинулась возмущенная Кэтлин, но тут же спохватилась и вовремя прикусила язык.
      Хватит с нее тех глупостей, которые она уже успела натворить. Гормли ни за что не должен пронюхать, что Нилл вернулся в родной Дэйр. Но увы, было уже слишком поздно. Глубоко посаженные кабаньи глазки вспыхнули злобным огнем.
      – Ах вон в чем дело? Стало быть, знаменитый герой Гленфлуирса нашел время заехать полюбоваться на развалины своего замка? Что ж, он здесь долго не задержится, это я вам обещаю. Вся Ирландия знает, как ему ненавистно это место, как он презирает здесь каждый камень – да-да, каждый камень!
      Кэтлин тщетно подыскивала подходящие слова, чтобы швырнуть их в лицо наглецу, прекрасно понимая при этом, что, если негодяй догадается, как сейчас Нилл относится к месту, где родился и вырос, дело может обернуться куда хуже.
      – Никому в округе не взбредет в голову поинтересоваться, в чем дело, если что и стрясется с кем-то из тех, кто живет в Дэйре! Тебе это известно лучше, чем кому-либо, верно, Фиона? – презрительно хмыкнул Гормли. – Вся Ирландия знает, что вы заслужили то, что на вас свалилось, после того, что сделал Ронан!
      Глаза Фионы пылали ненавистью. Кэтлин бросилась вперед, решив сделать еще одну, последнюю, попытку уладить все миром, прежде чем яростная ненависть Фионы уничтожит последний шанс заключить с Гормли сделку.
      – Вы сказали, что если получите справедливую плату за корову, то отпустите Фиону, – невозмутимо напомнила Кэтлин.
      – Может быть, и так, но это было раньше. А теперь, после всего, что наговорил тут ее поганый язык, вы должны заплатить мне царский выкуп, чтобы я отказался от удовольствия заставить девчонку замолчать навсегда.
      Кэтлин украдкой коснулась браслета, чувствуя, как тяжелый золотой ободок в последний раз согревает ей руку.
      – Этого будет достаточно? – спросила Кэтлин.
      Положив браслет на ладонь, она протянула ее Гормли. В свете дня золото и драгоценные камни сияли нестерпимым блеском.
      Крохотные, глубоко посаженные глазки Гормли от изумления чуть было не выскочили из орбит.
      – Бог ты мой, девчонка, такой роскошной вещицы мне не приходилось видеть за всю свою жизнь! Интересно, откуда она у тебя?
      – Вас это не касается, – твердо сказала Кэтлин. – Ну так как – эта безделушка стоит того, чтобы вы оставили здесь Боанн?
      – Кэтлин! – потрясенно пискнула Фиона.
      Гормли плотоядно облизал пересохшие губы. Судя по всему, всколыхнувшаяся в нем жадность пересилила гнев.
      – Да ты, видать, совсем мозги растеряла, девчонка! За такую-то вещицу можно купить не то что мою Боанн, а целое стадо! Такая роскошь – всего за одну корову?!
      – Да, – с трудом прошептала Кэтлин.
      В горле ее стояли слезы, она едва держалась, чтобы не расплакаться. Ей невыносимо было чувствовать, как этот жадный, липкий взгляд шарит по украшенному драгоценными камнями тяжелому золотому ободку. Но это, к счастью, продолжалось недолго. Поспешно схватив браслет, Гормли сунул его в карман, и даже сквозь одежду было заметно, как его мясистая рука поглаживает драгоценную безделушку.
      – Что ж, на этот раз пусть живет, маленькая крыса! – Не удержавшись, он вытащил браслет и потер его о свой засаленный рукав, потом поднес к глазам, залюбовавшись блеском драгоценных камней. – Тысяча благодарностей, прекрасная королева фей! – воскликнул он, отвесив Кэтлин поклон. – Можете быть уверены, моя красавица, – даже проживи я тысячу лет, все равно никогда не смогу забыть вашего прекрасного лица! – Неожиданно он захихикал. – А когда твой братец наконец решит вернуться в Дэйр, не забудь рассказать ему, Фиона, об этой прелестной леди. Чем не очередное приключение для Нилла Семь Измен!
      – Кажется, вы уже получили все, за чем пришли, – вспыхнула Кэтлин, не выдержав муки, написанной на лице у Фионы. – А теперь убирайтесь, пока я не передумала и не забрала у вас свой браслет!
      Гормли захихикал:
      – Будто бы это вам под силу!
      Но видимо, испугавшись, что может лишиться неожиданно свалившегося на него сокровища, он все-таки одумался. Отшвырнув от себя Фиону, так что девушка свалилась на землю, Гормли юркнул в дверь и исчез. Ударившись о камень, Фиона поранила щеку, и сейчас из царапины сочилась кровь. Присев возле Фионы на корточки, Кэтлин взяла ее за руку, но та отдернула руку.
      – Ну и для чего тебе понадобилось это делать?! – возмутилась Фиона, без посторонней помощи вскакивая на ноги. – Этот жирный боров столько всего наворовал в Дэйре, что я ему ничего не должна!