Лодка над Атлантидой

До подножия горы солдат и Аута добирались на лодке вверх по течению Холодной Реки, а дальше ехали на ослах.

Ауту сопровождал пожилой молчаливый солдат. Высокий, как все атланты — в нем было без одной-двух ладони четыре локтя, — солдат, размеренно покачиваясь, ехал на очень маленьком для него ослике. Солдата ничто не интересовало, кроме тропинки, по которой ступало животное. Аута некоторое время искоса наблюдал за своим спутником, потом отвернулся, улыбнувшись. Во время последнего путешествия он привык видеть людей маленького роста. Жители восточных стран Шумер, Аккад или низкорослые хананеи не доходили до плеча среднему атланту. Поэтому Ауте казался необычным этот высокий, как жердь, странный солдат.

Он даже не сказал, как его зовут, да Аута и не спрашивал об этом. Осел вез солдата спокойно, и всадник, сняв шлем, чтобы освежить голову горным ветерком, не обращал внимания на спокойное и бесконечное бряцание меча, ударяющего по щиту при каждом неторопливом шаге осла.

Дорога к Святой Вершине была тяжелая и длинная. От подножия до вершины нужно было ехать верхом два дня. Путники проехали почти половину пути. Сзади остались леса и кусты лавра. Теперь гора была покрыта зелеными лугами, на которых, словно тысячи белых пятнышек, паслись овцы. Наступление сумерек сопровождал лай пастушеских собак. Он указывал путникам место привала.

Остановились в шалаше пастухов. Солдат наслаждался едой, не замечая вокруг никого и ни о чем не думая. Продолжая жевать, он направился под навес из балок и, завернувшись в пастушью накидку, тут же заснул. Пастухи, как всегда, даже перед сном были очень заняты своими делами. Аута некоторое время смотрел на желтоватое молоко, которое собралось в глиняных подойниках, потом взгляд его скользнул на небо. Ему не спалось от нетерпения побыстрее добраться до вершины горы, где находился дворец Великого Жреца. Но впереди еще предстоял целый день пути.

Накануне Аута с грустью расстался, и, возможно, навсегда, с двумя своими друзьями. Теперь Яхубен несомненно нес службу в казармах, а Май-Баку отвели в пещеры, где обучают ремеслу кладки городских стен или дворцов.

Аута не мог заснуть. Он растерянно смотрел на ночное небо Атлантиды со странной звездой, спустившейся к горизонту на юго-востоке. Ночь была приятная, теплая, высокогорный воздух ясен, кругом стоял запах сочной, покрытой росой травы.

Все было как обычно в Атлантиде, к которой черный раб привык больше, чем к стране, где он родился. Одна лишь новая звезда на небе Атлантиды была непривычна для него. Ауте не терпелось поговорить с Великим Жрецом: только тот мог раскрыть тайну звезды.

После глубокого, здорового сна Аута на рассвете вышел из бревенчатой хижины. Утренние дымчатые облака поднимались из пропастей. Горы на горизонте казались голубыми и невысокими. Раб стряхнул с себя сонное оцепенение и направился к холодному ручейку. Ослы пережевывали жвачку. Солдат еще спал, здесь никто не будил его звуком медной трубы. Аута взглянул вверх на горы, где между голыми скалами терялась тропинка. За тучами нельзя было разглядеть вершину горы. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он посмотрел вниз. В нескольких шагах от него остановился ребенок какого-то пастуха и смотрел на чужого человека большими от любопытства и страха глазами. Аута шагнул к нему и улыбнулся, присев на корточки.

— Почему ты не играешь? — мягко спросил раб,

Тогда улыбнулся и ребенок. Он вытащил из кустов гладкий каменный шар.

— Кто его тебе сделал? — спросил Аута. — Может, ты сам…

Ребенок протянул тяжеловатый для его маленьких ручонок шар. Размером больше мужского кулака.

— Так это не ты сделал? — снова спросил раб и взял шар.

Ребенок с опасением посмотрел на него, не решаясь заговорить.

— Давай поиграем! — крикнул Аута весело.

В нескольких шагах от них остановился пастух и стал наблюдать за происходящим. Увидев его, ребенок сразу перестал бояться Ауту и тут же объяснил, показывая рукой на пастуха:

— Это мой брат сделал!

Аута покатил шар по траве и крикнул:

— Лови!

Ребенок бросился за шаром и, схватив его, принес обратно. Теперь он не боялся черного человека, но разглядывал его с еще большим вниманием.

— А почему ты такой черный?

Аута рассмеялся:

— Когда я был таким, как ты, то жил в стране, где очень сильно жгло солнце… Вот я и почернел!

Ребенок не понял. Он посмотрел на восток, на солнце, поднимавшееся над горами, потом опять на Ауту. Раб снова засмеялся. Ребенку показалось странным и неестественным не только его черное тело, но и его низкий голос. У пастухов голоса были сильные, но, даже когда они пели, голоса их не звучали так, как у этого человека.

— Ты умеешь петь? — спросил ребенок.

— Умею.

— Спой что-нибудь!

— Спою.

Аута спел ему коротенькую песню о солнце. Песня прозвучала для ребенка еще более странно, чем все, что он слышал до сих пор. Много раз голос черного человека обрывался, переходил к более низким тонам и снова медленно поднимался вверх. Бросив свои дела, к ним вышли пастухи и стали молча слушать. Вдруг песня оборвалась как раз в тот момент, когда, казалось, она Должна была только начинаться.

— А дальше не будешь петь? — спросил ребенок.

— Песня кончилась.

Ребенок начал катать шар по траве, потом подошел к Ауте, который продолжал сидеть на корточках.

— Все равно ты мне не сказал, почему же ты черный.

— Я сказал. Может быть, ты не понял… Ты видел, каким делается белое дерево в огне?

— Красным, — ответил мальчик радостно, довольный тем, что может ответить.

— Да, красным… Ну, а если вытащить его горящим, а потом затушить?

Ребенок испуганно посмотрел на него.

— Ты был в костре… и тебя затушили?

Аута засмеялся:

— Понял, но не все. И солнце горит, как огонь, но по-иному. Солнце меня сделало черным.

Ребенок взял шар, сел на траву и положил его на колени.

— Давай играть по-другому! — сказал ребенок.

Аута знал, что пора трогаться в путь, но ему не хотелось покидать своего маленького приятеля.

— Как же ты хочешь играть по-другому?

— А вот так: я сзади камня подниму палец… или два пальца, а ты будешь угадывать, сколько я поднял.

— Давай поиграем, как ты хочешь.

Ребенок зажал каменный шар в коленях и спрятал за ними руку.

— Сколько пальцев я поднял?

— Два!

— Нет, не угадал! Я поднял только один!

Улыбаясь от удовольствия, ребенок слегка поднял палец, скользя им по гладкой сфере шара. Сначала показался ноготь, за ним сустав, потом весь палец и наконец вся рука. Мальчик приготовился повторить игру, но вдруг испуганно остановился. Черный человек больше не смеялся. Он смотрел вытаращенными глазами на ручонку, высунутую из-под каменного шара. Мальчик замолчал. Потом быстро схватил двумя руками шар и, путаясь в траве, побежал к пастухам.

Но Аута более не видел его: он повернулся к востоку и посмотрел на солнце и горы.

Пастухи были заняты своими делами. Солдат взял доспехи, взвалил мешки на осла и крикнул рабу, что пора трогаться в путь. Раб встал, словно во сне, и пошел готовить осла.

По дороге Аута не смотрел на кусты и скалы, как это было до сих пор, не нагибался за цветами. Теперь его интересовал только горизонт. Солдат же, не обращая ни на что никакого внимания, ехал, как и накануне, дремля под мерное укачивание осла.

Так они продвигались вперед, не перекинувшись между собой ни единым словом. Ауту это не удивляло, в армии атлантов таких солдат было большинство. Ничто не могло вывести их из молчаливого состояния. Они во всех отношениях были хорошими солдатами — делали то, что им приказывали, умирали, если требовалось умирать, убивали других, когда приказывали убивать, — и ничто из окружающего их мира не могло хоть сколько-нибудь возбудить в них желание узнать что-нибудь новое. Аута перестал обращать внимание на солдата, который сидел прямо, как деревянный столб, на низком ослике, задевая своими длинными ногами за траву и камни. Этот солдат был не Яхубеном, и рабу не с кем было поделиться своими мыслями.

Постепенно горы изменились. Показалась залитая солнцем вершина горы. Стало прохладно. Солнце катилось на запад, смешивая свои последние лучи с горным легким ветерком. Многочисленные ручейки, бившие из-под камней, журчали свою бесконечную серебряную песенку. Из гнезд на скалах вылетали орлы. Дорога кончалась на плато, расположенном в седловине перед вершиной между двумя скалами, где блестел орькалком и переливался золотой дворец. Над вершиной Священной Горы, как всегда, курился легкий дымок, постепенно таявший в небе.

При виде дворца глаза Ауты заблестели. В них можно было прочесть нетерпеливую радость. Любому из рабов Атлантиды его душевное состояние показалось бы странным, ибо никто не чувствовал себя таким несчастным, как раб, возвращающийся в дом хозяина. По радость Ауты была вызвана иными причинами.

Дорога стала широкой, и для того, чтобы подъем был более приятным, ее окаймляли вечнозеленый кустарники Деревья. Слева от дороги сильным потоком, разбрасывая по сторонам брызги и радугу, текла речка с холодной водой. Справа на каменных ступеньках виднелась пена и подымались клубы пара от горячей реки. Обе речки огибали огромную гору и, становясь все более полноводными, удалялись друг от друга, с тем чтобы вновь встретиться перед самым Великим Городом, а потом влиться в большое море. По ту сторону рек на склонах гор раскинулись сады с самыми разнообразными цветами и деревьями, которые только могли прижиться на земле Атлантиды.

В сотне шагов от плато Аута спешился. Отсюда начиналась дорога из гладких гранитных ступенек, обрамленных по ту и другую сторону лестницы розовым мрамором. Теперь раб пошел один.

Дворцовый двор окружала стена из черного мрамора, верхняя часть которой была отделана серебряными пластинками. Дворец, если смотреть на него сверху, был похож на полукруг. Его поддерживали огромные, выходившие из-под земли на пять локтей гранитные основы, покрытые листами кованой меди. На каждом листе был изображен знак солнца, инкрустированного серебром и орькалком. Стены дворца были сделаны из белого мрамора. Гладкая поверхность белого мрамора без украшений была чиста, и лишь навес поддерживался статуями размером с человеческий рост, отлитыми из золота и серебра. Плоская круглая крыша дворца, покрытая пластинками из слоновой кости, сверкала в лучах солнца в любой час дня. Аута знал, какой чарующей она была в лунные ночи.

В стороне, довольно далеко от дворца, скрытые зарослями, расположились небольшие, высеченные из гранита строения, покрытые ровными крышами из бронзовых плиток. Среди деревьев справа виднелось множество солдат. Налево же никого не было. Туда только поздно ночью возвращались с тяжелой работы худые, слабые, сгорбившиеся люди с черной, желтой и красной кожей. Там, в доме рабов Великого Жреца, жил Аута несколько месяцев, до тех пор пока редчайший случай не привел его в дом Великого Жреца. Однажды этому настоящему властелину Атлантиды, которого боялся даже правитель, утомленному своим одиночеством, захотелось развлечься. Он зашел в дом рабов, остолбеневших при его появлении. Великий Жрец сказал им, что того, кто ответит хотя бы на половину его вопросов, он сделает слугой во дворце, а если кто-нибудь сможет ответить на все вопросы, того усыновит. Вопросы Великого Жреца были не трудными, они скорее сбивали с толку. Многие отваживались отвечать, но ни чьи ответы его не удовлетворяли. Один только раб Аута дал ответы, которые поправились всесильному господину. Когда его спросили, каков мир, раб ответил: “Как хотим, так и видим”.

Взяв Ауту сначала к себе в шутку, Великий Жрец в конце концов полюбил его и оставил при себе. Все в Великом Городе и во всей стране говорили об этом поступке как о совершенной Великим Жрецом глупости, но говорили об этом шепотом; даже правитель не смел произнести свои мысли вслух, так как сила Великого Жреца была неизмерима; она крылась в его мудрости, знаниях обычаев и людских характеров. Подобными достоинствами на Атлантиде никто не мог похвастать. Аута миновал мраморную арку дворцовых ворот и вошел в круглый зал, вымощенный квадратными белыми и черными плитами и окруженный черными и белыми столбами. За ними в глубине виднелись ступеньки лестницы из зеленого камня.

Аута поднялся по этой лестнице и вошел в продолговатый зал, по стенам которого на четверть высоты тянулись в три ряда полки, заставленные круглыми высокими серебряными сосудами, в которых хранились свитки книг из папируса. Около окна, освещенного заходящим солнцем, в широком кресле из черного дерева сидел высокий старик с бритой головой и красным лицом. Его ноги, обутые в сотканные из золотых нитей сандалии с шелковыми завязками, покоились на подушке, на которой золотыми бусинами было вышито лучистое солнце. Рядом стоял столик с письменными принадлежностями и листочками чистого папируса. Великий Жрец Атлантиды, знаток всего того, что люди видят и не видят, читал.

Аута стал на колени и, коснувшись лбом холодного мраморного пола, молча, не двигаясь, застыл в этой позе.

Великий Жрец читал с большим вниманием, но ему показалось, что раздался легкий шорох. Подняв глаза, он обвел взглядом комнату и только тогда заметил раба. Жрец отложил свиток и сделал знак рукой.

— Встань, Аута! — сказал он мягко. — Расскажи мне о своем путешествии.

Аута сначала поцеловал шелковую завязку сандалий Великого Жреца, застегнутых бриллиантовой пряжкой, затем поднялся и подошел ближе к креслу. По знаку старца он сел на леопардовую шкуру рядом со столиком. Великий Жрец внимательно следил за глазами Ауты. В их глубине играл странный огонек, которого ранее не было.

— Скажи, что с тобой? — спросил старец.

Аута обрадовался, что наконец сможет рассказать обо всем, что накопилось у него на душе.

— Я долго ждал этой встречи. Только ты, мой светлейший господин, можешь понять мое беспокойство, которое не могу понять даже я сам.

Великий Жрец ударил по серебряному шару, висевшему на шелковом шнуре, который держала в руке статуя. Серебряный шар протяжно зазвенел, и в двери тут же появился слуга. Опустившись на колени, он ожидал приказа жреца.

Старец произнес:

— До тех пор, пока вновь не зазвучит шар, никому сюда не входить, кто бы он ни был.

Слуга прикоснулся лбом к мраморному полу, встал и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Великий Жрец уселся поудобнее в кресле и положил руку на плечо раба:

— Говори, Аута. Слушаю тебя.

ГЛАВА XI

Пуарему все больше и больше нравился Яхубен, который показал себя хорошим солдатом, исполняющим любой, каким бы тяжелым он ни был, военный приказ. Поэтому он сделал его помощником сотника во время ухода из Та Кемета. Но заслуги Яхубена во время похода и плавания еще больше выросли в глазах командования, и его назначили сотником.

Теперь он не жил в казарме, так как Пуарем поставил его во главе сотни солдат охраны дворца правителя Атлантиды. Яхубен получил домик на окраине Великого Города, в квартале сотников и налогосборщиков. Туда он перевел всю свою семью. Домик был построен кем-то из его предшественников, скончавшимся за несколько месяцев до боев в Та Кемете. Яхубен не знал, что жену и детей умершего, ставших сиротами, выгнали.

У новоиспеченного сотника прибавилось забот, но ему была приятна оказанная честь. Все его мысли теперь были об Ауте, по которому он сильно скучал.

Аута, по расчетам Яхубена, должен был уже дойти до Святой Вершины. Надежда увидеть его была слабая, так как Аута спускался в город редко, а Яхубену не приходилось бывать в Горах Орлов.

Вот уже три дня, как он жил рядом с дворцом, которого до сих пор никогда не видел. Первые два дня он любовался его поразительной, ни с чем не сравненной красотой.

Когда несколько дней назад корабли атлантов вошли в гавань Великого Города, Яхубен почувствовал, как его ноздри наполняются знакомыми запахами. Он вместе с другими спустился с корабля на берег, в привычную сутолоку порта. Тысячи рабов тащили мешки с пшеницей, ячменем, круглыми плодами медно-красного цвета с сочной, освежающей ароматной сердцевиной, мешки с мохнатыми, похожими на бутылки тыквами, собранными на юге Атлантиды. Стоило их только расколоть, как от них начинал исходить приятный аромат, а несравненный вкус делал их поистине божественными. Согнувшись в три погибели, рабы несли и несли на спинах стволы деревьев, шлифованные плиты из серого, желтого камня или из мрамора, огромные корзины, полные бивней, рыбы, и столько всяких грузов, что их трудно было запомнить и перечислить. Каждый день с кораблей надсмотрщики и солдаты сгоняли стада быков, коров, толпы привезенных из далеких стран рабов. Им навстречу другие надсмотрщики и рабы гнали к кораблям стада овец. В толпе бродили женщины-атлантки, расхваливая пирожки и лепешки с медом, которыми они торговали. В этой многоголосой сутолоке и тесноте шныряли низкорослые чернобородые люди. Они бегали от корабля к кораблю, что-то кричали, расхваливали и причитали до тех пор, пока не достигали своей цели. Добившись своего, они загружали свои небольшие, но глубокие корабли рабами, тут же расплачивались за них маленькими блестящими камушками, столь высоко ценимыми у богатых господ Атлантиды, или бурдюками золотого крепкого вина, выдавленного из винограда, привезенного из самого восточного края Моря Среди Земель.

Яхубен радостно ступил на берег своей страны. Он прошел сквозь пеструю толпу, встал в строй и вместе с остальными тронулся к казармам.

Вечером один из начальников вызвал его к себе и объявил о решении высочайшего и светлейшего Пуарема — назначить Яхубена сотником. На следующий день новый сотник уже стоял на стене дворца.

Огромный дворец с несколькими сотнями комнат расположился на круглом холме посреди равнины, на которой раскинулся город, самый первый из десяти подчинившихся правителю атлантов и вошедших в состав Атлантиды. С широкой, шагов в десять, стены, где помещалась стража, Яхубен два дня подряд с жадностью разглядывал разбегающееся в разные стороны, сверкающее в солнечных лучах многоцветье улиц. Одни дома на них были белые, маленькие, другие — высокие, построенные из хорошо обтесанных черных и белых или белых и красных камней. Некоторые из них были покрыты толстыми брусьями и сверху залиты смолой, другие застелены оловянными пластинками или плитами из кованой меди. Вокруг города тянулся из моря канал шириной в пятьсот шагов. Таким образом, любой корабль мог обогнуть Великий Город и, выйдя из моря, вернуться снова туда же. На внутренней берегу канала возвышалась стена в два человеческих роста. С внешней стороны ее покрывали огромные медные плиты, а внутри — плитки из олова. Стена дворца правителя, отделяющая его от всего остального города, была построена на склоне круглого холма. На ее медных листах, отражавших свет солнца или луны, были инкрустации из переливающегося живыми огнями орькалка. Из прозрачного голубого, похожего на спокойную морскую воду камня с огромным мастерством был вырезан знак Бога Вод: амфора, из которой волнами вытекает вода.

Яхубен с восхищением смотрел на раскинувшийся под ним вид. До сих пор ему приходилось видеть все это снизу, по частям и никогда в целом. Затем он бросил взгляд на внутренний сад, окружавший дворец за поясом стек. Сотник с наслаждением любовался деталями этого удивительного дворца, красоты которого обыкновенные граждане, видевшие его только издали, не могли себе представить. Вокруг необычайно высокого здания под окнами меж круглых столбов из черного мрамора (снизу казалось, что они уходят в небо) стояли в огромных нишах, отделанных костяными пластинками, золотые статуи богов, высотой в сорок локтей каждая. Они изображали всех правителей и великих жрецов, которых когда-либо с самого начала своего возникновения имела Атлантида.

Круглая крыша из костяных пластинок с инкрустированным в середине огромным солнцем из золота с отходящими от него длинными лучами из орькалка завершала дворец. Выше, на другой террасе холма, взгляд останавливался на здании великого храма пяти великих богов, хозяев жизни и смерти этого мира. Им в далекие времена поклонялся народ атлантов. Те же камни, тот же металл, что и во дворце, пошли на строительство храма, но странное смешение стилей, не похожее ни на что виденное когда-либо Яхубеном, внушало своеобразный, какой-то завораживающий страх.

На этот храм Яхубен не мог долго смотреть, он почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки. Там, вокруг храма, построенного в честь Бога Вод, Бога Солнца, Бога Силы, Бога Войны и Богини Изобилия и Мудрости, жили в мраморных домах, покрытых костяными пластинками, пять жрецов этих богов. Один из домов принадлежал служителю Бога Силы Тефнахту.

Яхубен не надеялся когда-либо попасть в этот храм. Он узнал, что, помимо Великого Жреца и пятерых жрецов, туда могли войти лишь правитель, сотни две высокопоставленных священнослужителей. Яхубен прекрасно понимал, что Святая Вершина, место, куда ушел Аута, была еще менее доступна для простых людей.

Сотник слышал много рассказов, в которые было трудно поверить, о таинственной тени черных столбов, через которые не проникал взгляд ни сверху, ни с этой стены. Он верил лишь тому, о чем говорил ему однажды Аута, когда они находились в Та Кемете. Естественно, Аута не входил и не мог войти в этот храм, охраняемый крепче всего не замками и засовами, а верой и страхом. Но он знал о некоторых тайнах от Великого Жреца. Одна из них была связана с серединой храма: на пирамидальном стволе из черного мрамора, окруженного пятью бассейнами из прозрачного голубого камня, стоял камень, Похожий на столб. По словам жрецов, его послал в дар первому владыке Атлантиды Бог Солнца с помощью Бога Вод как знак власти. Позже каменный столб покрыли орькалком, и на нем писались приказы, отдаваемые богами правителю Атлантиды.

В тяжелые для страны времена Великий Жрец спускался со Святой Вершины и в полнейшем одиночестве стоял перед столбом среди бассейнов, и тогда невидимые руки писали новый приказ на поверхности орькалка. После этого туда входил правитель с пятью жрецами, читал приказ и свято его выполнял. Яхубен вспомнил, что, рассказывая об этом, Аута улыбнулся. Почему он улыбнулся именно в этот момент? Может быть, он знал больше?

Вот уже несколько дней, находясь в охране дворца, сотник все время думал об этом. Вскоре ему наскучило смотреть на окружающие его красоты дворца. Он возвращался в свой маленький домик поздним вечером в полусонном состоянии и очень усталый, а на заре должен был снова возвращаться. Нужно было молча стоять на стене весь день, так как запрещалось с кем бы то ни было разговаривать. Яхубен с нетерпением ожидал появления луны, которая возвещала приход на смену ночной стражи. Ему очень хотелось побыть среди своих домочадцев хотя бы несколько часов днем. Обрадовавшись вначале своему повышению, он почувствовал теперь, что тоскует по полю около казарм, где среди диких цветов и травы солдаты учились владеть оружием. Он с грустью думал, что отныне не сможет бродить среди людей, как прежде. На стенах дворца нужно было иметь не живое, а каменное тело.

Изнывая от безделья в охране на стенах, к которым не приближался не только кто-либо из чужеземцев, но даже воры, Яхубен коротал время в непрерывных раздумьях. Перебирал в уме все, что ранее видел, о чем рассказывал ему Аута, что произошло с ним самим, и постепенно начинал ощущать, как все сильнее и сильнее рушился в нем старый взгляд на людей и мир. Он вспомнил о несчастном крестьянине Хунанупу из Та Кемета, о лучнике Май-Бакс, и вдруг ему стало жаль их обоих. Как-то раз утром, когда он стоял на посту, погруженный в свои раздумья о судьбах Хунанупу, Май-Баки и других похожих на них людей, он стал свидетелем такого случая, в который поверить было бы просто невозможно.

Как обычно, Яхубен стоял на стене и смотрел на ворота. Два черных раба, насколько это можно было различить, привезенные с юга Та Кемега, ловко инкрустировали серебряными цветами столбы у ворот. Кожа у этих людей была очень черпая, головы продолговатые, толстые губы и приплюснутые носы. Рабы трудились молча под охраной копьеносца. Руки их двигались с большей быстротой и нежностью, чем руки певиц по струнам арфы. В это время из дворца появился молодой жрец, которого несли в кресле четверо низкорослых желтокожих рабов. Яхубен посмотрел на жреца, и ему показалось, что он похож на Тефнахта. Он знал, что у Тефнахта есть сын и дочь. Жрец не видел часового, так как не смотрел вверх, Яхубен же мог свободно следить за ним. Жрец взглянул на черных рабов, занятых инкрустацией ворот. Когда носилки с креслом поравнялись с воротами, солдат стукнул нижним концом копья о плиту под собой. Рабы бросили работу и стали на колени, согнувшись в глубоком земном поклоне. Но один из них не известно по какой причине поднял голову и посмотрел из-под бровей на носилки. Жрец, заметив это, ударил прутом по плечу одного из рабов-носильщиков. По этому сигналу носильщики остановились. Раб, взглянувший из-под бровей на молодого жреца, застыл, не опуская глаз; его взгляд был улыбчив, хотя он совсем не улыбался. Увидев это, жрец посинел от злости и позвал застывшего с копьем в руках солдата. Показывая прутом на серебряных дел мастеров, жрец сказал:

— Убей их!

Солдат разинул рот и, вытаращив глаза, уставился на жреца.

— Убей их и приведи вместо них других! Иначе будешь убит ты!

Он опять ударил прутом одного из носильщиков. Четверо желтокожих рабов понесли носилки к воротам. Солдат некоторое время колебался, не зная, что ему делать: если он не убьет рабов, его заживо сожгут как ослушника, не посчитавшегося со святым приказом жреца, если же он оставит рабов одних, для того чтобы спросить у своего сотника, его бросят в яму со львами за то, что покинул свой пост. Солдат не мог понять, какое зло совершили эти два черных раба: он не заметил в их поведении ничего плохого.

Со стены Яхубен слышал и видел все, и ему было нетрудно понять, какие мысли мучили солдата. Он спустился со стены, не отдавая в том себе отчета. В это мгновение в воротах остановились носилки жреца, и тот, повернувшись в кресле, гневно посмотрел на солдата. Солдат вздрогнул. В его глазах вспыхнул ужас. Дрожащей рукой он поднял копье и воткнул его в затылок одного из рабов. Раб застонал и, когда солдат выдернул копье из раны, захрипел и, хватаясь за воздух, упал замертво. Другой раб бросил инструмент и хотел было бежать. Жрец продолжал наблюдать. Тогда солдат, охваченный страхом, воткнул мокрое от крови копье в оставшегося в живых раба. Затем он медленно вытащил копье и со смешанным чувством грусти и страха взглянул на него. Жрец прутом подал сигнал рабам и, не сказав ни слова, отправился дальше. Солдат, опершись лбом на окровавленное копье, заплакал навзрыд. Это был старый солдат. Его руки и лицо были покрыты шрамами, полученными на многих войнах. Яхубен смотрел на него с состраданием. И почувствовал, как в его сердце загорается ярость. Он повернулся и посмотрел вслед жрецу: его кресло слегка покачивалось в тени стены. Вдруг Яхубен услышал нечто похожее на стон. Он быстро повернул голову в сторону двора и непроизвольно вскрикнул: солдат падал на землю с воткнутым в грудь ножом — он сам убил себя.

Яхубен закрыл глаза рукой, и ему не хотелось больше думать ни о чем. Вдруг он почувствовал, как кто-то дотрагивается до его плеча. Он поднял глаза и увидел рядом с собой другого сотника, товарища по охране, но старше его по возрасту. Тот похлопал Яхубена по плечу, стараясь его успокоить.

— Привыкнешь, друг, и к этому. Ты здесь новичок. Да и солдат был новичком.

Яхубен посмотрел на него с удивлением:

— Как это… ты хочешь сказать, что…

Сотник похлопал его еще раз по плечу и сказал, отвернувшись:

— Иди-ка лучше в дом рабов и потребуй двух мастеров по серебряной инкрустации да двух носильщиков, чтобы убрать трупы и кровяные пятна на мраморе.

ГЛАВА XII

Великий Жрец приготовился внимательно слушать рассказ Ауты.

— Когда мы шли через страну черных людей, господин, я посмотрел на южную часть неба… — начал Аута. Но старик, улыбаясь, прервал его:

— Знаю. Увидел новую звезду… Ее и я увидел.

Аута замолчал, продолжая смотреть на Великого Жреца. “Даже старость не мешает ему все время следить за звездами, — думал Аута. — Теперь я узнаю всю правду. Великий Жрец не может не знать, что это за звезда”. Но вместо ответа Аута услышал вопрос:

— О чем эта звезда заставила тебя задуматься? По глазам старца он пытался угадать, знает ли тот что-нибудь о звезде и испытывает его или не знает и хочет сам узнать что-нибудь. Но в глазах старца нельзя было прочесть ничего.

— Не знаю, что и додумать, господин! — растерянно сказал раб.

— И ты никого не спросил?

— Только мудрого Тефнахта.

Продолжая смотреть на него неподвижным взглядом, Великий Жрец мягко произнес:

— И мудрый Тефнахт посоветовал тебе удовлетвориться тем, что есть на земле.

Хотя Аута хорошо знал Великого Жреца, но его удивила такая проницательность, и он замолчал.

Великий Жрец слегка наклонился и провел рукой по волосам раба.

Аута любил старца за все хорошее, что он для него сделал: за спасение от тягостей рабства, за полученные от него большие знания, за его редкую мудрость и приветливость. Однако он никогда не чувствовал его совсем близким, а в этот раз ласка показалась ему необычной. Он ответил:

— Да, господин, так мне сказал Тефнахт. Не знаю, можно ли раскрыть эту тайну…

— А ты как считаешь: есть тайны, которые нельзя раскрыть?

— Не знаю, господин. Ты учил меня, что вое рано или поздно можно раскрыть… Но как мы сможем добраться туда, наверх, к звезде, и посмотреть, что Это такое?

— Но разве для того чтобы понимать вещи, надо их непременно пощупать?

— Ну, а как же?

— Может быть, надо спросить богов? — Старик улыбнулся.

“Куда он клонит? — думал Аута. — Уж не смеется ли он надо мной и испытывает мое терпение?”

Великий Жрец повернул голову к окну и так простоял некоторое время. В листьях под окном порхали птицы.

— А может быть, это падающая звезда? — спросил вдруг раб.

Старец тут же повернулся к нему.

— Так почему же она не упала? — Он немного подумал и потом с каким-то странным блеском в глазах продолжал: — Не спрашивай у меня пока ответа. Такие события случаются очень редко, и мы не готовы узнать их суть так вот, вдруг. Может быть, это совсем не звезда.