— Вас пока не готовы принять, — в смущении проговорила она. — Наверное, это какое-то недоразумение.
Но я ее уже не слушал. Из-за неплотно закрытой двери кабинета Калинина доносились громкие голоса, часто срывающиеся на крик, но, как я ни старался, мне так и не удалось разобрать ни слова.
Секундой позже крик внезапно оборвался. Какой-то человек с побагровевшим лицом выскочил из кабинета. Заметив меня, он резко остановился, потом, смерив меня взглядом с головы до ног, рявкнул: «Не знаю, что ты там о себе вообразил! Наглый щенок!» — и вихрем вылетел из приемной.
Я ожидал еще около получаса. Вдруг из кабинета выглянул Калинин.
— Поезжай в гостиницу, — распорядился он, — перекуси немного. Я позвоню, когда освобожусь.
Я сделал, как мне было приказано, но так и не смог поесть. Сказать по правде, я хотел было вернуться назад в Омутнинск, и по возможности быстрее, сделав вид, что ничего и не было.
Калинин позвонил мне поздно вечером.
— Поздравляю с новой должностью, — ничего не объясняя, заявил он, — теперь ты заместитель директора.
Я пытался выдавить из себя подходящий ответ, но он нетерпеливо прервал меня на полуслове: «Давай мигом сюда».
В тот вечер Калинин был слишком разговорчив, что с ним, как я позже узнал, было нечасто. Казалось, он получал огромное удовольствие, когда рассказывал мне о случившемся. Естественно, он не мог упустить случая покрасоваться перед будущим подчинен-» ным, в глазах которого светилось откровенное восхищение. Но в то же время он сразу дал понять, кто здесь начальник.
— Все дело в том, — начал он, — что парочка генералов прямо тут, в этом самом кабинете, посмела не согласиться с твоим назначениеем. А больше всех Бенецкий.
Бенецкий был в то время заместителем Калинина, и именно он никогда не упускал случая устроить мне разнос по любому поводу. Это был типичный армейский чиновник, классический бюрократ, недавно прибывший из Министерства обороны. Все знали, что его боится даже сам Калинин.
— Бенецкий все твердил, что капитан, которому едва-едва перевалило за тридцать, не сможет держать в узде не то что подполковников, но даже майоров, — продолжал Калинин. — Говорил, что за всю свою жизнь не слышал ничего абсурднее и смешнее.
Губы Калинина растянулись в лукавой ухмылке:
— Но в конце концов я убедил его в том, что ты справишься, — добавил он.
— Каким образом? — с дрожью в голосе спросил я.
— Просто доведешь до конца проект с туляремией.
Получить такое предложение в самом начале карьеры — о таком я даже не смел мечтать. Уже несколько лет «Биопрепарат» и 15-е Управление бились над тем, чтобы сделать более эффективное оружие на базе туляремии. Возглавлять такой проект было рискованно, но вызов был уже брошен, и от предложения я не смог отказаться.
Опишу подробнее это заболевание. Туляремия распространена среди диких животных, обитающих в Скалистых горах, в США в штатах Калифорния и Оклахома, в некоторых областях Восточной Европы, а также во многих частях бывшего СССР. Вирус ее очень устойчив и способен существовать в гниющем трупе животного неделями, а то и месяцами. Человек может заразиться туляремией от животного через укусы комаров и клещей. Ее разносчиками могут быть дикие кролики, белки, овцы, даже кошки и собаки. И хотя сама по себе туляремия чрезвычайно заразна, непосредственно от человека к человеку она не передается.
Заболевший туляремией иногда неделями лежит пластом, дрожит в ознобе и страдает от приступов тошноты, мучится головными болями и сильным жаром. Если заболевание не лечить, то симптомы будут наблюдаться в течение двух-четырех недель. Francisella tularensis в 30 процентах случаев ведет к смерти.
После Второй мировой войны ученые США, Великобритании и Канады нашли способ использовать туляремию в качестве биологического оружия. Она могла вывести из строя сразу целую дивизию, поскольку каждому заболевшему солдату требовалась интенсивная медицинская помощь.
Но советское командование решило, что туляремия — достаточно непредсказуемое заболевание, чтобы использовать ее при ближнем бое. Слишком высок был риск заражения собственных солдат. Но из одного ведущего международного института в Европе нам удалось получить штамм, на который у обезьян после прививок от туляремии не было иммунитета.
Так как официально мы были гражданскими медиками, когда заказывали этот штамм, это не вызвало ни у кого вопросов. Насколько мне было известно, ни у кого в мире до тех пор не возникало даже мысли создать оружие массового поражения на основе устойчивого к вакцине штамма туляремии. Но Калинин увидел в этой идее шанс показать, на что способен «Биопрепарат».
Прошли месяцы подготовительной работы, и в начале лета 1982 года мы уже были готовы к испытаниям на острове Возрождения нашего нового оружия. Военные испытывали там другие виды биологического оружия уже много лет подряд, но это был первый случай, когда «Биопрепарату» довелось проводить в Аральском море свои испытания. Всем нам было известно, как бдительно будет следить наше военное командование за ходом испытаний и как сильно оно рассчитывает на то, что тесты закончатся полным провалом.
Со времени последней войны процесс разработки нового вида оружия для ведения биологической войны почти не изменился. Результаты испытаний необходимо было отправлять в Москву, чтобы представители ВПК проверили и оценили их. Кроме того, то, что мы между собой называли «окончательной рецептурой» — жидкость или порошок, которыми начинялись бомбы или распылители, должно было быть записано наподобие медицинского рецепта так, чтобы обычный технический персонал на любом из наших производственных комплексах мог бы без труда воспроизвести его от начала и до конца.
Если результаты тестов удовлетворяли Министерство обороны и если «окончательная рецептура» была правильной, то в Генеральный штаб армии посылался рапорт, а оттуда в свою очередь приходил приказ принять на вооружение новый вид оружия. На «рецепт» ставился гриф «совершенно секретно», после этого он должен был храниться в архиве, а копия с него посылалась на завод-изготовитель. Если же Министерство обороны было недовольно результатами испытаний, то исследования возобновлялись.
* * *
Для проведения испытаний на острове Возрождения со штаммом микроба туляремии нами были закуплены в Африке пятьсот обезьян. Для того, чтобы переправить подопытных животных с военного аэропорта в Кубинке на остров, был составлен план спецрейсов.
Перевезти такое количество животных и не вызвать при этом никаких подозрений на первый взгляд кажется трудным. Но все приготовления были сделаны заблаговременно. Законспирированные зарубежные торговые организации, работавшие при советском Министерстве внешней торговли, снабдили нас клетками и специальным оборудованием. Не знаю, как удалось объяснить необходимость столь срочного заказа, если бы нас об этом спросили, но дело в том, что в Советском Союзе о таких вещах спрашивать было не принято.
Поскольку нам предстояло проводить испытания нового туля-ремийного оружия, невосприимчивого к вакцине, всем обезьянам еще до проведения тестов должны были сделать соответствующие прививки.
Вернувшись в Омутнинск в свои лаборатории, мы заполнили двадцать бомб новой рецептурой на основе туляремии и подготовили их для транспортировки на остров Возрождения.
Ответственными за испытания оружия на основе возбудителя туляремии в тот год были назначены двое — генерал Анатолий Воробьев, первый заместитель начальника «Биопрепарата», и генерал Лебединский из 15-го Управления. Мне было приказано остаться в Омутнинске и заниматься подготовкой альтернативной программы испытаний, которые должны были проводиться тем же летом, но чуть позже. Вскоре я понял, насколько мне трудно вновь сосредоточиться на лабораторной работе.
Сведений о ходе испытаний на острове Возрождения мы не получали. Там не было телефона, а единственным средством общения с Аральском были шифрограммы, посылаемые из закрытого армейского центра связи. Поэтому до возвращения моих коллег обратно в Омутнинск я не имел никаких сведений о том, что происходило на острове.
Когда удалось наконец расшифровать результаты проведенных тестов, они оказались куда лучше, чем мог кто-либо ожидать. Почти все вакцинированные обезьяны погибли. Мне позвонил не скрывавший своего торжества Калинин.
— Канатжан! — закричал он в телефонную трубку, впервые назвав меня по имени. — Ты — гений!
Затем последовали поздравления из Москвы от коллег, услышавших о результатах испытаний. Через несколько недель я уехал в столицу. На этот раз для того, чтобы получить медаль «За боевые заслуги» из рук довольного Калинина.
Время шло, но из 15-го Управления не было никакой реакции, даже простого уведомления о том, что результаты испытаний ими получены и рассмотрены. Но потом мы получили из Министерства обороны письмо, выдержанное в весьма высокопарном стиле: «Данное оружие не может быть принято на снабжение, — значилось в нем. — Проведенное нами расследование показало, что предварительные анализы образцов крови зараженных животных были проведены некорректно».
Представители министерства оказались правы. Генерал Воробьев, спеша поскорее подготовить обезьян к испытаниям, счел возможным отказаться от нескольких установленных правилами процедур. Эта небольшая ошибка практически не повлияла на результаты испытаний, но военные решили воспользоваться этой возможностью, чтобы поставить нас на место. Представители 15-го Управления не собирались потакать своим соперникам, особенно когда речь шла о проекте, автором которого был какой-то «щенок». Калинин был в ярости.
Конечно, мы потерпели поражение, но ненадолго. Уже следующим летом, скрупулезно выполнив все предписания, мы провели новую серию испытаний с новым штаммом вируса туляремии, оказавшимся еще более эффективным, и новое оружие было наконец принято. Этот успех позволил «Биопрепарату» утвердиться в качестве влиятельной силы. Калинин хорошо устроился в обществе кремлевских военных политиков, а я чувствовал себя так, словно меня наконец приняли в некое братство.
А тем временем на острове Возрождения все, так или иначе связанное с испытаниями вируса туляремии, от записей тестов и образцов крови до трупов зараженных обезьян, предстояло сжечь. Испытательный полигон должен был быть очищен от всего, что могло натолкнуть на мысль о присутствии там подопытных животных, и самым тщательным образом продезинфицирован, чтобы уничтожить все «следы» биологической активности.
Испытания на острове Возрождения прекратились только в 1992 году. Все записи о том, что там происходило, были уничтожены.
3
ВОЕННАЯ МЕДИЦИНА
СТАЛИНГРАД
1942 ГОД
Поступив в 1973 году в Томский медицинский институт на военно-медицинский факультет, я и подумать не мог, что мне когда-нибудь придется заниматься разработкой биологического оружия. До того самого дня, когда один из профессоров дал мне задание, определившее мою дальнейшую карьеру, я мечтал стать военным психиатром. Профессор попросил меня проанализировать неожиданную вспышку туляремии на советско-германском фронте, случившуюся незадолго до сражения под Сталинградом в 1942 году. Это задание относилось, скорее, к курсу эпидемиологии.
Большинство студентов недолюбливало полковника Аксененко, лысоватого профессора с суровым, будто каменным лицом, однако я относился к нему с уважением. Он не был таким тщеславным, как другие преподаватели, никогда не упускавшие случая перечислить свои титулы и звания. Я ходил на все его лекции по эпидемиологии. Но они привлекали мое внимание не больше и не меньше, чем другие предметы военной медицины, которыми мы должны были овладеть, прежде чем пройти военную комиссию и получить распределение.
Получив задание, я несколько вечеров просидел в институтской библиотеке, листая двадцатипятитомное издание «Истории советской военной медицины в Великой Отечественной войне. 1941–1945 гг.» и доставая с полок пыльные научные журналы военных и послевоенных лет. И вот что я там вычитал.
Первыми жертвами туляремии стали немецкие солдаты. Заболеваемость среди них к концу лета 1942 года достигла таких размеров, что даже наступление нацистов на юг России временно прекратилось. Прошла всего лишь неделя после разразившейся в немецких частях эпидемии, и туляремией заболели тысячи русских солдат. Потом болезнь принялась косить и гражданское население, жившее по берегам Волги. Советское командование отправило в этот район десять передвижных военных госпиталей, что свидетельствовало о невероятном количестве заболевших.
В большинстве журналов упоминалось об этом событии как о естественно возникшей эпидемии, однако в России таких вспышек никогда прежде не случалось. В одном из изданий по эпидемиологии была приведена следующая статистика: в 1941 году в Советском Союзе было зарегистрировано десять тысяч случаев заболевания туляремией. А в год Сталинградской битвы количество заболевших перевалило за сто тысяч. Однако уже к 1943 году оно снова снизилось до десяти тысяч.
Мне показалось странным, что такое количество людей вдруг сразу заразилось туляремией, причем в один и тот же год. Военные силы русских и немцев располагались так близко друг к другу, что одновременная вспышка болезни была почти неизбежной. Единственное объяснение этому — внезапное распыление большого количества микробов туляремии, которое и вызвало эпидемию в немецких воинских частях. Семьдесят процентов заразившихся поступили в госпитали с легочной формой заболевания, что лишь подтверждало умышленное распространение болезни.
Входя в кабинет профессора со своим исследованием в руках, я был уверен, что смог решить эту головоломку. Профессор был погружен в чтение свежего номера газеты «Красная Звезда».
— Итак, что вам удалось обнаружить? — улыбнувшись, спросил Аксененко и отложил газету в сторону.
— Я изучил источники, товарищ полковник, — осторожно начал я, — похоже на то, что эпидемия возникла не случайно.
Он смотрел мне прямо в глаза.
— Что же, no-вашему явилось причиной?
— Предполагаю, что туляремия была распространена намеренно.
Профессор оборвал меня на полуслове.
— Минуточку, — тихо сказал он. — Сделай одолжение и забудь о том, что ты только что сказал. Я также обещаю забыть об этом.
Смутившись, я озадаченно уставился на него.
— Все, о чем я тебя просил, это на примере данного случая объяснить, как бороться с эпидемиями, — Аксененко нахмурился, — а ты зарываешься! — и он сердито ткнул пальцем в листки, которые я положил перед ним на стол.
— Я не желаю видеть это до тех пор, пока ты все не переделаешь. И не вздумай кому-то еще рассказывать об этом. Поверь мне, иначе ты горько пожалеешь!
В переработанном мною докладе не было и намека на то, что вспышка эпидемии туляремии была неслучайной. Однако реакция Аксененко пробудила во мне подозрения, и скоро я уже не сомневался, что именно советские войска распылили бактерии туляремии над расположениями германских частей. Потом или из-за внезапно изменившегося ветра, или из-за заразившихся грызунов, переносивших патоген, эта эпидемия охватила весь регион.
Уже много лет спустя после этого случая один немолодой подполковник, еще со времен войны служивший на закрытом заводе по производству бактериологического оружия в городе Кирове, рассказал мне, что один из первых вариантов оружия на основе туляремии был разработан там еще в 1941 году, за год до битвы под Сталинградом. После разговора с ним у меня не осталось никаких сомнений в том, что оно было использовано во время войны.
Наши разработчики бактериологического оружия не забыли урока, полученного во время Сталинградской битвы. В послевоенные годы советское военное командование предпочитало рассматривать в качестве объекта не прифронтовую зону, а цели в глубоком тылу врага, подальше от передовых частей, где уже не было бы опасности подвергнуть заражению своих собственных солдат.
Битва под Сталинградом была решающей для Советского Союза. Если бы город сдался, то танковые части гитлеровцев неизбежно дошли бы до самого Урала. В боях за Сталинград мы потеряли более миллиона солдат. В результате Сталинградской битвы стратегическая инициатива окончательно перешла в руки Советской Армии, чем было положено начало коренному перелому в ходе войны.
Аргументы в защиту использования любых средств ради победы над врагом показались мне достаточно вескими. В результате исследования я сделал для себя один удивительный вывод: болезнь можно использовать как средство ведения войны. И, заразившись этой идеей, я принялся читать все, что касалось эпидемиологии и инфекционных болезней.
Неподалеку от армейских бараков на острове Возрождения есть одинокая могила. На небольшом камне неразборчиво высечено чье-то имя. Там похоронена молодая женщина, приехавшая на остров в составе одной из первых групп военных медиков для проведения наземных испытаний у побережья Аральского моря. Она погибла в 1942 году от сапа — болезни, обычно поражающей лошадей.
Больше о ней ничего не известно.
Десятки, а может, и сотни людей погибли во время проведения научных исследований. Порой их имена значились в секретных документах. Однако факты смерти нигде не фиксировались. И могильная плита на острове — единственное свидетельство публичного признания заслуг тех, чьими трудами создавалась наша программа.
История «Биопрепарата», этой биологической военной машины, написана сухим языком официальных отчетов, правительственных приказов, сводок, инструкций, касающихся промышленного производства биологического оружия. Когда я стал заместителем начальника «Биопрепарата», у меня наконец появился доступ к таким документам. Но даже они не давали полной картины всего, что происходило в те годы.
Очень осторожно, чтобы не привлечь к себе внимания (большей частью во время неофициальных разговоров с ветеранами, которые знали то, о чем не упоминалось ни в каких документах), мне удалось выяснить многое. Так, я узнал, что в Советском Союзе работы по созданию бактериологического оружия начались задолго до начала Великой Отечественной войны.
Через год после революции 1917 года в стране началась гражданская война. Фронт, разделявший Красную Армию и белогвардейцев, простирался через огромную территорию от Сибири до Крыма. Во время гражданской войны, закончившейся в 1921 году, страна потеряла около десяти миллионов своих граждан. Но большинство погибло вовсе не на полях сражений, а от голода и болезней.
Уровень смертности во время жестоких эпидемий тифа, продолжавшихся с 1918 по 1921 год, был необычайно высок. Конечно же, тогда даже и не слышали ничего о биологической войне, но было всем понятно, что болезни могут оказаться куда более смертоносным оружием, чем пули или гранаты.
Уже в 1928 году издается секретный приказ о том, что тиф является оружием, которое может применяться на поле боя. Но всего за три года до этого Советское правительство подписало Женевскую международную конвенцию, запрещавшую использование отравляющих газов и бактериологического оружия. Но об этом предпочитали молчать, а секретная военная программа сначала оказалась в ведение ГПУ,
а в последующем курировалась КГБ.
Приказ 1928 года был исключительно важен. Он позволил нашим ученым начать исследования в области эпидемиологии. Уже давно было известно, что антисанитарные условия на полях сражений, грязь и голод трущоб могли послужить началом эпидемии тифа. Его переносчиками являются вши. В отличие от лихорадки, вызываемой бактериями сальмонеллы, тиф — заболевание, вызываемое крохотными микроорганизмами-риккетсиями
в форме палочки.
Попав в тело человека, риккетсии проникают в кровь и начинают стремительно размножаться, разрушая при этом стенки клеток кровеносных сосудов. Первые симптомы заболевания появляются через семь-десять дней. Обычно все начинается с пульсирующей головной боли и сильного жара. Инфекция вызывает воспаление в пораженных тканях, и все тело покрывается сыпью. Иногда, по мере того как замедляется циркуляция крови в организме, на кончиках пальцев появляются гангренозные пятна. При отсутствии лечения заболевание длится несколько недель. Больной при этом находится в состоянии беспамятства и лихорадочного бреда. Сыпной тиф смертелен в 40 процентах случаев.
В двадцатом веке удалось практически покончить с эпидемиями тифа в большинстве стран Европы, но они по-прежнему продолжают свирепствовать в государствах Африки, Южной Америки и Азии. Вакцина против тифа была разработана во время Второй мировой войны. В наше время ею редко пользуются. Изредка она применяется, например, для вакцинации тех, кто отправляется в регионы, где это заболевание остается эндемическим.
На протяжении пятимесячного курса вакцина вводится тремя отдельными дозами и обеспечивает наиболее надежную защиту от заболевания. Одно время вакцину использовали для лечения тифа, но со временем решено было заменить ее антибиотиками.
Когда Советское правительство впервые решило использовать тиф в качестве оружия, еще никто не знал, каким образом можно контролировать это страшное заболевание. И перед нашими учеными была поставлена задача обуздать его смертоносную силу.
Зараженных тифом вшей обычно не использовали для распространения заболевания среди населения. Случайно возникла идея размножать микробы тифа в'лаборатории, а потом распылять их в виде аэрозолей с самолетов.
Ранние работы по созданию биологического оружия делались на самом примитивном уровне. Болезнетворные микроорганизмы выращивались в эмбрионах цыплят или в живых организмах, например в крысах, которых убивали, когда концентрация патогенных бактерий достигала максимальной величины. Затем в огромных смесителях эту массу разжижали и далее добавляли к взрывчатым веществам.
О начальных экспериментах с вирусом тифа и о приказе 1928 года я узнал из старых отчетов Министерства обороны. В них намеренно опускались детали, присутствовали лишь краткие описания экспериментов и испытаний. Судя по всему, никто не хотел доверять столь важную информацию бумаге. Могу только предположить, что оригиналы записей о тех экспериментах были давно уничтожены. Только с помощью ветеранов, участвовавших в работах или слышавших об экспериментах из рассказов старых ученых, мне удалось собрать по кусочкам эту историю.
Первым научно-исследовательским центром, в котором советские ученые приступили к разработке биологического оружия, стала Военная академия в Ленинграде. Небольшая группа военных из ГПУ и ученых из академии пытались найти способ выращивания тифозных риккетсии в больших количествах. При первой попытке культивировать возбудитель тифа в лабораторных условиях использовались, как уже упоминалось, эмбрионы цыплят. Тысячи куриных яиц отправлялись каждую неделю в Ленинград — и это в то время, когда в стране большая часть населения недоедала. В 1930 году ученым академии удалось получить рецептуру тифа в порошкообразном и жидком виде, пригодном для примитивного аэрозольного распыления.
Несмотря на строжайшую секретность, которой была окружена работа над этой программой, Советское правительство все же заявило о своих успехах. Маршал Ворошилов, легендарный кавалерист и герой гражданской войны, бывший в те годы народным комиссаром обороны, 28 декабря 1938 года заявил, что Советский Союз намерен и дальше соблюдать Женевскую конвенцию, запрещавшую использование биологического оружия, однако «если наши враги решат применить это оружие против нас, то тогда, уверяю вас, мы тоже будем готовы — и сейчас готовы — обратить его против агрессора на его собственной территории».
* * *
Программа разработки биологического оружия расширялась. К середине 30-х годов на Соловецких островах появилась научно-исследовательская лаборатория. Из ленинградской Военной академии туда направили ученых и перевезли специальное оборудование. Там и продолжились работы как с тифом, так и с лихорадкой Ку, сапом и мелиоидозом — тяжелым заболеванием, во многом сходным с сапом. Огромную лабораторию на островах построили политзаключенные. Вполне возможно, что заключенные спецлагерей сталинского ГУЛАГа, даже не подозревая об этом, использовались при испытаниях новых видов патогенов.
В отчетах того периода, хранящихся в Министерстве обороны, упоминается о нескольких десятках случаев заболевания мелиоидозом. В тех документах, которые попали мне в руки, конкретно не указано, были ли случаи заболевания людей мелиоидозом. Странным мне показался способ систематизации документов: описания девятнадцати случаев лежали в одной папке, одиннадцать — в другой и двенадцать — в третьей. Это было нетипично для отчетов об испытаниях над животными. К тому же симптомы, описанные в них, определенно указывали на то, что речь может идти только о людях. На Западе много раз обвиняли Советский Союз в проведении экспериментов с биологическим оружием на живых людях, но сам я никогда не видел документов, которые бы это подтверждали.
Проводимые эксперименты порой становились последними для самих же ученых. Например, в самом конце доклада об экспериментах с чумой, проводившихся в конце 30-х годов, сделана лаконичная приписка: «Данный эксперимент не закончен вследствие смерти исследователя». В другом, поступившем примерно тогда же, отмечалось, что во время испытаний рецептуры сапа случайно заразились двадцать рабочих. В докладах, естественно, не упоминается ни о том, умерли ли те несчастные рабочие, ни где именно проводились испытания. Однако в те годы, когда еще не было антибиотиков, смертность от подобных заболеваний была чрезвычайно высокой.
Работы с биологическими веществами продолжались. Лаборатории в Ленинграде и на Соловецких островах представляли такую огромную ценность, что, когда в 1941 году началась война, немедленно был отдан приказ об их перемещении в глубокий тыл.
Лабораторное оборудование, колбы с ферментами, стеклянные ампулы и пробирки со всем содержимым погрузили в поезд и отправили в Горький. В тот день, когда состав прибыл в город, немцы в первый и последний раз за время войны бомбили Горький. Охваченное паникой, наше командование приказало, чтобы поезд следовал дальше.
Так поезд оказался в Кирове. Начальник этой операции, пользуясь своими полномочиями, приказал как можно быстрее разместить перевезенное оборудование в госпитале для тяжелораненых, который находился в самом центре города, на Октябрьском проспекте. Куда были отправлены лежавшие там раненые, неизвестно. Через несколько недель заработала вновь созданная производственная линия. И ее важность в дни войны была вскоре доказана. Подполковник, рассказывавший мне о промышленном производстве бактерий туляремии в Кирове, высказал также предположение, что в 1943 году, когда немцы отступали из Крыма, произошла вспышка лихорадки Ку среди немецких солдат и что это была попытка командования применить против врага новый вид созданного в лабораториях биологического оружия. Мне так и не удалось узнать что-либо еще об этом случае, одно могу сказать точно: до того времени о лихорадке Ку в Росси никто не слышал.
В Киров помимо вышеуказанных лабораторий были переправлены несколько военных заводов по производству снарядов и деталей для самолетов. Город был переполнен беженцами. А ученые между тем переживали, что, лишившись Соловецких островов, не могут проводить испытания. Для испытательного полигона нужно было искать другое место. Оно должно было быть безлюдным и находиться на безопасном расстоянии, чтобы исключить возможность заражения гражданского населения. Поиски в конце концов привели на остров в Аральском море.
Вскоре исследования принимают неожиданный поворот. В сентябре 1945 года советские войска при освобождении Маньчжурии захватили японские военные лаборатории «отряда 731», или отряда Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, где японцы работали над созданием биологического оружия. Это подтверждали и документы, находившиеся на заводе, и свидетельские показания пленных японцев. Руководил комбинатом генерал-лейтенант Широ Исия. Под его началом проводились эксперименты с сибирской язвой, холерой, дизентерией и чумой на пленных из США, Великобритании и других стран. Кроме этого, над Маньчжурией японцы с самолетов разбрасывали контейнеры с блохами, зараженными чумой и другими патогенами. Это привело к гибели большого числа людей в сельских районах Китая.
Документацию, захваченную у японцев, отправили в Москву для более тщательного изучения. В ней содержались чертежи комплексов заводов по производству биологического оружия, которые были и больше, и совершеннее тех, что имелись в то время в нашей стране. В Свердловске в 1946 году по приказу Сталина был построен новый военный научно-исследовательский комплекс. При его создании советские инженеры и конструкторы активно использовали чертежи и знания японцев.
В 1953 году Хрущев поручил возглавить работу с биологическим оружием 15-му Управлению. На протяжении более двадцати лет Управлением руководил генерал-полковник Ефим Смирнов. Он свято верил, что биологическое оружие — это оружие будущего. Когда в 1956 году министр обороны маршал Георгий Жуков заявил, что Москва в следующей войне уже будет иметь не только химическое, но и биологическое оружие, это вызвало на Западе большой резонанс.
При Министерстве сельского хозяйства было создано целое управление, занимавшееся разработкой оружия поражающего скот и уничтожающего урожаи зерновых. Программа в министерстве имела кодовое название «Экология». В рамках этой программы ученые создали несколько разновидностей оружия: ящура и чумы крупного рогатого скота; африканской свиной лихорадки — для уничтожения свиней, пситтакоза и орнитоза — для уничтожения домашней птицы. Как и в случаях с другими видами биологического оружия, их предполагалось распылять с самолетов.
После распыления огромные районы, где процветало скотоводство, превратились бы в один громадный могильник. Даже если бы удалось заразить вирусом всего лишь нескольких животных, контагиозная
природа данных микроорганизмов способствовала бы тому, что вспышка эпидемии очень скоро охватила бы обширные районы.
По всей стране строились все новые и новые заводы и научные комплексы, занимающиеся биологическим оружием. И то, что многие из них располагались в крупных городах, свидетельствовало о том, что руководство страны мало заботилось о жизни и здоровье своих граждан.
