Алекс Делавэр (№17) - Ледяное сердце

— В основном я это сделал… О'кей, мне нужно узнать, как там у Петры, а потом посмотреть, что наша автомобильная лаборатория делает с «хондой» Кевина Драммонда. Спасибо, что выслушал меня.

— Это доставило мне удовольствие.

— Робин все еще в Сан-Франциско?

— По последним данным, да.

Алекс ответил, не меняя интонации, но Майло понял, что задал вопрос не вовремя. Сейчас не до посторонних размышлений. Нужно держаться курса.

Знать бы только какого.

— Если что-нибудь выяснится, я тебе сообщу, — сказал Майло.

— Буду весьма признателен, — дружелюбно ответил Алекс. — Трудное тебе досталось дело, правда?

36

Эрик Шталь отжался пятьдесят раз на одной руке, потом еще четыреста классическим способом. При такой физической нагрузке потел он редко, но в этот раз промок до нитки. Что это — ожидание предстоящей встречи с Дональдом Мерфи?

Глупо. Он должен держать все под контролем. Но тело врать не умеет.

Он принял душ, надел костюм и поехал в санаторий для выздоравливающих «Сан-Гарден» на Map-Виста.

В санатории, двухэтажном здании, отдыхали старики в инвалидных колясках.

У Шталя закружилась голова от больничного запаха. Он подавил острое желание ретироваться, стойко, как новобранец, впервые попавший в учебный лагерь, выдержал это испытание, поправил лацканы пиджака и направился к конторке.

За ней сидела филиппинка средних лет в белом халате. Многие слуги-филиппинцы в Саудовской Аравии не слишком отличались от рабов. То есть были в еще худшем положении, чем Эрик.

На карточке, прикрепленной к груди женщины, было написано ее имя — Корасон Диас и что она помощник заведующего отделением.

Что на больничном жаргоне означало «клерк».

Шталь улыбнулся ей, стараясь казаться славным парнем, и сообщил о цели своего визита. — Полицейский?

— Ничего серьезного, мадам. Я хочу поговорить с одним из ваших пациентов.

— Мы называем их гостями.

— Гость, которого я ищу, — Дональд Мерфи.

— Сейчас посмотрю. — Застучали клавиши компьютера. — Второй этаж.

Шталь поднялся на лифте на второй этаж. В середине отделения находился пост медицинской сестры. Вокруг него стояли и беседовали несколько женщин в красной униформе. Вдоль длинного коридора располагались палаты. В холле — две раскладушки. На одной из них — мятые постельные принадлежности.

Шталь с трудом сохранял спокойствие.

Когда он приблизился к сестрам, те продолжали разговаривать. Он собирался спросить номер палаты Дональда Мерфи, но тут заметил над постом белую доску, на которой синим фломастером были написаны имена пациентов и цифры.

Двести четырнадцать.

Он прошел по коридору, минуя палаты, из которых доносились шум телевизоров и щелканье медицинской аппаратуры.

Запах стал еще интенсивнее — специфический запах химических веществ, зловоние рвоты, фекалий, пота и чего-то еще, что Шталю не удавалось идентифицировать.

Кожа Эрика стала липкой, его пошатывало. Остановившись, он прислонился к стене, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Почувствовав себя лучше, Шталь направился к нужной палате.

Он вошел в открытую дверь и закрыл ее за собой. У мужчины, лежавшего на койке, к носу и рукам были подведены какие-то трубки. Включенные мониторы свидетельствовали о том, что он жив. Из-под простыни спускался катетер, вставленный в бутыль, наполненную мочой.

По данным ВМС, главному старшине в отставке Дональду Артуру Мерфи шестьдесят девять лет, но этот человек выглядел глубоким стариком.

Шталь взглянул на браслет на запястье больного. Д.А. Мерфи. Дата рождения совпадает.

Сердце у Шталя неистово колотилось. Подавив тревогу, он внимательно осмотрел прикованного к койке мужчину. Морщинистое лицо, спутанные седые волосы, местами рыжеватые. Крупные кисти рук покрыты коричневыми пятнами. Цвет распухшего носа указывал на злоупотребление спиртным.

Глаза закрыты. Тело неподвижно, как у мумии. Дыхание едва заметно.

— Мистер Мерфи?

Старик не шелохнулся. Контрольные приборы не зафиксировали никакой реакции.

Все впустую. Шталь стоял, размышляя о том, с кем поговорить, когда у него вновь началось головокружение. Зловоние доконало его.

Он опустился на стул и закрыл глаза…

Эрик очнулся, услышав резкий голос:

— Кто вы такой и что здесь делаете?

Шталь открыл глаза, бросил взгляд на часы, висевшие над мониторами. Он отключился на несколько минут.

— Отвечайте! — потребовал тот же голос. Металлический, женский — звук трубы, да и только.

Обернувшись, он увидел женщину лет шестидесяти, широкоплечую, крупную, с копной начесанных волнами и покрытых лаком волос золотистого цвета. Она явно злоупотребляла косметикой. Дорогой вязаный костюм бутылочного цвета с большими кристальными пуговицами и белым кантом на лацканах был ей слишком тесен. В руке она держала сумочку крокодиловой кожи с массивной застежкой, украшенной искусственным бриллиантом. В ушах были бриллиантовые серьги, на индюшачьей шее — нитка черного жемчуга.

— Итак? — прогремела она. Женщина свирепо разглядывала Шталя, уперев руки в широкие бедра крестьянки. На ее правой руке сверкало кольцо с изумрудом. — Я сейчас же вызову охрану.

У Шталя болела голова. Голос женщины звучал так, как будто ножом скребли по тарелке. Порывшись в кармане, Эрик показал ей значок.

— Вы из полиции? Так какого же черта вы спали в палате Дональда? — Сожалею, мадам. Мне стало дурно. Я присел, чтобы перевести дух, и, должно быть, отключился…

— Если вы больны, вам тем более не следует находиться здесь. Дональд очень плох. Не лезьте к нему. Это возмутительно!

Шталь встал. Головокружение прошло. От общения с этой грубой женщиной тревога сменилась раздражением. Любопытно…

— Вы родственница мистера Мерфи?

— Нет-нет-нет. — Палец угрожающе поднялся, изумруд засверкал. — Скажите, почему вы здесь?

— Убита дочь мистера Мерфи.

— Эрна?

— Вы знали ее?

— Знала ли я ее? Я тетка Эрны. Младшая сестра Дональда. Что с ней случилось?

Злоба, настойчивость, ни тени сочувствия.

— Вы не удивлены?

— Молодой человек, у Эрнадин было психическое расстройство. Многие годы. Дональд не поддерживал с ней никаких отношений, я — тоже. Да и никто в семье. — Она посмотрела на больного. — Как видите, беспокоить Дональда незачем.

— Давно ли он в таком состоянии?

Выражение ее лица означало: «А тебе-то какое дело?»

— Много месяцев, молодой человек.

— Кома?

— Вы, видимо, детектив, — засмеялась женщина.

— Что с ним, мисс?..

— Миссис Трублад. Альма Трублад.

Младшая сестра Мерфи. Эрик не мог представить себе, что она когда-либо была ребенком.

— Мадам, не расскажете ли мне что-нибудь о…

— Нет, — отрезала Альма Трублад.

— Мадам, вы не слышали моего вопроса?

— В этом нет никакой необходимости. Я ничего не могу рассказать вам об Эрнадине, кроме того, что она страдала психическим расстройством. Она прожила слишком долго, если хотите знать. Жизнь на улице в таком состоянии… Дональд не видел ее многие годы. Поверьте мне на слово.

— Сколько лет?

— Много. Они потеряли связь.

— Вы сказали, что она прожила слишком долго…

— Конечно. Эрнадин отказывалась от помощи, шла своим путем. Жила на улицах. Она всегда была странной маленькой девочкой. Дикая, замкнутая, с причудами и необычным отношением к пище — ела мел, грязь, испорченные продукты. Она рвала на себе волосы, ходила кругами и разговаривала сама с собой. Целыми днями рисовала, а таланта у нее вовсе не было. — Альма Трублад выпрямилась. — Мне не нравилось, когда она находилась рядом. Эрнадин дурно влияла на моих детей. И предупреждаю вас, офицер, я не позволю, чтобы мою семью втянули во что-то недостойное.

— Ну и ну, — проговорил Шталь.

— Что это означает, молодой человек?

— Похоже, вы сильно рассержены.

— Я не рассержена! Я просто хочу защититься. Мой брат нуждается в помощи. Взгляните на него. Сначала сердце и печень, потом почки. Все отказывает. Я плачу по счетам, и, поверьте, это обходится мне недешево. Если бы я не делала этого, Дональд окончил бы свои дни в каком-нибудь госпитале ветеранов. Нет, и слышать об этом не хочу. Добрый Бог милостив ко мне, и мой брат будет отдыхать здесь столько, сколько понадобится. Не сочтите меня жестокосердной. Я сожалею о том, что случилось с Эрнадин. Но она ушла из семьи много лет назад, и я не позволю, чтобы она разрушила все до основания.

— Разрушила все своей смертью?

— Тем… что впутывает нас в ту недостойную жизнь, какую вела сама. Мы, мой муж Уильям Трублад и я, уважаемые члены общества. Мы финансируем многие благотворительные мероприятия, и я не позволю, чтобы имя мистера Трублада ассоциировалось с чем-то предосудительным. Понятно?

— Вполне.

— Тогда соблаговолите удалиться, благодарю вас.

Альма Трублад щелкнула застежкой своей сумочки, показав Шталю ее содержимое. Множество разных вещей, но все аккуратно уложено — пакеты завернуты в прозрачные салфетки. Он впервые видел содержимое женской сумочки в таком порядке.

— Вы никогда не служили в армии, миссис Трублад?

— Почему вы об этом спрашиваете? Какая нелепость! — Толстые пальцы порылись на дне сумочки и извлекли оттуда маленькую золотую коробочку. Трублад открыла ее и вынула визитную карточку. — Пусть мне позвонят по поводу похорон Эрнадин. Я оплачу счет. Непременно. Прощайте, молодой человек.

Шталь сунул карточку в карман пиджака. Превосходная бумага, плотная, шелковистая.

Сестра Дональда явно высоко вскарабкалась по социальной лестнице.

Он направился к двери.

— Вам следовало бы обратить внимание на вашу нарколепсию. Уверена, ваше начальство одобрит это, — добавила она.

37

Майло позвонил во второй половине дня.

— Мы с Петрой решили, что пора еще раз побеседовать с родителями Драммонда. В «хонде» Кевина, кроме его отпечатков на рулевом колесе и дверной ручке, а также нескольких отпечатков служащих буксировочного предприятия Инглвуда, ничего не обнаружено. Ни крови, ни каких-либо выделений, ни оружия. Нет также никаких свидетельств того, что там была Эрна Мерфи. Однако Петра нашла одного человека, который видел, как она садилась в небольшой светлый автомобиль в ночь убийства. Это неподалеку от места преступления. Машину Кевина отбуксировали только на следующий день.

— Кто свидетель? — спросил я.

— Торговец героином. Данные ненадежны, но они согласуются с событиями по времени: Кевин подобрал ее, прикончил и сбежал из города.

— После того, как стер отпечатки пальцев Эрны в своей машине. Машину мыли?

— Трудно сказать, поскольку она все это время находилась на специальной стоянке. Ребята из лаборатории говорят, что дверца со стороны пассажирского места казалась слишком чистой, словно ее тщательно вытерли. Это признак преступного намерения. Отсюда и наше стремление нажать на мамочку и папочку. Желательно, чтобы ты был при этом, твое мнение весьма важно. Психологическая стратегия и прочее.

— Когда? — спросил я.

— С наступлением темноты. Через пару часов. Я подберу тебя. Петра встретит нас на месте.

— А Шталь?

— Петра посадила его за компьютер. Увидимся через два часа. Напряги всю проницательность.

Когда предстоит разговор с людьми, отрепетировать его трудно. Тем не менее мы втроем попытались сделать это, сидя в «аккорде» Петры на тихой улице Энсино, в двух кварталах от дома Франклина и Терезы Драммонд. В слабом свете луны ветви деревьев напоминали тянущиеся к чему-то руки. Время от времени мимо проезжали автомобили, но на нас никто не обращал внимания.

Петра рассказала нам все, что знала о Драммондах.

— Похоже ли это на питомник для выращивания будущего психопата-убийцы, Алекс?

— Это скорее похоже на городскую окраину, населенную людьми среднего класса с достатком выше среднего.

Петра печально кивнула.

— Думаю, нам следует сосредоточить внимание на Фрэнке, поскольку он человек властный. Не уделив ему должного внимания, мы озлобим его.

— Он подойдет к двери уже озлобленным, — заметил я. — Начнем с любезностей, но с какого-то момента следует проявить большую настойчивость.

— Прибегнуть к угрозам? — спросил Майло.

— Если они все-таки знают, куда уехал Кевин, им можно будет предъявить обвинение в пособничестве, — ответил я. — Фрэнк — адвокат. Он попытается отрицать свою вину, но я понаблюдал бы, нет ли у него признаков тревожного состояния. Чтобы скрыть это состояние, проявляют чрезмерную враждебность.

— Значит, мы предложим им выдать сына, чтобы тем самым спасти собственную шкуру?

— Что бы они ни думали о Кевине, им едва ли захочется быть втянутыми в уголовное дело. В какой-то момент я также упомянул бы о финансовой стороне вопроса. Они финансировали издание журнала Кевина, поэтому несут косвенную ответственность за то, к чему это привело. Это отрицательно скажется на практике Фрэнка. Мать также должна стать объектом вашего внимания. Пробудите в ней чувство вины, предъявив фотографии Эрны.

— То есть, возможно, кузины Эрны, — заметил Майло и обратился к Петре: — Шталь до сих пор не выявил никакой связи?

— Ничегошеньки. Он нашел отца Эрны, но тот в коме и вот-вот преставится. В санатории Шталь все же встретил родственницу Эрны, сестру Дональда Мерфи — весьма агрессивную даму Альму Трублад. По ее словам, Эрна всю жизнь была со странностями, отказывалась от помощи семьи. — Петра взглянула на меня. — Итак, мы изучаем их реакцию. Нас трое, их двое. Здесь нам мог бы сопутствовать успех. Следует ли сказать им, что Алекс — психолог?

— Зачем? — Майло пожал плечами.

— Они должны понять, что расследование дела вышло на очередной этап — Кевин считается психопатом.

Оба молча ждали моего ответа.

— Нет. — Я покачал головой. — Я останусь на втором плане. Если вы дадите мне некоторую свободу действий, я вмешаюсь в разговор в нужный момент.

— Согласна, — сказала Петра. Майло кивнул. — Ну, ребята, готовы? — спросила Петра.

Дверь открыл коренастый мужчина в слишком тесной красной рубашке от Лакосты, мешковатых брюках защитного цвета, черных носках и шлепанцах. Мясистое лицо, широкий нос, волнистые седеющие волосы, острый взгляд сердитых глаз. Очень напряженный человек, готовый нанести удар.

— Добрый вечер, мистер Драммонд, — начала Петра. Франклин Драммонд посмотрел на нас с Майло.

— Целый батальон? Что на этот раз?

— Мы нашли машину Кевина, — сообщила Петра. Франклин Драммонд прищурился. Держась позади Майло, я внимательно изучал его. Он, видимо, почувствовал это и устремил на меня пристальный взгляд. —Где?

— Машину отбуксировали, сэр, — сказала Петра, — поскольку она была припаркована в неположенном месте, в районе ЛАМа. Сейчас мы опрашиваем авиакомпании, чтобы выяснить, куда отправился Кевин. И если вам известно…

— ЛАМ, — повторил Драммонд. На лбу у него выступила испарина. Карие глаза быстро-быстро заморгали. — Черт побери!

— Пожалуйста, позвольте нам войти.

Драммонд передернул своими мясистыми плечами и выпрямился во весь рост.

— Мне неизвестно, где находится Кевин.

— Это не беспокоит вас, сэр? — удивилась Петра. Поскольку Драммонд молчал, она продолжила: — На данном этапе расследования исчезновение Кевина рассматривается как уголовное правонарушение.

— Вы просто смешны.

Петра приблизилась к Драммонду.

— Если вы знаете, где он, вам следует сообщить об этом — в ваших же интересах и в интересах Кевина.

Драммонд стиснул зубы.

Позади него раздался голос: «Фрэнк?» — и послышались быстрые шаги.

— Все в порядке, — ответил он, и тут из-за его плеча показалась голова Терри Драммонд. Она казалась чуть выше его за счет высоких каблуков.

— Иди к себе, — приказал Фрэнк Драммонд.

— Что случилось? — настойчиво спросила она. Петра сказала ей о «хонде».

— Ах нет!

— Терри! — оборвал ее муж.

— Фрэнк, пожалуйста…

— Мадам, Кевину угрожает опасность, — продолжила Петра, но Фрэнк потряс пальцем у ее лица.

— Эй, вы, послушайте…

— Фрэнк! — Терри Драммонд схватила мужа за руку.

— Это грубейшее нарушение, — продолжал Фрэнк Драммонд.

— Позвольте войти? — спросила Петра. — В данной ситуации разговор возможен либо дома, либо в участке.

Драммонд стиснул кулаки.

— Что вы называете «данной ситуацией»?

— В машине Кевина обнаружены свидетельства преступного умысла.

— Какие?

— Давайте поговорим в доме, — предложила Петра. Драммонд промолчал.

— Довольно, Фрэнк, позволь им войти, — попросила жена. Драммонд нахмурился.

— Только короче, — резко бросил он. Но его боевой пыл явно иссяк.

Гостиная свидетельствовала о материальном благополучии, достигнутом скорее благодаря успешному ведению дел, чем получению наследства. Потолок был слишком высоким для небольшой комнаты. Стены отделаны под мрамор. Изделия из литья напоминали взбитые сливки. Мебель крупных габаритов. Пол устлан персидскими коврами.

Три картины: «Арлекин», «Балерина» и слишком яркое изображение ручья под розовым небом. Мазки серебряной краски имитировали отблески света на воде. Кошмар! Кевин Драммонд провел детство отнюдь не среди шедевров искусства.

Фрэнк тяжело опустился на диван. Терри устроилась рядом с ним, скрестила длинные ноги танцовщицы и тряхнула огненными волосами. При этом заколыхались ее груди.

Каблуки высокие, бюстгальтера нет. Из кухни доносится запах спагетти.

Я снова подумал о детских годах Кевина.

Фрэнк Драммонд с шумом выдохнул и выпрямился. Косметика, покрывавшая лицо Терри Драммонд, не могла скрыть выражения печали. Да и поза ее казалась безжизненно-вялой. Клеопатра в баркасе на Ниле.

Супруги сидели рядом, но словно чужие.

— Я понимаю, как вам тяжело… — начала Петра.

— А вы усугубляете все это, — парировал Фрэнк Драммонд. Жена посмотрела на него, но промолчала.

— А что, по-вашему, нам следует делать, сэр? — осведомилась Петра.

Ответа не последовало.

— Похоже, Кевин куда-то улетел. Не знаете куда? — вступил в разговор Майло.

— Вы детективы, — ответил Драммонд. Майло улыбнулся.

— Будь я на вашем месте, мне хотелось бы знать, где мой сын.

Молчание. Я пристально всматривался в них, пытаясь понять, не лгут ли они. Рассеянное помаргивание, резкие от волнения, почти неуловимые, но говорящие о многом движения.

Все, что я увидел, свидетельствовало о душевной боли. Боли, которую мне приходилось наблюдать слишком часто.

Родители тяжело больных детей. Родители детей, убежавших из дома. Родители детей-подростков с непредсказуемым поведением.

Неизвестность, приводившая в отчаяние.

Взгляд Терри Драммонд встретился с моим. Я улыбнулся, она , ответила слабой улыбкой. Ее муж не заметил этого. Он сидел в напряженной позе — глаза потухли, мысли витали далеко.

— Есть один положительный момент, — сказал Майло. — Для нее, а возможно, и для вас. У Кевина нет паспорта. Поэтому не исключено, что он остался в стране.

— Этого не может быть! — воскликнула Терри Драммонд.

— Милая, — сказал Фрэнк.

— Этого не может быть… пожалуйста. Что вам от нас нужно?

— Информация о местопребывании Кевина, — ответил Майло.

— Я не знаю, где он, поэтому и схожу с ума!

— Терри!

Она повернулась спиной к мужу.

— Неужели вы полагаете, что я, зная, где сейчас Кевин, сказала бы вам об этом?

— Вот как? — проговорила Петра.

Терри бросила на нее презрительный взгляд.

— Вы явно не мать.

Петра побледнела, но быстро взяла себя в руки и улыбнулась.

— Матерям свойственно защищать, молодая леди. Думаете, мне хотелось бы, чтобы вы преследовали Кевина как гончие? И, упаси Бог, застрелили бы его, если бы вам показалось, что он не так на вас посмотрел? Я знаю, как вы действуете. Готовы стрелять по любому поводу. Если бы я знала, где Кевин, то хотела бы, чтобы он был в безопасности и вне подозрений!

Фрэнк Драммонд посмотрел на жену с уважением. Все промолчали.

— Какая чепуха — подозревать Кевина в чем бы то ни было! Мать знает. У кого-нибудь из вас есть дети? Молчание.

— Ага, так я и думала. А теперь послушайте меня: Кевин — хороший мальчик, ничего плохого он не сделал. Вот почему я сказала бы вам, где он, если бы знала. Потому что я его мать. — Взгляд, брошенный на Фрэнка, свидетельствовал о том, что она считала себя на несколько голов выше мужа.

— О'кей. — Он посмотрел на жену и обратился к детективам: — А теперь, пожалуйста, уходите.

— Зачем Кевин покинул город? — спросил Майло.

— Вы не знаете, покинул он его или нет, — ответила Терри.

— Его машина стояла у аэропорта…

— Тому могло быть множество причин. — Фрэнк произнес это с вызовом, тоном адвоката.

Бросив на него неодобрительный взгляд, Терри обратилась к Петре:

— Если бы вы на самом деле были заинтересованы в решении ваших задач, вы не искали бы моего сына как уголовника, а попытались бы найти его как обычного человека.

— Что вы имеете в виду?

— Не знаю, что я имею в виду. Это ваша работа… ваш мир.

— Мадам…

Терри заломила руки.

— Мы, нормальные люди, не имеем понятия, как вести себя в подобной ситуации!

— Хорошо бы начать с ответов на наши вопросы, — сказала Петра.

— Какие вопросы? — закричала Терри. — Я не слышала ни одного разумного вопроса! Какие? Какие?

Майло и Петра дали ей время успокоиться, после чего продолжили свою рутинную работу. Двадцать минут спустя они выяснили лишь то, что Кевин последний раз звонил родителям около месяца назад.

Это сообщил Фрэнк. При его словах Терри побледнела.

Звонки раз в месяц свидетельствовали о многом в отношениях между сыном и родителями.

— Кевин нуждался в свободе действий, — пояснила Терри. — Я всегда считала его моим маленьким творцом.

Фрэнк начал что-то говорить, но внезапно умолк и принялся выдергивать нити из обивки дивана.

— Перестань, испортишь, — недовольно прошептала Терри. Фрэнк закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.

— Кевину двадцать четыре года. У него своя жизнь, — сказала Терри.

— Когда в последний раз вы посылали ему деньги? — спросил я.

Разговор о чистогане приободрил Фрэнка. Темные глаза открылись.

— Давно не посылали. Он не хотел больше их брать.

— Кевин отказался от денег?

— Со временем.

— Со временем, — повторил я.

— Он всегда был независимым. Ему не хотелось полагаться на нас, — пояснила Терри.

— Но вы тем не менее финансировали «Груврэт», — заметил я. При упоминании о журнале оба поморщились.

— Я финансировал его только вначале, — заявил Фрэнк.

— А потом?

— Это все. Вы ошибаетесь, считая, что мы вовлечены во все его дела.

— Во что мы вовлечены, так это в его жизнь, — добавила Терри. — Он наш сын, и мы навсегда останемся частью его жизни, однако… — И она замолкла.

— Кевину хотелось утвердить себя как личность, и вы уважали это его стремление, — подсказал я.

— Совершенно верно. Кевин всегда был индивидуалистом. Я обратился к Фрэнку:

— Итак, вы посылали ему деньги, чтобы он основал журнал, а потом перестали.

— Я посылал ему деньги на все, в чем он нуждался. Финансированием журнала это не ограничивалось.

— Как вы относились к журналу? Он пожал плечами:

— Это не по моей линии.

— Мне казалось, что он интересный и написан очень хорошим языком, — сказала Терри.

— А после нескольких первых месяцев?.. Фрэнк нахмурился:

— Он перестал звонить…

— Не говори так, — вмешалась Терри. — Не то чтобы мы поссорились. Ты с ним… — И обратилась к нам: — Мой муж человек властный. Другие мальчики мирятся с этим, а Кевин предпочел идти своим путем.

— Что ж, — заметил Фрэнк, — это моя вина.

— Никто не виноват в этом, Фрэнк, речь вовсе не о вине, никто не сделал ничего такого, что можно было бы назвать виной. Мы пытаемся объяснить им, что представляет собой Кевин. Они должны видеть в нем личность, а не какого-то… подозреваемого.

Фрэнк скрестил руки на груди.

— Дело не в тебе, Фрэнк.

— Слава Богу.

Терри отодвинулась от мужа, взяла диванную подушечку и, словно желая подчеркнуть отчуждение, положила ее на колени как любимое домашнее животное.

Фрэнк посмотрел в сторону кухни.

— Вот что. С меня достаточно. Я весь день провел в суде и считаю, черт побери, что имею право пообедать. А вы наш обед прервали.

Терри, однако, не поддержала его, и он не двинулся с места.

— Чем Кевин зарабатывал на жизнь после того, как перестал просить у вас деньги? — спросил я ее.

— Он никогда не просил их, — ответила Терри. — Мы предлагали, а Кевин соглашался принять их.

— Делал нам большое одолжение, — съязвил Фрэнк.

— Кевин не меркантилен. Когда он закончил учебное заведение, мы решили купить ему хорошую машину. А он пошел и купил какой-то драндулет.

Терри помрачнела, видимо, вспомнив о «хонде» у аэропорта. «Хотел иметь незаметную машину, — подумалось мне. — Но если это так, то почему бы не выбрать черную?»

— В какой-то момент Кевин начал активно отказываться от денег, — резюмировал я.

— Да, — ответила Терри.

— Есть разные способы просить, — снова заговорил Фрэнк. — Я финансировал его хобби много лет.

— Это именно то, что и должен делать отец, Фрэнк.

— Я и есть отец.

Терри испепеляла его взглядом.

— Ну вот вы и добились того, что увидели, как мы ссоримся Надеюсь, теперь вы довольны.

От ее смущенного тона Фрэнка передернуло. Он подвинулся к жене, положил ладонь на ее колени. Она не шевельнулась.

Майло посмотрел на Петру, потом — на меня. Она слегка кивнула. Я тоже.

Он открыл портфель, вынул фотографию убитой Эрны Мерфи и показал ее Драммондам.

— О Боже! — воскликнула Терри.

— Кто это, черт побери? — осведомился Фрэнк. — Весьма кстати перед обедом.

Майло и Петра не отпускали супругов, а запах спагетти между тем становился все слабее. Задавали по нескольку раз одни и те же вопросы. Перефразировали их, выказывая то симпатию, то отчуждение. Вникали в мельчайшие подробности. Нажимали на них, пытаясь установить связь между Мерфи и Кевином.

Драммонды отрицали такую связь. Отрицали все. Не выказывали никакого страха. Я верил им. Верил, что они мало знают о сыне.

В какой-то момент беседа стала менее напряженной. Все заговорили тихими голосами.

Все почувствовали разочарование. Мы не узнали ничего существенного, а они потеряли связь с сыном.

— Эта бедняга. Вы говорите, она была бездомной? — спросила Терри.

— Да, мадам, — ответил Майло.

— Но зачем, ради всего святого, Кевин познакомился бы с такой, как она?

— Он жил в Голливуде, мадам, — пояснила Петра, — а в Голливуде можно познакомиться с кем угодно.

Слова «познакомиться с кем угодно» покоробили Фрэнка Драммонда. Подумал о сексуальной ориентации Кевина?

— Мне никогда не нравилось, что он живет именно там.

— Ему хотелось чего-то нового, Фрэнк, — сказала Терри. И, обращаясь к нам, добавила: — Кевин не стал бы… я хочу сказать, он мог бы проявить доброту к такой женщине, дать деньги, и это все. Его никогда не интересовали ни психические заболевания, ни что-либо подобное.

— Только творчество, — уточнил я.

— Да, сэр. Кевину нравится творческая деятельность. Это у него от меня. Я когда-то танцевала.

— Да что вы? — удивилась Петра. — Балет?

— Я брала уроки балетного мастерства, но специализировалась в современном танце: в ритмах музыки рок-н-ролла, диско и джаза. Иногда меня приглашали на телевидение. — Терри коснулась своих волос. — Так, все шумное, наиболее популярное, шоу с танцами. Эти времена давно прошли. Я тогда много работала.

Фрэнк холодно взглянул на жену.

То, что Терри сообщила о своей карьере, навело меня на одну мысль, и я спросил:

— Вы когда-нибудь слышали о Беби-бое Ли? Она прикусила губу.

— Это музыкант, да?

— Вы когда-нибудь встречались с ним?

— Дайте подумать. Нет, по-моему, он не участвовал ни в одном танцевальном шоу. Но я встречалась с группами «Дэйв Кларк Файв», «Бердс» и «Литл Ричард»… — Шумный вздох Фрэнка заставил ее умолкнуть. — А почему вас это интересует? — спросила она.

Майло и Петра выжидательно посмотрели на меня.

— Беби-Бой Ли был убит. Кевин опубликовал краткий биографический очерк о нем в «Груврэт» и звонил в полицию, чтобы узнать детали данных судебной экспертизы.

— Так вот в чем дело? — Фрэнк хрипло рассмеялся. — Бог мой, какая нелепость. Телефонный звонок? Да не верю я вам, господа!

— С этим связано еще кое-что, мистер Драммонд, — вставил Майло.

— А именно?

Майло покачал головой.

— Прекрасно, — сказал Фрэнк.

— Сколько денег вы давали Кевину? — спросил я.

— Какая разница?

— Это что, тайна?

— Дело в том…

— Десять тысяч долларов, — сообщила Терри.

— Прекрасно, — повторил Фрэнк.

— Это не тайна, Фрэнк.

— Вы платили единовременно или по частям?

— Единовременно. Подарок по случаю окончания колледжа. Я хотел разбить эту сумму, но она… Я также оплачиваю страховку его машины и медицинскую. Я полагал, что десять тысяч хватит ему на годовую арендную плату и карманные расходы, если он не будет излишествовать.

— Как Кевин финансировал издание своего журнала и собственные расходы последние два года?

— Не знаю, — ответил Драммонд. — Я думал, что он нашел какую-то работу.

— Кевин говорил что-нибудь об этой работе?

— Нет. Но он ничего у меня не просил.

— Кевин всегда хотел быть независимым, — пояснила Терри.

— Какими делами он занимался до этого?

— Учась в колледже, Кевин не работал, я ему не советовала. Он сосредоточил усилия на занятиях.

— Хорошо ли он учился? — О да!

Консультант Кевина Шулль оценивал способности Кевина как весьма скромные. Студентом-отличником он отнюдь не был.