Любовь - азартная игра

Каким-то чудом все уладится в конце концов.

Успокоившись, она ложилась в постель и засыпала. А утром снова охватывало беспокойство, и Идона понимала — ничто самой собой не уладится.

Глупо на это надеяться, ей следует самой позаботиться о своем будущем.

«Но как?» — спрашивала она себя в большой спальне, той самой, где в давние времена принц Чарльз после казни отца Чарльза I прятался от войск Кромвеля.

Но ни тени предков, ни призраки старинного дома не помогали девушке, и, носясь по полям верхом на Меркурии, которого она считала своей собственностью, она думала: не лучше ли ей вообще куда-нибудь убежать?

Но Идона не была уверена, что это достойный выход из положения, что где-то вдали ей будет легче и проще. Кроме того, не может же она бросить на произвол судьбы Эдама с женой, конюха Нэда, престарелых арендаторов и их покрытые соломой дома, не поборовшись за них!

А вдруг маркиз захочет всех выгнать и поселить там своих людей? И в доме тоже?

От этой мысли Идона ужасно разволновалась и принялась все чистить и убирать, чтобы в случае приезда маркиз не мог сказать, что за домом не следили как подобает.

В лицо дул ветерок, солнце слепило глаза, и она подумала, что хорошо бы умчаться за горизонт и больше никогда не возвращаться.

По крайней мере тогда не надо будет ни о чем беспокоиться или страшиться человека, которому по закону она теперь принадлежит.

«Не верю, это не может быть правдой!» — повторяла она снова и снова.

Но невозможно было заподозрить мистера Лоусона в обмане и уж по крайней мере насчет того, что карточный проигрыш отца является долгом чести, от которого ни один настоящий джентльмен не станет отказываться. Размышляя над своей жизнью, она не заметила, что едет в сторону леса, столь любимого, но в котором она так редко бывала.

Этот огромный лес, который перерезала дорога, называли « охотничьим ».

Именно про «охотничий» лес говорил отец с наступлением сезона охоты на лису:

«Может, в другом лесу мы ничего не найдем, но в этом одну-другую — наверняка».

Идона любила весенний лес, когда на полянках появляются первые цветы: анемоны, примулы, колокольчики.

Скоро лес оживет, прилетят птицы; рыжие белки, затаившись в гуще листвы, станут наблюдать, как она проезжает под деревьями.

Думая об «охотничьем» лесе, Идона доехала до дороги и впереди под деревьями увидела четырех лошадей.

Она растерянно смотрела, размышляя, чьи они и почему здесь. Впрочем, лесничего у них нет, никто лес давно не охраняет.

Две лошади были привязаны к упавшему дереву, а две другие спокойно щипали траву, явно не собираясь никуда убегать.

Идона перебирала в уме возможные варианты, но ни один не годился.

Для браконьеров — очень рано. Но даже если это и они (а такое случалось, ведь отец не мог позволить себе держать лесничих), то это местные, и они бы пришли пешком.

Потом Идона подумала: может, они из других частей графства и приехали расставить силки на птиц или на кроликов?

«Но кто бы они ни были и что бы они ни делали, я должна их выдворить. Сейчас не время для охоты, и, узнай об этом папа, он бы рассердился».

Идона повернула в чащу леса, спешилась, привязала Меркурия к дереву. Но она не хотела, чтобы незнакомцы увидели ее прежде, чем она выяснит, кто они такие. Вот поэтому она тщательно спрятала лошадь за кустами рододендронов.

Идона вошла в лес и по тропинке, идущей параллельно дороге между деревьями, направилась к лошадям.

Вокруг тишина, нигде никого.

Она прошла довольно много и уже подумала, что наездники уехали, пока она привязывала Меркурия.

Но тут же услышала голос и остановилась.

Мужской голос доносился от самой дороги.

Идона прислушалась и уловила еще один, тоже мужской. Он отвечал первому.

Она осторожно, стараясь не шуметь, продвигалась вперед, ибо внутренний голос подсказал ей, что эти люди не должны ее заметить.

Прячась за кустами и толстыми стволами деревьев, Идона сделала еще несколько шагов и снова услышала голоса, но как будто вдали.

Осторожно выглянув из зарослей, увидела пыльную дорогу, над которой, словно образуя тоннель, сплелись ветки деревьев.

Идона услышала грубый мужской голос:

— Вот этого хватит, передние лошади сразу свалятся.

— Зачем всех-то портить? — возразил другой. — А ведь так и выйдет, если первые две завалятся. Они едут на четверке получше наших.

Первый рассмеялся:

— Уж это точно, а дамочка там, я тебе скажу, охо-хо-хо! А цацки на ней… Их бы я пощупал.

— Пощупал! Не тяни лапы вперед всех. Поровну, ясно?

Идона затаилась и, всматриваясь сквозь листву, догадалась, что это разбойники устраивают засаду.

Они привязали веревку к деревьям по обеим сторонам от дороги с тем, чтобы, когда подъедет экипаж, поднять ее и преградить путь.

Две передние лошади споткнутся и упадут, сильно повредят колени, а может, и переломают ноги.

Как сказал один разбойник, задние, может, и устоят и останутся целы, но испугаются.

Идона уже слышала о подобном трюке, который использовали разбойники в другой части графства.

Надо отдать должное разбойникам: место для преступления они выбрали с умом — дорога здесь сильно сужалась и с обеих сторон близко подступал лес.

У жертвы было мало шансов отбиться от неожиданных налетчиков.

Очень медленно и осторожно Идона повернула назад, размышляя, кого бы позвать на помощь.

По этой дороге редко кто проезжал, разве что соседи по поместью, поэтому упоминание о женщине с украшениями удивило Идону.

Вскочив на Меркурия, который, как ей показалось, с упреком поглядел на хозяйку за то, что она привязала его за поводья и тем самым лишила возможности пощипать зеленой травы, Идона поскакала из леса.

Совершенно ясно, что те, кого ждали бандиты, должны появиться с севера.

Сначала Идона решила выехать к верхней части дороги и предупредить путешественников, но вдруг вспомнила о «Дог энд Дак».

Это была маленькая гостиница за пределами отцовских владений, стоящая в деревушке поблизости от «охотничьего» леса.

Хозяина гостиницы Джима Барли она знала с детства.

Часто они с отцом и матерью заезжали в его гостиницу после охоты.

Отец обычно заказывал кружку эля или домашнего сидра, матери Джим Барли приносил чашку чая, Идоне — стакан молока.

Иногда их угощали ячменными лепешками, только что из печи, или фруктовыми пирожными.

Идона приняла решение — ехать к Джиму Барли и рассказать про разбойников.

Вскоре она уже въезжала в выложенной галькой двор старой гостиницы, выкрашенной в черное и белое, как их дом.

Соломенная крыша требовала ремонта, но окна сверкали чистотой, и Идона была уверена — в яслях конюшни есть свежее сено.

Проезжая по двору, она увидела перед входом потрясающую карету.

Ничего более современного и красивого Идона еще в жизни не видела!

В карету была впряжена четверка лошадей, прекрасно подобранных по масти и, без сомнения, отличных кровей.

Идона понимала: если она не предотвратит нападение, бедные животные сильно пострадают, а ведущая пара может даже погибнуть. Мысль об этом была невыносима.

Идона торопливо спешилась и повела Меркурия в конюшню.

Поставив Меркурия в стойло, она вернулась во двор, пытаясь решить, кому сказать о готовящемся нападении: слугам или самому хозяину.

У заднего входа в гостиницу кучер разговаривал с хорошенькой горничной в чепце, может быть, дочерью Джима Барли.

Идоне не хотелось мешать их беседе, и, кроме того, она подумала, что кучер ей просто не поверит.

Поэтому Идона вошла в холл гостиницы, где зимой обычно топился камин.

Сейчас камин не горел, холл был пуст, и она решила, что владелец экипажа находится в гостиной.

Джим Барли очень гордился своей гостиной. Едва ли какая-нибудь еще деревенская гостиница могла похвастать подобной.

Вообще-то поначалу маленькая комната предназначалась для конторы или даже склада.

Потом в ней прорубили окно с видом на сад, поставили кресла и обеденный стол.

Джим Барли хвастался, что в такой гостиной не грех принимать и дворян.

Все еще не решив, не лучше ли ей встретиться сперва с Джимом Барли, Идона прошла по узкому коридору, ведущему в гостиную.

Дойдя до двери и не услышав голосов, она открыла дверь, посмотреть — есть ли кто.

Комната показалась пустой, но открыв дверь шире, Идона испугалась, увидев почти за дверью, у окна, мужчину, смотревшего в сад.

Когда мужчина обернулся, Идона поняла: это хозяин экипажа.

Экипаж замечательно хорош собой, и хозяин под стать.

Идона никогда не видела такого красивого, элегантного мужчины.

Темные волосы касались плеч — прическа, как рассказывал отец, введенная в моду принцем-регентом.

Галстук, завязанный неимоверно сложным узлом, ослеплял белизной, как и уголки воротничка, поднимавшиеся выше подбородка.

На мужчине были белые бриджи и гессианские сапоги, начищенные так тщательно, что казалось, в них отражается вся комната.

Идона посмотрела ему в лицо, и у нее перехватило дыхание.

Глубокие складки залегли от носа ко рту, отчего выражение его лица было циничным и одновременно высокомерно-скучающим. Идоне показалось, что именно так должен выглядеть Люцифер.

И прежде чем воображение унесло ее дальше, мужчина резко спросил:

— Что вы хотите?

Смущенная его внешностью, Идона с трудом вспомнила о причине своего приезда сюда.

Слегка вздернув подбородок, робея, она сказала:

— Сэр, вы владелец экипажа, который во дворе?

— Я.

— Тогда я должна вас предупредить.

— Предупредить меня? — резко спросил джентльмен. — О чем?

— Когда вы выедете отсюда, как я понимаю, вы направитесь по дороге на юг? Так вот, при въезде в лес на вас собираются напасть четверо разбойников.

— Разбойники? — повторил джентльмен. — А откуда у вас такая уверенность? И если они там, как вы узнали, что они собираются напасть на меня?

Следуя моде, он говорил медленно, бесстрастно и нараспев, с презрительным выражением лица и с усмешкой в глазах.

Идона подумала — он не поверил ей и в чем-то заподозрил. Она даже пожалела, что вмешалась во все это и не предоставила джентльмена его судьбе.

Потом ей стало жаль лошадей, и она быстро сказала:

— Разбойники перекинули веревку через дорогу. Когда ваш экипаж подъедет, они ее поднимут, и ведущие лошади упадут.

— Старый трюк, — заметил джентльмен. — И в то же самое время очень эффективный.

— Я подумала, стоит сказать вам об этом, — добавила Идона.

— И за это, как я полагаю, я должен заплатить? — заметил джентльмен.

Идона сперва не поняла, что он имеет в виду, но когда он вынул из кармана кошелек, она негодующе заявила:

— Нет-нет, конечно, нет! Я пришла лишь потому, что считала своим долгом предупредить вас об опасности. И никаких других мыслей у меня не было, уверяю вас.

— И в то же время, я уверен, вы не откажетесь от возможности купить себе ленты для волос или новое платье, чтобы ослепить местных щеголей.

Идоне показалось, что джентльмен насмехается над ней, и она сердито сказала:

— Если вы намерены меня оскорблять, сэр, мне лучше уйти.

Она поклонилась и хотела уйти, но в это время очень быстро — чего она никак не ожидала от него — джентльмен протянул руку и закрыл дверь.

— Не так скоро, — сказал он. — Вы говорите, разбойники ожидают меня, но где?

— Примерно в четверти мили вниз по дороге на юг, — сказала Идона. — А теперь я хочу уйти.

Джентльмен сделал два шага и загородил спиной дверь.

— К чему спешить? Не вижу причины для этого. И мне странно, что такая хорошенькая девушка живет в этакой глуши, да еще и не хочет наряжаться.

Идона понимала — он смеется над ней, но вдруг заволновалась, вспомнив, как выглядит.

Она ездила на лошади ради собственного удовольствия и никогда не надевала шляпу для верховой езды, а просто забирала волосы и закрепляла на затылке.

Ее вьющиеся волосы растрепались на ветру, и сейчас она была похожа на настоящую Богиню Весны.

На ней была старенькая белая блузка, искусно заштопанная няней, чуть тесноватая в груди.

Под стать ей была и зеленая юбка для верховой езды, которую она носила без жакета, слишком узкого и потертого на швах.

Из-под полуопущенных век джентльмен изучал Идону; его взгляд, казалось, пронзал ее насквозь, и девушка неожиданно ощутила робость.

Никогда раньше она не испытывала такого смущения.

Ей захотелось убежать, но джентльмен все еще загораживал дверь.

— Позвольте выразить вам мою благодарность. С этими словами он вынул пять золотых соверенов и протянул девушке.

— Представьте себе, что вы можете на них купить, — продолжал он. — Без сомнения, местный красавчик, с которым вы встречаетесь вечерами после работы, будет петь вам такие дифирамбы, которых вы еще не слышали.

— Я уже сказала, сэр, — ответила Идона, — ваш тон оскорбителен! И мне лишь остается надеяться, что разбойники сумеют преподать вам урок, который запомнится надолго.

Идона рассердилась; ее глаза от возмущения стали темно-голубыми, как альпийские цветы. Сама того не подозревая, она стала еще красивее.

— Но, может, мне отблагодарить вас по-другому? — спросил джентльмен.

Он протянул руки и, к ее удивлению, привлек к себе.

Когда Идона осознала, что он собирается ее поцеловать, она принялась отчаянно бороться, и, к его удивлению, не безуспешно. Вырвавшись из его объятий, она отскочила в другой конец комнаты.

Оглянувшись, Идона заметила на столе грязные тарелки и пустые бокалы от вина.

Мужчина не двигался. Идона настороженно смотрела на него, размышляя, как бы убежать отсюда. Сердце ее учащенно билось.

Она не могла понять, но какой-то магнетической силой он притягивал ее.

Потом в дурном предчувствии она прижала руки к груди — ей стало тяжело дышать, — но в этот миг открылась дверь, и вошел Джим Барли со счетом в руке.

Пропуская его, джентльмен вынужден был отойти от двери; Идона выскочила в коридор и, не останавливаясь ни на секунду, — во двор, мимо экипажа, в конюшню, где стоял Меркурий.

Когда она оттаскивала лошадь от яслей с сеном и разворачивала, чтобы оседлать, кто-то стоял у входа в конюшню и наблюдал за ней. Идона оглянулась: о Боже — джентльмен, от которого она только что убежала!

Идона испуганно посмотрела на него.

Какое-то время стояла напряженная тишина. Потом, растягивая слова, он проговорил, но уже другим, не таким, как прежде, тоном:

— Извините меня, я думаю, нам не стоит ссориться…

Идона молча перевела взгляд на Меркурия, а джентльмен продолжал:

— Я прошу вас показать, где меня ждут разбойники. Согласитесь, они не должны уйти безнаказанно и впредь продолжать свое гнусное дело.

— Я… я уже сказала, где они, сэр.

Идоне хотелось говорить ледяным тоном, но голос звучал молодо и страстно.

— Вы знаете не хуже меня, — ответил джентльмен, — что мы не сможем устроить им засаду без вашей помощи. Одно неосторожное движение, и они убегут. А потом в другой день они так же подстерегут другого, ничего не подозревающего путешественника, которому не повезет, как мне, и его никто не предупредит об опасности.

— Я не понимаю, что… я могу сделать.

— Вы можете проводить меня к тому месту, где они готовят засаду, и… вдохновлять своим присутствием.

Идона снова уловила насмешку, но зато в тоне не было прежнего презрения.

Она решила, что покажет место, где спрятались разбойники, и сразу вернется домой, чтобы не участвовать в дальнейших событиях.

— Хорошо, сэр, — сказала она, — но предлагаю не ехать в вашем экипаже — именно его-то они и ждут.

— А я и не собираюсь, — ответил джентльмен. — Подождите здесь, я предупрежу своих людей, что мы поедем верхом.

Он ушел, и Идона тотчас упрекнула себя в том, что ввязалась в это дело. Если у нее есть хоть капля здравого смысла, то надо предоставить противного, неблагодарного джентльмена самому себе.

Пока Идона обдумывала, как ей лучше исчезнуть отсюда, он вернулся.

— Итак, мы едем, — объявил он, — но учтите: как только вы довезете нас до места, отходите и держитесь в стороне.

Он умолк, но так как Идона ничего не ответила, добавил:

— Но и вы можете оказаться в опасности, хотя вряд ли. Я дам вам пистолет на всякий случай. Вы когда-нибудь стреляли?

— Да, я умею стрелять, — ответила Идона. Стрелять ее научил отец, когда она достаточно повзрослела, чтобы держать оружие, и Идона понимала, что хотя ей как девушке это и не нужно, но тем самым заменяет отцу сына, которого у него не было и о котором он мечтал.

Сопровождая отца на охоте в дождь и ветер, Идона с трудом выискивала куропаток на картофельных полях.

Вообще-то ей не хотелось никого убивать, но так нравилось бродить с отцом по лесу!..

Идона взяла маленький аккуратный пистолет и спросила:

— Он заряжен?

— Конечно. Будьте осторожны: нам ни к чему несчастный случай.

— А его и не будет, по крайней мере по моей вине, сэр, — произнесла Идона с гордостью и тут же пожалела, снова увидев насмешку в его глазах и искривленные в ухмылке губы.

Он опять смеялся, и девушка почувствовала, что ненавидит его. Если разбойники перехитрят и у него ничего не получится, пускай, он получит по заслугам.

Идоне казалось, хотя она и не знала почему, что этот человек привык быть победителем — всегда и во всем. В любой ситуации, несмотря ни на какие препятствия, он достигает цели.

В тот самый момент, когда они готовы были выйти, раздался шум.

И в конюшню вплыло нечто. Видение. Грациозное, красивое. Идона смотрела не веря собственным глазам.

Видение было в платье из розового атласа, с длинной мантильей.

На голове — высокая шляпка с перьями в тон ткани.

На шее — ожерелье из жемчуга и бриллиантов, сверкающее даже в полумраке конюшни.

— Что происходит? Так мы едем или нет? — спросило видение.

— Да, дорогая, но я вынужден попросить тебя подождать в гостинице, пока не улажу кое-какие дела.

Разглядев Идону в полутьме конюшни, незнакомка проговорила:

— Если это мешает продолжению поездки, я не потерплю. Что ты с ней здесь делаешь, хотела бы я знать?

— Дорогая Клэрис, — голос джентльмена звучал невыразимо скучно, — не делай из себя большую дуру, чем ты есть на самом деле.

— Ты меня не обманешь! Ты флиртуешь тут с этой женщиной, и если она немедленно не уберется отсюда, я выцарапаю ей глаза!

Она сделала движение в сторону Идоны, и та подумала: «Да, Клэрис, без сомнения, прелестна, но до ужаса вульгарна!»

Голос ее звучал резко, а речь выдавала человека, не слишком обременившего себя образованием. Лицо можно было назвать красивым во многом благодаря румянам на щеках, помаде на губах и искусно подведенным глазам.

— Веди себя прилично, — потребовал джентльмен. — Женщина, которую ты оскорбляешь, спасает тебя. Не будь ее, ты бы могла навсегда расстаться с украшениями.

— Мои украшения! — вскрикнуло Видение.

— Да, твои украшения, — повторил мужчина. — Четыре разбойника с большой дороги горят желанием освободить тебя от побрякушек. Так что помалкивай, возвращайся в гостиницу, закажи бокал вина и жди, пока я расчищу дорогу.

— Ты действительно хочешь сказать, что бандиты намерены сорвать с меня ожерелье, — спросило Видение, — заполучить жемчуга, кольца и шкатулку с драгоценностями?

— Да, именно так и будет, — твердо заявил он, — если ты не станешь вести себя как следует.

— Могу сказать тебе то же самое, — парировало Видение. — Но думаю, ты меня все же не обманываешь.

— Возвращайся в гостиницу, — велел джентльмен, — если ты не хочешь потерять вместе с украшениями и жизнь.

Она вскрикнула и, подхватив юбки, вылетела из конюшни, пересекла двор и исчезла в гостинице.

От обмена грубостями, при котором ей пришлось присутствовать, у Идоны захватило дух, но джентльмен как ни в чем не бывало сказал:

— Поехали, лошади готовы. Я жду.

Он пошел вперед, и Идона увидела, с какой невероятной скоростью, говорившей о большом опыте и долгой практике, кучер выпряг лошадей из упряжки и оседлал.

Джентльмен вскочил в седло, надвинул шляпу поплотнее и жестом, совершенно не похожим на просьбу об одолжении, позвал Идону в путь.

Она направила Меркурия по дороге, потом свернула в поле, как и первый раз. Доехав до места, где стояли четыре лошади, они увидели, что две по-прежнему привязаны, а две пасутся.

Впервые после отъезда из гостиницы джентльмен подъехал к Идоне.

— А теперь скажите мне, где они?

Идона объяснила, как незаметно подъехать с двух сторон.

Мужчина подошел к старшему кучеру и вынул часы из жилетного кармана.

— Даю тебе четыре минуты, Гудвин, чтобы добраться туда. Я знаю, ты справишься с двумя мерзавцами, если сможешь подобраться к ним сзади.

Как только я разберусь на своей стороне дороги, я присоединюсь к тебе.

— Хорошо…

— Отправляйся и делай, как я сказал.

Кучер исчез из виду, и Идона поняла: он сможет незаметно подкрасться к разбойникам, ожидающим экипаж, тот самый, что стоит во дворе гостиницы.

Джентльмен молчал, Идона тоже не произнесла ни слова, понимая, что в тихий день в лесу звук голоса разносится далеко.

Потом он вынул часы из кармана еще раз и кивком дал сигнал другим слугам — они должны двигаться к лесу. Один пошел вправо от четверки лошадей, другой — влево.

Идона видела, как они исчезли за деревьями.

Потом она решила, что не может просто так стоять и ждать, и стала подбираться поближе, понимая, что внимание разбойников сосредоточено на дороге, по которой вот-вот, по их подсчетам, должен появиться экипаж.

Идона спешилась.

Меркурий торопливо опустил голову и принялся щипать траву, а она вошла в лес, держа наготове пистолет и прислушиваясь — не стреляет ли кучер, ушедший первым.

Было так тихо — ни единого звука, — что Идона забеспокоилась. Но тут — один за другим тишину разорвали громкие хлопки.

Она увидела, как вскочили разбойники, захваченные врасплох появлением джентльмена.

Первым выстрелом он ранил одного в ногу, тот упал. В это время кучер выстрелил во второго, и тот с криком повалился на землю.

Джентльмен подошел к разбойникам и, наставив на них пистолет, сказал:

— Бросайте оружие!

Один из них выронил пистолет, падая, второй послушно кинул оружие на дорогу.

— Вы останетесь здесь, пока вас не заберут солдаты. А потом за все преступления вас повесят. И поделом.

В это время Идона, уже подошедшая совсем близко, увидела, как с другой стороны дороги в джентльмена целится третий разбойник.

Не раздумывая, Идона выстрелила.

Казалось, оба выстрела прозвучали одновременно. Идона увидела, что разбойник выронил пистолет и упал лицом в землю. Пуля, выпущенная из его пистолета, ударилась о камень на другой стороне дороги. Пройди она чуть выше, она бы поразила цель.

Джентльмен, поняв, что произошло, резко повернулся к Идоне.

— Я не велел вам влезать в это дело! — сказал он.

Потом взял у нее пистолет и — уже мягче — добавил:

— И все же я вам очень благодарен. Спасибо. Вы спасли мне жизнь.

Глава 3

Идона промолчала, а он продолжал:

— Я прослежу, чтобы этих проходимцев как следует связали. А потом вы мне скажете, как добраться до ближайшего магистрата или — еще лучше — до Главы судебной власти графства.

Он подошел к разбойнику, раненному в ногу, который отчаянно ругался в то время, как кучер крепко вязал его по рукам и ногам.

Идона немного постояла в нерешительности, потом подумала, что у нее нет никакого желания встречаться с лорд-лейтенантом[1].

Он не пришел на похороны отца и даже не прислал ей соболезнования.

Этот человек ей никогда не нравился. У нее было ощущение, что он осуждает ее отца. Вдруг Идона совершенно ясно представила себе картину: она объясняет ему, как оказалась вовлеченной в заговор грабителей против путешественника.

Девушка развернулась и кинулась, петляя между деревьями, к полю и дальше, к тому месту, где оставила Меркурия.

Увидев ее, конь поднял голову; Идона вскочила в седло и, не оборачиваясь, пустила лошадь галопом.

Только отъехав на приличное расстояние, она заметила, как колотится сердце и как трудно ей дышать. И вдруг до нее дошло, что она убила человека!

При этой мысли она вздрогнула. Как могла она, ни разу не поднявшая руки на птицу или кролика, убить человека!

Потом Идона стала рассуждать: ведь если бы не выстрелила она, то джентльмен, пусть даже он не вызывал у нее ни малейшей симпатии, был бы убит, а разбойники ушли бы безнаказанными и продолжали заниматься своим гнусным делом.

Она ехала быстро и, когда увидела свой дом в плотном окружении деревьев, почувствовала себя в безопасности.

Она поставила Меркурия в конюшню, повесила поводья, седло и решила взглянуть, все ли в порядке и не забыл ли Дэн дать им сена и воды.

Но вдруг, к своему удивлению, она увидела, что два последних стойла, обычно пустовавшие, заняты лошадьми.

Она подошла поближе: лошади очень породистые, превосходные, гораздо лучше, чем были у ее отца.

Ничего не понимая, Идона выскочила из конюшни, пробежала через выложенный камнями двор к боковой двери, ведущей на кухню.

По каменному коридору, куда выходили двери маслодельни, кладовой, судомойни, которые в прошлом использовались, а сейчас закрыты, потому что не было слуг убирать там и заниматься ими, она дошла до кухни и остановилась как вкопанная.

У печи стоял незнакомый мужчина и беседовал с няней, сидевшей на стуле возле дощатого стола.

Няня поднялась со словами:

— А вот и мисс Идона! Слава Богу, вернулась! Я уж забеспокоилась, куда ты пропала.

— А что случилось? В чем дело? — спросила девушка.

К ее удивлению, вместо ответа няня подошла к ней, взяла за руку и вывела в коридор.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказала она. — Давай-ка перейдем куда-нибудь в другое место.

— Но почему? И кто этот человек? — спросила Идона.

Няня не ответила, она потащила Идону по коридору в господскую половину дома.

Совершенно ошарашенная, Идона подчинилась няне, и лишь когда они оказались в гостиной и дверь за ними закрылась, она спросила:

— Что такое, няня? Почему этот человек здесь? И чьи лошади в конюшне?

Ее голос дрожал, она и сама знала ответ — это связано с маркизом Роксхэмом.

И, словно прочитав мысли девушки, няня сказала:

— Не нервничай, мисс Идона. Рано или поздно его светлость должен был появиться, чтобы посмотреть на свои владения.

Идона вздохнула:

— Ты говоришь, сюда едет маркиз? Няня кивнула:

— С час назад прискакали двое.

— Двое? А где другой?

— Он ушел на ферму купить продуктов: видно, из того, что есть в доме, ничего не подходит для его светлости.

— Ты хочешь сказать, он собирается здесь обедать?

— Его светлость останется на ночь, — ответила няня. — Его сопровождает дама, так что надо приготовить две спальни.

Внезапная догадка осенила Идону.

Она посмотрела на няню широко раскрытыми глазами и не своим голосом проговорила:

— Ты сказала, его светлость едет с дамой?

— Так сказали его люди. Я отправила Эдама наверх — приготовить комнату хозяина и соседнюю.

— О нет! — прошептала Идона.

Но, к сожалению, именно этого она и ожидала. Маркиз, как новый владелец, захочет спать в спальне хозяина дома, а дама, сопровождающая его, в комнате матери.

Конечно, Идона поняла, что уже видела маркиза, и он произвел на нее крайне неприятное впечатление.

И все-таки она спасла ему жизнь!

И поскольку она хотела убедиться, что ее догадка верна, она спросила:

— А что за люди приехали?

— Говорят, верховые его светлости, он всегда их посылает вперед. Один повар, а другой прислуживает милорду в путешествиях.

«Верховые», — подумала Идона.

Конечно, у него были слуги, и, остановившись на ленч в гостинице, он послал их вперед, чтобы они все приготовили к его с дамой приезду.

Идоне хотелось кричать от мысли, что Видение с вульгарным голосом, обвешанное бриллиантами, станет спать в комнате матери!

Потом, взяв себя в руки, совершенно спокойно, несмотря на то, что внутри все дрожало, Идона сказала няне:

— Я думаю, нам ничего не остается, как достойно принять их.

— Да уж, конечно, тебе, мисс Идона, ничего не остается, кроме как постараться быть приятной! — резко сказала няня. — Не хуже моего знаешь, если его светлость выкинет тебя на улицу, тебе некуда будет податься, как и всем нам.

Со вздохом Идона сказала:

— Хорошо, я пойду наверх и переоденусь.

— Я уже подумала об этом и достала одно из последних платьев ее светлости — муслиновое, она его перед смертью надевала. Я знаю, ты не хотела бы трогать ее вещи, но их все равно уже вынесли из комнаты. И потом, его светлость, когда увидит тебя в нем, поймет, что по рождению и воспитанию ты — леди. И что относиться к тебе нужно как к леди.

В голове у Идоны мелькнуло: хорошо, что няня не слышала, как маркиз разговаривал с ней!

Идона и сама понимала, что если она хочет что-то выиграть для себя и, что еще важнее, для людей, зависящих от нее, она должна ясно дать понять ему с самого начала, что она не пустое место.

На какой-то момент мужество изменило ей, и она подумала, что не сможет встретиться с маркизом и самое лучшее — ускакать на Меркурии и не появляться, пока он не уедет.

Потом она вспомнила, что от нее зависит будущее няни и Эдама с женой, стариков в деревне, фермеров, доверившихся ее отцу в надежде, что он позаботится о них, когда они не смогут платить ренту.

Она взяла няню за руку.

— Пойдем, поможешь мне, — сказала она. — Я очень боюсь, няня, и ты совершенно права: мне нужно надеть мамино платье, оно придаст мне силы.

Руки у няни были очень холодные, и Идона поняла: старушка испугана не меньше нее.