Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дезире - значит желание

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Картленд Барбара / Дезире - значит желание - Чтение (стр. 13)
Автор: Картленд Барбара
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— И это… понимание, как вы говорите, пришло к вам, потому что вы влюблены?

— Потому что я встретил женщину, заставившую меня увидеть, что хорошо и что плохо. Будучи во многих отношениях олицетворением чистоты и невинности, она заставила меня увидеть прошлое в истинном свете.

— И где же вы могли встретить такую… необыкновенную женщину?

Корнелия увидела, как он вспыхнул и закусил губу. Потом улыбнулся, и все его лицо преобразилось.

— А вам никогда не случалось встретить человека и сразу, с первого взгляда понять, что он — хороший? Не важно, как он будет выглядеть, что делать или говорить — просто от таких людей исходит некое излучение, которое говорит вам, что они чисты и совершенны в истинном значении этого слова. — Герцог глубоко вздохнул и добавил: — Этого-то я и боюсь.

— Боитесь? — недоуменно переспросила Корнелия.

Боюсь, я недостаточно хорош для нее. — Герцог тряхнул головой, словно отбрасывая этот страх. — Я не должен был так говорить с вами, и все же я прошу вас понять и отпустить меня.

— Я отвечу вам завтра, — повторила Корнелия. — А сейчас напишу герцогине, что ждем всех двадцать шесть человек к обеду.

— Что ж, я согласен, — ответил герцог.

Не оглянувшись на него, Корнелия вышла из библиотеки и закрыла за собой дверь. Чувства переполняли ее, и она схватилась за спинку стоявшего в холле стула, чтобы не упасть в обморок.

Герцог выдержал испытание. Значит, Рене была права — он действительно ее любит. Корнелии хотелось плакать от радости. Потом, как ей показалось, спустя долгое время, она сидела в маленькой столовой и писала ответ герцогине. А затем послала за шеф-поваром и распорядилась об обеде на двадцать восемь персон, заказав все блюда, которые, как ей было известно, особенно нравились герцогу. Всего месяц назад необходимость выполнения этих обязанностей привела бы ее в ужас. Но теперь все изменилось.

Герцога она больше не видела. Во время ленча дворецкий принес ей записку, в которой говорилось, что его светлость просит его извинить: он решил объехать несколько ферм, расположенных в дальнем конце имения. Корнелия поняла: он прощается с «Котильоном», считая, что видит его последний раз в жизни.

Он не появился ни к чаю, ни позже, когда уже начало вечереть, и, осмотрев цветы, которыми садовники украсили большую гостиную, Корнелия поднялась к себе.

Вайолет ждала ее. Подойдя к ней, Корнелия обняла свою горничную и поцеловала в щеку. Потом она сняла темные очки и вложила их в руку Вайолет.

— Выброси их, Вайолет. Разбей, закопай в землю, чтобы я их никогда больше не видела, как и одежду из моего приданого. Упакуй все и отошли в какое-нибудь благотворительное общество.

— Ваша светлость! Что случилось?

— Теперь все хорошо, Вайолет.

С сияющими глазами Корнелия повернулась к зеркалу.

После некоторого раздумья она выбрала зеленое шифоновое платье, которое было на ней в тот вечер, когда герцог впервые поцеловал ее. Оно красиво облегало ее фигуру, придавая ей вид юного эфирного создания. Сегодня она будет в собственных украшениях, решила Корнелия, застегивая на шее сверкающее бриллиантовое колье и надевая длинные серьги — свадебный подарок от Эмили.

— Вы наденете диадему, ваша светлость? — спросила Вайолет.

Корнелия покачала головой:

— Нет, обед неофициальный, хотя на нем будут присутствовать их величества. Но я хочу, чтобы ты сделала мне такую же прическу, как позапрошлым вечером, только вот я потеряла свои бриллиантовые шпильки.

— У вас есть другие, ваша светлость, те, что вместе с диадемой, — напомнила Вайолет.

Она приподняла обтянутую бархатом подставку, на которой покоилась диадема. Под ней лежали шесть шпилек, усыпанные драгоценными камнями. Они были гораздо больше тех, что она купила себе в Париже, и, когда Вайолет заколола ими ее волосы, шпильки засверкали в темных прядях подобно звездам в ночном небе.

На щеках у нее горел румянец, ничем не обязанный искусственным средствам. Ее ресницы — длинные, темные и загнутые — были так же хороши, как и тогда, когда она подкрашивала их, чтобы подчеркнуть большие, зеленые с золотистыми крапинками глаза Дезире. Искусственно подкрашенными были только ее губы: она воспользовалась губной помадой, которую дала ей в Париже Рене. Корнелия улыбнулась своему отражению в зеркале, и ее красные губы призывно изогнулись в улыбке — очень женственной, но и сохраняющей что-то от застенчивой невинности ребенка.

Она была готова, но все еще медлила спускаться вниз. Мгновение, которого она так ждала и в то же время страшилась, пришло, а тело отказывалась ей повиноваться, и она не осмеливалась сделать этот последний шаг в неведомое.

— Кареты подъезжают, ваша светлость, — взволнованно известила ее Вайолет.

И тогда Корнелия заставила себя выйти из спальни и подойти к ведущей вниз лестнице. Первые гости уже входили через парадную дверь в большой мраморный холл. Их приветствовал герцог, которому через минуту предстояло выйти на ступени парадного входа, чтобы встретить их величества.

Корнелия стала медленно спускаться, придерживаясь одной рукой за перила. Тихий шелест юбки был единственным звуком, сопровождавшим ее движение. Но ее сердце билось так, что ей казалось, будто все собравшиеся в холле слышат его стук. Она была на шестой снизу ступени, когда герцог обернулся и увидел ее. Несколько мгновений он просто смотрел на нее без всякого выражения, а потом вся кровь отлила от его лица.

— Дезире! — сдавленно проговорил он и шагнул ей навстречу.

Корнелия! Тебя просто не узнать! — воскликнула Лили и поцеловала ее в притворном порыве радости. — Моя дорогая, как ты изменилась! Неужели это Париж? Я поражена. Глазам своим не верю.

Корнелия высвободилась из объятий Лили, поцеловала дядю, пожала руки двум другим гостям, с которыми уже была знакома, и только после этого, под нестихающие восклицания Лили по поводу ее метаморфозы, снова взглянула на герцога.

У него был вид человека, попавшего в водоворот и не знающего, что ему делать. Их глаза встретились, и Корнелия лишилась способности двигаться и дышать.

— Дрого! Их величества! — повелительным тоном известила Лили, и герцог, двигаясь как автомат, пересек холл и вышел через парадную дверь.

— Давайте пройдем в гостиную, — предложила Корнелия голосом, который ей самой показался чужим.

Лили что-то щебетала, дядя Джордж задавал ей какие-то вопросы, но позднее она ни за что не смогла бы повторить, о чем они говорили и что она им отвечала. Помнила только, что ей удалось приветствовать короля с королевой реверансом, полным изящества и достоинства.

С этого момента весь вечер приобрел характер некоего фантастического действа, когда все, что она делала или говорила, казалось нереальным. Корнелия сидела на одном конце длинного обеденного стола и через горы золотых украшений и мили искусно расставленных орхидей пыталась увидеть лицо герцога.

Она смеялась и без смущения разговаривала с королем, сидевшим справа от нее. В конце концов он сделал ей комплимент, хотя она не смогла бы сказать, о чем они говорили.

Гости играли в бридж и музицировали, а когда герцогиня Рутленд встала, чтобы отвезти своих гостей домой, были высказаны искренние сожаления о том, что время пролетело на удивление быстро.

— Теперь мы будем ждать приглашений в «Котильон» еще с большим нетерпением, чем прежде, — любезно сказала она.

— Я всегда прекрасно провожу время в «Котильоне», — сердечным тоном произнес король. — Вы очаровательная хозяйка, моя дорогая.

— Благодарю вас, сэр.

Герцог провожал королеву к ее карете; Корнелия вышла с королем в холл. Она присела в реверансе, и он снова высказал ей свою признательность.

— Я собираюсь быть вашим гостем на первой фазаньей охоте, — сказал он. — Надеюсь, вы не забыли меня пригласить?

— Это было бы невозможно, сэр, — любезно ответила Корнелия.

Он засмеялся, и Корнелия услышала, как он, садясь в карету, шутил с герцогом. Остальные гости распрощались и, в вихре накидок и плащей, в облаках шарфов из тюля и шифона, тоже отбыли.

Когда Корнелия вернулась в гостиную, ее обуял страх — все стало до ужаса реальным. После того первого мгновения в холле она не осмеливалась взглянуть герцогу в глаза. Ей вспомнилось, каким он был бледным и потрясенным, когда произнес ее имя. Но у него было время прийти в себя, понять, как она с ним поступила.

Корнелии вдруг стало очень холодно, и она, дрожа, протянула руки к горевшему в камине огню. Что, если он не простит ей той шутки, которую она с ним сыграла? Любовь, способная вынести удары, часто увядает, если над ней смеются.

Она услышала, как в дальнем конце комнаты закрылась дверь, и замерла, не в силах обернуться, не в силах посмотреть ему в лицо. Она слышала, как он идет по ковру — медленно, неторопливо. Сколько раз у нее вздрагивало сердце при звуке его шагов?

Он подошел совсем близко к ней, но она стояла, наклонив голову и пристально глядя на огонь, который, казалось, совершенно не давал тепла.

— Это правда или я сошел с ума? — очень серьезно, как показалось Корнелии, спросил он.

— Это правда. — Ей стоило большого труда выдавить из себя эти два слова.

— Вы — это Дезире, а Дезире — это Корнелия. —Да.

— Как я мог быть так слеп?

— Человек видит то, что ожидает увидеть, — сказала Корнелия, повторяя слова Рене. — Вы не ожидали увидеть свою жену в «Максиме».

— Определенно не ожидал.

Наступило молчание, и, хотя Корнелия по-прежнему не осмеливалась поднять на него глаза, она знала, что он смотрит на нее, изучает ее лицо, пытаясь, быть может, найти сходство между двумя женщинами, которые в действительности были одной.

— Виноваты очки, эти отвратительные, уродующие очки, — пришел он, наконец, к выводу. — Но я все же не понимаю… Вы сказали, что ненавидите меня, и я вам поверил, но Дезире, она ведь…

— Да, я сказала вам, что ненавижу вас, — прервала его Корнелия. — Но это… неправда.

Она почувствовала, как он замер, осмысливая эти слова, потом недоверчиво спросил:

— Вы хотите сказать, что, выходя за меня замуж, вы не были ко мне равнодушны?

— Я… любила вас. — Корнелия произнесла это почти беззвучно, но он ее услышал.

— Боже мой! Бедный ребенок! Мне и в голову не приходило…

— Да, вы этого… не знали.

— Я, должно быть, сделал вас очень несчастной.

— Я воображала… будто вы… меня любите.

— Какая отвратительная жестокость! Я был слеп, я был глуп. Вы когда-нибудь простите меня?

— Думаю… я вас… уже простила.

— В таком случае, посмотрите на меня.

Корнелия опять почувствовала, что ее охватывает паника, но уже не от страха. Она стояла неподвижно, с опущенными глазами, и бушующая в ней паника постепенно уступала место какой-то невыразимо сладостной застенчивости — застенчивости женщины перед мужчиной, которому она себя отдала.

— Посмотрите на меня!

Теперь это был приказ, властный и уверенный, и она не устояла — вскинув голову, почти с вызовом, Корнелия взглянула ему прямо в глаза и увидела там, в их глубине, пылающий огонь страсти, сдерживаемой, но столь же неистовой и властной, как в ту ночь, когда он сделал ее своей.

— О, моя дорогая, моя любимая, — нежно сказал он. — Как ты могла убежать от меня? Как ты могла заставить меня страдать так, как я страдал эти два последних дня?

— Я хотела… быть уверенной, — прошептала Корнелия.

Говорить было трудно: сердце билось у самого горла и весь мир в странном хороводе кружился вокруг нее.

— Ты не могла страдать так, как страдал я. Временами я думал, что сойду с ума при мысли о том, что, быть может, потерял тебя навсегда.

— Я хотела быть уверенной, — повторила Корнелия.

— А тот мужчина, которого ты любила? Мысль о нем превратила меня в убийцу. Я мог бы убить его, и сделал бы это с величайшей радостью.

— Это был… были вы.

— Что ж, теперь я знаю, каково это — сходить с ума от ревности. — Герцог улыбнулся. — Может быть, мне было бы спокойнее, если бы ты снова стала носить темные очки!

— Нет, ни за что на свете! — возразила Корнелия. — Я их выбросила.

— Значит, мы можем выбросить и все несчастья и недоразумения?

— Я очень на это надеюсь.

— Боже мой, эти долгие дни в Париже! — припомнил герцог. — Как я тосковал и считал минуты, оставшиеся до встречи с Дезире! Как тебе удалось так ловко меня обмануть? Как ты могла подвергнуть меня такой дьявольской пытке?

Корнелия улыбнулась.

— Временами и мне бывало трудно, — призналась она. — Ведь я тоже с нетерпением ждала… вечера,

— Ты сводила меня с ума, — не мог остановиться герцог. — Эти вечера, когда ты не позволяла мне прикоснуться к тебе, не позволяла даже взять тебя за руку. Сама же ты смотрела на меня из-под этих длинных ресниц, и кожа у тебя была такая белая, а губы такие красные! О, Дезире [2] — теперь я не могу называть тебя иначе, ты всегда будешь страстным желанием моего сердца. Мы оба, я уверен, нашли то, чего искали всю жизнь.

Он поднял ее на руки, и его лицо сияло победительным восторгом. Он был завоевателем, триумфатором, путешественником, достигшим цели своего пути! Ее волосы струились по обнаженным плечам и касались пола, когда он нес ее через комнату, через большой мраморный холл наверх в спальню.

Примечания

1

Узкое искусственное озеро в Гайд-парке. (Здесь и далее примеч. пер.)

2

Desiree — страстное желание (фр.)


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13