Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Секретные материалы (№255) - Молния ("Д.П.О."). Файл №305

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Картер Крис / Молния ("Д.П.О."). Файл №305 - Чтение (Весь текст)
Автор: Картер Крис
Жанр: Ужасы и мистика
Серия: Секретные материалы

 

 


Крис Картер

Молния («Д.П.О.»). Файл № 305

Сквозь толстые стекла виднелись ряды стульев вдоль стойки; столики у окна были необычно пусты. Матово блестели бутылки, прикрываясь яркими этикетками. Джек Хью-монд с сожалением посмотрел на закрытое заведение.

— Идиотский город. В полдвенадцатого все уже спят! — Джек раздраженно пнул колесо отцовской машины.

Тускло горели фонари, освещая безлюдную площадь. Зато витрины закрытых на ночь магазинов сверкали гелиевыми лампами. Вечерний Коннервиль готовился ко сну. Солнце село, и асфальт, нагревшийся за день, медленно остывал. Хьюмонд постоял, упираясь рукой в горячий бок капота.

— Во, блин, какой дурацкий вечер… Почти весь день ругался с отцом из-за машины, пока не получил ключи. А Митти не пришла. Она, видите ли, не может оставить больную маму… Тоже мне отговорка, — Джек возмущенно хмыкнул.

Повернулся на каблуках, рассматривая площадь. Бар закрыт, пиццерия заперта, к нотариусу он всегда успеет… Взгляд зацепился за яркую неоновую вывеску: «Игровые автоматы, лучшие компьютерные игры последнего десятилетия! Вход до двенадцати». Хьюмонд хмыкнул еще раз и пошел, поигрывая ключами, к приоткрытой двери.

В зале горел свет. Большинство автоматов чернели выключенными экранами. Джек добрался до конца прохода и остановился перед горящим дисплеем. Щелкнул клавишей, снимая паузу. Фигурки на экране дернулись; правый, одетый в зеленое кимоно, . встал и безвольно опустил руки, зато левый, гаденький уродец в синей одежде, взвился в воздух в немыслимом прыжке. Хьюмонд схватил джойстик, уводя своего из-под удара.

— Я… — Невысокий, щуплый парень вышел из темноты. — Это… Я хотел сказать, что это моя игра. То есть я здесь играл. Понимаешь, я отлить ходил.

— Я что тебе — полиция? Иди отливай… — Парень мешал, но Хьюмонд не хотел отрываться от автомата. Зеленый кинул синего через плечо, ударом пригвоздил противника к растрескавшейся земле.

— Ну, того… Я уже вернулся. Тут… Мой это автомат, — худощавый мямлил, казалось, что он пережевывает собственные губы. — Я здесь играю.

Синий подлым ударом уронил зеленого на землю. Тот вскочил, приняв стойку, но противник сложил руки в замысловатом жесте, из скрюченных пальцев метнулась молния и ударила зеленого в грудь. Подняться он уже не сумел.

— Даже великие герои иногда проигрывают, — злобно проскрипел игровой автомат. — Ты проиграл!

Джек развернулся к худощавому, чувствуя, как подымается к горлу злость. Под руку сказал, гад! В самый неподходящий момент.

— Это больше не твой автомат, и ты здесь больше не играешь. Понятно? — он хлопнул по кнопке, начиная новую игру.

— Эй, мужик, ты не понял? Это моя игра, — щуплый стоял вплотную, он едва доставал Хьюмонду до плеча. Рядышком появился еще один парень, повыше, но узкоплечий и с намечающимся брюшком.

— Он дело говорит. Это его игра, — узкоплечий остановился в двух метрах и подходить ближе не собирался.

Джек отступил на шаг, окинул пару брезгливым взглядом.

— А-а, ну давайте поиграем… — Джек схватил щуплого за грудки, поднял к глазам. — Только мой ход первый… а ты пока отдохни… — процедил он сквозь зубы.

Парнишка отлетел, ударился спиной об автомат. На экране замер синий, вывернутое ударом лицо было окровавлено.

Погас свет, зато включилась музыка. Классическая мелодия тревожно расползлась по притихшему залу.

— Это ты, парень, зря… Ох, зря… — в голосе узкоплечего послышалась неподдельная жалость.

Щуплый встал, вытянулся перед Хыомон-дом во весь рост.

— Теперь мой ход, — парень посмотрел Джеку в глаза, и какая-то странная решимость промелькнула во взгляде.

— Еще чего, время на тебя тратить. Обойдешься, — Джек развернулся и торопливо пошел к выходу. Музыка испуганно билась в ушах. Он вышел, хлопнув стеклянной дверью.

Мутное марево затянуло небо, жаркие порывы ветра метались по площади, дребезжа банками из-под кока-колы и пива. Джек сел в машину, потянул из тесного кармана джинсов ключи. Щелкнул кнопкой, включая радио…

Музыка.

Яростная классика. Почти рок. Та же, что и в зале… Хьюмонд лихорадочно закрутил верньер настройки. Ноты лезли в душу, приводя в смятение… Джек оглянулся. Сквозь стеклянные стены зала на него, сощурив глаза в еле заметные щелки, смотрел щуплый.

Джек рванул передачу, вжал газ… За спиной пыхнул пламенем прикрепленный к бамперу флажок. Дым от горящей ткани лез в нос. Руль рвался из рук, Хьюмонд развернулся, музыка вздрогнула пронзительным аккордом …

Тишина ударила по ушам сильнее, чем неистовство звуков. Мотор замолчал, шины прилипли к асфальту. Машина стала. Джек вздрогнул, ощутив спиной покалывание чужого взгляда…

Дарин Освальд отвернулся от машины, прошел по проходу, чувствуя себя ковбоем из старого фильма. Взял протянутый жетон.

— Эй, Пустышка! Я чувствую, я поставлю новый рекорд!

Звякнул жетон, фигурки на экране заметались в смертельном танце.

— Ты победил! — задребезжал автомат. — Лучший результат! Введите свое имя…

— Джек Хьюмонд, двадцати одного года от роду. Многочисленные повреждения грудной клетки, сломано два ребра. Барабанные перепонки порваны, на обоих глазах отслоение сетчатки. Видимо, из-за высокой температуры, — патологоанатом вздохнул, отвел взгляд. Рука в белой перчатке подняла в воздух комок переплетенных трубок. — Это сердце, его словно жарили на сковородке. Так выглядят кровеносные сосуды у казненного на электрическом стуле. Парня сожгло током. Но только где точки касания? Никаких поверхностных ожогов, словно вся энергия сразу оказалась внутри.

Служебное помещение морга было ярко освещено.. Тянуло холодом из морозильных камер. В центре стояла каталка. Труп, прикрытый белой простыней, слепо уставился в потолок. Лицо умершего с выпученными глазами было покрыто сплошной красной сеткой вздувшихся сосудов.

— И что вы на это скажете? — Дэйна Скалли, специальный агент Федерального Бюро Расследований, задумчиво закусила ярко накрашенную губу.

— Молния. Больше всего это напоминает молнию, — врач поднял взгляд, ожидая возражений.

— Всего в нашей стране от удара молнии за последний год умерло шестьдесят человек. Из этих шестидесяти пятеро погибли в вашем городке… — Дэйна хмурилась все сильнее и сильнее.

— Четыре… — начал было врач, но шериф, до этого молча стоявший в углу, перебил его:

— Вам нечего оправдываться. Нью-Йорк славится своими небоскребами, а Коннер-виль — своими молниями. Мы их притягиваем. Вы не знали? Рядом с Аркоидской обсерваторией расположено пять ионизационных столбов, по тридцать метров в высоту… Молния может достать человека где угодно: на работе, кладбище, даже в душе.

И вообще, что такое молния? Ученые, если их припереть к стенке, признаются, что толком ничего не знают. Уж поверьте, мне каждый день приходится сидеть в одной столовой с этими книжными червями из обсерватории.

— Подождите, патологоанатомический анализ еще не закончен. Посмотрим, что он нам скажет, — Скалли была недовольна, что ей, как маленькой, читают лекции.

— На каком основании вы мне это говорите? — шериф вызывающе улыбался, большие пальцы заткнуты за пояс, одна нога выставлена вперед.

— На том основании, что я врач и у меня есть глаза! — сказала Дэйна.

— Мне, конечно, надо еще разок перелистать записи, но, по-моему, это и в самом деле молния, — патологоанатом покачал головой.

— Если вы врач, то ответьте мне, пожалуйста, есть ли у вас какие-то другие версии по поводу происшедшего, — шериф, несмотря на вызывающую позу, оставался вежлив и даже не повысил голоса.

— Я ничего не могу придумать, кроме молнии…

— И я попрошу, чтобы ни у кого даже мысли не было сказать родственникам погибшего что-нибудь другое!

Шериф развернулся и, довольный, что последнее слово осталось за ним, вышел.

Скалли постояла в задумчивости, затем, цокая каблуками по мрамору пола, тоже вышла из зала. Фокс Молдер, за все время не проронивший ни слова, догнал ее в коридоре.

— Я вижу, ты поладила с местными властями! Даже пришли к одному мнению! — едко сказал Молдер, заглядывая Скалли в лицо.

Та, не останавливаясь, отмахнулась. Фокс был ее напарником, и ему прощались колкие шутки.

— Не издевайся. Ты еще скажи — «достигли полного взаимопонимания!»

— Я и не издеваюсь. Кстати, нам придется подыскивать объяснение получше, — Молдер посерьезнел, ехидство пропало как не было.

— Ты о чем?

— Я почему-то уверен, что это не молния.

— С чего ты взял? — спросила Дэйна.

Молдер молчал. Они прошли мимо шкафов, в которых стояли банки с лекарствами и проспиртованные препараты.

— Ты думаешь, здесь опять замешаны инопланетяне? Или, может быть, это снова правительственный заговор? — в других устах фраза могла показаться издевательством, но двое специальных агентов расследовали дела и более невероятные.

— Нет, правительство вроде ни при чем. Но тебе не кажется, что действия нашей молнии чрезвычайно однообразны? — Фокс задумчиво почесал переносицу.

— То есть? — переспросила Дэйна.

— Все убитые были парнями от восемнадцати до двадцати трех лет. Тебя не удивляет такая избирательность? Поехали посмотрим на место происшествия.

Машина стояла почти в центре площади. Обгорелый черенок флага протестующе указывал в небо. Скалли и Молдер припарковались на соседней улице и пошли, раздвигая прохожих, к ограждению. Голубой «фольксваген-пассат», с открытым верхом, выглядел как целый. Агенты перешагнули через ограждение. Значок ФБР успокоил насторожившегося полицейского. Когда подошли ближе, стало видно, что приборная доска оплавилась, на полу валялись радужные осколки. Обивка кресла сгорела с одного бока.

— В машине не осталось ни одной целой проволочки, все перегорело! — подошедший полицейский оказался разговорчивым типом. — А водила какой страшный стал! Джон рассказывал, он вчера сюда на вызов приезжал. Говорит, как увидел, так чуть сам не помер. Ужас!

Молдер наклонился, рассматривая обведенные мелом следы.

— Он от кого-то удирал, — Фокс запустил пальцы в волосы. — Посмотри, как его занесло на повороте…

— От кого он мог удирать? Уже стемнело, но для бандитов было слишком рано.

— Ну, от кого бежать — всегда найдется, — Молдер кивнул полицейскому, перешагнул через ограждение. — Пиццерия закрывается в одиннадцать, бар поздно вечером не работает, — бормотал он под нос. — Разве что здесь, — Фокс протянул руку, помогая Дэйне перебраться через натянутую веревку.

— Ты о чем? — не выдержала Скалли.

— Я думаю, если кто-нибудь наблюдал происходящее, то он явно имеет отношение к залу с компьютерными играми. Только это заведение и было еще открыто, — Молдер, вздернув подбородок, указал на темную вывеску.

В здании стоял невероятный галдеж: компьютерные мелодии, разговоры, музыка. Скалли остановилась напротив стойки, за которой переминался невысокий сутулый парень с узкими плечами и слегка наметившимся животом.

— Простите, как вас зовут?

— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… — парень складывал монеты в кулек и громко считал вслух. .

Молдер двинулся по проходу, поглядывая через плечи игроков на светящиеся экраны.

— И все-таки, как вас зовут? — Скалли говорила разборчиво, так, чтобы было понятно каждое слово.

— А вам, собственно, что надо? — парень положил последнюю монетку и поднял взгляд на Скалли.

— Я из ФБР, — Дэйна протянула жетон. Узкоплечий впился взглядом в документ. — Ну так как ваше имя?

— Зеро. Ничего. Пустышка.

— Зеро, вам не знаком этот человек? — она вынула из кармана фотографию Джека Хьюмонда и протянула собеседнику.

— Этот? Первый раз вижу. Кажись, такой не играл…

— Вы вчера вечером здесь работали?

— Да, — узкоплечий кивнул, длинные волосы мазнули по плечам.

— В полдвенадцатого вы стояли здесь?

— А где же еще мне стоять? Не на улице же столбом.

— Значит, вы должны были видеть машину, — Скалли указала на стеклянную стену, за которой были отчетливо видны ограждение и полицейский, разгуливающий взад-вперед.

— Так это он! Бедняга. Тогда он у меня был. Зеро вышел из-за стойки, сложив монеты в карман.

— Пойдемте, я покажу, где он играл.

Они прошли до конца коридора, остановились у автомата, на экране которого двое в кимоно лупили друг друга всеми частями тела. Вот синий схватил зеленого за грудки, голубое пламя выплеснулось из глаз. Зеленый вспыхнул, словно сделанное из соломы чучело. Скалли с отвращением отвернулась.

— Вчера он побросал сюда много жетонов. Потом собрался и ушел. Не успел сесть в машину — загромыхало, искры во все стороны… А потом приехала «скорая».

— А вы не помните, был ли в это время в зале кто-либо посторонний? Или из постоянных игроков? — Скалли, наклонив голову, пристально рассматривала Пустышку.

— Посторонний? Нет, не помню, не было, — Зеро покачал головой. — А если кто и был, так я его не заметил.

— Скалли! Посмотри-ка сюда, — за спиной раздался голос Молдера.

Пустышка с облегчением смылся, посчитав, что без его услуг обойдутся. Молдер подошел вплотную к автомату. Указательный палец ткнулся в экран.

— Назови мне, пожалуйста, имена всех, в кого попадала молния.

Скалли покопалась в папке, достала оттуда листок и принялась зачитывать:

— Том Берри Смит, Дональд Мак-Дуглас, Дарин Освальд, Штейн Стивенсон, Пит… — она набрала в грудь воздуха, чтобы произнести длиннющую фамилию Пита, но Молдер перебил ее:

— Какое второе имя у Освальда?

— Питер… А что нам это даст? Молдер постучал ногтем по стеклу. Скалли всмотрелась, пытаясь понять, чего он от нее хочет. И только тогда заметила прыгающие на экране буквы: ДНО.

— Дарин Питер Освальд, — отчетливо произнес Молдер, — Он вчера вечером был здесь и играл на этом автомате. И, кстати, поставил новый рекорд.

— Послушай, ведь это мог быть другой человек. На свете сотни людей с инициалами Де Не О. С чего ты взял, что это тот самый парень, — Дэйна с сомнением смотрела на экран.

— Не знаю, не знаю, — Молдер прикусил нижнюю губу. — Я, конечно, не суеверный… Но такое количество случайностей… Давай проверим.

— Что и как ты собираешься проверять? — Скалли развернулась и медленно пошла к выходу. Фокс следовал за ней.

— Я хочу поговорить с Дарином. Спросим у него, что он видел, — Молдер приоткрыл дверь, пропуская Скалли.

— Да он тебе ничего не скажет, — раздраженно ответила Скалли — шпильки туфель увязали в мягком, расплавленном асфальте.

Солнце, слегка подернутое жарким маревом, выжигало город. Было необычайно душно, и даже полицейский отошел от сгоревшей машины и, сидя в тени дома, жадно цедил холодную кока-колу. Молдер и Скалли в молчании пересекли сковородку площади и с облегчением залезли в прохладный салон «шевроле». Фокс сел за руль, включил кондиционер на полную мощность и только после этого обернулся к сидевшей на заднем сидении Дэйне и спросил:

— Почему?

— Что «почему»? . — не поняла Скалли.

— Я спрашиваю, почему он мне ничего не скажет? Если Дарин вчера был в зале игровых автоматов, то он не станет этого отрицать. А если не был, то, значит, и ничего не видел, и, следовательно, ничего нового не скажет.

Дэйна рассеяно слушала, прислонившись к стеклу. Молдер глянул на ее отрешенное лицо и замолчал. В такую жару его напарнице плохо думается. Значит, думать придется ему. Фокс развернул машину и, прибавив скорость, поехал в сторону спальных районов.

Автомастерская на окраине города медленно плавилась под полуденным солнцем. Разогретый воздух струился над грудой шин, сваленных во дворе. Казалось, асфальт превратился в один огромный вулканизатор для великанской мастерской.

Воскресенье, никого нет. Семейные рабочие разъехались на уик-энды и сейчас наслаждались прохладой рек и тенью деревьев. Холостые — прогревались в барах, как изнутри, так и снаружи.

Шэрон Кавит гуляла по огромной пустынной мастерской. Ее муж, Фрэнк Кавит, был владельцем всей этой шарашки, и она чувствовала себя хозяйкой — этакой баронессой, обходящей вотчину. Они договорились с Фрэнком встретиться в пять, было уже полшестого, муж опаздывал. Шэрон процокала по бетонному полу, подошла к бежевому «фиату», облокотилась о капот. Машина качнулась иод рукой, внизу что-то звякнуло. Женщина испуганно отскочила. Прямо под ногами лежал парень и заглядывал ей под юбку. Парень вскочил, толкнул ногой скейт, на котором лежал.

— Здравствуй, Шэрон.

Он едва доставал ей до бровей, а сейчас, сгорбившись, выглядел еще меньше.

— Дарин! Ты меня напугал! — возмущенно вскрикнула Шэрон.

— Что? — Освальд выключил плейер и снял наушники.

— Ничего. Спрашиваю, как дела, — Ка-вит стало стыдно за свою несдержанность.

— Со мной-то все в порядке. А с тобой? Ты устало выглядишь. Что-то случилось? — Дарин так по-щенячьи заглядывал в лицо, что Шэрон захотелось отвернуться.

— Да нет, успокойся. Просто очень жарко. Я, наверно, не выспалась, — она прикрыла глаза рукой, пытаясь скрыть звучащее в голосе раздраженние.

— Шэрон, а может, я чем-то могу помочь?

— Нет, спасибо. Ты лучше скажи: ты не видел Фрэнка? Мы договорились с ним пойти пообедать, а его все нет.

— Ты голодна? У меня есть пончики в шоколадной глазури. Они вчерашние, но еще совсем ничего, не черствые. Я съел один. Хочешь, я тебе дам? — Дарин сделал шаг в сторону и теперь заглядывал сбоку. Щенячье выражение намертво приклеелось к перепачканому лицу.

— Нет, спасибо. Я подожду Фрэнка. Он должен скоро приехать, — Шэрон оглянулась, выискивая, где можно сесть.

— Ну, Шэрон… Извини… Я хочу тебе сказать… я тогда был не прав, — Освальд взял Шэрон под руку. — Понимаешь, ну, в общем, на меня тогда накатило, и я… Ну хочешь, я для тебя чего-нибудь сделаю? Вот, могу руку под прокатный стан сунуть! Ну, Шэрон, ну не сердись.

Кавит не знала куда деться, и лишь беспомощно слушала, стараясь отделаться от липких пальцев Дарина.

Сзади раздался звук открывающихся ворот, ив мастерскую въехала машина. За рулем сидел раскрасневшийся от жары Фрэнк Кавит. Дарин выпустил руку женщины и отступил на пару шагов.

— Шэрон, малышка, извини, что задержался. Приехал поставщик, пришлось довезти его до гостиницы, а в центре такие пробки.

Фрэнк стер пот рукавом, вылез из машины и, не переставая болтать, подошел к жене:

— Я вот удивляюсь, откуда в нашем маленьком городке столько машин. Спросил у шерифа, он говорит, что транзитом едут. Ну пусть транзитом, а все равно — зачем через центр? — мужчина пожал плечами, подхватил Шэрон за талию и поднял в воздух.

— Куда поедем?, — спросил Фрэнк, опуская жену на пол.

Шэрон задумалась, выбирая. Дарин притаился в углу и беспомощно поблескивал оттуда влажными глазами.

— Кстати, — Фрэнк наконец заметил своего работника и повернулся к нему. — Мне сообщили по телефону интересную новость.

Дарин неловко кивнул, надеясь услышать продолжение.

— Так вот, одним из моих работников интересуется ФБР. Тобой, Дарин. Они хотели приехать и поговорить. Что ты такого натворил? А, мелкий крысенок?.. — Фрэнк говорил ласково, хотя было видно, что история встревожила его. — Шэрон, ты не знаешь, чем он провинился? — и он повернулся к жене.

Она причесывалась, стоя у вделанного в стенку зеркала. Набранные в рот шпильки мешали говорить, и она просто помотала головой.

— Хватит прихорашиваться, а то все закроется прежде, чем мы доедем.

Даже жара не могла заставить Фрэнка немного помолчать.

Наконец Шэрон привела себя в порядок, Дарин открыл ворота, супруги сели в машину и уехали.

Освальд немного постоял, в растерянности глядя на дорогу и оседающую пыль, потом вернулся в мастерскую, улегся спиной на скейт и занялся починкой автомобиля. Наушники громко орали что-то бравурное.

К вечеру жара спала, но было по-прежнему душно. Дарин уже собирался уходить, когда в мастерскую вошли двое. Мужчина и женщина. Оба, несмотря на погоду, в официальных костюмах, а мужик так даже при галстуке. «Из ФБР», — догадался Дарин. Он представлял себе федеральных агентов или этакими мускулистыми парнями, или тщедушными крупноголовыми созданиями, с очками в роговой оправе вместо щитов. Однако, когда вошли эти двое, он обнаружил третий вариант — энергичных, молодых людей, довольно симпатичных и, видимо, не идиотов. Освальд вылез из-под машины, вытер руки о тряпку и двинулся гостям навстречу.

— Добрый вечер, — мужчина слегка наклонил голову. — Меня зовут Фокс Молдер, я из Федерального Бюро Расследований.

«Ну, так и знал», — мелькнуло в голове у Дарина.

— А вы случайно не Дарин Питер Освальд? — продолжил вежливый агент.

— Ну, я. А что? — он подошел к сумке, вытащил оттуда пакет с пончиками, достал один и принялся жевать. Все равно работать не дадут, так хоть перекусить удастся.

— Вы не знаете этого человека? — Молдер протянул фотографию Джека Хьюмонда.

— Первый раз вижу, — хмуро пробурчал Дарин.

— Он погиб вчера. Рядом с салоном автоматов, — Фокс сделал ударение на второй фразе.

— Очень жаль.

— Вы вчера в полдвенадцатого играли в салоне игровых автоматов, — Молдер скорее заявлял, чем спрашивал.

— Играл, — Дарин кивнул головой. — Не хотите? — он протянул Фоксу надкушенный пончик.

Молдер автоматически принял угощение, помял в руках и аккуратно выбросил в ведро. Скалли, все это время стоявшая в сторонке, даже не пошевелилась.

«Кто же это меня заложил? — лихорадочно думал Дарин. — Пустышка небось, подлец. А еще друг…»

— И даже поставили новый рекорд, перекрыв старый, кстати, тоже поставленный вами, — Молдер продолжил допрос.

— Поставил. Сложно, что ли?

— А вы случайно не видели… — Фокс подошел на шаг, ощущая, как упирается в него дариновский взгляд, — машины, которая загорелась напротив зала автоматов?

— Автомат, на котором я играл, спиной к стеклу? — спросил парнишка.

— Спиной-… — ответила усталая, разомлевшая на солнце Дэйна.

— Ну, раз спиной — значит, ничего не видел. Я, когда играю, не замечаю ничего. Я весь в игре. Можно было бы бомбу ядерную взорвать, я бы все равно ничего не заметил. А вы туда же: «машина, машина»… Да эта машина сгорела так быстро, что на ней даже картошку было не поджарить.

— Значит, ты все-таки видел, как сгорела машина? — Молдер незаметно перешел на «ты».

— Нет, это я потом подошел, когда «скорая» приехала, — отговорился Освальд.

— Дарин, а тебе не кажется, что ты очень везучий человек? — спросил Фокс.

— Я? Везучий? Да нет, не замечал. Вроде в лотерее мне никогда не везло, — парнишка поскреб лоб, пытаясь вспомнить, где ж ему счастье привалило.

— Как же? Пять человек попали под удар молнии, а выжил только ты один. Феномен! — Молдер пристально посмотрел на Дарина.

— Да не знаю я…

— Молдер, что с тобой? — неожиданно вскрикнула Скалли.

— А что? — Фокс недоуменно сдвинул брови.

— Посмотри на пиджак, он горит! Молдер скосил глаза: из-под лацкана вилась струйка дыма. Он сунул руку в карман и вытащил радиотелефон. С удивлением посмотрел на экранчик. Жидкий кристалл вскипел, циферблат был залит чернотой. Молдер вскрикнул и отдернул руку. Телефон упал на бетонный пол, вспыхнул зеленым пламенем и через секунду погас.

— Что это было? — Скалли изумленно заморгала.

— Не знаю, он вдруг раскалился… — Молдер с сомнением посмотрел на сгоревший телефон, перевел взгляд на Дарина.

Тот смутился, пожевал губами и нерешительно произнес:

— Пойду я, что ли. Меня дома ждут. Освальд снял комбинезон и, подобрав с пола плейер, вышел. Молдер и Скалли переглянулись.

— Я ничего не понимаю, — честно призналась Дэйна. — С чего это телефоны стали загораться? Там и гореть-то нечему, и нагреваться не от чего. Не от батареек же? — она жалобно посмотрела на напарника.

— Вот и я про то же, а они мне: «молния, молния», — Молдер криво усмехнулся.

— Я опять задам глупый вопрос, — Скалли рассматривала пыльные кончики своих туфель. — Что мы будем делать?

— А ничего. Ждать, пока что-нибудь прояснится, — Фокс ободряюще улыбнулся. — Я хочу завтра поговорить с боссом этого паренька, может, он мне чего умного скажет. Чувствую, что-то здесь неладно.

— Неладно? Люди умирают, телефоны загораются… и он это называет «неладно»! — Скалли возмущенно стукнула по капоту ближайшей машины.

— Пойдем, а то нас здесь закроют, — Молдер поднялся, распахнул дверь, пропуская Дэйну. И они вышли на улицу.

Вечерело. По сумеречному небу медленно ползла мрачная мохнатая туча. Душный воздух казался густым, листья на деревьях не шевелились, лужи, не успевшие высохнуть за день, растекались черными зеркалами. Над Коннервилем собиралась гроза.

Освальд залез под душ и радостно смыл дневную грязь и усталость. Шэрон сегодня вела себя с ним необычно. Наверное, она просто не хочет показывать, что заинтересовалась им. Дарин вытерся широким мохнатым полотенцем, накинул халат и, сунув ноги в теплые тапки, прошел в комнату.

Мать, зажав в руке извечный пакет с чипсами, смотрела телевизор. Какой-то жирный парень, весь перепеленутый кожаными ремнями с металлическими бляхами, исповедовался перед всепрощающим зрителем. Дарин постоял с минуту и пошел на кухню. На кухне ничего съедобного не оказалось. Он наклонился и вытащил из отделения для овощей большую золотистую луковицу. Посыпал кусок хлеба крупной солью. Откусил от нечищеной луковицы. Тяжелые слезинки медленно потекли из глаз, шелуха противно заскрипела на зубах.

— Господи, как невкусно, — подумал Да-рин. — Но что делать, ведь именно так обедали русские коммунисты в фильме «Красная смерть». Железный капитан Скворцов каждого пойманного врага закусывал нечищеной луковицей с крупной солью. Пустышка говорил, что у них там, в КГБ, все так едят. Стран— ное у них КГБ, не то что наше ФБР…

Дарин вспомнил сегодняшний допрос, который ему учинили. Подлец Зеро, это он проговорился, больше некому.

Во рту все горело, едкий луковый запах больно бил в нос. Глаза слезились. Дарин вернулся в ванну, умылся и прополоскал язык. Полегчало.

— С самого детства я чувствовал в себе склонности к садизму, мазохизму, а иногда даже к альтруизму, — донеслось из комнаты. — Я пытался вести нормальную жизнь, но в школе мне все время хотелось ткнуть пробегавшему первокласснику линейкой в глаз. Потбм я понял, какое облегчение может принести истязание собственной плоти…

Освальд стал в проходе, прислонившись к косяку. Жирный парень в телевизоре продолжал пугать студию своим внешним видом.

— Идиот… — мрачно произнес Дарин.

— Не знаю, не знаю. Ты вот тоже кретин, так тебя же по телику не показывают… — мать развалилась в кресле всего в двух шагах от экрана и внимательно слушала передачу.

Дарин хотел что-то возразить, но в животе забурлила съеденная луковица, и тяжелая вонючая отрыжка сковала горло.

— Ты бы пошел поучился хорошим манерам. Они денег не стоят, а в жизни помогут… — мать вспомнила, что сына надо воспитывать. — Вот познакомишься ты с девушкой, придешь на свидание. Она тебе: «Здравствуй, дорогой»… А ты в ответ рыгаешь. Да какая дура с тобой общаться захочет? — мать доела чипсы и, скомкав пакетик, бросила его под кресло.

— Да ты не знаешь, какие со мной женщины общаются… — тихо буркнул сын.

— Но потом я понял: есть путь к спасению… — восторженно заливался телевизор. — Любой может быть прощен, если впустит в свое сердце Христа, если скажет…

— Мама, почему ты смотришь эту чушь?

Дарин взглянул на телевизор, почувствовал сложное переплетение проводов. Вот бежит будущий звук, а это картинки. Освальд, оставаясь неподвижным, потянулся к проводам, поймал поток, колкой волной бежавший по металлу. Телевизор вздрогнул, изображение на экране поменялось. Длинноволосый певец яростно скакал по сцене, зажав под мышкой поломанную электрическую гитару.

Освальд перевел взгляд на маму, а потом коснулся ее, как только что касался сложного прибора. Она была много сложнее: сотни, да что там — миллионы слабых потоков струились по ее рукам, переплетались около позвоночника, загадочно клубились в голове. Он может все это сломать. Но поменять… Нет, поменять не может. Заставить полюбить себя или хотя бы показать, что он не дурак, как думают все вокруг. Кроме… Кроме Шэ-рон. Шэрон так не думает… Она считает его человеком. И если бы не Фрэнк… А мама его не любит. Он помнит, когда его впервые привели в школу. Папа тогда уже ушел, а мама не захотела отправлять ребенка учиться. Сказала, что идиотов отдают в закрытый интернат. Его провожала соседка. Пятнадцать минут от дома. Все дети были с цветами, в новой отглаженной одежде. А ему было безумно стыдно не за то, что он плохо одет и что у него дырка на коленке. Нет, ему было стыдно, что его ведет не папа и не мать, даже не бабушка, а совсем чужая женщина.

В школе его побили. Это было совершенно непонятно. Мальчишки, которые так здорово играли на перемене… Сначала они прогоняли его, потом уходили сами, как только он хотел поиграть в «классики» или «ступени». А потом… Они играли в «камушки». Плоский голыш, служивший битой, с хрустом ломал воткнутые в песок сухие камышины. Дарин стоял, смотрел с тоской… Потом не выдержал и пошел к ребятам. Нога в маленьком стоптанном башмачке ненароком смяла палочки. Одноклассники молча смотрели, как он подходит, а потом все так же молча повалили его и стали топтать. Дарин помнил только острый камень, вонзившийся в щеку. До сих пор шрамчик остался.

И хотя матери было наплевать на сына, она все-таки пришла жаловаться. Слишком уж страшно выглядел ребенок. Все тело покрыто синяками, губы расквашены, два оставшихся молочных зуба выбиты. Дарин помнил, как мама держала его за руку. Последний раз в жизни. Он стоял перед огромной учительницей и все боялся, что его накажут. Не наказали. Учительница, сама напуганная до смерти, взволнованно объясняла маме:

— Он спускался с третьего этажа. А там уборщица как раз пол помыла. Никто и заметить не успел. Он, наверно, поскользнулся и упал вниз, по ступенькам. А под конец ударился о батарею, — женщина судорожно комкала шелковый шарфик.

Дарин стоял, смотрел на лестницу с ажурными чугунными перилами и прибитыми поверху плашками, чтобы дети не катались. Стоял и мучительно пытался вспомнить, когда же он падал с лестницы. А ведь падал, раз учительница говорит.

Освальду вдруг безумно захотелось оборвать что-нибудь в струящихся перед ним потоках: например, перервать вот этот ручеек, так ритмично пульсирующий. Он чувствовал, как все его существо тянется, стремится вперед — сломать, прекратить, остановить. Нельзя. Мать.

Дарин судорожно втянул воздух, луковый запах bq рту исчез, оставив только гнилостный привкус с еле заметным металлическим оттенком. Мир снова стал нормальным: комната, телевизор, толстая женщина, сидящая в кресле. Вот она повернулась, разлепила губы, стряхивая налипшие крошки. Дарин услышал неприятный тонкий голос:

— Дари! Перестань баловаться с «ленивцем»!

Мать уперлась рукой в кресло, собираясь подняться. Под рукой хрустнул пульт дистанционного управления. Женщина медленно опустилась обратно, посидела в нерешительности, а потом принялась судорожно нажимать на все кнопки подряд.

— Мама, сходи в театр, ты давно не была в театре, — устало сказал Дарин. Посмотрел на телевизор. Экран мигнул и погас.

Женщина встала и, держась за сердце, побрела к кровати.

«Всегда она так», — с раздражением подумал Дарин. Достал из ящика пятерку, собираясь пойти купить пива.

— Эй, ты дома? — раздался крик за окном. Дарин прошел по коридору, распахнул дверь на улицу. Зеро охнул и, держась за разбитый лоб, отступил на шаг.

— Ну?

— Пошли пиво пить, — очухался Пустышка.

— Не пойду я с тобой, — зло ответил Да-рин.

— Ну, тогда отгадай, кто ко мне сегодня приходил. Кстати, про тебя спрашивали.

Зеро отхлебнул из бутылки и протянул ее Дарину. Тот взял, подержал в руках и отдал обратно, даже не попробовав.

— Агенты ФБР.

— А откуда знаешь? — искренне удивился Зеро.

— Они приходили и ко мне, Ты же сам их натравил, — Дарин злобно посмотрел на друга.

— Я? Да я им ни слова не сказал! Клянусь! Ты мне не веришь? Они про вчерашнего ублюдка расспрашивали, так я и то им ничего не сказал, — Зеро стукнул себя кулаком в грудь. — А про тебя им кто-то другой накапал. Кто тебя мог видеть?

— Ты! — Дарин сбежал с крыльца и быстро пошел по тропинке.

— Да говорю я тебе! Молчал… — Пустышка семенил сбоку, как гуляющая болонка.

— Отойди, Пустышка, — Освальд мотнул головой, словно бык, увидевший красное.

— Ты не понимаешь…

— Отойди! — заорал Дарин. — Убью! У меня сейчас настроение кого-нибудь поджарить, — он попытался говорить спокойней.

— Только не коров! Дарин, прошу, только не коров. Опять ты…

Слова потонули в порыве налетевшего ветра.

Они взбежали на холм. Ветер, спавший весь вечер, проснулся и принялся за работу. Заскрипели огромные деревья, грозно качая черными ночными кронами. Тучи осели, стали похожими на грязный слипшийся войлок.

— Ладно, я слушаю, — Дарин замер, руки безвольно опущены, голова задрана вверх.

Тучи на небе зашевелились, поползли чернильной манной кашей. Дом у подножия холма засветился всеми окнами.

— Я пришел… Отвечай! — заорал Освальд.

Поднял руки, стараясь дотянуться до неба, ухватиться за край грозы, нависающий над головой.

— Ну, же! Давай! Давай, сволочь! Зеро постоял, потом вдруг развернулся и помчался вниз, перепрыгивая через кочки и ямы.

— Я тебя не боюсь! — Дарин закружился, словно разговаривая с неведомым противником, который почему-то все время оказывается за спиной.

Порыв ветра рванул полы куртки, взвихрил волосы. Застонал тополь, огромная верхушка хрустнула и, окруженная ворохом сорвавшихся черных листьев, полетела вниз. Свет в доме погас, в мире остался только черный свет.

— Хочу!.. — вой пронесся над холмом, человеческий, но в чем-то звериный.

Горизонт вспыхнул, огромная ветвистая молния осветила холм, мокрую от росы траву, стадо перепуганных коров. Извилистая полоса электрического огня ударила в одинокую фигурку на вершине. Человек покачнулся, но устоял, в своем языческом блаженстве похожий на черную молнию. Следующая вспышка осветила лицо: губы прикушены, струйка густой крови стекает по подбородку, глаза широко раскрыты и кружево порванных сосудиков оплетает огромный бездонный зрачок. Ноздри трепещут, бьются рвущейся на волю птицей. Волосы шевелятся, словно живут самостоятельной жизнью.

Третья молния обожгла вершину холма, веером полоснула по стаду. Глупые животные шарахнулись, а старый бык замешкался, не понимая, почему не встают и не убегают молодые самки, упавшие на сочную зеленую траву. Острый запах озона ударил в ноздри, грохот прокатился по холму, захлестнув притихший дом. Бык рванулся и, уже не сдерживая себя, побежал.

Пустышка, прятавшийся у подножия холма, помчался наверх, с трудом выпутывая ноги из травы. Порыв ветра сбил его с ног. Он вскочил, почувствовал, как что-то холодное расплескалось по лицу. Следующая крупная капля ударила по руке. А затем, сорвавшись с надоевшей цепи, дождь хлынул ручьями, потоком побежал вниз по склону. Зеро поскользнулся. Пополз, цепляясь за корни. Потом встал на четвереньки, с трудом оторвал руки от земли. Заковылял, стараясь не упасть снова. Мокрые волосы не давали рассмотреть…

Дарин лежал на самой верхушке, вокруг спекшейся лысиной чернело сожженное пятно. Зеро упал на колени, коснулся груди приятеля, пытаясь услышать, бьется ли сердце. Освальд медленно открыл глаза.

— Ты жив! — радостно выдохнул Зеро.

— Куда ж я денусь? — Дарин криво усмехнулся.

Пустышка влюбленно рассматривал некрасивое, почти детское лицо.

— Дарин, с тобой все в порядке? — спросил Зеро. Налетевший порыв ветра унес его слова, кинул в лицо пригоршную стылой воды. Пустышка хотел что-то сказать, но мокрые пряди волос залепили рот, мешая говорить.

— Как ты себя чувствуешь? — прокричал Зеро, пытаясь перекрыть вой несмолка-ющего ветра.

— Как никогда хорошо! — Дарин поднялся, голубые глаза, казалось, налились мертвенным светом.

Словно лампочки в морге.

Шериф выбрался из машины и сразу увяз сапогами в мокрой после вчерашнего дождя глине. Суетливый помощник принялся что-то рассказывать. Доклад был явно не готов, да и не нужен — шериф собирался все осмотреть сам. Мокрая трава скользила под ногами, и Сампсон сильно запыхался, пока поднимался на вершину.

Уставившись на него остекленевшими глазами, лежала корова. А рядом, в каких-то пяти метрах, еще одна. А вон там, у кустика шиповника, третья. Эта куда-то бежала, перед тем как умереть. Грустное стадо сгрудилось у подножья. Шериф подошел к погибшей корове, присел рядышком. Положил руку на холодную шею. Сквозь короткую, грязно-белую шерсть просвечивала сеть кровеносных сосудов, отчего все тело казалось покрытым татуировкой.

— Опять молния? — шериф поднял голову, посмотрел на стоявшего рядом помощника.

— Так же, как в прошлый раз, — помощник криво ухмыльнулся, его некрасивое лицо стало еще некрасивей. — У нас завелся какой-то Зевс-мясник.

— И вы тоже верите в эту чушь?

— Я не знаю, как насчет чуши, но в прошлый раз коровы погибли от молнии, когда на небе не было ни тучки. Сейчас-то хоть действительно гроза была. Да и парни эти… Четверо за полгода! Не много ли? — Помощник переминался с ноги на ногу; было видно, что ему неприятно спорить с начальником, но и не сказать, что думает, он не мог.

— И многие так считают?

— Те, кто знает о коровах и парнях, — почитай, все.

— Ну, хорошо хоть круг компетентных лиц ограничен,…… шериф поднялся с корточек, посмотрел на помощника. — Видимо, придется лишить вас квартальной премии — за распространение слухов, не соответствующих реальности.

— Есть, сэр, — помощник вытянулся в струнку, лицо окаменело, не выдавая никаких чувств.

— Вот это уже лучше. А то забыли даже слово такое — дисциплина.

Шериф направился ко второму трупу. В спину ему донеслось чуть слышное бормотание:

— Дохлые коровы — вот это реальность. А слухи… Да какие слухи, когда все так думают!

Шериф рассматривал молодого бычка, уткнувшегося розовым, когда-то теплым носом, в след от копыта. Вода налилась в ямку, и если бы не судорога, скрутившая теленка перед смертью, могло показаться, что он пьет. Шерифу стало неловко, словно он чем-то провинился перед животным.

Телефонный звонок вывел шерифа из раздумий.

— Алло! — в телефоне зашипело.

— Фредерик Сампсон? — пожилой голос говорил почти без интонаций.

— Да, это я, — ответил шериф.

— С вами говорит профессор Дональд Грейндельсберг из Аркоидской обсерватории.

— Да, я слушаю.

— Вы просили сообщать вам все о молниях. Так вот, вчера вечером рядом с городом ударило несколько молний. Точнее, три штуки. — Грейндельсберг говорил так, словно читал скучнейшую лекцию, давно надоевшую ему самому и слушателям, но которую надо дочитать до конца.

— Огромное спасибо, Дональд, вы нам очень помогли. Опять погибло несколько коров, на всех следы удара молнии.

— Не за что. Но если честно, я не понимаю, почему молнии убивают так часто.

— Но вы же сами рассказывали мне про ионизационные столбы и исследования, связанные с электричеством! — Фредерик на секунду почувствовал себя мальчиком, которому сказали, что никакого Деда Мороза нет, а добряк, раздававший подарки, — это папа, нацепивший ватную бороду.

— Я не собираюсь отказываться от своих слов. Просто мы фиксируем все проявления атмосферного электричества. Так вот, аппаратура зарегистрировала шесть всплесков активности. Четыре раза молнии попадали в человека, два — в животных. И ни разу в дерево или хотя бы в громоотвод. Кстати, если уж на то пошло, по логике, грозы должны были греметь над обсерваторией, а не над противоположной стороной города. — Дональд закашлялся в трубку.

Шериф молча подождал, пока он закончит. Потом спросил:

— Ну хорошо. А если не молния, то что?

— Мы пытаемся понять. Никакая земная техника не способна управлять электричеством такой мощности. Значит, либо есть неизвестные нам естественные причины, либо придется признать, что все-таки это совокупность случайностей. Либо… — Грейндельс-берг замолчал.

— Либо что?

— Либо мы имеем дело… — Дональд замялся. — Либо мы имеем дело с чем-то сверхъестественным, паранормальным.

Шериф засмеялся. Профессор подождал, пока он замолчит, и сухо поинтересовался:

— Я сказал что-то очень смешное? Прошу прощения, но мне ваше поведение кажется не совсем приличным.

Фредерик почувствовал себя нашкодившим студентом и, давясь хохотом, извинился:

— Дональд, умоляю, не сердитесь на меня, просто вы мне напомнили моего помощника. Тот тоже говорил о свихнувшемся Зевсе, раскидывающем молнии направо и налево.

— Может быть, ваш работник и не так уж не прав, как кажется. Меня ждут дела, я вынужден прервать наш разговор. Я сообщу, если станет известно что-нибудь новое. Надеюсь на такую же откровенность с вашей стороны.

В трубке раздались гудки. Шериф закрыл мембрану и спрятал телефон в карман пиджака. «Они что, сговорились?» — устало подумал он.

Тем временем распогодилось. Давно вставшее солнце медлсчно сушило землю. Согревшиеся мухи кружились возле погибших, животных, садились им на морды и, разочарованные, улетали — высохшие глаза напоминали стекло.

Приехала машина, четверо грузчиков ловко подхватили мертвого бычка и потащили к грузовику.

— Может, действительно не молния? — задумчиво произнес Фредерик. — Да ну, чушь… Что это еще может быть?

Сампсон поднял голову и увидел машину, подъезжающую к холму. «Шевроле», новенький. Из салона вышли двое, в строгих костюмах, мужчина и женщина.

«Федералы, — раздраженно подумал шериф. — И чего им неймется? Сидели бы себе в главном управлении и не совались в наши дела. Спрашивается, чего им надо? Четверо умерли от удара молнии. Ну и что? Или они тоже ищут сумасшедшего Зевса, подрывающего устои нашего общества? Или, наверно, считают, что это происки Моссада и КГБ. Бред какой-то, КГБ в Коннервиле…»

Шериф плюнул, норовя попасть в лужицу в отпечатке копыта.

Двое, коротко переговорив с водителем грузовика, стали карабкаться вверх по склону.

«Чтоб ты поскользнулся!» — злобно подумал шериф.

Мужская фигурка качнулась, выставила руки, спасая пиджак от грязи. Фредерик снова сплюнул, давя в себе желание перекреститься. «Вот и не верь после этого…» Он отвернулся и пошел к своему «пикапу». Залез в теплый пыльный салон, включил радио. Печальная, плавная мелодия заставила закрыть глаза, расслабиться, ощутить всего себя, до последней жилки, до родинки на голени и царапины около плеча. Почувствовать, как давит на грудь одежда, осознать прикосновение ткани, теплого воздуха, света, пролезшего в машину через боковое окошко. Шериф медленно вздохнул, кровь стучала в расслабленных пальцах.

За окном раздался голос. Сампсон сбросил оцепенение и открыл глаза. Те двое уже поднялись и теперь подходили к оставшемуся трупу. Шериф тронул шелкового ската, парившего у лобового стекла, рядом с зеркалом. Игрушка качнулась пару раз и замерла, слегка колыхаясь. Фредерик последний раз вздохнул и выкарабкался навстречу незваным гостям.

— Доброе утро, — женщина наклонила голову, здороваясь. Мужчина кивнул.

— Не совсем оно доброе, — шериф понял, что грубит, но остановиться не смог. — А для кого-то и последнее.

— Вы, случайно, не расскажете нам, что произошло? — Мужчина выступил вперед.

Шериф мучительно пытался вспомнить, как же его зовут. Странная какая-то фамилия, то ли Мойзер, то ли Молдмен.

— Не расскажу. К сожалению, я сам не знаю. Известно, что погибло три коровы. Вы видели трупы.

— Знаете, коровы обычно не умирают просто так, — женщина уловила язвительные интонации шерифа и теперь отвечала в тон. — У них очень слабо развиты суицидальные наклонности, их, знаете ли, не преследует Танатос.

Фредерик с некоторым раздражением понял, что, как зовут женщину, он тоже не помнит. Он постоял, рассматривая свои сапоги, потом перевел взгляд на ботинок мужчины.

— Простите мистер… э…

— Молдер, Фокс Молдер.

— И… — шериф повернулся в сторону Скалли.

— Дэйна Скалли.

«Ну вот, теперь можно разговаривать», — подумал Фредерик.

— Вы, конечно, мне не поверите, но… — шериф выдержал длинную паузу.

— Я, кажется, догадываюсь. Вы хотите сказать, что их всех убила молния, — Молдер смотрел на шерифа, тот радостно расплывался в улыбке.

— Хорошо! Вы все за меня сказали.

— А какие-нибудь доказательства? — тихо спросила Скалли.

— А что-нибудь противоречащее этому объяснению? Вы подумайте, молния ударила в холм и попала в стадо коров. Пошаговое напряжение, мокрая трава… Трех ближайших к точке попадания животных убивает. Что в этом необычного? — шериф смотрел на агентов, благожелательная улыбка застыла на лице.

— Ничего, если не считать, что это шестой случай за полгода.

— Вы что! — искренне возмутился Сам-псон. — Коров убивало только дважды.

— Да, в остальных случаях гибли люди. Невинные люди и невинные животные, — холодно произнес Молдер.

— Вы что, думаете, я знаю о каком-то таинственном преступнике и сейчас выгораживаю его? — шериф сузил глаза, всматриваясь Молдеру в лицо.

— Конечно, мы так не думаем. Но все-таки, у вас есть какие-нибудь доказательства, хотя бы косвенные, подтверждающие, что это была молния, а не маньяк с электрошоком? Берете стандартный электрошок, а к нему присоединяете аккумуляторы для электросварки. Не случалось у вас такого? — Скалли говорила, наклонившись в сторону шерифа, ветерок трепал рыжие волосы, шевелил ткань юбки. — Я вас убедила?

— Не случалось, — ответил Фредерик на первый вопрос — У меня маньяков не водится.

Они помолчали, стоя друг напротив друга: агенты ФБР, молодые, здоровью, полные энергии и интереса к работе, — и усталый, начинающий седеть шериф, привыкший ловить преступников, а не молнии, падающие с неба. Подошел помощник, поклонился Скалли и Молдеру и, повернувшись к Сампсону, сухо спросил:

— Сэр, что делать с трупами?

— Ну откуда я знаю? Спросите на бойне. Если им не нужно, то действуйте по инструкции. И вообще, спрашивайте у владельца стада. Это его собственность, — шериф замолк, а потом некстати добавил: — Про премию я пошутил, прошу прощения за неудачную шутку.

Заметно повеселевший помощник побежал отдавать распоряжения. Шериф вспомнил про своих гостей и обернулся к ним.

— Вы знаете, что молнии разговаривают по радио? — Сампсон усмехнулся, чем-то напомнив Молдеру учительницу младших классов.

— Да, — Молдер кивнул, — молния передает сигнал на определенной частоте. Его можно поймать даже обычным приемником.

— Вы, я вижу, хорошо учились в школе, — Фредерик запустил руку в волосы, провел по голове, размял затекшую шею.

— Неплохо, — вежливо ответил Фокс.

— Я попросил моих друзей из обсерватории регистрировать все передачи на этой волне. Вчера они зафиксировали три всплеска.

Три молнии. В конце концов вы можете сами посмотреть…— Рука шерифа указывала на пятно выжженной травы.

Молдер и Скалли подошли к пятну, опустились на корточки. Песок сплавился в комки стекла, земля покрылась пеплом. Фокс протянул руку, коснулся уже остывшей поверхности.

— Боюсь, что ваша работа в нашем городе закончилась, — произнес шериф.

Скалли с неудовольствием отметила, что Фредерик сделал ударение на слове «нашем». Правильно, он считает, что со своими проблемами они разберутся сами и нечего агентам ФБР соваться куда не положено.

— Молдер, видимо, он прав. Мы не можем вечно гоняться за молниями, — Дэйна прикоснулась к руке Фокса.

— Ты тоже считаешь, что здесь виноваты слепые силы природы? — саркастически бросил Молдер.

— А если нет, то что?

— Не знаю, но думаю, что-нибудь прояснится.

— Пока мы будем ждать этого «чего-нибудь», нас выгонят с работы — за халатное отношение и преступное бездействие. — Скалли поднялась, одернула юбку и подошла к человеку, стоявшему поодаль. Согласно бэд-жику на кармане, перед Дэйной находился помощник шерифа, некто Бенджамин Остер-ли.

— Доброе утро, Бен, — поздоровалась Скалли. — Я Дэйна Скалли, из Федерального Бюро Расследований. Если я не ошибаюсь, то вы первым прибыли на место происшествия.

Она обратила внимание, что говорит слишком официальным тоном, и, пытаясь исправиться, мило улыбнулась. Настырный ветер портил прическу, и приходилось все время придерживать волосы, чтобы они не лезли в глаза.

— Доброе утро, агент Скалли. Я действительно приехал первым. Позвонил пастух и сказал, что кто-то убил его коров. Сампсон был тогда в управлении, и пришлось ехать мне. Да и вообще, это моя обязанность, — Остерли полез в карман брюк, но потом вспомнил, что это невежливо, и поспешно спрятал руки за спину. Через секунду он припомнил, что это тоже невежливо.

— Как вы думаете, отчего погибли животные? — спросила Скалли.

— Честно говоря, я не ветеринар… — Бен потер руки, не зная, куда их деть, наконец уцепился за пуговицу на пиджаке и облегченно стал ее откручивать.

— Ну хоть какие-то соображения? Может быть, вы заметили что-то необычное? — Скалли вцепилась в Бенджамина, как клещ, и неуклонно вытягивала из него ответы.

— Все считают, что коровы погибли от удара молнии… но… — помощник замялся; нитки наконец порвались, и пуговица осталась в кулаке.

— Но — что? — настаивала Дэйна.

— Но я так не считаю. За последние полгода погибли четверо. Я уже двенадцать лет работаю в Коннервиле, так до этого не погиб ни один. Странно, не правда ли?

— Вы не пробовали говорить это шерифу? — спросила Скалли.

— Пробовал, он чуть было не лишил меня ежеквартальной премии… За распространение слухов, порочащих звание полицейского… — Остер ли криво усмехнулся.

Скалли поблагодарила помощника и, понурившись, вернулась к Молдеру.

— Ничего интересного, — она кивнула в сторону Бена. — Придется нам возвращаться с полностью проваленным делом.

Молдер, все еще сидевший на корточках возле горелого пятна, поднял голову.

— Тебе часто случалось видеть, как молния попадает в ботинок? — спросил он.

— Я вообще не видала молний, попадавших куда бы то ни было. — Дэйна хотела засмеяться, но что-то в голосе Молдера удержало ее.

— Посмотри! — Фокс поднял с земли кусок спекшейся стекловидной массы. — Это след от ботинка. А вот здесь, — он ткнул пальцем, — видна даже резина с подошвы. Понимаешь? Кто-то стоял, любовался ночным небом, спинку почесывал… И тут вдруг гром, вспышки… Миллионы вольт по телу бегут. Вот обувка и попортилась… Так сказать, изоляция перегорела…

— Не ехидничай! — Скалли одернула Молдера. — Ты думаешь — Дарин?

— Случайных совпадений не бывает… А когда они происходят, значит, они не случайны…

— Глубокомысленно, нечего сказать… — Скалли поджала губы. — Что ты предлагаешь? Воровать у Дарина ботинки и выискивать на них следы высокотемпературного воздействия? Ни один суд не станет нас даже слушать!

— Суд нас слушать не станет. А вот психиатрическая больница…

— О, конечно! Тебя любая психиатрическая больница примет в распростертые объятия. И предложит неплохое помещение и трехразовое питание. Не забудь, у твоего нового белья будут очень длинные рукава… Так-то, Молдер… — голос Скалли стал печальным.

— И все-таки давай проведем анализ…

— Погоди-ка. А это что такое? — Скалли подняла с земли что-то похожее на застывшую смолу. — Это какая-то органическая дрянь. Не минерал… Знаешь, поехали-ка в лабораторию.

Они попрощались с шерифом, пообещав зайти к нему перед отъездом из города.

Здание лаборатории пустовало. Пылились штативы, на стенке висел забытый плакат, изображающий вскрытый череп. Дэйна Скалли, склонившись над микроскопом, разглядывала гипсовый оттиск.

— Армейский полуботинок, подошва из черной резины. Верх — видимо, кожа. Размер — восемь с половиной. Носится давно. Обладатель этой обуви, скорее всего, шаркает при ходьбе…

— Потрясающе! И все это — только по следу каблука! Да ты у нас гений. Ну как можно было догадаться, что у него размер восемь с половиной? — Молдер наклонился, пытаясь заглянуть в микроскоп.

— Отойди от прибора. Там не на что глядеть. Все видно и так. А размер, между прочим, написан на подошве. Гораздо интересней, что же представляет собой найденная нами субстанция. Мне самой не разобраться, я отдала ее на анализ, — Дэйна протерла микроскоп и поставила его в шкаф. — Теперь придется долго ждать результатов.

— Боюсь, что долго ждать у нас не получится. — Молдер в сомнении покачал головой.

— Я попросила сделать побыстрее. Но за сколько они управятся… Может быть, мы получим данные уже завтра. — Скалли заперла шкаф, глянула в зеркало, проверяя прическу. — Пойдем, не забудь ключ.

Белая дверь лаборатории захлопнулась, запах тления, жавшийся по углам, выполз на середину. Обвился вокруг ножки, взобрался на стол, пропитал собой гипс и обгорелый песок.

Аромат Дэйниных духов сражался несколько секунд, но вскоре смешался, растворился в пыльном дыхании старого помещения.

Спекшийся песок, в котором отпечатался след, рассыпался горсткой. По песчинкам гуляли голубые сполохи, отлично видимые в полумраке. Тихо потрескивал воздух.

Перекресток был затянут пыльной дымкой. От вчерашней грозы остались только воспоминания. Желтая трава хрустела под ногами, а над асфальтом струился жаркими волнами перегретый воздух.

Рядом с дорогой стоял огромный деревянный рекламный щит. Старые доски почти сгнили, никто уже не вешал на них плакаты, зато голуби и мальчишки облюбовали помост, тянувшийся вдоль щита. Шаткая высокая лестница с трухлявыми ступенями только добавляла романтики.

Наверху, свесив ноги над зарослями полыни, сидел ребенок. Тщедушная фигурка напоминала ворону. Тусклый взгляд маленьких голубых глаз скользил по дорожному покрытию, серым кустам, разметке.

Присмотревшись, можно было разглядеть худое лицо, редкую, неряшливо выбритую щетину, тонкие синеватые губы. Юноша — а это все-таки был юноша — болтал ногами и длинно сплевывал на траву.

— Эй, Дарин! Я тебя везде ищу! — обрадованный Пустышка подбежал к щиту.

Остановился внизу, разглядывая подошвы бо— . тинок. Острый кадык скользил по тонкой шее. Медленно опускался после каждого вздоха, а потом, словно повешенный, дергался вверх. Дарин посмотрел на запрокинутое лицо приятеля. Пробормотал что-то неразборчивое, сплюнул, целясь ему под ноги.

— Нашел. И что?

— Слушай, Дарин… — Пустышка полез по хлипкой лестнице, придерживаясь за столб.

— Не хочу, — монотонно ответил Освальд.

— А чего хочешь? Пиво будешь? Пустышка вытащил из кармана бутылку пива, открыл зубами. Хлынувшая пена залила штаны. Парень дернулся, спасая одежду, испуганно замахал руками. Край помоста оказался совсем рядом. Дарин протянул руку, спокойно схватил Пустышку за свитер. Тот, наконец обретя равновесие, тяжело задышал; мелкая дрожь пробежала по телу липкой душной волной запоздалого страха.

— Не буду, — сказал Дарин, выпустив из руки край свитера.

— Что не будешь? Пиво не будешь? — Зеро пришел в себя и теперь растерянно потирал руки.

— Ничего не буду.

— Да ладно тебе! Чего выделываешься? Ты бы лучше смотался куда-нибудь из нашего затхлого города! Поехали бы в Лас-Вегас или в Монте-Карло. Ты ведь там им такого устроишь! У них все рулетки одно число показывать будут. Или на Голливуд? Прикидываешь, сколько денег отвалят? Да тебе столько за всю жизнь не заработать. И честно. А слава!!! Будешь сидеть, пиво потягивать через трубочку. А вокруг тебя репортеры, журналисты… Будешь им раз в месяц молнию под зад пускать. А какие у тебя будут телки! Да у нас в городе таких просто нет. За штуку — любая твоя. Прикидываешь? — Пустышка замолк, глаза его разгорелись, животик подергивался от судорожного дыхания.

— Не поеду. — Дарин уныло смотрел на дорогу.

— Из-за Шэрон?

— Я сказал, что не поеду, — значит, не поеду.

— Ну, подумай. Она ведь тебе еще тогда все объяснила. Она тебя не любит.

— Неправда! — Дарин вскочил, щит закачался и подозрительно заскрипел. — Она просто не знает, как я к ней отношусь! Не догадывается, что я чувствую. Если б она знала, то полюбила бы меня.

— Нет, ты все-таки пошевели извилинами. Она тебя старше, — Зеро посмотрел на Дари-на. — Ты сядь, успокойся, а то грохнемся и не заметим. Так вот, она тебя гораздо старше, красивая, умная. С ногами-руками все в порядке, все округлости на месте. И ты хочешь, чтоб такая женщина полюбила тебя, сопляка? — Зеро удивился, откуда у него появился такой учительский тон, но остановиться не смог и, все больше впадая в роль, продолжил:

— Ей нужен кто-то поумнее, взрослый, с достатком. Типа нашего босса. Своя мастерская, квартира, машина. И сам не урод, хоть и болван. В общем ей требуется человек особенный.

— А я и есть особенный! — Дарин опять вскочил, колыхнув помост. — Я.знаешь чего могу?

— Дарин, прошу, только не надо!

Но было уже поздно. Светофор на перекрестке неожиданно мигнул и резко, пропустив желтый, загорелся призывным зеленым огнем. Водитель, уже собиравшийся нажать на тормоза, вместо этого вдавил газ. Машина дернулась и пошла быстрее. До Коннер-виля оставалось четыре километра, и водитель, спешивший на свидание, еще успел порадоваться случайному «зеленому».

Скрежет металла, стекло осыпается мелкими осколками. Ремень безопасности, просто накинутый на плечи, соскальзывает. Руль ударяет по рукам, врезается в грудь. Приборная доска дергается к лицу…

Две машины на перекрестке врезались почти под прямым углом. Водитель первой, пожилой таксист, успел нажать на тормоза, но было слишком поздно. Машина пошла юзом и со всей скоростью, набранной на пригородном шоссе, врезалась в другую. Обе, уже совершенно искореженные, вылетели на обочину.

— Ух ты! — выдохнул Пустышка, с болезненным интересом смотревший на происходящее. — Ни фига себе… Как ты их?

— Сложно, что ли, — Дарин пожал плечами. — Я эти драндулеты с утра столкнуть пытаюсь, а они все, заразы, притормозить успевают. А сейчас не успели.

— Ты что, за ними охотился? — Зеро удивленно расширил глаза. — А зачем? Пускай себе едут.

— Думаешь, я совсем дурак? Ради развлечения? Ошибаешься… Ох, ошибаешься. Вы меня все за идиота держите, а я не идиот. Я все продумал. Шэрон меня почему не любит? Да потому, что она хорошая и замужем. А хорошие мужу не изменяют… Сообразил?

— Э-эм… — пробормотал Зеро.

— Вот произошла авария. Кто приедет разбираться?

— Полиция, — ответил Пустышка не задумываясь.

— Ну, полиция, это само собой. «Скорая помощь», попятное дело, а еще кто?

— Рабочие, разбитые машины увозить… — Зеро потер лоб. — Ты что же, босса ждешь? Так поехал бы прямо к нему. Зачем человека угробил?

— Тебе ли говорить, — отмахнулся Дарин. — Да и не убивал я никого. Я только светофор переключил. И вообще, кто меня вынудил? Кто говорил, мол, ничего во мне особенного? — Дарин, сжав кулачки, наступал на Зеро.

Зеро отступил на шаг, примиряюще протянул бутылку пива. Они посидели молча, прихлебывая из бутылки. Потом Пустышка не выдержал и развернулся к Дарину:

— Что ты с ним хочешь сделать?

— С кем? — Дарин отломал щепочку и кинул ее вниз.

— С боссом.

— Поджарить. Медленно и больно.

— Ты с ума сошел? — Зеро приподнял брови. — Он же твой начальник. Он тебя на работу взял, деньги тебе платит. Нельзя так по-свински. Он тебе работу, а ты его за это поджаривать!

— Не за это, — Дарин отвечал так, словно очень хотел спать, а ему мешали болтовней.

— Тогда за что? … — За Шэрон.

— Мне наплевать на твоего босса. Но Шэрон! Она ведь станет ненавидеть тебя после этого. Как она сможет полюбить убийцу своего мужа? Вот если бы ты его спас от смерти! Вот тогда… Тогда бы ты стал героем. Этаким суперменом. Человек-молния! Стремительная вспышка! Земной громовержец! Детишки говорили бы мамам: «Я хочу быть похожим на Дарина, укротителя электричества». Да Шэрон к тебе сама бы прибежала, заплакала бы на груди, засучила ножками: «Возьми меня, любимый, возьми». А ты снизошел бы до нее…

— Замолчи.

Зеро посмотрел на серое лицо Дарина. Кровь сочилась из прокушенной губы, в глазах застыло обреченное выражение.

— Эй, ты чего? Что-то случилось? Пустышка хотел схватить Освальда за руку, но тот вывернулся и стал спускаться по лестнице. Зеро посмотрел на дорогу. Между полицейской машиной и «скорой» стоял джип техпомощи. Джон Кавит о чем-то беседовал с шерифом. Пустышка вздохнул.

Новенький взятый напрокат «шевроле» подкатил к невысокому двухэтажному дому. Колеса прошуршали по гравию и, мягко притормозив, замерли около калитки. Хлопнула дверца. Деревянное крыльцо обижершо заскрипело под ногами входящих. Задребезжал звонок, когда-то украденный в школе.

— Добрый вечер. Вы мать Дарина Питера Освальда? — представительный брюнет, затянутый в строгий костюм и слегка придушенный галстуком, стоял в дверях.

— Здравствуйте, я. А что случилось?

— Мы хотим поговорить о вашем сыне… — рыжеволосая женщина отодвинула мужчину и вошла в коридор.

— А вы кто такие? Это моя собственность, я регулярно плачу налоги. Сын у меня тоже послушный.

— Фокс Молдер. ФБР, — представился мужчина, протянув жетон. — А это мой напарник, Дэйна Скалли. Тоже агент Бюро.

— Извините… Проходите, пожалуйста. Простите, что у меня не убрано, я женщина старая, со здоровьем у меня плохо. Сын работает… А что он натворил? Нет, нет, не разувайтесь… — толстая женщина суетилась, загораживая собой проход.

— Не беспокойтесь, ничего страшного не случилось, — успокаивающе произнес Молдер.

— Скажите, вы не замечали за своим сыном каких-либо странностей? Необычного поведения? Не говорил ли он вам, что может сделать что-нибудь сверхъестественное, — выпалила Скалли.

— Я ничего не знаю. Дарин, может быть, глуповат, но он никого не обидит. Мухи не тронет… Очень тихий ребенок. А из сверхъестественного — он говорит, что его полюбит красивая женщина. Вот это действительно невозможно. Такого уродливого и тупого… — женщина дребезжаще засмеялась.

— Я думаю, что личные дела нас не интересуют. Простите, вы не покажете нам комнату Дарина.

— Проходите сюда. Вот здесь.

Они остановились напротив ярко выкрашенной двери. Фанерка, прибитая снаружи, была истыкана ножиком. Приглядевшись, можно было различить и круги, нарисованные карандашом. Ребенок развивал меткость.

— Нам с Дэйной надо поговорить, — Молдер повернулся к хозяйке дома. — Вы не оставите нас на минутку?

— Конечно, конечно… — толстая женщина, пятясь, выбралась в соседнюю комнату.

Молдер и Скалли зашли внутрь. Свет, пробивавшийся сквозь черные портьеры, висел пыльными столбами. В комнате царил беспорядок. Разбросанные под столом бумаги, детские игрушки, разобранный на мелкие части магнитофон. Дэйна подошла к коробке с обувью. Порывшись, выудила солдатский кожаный ботинок.

— Молдер! Действительно восемь с половиной. И рисунок тот же. Смотри! Вот здесь подошва обгорела. Там, на холме, действительно был Освальд. В него попала молния, и он остался жив… Странно, что ни говори.

— Ну почему странно, — откликнулся Молдер. — Живут они здесь недалеко. Вышел на прогулку, видит, гроза собирается… Побежал на вершину, чтоб поэффектней было. Вызвал молнию…

— Как вызвал? По телефону?

— Спроси… Он скоро придет, — Молдер мило улыбнулся. Взял со столика журнал и принялся перелистывать.

Скалли прошлась по комнате, полюбовалось рисунками на стенах. Вытащила из коробки игрушечный пистолет, повертела в руках и положила обратно. Наконец снова повернулась к Молдеру.

— Ты что, еще не читал последний «Плейбой»? Я думала, ты более прогрессивен, — Дэйна насмешливо смотрела на Фокса.

— Естественно, прочитал. Ты мне лучше скажи: не помнишь, был ли в него вложен портрет молодой женщины…

— Нет, в «Плейбое» отсутствуют портреты молодых женщин… Ни одного нету, — язвительно перебила Скалли.

— А это кто тогда?

Мол дер протянул фотографию, лежавшую между страницами журнала. Дэйна взяла ее и долго рассматривала, подставив под луч света.

— Похоже на фотографию из выпускного альбома, — она отложила портрет и внимательно оглядела комнату. — Я где-то видела… Ага, вот он…

Скалли подняла пыльную, набитую тряпками коробку. Вытащила толстый альбом в красном переплете. Картонные страницы оказались замусолены, словно альбом много раз пролистывали. В одном месте фотография отсутствовала.

— Шэрон Кавит. Учительница литературы, — прочитала Скалли. — Ты ее знаешь?

— Мастерская, где работает Дарин, называется «Кавит-авто-инкорпорейтед». По-моему, здесь существует какая-то связь, — серьезным тоном произнес Молдер. — Мы можем узнать адрес и приехать к ним в гости. Думаю, у нее найдется что нам рассказать.

— Поехали…— пожала плечами Скалли. Они попрощались с матерью Дарина и вышли во двор. Солнце уже перевалило за полдень и медленно скатывалось к горизонту. На холме двое рабочих распиливали сломанную вчерашней грозой верхушку тополя. Молдер вынул из кармана платок, тщательно вытер руки. Зачем-то протянул его Скалли. Странная, неживая тишина повисла над домом: ветер не шуршит листвой, ни одна муха не жужжит над ухом.

Фокс стряхнул с себя оцепенение, пошел к машине. Взялся за руль. Прежде чем повернуть ключ зажигания, снова протер руки и наконец спрятал носовой платок.

Тормозной след на мягком асфальте был хорошо виден. Шериф осматривал место происшествия, время от времени записывая что-то в толстую тетрадь в кожаной обложке. Молоденький полицейский, сдвинув фуражку на затылок, обводил следы мелом. Второй, такой же молодой, веснушчатый, расставлял красные флажки.

— Что произошло? — Джон Кавит повернулся к шерифу.

— А, какой-то молодой обормот ехал на красный и врезался в бок другой машине. С правами у него тоже не все в порядке. В общем, понятно. Жаль, наказывать некого.

— А что с ним?

— Всмятку. Руль сломался в руках, и обломок пробил грудь. Второй водитель пристегнут был, так у него теперь перелом основания черепа. Почему жив — не ясно. Но дышит. Одна «скорая» уже уехала. А эта стоит, трупа ждет, — Бенджамин махнул рукой в сторону красно-белой машины с крестом на боку.

— Мне когда приступать к разбору завала? — Джон прикоснулся ко лбу, потер переносицу.

— Как только мы здесь все закончим, пометим, разберемся, что произошло…

— Ты же вроде во всем разобрался… Джон пригладил курчавые волосы, стало видно, как покраснели прикрытые веки. Казалось, Кавит устает прямо на глазах.

— Эй, Джон! С тобой все в порядке? — шериф схватил Кавита за плечи.

— Да, ерунда… Не выспался, а тут еще эта жара… Сейчас пройдет.

Он покачнулся и медленно сполз на асфальт. Шериф наклонился над упавшим, рванул ворот рубашки. Перламутровые пуговицы раскатились во все стороны.

— Врача! — заорал шериф во всю свою полицейскую глотку.

Дюжий негр, санитар машины скорой помощи, выскочил из салона и, на ходу подхватив чемоданчик с инструментами, подбежал к лежащему Кавиту. Оттолкнул шерифа, наклонился над лежащим. Резко надавил на грудь Джону. Воздух с тихим шипением просочился сквозь сомкнутые губы.

— Шок! Давай шок!

Врач, тоже выскочивший из салона, повернулся и побежал обратно. Через секунду он снова появился, но уже с аккумуляторами и присосками. Негр ритмично нажимал на грудную клетку в надежде заставить сердце биться. Врач приклеил электроды, повернул какую-то рукоятку.

— Сначала триста пятьдесят! — крикнул врач санитару.

— Давай!

Металлические контакты, хищно поблескивая, зависли над лежащим, соприкоснулись с грудью. Мышцы даже не шелохнулись.

— Я же сказал, включай батарею! — врач развернулся к негру.

— Все включено! Наверно, аккумуляторы сели.

— Бегом!

Негр вскочил и помчался к машине, Вокруг Джона толпились люди, заглядывали через головы впереди стоящих, испуганно шумели. Шериф молча расталкивал любопытных, чтобы не мешали. Пустышка, схватив Дарина за руку, что-то яростно шептал на ухо. Освальд не отвечал, словно манекен уставившись в одну точку. Потом вырвал руку и пошел к Кавиту. Судорога пробежала по лицу умирающего, шевельнула губы, глаза широко раскрылись. Словно от страха. Дарин оттер плечом растерянного врача и наклонился над Джоном.

— Не беспокойся. Я видел, как это делается. По телевизору.

Тонкие детские руки плавно опустились на грудь Кавита. Раздался хлопок, тело выгнулось дугой. Голубоватые вены проступили сквозь кожу. Сигнал на индикаторе дрогнул и побежал, привычно выписывая кривую: один длинный пик, несколько коротких, впадина, один длинный… Крылья носа вздрогнули и затрепетали от неровного дыхания.

— «Скорую помощь» вызывают по де-вять-один-один, — произнес Освальд, выделяя каждую цифру.

Потом развернулся и отошел. Через секунду его уже не было видно. Негр, спотыкаясь, притащил второй аккумулятор. Посмотрел на растерянного врача. Тот устало поднял голову.

— Уже не надо. Тащи носилки. Едем в больницу.

Услышав «в больницу» вместо ожидаемого «в морг», санитар облегченно вздохнул и, сразу став шире в плечах, потрусил к машине.

По обочине шоссе шагали двое. Один среднего роста, с бледными длинными волосами. Второй маленький, похожий на злого ребенка.

— Это ведь ты его поджарил. Я видел, как ты на него смотрел, — Пустышка сорвал травинку и сунул ее в рот.

— Я его спас. Если бы не я — он бы умер.

— Если бы не ты, он спокойно убирал бы машины. А скорее — сидел бы в ресторане, вместе с Шэрон. Нет, я не понимаю… Он же твой босс. Он тебе работу дал, хорошую, честную. Его Шэрон любит. А ты — как крыса, — Зеро выплюнул пережеванную соломинку.

— Замолчи, — с ненавистью в голосе произнес Дарин. Голос звучал глухо и неприятно.

— Я боюсь! Ты сегодня уже двоих убил, а что они тебе сделали? А?

Пустышка заглянул Дарину в лицо. Тот отвернулся и зашагал прямо по полю, к своему дому.

— Ну и убирайся! Не хочу с тобой больше вместе быть! Вот расскажу все фебеэров-цам… Тогда узнаешь! — заорал Пустышка в спину уходящему. Тот даже не обернулся.

Город просыпался. Прежде пустынные улицы заполнились спешащим народом.

Мальчишка в выцветших джинсах протирал витрину, за которой упитанный хозяин раскладывал булки и кренделя. Прошуршал шинами маршрутный автобус. Пожилая энергичная дама, подхватив сумки с продуктами, помчалась к остановке. Сбила маленького парнишку. Тот упал, из порванного пакета вытекла белая молочная струйка. Мальчик хотел заплакать, даже начал тереть кулаками глаза. Но потом заметил, что тетя уже убежала, разочарованно поднялся, пнул пакет ногой и пошел дальше.

Новенький «шевроле» гордо проехал по центральной площади, немного постоял около газетного киоска и свернул на одну из боковых улиц.

Старый особняк — видимо, прошлого века — находился недалеко от центра города. Окна выходили на тихую улочку, прямо в пожухлую тополиную листву. Молдер и Скалли прошли во внутренний дворик, поздоровались с серьезным малышом, пытавшимся укусить резиновый мячик. Черная кошка с чувством осознанного достоинства перешла им дорогу. Дэйна что-то прошептала. Они поднялись по ажурной лестничке на второй этаж, остановились перед массивной дверью, обитой дубовыми планками. Молдер оглянулся в поисках звонка. На уровне пояса в небольшом углублении в стене притаилась бронзовая ручка. Фокс потянул ее на себя. Где-то в квартире звякнул колокольчик. Послышались шаги, в «глазке» мигнула тень, и дверь открылась. На пороге стояла стройная черноволосая женщина. Усталое лицо: серые круги под глазами, красные вспухшие веки. Она то ли долго плакала, то ли не спала всю ночь. А может, и то и другое.

— Доброе утро, — женщина кивнула головой. — Чем обязана?

— Простите, вы — миссис Кавит? Женщина кивнула.

— Здравствуйте, мы из ФБР. Нам хотелось бы поговорить с вами о некоем Дарине Питере Освальде. Мое имя Дэйна Скалли, а это агент Фокс Молдер, — Дэйна кивнула головой.

— Очень сожалею, но у меня нет времени. Я должна ехать к мужу в больницу, — Шэрон поправила прическу и собралась закрыть дверь.

— Подождите… — Молдер вставил ногу в дверной проем. — Что с вашим мужем?

— Клиническая смерть. Остановка сердца, — Шэрон сжала челюсти.

— Наши соболезнования. Шэрон… Вас ведь зовут Шэрон?

Кавит кивнула. Тонкие губы дрожали.

— Признайтесь, вам не страшно? — Молдер открыл дверь и подошел вплотную к женщине. Она отодвинулась, затравленно прижала руки к груди.

— Вы о чем? — она отступила еще на шаг.

— Я? Сказал, что хочу поговорить с вами о Дарине. Дарине Освальде. Вы, наверное, слышали это имя и фамилию? Не так ли? Вы можете помочь нам.

— Чем? Я ничего не знаю! Дарин был моим учеником, а сейчас работает на моего мужа. Он спокойный тихий ребенок… — Кавит ломала длинные, хрупкие пальцы.

— В какой палате лежит ваш муж?

— В… Вам это нужно?

— Нет. Мне нужно поговорить с вами, — Молдер говорил тихо, спокойно, но твердо.

— Проходите, — Кавит отошла, пропуская гостей в коридор. — Можете не разуваться.

Они прошли в полутемную комнату. Молдер завертел головой, рассматривая картины, висящие на стенах.

— Это от дедушки осталось. Он коллекционировал картины. Впрочем, это к делу не относится. Я действительно спешу.

— Да-да, конечно, — Молдер кивнул. — Расскажите нам о Дарине.

— Что вам рассказать? Молодой человек… ребенок. Немного заторможен в развитии. Я у них преподавала литературу.

— Как он к вам относился?

— Я не могла не заметить, что он мной увлекся. Я думала, что это пройдет. Мальчик повзрослеет, найдет себе ровесницу…

— Не прошло?

Кавит молча кивнула. Постояла, взявшись за виски, затем села в кресло.

— Я помогла ему устроиться на работу. Попросила мужа, чтобы он взял его к себе. Он все время преследует меня. Я боюсь… — Шэрон прикрыла лицо руками.

— Чего?

— Он стал какой-то странный. Вещи в его присутствии ведут себя ненормально. Радио включается и выключается… Он сказал, что может мне помочь… А когда я спросила, о чем это он, то ответил, что о Джоне. А после этого Джон попал в больницу. Потом я встретила его, не Джона, а Дарина… Он улыбнулся и взял меня за руку… Он никогда раньше себе такого не позволял. Он убьет его… Точно.

Она подняла голову, Скалли заметила, что и без того красные веки еще больше припухли.

— Вы думаете, он способен управлять электричеством? — Дэйна подалась вперед.

— Я… Скорее всего — да.

— Спасибо, — сказал Молдер, вставая. — Как только что-нибудь прояснится, мы вам сообщим. Не беспокойтесь. С вашим мужем все будет в порядке.

Фокс ободряюще улыбнулся. Скалли протянула руку:

— Мы к вам еще зайдем. Не расстраивайтесь.

Они попрощались и вышли на улицу. Малыша уже не было, и только кошка гоняла по асфальту огрызки резинового мячика.

— Какое несчастье ты мне приготовил? — продекламировала Дэйна, глядя на животное.

Кошка замерла, потом развернулась, сверкнув смарагдовыми глазищами, присела на задние лапы и зашипела. Черная шерсть вздыбилась, словно наэлектризованная.

Скалли отшатнулась. Молдер только покачал головой.

В лаборатории царила суета. Кто-то бегал, спотыкаясь о стопки медицинских карт, кто-то рассматривал рентгеновские снимки, глядя на свет лампочки. Лишь в одной комнате стояла тишина, но там сразу пять человек внимательно изучали нечто, шевелившееся в стеклянном боксе для выращивания штаммов особо опасных микробов.

Скалли, уворачиваясь от суетящихся аспирантов, вела Молдера в глубь исследовательского центра. Наконец они отыскали относительно спокойное помещение, где какой-то студент, приняв позу роденовского мыслителя, корпел над толстенным фолиантом. «Рецессивный аллель проявляется в фенотипе, только если генотип гомозиготен и парный аллель не зависит от…» — глухое бормотание висело в воздухе.

«Бедный ребенок», — с завистью подумала Скалли.

— Вот посмотри, — она протянула Молдеру кусок бумажной ленты.

— Какая-то кардиограмма… — Фокс пожал плечами. — А здесь что, самописец заело?

— Самописцы уже десять лет как никто не использует. У нас не Советский Союз, чтобы совершать чудеса в невозможных условиях. Это остановилось сердце.

— У Кавита?

— Совершенно верно.

— А почему он не умер? — удивленно спросил Фокс,

— Не беспокойся, он умер. А вот это, — Скалли показала на разрыв в графике, — это его оживили. Врач говорит, что они этого не делали. В аккумуляторе сели батарейки.

— В аккумуляторе нет батареек… — хмуро произнес Молдер.

— Неважно, что именно село, факт тот, что электрошок они использовать не могли. Однако Кавит жив. Значит, мальчишка, Да-рин, действительно оживил его. Голыми руками. Согласись, это несколько странно.

— Ерунда! Для него молнию метнуть — что нам спичку зажечь. Чего уж там говорить о том, чтобы сердце запустить. Раз плюнуть.

— Не ерничай! — Дэйна говорила серьезно. С лица Молдера медленно сползла нервная улыбка.

— Ответ пришел? — спросил Фокс.

— Да, — Скалли кивнула. — Найденная нами субстанция представляет собой определенный вид псевдоорганики. Больше всего это похоже на нашу кровь. Если из нее удалить весь калий.

— Ты не можешь объяснить попонятней? . — жалобно попросил Молдер. — Я еще помню, что такое калий, но совершенно не понимаю, при чем здесь электричество.

— Честно говоря… — Скалли замялась, — я тоже не очень четко представляю себе картину… В общем, без калия нервы человека лишаются собственного электри-, ческого заряда. Они становятся проводами, сквозь которые может свободно течь ток. Появляется способность выдерживать почти любые напряжения. Ты словно кабель под землей: ток по тебе идет — а тебе ничего.

— И что из всего этого следует? — Молдер приподнял брови.

— Что мы берем бланк ордера на арест и быстренько его заполняем. Жду тебя через полчаса в машине.

Последние слова Дэйна договаривала уже на бегу. Хлопнула дверь. Ошарашенный Молдер поднялся с дивана, на котором сидел, потоптался на месте, разминая затекшие ноги, вышел на улицу. Он еще вчера заскочил в управление и взял бланк. А заполнить можно в машине…

Третий раз за два дня они подъехали к этому старому деревянному дому. Над головой пронеслась солидная, траурно-черная ворона. Ветер шевелил верхушки травы, тихо пел, заблудившись, в резных перилах крыльца. Подвывал, забившись в проржавевшую водосточную трубу. Мелкая рябь пробегала по поверхности воды, набранной в пластиковую бочку из-под удобрений. Несмотря на яркое солнце, стало прохладно.

— Вряд ли он дома, — Скалли покачала головой. — Скорее, где-то гуляет. Стоит посмотреть вокруг.

Она прошла по тропинке, обогнула дом. Остановилась, задумчиво разглядывая понурый пейзаж.

Невысокая, сутулая фигурка тащилась по полю, загребая траву ногами. Казалось, что идущий сейчас споткнется и упадет. Но парень тихо переступал, уходя все дальше и дальше.

— Молдер! Вон он, — позвала Дэйна.

Ветерок раскачивал длинные стебли люпина и кипрея, срывал зеленые семена полыни, шевелил клевером. Фокс залез в карман, проверил, на месте ли ордер на арест. И, чувствуя себя средневековым инквизитором, наконец-то поймавшим рыжеволосую ведьму и вдохновенно разжигающим костер, двинулся по полю. Дарин затравленно обернулся, хотел побежать, но передумал. Уселся в траву, выставив острые коленки в протертых джинсах.

Молдер и Скалли остановились в пяти шагах. Освальд обернулся, вскочил, прикрываясь рукавом.

— Не прикасайся ко мне! — заорал он.

— Успокойся, никто тебя не трогает.

— Отстаньте от меня! Я никому ничего плохого не сделал, я здесь просто гуляю. У меня белый билет, меня нельзя в армию. Я все время плачу налоги, я нормальный послушный гражданин. Поняли? Оставьте меня в покое, — Дарин говорил задыхаясь, мучительно подбирая слова. На глазах его выступили слезы.

— Дарин! Не пугайся. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Ты должен поехать с нами. У нас есть документ, разрешающий нам задержать тебя. Даже с применением силы… — Дэйна говорила спокойно, материнские интонации иногда проскальзывали в ее голосе, вопреки официальному тону.

— Отойдите! — глухо прошелестел Дарин.

— Мы к тебе и не подходим, — Молдер действительно не двигался с места, и только рука его сдвинулась ближе к расстегнутой кобуре, видневшейся из-под полы пиджака.

Дарин постоял немного, озираясь. Потом тяжело сел, обхватил себя за коленки.

— Что вам от меня надо? — тихий голос звучал спокойно.

— Ты должен поехать с нами. Мы предупредили твою маму, чтобы она не волновалась.

— Она? Волновалась? Что вы, она телевизор смотрит, — Дарин тяжело вздохнул, отряхнул от прилипших травинок джинсы и поплелся в сторону дома.

Дэйна и Молдер переглянулись — Скалли пожала плечами — и, так и не сказав ни слова, побрели к машине.

Почему-то, все тюремные здания мира на редкость схожи. Несмотря на различие стилей, цветового оформления и условий содержания. Запах отчаяния и одиночества просачивается сквозь толстые каменные стены, каждую ночь совершает побег, спокойно переползая через кирпичные заборы, обнесенные поверху колючей проволокой. Пулеметное дуло на вышке следит только за людьми. Отвратительный мороз пробирается под одежду… И даже если тебя запихали в родную каталажку, где можно смотреть телевизор и не бояться пинков, все равно толстый червь тоски не оставляет душу.

В шесть вечера за ним опять пришли. Звякнул ключ, толстая решетка отъехала в сторону, освобождая проход.

— Дарин Питер Освальд. На допрос, — конвоир обращался к единственному заключенному так, словно перед ним стоял целый полк.

— А когда меня покормят?

— Ужин в семь. В десять часов отбой. Конвоир вставил пропуск в дверь. Щелкнул фотоэлемент, присматриваясь к морде полицейского. Стальная плита, несколько сантиметров в толщину, тяжело поехала в сторону.

— Интересно, — вслух подумал Дарин, — а зачем им такие толстые двери? Они что, в тюрьме собираются ядерную войну пережидать?

Полицейский хотел что-то ответить, но вместо это пробурчал:

— Не разговаривать…

Грозная фраза сиротливо повисла в холодном воздухе коридора. Дарин вздохнул и, шаркая ботинками по бетону пола, поплелся дальше. Хотелось есть.

— Задержанный Дарин Питер Освальд, — конвоир ввел мальчика в комнату.

Камера словесных пыток оказалась глухой комнатой, без окон и с низким потолком. Четверть всего пространства занимал необозримый стол. На столешнице ровной стопочкой лежали бумаги. Освальд мялся около двери, происходящее живо напоминало школу. Там его точно так же вызывали к доске. Впрочем, в школе было похуже, чем здесь, — в классе, кроме учительницы, сидело еще двадцать детей… Дарин передернулся, вспомнив, как смотрят сорок штук глаз. Пара презрительных, пара скучающих… Злорадные, мстительные, равнодушные. А ты стоишь, мучительно пытаясь понять, о чем тебя спрашивают. Даже не ответить, нет — просто сообразить, чего от тебя хотят. А как радостно возвращаться на свое место, к родной парте в самом углу класса. А двойка в журнале? Ерунда…

— Присаживайся.

Женщина, сидевшая за столом, оторвала взгляд от бумаг. Училка, да и только, а еще из ФБР…

Дарин шевельнулся, поискал глазами и с ужасом понял, что стул всего один. И стоит он ровно посередине. Освальд отлепился от стены. С трудом справившись с непослушными ногами, подошел к стулу. Сел, старательно выпрямив спину.

Внезапно на него нахлынуло понимание. Он ведь в тюрьме! Радостная мысль колотилась в мозгу. Он в каталажке, а вовсе не в школе! И это на самом деле всего лишь агент ФБР, а не директриса! Дарин облегченно расслабился, тело обмякло. Ему нечего бояться, он уже взрослый. Наказывать его не за что. А если и накажут… Влепят штраф, но ведь не посадят же. Что он такого страшного сделал? Светофор переключил? Так зато он потом босса спас!

— Здравствуй, Дарин.

Женщина смотрела пристально, прямо в глаза. Освальду снова стало неуютно и… как-то холодно. Он коротко кивнул.

— Вчера около четырех часов дня на перекрестке оклахомского муниципального шоссе и окружной дороги столкнулись две машины. Водитель одной погиб; человек, сидевшей за рулем второй машины, госпитализирован и сейчас находится в тяжелом состоянии. Пассажиров, к счастью, не было.

Скалли отодвинула бумаги. Пальцы вертели ручку, то откручивая колпачок, то заворачивая его до конца. Дарин сглотнул.

— Ты был вчера там? — спросила Дэй-на. В голосе слышалась легкая укоризна.

— Да… — тихо ответил Освальд.

— Потом приехали шериф и «скорая помощь». А за ними Джон Кавит. Тебе известно это имя? — Скалли отложила ручку, облокотилась на стол.

— Конечно, это мой босс.

— Хорошо. Потом Кавит упал. Ему стало плохо, у него остановилось сердце. Санитары из «скорой помощи» хотели применить электрошок, но у них сели аккумуляторы. И тогда подошел ты и оживил Джона. Так?

— Так! — Дарин кивнул, глаза его загорелись. — Я его оживил. Он лежал совершенно мертвый, а я подошел к нему и-сказал: «Встань и иди». И тогда он задышал.

Скалли с ужасом смотрела на тонкую детскую фигурку, скорчившуюся на стуле. Злое, похожее на маску лицо, влажные губы, сверкающие безумием глаза.

— Как ты это сделал?

— Как обычно, словом…

Дэйна откинулась на спинку стула. Глубоко вздохнула. Протянула руку к кнопке, вызвала дежурного.

— Спасибо, я узнала все, что хотела, — Скалли кивнула Дарину.

Вошел все тот же полицейский и, придерживая Освальда за локоть, вывел в коридор. Дэйна встала, потерла лоб рукой. Да, разговор ничего нового не принес. Если, конечно, не считать, что мальчик болен. Остается надеяться, что он тихий больной, а все их фантастические догадки — лишь отговорки ленивого разума. Скалли собрала бумаги, сунула их в папку и вышла из комнаты. У дороги ее ждала машина, а в гостинице — чашка черного кофе.

В одиночной камере для подозреваемых стояли кровать и тумбочка, а на стенке даже висела небольшая полочка с книгами. Да-рин снял толстый том с тисненными серебром буквами. Погладил вытертую кожаную обложку. Пролистнул желтые, хрустящие страницы. Скоро его выпустят отсюда. Точно выпустят… Надо заучить еще какую-нибудь фразу… Вот, например, эту. Черные буквы плохо складывались во что-то осмысленное. Но Освальд читал. Поскольку в начале было слово…

К вечеру похолодало. Набежали серые тучи. Казалось, с минуты на минуту пойдет мелкий осенний дождь. Но ватные облака лишь безмолвно скользили над сухим городом. Пронзительный, колкий ветер гонял по асфальту мелкий мусор, кружил маленькие песчаные вихри. На улицах было пустынно, только какой-то прохожий, прикрыв лицо лацканом куртки, спешил по тротуару.

Особняк потерял свою дневную парадность и, в надвигающихся сумерках, был похож на огромный ком пыли. Чернели провалами окна. Всхлипнула на ветру входная дверь.

Молдер накинул на плечи плащ и вышел из машины. Подал руку Скалли. Во дворике было еще темнее. В узком проеме между домами клубилось небо. Казалось, что двор накрыт куском шевелящейся грязной пены. На лестнице горела лампа, озаряя ступени мертвенным голубоватым светом.

«Словно в прозекторской», — недовольно подумал Молдер. Дом, так понравившийся ему в первый раз, сегодня рождал самые мрачные ассоциации.

Фокс нащупал ручку звонка, дернул. Прислушался к мелодичному звону. За дверью раздались шаги. Звякнул, открываясь, замок.

— Добрый вечер, — сказал Молдер. Скалли за его спиной просто кивнула головой.

— Проходите, — Шэрон распахнула дверь, пропуская гостей.

— Спасибо, но мы ненадолго. Мы хотели попросить вас… Вы не могли бы дать свидетельские показания? — сбивчиво произнесла Скалли, удивляясь, почему слова приходят с таким трудом.

— Какие и когда?

Дэйрш заметила, что Кавит полностью одета и явно собирается куда-то уходить.

— Показания относительно Дарина Питера Освальда. Он арестован по подозрению в серии убийств с применением электричества, — Молдер говорил так, словно читал приговор.

— Простите, а кто вам поверит? Это звучит как форменный бред, — Шэрон покачала головой. — Ни один суд присяжных не вынесет такого приговора.

— Вот потому-то так и важны ваши показания.

— Вы меня извините, но я… Просто боюсь. После того, что произошло с моим мужем… — Она сжала руку в кулак, поднесла к лицу. — Нет, вряд ли. Как только Джона выпишут, мы продадим мастерскую и уедем отсюда. Дарин никогда не найдет нас.

— Освальд арестован и сейчас находится в тюрьме. Он не сможет причинить вам никого вреда. Даже если суд признает его невиновным, мы отдадим его в психбольницу как тяжелобольного. А это от тюрьмы отличается только наличием лекарств и смирительных рубашек, — Молдер внимательно смотрел на Кавит.

— Это жестоко…

— Это справедливо, — отрубил Фокс. — Он уже убил пятерых, и двое — в больнице, оба в тяжелом состоянии. Так он не сможет больше убивать.

— Хорошо. Я согласна. Но только при одном условии. Если вы гарантируете мне полную безопасность. Я надеюсь, суд будет закрытым?

— Да, конечно, — откликнулась Скалли. — Это обязательное условие. Вы, если я не ошибаюсь, к мужу, в больницу?

Шэрон кивнула.

— Мы сейчас заедем в тюрьму. Мы уже договорились с психиатром, он обследует Да-рина. Вам сообщат, когда надо будет прийти для дачи показаний. Я думаю, что стоит встретиться еще раз, до этого.

Шэрон в очередной раз кивнула и вышла в соседнюю комнату за сумочкой. За окном уже совсем стемнело. Неоновая лампа над лестницей затрещала и погасла.

Уже подъезжая к тюрьме, Скалли почувствовала легкое беспокойство, которое быстро переросло в омерзительную уверенность. Что-то случилось… Пока шли извилистыми коридорами, Дэйна все прибавляла шаг и лишь когда Молдер прикоснулся к локтю и спросил, что происходит, она поняла, какое чувство гнетет ее.

Камера, в которой должен был находиться Дарин, оказалась пуста: казенная кровать аккуратно застелена, с тумбочки вытерта пыль. Молдер чертыхнулся и выбежал разыскивать шерифа. Скалли вытащила из кармана телефон, торопливо набрала номер.

Раздались длинные гудки. Шэрон Кавит дома не было. Дэйна вышла в коридор и направилась к выходу. Уже у самой двери ее нагнал Фокс.

— Ну? — Скалли глянула на Молдера.

— Он его отпустил, — Фокс в раздражении одернул костюм.

— Кто? — не сразу поняла Скалли.

— Шериф, конечно, кто же еще?

— То есть как это отпустил? Мы же выписали ордер!

— Он сказал, что ему наплевать на наши бумажки и он не намерен держать парня в тюремной камере. И что обвинение в убийстве с помощью электрического тока — это бред сивой кобылы. Пять человек мертвы — это бред. Я знаю, кто здесь сивая кобыла. Точнее — мерин, — Молдер дернул на себя ручку двери. Вспомнил, что она открывается наружу, и, еще раздраженней, толкнул ее плечом.

Улица встретила их порывом воздуха, перемешанного с водой. Мелкие капли оседали на лице, струйками стекали по плащу. Будто посреди лета наступила дождливая ветреная осень. Молдер залез в машину, повернул ключ зажигания. Подождал, пока Скалли пристегнет ремень.

Шины взвизгнули, и машина, сходу набрав восемьдесят миль, рванулась прочь.

Пустышка задержался на работе дольше обычного. Сначала было много народу, и все никак не удавалось выгнать заигравшихся посетителей. Потом пришлось проверять сломанный аппарат. Но вот входная дверь заперта и осталось сделать совсем немного — вытереть пыль и распихать по карманам сегодняшнюю выручку. Зеро достал тряпку, протер стойку. Заметил под ногами монетку. Наклонился поднять.

Темнота разлилась по залу, затрещали остывающие лампы. Зеро, ослепший во мраке, присел, медленно оглянулся, стараясь вжать голову в плечи.

— Эй, Дарин, это ты? Кончай дурачиться! — Пустышка, прикрываясь стойкой, пополз к выходу. В углу вспыхнул подсветкой музыкальный автомат. Радужный диск лег в проигрыватель.

Классическая мелодия тревожно расползлась по притихшему залу.

— Дарин! Послушай! Я не выдавал тебя! Я никому ничего не сказал! — Зеро приподнялся на колени. — Да поймешь ты или нет? Я ведь тебе друг, а если и наговорил чего сгоряча… Так ведь говорить — не делать!

Музыка испуганно билась в ушах.

— Ну, ладно! — отчаянно заорал Пустышка, вскакивая с колен. — Мне плевать! На все плевать! Убить пришел? Ну так убивай! А я молчал! Я не предатель…

Зеро всхлипнул, подошел, подволакивая ноги к двери. Дернул створку. Заперто. Он торопливо полез в карман, вытащил связку ключей. Уронил. Они зазвенели, упав на каменный пол, звук смешался с пронзительной музыкальной фразой. Пустышка осел, шаря рукой в поисках ключа.

— Что молчишь? А? — заорал Зеро. В глазах у него стояли слезы, нижняя губа дрожала. — Давай, давай!

Голос сорвался, Пустышка отстранение заметил, что попал в тон музыке.

Замок щелкнул. Зеро выбежал наружу.

Мутное марево затянуло небо, ледяные порывы ветра метались по площади, дребезжа банками из-под кока-колы и пива. Пустышка обернулся, погрозил кулаком. Порыв ветра сбил его с ног. Серый плащ всплеснул полами, словно пытаясь сбежать.

Музыка.

Яростная классика. Почти рок. Та же, что и в зале… Ноты лезли в душу, приводя в смятение… Зеро замер, холодея.

Пустое пространство… Серые тени зданий, шевелящееся месиво над головой. Большая площадь… Огромная… Таких не бывает. Да нет, просто он стал маленьким. Совсем малюсеньким, как в детстве. Пустышка поднял лицо к небу, захохотал, чувствуя, что проваливается в тучи, в музыку, в страх…

Сквозь облака светила звезда. Одна. Кусок черного бархата, а на нем — алмазная крупинка. Зеро вздохнул, впуская в себя холодный едкий ветер. Развернулся, музыка вздрогнула пронзительным аккордом.

Тишина ударила но ушам сильнее, чем неистовство звуков.

— Прощай, Дарин! — почти весело крикнул Зеро. — Мы обязательно встретимся! -сутулая фигурка зашагала по тротуару, спрыгнула на проезжую часть. И только плащ испуганно дергался, ощущая покалывание чужого взгляда…

Голуби на крыше конторы нотариуса испуганно захлопали крыльями, когда сгущавшийся мрак площади прорезала бледно-синеватая вспышка. Захрустел вспарываемый воздух, загорелись, не давая пламени, микроскопические пылинки. Изморось заиграла радугой, но только некому было смотреть, да вряд ли и смог бы кто-нибудь увидеть…

У молнии нет желаний. Но есть необходимость. Рваться вперед, к земле, чтобы раствориться в ней, наконец-то успокоиться. До земли недалеко, она ждет, мокрая, равнодушная, спокойная. Препятствие? Преграда? Нет. Всего лишь человек в мокром плаще. Сквозь… К земле.

Синий огонь ударил в спину уходящему. Фигурка качнулась вперед, словно ее толкнули. Упала. Яркие всполохи побродили вокруг обгорелого пятна на плаще и с тихим треском растворились, оставив после себя запах гари и озона.

На крыше зала игровых автоматов кто-то стоял. Стоял, устало опустив руки.

Дарин спустился с крыши, осторожно ступая по склизским перекладинам пожарной лестницы. Спрыгнул на мокрый асфальт. Осознал, как горят руки и лицо. В сухом горле вязко ворочался гнилой ком. Хотелось зажевать его луком, пусть даже с кожурой. Все-таки русские агенты понимали в этом деле.

Освальд запахнул куртку. Холодная дрожь-пробежала по тщедушному телу.

— Дождался? — произнес Дарин, подходя к лежащему на земле телу. Почувствовал тошнотворный запах горелого волоса.

Освальд поспешно опустился рядом с телом, перевернул ставшего необычайно грузным Пустышку. Из плаща звенящим потоком полились монетки. Дарин судорожно принялся рассовывать деньги по карманам.

— Вот теперь хватит, — шептал он про себя. — Здесь монет четыреста. Сотня долларов, не меньше. Жаль, домой зайти не удастся. Там в тумбочке… Плевать, сейчас это не важно.

Наконец ветер разорвал тучи, проступили звезды. Вылезла мутноватая круглая луна. Дарин отряхнул штанины, наклонился и подхватил труп под мышки. Коннервиль тихо спал, накрывшись мокрым одеялом мрака.

Молдер и Скалли ворвались в здание больницы. Они шли по длинным коридорам, и клиника просыпалась с каждым их шагом. .Зажигался свет, суетились медсестры.

— Вы куда? — окликнул их грозный голос дежурного врача.

Фокс развернулся всем корпусом, в руке у него блестел жетон.

— ФБР. В какой палате находится Джон Кавит? — сурово спросила Скалли.

— В двадцать шестой, — ответил опешивший врач.

— Никого постороннего в здание больницы не впускать, вызвать охрану, — Молдер раздавал распоряжения голосом, не терпящим возражений. — Позвоните шерифу. У Кавита в палате кто-нибудь есть?

— Да, с ним его жена.

— Хорошо, — он обернулся к Дэйне. — Скалли, я буду следить за лестницей, а ты…

Договорить ему не дали. Гудение лифта вызвало мгновенное оцепенение, а затем оба агента выхватили пистолеты.

Из соседней палаты вышла Шэрон, остановилась. Счетчик над лифтом безучастно отмеривал этажи. Первый, второй… В наступившей тишине было отлично слышно всхлипывающее дыхание Кавит… Третий. Створки разъехались в стороны. Молдер дернул рукой, наводя пистолет на лежащего на полу человека. Это было совершенно ни к чему.

Дэйна сунула пистолет в кобуру, подбежала к лежащему, приложила пальцы к сонной артерии. Труп, как и положено трупу, был мертвым.

— Это Зеро, — Молдер кивнул головой, показывая на тело.

— Нет, — тихий голос раздался за спиной. Фокс резко развернулся. — Это Дарин.

— Успокойтесь, Шэрон. Дэйна, присмотри за ней.

Молдер выбежал, на лестничную площадку. Вскоре его торопливые шаги затихли.

Две женщины стояли молча, Кавит отрешенно смотрела в стену. Скалли показалось, что Шэрон не испугана, скорее она чувствует себя словно во сне. Заранее зная, что произойдет, она не в состоянии изменить надвигающийся кошмар. Ужас придет. Пусть не сразу, а немного позже. А пока надо просто ждать.

Дэйна отступила на пару шагов, скрывшись в тени небольшого коридорчика. Руки против воли потянулись к кобуре. Пистолет, уже снятый с предохранителя, успокаивающе холодил ладонь.

— Здравствуй, Шэрон, — детский, слегка хрипловатый, голос звучал тихо и спокойно.

— Не двигайся! — Дэйна выскочила из укрытия, наведя пистолет на Дарина.

— Зачем?

Освальд пристально посмотрел на нее. Скалли показалось, что она тонет в этих мелких, подернутых пеленою глазах. Потом Дарин снова повернулся к Кавит:

— Ты должна пойти со мной.

Освальд смешно тянул тонкую шею вперед, отчего казался похожим на цыпленка. Но почему-то Скалли стало неловко от пришедшего в голову сравнения. Цыплята беззащитны, они никого не убивают. Ствол пистолета плавно сместился. Теперь Дэйна целилась не в грудь, а в голову. Чтобы убить наверняка.

— Шэрон, стой. Дарин, ты тоже не двигайся. Подними руки, встань лицом к стенке. Ноги на ширине плеч.

— Понимаешь, я не могу без тебя, — Дарин смотрел Шэрон в глаза. — Я с самого детства мечтал о такой любви. И вот — наконец.

— Что — наконец? — тихо спросила Шэрон.

— Я нашел тебя. Помнишь, в восьмом классе? Ты стояла у окна, в зеленом платье в горошек. А солнце светило тебе в спину, и все было видно. И бедра, и грудь. А ты ничего не замечала и не могла понять, почему тебя не слушают, а на задних партах хихикают.

Дарин переступил с ноги на ногу. Скалли он не замечал. Словно ее нет. Совсем.

— А потом, ты единственная не кричала на меня, когда я ничего не понимал. И не вызывала к доске. На этот страшный допрос. Мне было хорошо на твоих уроках. Я смотрел на тебя, слушал твой голос. Это как будто летишь. Свобода. Я знал, что ты меня любишь. Ты уже тогда ко мне хорошо относилась. Не так, как все. Если бы ты не была замужем. Но сейчас это неважно. Мы с тобой уедем. У нас будет дом. У меня есть деньги. Я взял из автомата, — Дарин шагнул вперед.

— Дарин, отойди!

Скалли заслонила собой Шэрон. Освальд шагнул в сторону. Дэйна переместилась за ним.

— Ты мне мешаешь, — буркнул Дарин. — Не до тебя. Пойдем, Шэрон, нам здесь не дают поговорить. Пойдем.

Шэрон, как зачарованная, шагнула вперед. Дарин взял ее за руку. Скалли поняла, что ничего не может сделать.

Пятясь и не отпуская руку Шэрон, мальчик вышел на лестничную площадку. Мрак окутал их, они словно растворились в подступившей тьме. Скалли глухо выругалась, спрятала пистолет и, развернувшись, пошла к другой лестнице. Торопиться ей почему-то совсем не хотелось.

Ночные липы глухо и недобро шелестели кронами. Стволы были похожи на всадников, съехавшихся на парад. Дорожка, покрытая гравием, блестела в свете луны. Холодно, мокро, противно. Страшно.

— Я люблю луну. А ты? Тишина.

— Можешь не отвечать, я знаю, что ты ее любишь, ты ведь понимаешь все, что понимаю я.

Мокрый гравий хрустит под двумя парами ног. Стройная, высокая женщина, судорожно переступающая и от этого похожая на огромную заводную куклу. И парнишка. Щуплый, сутулый. Смахивающий на нахохлившуюся птицу. Словно вороненок, выпавший из гнезда.

— Почему мне так хорошо с тобой? Я словно пьяный. Но я трезвый, просто тело легкое. Наверное, это счастье. Помнишь, в последнем классе, когда все фотографировались в выпускной альбом. На меня тогда все накричали. Я пришел в джинсах и футболке, а надо было надеть костюм и галстук. Ну, в крайнем случае, рубашку. Я хотел им сказать, что у меня есть только запасная пара джинсов и несколько футболок. А туфлей в нашем доме отродясь не водилось. Меня чуть не побили. Но ты вступилась, ты сказала ребятам, что не у всех родители работают и вовсе не каждый способен купить себе приличную одежду. Я тогда не понял, но теперь-то мне ясно, что ты хотела мне помочь.

Дарин шаркал при ходьбе, подошвы загребали мелкие камушки. Стук плыл между тихими деревьями, застревал в листве, отдавался эхом, ударяясь о сплошную стену больничного комплекса. Хрум — шаг… Хрум… Словно кто-то грызет каленые сухарики. Хрум…

— А потом ты помогла устроиться на работу. Так много для меня не мог сделать никто.

Мать собралась выгонять меня из дома. Я ведь не приносил денег. А ее пособия не хватает даже на нее одну. Во всяком случае, она сама так говорит. Но тут я пошел работать и стал приносить деньги. Я здорово зарабатывал. Много больше, чем ей давало государство. Я остался дома. У нас ведь будет дом? — Дарин сжал руку Шэрон. — Ты разведешься с мужем. Или он умрет ненароком.

Освальд не заметил, как вздрогнула рука Кавит. Как мелкие капельки пота пробежали по виску. Даже закушенной губы он не разглядел. Гравий кончился, начался асфальт. Впереди черным провалом раскинулась стоянка.

— Шэрон, смотри, машинки. Хочешь, поедем на них кататься? Например, в Неваду? А повезет нас… — Дарин оглянулся, подбирая подходящий автомобиль. — Вот этот!

Протянутая рука ткнула в борт «шевроле». Машина послушно взревела мотором, зажглись фары, приборная доска осветилась неприятным болотно-зеленоватым светом.

Шэрон молчала.

— Ты, конечно, права. Зачем нам этот драндулет? Хочешь, поедем на «вольво»? А может, тебе нравятся «мицубиси» или «тойоты»? Понятно, ты не любишь японские марки. Тогда… Вот эта сойдет.

Темно-красного, почти вишневого цвета машина сверкнула фарами. Радостно зарычала, прогревая мотор.

— Ох, покатаемся, с ветерком! Но всей Америке проедем. А можно и в Канаду съездить. На машине недалеко. Зато там сахар дешевый. И вкусный… Может, слышала? Такой сорт, кленовый? Конечно, слышала, ты же сама нам рассказывала… Черт, а как же открыть двери?

Дарин разжал пальцы, собираясь дернуть за ручку. Шэрон почувствовала свободу. Вдруг ослабли коленки. Словно в кошмарном сне…

Шэрон бежала, как не бегала никогда в жизни. Сердце пойманной птицей колотилось в груди, стонало от боли. Ставший ледяным воздух врывался в опаленные легкие. Сухой кашель рвал горло. Но Шэрон бежала, спасая свою жизнь, жизнь мужа и близких. Всех, до кого мог дотянуться ласковый ученик.

— Ты куда? — закричал за спиной обиженный мальчишка. — А меня? Я не умею так быстро бегать. Постой. Мы потом поиграем.

Крик Дарина словно подстегнул Кавит. Боль, спрятавшаяся под ребрами, поползла к ногам, вцепилась в лодыжки, разливаясь свинцовой тяжестью, но Шэрон добежала до поворота, свернула, пытаясь спрятаться от палящего взгляда, сверлившего спину.

Она не успела заметить, как это произошло: вот она бежит — а вот уже сидит в кустах, и крепкая мужская рука зажимает ей рот.

Над ухом раздался спокойный шепот:

— Это Молдер. Тише. Где он?

Кавит разжала сведенные судорогой челюсти:

— Там. Он идет сюда. Он убьет нас.

— Не убьет, — Фокс отпустил Шэрон, потянул из кобуры пистолет.

— Где вы ее спрятали? — визгливый, режущий слух голос раздался рядом со стоянкой.

Там, на небольшой полянке, покрытой мелкой, мокрой от дождя и росы травой, стоял Освальд. Редкие черные волосы слиплись и свисали сосульками. Он вертелся, вглядываясь в темноту между деревьями.

— Вы думаете, я заблудился? Что я не помогу ей? Предатели! С вами будет так же, как с другими предателями! Убирайтесь! Я слишком долго ждал. Мне можно, мне уже есть восемнадцать.

Фокс сжал руку Кавит, выбрался из зарослей и, прячась в тени деревьев, медленно заскользил в сторону стоянки. Освальд понурил голову, узкие плечи его поникли, глаза, светившиеся во тьме, пугали своей безысходностью.

— Шерри! Любимая… — судорога пробежала по горлу Дарина, перехватила дыхание. — Ты где? Что они с тобой хотят сделать?

Сзади раздался шорох шин. Полицейская машина с выключенными фарами подкралась к стоянке. Из салона выбрался шериф. Лица было не разглядеть, но жетон блеснул в призрачном лунном свете.

— Где ты?! — заорал Дарин, ударяя себя по коленкам. — Где? Отвечайте! Немедленно!..

— Эй, парень, ты что, спятил? — шериф сделал шаг к Освальду. — А ну иди сюда.

Дарин метнулся, словно затравленная лань, перепрыгнул через живую ограду и, уворачиваясь от хлещущих в лицо веток, помчался по парку.

— О, черт! — шериф схватил с сидения машины фонарь и бросился вдогонку.

Дарин убежал недалеко. Луна, проступившая сквозь клочья облаков, осветила его фигурку, метавшуюся между стволами. Молдер замер в тени огромной липы с раздвоенной верхушкой. Прислонился к дереву, ощутив щекой тепло морщинистой коры.

— Зачем? Зачем вы меня не любите? Вам все равно, а мне-то как?

На поляну выбежал шериф. Луч фонаря высветил бледное лицо мальчишки с двумя огненными озерцами глаз. Дарин вскинул руки, словно пытаясь уцепиться за обрывки облаков.

— Ненавижу! — синее пламя окутало ближайшие деревья, взревел порванный воздух. Раздвоенная липа вспыхнула жарким факелом. Языки огня с гудением рванулись к небу. Молдер отскочил, спасаясь от горящих веток, посыпавшихся на землю.

Вторая молния ударила в шерифа. Голубая змейка стремительно прокатилась по траве и, словно распрямившаяся пружина, вонзилась в фонарь. Шериф упал, тело его задергалось. Полуседые волосы встали дыбом.

Молдер сдвинул предохранитель и направил пистолет на Дарина.

Тот лежал на земле. Фокс потер ослепленные глаза, подошел ближе. Липа догорала, роняя на мокрую траву последние искры. Молдер наклонился над Дарином. Напряженные мускулы на лице мальчика шевельнулись и расслабились. Грудь Освальда плавно вздымалась от дыхания. Молдер щелкнул наручниками, завязал Дарину глаза. Вытащил телефон, набрал номер.

— Служба спасения, — отозвался вежливый женский голос.

Психиатрические больницы очень похожи на тюрьмы. Высоченные кирпичные стены, двери без ручек, решетки на окнах. Наверное, это из-за того, что больница также предохраняет одних людей от общения с другими. Чтобы безумные идеи не убежали, не заразили своим безрассудством все общество.

— Его как-нибудь лечат? — Скалли заглянула в окошко.

— Нет. То есть ему делают уколы. Успокоительное. В таких дозах, что он просто не способен чего-либо хотеть. Но на всякий случай отсюда убрали электроприборы. Даже внутреннюю проводку убрали, все стены полностью изолированы, — Молдер почесал затылок. — Кто же знал, что так выйдет? Шериф остался жив просто чудом. А еще в чудеса не верил.

Дарин сидел на койке, чувствуя, как гнетет безделье. Надо бы что-то делать, вот только все время хочется спать…

— Санитар! — громко позвал он. Вбежал медик в развевающейся белой накидке.

— Принесите, пожалуйста, телевизор.

Санитар кивнул, и через полчаса крохотный телевизор был принесен. Дарин поставил его на пластмассовую тумбочку, лег на кровать. Экран замерцал, и вскоре изображение прояснилось. Обветренный капитан, стоя за штурвалом рыболовецкого судна, что-то бойко объяснял зрителям.

— Скучно… — тихо произнес Дарин. Телевизор мигнул, и на экране появился длинноволосый певец. Зажав под мышкой поломанную электрическую гитару, он яростно скакал по сцене.

— Чушь, — промолвил Освальд, глаза его закатились, и он заснул.

— Пойдем, — Молдер развернулся к Скалли. — Здесь мы сделали все, что могли.

Стук каблуков рассыпался по пустынному коридору.

Дарин Освальд спал, не включенный в сеть телевизор мирно светился.

Фредерик Сампсон возвращался домой. Голова, стянутая бинтом, мучительно ныла.

— Скорей бы домой, и спать… долго спать… — бормотал шериф. — Здорово меня этот щенок долбанул.

Он потряс рукой, пытаясь избавиться от ощущения, что по запястью бегают сотни муравьев. Голубая искра сорвалась с пальцев и с треском выстрелила в свитер. Сампсон поднял голову, вглядываясь в дорогу. Светофор на перекрестке вздрогнул, и, проскочив желтый, загорелся призывным зеленым светом. Шериф покачал головой и покрепче вцепился в руль. У горизонта бесшумно посверкивали зарницы. Коннервиль спал беспокойным утренним сном.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4