Дочери Альбиона (№5) - Слезы печали

— Я знаю, у него очень сильный характер, — сказала я.

— Жаль, что немногие мужчины могут похвастать этим.

— Возможно, — сказала я, — но войны, мне кажется, начинают именно мужчины с сильным характером.

— А иногда и предотвращают их.

Сэр Джоффри быстро завоевал любовь нашей семьи. Леди Эверсли сказала, что он должен выбросить из головы всякие мысли о возвращении в Лондон. Он получил сообщение, что тот слуга и его жена умерли от чумы, а поскольку они умерли в его доме, то возвращаться туда рано. К моему удивлению, он понравился и детям — обычно их интересовали более колоритные личности, фантазеры вроде дяди Тоби. В особенности полюбил его Эдвин. Сэр Джоффри часто отправлялся с ним на верховые прогулки, и так как я была вполне уверена в том, что он сможет присмотреть за мальчиком, то не возражала и против дальних прогулок. Я знала, что с мальчиком не случится ничего плохого, пока рядом с ним находится сэр Джоффри.

Карлтон сказал:

— Вы должны быть мне благодарны. Смотрите, какого приятного друга я вам нашел.

Я слегка покраснела, и это меня разозлило. Все чаще замечания Карлтона выводили меня из равновесия. Он знал это и злоупотреблял этим.

— Но вы, надеюсь, не слишком тесно сдружитесь? — сказал он, повернулся и пошел. Больше всего меня злила эта его привычка — сделать какое-нибудь сомнительное замечание и уйти до того, как я сумею подыскать достойный ответ.

Именно Карлтон сообщил мне о закрытии театров. Я тут же подумала о Харриет. Конечно, ради этого он и затеял разговор.

Он подошел ко мне вплотную — еще одна раздражавшая меня привычка — и крепко сжал мою руку.

— Не нужно беспокоиться за эту женщину, — сказал он. — Она всегда найдет выход из трудной ситуации, где бы и когда бы это ни случилось.

— Как и вы, — ответила я.

— Да, между нами есть сходство. Готов держать пари: что бы ни случилось с кем-нибудь другим, она выйдет сухой из воды.

Но я не была в этом уверена и беспокоилась за Харриет.

Это было богатое событиями время. Пока чума гуляла по городам, Англия вступила в войну с Голландией и отпраздновала победу в морской битве при Харвиче, где брат короля, герцог Йорк, стал героем дня, взорвав корабль адмирала Опдама со всем его экипажем, уничтожив его четырнадцать кораблей и захватив в плен восемнадцать. В Лондоне отслужили благодарственную мессу в честь победы, а сразу после нее было объявлено, что по случаю чумы каждый первый вторник месяца является постным днем. Собирали деньги, чтобы помочь детям, потерявшим родителей, деньги для устройства пунктов, где можно было бы ухаживать за заразившимися людьми, предпринимались все усилия, чтобы остановить расползание болезни. Всем, кто имел возможность уехать в деревню, посоветовали сделать это. Были запрещены все развлечения и иные собрания, способствующие распространению заболевания.

Все лето стояла жара, и говорили, что это — одна из причин эпидемии чумы. Водосточные канавы были заполнены гниющими отбросами, там плодились крысы. Город почти опустел, лавки закрылись, а на улицах можно было увидеть лишь телеги, собиравшие трупы, и мертвецов, лежавших на мостовой. Было приказано в течение трех суток непрерывно жечь на улицах костры, чтобы уничтожить отбросы и очистить воздух. Смертность, поначалу достигавшая тысячи человек в неделю, теперь приблизилась к десяти тысячам. Король и двор поначалу перебрались в Солсбери, а когда чума добралась и до этого городка, переехали в Оксфорд.

Мы в Эверсли жили в постоянной тревоге. Я боялась, что с моим сыном может произойти беда. Каждое утро, проснувшись, я спешила в детскую, чтобы удостовериться в том, что он здоров.

Сэр Джоффри оставался с нами. Мы убедили его в том, что возвращаться в Лондон сейчас просто глупо. Он с готовностью принял наши аргументы и обратил свой интерес к нашему имению, оказавшись весьма полезным человеком. Его собственные земли находились гораздо ближе к Лондону, и он считал, что ему следовало бы быть там. Тем не менее, ему было приятно задержаться здесь.

— Мне здесь очень хорошо, — говорил сэр Джоффри. — Я так привязался к мальчуганам! Мне всегда хотелось иметь сына, и было бы неплохо, если бы он был похож на Эдвина.

Лучшего комплимента он выдумать не мог. К тому же он еще раз позволил мне осознать, насколько я счастлива. Я потеряла мужа, но судьба сжалилась надо мной и подарила мне сына.

Каким облегчением стало наступление сентября, когда погода сменилась на более прохладную! Из столицы приходили добрые вести: количество смертей резко сократилось. Теперь не оставалось сомнений в том, что исключительно жаркая погода была одной из причин эпидемии. Пошли дожди, дополнительно улучшив ситуацию, и постепенно приходы стали объявляться свободными от чумы.

По всей стране царила радость, и люди, покинувшие Лондон, готовились к возвращению.

Джоффри уехал, пообещав скоро вернуться. Он пригласил нас к себе и сказал, что будет рад объехать свои земли и показать их юному Эдвину. Нам его не хватало, и особенно это относилось к моему сыну. Все говорили о том, что нам необходимо вновь встретиться Совместные переживания стали хорошим основанием для дальнейшей дружбы.

Было ужасно узнать, что от чумы умерли девяносто семь тысяч человек. Однако, как уточнил Карлтон, многие смерти были не зарегистрированы, и число жертв, по всей вероятности, приближалось к ста тридцати тысячам.

Карлтон рассуждал трезво.

— Слишком много грязи на улицах крупных городов, — говорил он. — Похоже, что чуму разносят крысы, и там, где есть крысы, будет чума. Нам нужно очистить наши улицы, и тогда, возможно, эта ужасная болезнь перестанет посещать нас.

Все мы были очень рады тому, что сумели пережить тяжелые времена, а дядя Тоби заявил, что с удовольствием вновь посетит Лондон и королевский двор. Он восторгался театрами, которые в последнее время стали значительно лучше.

— Король любит пьесы, — сказал Карлтон, — а поскольку высший свет следует за королем, то театры усовершенствовались.

— Они очень отличаются от тех, которые я видел до отъезда, — согласился дядюшка Тоби, — хотя авансцена существовала уже тогда.

— Ну да, — сказал Карлтон, — но не было полукруглого просцениума с окнами в помещение для музыкантов и не было этих жалюзи, открывая и закрывая которые, можно полностью изменять сцену.

— Огромные усовершенствования! — с энтузиазмом согласился Тоби. — Но я знаю, Карл, мой мальчик, в чем состоит главное улучшение нынешней сцены.

— Можете не говорить, я с вами согласен, — сказал Карлтон.

И оба одновременно произнесли:

— Актрисы!

— Только подумать! — продолжал дядя Тоби. — Видишь на сцене хрупкое создание, начинаешь проявлять к нему интерес и вдруг вспоминаешь, что это мальчишка, а вовсе не юная леди.

— Ничто не сравнится с подлинной вещью, — сказал Карлтон. — Король поддерживает театры. Он полагает, что они создают в столице веселье. Люди должны смеяться, говорит он. Эти чудаки слишком долго были серьезными. Король пока не облагает актеров налогами, хотя некоторые министры настаивали на этом. Ответ был таков: актеры являются слугами короля и доставляют ему удовольствие.

— А правда ли, — поинтересовался дядюшка Тоби, — что сэр Джон Ковентри спросил у короля, не испытывает ли тот большей склонности к мужчинам, чем к женщинам?

— Этот дурак так и спросил, — ответил Карлтон, — и впервые Его Величеству не понравилась шутка. Впрочем, и другим тоже, поэтому Ковентри был выставлен на Суффолк-стрит, а в память о его глупости у него осталась отметина в виде отрезанного носа.

— Мне кажется, что это слишком жестокое наказание за реплику, которая могла быть недалека от истины, — вставила я.

— Поосторожней, дорогая кузина! — весело сказал Карлтон. — Если с вашим очаровательным носиком произведут ту же самую операцию, это будет настоящей трагедией.

Я инстинктивно прикрыла нос рукой, и Карлтон тут же утешил меня:

— Не бойтесь! Я никогда не позволю этого сделать. Однако следует помнить, что самый добродушный король может время от времени дать резкий ответ.

— Надеюсь, театры вскоре снова откроются, — сказал дядя Тоби.

— Вы можете быть убеждены в том, что Киллигрю и Довенант радостно потирают руки, ожидая блестящих перспектив, — сказал Карлтон. — Когда мы будем абсолютно уверены в безопасности, вы должны еще раз посетить театр, кузина. Любопытно, будет ли там играть прекрасная Харриет Мэйн? Несомненно, дядя Тоби, она вас заинтересует.

— Я всегда любил смотреть на прекрасных дам, мой мальчик.

— Посмотрите, дядюшка, посмотрите.

Наступил февраль, и король вместе с герцогом Йорком вернулся в Уайтхолл, а суд вновь разместился в Вестминстере. Карлтон отправился в Лондон и отсутствовал несколько недель. Именно в это время в Эверсли явилась Тэмси Тайлер.

Я знала Тэмси, поскольку Барбари, приезжая в Эверсли, брала с собой эту девушку в качестве камеристки. Тэмси была большой специалисткой по прическам, умела правильно подрумянить щеки и в точности знала, на какое место нужно приклеить мушку, чтобы выгодно подчеркнуть те или иные черты лица. Она была пухленьким и довольно приятным созданием, и я не сомневалась, что она, как и ее хозяйка, испытывает сильное влечение к лицам противоположного пола.

Теперь Тэмси стала совсем иной, и приехала она одна.

Она показалась в воротах, изможденная, худая, со стертыми ногами. В это время я была в саду и не сразу узнала ее.

Я решила, что это какая-то нищенка, и пошла к ней с некоторым беспокойством — уж очень жалко она выглядела. Когда я приблизилась, Тэмси воскликнула:

— Госпожа Арабелла… ох… госпожа Арабелла… помогите мне!

Чуть не потеряв сознание, она села на землю. Я не могла поверить в то, что передо мной кокетливая Тэмси, и только знакомый тембр ее высокого резковатого голоса позволил мне убедиться в этом.

— Тэмси! — воскликнула я. — Что случилось? Бедняжка! Поднимайся, пройдем в дом. Где твоя хозяйка?

Она едва передвигала ноги. Я сказала:

— Сейчас я позову Эллен.

Взяв ее за руку, я поразилась, какой тонкой была эта рука.

— Я думала, что не доберусь сюда, — пробормотала Тэмси.

Появилась Карлотта.

— В чем дело, Арабелла? — спросила она.

— Это Тэмси, — сказала я.

— И Барбари с ней? Тэмси покачала головой.

— Госпожа… — Она переводила взгляд то на меня, то на Карлотту. — Госпожа Барбари умерла. Это было несколько месяцев назад. Где-то уже ближе к концу мора. Я все время ухаживала за ней и заразилась сама.

— Тэмси! — в ужасе воскликнула я, немедленно подумав об Эдвине.

— Со мной все в порядке, госпожа. Я одна из немногих, кто выжил. Говорят, если однажды переболеешь, то больше никогда не заразишься. Я здорова уже месяца два или больше. Я бы не пришла сюда, если бы не была уверена.

— Нужно проводить ее на кухню, — сказала Карлотта. — А вот и Эллен. Эллен, посмотри, кто пришел. Ей плохо. За ней нужен уход.

— Тэмси! — воскликнула Эллен. — А где же госпожа Барбари?

— Она умерла, — сказала Карлотта. — Умерла от чумы.

Благодаря Эллен Тэмси быстро поправлялась. Уже через день она меньше напоминала скелет и могла говорить, не разражаясь истерическими рыданиями. Она вместе с хозяйкой жила в Солсбери, пока там находился двор, а когда двор выехал, они направились в Бейзингсток, так как джентльмен, с которым водила дружбу госпожа Барбари, должен был встретить ее там. Она не знала, что он приехал туда из Лондона. В течение трех дней они развлекались, а потом он заболел. Вскоре стало ясно, что у него за хворь.

Барбари была в отчаянии, ведь она лежала в одной постели с чумой.

— Мы не успели собраться, как джентльмен умер, и мы остались вдвоем в его доме, покинутом всеми слугами. Потом моя хозяйка заболела, ухаживать за ней было некому, кроме меня, и я ухаживала, а она лежала в кровати, дрожа, страдая от дурноты и не совсем соображая, что с ней происходит. Она все время звала Карлтона. Было страшно смотреть на нее. Она кричала про то, что нужно все начать снова и она готова на все ради этого. Как она встретится с ним… как будет выполнять все его желания, какой хорошей женой она ему будет и как противно ей было иметь всех этих любовников… чтобы рассчитаться с ним за то, что он сделал с ней. Вы уж простите, что я это говорю, госпожа, но это ее слова на смертном одре.

— Ты поступила очень великодушно, оставшись с ней, Тэмси, — сказала я.

— О, я решила, что мне тоже не избежать болезни. Видите ли, там был мой приятель-слуга, так он тоже заболел.

Бедная Тэмси! Бедная Барбари! Джаспер сказал бы, что это Господне наказание за их грехи.

— О, это было ужасно, ужасно! — воскликнула Тэмси. — Видеть ее ужас, ее страх, когда начали появляться эти чудовищные язвы! Она взывала к Богу, умоляя убрать язвы, обещая, что она сделает все, лишь бы избавиться от них… а они все появлялись… К ним было жутко прикоснуться, они все раздувались, но никак не вскрывались… огромные язвы, знаете, как карбункулы. Если они прорываются, тогда есть возможность выжить, если же не прорываются… А потом вдруг появилась язва на груди… Она тоже ее увидела… ее называют меткой. Говорят, когда язва появляется на груди, — это уже конец. Госпожа увидела метку и возблагодарила Бога, потому что к тому времени она молилась только о смерти. Так все и вышло… госпожа умерла через час. И осталась я одна… одна в доме с ней. Приехала телега, которая собирала мертвых, и забрала ее. Ночью я выходила и нарисовала на двери красный крест смерти. Я завернула госпожу в простыню, дождалась телеги и выбросила ее через окно. А потом осталась одна в доме, помеченном красным крестом смерти.

— Бедная, бедная Тэмси! — воскликнула я. — Ты храбрая женщина!

— Храбрая? А что мне еще оставалось? У меня кружилась голова, меня тошнило, и я была одна в доме. Не знаю, может, как раз потому, что я была одна… Я должна была позаботиться о себе и поэтому в шутку сказала: «А если я умру, как же узнают в Эверсли? Господин Карлтон так и не узнает о том, что он вдовец. Поэтому мне нельзя умереть!» Может быть, немного несерьезно, что человек хочет остаться в живых по такой причине, но у меня в голове помутилось от лихорадки, и я просто чувствовала, что обязана выжить. Я видела, как по всему моему телу идут жуткие язвы, но знала, что знак на груди не появится. Потом язвы начали открываться, и чума стала выходить из меня. Тогда я поняла, что буду жить. Постепенно язвы исчезали, тошнота и лихорадка тоже отступили. Я осталась живой в зачумленном доме… Я села у окна и, когда подъехала чумная телега, стала кричать: «Я здесь! У меня была чума, но я выздоровела». Они не приближались ко мне два дня, а потом прокричали, чтобы я сожгла все, что есть в доме. Я разожгла несколько костров, сожгла одежду и постельное белье. Вначале мне передали еду, а потом кое-какую одежду, и я вышла из дома. Люди приходили посмотреть на меня. Немного было таких, кто пережил чуму. А потом я отправилась в Эверсли-корт, потому что обязана была сделать это. Я должна была явиться сюда и рассказать господину Эверсли о том, что он теперь вдовец

ОБОЛЬЩЕНИЕ

Джоффри настаивал на том, чтобы я исполняла свое обещание, и в течение года мы несколько раз встречались. Он находил всевозможные предлоги для визитов, так что складывалось впечатление, будто у него здесь какие-то важные дела Эдвин и Ли с нетерпением ждали его приезда и наперегонки бросались к нему, желая покататься у него на плечах. Он возил их на себе по всему дому и позволял рисовать мелом на потолочных балках кресты — на счастье.

Карлтон воспринял весть о смерти жены без особых эмоций. Думаю, с его стороны было бы фальшью изображать горе, принимая во внимание характер их супружеских отношений. Он лишь пожал плечами, сказав:

— Бедняжка Барбари! У нее всегда был особый талант попадать в опасные ситуации. — Он вопросительно посмотрел на меня и продолжал:

— Вы, конечно, считаете, что наиболее неудачным ее поступком был брак со мной. И вы не ошибаетесь Он уехал в Лондон, но вскоре вернулся, взяв за обыкновение проводить время в моем обществе Нельзя сказать, чтобы я была этим недовольна, хотя и внушала сама себе, будто все как раз наоборот Это было довольно глупо, но, боюсь, в то время я вообще вела себя не слишком умно. Мне стало ясно, что визиты Джоффри имеют вполне рациональное объяснение. Мы нравились друг другу. Мы оба овдовели, оба любили и потеряли любимых, и, наверное, оба искали возможность заполнить ту пустоту в жизни, которую ощущали.

Джоффри был предусмотрительным человеком, и это восхищало меня в нем. Он был не из тех, кто старается развить взаимоотношения без предварительного тщательного обдумывания. Я полагала, что в данный момент он взвешивает ситуацию. Он хотел узнать обо мне побольше и удостовериться в том, что вместе мы будем счастливы.

Это разумно, говорила я себе, и если даже это не столь романтично, как моя любовь к Эдвину и предположительно его любовь к покойной жене, то все это вполне оправдано.

Я продолжала внушать себе, что никого не смогу полюбить так, как любила Эдвина. Но разве следует отвергать радости брака лишь оттого, что я не могу разделять их с Эдвином?

А кроме того, у меня был сын, который нуждался в отце. Эдвин был окружен любовью, ему всего хватало, и, тем не менее, я замечала, как он любил находиться в обществе Джоффри, который мог дать ему нечто такое, на что я не была способна.

Вот такие мысли роились в моей голове в чудесный солнечный июньский день тысяча шестьсот шестьдесят шестого года.

Я срезала в саду розы, которые любила ставить в вазы и украшать ими дом. Мне доставлял удовольствие аромат роз в комнатах. Особенно мне нравились дамасские розы — наверное, потому, что моя прабабушка родилась в те времена, когда Томас Линейкр привез их в Англию, и получила свое имя в честь этих роз.

Услышав, как кто-то въехал во двор, я сразу подумала о Джоффри. Как всегда во время его визитов, меня мучил вопрос: не случится ли это сегодня?

Я всегда надеялась на то, что этого не произойдет, поскольку у меня не было окончательной уверенности. Я видела множество причин ответить «да»и столько же причин для отказа. Такой хороший отец для Эдвина, и мне он тоже нравился. Добрый, приятный, очаровательный. Мужчина, на которого всегда можно положиться совсем иной, чем…

Почему именно в этот момент я вдруг подумала о Карлтоне?

— Карлтон!

Он стоял, улыбаясь, и я почувствовала, что глупо краснею.

— Очаровательная картина! — сказал он. — Дама с розами. — Он взял корзину из моих рук и понюхал цветы. — Они прелестны, — сказал он, поглядывая на меня.

— О, благодарю вас, Карлтон.

— Кажется, вы ожидали кого-то другого. Джоффри Джиллингхэм слишком зачастил к нам в дом. Знаете, я начинаю раскаиваться в том, что привел его сюда.

— Отчего же? Мы все очень любим его.

— А он любит нас… по крайней мере, некоторых из нас… А некоторые из нас, возможно, любят его больше, чем остальные. Дайте-ка мне корзину, присядем возле ивы. Мне нужно поговорить с вами.

— Я еще не закончила срезать розы. Хочу набрать побольше.

— Уже достаточно.

— Позвольте мне судить об этом.

— Дорогая кузина Арабелла, вы можете положиться на мое суждение в этом вопросе. То, что я собираюсь сказать вам, гораздо важнее, чем корзина роз.

— Так скажите.

— Не здесь. Я хочу, чтобы вы сели и отдали мне все ваше внимание.

— Вопрос настолько серьезен? Карлтон кивнул со значительным видом.

— Эдвин?.. — начала я.

— Да, это касается Эдвина.

— Карлтон, что-то произошло?

— Пока все в порядке. И, может быть, все будет хорошо… очень хорошо…

— Умоляю, скажите мне, в чем дело? Что вы ходите вокруг да около?

— Это как раз вы ходите вокруг да около… розовых кустов. Давайте присядем, и я все расскажу вам.

Он встревожил меня, и я последовала за ним к каменной скамье, стоящей под плакучими ивами.

— Ну? — спросила я.

— Я хочу жениться на вас.

— Вы?!

— Почему бы и нет? Я свободен, вы тоже. Это было бы наилучшим решением всех проблем.

— Всех! Боюсь, я не…

Он неожиданно схватил меня, лишив возможности сопротивляться. Его поцелуи и ласки напомнили мне поцелуи Эдвина.

Я пыталась оттолкнуть его, но силы были явно неравны, и он оставался хозяином ситуации.

— Как вы посмели!

— Ради вас я готов на все, что угодно, — сказал он. — Не нужно стыдиться, Арабелла! Вы же знаете, что хотите меня так же, как я хочу вас. Зачем делать тайну из столь очевидных вещей?

— Очевидных! — воскликнула я. — Для кого?

— Для меня. Я ощущаю это всякий раз, когда мы встречаемся. Вы просто взываете ко мне, так вы меня хотите.

— Вы слишком высокого мнения о своем обаянии. Уверяю вас, в данный момент я ничего не хочу так сильно, как избавиться от вашего присутствия.

В глазах Карлтона светилось озорство, рот искривился в притворном испуге.

— Не правда, — сказал он.

— Истинная правда. Как вы посмели оторвать меня от моих…

— Роз, — подсказал он.

— От моих занятий, затащив меня сюда под фальшивым предлогом?

— Что за фальшивый предлог?

— Намек на то, что с Эдвином что-то произошло.

— С Эдвином действительно кое-что происходит. Он быстро становится испорченным ребенком, привыкшим держаться за мамочкину юбку.

— Как вы смеете!..

— Говорить правду? Мальчик нуждается в сильной руке. В моей руке. И он ее получит. Ему придется узнать, что в мире существует нечто более важное, чем любовь и поцелуи.

— Из того, что я слышала, следует, что эти вещи играют весьма значительную роль в вашей жизни.

— Вы говорите о моей репутации, которая вас интересует. Говорят, нет дыма без огня, и я действительно могу назвать себя мужчиной с опытом…

— Не подходящим для воспитания ребенка.

— Как нельзя более подходящим. Если бы не я, ваш покойный муж не превратился бы в мужчину, которым он все-таки был. Именно я воспитал его. Именно я сделал из него мужчину.

— Любопытно, что сказал бы по этому поводу его отец.

— Он подтвердил бы мои слова. Он часто отсутствовал дома, а мать Эдвина нянчилась с сыном точно так же, как вы с его тезкой.

— Как бы то ни было, Эдвин покинул Англию, когда ему было десять лет, и с тех пор, я полагаю, ваше блестящее воспитание успело улетучиться.

— Самые важные годы — те, когда формируется личность, от пяти до десяти лет.

— Как вы хорошо разбираетесь в этих вопросах!

— От вашего внимания не могло уйти, что я хорошо разбираюсь во многих вопросах.

— От моего внимания не ушло ваше чрезвычайное самомнение.

— Всегда приятнее считать себя самым лучшим. В конце концов, слишком многие так вовсе не считают. Я хочу жениться на вас. Вы слишком молоды для того, чтобы жить такой жизнью. Вам нужен муж. Вам нужен я. Я хотел этого давно, но теперь у меня есть возможность сделать вам предложение и нет нужды затягивать с решением.

— В этом действительно нет нужды. Предложение отклоняется.

— Арабелла, я собираюсь жениться на вас.

— Вы забываете о том, что для брака необходимо согласие обеих сторон.

— Вы согласитесь, я вам обещаю это.

— Не стоит быть столь щедрым на обещания. Именно это наверняка окажется невыполненным.

Он взял меня за подбородок и заставил взглянуть ему прямо в глаза.

— Я могу дать еще одно обещание: однажды став моей, вы никогда не захотите покинуть меня.

Я рассмеялась. Меня охватило неистовое возбуждение. Откровенно говоря, уже давно ничто не доставляло мне такого удовольствия. Было так чудесно — иметь возможность сбить с него спесь, дать ему понять, что я не намереваюсь подчиняться его приказаниям.

— Что ж… Говоря вашими словами, я никогда не стану вашей.

— Не будьте столь уверены.

— Я абсолютно уверена в этом.

— Вы совершаете ошибку, Арабелла — Отвергнув ваше предложение?

— Нет, думая, что я не сумею взять вас.

— Вы говорите так, будто я шахматная пешка.

— На самом деле вы — исключительно важная фигура, моя королева.

— Которая будет делать ходы в соответствии с вашими желаниями.

— Да, — подтвердил Карлтон, — в соответствии с моими желаниями.

— Ну, с меня достаточно, — промолвила я и встала.

— А с меня — нет, — сказал он, поднимаясь вместе со мной, положил руки мне на плечи и заставил меня вновь усесться на скамью.

— Я вижу, из вас получился бы муж с весьма дурными манерами, — сказала я.

— Когда этого требуют обстоятельства. Но при любых обстоятельствах вы найдете меня очень подходящим для вас мужем.

Я серьезно сказала:

— Существовал лишь один человек, который мне подходил, и я благодарю Бога за то, что он был моим мужем, пусть и недолго.

Карлтон возвел глаза к небу.

— Причисленный к лику святых Эдвин, — сказал он.

— Умоляю, не смейтесь над этим.

— Вы такая же, как все, Арабелла. Вы меня разочаровываете. Я всегда думал, что вы другая. Как только сердце мужчины перестает биться, он становится святым.

— Я не сказала, что Эдвин был святым. Я говорила, что он самый замечательный человек из всех, кого я знала или когда-нибудь узнаю, и что никто не сможет заменить мне его.

— Нельзя обожествлять людей, Арабелла.

— Я любила Эдвина и все еще люблю его. Неужели вы не понимаете? Никто, никто не может занять его место в моем сердце.

— Вы ошибаетесь. Кое-кто может вытеснить его. Именно это вы и узнаете, выйдя за меня замуж.

— Я больше не хочу вас слушать.

— Вы будете меня слушать. Я собираюсь сказать вам…

Он вдруг умолк, и я удивленно посмотрела на него. Его настроение резко изменилось. Он сказал:

— Неужели вы думаете, что я боюсь мертвого? Я никого не боюсь, Арабелла. И уж, во всяком случае, не святых на глиняных ногах. Таких святых несложно повергнуть.

— Перестаньте насмехаться над Эдвином. Вы недостойны расшнуровывать его сапоги.

— Сапоги нынче без шнуровки, а это ваше замечание Джаспер счел бы весьма непочтительным.

— Меня не интересует Джаспер.

— Но вас должна интересовать правда.

— Я возвращаюсь к своим розам, — сказала я. — Ваша жена совсем недавно умерла…

— Барбари первой расхохоталась бы, услышав ваши слова. Вы знаете, что представлял собой наш брак.

— Это еще одна причина, по которой я отвергаю ваше предложение. Она была живым примером того, как не следует поступать.

— Но вы не Барбари.

— Вы никогда не будете верны одной женщине.

— Бросаю вам вызов, дрожайшая Арабелла. Подумайте только, как будет интересно сделать меня таким.

— Возможно, эта задача не стоит трудов. Барбари не бралась за нее.

— Бедная Барбари! Для нее это действительно было безнадежно. Но почему мы постоянно говорим о мертвых? Я жив. Вы живы. Мы — двое живых людей. Правда, все эти годы вы были живы лишь наполовину. Вылезайте из своей раковины и живите.

— Я живу полной и интересной жизнью. У меня есть ребенок.

— Э, бросьте! Вы заперли себя с мертвецом. Вы сотворили себе кумира и поклоняетесь ему. Это фальшивая святыня. Эдвин мертв. Вы живы. У вас есть ребенок. Вам нужен я. Я могу сделать вас счастливой, помогу воспитать вашего сына. У нас будут свои сыновья и дочери. Вы нужны мне, Арабелла. Нужны с того самого момента, как я вас увидел. Все это время я сохранял спокойствие, но больше не могу стоять в Я избегала Карлтона. Кажется, это забавляло его. Когда мы находились в одной компании, я постоянно ощущала на себе его насмешливый взгляд. Этот наглец и в самом деле надеялся, что я сочту его неотразимым.

Шла война с голландцами, и к нам постоянно поступали тревожные вести. Все обсуждали изобретение голландцев — соединенные цепями пушечные ядра, наносившие страшные повреждения нашим кораблям. Были даны распоряжения отогнать скот из Ромни-Марш на случай, если высадятся голландцы. В июле мы одержали победу, но потери с обеих сторон были огромны.

Несмотря на это, в августе решено было провести благодарственное богослужение, и лорд Эверсли считал, что мы должны поехать в Лондон и принять в нем участие.

В Эверсли приехал Джоффри, чтобы сообщить нам о богослужении и о том, что происходит в Лондоне. Погода была довольно прохладной, и можно было ожидать, что этим летом чума не возвратится. Джоффри выглядел каким-то чересчур спокойным, будто он принял важное решение. Я предполагала, в чем дело, и оказалась права, поскольку во время этого визита он сделал мне предложение.

Получить два брачных предложения в течение нескольких недель казалось довольно странным, хотя, возможно, это и не было столь уж странно. Карлтон, конечно же, подозревал о намерениях Джоффри и решил опередить его. Меня это смешило. В то же время я не хотела пока получать предложение от Джоффри. Я уже рассматривала возможность брака с ним, и бывали моменты, когда мне почти удавалось убедить себя в том, что это наилучшее решение. Теперь я такой уверенности не чувствовала.

Джоффри привез для мальчиков новые воздушные змеи, которые им немедленно захотелось испытать. Я наблюдала за детьми, слушала их радостные крики и видела, что они относятся к Джоффри как к старшему брату — достаточно юному, чтобы играть с ними, и достаточно взрослому, чтобы обладать нужными знаниями и оказывать им необходимую помощь.

Я расположилась на солнце, усевшись на каменную скамью возле плакучей ивы, окруженную со всех сторон цветущими кустами. Стоял чудесный теплый солнечный день. Мне нравилось сидеть здесь, наблюдая за своим сыном, восхищаясь его красотой, радуясь его доброму здоровью. Прислушавшись к жужжанию пчел, круживших над лавандой, я с удовлетворением подумала, что в этом году будет хороший мед.

Подошел Джоффри и сел рядом со мной.

— Очень мило с вашей стороны было привезти эти игрушки.

— Я знаю, как они любят их. Смотрите, змей Эдвина полетел выше, чем змей Ли.

— Ли это не понравится.

— Мне кажется, этому мальчику узда нужна больше, чем Эдвину.

— Да, у него заносчивый характер. Эдвин, по-моему, очень похож на отца.

— Он был мягким и добродушным, верно?

— Он ненавидел конфликты, хотел, чтобы все были довольны. Иногда я думаю, что он был готов на все, лишь бы не причинить беспокойства.