Свадебный подарок

— Она держала ее в такой изоляции потому, что никогда официально не удочеряла ее! — И Энелайз торжествующе посмотрела на Ника. Слова «Я же говорила!» были написаны в ее глазах огненными буквами. — Дело было не только в деньгах. Она боялась, что власти узнают правду насчет Сары.

— Деньги? — переспросила Кетрин.

— Ничего важного, — спокойно сказал Ник. Он подошел сзади к креслу Энелайз и положил руки ей на плечи. Можно подумать, она сама не понимала, что не стоит рассказывать о преступлении Джун Мартин.

И, несмотря на то что сейчас он злил ее как никогда, его прикосновение словно связало их.

— Продолжайте, Кетрин. Вы говорили, Джун следила, чтобы у Сары не появлялись друзья.

— Ну, Сара была замечательной девушкой, ее просто нельзя было не любить. Но Джун держала ее под замком. Запрещала ходить на свидания. Сюда они приехали, когда Сара заканчивала школу. Я уверена, что они переехали к нам в город только для того, чтобы она могла жить дома во время учебы в колледже Канзас-Сити. Когда Джун умерла, Саре было двадцать семь, но она все еще жила в доме матери. — Кетрин покачала головой. — Она такая хорошенькая… Ах, вы же об этом знаете, она же абсолютная копия Энелайз, и по тому, как вы, молодой человек, на нее смотрите, могу сказать, что вы также знаете, насколько она хороша.

Энелайз почувствовала, как ее щеки окатила горячая волна. Ник убрал руки с ее плеч. Откашлявшись, он спросил:

— Сара работала?

— Да, в местной библиотеке.

— В библиотеке? — как эхо повторила Энелайз.

— Да, она была библиотекарем. Хорошим. Но как-то призналась мне, что хотела бы изучать энтомологию.

— Энтомологию?!

— Ну да, но Джун не позволила. Поэтому пришлось взять энтомологию как дополнительный предмет, а диплом она защищала по библиотечному делу. А сразу из библиотеки она спешила домой. По воскресеньям они ходили в церковь и изредка в кино.

— И еще занимались на курсах самообороны, — вставил Ходжес.

— То есть?

— У Джун была паранойя. Когда Сара переехала, хозяева дома обнаружили, что все окна забиты. Сара говорила как-то, что мать брала ее с собой на все курсы самообороны, которые только можно было найти в Канзас-Сити. Она явно была убеждена в том, что кто-то хочет отнять у нее дочь. — Ходжес расцепил руки и подался вперед. — А теперь я все-таки могу узнать, почему вас так интересуют Джун и Сара?

Перед тем как Энелайз смогла открыть рот, руки Ника снова оказались у нее на плечах.

— Мы полагаем, что Сара может быть родственницей мисс Брюстер, вы и сами заметили поразительное сходство. — Энелайз обернулась, чтобы посмотреть на него. Как он может лгать этим людям? — Кроме того, Сару удочерили, — продолжил он, — а это косвенное подтверждение нашего предположения. — Мы очень вам благодарны за разговор. Итак, Энелайз, полагаю, следующая наша остановка будет в Брайер-Крик.

Она кивнула. Конечно, Брайер-Крик. Джун умерла, Сара уехала в Брайер-Крик, чтобы найти настоящую мать. Значит, и ей самой нужно ехать туда же.

Ник сказал «наша следующая остановка», но имел в виду, конечно, «ваша остановка». Его работа закончена. Брайер-Крик — это крохотный городок, ее там все знают. Если Сара так на нее похожа, как думают Кетрин и Ходжес, то она наверняка уже знает о существовании Энелайз Брюстер. И родители Энелайз, наверное, уже встретились с Сарой.

В Брайер-Крик частный детектив ей не понадобится.

Он будет просто счастлив наконец избавиться от нее, да и она тоже.

Энелайз поднялась с кресла, ощущая внутри пугающую пустоту.

— Да, спасибо вам обоим огромное. Когда я найду Сару, обязательно расскажу ей, как вы были добры и как тепло о ней отзывались.

— Передайте милой девочке, как сильно мы по ней скучаем, — сказала Кетрин.

Энелайз улыбнулась и сжала руку Кетрин:

— Обязательно передам. Обещаю.

Глава 10

Как только Энелайз и Ник вышли из банка, улыбка пропала с ее лица.

— Я хочу выпить, — сказала она.

— Еще колы?

— Вы не поняли. Я хочу выпить. Что-нибудь серьезное. Какой-нибудь коктейль с ромом или текилу с лимоном.

Ник негромко засмеялся.

— Посмотрим, может, по дороге встретится какой-нибудь бар.

Тем не менее когда они расположились за угловым столиком в глубине неярко освещенного бара, Энелайз заказала колу. Но Ник отнесся к ее недавнему заявлению довольно серьезно.

— Принесите коктейль «Маргарита», — попросил он официантку. — А мне пива.

— Я хочу колы, — повторила она сквозь зубы. Даже родители не делали заказов вместо нее.

— Принесите и то, и другое, — сказал Ник.

— Прекрасно. Можете запить пиво «Маргаритой».

Официантка удалилась, и Энелайз слегка подалась вперед:

— Вы заметили сходство между Сарой и мной? Помните, я с самого начала говорила, что между нами есть какая-то связь? Вот и доказательства. У нас даже обувь одинакового размера!

Ник сжал губы и нахмурился, потом коснулся ее руки.

— Энелайз, — сказал он мягко, — думаю, вы правы.

Она не ожидала, что он так легко согласится.

— Мне бы хотелось, чтобы вы кое над чем задумались, — продолжил он. — Джун сказала Саре, что ее отец был богат и не мог жениться на ее матери.

— Да.

Что он хочет этим сказать?

— Вы с Сарой настолько похожи, что вполне могли быть сестрами.

— Да.

— У вас одинаковые интересы.

— Да.

— Ваш отец богат.

— Да… Нет! — Она отдернула руку, догадавшись, куда ведут все его рассуждения. — Я не верю, что вы это серьезно говорите! Сначала вы пытались сказать, что отец Сары Уэйн Дэниеле, а теперь вы обвиняете моего собственного отца! И кто у вас следующий на очереди — Лукас? Может, в три года он был не по годам развит?

— Я всего лишь пытаюсь трезво оценивать ситуацию.

Официантка принесла напитки, и Энелайз сразу же схватилась за «Маргариту». Не хотелось ей этого признавать, но Ник прав. Факты налицо. Неужели Сара ее родная сестра по отцу? А ее замечательный во всех отношениях папа…

Она так резко поставила стакан на стол, что часть содержимого выплеснулась.

— Нет. У меня и рыжие волосы, и зеленые глаза, и длинная узкая стопа от бабушки по материнской линии, а не по отцовской. Посмотрите объективно и на это.

Ник поднял обе руки, словно защищаясь.

— Сожалею. Но мы должны рассматривать все возможные ситуации. Для того вы меня и наняли, чтобы выслеживать и находить улики.

— Да, дело закончено. Больше вы на меня не работаете. Представьте к оплате ваш конечный счет.

— Но есть и другая возможность, которую тоже нужно принять во внимание. Я уже говорил вам, что мои младшие сестры близнецы. Они одинаково выглядят, одинаково думают, у них одни и те же интересы…

Энелайз закатила глаза:

— То есть теперь вы хотите сказать, что мы с Сарой близнецы?

Ник взял в руки стакан с пивом. Он не улыбался.

— Вам стоит об этом подумать. Она вздохнула. Он всего лишь пытается помочь.

— Ник, это невозможно. Я знаю, что меня не удочеряли. Я выгляжу в точности как моя бабушка. Ну, то есть как она выглядела в моем возрасте. Хотя мне кажется, что за эти несколько дней я повзрослела лет на двадцать. А если меня не удочерили, то, если следовать вашей логике, родители бросили собственного ребенка, а они бы ни при каких обстоятельствах этого не сделали. Если бы им не приходилось каждую секунду волноваться за меня, они бы завели еще одного малыша. Они хотели. И я им все уши прожужжала о том, как мне одной грустно и как я хочу сестру. Они бы ни за что на свете не бросили ребенка. Да лучше бы я не пила, — сказала она. — Я хочу вернуться в мотель.

— Я не прикасался к пиву, так что прямо сегодня могу на своем самолете доставить вас в Тайлер.

Отвезти к родителям, которые вдруг стали чужими? К Лукасу, который через три дня должен стать ее мужем?

— Нет, я дождусь завтрашнего самолета. А вы можете лететь. Дело закрыто, вам больше незачем здесь оставаться.

Ник долго смотрел на нее, при этом невозможно было понять, о чем он думает.

— Зачем вам ждать самолет, если я все равно полечу в Тайлер?

Провести с Ником еще три или четыре часа в крошечном самолете, ощущая, как каждая клеточка ее тела жаждет прикоснуться к нему…

— Я уже забронировала самолет. Отменить рейс так поздно — это по меньшей мере невежливо. Да и вообще, мне еще нужно кое-что сделать завтра в Канзас-Сити. Отвезите меня в мотель, а завтра с утра я возьму напрокат другую машину. А вы сможете улететь в Тайлер сегодня же вечером.

— А какая разница? За великолепные комнаты мы уже заплатили. Зачем же терять заслуженный и оплаченный ночной отдых? — Он бросил на стол чек в уплату за напитки, отодвинул стул и поднялся.

Заснуть Ник не мог.

Он в очередной раз посмотрел на часы. Час сорок пять.

Обычно, завершив очередное дело, он погружался в некое подобие комы минимум на одну ночь.

Конечно, эта загадка не до конца разгадана. Он не узнал имен настоящих родителей Сары. Не узнал, как она в действительности связана с Энелайз. Единственное, что удалось выяснить, так только то, что, как и утверждала Энелайз с самого начала, обе девушки действительно как-то связаны.

И именно вопросы, на которые так и не удалось ответить, не давали ему уснуть. Он вовсе не думал о том, что через несколько часов Энелайз навсегда уйдет из его жизни. Она ведь никогда и не была частью этой жизни, так зачем страдать?

Энелайз в соседней комнате сейчас спит, наверное.

Ник сдался, сбросил простыню и поднялся с кровати. Может, если немного пройтись, выпить колы и что-нибудь съесть…

Ну ничего себе! У него уже и привычек собственных не осталось — ведет себя как Энелайз.

В комнате Энелайз горел свет. Он остановился около ее окна и прислушался: нет ли каких-нибудь странных звуков. Обычная предосторожность.

Все было тихо. Очевидно, она просто спала с включенным светом — дело привычки.

На третьем этаже он наткнулся на автомат по продаже газировки. От автомата к лестнице вело странное красное пятно. Кровь. Дальше на ступеньках он обнаружил следы от газировки. А на самой верхней ступеньке лежал… пурпурный кожаный ремешок… оторвавшийся от босоножки Энелайз.

Стараясь не поддаваться панике, он поднял улику.

Это всего лишь совпадение: у многих есть пурпурные кожаные ремешки на ботинках, на кошельках… да на чем угодно!

Он ринулся вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки и стараясь не замечать ни пролитую колу, ни кровь. Самое главное — не поддаваться панике!

Подбежав к двери, он глубоко вдохнул и постучал.

Она не ответила. Естественно, и не ответит. Она же спит, как все нормальные люди.

Вытащив бумажник, он нашел кредитную карточку. Ему нужно только разок взглянуть на Энелайз и убедиться, что она спит в своей постели в целости и сохранности. Она даже не узнает, что он был здесь.

Руки Ника так дрожали, что с замком пришлось провозиться несколько минут. В комнате никого не было. «Успокойся, — приказал он себе. — Успокойся и думай».

В открытой двери сверкнули огни патрульной машины, и он выбежал из комнаты в тот момент, когда машина затормозила.

Полиция, кровь, оторвавшийся ремешок… Ник стоял словно парализованный, а мозг его тем временем кричал, что все это не правда. Не может он потерять Энелайз. Такой боли не перенесет ни одно живое существо.

Из патрульной машины вышел полицейский, открыл заднюю дверцу, и в проеме показались ноги Энелайз. Босоножка на одной ноге болталась из-за оторвавшегося ремешка.

Ник подбежал к машине и подал руку, помогая ей выйти:

— С вами все в порядке? Что произошло?

— Все отлично. — Она улыбнулась, но лицо ее было бледным, а в глазах застыл испуг.

— Если у вас будут какие-то проблемы, Энелайз, позвоните мне, — сказал полисмен.

Она ответила ему ослепительной улыбкой:

— Спасибо, Джефф.

Ну конечно, пора привыкнуть. Она и полисмен Джефф отныне закадычные друзья.

Ник взъерошил волосы, пытаясь освоиться с ситуацией. Больше всего ему хотелось сейчас обнять ее, прижать к себе крепко-крепко и никогда не отпускать, охранять ее от патрульных машин и полуночных прогулок и не позволить ей выйти замуж за парня по имени Лукас. Он сцепил руки, чтобы даже часть этих мыслей не стала реальностью.

— Что здесь происходит? — потребовал он объяснений. Голос дрожал, выдавая состояние Ника. — Как вы оказались в этой полицейской машине? Что случилось с вашей босоножкой?

— Джефф привез меня домой из участка.

— Как вы вообще оказались в участке? Она отвернулась от него.

— Почему моя дверь открыта?

Он не мог больше сдерживаться. Схватив ее за плечи, он развернул ее к себе, просто чтобы удостовериться, что она все еще здесь, что ее кожа все еще теплая, а сердце все еще бьется.

Развернув ее, он тут же отдернул руки, пока окончательно не потерял контроль над собой.

— Я за вас беспокоился! Около автомата я нашел пятно крови и ремешок от вашей босоножки!

Она вздохнула.

— Я не могла уснуть, поэтому пошла прогуляться и выпить газировки. Я как раз собиралась открыть банку, когда кто-то подкрался сзади и схватил мою сумку.

Ник опустил глаза и посмотрел на злосчастную сумку:

— По-видимому, отобрать ее ему не удалось. Она вздернула подбородок:

— Естественно. Я его колой стукнула, а сумку держала изо всех сил. Он продолжал тянуть, я продолжала держать. И бить его банкой. А он потащил меня вверх по лестнице. Еще и ругался так, что даже вспомнить стыдно.

Все было так скверно, как он и предполагал. Сердце Ника сжималось при мысли о том, в какой опасности оказалась Энелайз. Он бы не вынес, если бы пришлось ее потерять… хотя она никогда ему и не принадлежала.

— Поэтому я абсолютно не чувствую себя виноватой за то, что он упал со ступенек. Конечно, это я все-таки отпустила сумку и подставила ему подножку… у меня тогда еще босоножка порвалась… и он по инерции покатился вниз по лестнице. Но если бы он не пытался украсть у меня сумку, ничего бы и не было. Я попросила управляющего вызвать «скорую», так что с ним все будет в порядке. Всего лишь небольшая рана на голове. А от таких ран всегда много крови. Представляете, он хотел, чтобы полиция арестовала меня за нападение!

Ник всплеснул руками:

— Я не могу в это поверить! Неужели вы никогда не слышали, что, если грабитель пытается отнять у вас кошелек, лучше этот кошелек отдать? Он же мог вас убить! Что могло быть в этой сумке такого, что стоило бы вашей жизни?

Энелайз молча посмотрела на него, затем ответила:

— Кукла Сары.

Ник все-таки проиграл битву со здравым смыслом и притянул Энелайз к себе, чувствуя, как в такт дыханию поднимается и опускается ее грудь, радуясь тому, что она все еще рядом с ним, а не лежит мертвая в какой-нибудь подворотне.

— Я рад, что с вами все в порядке, — прошептал он и заставил себя оторваться от нее.

Они смотрели друг на друга. Она не сделала попытки уйти, впрочем, как и он.

— Я тоже не мог заснуть, — наконец сказал он. — А это происшествие заснуть вряд ли поможет. Пойдемте, выпьем, мм, прощальной колы.

Она кивнула и пошла по направлению к автомату с газировкой. Он последовал за ней, стараясь держаться достаточно далеко, чтобы не касаться ее, но в то же время и достаточно близко, чтобы не иметь возможности любоваться ее фигуркой в пурпурных шортах.

— Меня угостили газировкой в участке. Полицейские как тараканы.

— То есть как? Они вас угостили и они же после этого тараканы?

— Нет, они как тараканы. У них плохая репутация, но они этого не заслужили. Они по-настоящему милы, если и вы нормально себя ведете. Я имею в виду полицейских. С тараканами я не пыталась быть милой, потому что они уж очень быстро убегают. Но, наверное, теоретически это возможно.

— Я когда-то работал в полиции.

— Вы говорили, что учились стрелять в академии.

Она старательно обошла пятно крови и начала подниматься по лестнице неровной поход-кон, так как порванная босоножка цеплялась за каждую ступеньку. Деваться Нику теперь было некуда, и он уже просто не мог не смотреть на ее шорты и на то, что они обрисовывали.

— А почему вы теперь перестали? Перестал? Вовсе нет. Он все еще продолжал наблюдать за ее движениями, когда она поднималась.

— А-а, почему перестал работать в полиции? Не знаю.

Они дошли до автомата. Энелайз остановилась, повернулась, чтобы взглянуть на Ника, и тот почувствовал, что не может ничего утаить от ее открытого и правдивого взгляда. Даже то, что пытался утаить от самого себя.

Ник опустил в щель пригоршню монет и дважды нажал кнопку с надписью «Кола».

— Хотите, посидим у бассейна? Я как раз туда шла, когда появился этот тип. Вода всегда успокаивает… даже если она с хлоркой.

— Конечно.

Энелайз села на самый край бассейна, скинула босоножки и опустила длинные ноги в слегка зеленоватую воду.

— Сколько вы проработали полицейским? — она открыла банку колы, и шипение газировки прозвучало как аккомпанемент ее вопросу.

— Восемь лет.

— И?..

— А потом стал частным детективом.

— Нет, я имела в виду: что случилось? Вы чуть не убили кого-то в перестрелке? Или напарник убил кого-то у вас на глазах, а вы ничего не могли сделать?

— Вы насмотрелись шоу по телевизору.

— Скорее начиталась книг. Я в библиотеке работаю, помните? Как раз на прошлой неделе я читала книгу про полицейского, которого выжили из полиции из-за коррупции. Нет? — Она облокотилась и посмотрела на него снизу вверх, и по выражению ее глаз нельзя было понять, серьезно она говорит или дразнит. — А ваша бывшая жена, Кейт, она сбежала из-за того, что ее отец был полицейским, его убили и она не хотела связывать свою жизнь еще с одним полицейским?

— Вы никогда не пытались писать детективы?

— Опять не угадала? Так, дайте подумать.

— Достаточно! Да, Кейт имела отношение к тому, что я ушел из полиции, но это было последней каплей. Вынужден разочаровать вас, но причины довольно банальные. Ничего драматического. Вокруг было столько горя, слез, потерь, убитых, тех, кто потерял свои сбережения из-за чьих-то махинаций или из-за кражи, жен, которых бьют мужья, наркоманов, проституток. Я делал все, что мог, но этого было недостаточно. Переделать мир мне не удалось.

— А Кейт нужно было переделывать? Он пожал плечами и посмотрел куда-то через бассейн.

— Наверное. Да, нужно. Она не справлялась с работой, не могла разобраться со счетом в банке, поэтому часто превышала кредиты на карточках. Ей нужен был я.

— А сестрам вы к тому времени были уже не нужны.

Он криво усмехнулся:

— Сдаюсь, доктор Фрейд. Вы приперли меня к стенке. Честно говоря, я действительно встретил Кейт практически сразу после того, как близнецы уехали в колледж. Наверное, я просто не мог вынести весь этот мир, тишину и отсутствие хаоса. В общем, мы встретились, поженились и развелись, и все это случилось за каких-то четыре месяца. А когда она ушла, мне пришлось посмотреть в глаза реальности. У меня не получается заботиться о людях. Поэтому я решил бросить это, ушел из полиции и занялся частной практикой. Теперь большую часть времени я стараюсь делать людей счастливыми, давая им то, что они хотят. А если результат оказывается не таким, какого они хотели, я просто посылаю им отчет, и мне не приходится наблюдать, какой эффект он на них произведет.

— Большую часть времени, — повторила она. Сочувствие, послышавшееся в ее голосе, заставило Ника поднять на нее глаза и покориться ее взгляду, который, казалось, проникал глубоко ему в душу. — А в этот раз легко отделаться не получилось, да?

— Да, не вышло. Обычно клиенты не настаивают на том, чтобы вести расследование со мной вместе.

— Простите.

В интонации ее не было и намека на сожаление, да и он сам, несмотря на всю боль, которую ощущал, не жалел.

— Я понимаю. Вам нужно было кое-что доказать.

Она кивнула:

— Что я все-таки способна поступить правильно.

— Вы жаловались на то, как к вам относятся родители, не доверяют вам и так далее, но это оттого, что они очень вас любят, это очевидно.

— Я жаловалась? Я не хотела, чтобы вы воспринимали это как жалобу. В моей жизни не было и мгновения, когда я бы не чувствовала себя любимой. Я просто не хочу провести остаток жизни так, чтобы на место родителей встал Лукас и точно так же волновался за меня. Мне казалось, что если я сделаю что-то стоящее для него, то все изменится.

Она выпрямилась, посмотрела куда-то в сторону и долго пила колу.

— Это единственная причина?

По телу Энелайз пробежал озноб, и она вытащила ноги из воды. Когда-то она хотела разрушить барьер, который Ник упорно воздвигал между ними, а теперь он сам пытается разрушить стену, которую всеми силами сооружает она.

— Нет, — ответила она мягко, — не совсем. — Каждый раз, когда я думаю о свадьбе, мне становится нечем дышать. Как будто клаустрофобия, даже здесь, на улице.

— Вы не хотите выходить замуж за Лукаса?

— Наверное, нет. — Она не могла заставить себя лгать. Она не могла не признать, что совершила еще одну ошибку. — Но я пообещала и не нарушу слова, ведь это расстроит всех, кого я люблю. Родители любят Лукаса как родного сына. И хотят, чтобы он стал членом семьи. И доверяют ему заботу обо мне. Он старший брат, которого у меня никогда не было. До того, как две недели назад мы решили пожениться, мы целый месяц это обсуждали. Когда вечером накануне репетиции пришел ваш факс, — она подтянула колени и оперлась на них подбородком, продолжая смотреть вдаль… куда угодно, только не на Ника, — это было как знамение. Я могу сделать что-то, чтобы помочь Лука-су, и заодно избежать репетиции.

— Но вы не сможете избежать свадьбы.

— Да… — Она не была уверена в том, что сможет выдержать эту свадьбу. Она никогда не лгала Лукасу. Он всегда был ее лучшим другом. Она не сможет стоять в церкви с ним рядом и клясться перед Богом и людьми, что будет любить его больше всех на свете. Не сможет, пока любит другого.

Энелайз не хотела признаваться, что любит Ника: любит его прикосновения, его взъерошенные волосы и широкую грудь, любит его взгляды, любит даже его раздражение. Все это было частью того, что называется Ник Клейборн, а она любит именно Ника Клейборна. Даже если он никогда больше не сядет за штурвал своего самолета, даже если завтра он станет обычным бухгалтером, он все равно останется самым потрясающим человеком из всех, кого она когда-либо знала. И она все равно будет его любить.

Она должна рассказать все Лукасу как можно быстрее, должна отменить венчание.

Хотя это наверняка станет самым ужасным из всего, что она умудрилась сотворить в своей жизни.

Энелайз намеревалась реабилитировать отца Лукаса и отдать настоящего виновника в руки правосудия. Что ж, ей удалось сделать хотя бы половину. Она не могла отдать виновных в руки правосудия, ведь виновница мертва. Она хотела найти Сару и изменить ее жизнь к лучшему. Но Сара сама уехала в Брайер-Крик и, наверное, уже нашла и настоящих родителей.

А в довершение всего Энелайз влюбилась.

На сегодняшний день это ее самое большое фиаско.

— Энелайз?

Она вздрогнула, услышав голос Ника.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Вы, кажется, побледнели. Ну, немного. А сейчас даже слегка порозовели.

Она неопределенно махнула рукой:

— Здесь ужасное освещение. Оно делает… — Она запнулась. Тени смягчили жесткость его подбородка, беспокойство сделало его глаза глубокими, как вечернее небо Техаса. Из-за освещения или из-за чего-то еще, но он был неописуемо красив и желанен.

Она резко встала:

— Я лучше пойду к себе, немного посплю. Завтра будет сложный день.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? Вам сегодня пришлось многое пережить. Сначала новости о Саре, потом тот тип, пытавшийся украсть вашу сумку.

Он даже половины всего не знает. А она не слишком хочет рассказывать. Он и так уже считает, что она полная дурочка. А то, что она собиралась отменить венчание и обмануть лучшего друга, вряд ли улучшит его мнение о ней.

Она показала ему два кулака с поднятыми вверх большими пальцами:

— Все в полном порядке.

И украдкой взглянула на небо, ожидая, что вот-вот сверкнет молния и испепелит ее за такую невероятную ложь.

Глава 11

После завтрака Ник отвез Энелайз на торговую площадь в Канзас-Сити недалеко от аэропорта, с которого вскоре она должна была улететь.

— Вы не хотите, чтобы я подождал вас?

— Бог мой, конечно же, нет! Вы же знаете, как женщины ведут себя в магазинах. Мне не один час понадобится, чтобы выбрать одежду для путешествия домой. А вы можете заниматься своими делами. — Она открыла дверцу и выскользнула из автомобиля.

Ник обошел машину и встал рядом с девушкой. Энелайз подняла на него глаза, и все вокруг вдруг ожило. Его лица ласково коснулось солнце, налетел прохладный утренний ветерок, с дерева доносилась веселая песенка синицы.

В ее глазах было лето, и вдруг ему вспомнились ее слова, что мы не перестаем любить людей только потому, что они перестают быть рядом с нами.

Ник вдруг отчетливо осознал, что она права. Даже если ему больше никогда не суждено ее увидеть, он не сможет ее забыть. И никогда не перестанет любить. Даже через пятьдесят лет каждое дерево, каждая зеленая травинка, запах жимолости, каждый вздох будут напоминать ему о ней.

Он любит Энелайз.

Понял он это, наверное, прошлой ночью, когда безумно испугался, что может навсегда ее потерять. На самом деле он чувствовал это всегда, но боялся сам себе в этом признаться.

Энелайз доводила его до бешенства, но он все равно любит ее. Может, именно поэтому и любит. Она приносила с собой смех, свежесть, энергию. Она смогла сбить его с толку своей болтовней, пробить его защиту каким-то непостижимым образом и заставить его влюбиться еще до того, как он сам почувствовал опасность.

— Ну, — сказала она весело, — спасибо за все. Я имею в виду расследование. И за то, что позволили мне полететь одной. И за то, что смогли посадить самолет во время грозы. Надеюсь, мы не попадем в шторм по дороге в Техас. То есть я не имела в виду нас, я имела в виду меня и вас. То есть мы можем попасть в шторм, но мы будем в разных самолетах. Хотя можем попасть в одну и ту же грозу. Но кто знает…

Ее болтовня звучала как музыка, он наслаждался каждой нотой, запоминая и накапливая их для долгих лет тишины, которые ждут его впереди.

— Ну, — повторила она, — прощайте. Она было протянула руку для рукопожатия, но быстро отдернула.

Они никогда не смогут расстаться, если их руки снова соединятся.

Но и поцеловать друг друга на прощанье не получится. Если он сейчас ее поцелует, то вряд ли сможет отпустить.

А она все еще помолвлена.

— Прощайте, Энелайз. И пусть все у вас будет хорошо с Лукасом. Энелайз отвернулась.

— Спасибо, — прошептала она чуть слышно, побежала к двери в один из магазинчиков и скрылась за ней, даже не взглянув на Ника.

Почти целую неделю она сводила его с ума и теперь вот так легко выпорхнула из его жизни.

Ник сел в машину и хлопнул дверцей. Да что с ним происходит? Он же с самого начала знал, что она вернется в Брайер-Крик, к этому Лукасу, к своей обычной жизни. Ну и что из того, что они обменялись парой сумасшедших поцелуев?

Он будет жить так же, как и жил, когда распалась его семья и каждый пошел своей дорогой, когда ушла Кейт. У каждого из них собственная жизнь, значит, и ему нужно найти свою. Он вернется к работе, к полетам, к той жизни, где он спокойно существует, не втягиваясь в дела других людей и, значит, не испытывая боли, которая иначе была бы неизбежна. Может, в вакууме жить не так весело, но зато надежно. Пусть не будет взлетов, но зато не будет и падений… и потерь.

Выезжая со стоянки, он посмотрел в зеркальце заднего вида. Просто так, на всякий случай. Вдруг она что-нибудь забыла и у него будет возможность еще раз взглянуть на нее.

Но Энелайз не было.

Ник искал телефон-автомат. Еще до завтрака он позвонил Бену, своему напарнику, и попросил его разузнать все об Энелайз. И теперь ему хотелось проверить, нашел ли Бен что-нибудь интересное.

Пусть Энелайз считает, что дело закончено, он так не думает. Она может сколько угодно говорить о предназначении свыше, но, увидев фотографию Сары, он убедился, что здесь есть что-то еще.

Обнаружив автомат, он набрал номер офиса:

— Привет, Тесе. Есть какие-нибудь звонки, которые не могут подождать до завтра?

— Вообще-то, — лукаво ответила она, — вы стали дядей.

— Дядей? Кроме шуток? Шерон родила? Как она? У нее мальчик или девочка? — Даже если бы он захотел, он не смог бы остановить этот поток эмоций, переполнявших его.

— Шерон чувствует себя прекрасно, у нее девочка. — Еще одна девочка с крохотными кулачками, хватающимися за его палец, и с беззубой улыбкой. — Они назвали ее Николь Рени.

— Николь? Вы не шутите?

— Да, в честь дяди, несмотря на то что он не был там, когда она появилась на свет.

— Я работал, — сказал он несколько грубовато, чувствуя в то же время себя виноватым. Почему? Ведь это Шерон уехала из дома, а не он. — В какой она больнице? Позвоните ей и скажите, что я завтра приеду.

— Передам. Это все из того, что не может подождать. Бен получил ваше сообщение. Сейчас его здесь нет, но он просил передать вам, что кое-что нашел. Вы сейчас собираетесь прямо сюда?

— Да, уже вылетаю.

Он повесил трубку и отправился в аэропорт. На полпути его осенила замечательная идея, как снова увидеть Энелайз. Ну вот, он опять начинает что-то выдумывать. Надо, чтобы Бен сам обо всем рассказал Энелайз. Это был единственный разумный вариант.

Энелайз медленно шла по направлению к своей спортивной машине. Хотя был уже вечер, солнце все еще продолжало нещадно палить, а от нагретого за день асфальта поднимался нестерпимый жар. Жара лишала Энелайз даже тех жалких остатков энергии, которые она умудрилась сохранить. Ей казалось, что в прошедшем дне было никак не меньше сорока восьми часов, а в каждом часе по крайней мере девяносто минут.