Прогулки с Хальсом

Карина Тихонова

Прогулки с Хальсом

Пролог

Москва, июль 1982 года

Поздние летние сумерки скрадывали скромную обстановку. В комнате находились двое молодых людей: яркий блондин и жгучий шатен. Оба высокие, подтянутые, с обаятельными белозубыми улыбками. Они даже одеты были почти одинаково, в модные потертые джинсы и белоснежные рубашки апаш. Расшатанный паркет скрипел под ногами блондина, беспрерывно ходившего из угла в угол. Темноволосый сидел на стуле, как в седле, положив подбородок на высокую спинку, и с усмешкой наблюдал за приятелем.

– Успокойся и сядь, – сказал он в третий раз.

– Тебе хорошо говорить! – огрызнулся тот. – А если она действительно явится и устроит скандал? Что делать?

Его приятель пожал плечами.

– Ничего! Раскрой глазки пошире и похлопай ресничками! Можно подумать, это впервые!

Блондин наконец остановился и почти рухнул на жесткий диван. Обхватив голову, он отчаянно взлохматил волосы.

– Ты не забыл, что у меня завтра свадьба?

– Забудешь такое! – отозвался его приятель. – Я, между прочим, свидетель этого позора! Ай-яй-яй, как нехорошо! Молодой красавчик продался тетке, по возрасту годящейся ему в матери! Как я буду людям в глаза смотреть? – Тут он сменил тон и приказал: – Прекрати рвать на себе волосы, а то облысеешь и тетка Вера передумает с тобой расписываться.

– Она и так передумает, если все узнает, – угрюмо отозвался блондин и уставился в окно невидящим взглядом.

Темноволосый вздохнул, поднялся со стула и пересел на диван к другу, погладил его по голове, сложил губы трубочкой и сочувственно просюсюкал:

– Ну, мой маленький, не расстраивайся, теткой больше, теткой меньше, какая разница?

Блондин с силой отпихнул его.

– Пошел вон! Тебе хорошо говорить, ты в стороне останешься! А я уже настроился…

– На красивую жизнь? – поднял брови приятель. – Не хочется снова на помойку, правда?

– Да что ты об этом знаешь? Можно подумать, ты там хоть раз был!

Темноволосый парень нахмурился и подпер подбородок кулаком.

– Зря ты так, – сказал он. – Меня это тоже касается. С теткой Верой я тебя познакомил, не забыл? И если что-то пойдет не так, она меня живьем скальпирует. Ладно, не дергайся, давай прикинем, что делать. Думаешь, Лиза действительно явится на свадьбу?

– Она так сказала.

– Хреново, – пробормотал темноволосый, но тут же просиял и поднял указательный палец: – Есть! Придумал!

Блондин с надеждой повернулся к нему.

– Ну говори, не тяни душу!

– Изолируем ее на денек-другой.

– Как это? – не понял блондин.

– Очень просто! Попрошу отца организовать высадку десанта. Он выделит человека, способного держать язык за зубами. Тот запрет Лизу в комнате на весь день и покараулит, чтобы чего не вышло. Ну а после свадьбы вы с теткой Верой сразу отбудете в свадебное путешествие, и все – концы в воду!

Блондин слушал с напряженным вниманием.

– Думаешь, это возможно? – спросил он. – Николай Егорович и вправду поможет?

– Мой генерал своих в беде не бросает!

– Слушай, это выход, – оживился блондин и тут же споткнулся на полуслове. – Да, но… мне придется ему все рассказать…

– С какой стати? – возразил приятель. – Скажу, что девица тебе последний год проходу не давала, что приклеилась намертво, что ей нужна московская прописка… В общем, проведу политзанятие. Старик подобных девиц на дух не переносит. У него непрерывные кошмары на почве моего предполагаемого брака с корыстной провинциалкой. Говорю тебе, это надежный ход!

Блондин замялся, нерешительно поглядывая на друга.

– Не знаю… А что будет после свадьбы? Мы же не на всю жизнь уезжаем, только на месяц!

– Через месяц Лизы в Москве уже не будет. Диплом получен, комнату в общаге придется освободить. Уедет в свой Владивосток как миленькая и займется чем-нибудь общественно полезным. Что ты трясешься? Главное, чтобы свадьба прошла нормально! Ну что, я поговорю с отцом?

– Только осторожно! – умоляюще попросил блондин. – Пускай с Лизой обращаются аккуратно. Ну ты понимаешь…

– Само собой! – Темноволосый парень и поднялся с дивана. – Не звери какие-нибудь, этикету обучены. Ладно, я побежал, а ты готовься к торжеству.

Блондин схватил его за руку.

– Подожди! – Он секунду поколебался. – Думаешь, я поступаю правильно?

– Конечно, нет! – ответил приятель, не раздумывая. – Если бы ты был порядочным человеком, то женился бы на Лизе, а не на тетке в два раза старше тебя! Прописал бы молодую жену на своих двадцати метрах, и жили бы вы долго и счастливо: ты, молодая жена, шестеро детей и мама в однокомнатной клетушке! Заманчиво, а?

– Значит, ты на моем месте поступил бы так же?

Темноволосый парень вместо ответа сверкнул белозубой улыбкой и пошел к выходу. На пороге он отвесил приятелю глубокий шутовской поклон:

– Позвольте вас пригласить в нормальную человеческую жизнь! Принимаете приглашение?

Блондин поднялся с дивана.

– Принимаю!

– До завтра.

Темноволосый вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Глава 1

Москва, август 2007 года

Приближающаяся осень напомнила о себе мелким занудным дождем. Антон Азаров оглянулся, прикинул, не вернуться ли обратно в теплый уют книжного магазина. Но тут его взгляд упал на рекламный плакат с собственным изображением, и он отказался от этой идеи. Встреча с читателями закончилась на высокой патетической ноте, и ослаблять впечатление не хотелось. К тому же ему было лень отвечать на новые вопросы.

«Дурак, какого черта не взял машину!» – выругался Антон и еще раз взглянул на низкое тяжелое небо. Деваться некуда, нужно идти. Ничего, не растает, до дома не больше двадцати минут ходьбы. А если поторопиться, можно дойти и за пятнадцать.

Антон прикрыл макушку новой книгой, которую только что представлял читателям, и вышел из-под навеса. Сначала он двигался быстро, потом задумался и перешел на привычный размеренный шаг. Рука с книгой как-то незаметно опустилась, но Антон не обратил на это внимания. Воздух был теплый, мелкие дождинки ничуть не мешали думать.

Встреча с читателями прошла так же, как десятки других встреч – ни лучше, ни хуже. Раньше, когда он только начинал издаваться, такие мероприятия его приятно волновали. Сейчас Антон воспринимал их как часть работы. Не очень приятной, но необходимой.

Самое скучное, что он заранее знал, какие вопросы ему зададут. «Зачем вы об этом пишете?» – спрашивали Антона на каждой встрече. Писатель, работающий в жанре ужаса, просто обязан быть готовым к такому вопросу!

Антон раздражался, когда слышал осточертевшую фразу. Он прекрасно понимал, что ему, как у психотерапевта, предлагают лечь на кушетку и рассказать, как в детстве его на три дня заперли в темном погребе, как мучительно он привыкал к горшку и каковы были его первые сексуальные страхи. Черт, ну почему автора ужастиков всегда спрашивают об одном и том же?! Никого не интересует, как привыкали к горшку Артур Хейли или Оксана Робски, потому что «отели», «аэропорты» и «как выйти замуж за миллионера» – темы, которые кажутся публике совершенно нормальными. Но вот человек, пишущий о призраках и монстрах… Нет, ребята, с ним что-то не так. Вызывайте «скорую».

Год назад издательство организовало встречу с читателями. Ядро десанта составили авторы популярных жанров – детективов и любовных романов. Ну а Антона пригласили в качестве экзотического пополнения армии наемников пера. И еще, конечно, потому, что его книги последние несколько лет неплохо продавались. Так вот, на этой конференции какая-то девица из зала задала ему все тот же осточертевший вопрос: «Какого черта вы пишите на эту тему?»

Антон подготовился заранее, взял микрофон и начал оправдываться. Рассказал трогательную историю, как в детстве за ним увязалась бродячая собака, а потом на его глазах эту собаку сбила машина. История была вымыслом и чистейшим плагиатом, Антон прочитал ее на страницах какой-то детской книжки. Он надеялся, что детей на конференции не будет, а взрослые, даже если и читали эту бредятину, давно ее позабыли. Оказалось, что прав он был только наполовину. Зал принял историю благосклонно, но одна из тучных дам-писательниц, сидевших на сцене, неожиданно воскликнула: «С тех пор вы только об этом и пишете!»

Читатели радостно зааплодировали. Нашлась ячейка, куда можно впихнуть автора ужастиков вместе со всеми его уродцами… а заодно и мотив. Антон Азаров написал романы о кровососах и уничтожил человечество чумой, неизвестной науке, потому что в детстве на его глазах машина сбила бродячую собаку. Все в порядке, ребята, вызов «скорой» отменяется.

Антон усмехнулся, вспомнив этот случай. Преподаватели журфака МГУ попадали бы обморок, если бы студент Азаров принес им подобное сочинение! Да ему и в голову не приходила такая глупость. В те благословенные беззаботные времена они с Мариком Халецким зачитывались сумеречным романом ирландца Брэма Стокера под названием «Дракула» и первыми книгами тогда еще мало кому известного писателя по имени Стивен Кинг. Если бы преподаватели застали их за этим непристойным занятием, то оправдание было наготове: Марик и Антон совершенствуют свой английский. Возразить против этого было нечего, в конце семидесятых – начале восьмидесятых интерес к иностранным языкам перестал выглядеть крамольным.

Итак, начало всему положили малопочтенные писатели Брэм Стокер и Стивен Кинг, а малопочтенные фильмы ужасов укрепили интерес к жанру. Кассеты в Москву привозил сводный брат Марика Халецкого, профессиональный дипломат. Книги привозил тоже он, но запрещал брату выносить их из дома. Правда, кто его слушал… Романы перечитали все знакомые Марика и Антона, более-менее владеющие английским языком. На просмотр фильмов записывались за две недели вперед, как на нелегальную маевку. Собирались в свободной от предков квартире, облепляли чудо современной техники – японский телевизор с видеомагнитофоном – и впадали в нирвану при звуках знакомого, чуть гнусавого голоса Володарского. Хорошее было время.

Именно тогда Антон впервые увидел фильм под названием «Франкенштейн». И с удивлением узнал, что мрачный и стильный готический роман написала… девятнадцатилетняя англичанка!

Женщина, работающая в жанре ужасов, выглядит еще хуже, чем мужчина. Правда, Мэри Шелли немного оправдывало то, что книга была написана на спор. В 1816 году известный английский поэт Перси Шелли с супругой, лорд Байрон и его врач Джон Полидори путешествовали по Швейцарии. Сильный дождь задержал их в отеле на берегу Женевского озера. От скуки компаньоны решили написать небольшие рассказы в стиле готических драм с привидениями и исполнили задуманное. Труднее всего пришлось миссис Шелли, оказавшейся новичком среди профессиональных литераторов. Байрон сочинил короткий рассказ под названием «Вампир», доктор Полидори не написал ничего. Однако когда компания закончила путешествие и вернулась в Англию, в свет неожиданно вышел роман Джона Полидори под названием… «Вампир»! Говорят, сюжет подозрительно напоминал рассказ Байрона, написанный на берегу Женевского озера.

Может, лорд Байрон и простил бы своему доктору небольшое литературное воровство, но роман Полидори начал пользоваться огромным успехом у публики. Байрон потребовал от доктора признания в плагиате, доктор отказался. Отношения между ними были разорваны навсегда. Байрон отправился в Грецию сражаться с турками и был убит.

Антону нравилось представлять лорда Байрона «дедушкой» Дракулы. В романе Стокера граф тоже упоминает, что сражался против турок. А если вспомнить зловещие слухи, которыми была окутана при жизни личность Байрона и которые сам поэт тщательно культивировал… Воистину, неисповедимы пути биографов вампиров! Впрочем, плагиатор Полидори не остался безнаказанным. Окрыленный успехом «Вампира», он забросил врачебную практику и начал писать романы в стиле ужасов. Ни один из них не имел успеха. И однажды, подсчитав свои карточные долги, доктор поступил как истинный джентльмен: пустил себе пулю в лоб. А роман Мэри Шелли «Франкенштейн» начал свое победное шествие во времени и пространстве.

Если женщине удалось проделать такой фокус, почему бы его не проделать мужчине? Первые литературные опыты неожиданно вернули Антона в детство, когда они с деревенскими мальчишками собирались вокруг костра и шепотом рассказывали друг другу страшилки о черном-черном человеке, живущем в черном-черном доме. Сухое дерево трещало и плевалась огненными искрами, мальчишки сидели, тесно придвинувшись друг к другу, и напряженно слушали рассказчика. И хотя окончание истории было известно, как таблица умножения, все равно не могли сдержать испуганного визга. А потом шли домой всей компанией, держась за руки, и вздрагивали от каждого шороха.

Ну а вскоре… Вскоре начался период литературной свободы. Антон познакомился с роскошной прозой Лавкрафта, причудливым изощренным миром Питера Страуба и открыл континент Стивена Кинга. Брэдбери, Кларк, Саймак и Азимов тоже читались с интересом, но после книг братьев Стругацких американская фантастика не произвела на Антона такого сильного впечатления, как ужастики. Им не было аналогов в российской прозе.

Почему жанр не прижился в отечественной литературе? Ответ находился молниеносно: потому, что ужасов хватало в реальной жизни. Интерес к страшилкам возникал лишь в период относительного благополучия, а такие периоды в русской истории можно перечесть по пальцам.

– Антон Аркадьевич!

Антон вздрогнул и оглянулся. Оказалось, что он идет по самому краю тротуара, а рядом медленно ползет серая «десятка». Опустилось тонированное стекло и из окошка выглянула улыбающаяся женщина. «Знакомое лицо, – машинально отметил Антон. – Где я видел эту барышню?»

– Вы меня не узнаете?

– Нет, почему же, – забормотал Антон. – Мы, кажется, встречались на читательской конференции…

Девушка рассмеялась, заглушила мотор.

– Садитесь, я вас подвезу.

Антон поднял голову и обнаружил, что дождь усилился. Предложение выглядело заманчиво, но он на всякий случай уточнил:

– Вам по дороге?

– По дороге, по дороге, – успокоила его девушка. – Мы с вами живем в одном доме. Вы на седьмом этаже, а я на пятом. Вспомнили?

Антон смутился. Черт, память дырявая, как решето. Конечно, он видел эту барышню в лифте! Даже здоровался с ней! Помнится, Марик говорил, что ее родители дипломаты, а сама девочка учится в какой-то финансовой академии. И откуда он все знает? Впрочем, на то он и Марик, чтобы выяснять подноготную симпатичных девиц в радиусе километра от дома. Антон давно потерял интерес к этому виду спорта.

– Вы садитесь или нет? – спросила девушка с некоторым нетерпением.

Антон открыл дверцу и уселся рядом с ней. В салоне было тепло и уютно, негромко играла музыка. Антон поискал, куда положить книгу, но так и не нашел. Плотный переплет намок, страницы разбухли. Пропала книжка. Обидно, что девица встретилась с ним только сейчас, когда до дома не больше пяти минут езды. Как же ее зовут? Марик говорил, только Антон не обратил никакого внимания.

– Лена, – представилась барышня, уловив его замешательство.

– Да-да, – поспешно откликнулся Антон. – Я помню.

Барышня насмешливо приподняла бровь, но от комментариев воздержалась. Антон положил мокрую книгу на колени. Брюки промокли насквозь, терять было нечего.

– Вы возвращаетесь с занятий? – спросил он, когда молчание стало неловким.

Лена кивнула, не отрывая взгляда от лобового стекла, залитого дождем. Антон сделал над собой еще одно усилие:

– На каком вы курсе?

– На третьем.

– Интересно учиться?

Лена удивленно взглянула на него, Антон смутился и замолчал. Идиотский вопрос, но ничего другого в голову не лезло. За последнее время он утратил умение вести легкую беседу с барышнями. Особенно с барышнями. Если бы кто-то сказал ему об этом двадцать пять лет назад, Антон просто обхохотался бы. Тогда барышни были совсем другие, не чета современным. А может, изменились вовсе не барышни, а сам Антон?

Он не успел ответить на этот вопрос. Машина миновала будку охранника и вползла в подземный гараж. Дом, в котором они жили, был новым и имел все мыслимые удобства: подземную парковку, механическую прачечную и обширный чердак для сушки белья. Не говоря о спутниковой антенне, отдельном кабеле для Интернета и вполне приличном ресторане на первом этаже.

Антон дождался, когда Лена закроет машину, и пошел следом за ней к лифту. Погибшую книгу он нес под мышкой, обернув в носовой платок, но Лена все равно ее заметила.

– Что читаете?

Антон нажал кнопку вызова лифта и пропустил ее вперед в кабину.

– Я автор этой книги.

– Вы писатель?!

С одной стороны, Антона позабавило ее изумление. Приятно, конечно, когда симпатичная барышня смотрит на тебя широко раскрытыми глазами. С другой – плохо то, что симпатичная барышня только сейчас узнала в своем соседе известного писателя. Антон считал, что его физиономия давно примелькалась публике.

– Я пишу книги, – подтвердил он.

– А можно мне посмотреть?

Антон развернул книгу и неловко протянул соседке. Лена пошевелила пальчиками с красивым маникюром, словно примериваясь, с какой стороны взяться за мокрый переплет. Антону стало стыдно.

– Простите, она, кажется, погибла. Если хотите, зайдем ко мне. Выберете книгу, которая вам больше понравится.

– С удовольствием, – откликнулась Лена.

Двери кабинки распахнулись. Антон вышел на площадку, отпер свою дверь и посторонился. Лена вошла в просторную прихожую. Не осмотрелась вокруг, не издала восхищенного возгласа при виде пятидесятиметрового пространства, стены, выложенной грубым камнем, и темной пасти электрокамина. Что же, не удивительно. Девочка из обеспеченной семьи, она к красивым интерьерам давно привыкла.

Антон проводил гостью в кабинет, указал на полку со своими книгами и предложил:

– Выбирайте.

Лена прищурилась, рассматривая книжные томики.

– В каком жанре вы пишите?

– Я сочиняю ужастики, – честно ответил Антон.

В некоторых рафинированных кругах сделать такое заявление было все равно, что повесить себе на шею табличку с надписью «дворняжка». Если родители девочки принадлежат к таким кругам, она вряд ли захочет читать его книги. Но Лена внезапно оживилась и стала похожа на нормальную девушку, а не на Снежную королеву.

– Правда? Я обожаю Стивена Кинга!

– Я тоже. – Обрадованный Антон улыбнулся.

– Можно я возьму две книги?

Польщенный Антон снял с полки четыре томика, подошел к письменному столу и подписал их.

– Спасибо, – поблагодарила Лена, принимая книги.

– Не тяжело? – спросил Антон. – Давайте я донесу книги до вашей квартиры.

– Когда мои родители вернутся в Москву, они будут рады с вами познакомиться, – спокойно ответила Лена, и Антон оторопел.

Во-первых, он ничего «такого» не имел в виду, просто хотел проявить хорошее воспитание. Во-вторых… Черт возьми, он уже отвык от подобных светских штучек! Девочка преподала ему хороший урок, отодвинув на приличную дистанцию. Молодец девочка! Видно, что наставления родителей-дипломатов не пропали даром!

Лена вежливо улыбнулась на прощание и вышла из кабинета. Антон проводил ее до двери. Странно, еще минуту назад он жаждал остаться один, а сейчас не отказался бы поболтать с этой барышней еще немного. Но пригласить Лену на чашку чая не осмелился. Открыл гостье дверь, попрощался и остался один.

Снова один.

Первый раз за много лет Антон с раздражением ощутил, что одиночество его «достало».

Харлем, август 1610 года

Суд над ведьмой

Трое друзей шли по улице и радостно хохотали. То, что мужчины друзья, было понятно с первого взгляда, хотя трудно себе представить более разных людей. Один выглядел намного старше других. Лет сорок, не меньше, уверенно определил бы любой прохожий. И ошибся бы: мужчине давно исполнилось пятьдесят. Но он смеялся громко и заразительно, а морщинки, веером расходившиеся вокруг лукавых глаз, казались не отметинами возраста, а наградой веселого хмельного бога Бахуса. Весельчак Виллем – так звали его друзья, и не было кабатчика, который не считал бы особой честью выставить старину Виллема из заведения после двенадцатой кружки пива.

Невысокий коренастый мужчина, шедший посередине, выглядел старше своих неполных тридцати лет. Хотя он хохотал так же громко и искренне, как весельчак Виллем, глаза его не переставали пытливо и проницательно обшаривать прохожих. Мужчину трудно было назвать красивым, но отчего-то взгляды женщин останавливались на нем гораздо чаще, чем на весельчаке Виллеме или на высоком красавчике, третьем члене компании. Красавчик был очень молод, с его щек еще не сошел нежный юношеский пушок. Он поглядывал на взрослых спутников с обожанием и некоторым смущением, словно не верил, что ему позволили присоединиться к такому блестящему обществу.

Костюмы мужчин тоже выглядели по-разному. Весельчак Виллем, как обычно, разоделся щеголем. Со свойственной голландцам любовью к жилетам, он напялил целых три, и все были разноцветные, праздничные, нарядные. Широкие штаны доходили до колен, из-под них торчали пестрые чулки. Деревянные башмаки весело цокали по камням мостовой, из кармана штанов свисал край огромного носового платка – особый шик моды.

Мужчина, шедший посредине, предпочитал темные неброские тона. Серая суконная рубаха, сверху коричневый кафтан без рукавов, скромные темные штаны, а на них… позвольте, да на них краска! Да-да, яркое масляное пятно, посаженное кистью маляра… или художника? «Пожалуй, художника, – решил бы проницательный человек, заглянувший в глаза неаккуратного прохожего. – Трудно представить, как мужчина с такими глазами отрешенно и сосредоточенно красит стену дома».

Третий, самый молодой, выглядел аккуратно и скромно, как и подобает человеку среднего достатка. Его одежда словно только что вышла из-под заботливой женской руки.

Друзья миновали узкую улочку и вышли на набережную канала, покрытую гладкими деревянными брусьями. Добрый город Харлем строился и хорошел: жизнь кипела повсюду, куда ни кинешь взгляд. Мимо то и дело с грохотом проносились повозки, нагруженные разным товаром, изредка проезжали нарядные легкие двуколки и франтоватые всадники на красивых лошадях. «Поберегись!» – кричали кучера, и друзья поспешно отскакивали с мостовой на узенькие тротуары. Недавно муниципалитет принял решение разделить улицу на две части: одну – для прохожих, другую – для экипажей, всадников и торговых повозок. Проезжую часть выкладывали гладкими камнями, подгоняли их так плотно и ровно, как только могли. Экипажи и повозки катили по такой дороге почти без тряски, и это было восхитительным ощущением. Правда, горожане все еще предпочитали верховую езду наемным двуколкам, но отцы города смотрели в будущее. Самой большой проблемой движения оставались мосты. Крутой подъем и не менее крутой спуск требовали от возниц и лошадей огромного напряжения сил. Недавно один умелец придумал ловкий трюк: посадил повозку на полозья, смазанные жиром. Такие сани легко преодолевали подъем, зато спуск превращался в сплошной кошмар. Сани летели вниз, калеча лошадей и опрокидывая груз. Однако умелец не растерялся и придумал еще один фокус – деревянный «башмак», который опускался под полозья на спуске и тормозил движение. Конечно, все это требовало от кучеров терпения, сноровки и умения, но голландцы такой народ, которому подобных качеств не занимать!

Друзья остановились у моста, наблюдая за кучером на новых санях. Было видно, что тот знаток своего дела. Как только лошади преодолели подъем, кучер соскочил со своего места и побежал рядом с санями, заглядывая под уклон. В нужный момент он ловко стукнул по боку саней, опуская деревянный «башмак». Сани дернулись, но не остановились, лишь замедлили ход. Как только повозка съехала на гладкую мостовую, кучер снова ударил сани в бок, и «башмак» поднялся на свое место. Кучер как ни в чем ни бывало прыгнул на свое место и подхватил вожжи. Прохожие, с интересом наблюдавшие за его действиями, дружно зааплодировали. Возница приподнял шляпу и вежливо раскланялся. Он заслужил эти аплодисменты, ведь сани не только не перевернулись, но даже ни разу не остановились!

– Здорово! – воскликнул весельчак Виллем, когда сани скрылись из виду. – Настоящий мастер, а, Франс? Впрочем, ты с сегодняшнего дня тоже мастер, и мы должны это отметить, или пускай меня больше не пустят ни в один кабак!

Невысокий мужчина в серой суконной рубахе согласно кивнул:

– Конечно! Выбирай место, Виллем, я угощаю! Сейчас отведем Дирка домой и отправимся кутить!

Молодой красавчик вздрогнул и испуганно посмотрел на Франса.

– Меня домой? Почему? Ты же обещал взять меня с собой!

– Ты еще маленький, чтобы ходить по кабакам, – назидательно заметил Франс. В его темных глазах плясали веселые чертики, но огорченный Дирк их не заметил.

– Ну конечно! Я всего на семь лет младше тебя!

– Зато выглядишь как настоящий голландец в отличие от этого черномазого урода! – утешил его весельчак Виллем. – Не слушай Франса, он тебе завидует! Даже трудно поверить, что вы родные братья. Признавайся, Франс, видно, какой-то цыган прятался у твоей мамаши на чердаке за девять месяцев до твоего рождения!

Друзья снова расхохотались, и Дирк с облегчением перевел дух. Франс пошутил, никто не собирается отправлять его домой. Дирк обожал и боялся старшего брата, ходил за ним по пятам, как привязанный. «Хвостик-Дирк», – так прозвал его отец, наблюдая за обоими сыновьями.

– Мать мне голову оторвет, если ты явишься домой пьяный, – сказал Франс.

– А я переночую у тебя, – робко возразил Дирк. – Твоя жена позволит мне остаться?

Франс легонько щелкнул брата по носу.

– Главное, чтобы я тебе это позволил! Не забывай, кто в доме хозяин!

Весельчак Виллем подтолкнул Франса в бок.

– Ишь, как ты заговорил, став мастером! Подожди, мой друг, тебе еще нужно продать свою первую картину! Вот тогда и посмотрим, какой ты художник!

Франс свел брови. В самом деле, с чего он так возрадовался? Кончились нелегкие годы ученичества, но впереди трудные годы на пути к признанию.

Тяжела дорога, ведущая к успеху, не многим дано пройти ее до конца. Франс Хальс учился у известнейшего художника Харлема Кареля ван Мандера. Попасть к такому учителю – большая удача. Голландцы говорят: «Выбирая учителя, ты выбираешь свою судьбу». Франсу повезло: учитель не только передал ему свои знания, но помог выучиться грамоте, приохотил к чтению книг и долгим размышлениям над прочитанным. Когда ученичество наконец закончилось, ван Мандер, следуя традиции, позволил Франсу дописывать свои картины и стал делить с ним деньги, полученные от продажи. Картины учителя продавались хорошо, Франс смог жениться и содержать семью на свою часть заработка. И вот сейчас, спустя семь лет, он выдержал последний экзамен перед строгими судьями: отвечал на вопросы и выполнял практические задания. Оценка единогласная: отныне Франс Хальс равноправный член гильдии живописцев и имеет право продавать свои собственные работы!

Лестно, конечно. Только не стоит забывать, что имя Кареля ван Мандера известно всей Голландии, а имя новоиспеченного мастера – горстке его друзей. Будут ли картины Франса Хальса продаваться так же хорошо, как картины его учителя? Это вопрос.

– Не бойся, – негромко сказал весельчак Виллем, уловив невеселые мысли друга. – Ты художник Божьей милостью, Франс, и добьешься успеха. А если нет, пусть меня больше не пустят ни в один кабак!

Франс с признательностью взглянул на него. Добрый старина Виллем Бейтевег, совершенно лишенный зависти! Редкое качество для профессионального художника! Положение любимчика учителя имеет свою оборотную сторону, и Франсу приходилось постоянно сталкиваться с неприязнью других учеников. Иногда, придя в мастерскую, Франс обнаруживал, что его рабочий холст изрезан или размалеван цветными полосами. Или, наоборот, почти готовая картина размыта водой, которую кто-то неловко выплеснул из чашки на станок. Множество раз его кисти оказывались вымазанными в птичьем помете, который трудно и противно отмывать, а краски на мольберте смешаны в одно неаппетитное месиво. Товарищи невинно смотрели ему в глаза, и Франс понимал: если он хочет добиться успеха, то должен пройти через все. Поэтому он менял изрезанный холст, тщательно отмывал измазанные кисти и молча сносил упреки учителя за испорченную картину. Франс рано усвоил главную добродетель художника: терпение, терпение и снова терпение. Он привык к молчаливой недоброжелательности собратьев и очень удивился, когда старина Виллем, увидев его картину, воскликнул: «Виват, Карель! Ты нашел золотоносную жилу!» А увидев картину Дирка, только молча и весело похлопал его по плечу. Дирк не обиделся: он прекрасно понимал, что талант художника в их семье достался Франсу. Он увязался за братом скорей по привычке, чем из любви к искусству.

Отец не одобрял выбора сыновей. Не потому, что считал ремесло живописца хуже любого другого, нет. Просто не понимал, как можно рассчитывать на фортуну в таком серьезном деле, как заработок?!

– Мы, суконщики, можем заработать до четырехсот гульденов в год, – говорил Михель Хальс. – Заработок верный, только знай себе трудись! А сколько зарабатывают живописцы?

– Учитель получает шестьсот гульденов за одну картину, – возражал Франс.

Дирк молчаливо кивал, поддерживая брата.

– И это средняя цена! За большое полотно, заказанное магистратом, он запросил одну тысячу двести гульденов и получил их!

– Так это учитель, глупый! Ему платят не за картины, а за известность, за славу, за имя!..

– Я добьюсь того же! – упрямился Франс. – Учитель говорит, что у меня есть талант!

Михель безнадежно махал рукой и заканчивал спор. Старший сын уродился упертым, словно мул. И в кого он такой? Все Хальсы испокон веков были суконщиками: и отец Михеля, и дед, и прадед… Михель с детства знал, как станет зарабатывать себе на хлеб, ему и в голову не приходило ослушаться старших. А Франс что ни слово – то поперек, что ни слово – то по-своему! Понатаскал домой разных книжек, трясется над ними, как курица над золотыми яйцами. Или целыми днями простаивает перед холстом. Друзья-суконщики только переглядываются: Франс то читает книжки, то малюет красками, когда же он, наконец, начнет работать? Михель вздыхал, не зная, что на это отвечать. Виноват он перед Господом, мало порол старшего сына. Впрочем, может, прав господин ван Мандер и у Франса в самом деле есть талант? Если так, то конечно… Хотя кто знает, улыбнется ли сыну капризная госпожа Удача?

Франс покачал головой, вспомнив вечные домашние споры. Им с Дирком достался добрый отец, ничего не скажешь. Обычно будущее детей предопределено заранее, а Михель отпустил сыновей, позволил им идти своей дорогой. И Франс мысленно пообещал доказать отцу, что был прав. Для этого существовал только один способ: добиться успеха. Ибо как гласит голландская пословица, «успех – залог добродетели».

– Франс!

Дирк потряс брата за плечо. Тот оторвался от размышлений и огляделся. Надо же, пока он погружался в думы, они успели выйти на городскую площадь! Как и в других голландских городах, почетное место здесь занимал крытый рынок – символ процветания Нидерландов. Торговля так и кипела: продавцы зазывали покупателей, вдоль рядов то и дело проходили бдительные инспекторы муниципалитета, проверяли качество товара. Не дай бог, если обнаружится протухшее мясо или несвежая рыба! Негодного продавца высекут прямо на площади в назидание другим да еще приговорят к крупному штрафу!

Площадь обрамляли здания ратуши и собор Святого Бавона – главный собор Харлема. Голландские зодчие отказались от готических образцов архитектуры и строили свои церкви круглыми. Учение Кальвина, вытеснившее католическую религию, запрещало украшать церкви статуями и картинами: изображение Бога кальвинисты считали святотатством. И голландские живописцы поневоле обратились к бытовым сюжетам, которые нравились их покупателям – состоятельным горожанам, крестьянам, ремесленникам. Простые люди становились главными героями полотен, да и по праву: малочисленная нация, сумевшая добиться независимости от могущественной Испании, гордилась своими победами.

Взгляд Франса упал на большой плакат, прикрепленный к стене ратуши.

– «Суд над ведьмой из Олдервальде», – прочитал он вслух, поднял брови и обернулся к Виллему: – Что это такое? Новое представление? Давайте посмотрим!

К удивлению Франса, весельчак Виллем не поддержал друга:

– Нет, Франс, не стоит. Право, ничего интересного.

Франс молча подхватил его под локоть и потащил к распахнутой двери. Виллем выругался себе под нос. Зная характер Франса, нельзя было говорить «нет»! Нужно было согласиться и тут же прикрыть ладонью ленивый зевок! Ровно через десять минут они уже сидели бы в уютном кабачке и обмывали пополнение славной гильдии живописцев Харлема!

Впрочем, сопротивляться было поздно. Франс тащил толстяка Виллема вверх по лестнице, за ними неотвязно следовал хвостик Дирк. Друзья одолели подъем и оказались на галерее, полукругом обрамлявшей зал. Зрителей было так много, что они с трудом нашли себе местечко возле самых перил.

Внизу развернулось торжественное действие, похожее на театрализованное представление. В центре зала за длинным столом сидели люди в черных плащах с капюшонами: церковный совет Харлема в полном составе. Перед судьями стояла темноволосая худенькая женщина в традиционной крестьянской одежде, и публика со страхом разглядывала маленький горбик под белой рубашкой обвиняемой. Прокурор зачитал обвинение, и к допросу приступил церковный совет.

– Неельте Аринсен из Олдервальде, таково твое имя, женщина? – спросил председатель суда.

Женщина подняла голову и тихо ответила:

– Да, ваше преподобие.

– Ты слышала, что говорил почтенный господин прокурор?

– Да, ваше преподобие.

– Сознаешься ли ты в тайном колдовстве и знании черной магии?

– Нет, ваше преподобие.

Женщина говорила негромко, но в зале царила такая тишина, что каждое слово слышалось отчетливо. Впрочем, после этого ответа по залу пронесся приглушенный возмущенный гул. Председатель совета ударил серебряным молоточком в оловянный гонг и обвел публику строгим взглядом.

– Тихо, там! – выкрикнул секретарь суда, подняв голову.

Шум на галерее мгновенно смолк.

– Благодарю вас, – сказал председатель суда секретарю и продолжил допрос: – Значит, Неельте Аринсен, ты отрицаешь обвинение целиком?

– Да, ваше преподобие.

Председатель суда перебрал бумаги, лежавшие перед ним на столе.

– Тогда как ты объяснишь расположение родинок на твоем теле? – Он поднес лист поближе к лицу, близоруко сощурился и зачитал отрывок обвинения: «…образуют своим расположением след когтей лукавого, которым метятся его слуги от рождения…» – Председатель положил бумагу на место и сурово взглянул на обвиняемую. – Тебя осматривали перед тем, как привести сюда? Да? Тогда почему ты отрицаешь очевидное?

– Я такова, какой меня создал Бог, – тихо, но твердо ответила женщина. – Отчего Богу было угодно отметить мое тело родинками, знает только он.

– Ваше преподобие! – выкрикнул секретарь, напоминая, как следует обращаться к главе церковного суда.

Женщина промолчала, и мужчины, сидевшие за столом, мрачно переглянулись.

– Ну хорошо, – продолжил председатель церковного совета после паузы. – Оставим первый пункт обвинения. Но тут говорится, что тебя взвесили, и взвешивание показало малое число. Женщины твоего возраста должны весить гораздо больше. Известно, что ведьмы и колдуны всегда весят меньше, чем добрые христиане. Как ты это объяснишь?

– Я… – Женщина судорожно вздохнула, но заставила себя договорить: – В детстве я упала с крыльца дома и сильно ушибла спину. После этого почти перестала расти, зато у меня начал расти горб…

Она умолкла и опустила голову.

Публика заговорила в полный голос: горб на спине – неопровержимое доказательство принадлежности к темным силам! Все ведьмы горбаты! Надо же, до чего доходит бесстыдство этой колдуньи, она говорит о своем уродстве, не дожидаясь вопросов судьи!

Председатель снова с силой ударил молоточком в гонг, дождался наступления тишины.

– Ты хитра, женщина. Я хотел спросить о… твоем горбе, но ты меня опередила. Значит, твой ненормально малый вес и горб – следствие падения с крыльца?

Видимо, женщина сумела взять себя в руки, потому что ее голос зазвучал с прежней твердостью:

– Это так, ваше преподобие. Еще жива повитуха, принимавшая роды у моей матери. Она может подтвердить, что я родилась без всяких уродств и была крещена на шестой день после рождения, как и полагается доброй христианке.

– Вот за эти шесть дней дьявол до тебя и добрался! – крикнул кто-то из зрителей.

Плечи женщины вздрогнули, но она не обернулась, а председатель суда на этот раз отчего-то не ударил молоточком в гонг.

– Хорошо, предположим, что все так. Тогда как ты объяснишь эту запись? – Председатель порылся в кипе документов, достал нужный лист и громко прочитал, чеканя каждое слово: – «Целебное средство производится из смертного пота, собранного со лба повешенного или умершего в жестоких мучениях, смешанного с двумя унциями человеческой крови, несколькими каплями топленого свиного сала, льняного масла и пряными добавками…» – Председатель выдержал эффектную паузу, обвел зал торжествующим взглядом и, подняв указательный палец, возвестил: – Эта бумага была найдена в доме обвиняемой! Я говорю правду, Неельте Аринсен, или ты снова заявишь, что это ложь?

Женщина обхватила себя руками за плечи. Она сильно дрожала.

– Отвечай!

Голос председателя прокатился по залу многократным эхом. Обвиняемая еще крепче обхватила себя руками и прошептала:

– Это так, ваше преподобие, бумага моя.

– Ага! – Председатель суда торжествовал. – Наконец-то мы добрались до правды! Ответь мне, женщина, для чего тебе понадобилось это средство?

– Я хотела избавиться от своего уродства, – прошелестела обвиняемая.

– Не слышу!

Обвиняемая подняла голову и отчаянно выкрикнула:

– Я хотела избавиться от своего уродства! Поймите, я ведь женщина! Мне тяжело быть… не такой, как остальные люди!

Председатель откинулся на спинку кресла. Его лицо искажала гримаса отвращения.

– Ты лжешь! С помощью этого колдовского зелья ты отравила скотину в своей деревне!

– Но моя скотина подохла так же, как и соседская! – возразила женщина.

– Это ловкий трюк, чтобы соседи не догадались, кто навел порчу на их скот! – сказал прокурор, первый раз вмешиваясь в ход судебного процесса.

Председатель суда поблагодарил его красноречивым взглядом.

Повисло тяжелое молчание. Женщина дрожала все сильней, обхватив себя обеими руками. Ее горб притягивал и завораживал взгляды зрителей.

Председатель суда шепотом посовещался с членами совета и громко объявил:

– Неельте Аринсен, мы предлагаем тебе пройти последнее испытание. Как известно, ведьмы и колдуны не могут утонуть. Мы опустим тебя в чан с освященной водой, и если ты останешься на поверхности… – Председатель суда не договорил, да этого и не требовалось. – Ты согласна?

– Да, ваше преподобие, – ответила женщина, не раздумывая.

Зрители изумленно переглянулись. Что за чудеса? Ведьма не боится освященной воды? Да она от одной мысли о ней должна забиться в корчах!

– Принесите все необходимое, – распорядился прокурор.

Секретарь суда вскочил со своего места и выбежал из зала. Через несколько минут в дверь вкатили громадную чашу. Служители установили ее в центре зала и начали наполнять водой. Священник приблизился к Неельте, выставив вперед распятие, словно оружие. Под этим прикрытием двое мужчин уложили обвиняемую на пол, связали большие пальцы ее рук с большими пальцами ног. Женщина скорчилась в странной и неудобной позе. Служители наполнили чан освященной водой и столпились в дверях, жадно ожидая, что будет дальше. Священник прочел короткую молитву, Неельте подняли с пола и понесли к чану.

Члены суда приподнялись со своих мест, а вслед за ними начали вставать со скамей зрители. Раздался всплеск, разлетелись в разные стороны брызги, и по залу прокатился единодушный вздох: женщина не ушла под воду, а осталась на поверхности!

– Она же очень худая, – вдруг нарушил тишину Франс.

Виллем поспешно толкнул друга в спину.

Впрочем, это замечание осталось незамеченным. Зрители и члены суда, как завороженные, не могли отвести глаз от чана. Бесконечно долго длилось тягостное молчание. Наконец председатель подал знак. Двое служителей под прикрытием распятия вытащили обвиняемую из воды.

– Не развязывайте ей руки! – крикнул испуганный женский голос.

Председатель успокоил всех красноречивым жестом: вытащил из-под плаща распятие и выставил его перед собой. Зрители лихорадочно схватились за цепочки на шее, и через минуту зал ощетинился многочисленными распятиями.

– Неельте Аринсен, хочешь ли ты что-нибудь сказать напоследок? – торжественно спросил председатель. Его рука с распятием заметно дрожала.

Несчастная подняла лицо, по которому стекали то ли капли воды, то ли слезы, и обвела зрителей отчаянным умоляющим взглядом. Ответом была гробовая тишина и выставленный частокол распятий. Она опустила глаза и едва заметно качнула головой.

– Уведите ее, – распорядился председатель.

Священники, лица которых были прикрыты капюшонами, вывели обвиняемую из зала, и зрители вздохнули с облегчением. Распятия снова спрятались под рубахи.

– Заседание окончено, – объявил председатель. – Приговор будет оглашен публично ровно через неделю. Идите, и да хранит вас Бог!

Виллем подхватил под руку оцепеневшего Франса и буквально выволок его на улицу. Лицо Франса было бледным, нижняя губа прикушена почти до крови. Дирк осмелился спросить:

– Что с ней сделают?

Виллем промолчал, а Франс глухо ответил:

– Сожгут на костре.

– Только за то, что она не утонула? – спросил Дирк и тут же умолк, увидев, как лицо брата исказила мучительная гримаса.

– Я же говорил, не стоит сюда заходить, – пробормотал Виллем, но Франс его не услышал.

– Я хорошо помню, как родители бежали из Антверпена, – сказал он. – Дирку повезло, он родился здесь, в Харлеме. Он не видел, как ночью в Антверпене жгли на кострах… живых людей. Но это делали испанцы, испанцы, будь они прокляты! Почему же здесь…

Франс не договорил и отвернулся. Виллем покачал головой.

– И ты решил, что Бог поместил плохих испанцев на одном берегу, хороших голландцев на другом и пустил между ними реку? Это было бы слишком просто, друг мой.

Франс резко повернулся к другу.

– Но надо же что-то делать! Это какое-то безумие! Объясни, за что осудили эту несчастную? За родинки? За то, что она упала с крыльца и у нее вырос горб? За то, что она такая худая и не может утонуть? За что?!

Виллем сухо кашлянул, прикрывая рот кулаком.

– В Олдервальде подохла вся скотина, – сказал он. – Люди остались без средств к существованию и хотят найти виноватого. Лучше всего человека, не похожего на остальных. Почему бы и не эту женщину?

– Ты правда так думаешь? – Франс прищурился.

– Это не я, это они так думают. – Виллем кивнул на зрителей, выходивших из ратуши. – И что прикажешь с ними делать? Раскроить глупые головы и вложить в них свои мозги? Сжечь на костре? Посадить в тюрьму за невежество и суеверия?

Тут он осекся, потому что глаза Франса вспыхнули ненавистью. Виллем оглянулся. По площади торжественно шествовал церковный совет, возглавляемый председателем суда. Виллем быстро шагнул вперед и заслонил друга.

– Не гляди так, слышишь, Франс, не надо!

Минуту Франс боролся с искушением выкрикнуть проклятие вслед людям в темных плащах, а потом резко повернулся и пошел прочь. Дирк побежал было за братом, но Франс с яростью бросил через плечо:

– Оставь меня в покое!

Дирк застыл на месте. Красивое лицо обиженно вытянулось и стало почти детским. Виллем тронул приятеля за локоть:

– Пускай побудет один. Пойдем-ка, друг Дирк, повеселимся.

Дирк взглянул на весельчака Виллема и почему-то подумал, что тот не такой уж веселый малый, как всем кажется.

Неельте Аринсен сожгли на городской площади через месяц после объявления приговора. Она держалась с мужеством и достоинством. Когда священник отказался дать ей распятие, Неельте выдернула из вязанки хвороста два прутика и сложила их крестом. Зрители, собравшиеся поглазеть на казнь, были удивлены: ведьма прочла молитву как настоящая христианка и умерла, сжимая в руках подобие креста из деревянных прутьев. После казни зеваки расходились угрюмые, не глядя друг другу в глаза. Они испытывали не радость, а гнетущую тяжесть, словно стали свидетелями чего-то позорного, темного, недостойного.

Церковники уловили настроение толпы. Это был последний колдовской процесс в Нидерландах.

Глава 2

Москва, август 2007 года

Лена стояла перед большим зеркалом и сосредоточенно разглядывала свое отражение. Не любовалась, трезво оценивала достоинства и недостатки, выискивала самые мелкие и незаметные изъяны, чтобы тут же начать их устранять. Она не имеет права жить в иллюзорном мире, как отпрыски богатых и влиятельных людей. Недавно одна сенаторская дочка во всеуслышание заявила, что у нее, как у всех красивых девушек, возникает много проблем с мужчинами. Лена поразилась, услышав эту фразу. Оказывается, есть люди, у которых напрочь отсутствует чувство реальности! Сенаторская дочка глазела в зеркало и не видела длинного лошадиного лица, врожденного косоглазия и подбородка, похожего на орудие пролетариата – булыжник. Она видела красивую девушку.

Впрочем, на то она и сенаторская дочка, чтобы безнаказанно говорить глупости. Лена себе такой роскоши позволить не могла.

Она смотрела на свое отражение и почти не замечала густых блестящих волос, гладкой кожи, широко расставленных серых глаз, пикантного курносого носа и красиво очерченных губ. Она видела, что кожа после жаркого лета стала сухой, веснушки, с которыми велась война не на жизнь, а на смерть, снова проступили на носу, на талии образовалась лишняя складка, и нужно провести повторное отбеливание зубов. Вот что она видела в зеркале, и зрелище ее вовсе не умиляло.

Привычку к трезвой самооценке Лена усвоила с детства. «Человек должен быть четко ориентирован», – говорила мама и была трижды права. Отношения, которые сложились между ними, можно было смело назвать деловыми. Сантименты, смешное сюсюканье и прочие глупости исключались буквально с пеленок. В пять лет Лена научилась читать, в шесть самостоятельно ходила в детский сад, благо он находился рядом с домом, в семь разогревала обед и мыла посуду за собой и мамой.

Маме было некогда с ней курлыкать, она занималась делом. Четко ориентированная женщина хотела получить хорошее образование, уехать из этой раздолбанной передрягами страны, жить в собственном доме и иметь покладистого мужа.

Вообще-то, на первом месте стоял муж, но вовсе не потому, что маме требовался устойчивый семейный статус. Правильно выбранный муж должен был обеспечить жене условия для достижения главных целей: получения образования и финансовой независимости. Потом с мужем можно было распрощаться.

Впрочем, один раз четкое ориентирование маму все же подвело. После того как первый кандидат в мужья уехал из города, не попрощавшись, все проблемы мама решала сама. Результатом этого принципа было большое белое пятно на том месте, где у других людей семейная история. Лена ничего не знала о своем отце, и разговоров на эту тему мама не одобряла. Не потому, что ей было больно вспоминать о мужском предательстве, просто она не считала нужным даром тратить время. Постепенно Лена научилась смотреть на вещи под рациональным углом и перестала терзаться обидой и любопытством.

Случайная поломка компаса не завела маму в тупик. Она блестяще окончила юридический факультет университета и вскоре приобрела репутацию лучшего юриста города. С каждым годом работы у мамы становилось все больше, а дома она бывала все реже. На воспитание дочери времени почти не оставалось, да этого и не требовалось: Лена уже занималась делом.

Приоритет отдавался английскому языку. Лена ходила к частному преподавателю три раза в неделю, а в промежутках между занятиями добросовестно выполняла домашние задания. Мама не придавала большого значения предметам вроде черчения или физкультуры, но требовала отличных оценок по русскому языку и литературе.

– Ты должна уметь общаться с людьми на самом высоком уровне, – внушала она дочери. – Не распыляйся на пустяки, занимайся основными вещами.

Лена приняла это как руководство к действию. Ее табель выглядел вполне прилично: пятерки по тем предметам, которые мама считала главными, четверки по всем остальным. «Все правильно», – говорила мама, быстро просматривая годовую ведомость. Лена облегченно переводила дух. Мамины слова означали, что ее компас не вышел из строя и стрелка указывает нужное направление.

По выходным Лена отправлялась в гости к бабушке с дедушкой. Мамины родители жили в небольшом одноэтажном домике на окраине города. Повзрослев, Лена часто удивлялась, как у таких милых и мягких людей могла вырасти столь четко ориентированная дочь? Бабушка с дедом напоминали старосветских помещиков Гоголя. Они обожали единственную внучку и охотно позволяли ей бездельничать Но уроки мамы, внушенные с детства, оказались сильнее искушений. Прогуляв целый день, Лена ложилась в постель, обкладывала себя учебниками по русскому, литературе, английскому и добросовестно отрабатывала прогулы. Никто не заставлял ее заниматься, никто не стоял над душой: просто иначе она не могла уснуть.

В десять лет Лене поставили на зубах уродливые железные скобки. Одноклассники попадали от хохота, когда Лена явилась в школу с этим украшением. Каждый ее выход к доске становился событием: скобки заставляли девочку отчаянно шепелявить, и одноклассники беспощадно ее передразнивали. Однажды Лена не выдержала. Пришла домой, расплакалась, выложила маме всю правду и умоляла снова отвести ее к врачу, чтобы снять с зубов это уродство.

– Значит, девочки над тобой смеются? – переспросила мама.

– И мальчики тоже, – подтвердила Лена, стараясь не шмыгать носом слишком громко.

Мама кивнула.

– Ничего страшного. Посмотрим, что они скажут, когда вам исполнится шестнадцать лет.

Лена похолодела от ужаса. Шестнадцать лет! Значит, ей предстоит таскать во рту металлолом и терпеть насмешки еще целых шесть лет! Мама ее успокоила – сказала, что скобки снимут гораздо раньше, когда искривленные зубы выправятся.

– Вот увидишь, твои одноклассники запоют совсем другую песню, – пообещала мама в заключение. – Потерпи, ты мне еще спасибо скажешь.

Лена вздохнула и смирилась с неизбежными мучениями. Скобки сняли через два года, а еще через два, когда Лене исполнилось четырнадцать, она уже считалась самой красивой девочкой в школе. На зависть одноклассницам, у нее были ровные белоснежные зубы и очаровательная улыбка. Насмешки мальчишек прекратились как по мановению волшебной палочки. Глядя на себя в зеркало, Лена понимала: мама снова оказалась права. Впрочем, она уже тогда смотрела на себя трезвым оценивающим взглядом и, как ледокол, прокладывала путь среди айсбергов и ледяных торосов. Школа была окончена с отличными и хорошими оценками, средний балл вполне позволял поступить в приличный вуз. Лена подумала и выбрала московскую финансовую академию.

Поступить удалось с первого раза. Мама крепко, по-деловому пожала дочери руку, поздравила с поступлением и объявила потрясающую новость: она выходит замуж за немецкого архитектора и переезжает в Бонн! Новость Лену просто огорошила.

– Значит, я останусь одна? – спросила она.

К этому времени бабушка с дедом умерли, завещав свой домик единственной внучке.

– Лена, ты уже взрослая, – сухо ответила мать. – Я сделала для тебя все, что могла. Мне пора подумать о собственной жизни.

Лена понимала, что это справедливо. Мама вырастила дочь и правильно ее сориентировала. Пора пускаться в самостоятельное плавание.

Немецкий жених приехать в Россию не пожелал, посчитал это слишком опасным мероприятием. Лена познакомилась с отчимом на свадьбе. Она надеялась, что ей удастся «зацепиться» и остаться в благополучной европейской стране, но мечты оказались мечтами. Отчим сразу четко сориентировал Лену: он не намерен содержать падчерицу, у него есть свои дети и обязательства перед этими детьми. Лена не обиделась. Она давно научилась оценивать обстоятельства с практической стороны.

Что же, не удалось войти в одну дверь, значит, нужно искать другую. Тем более что новую дверь искать не пришлось. Она отворилась сама.

Двоюродная сестра мамы, тетя Эля, разыскала Лену перед началом учебного года. Лена как раз раздумывала, как ей лучше поступить: вселиться в общагу или скооперироваться с какой-нибудь четко ориентированной девушкой и снять квартиру? Но тут на горизонте неожиданно возникла Элла Казицкая, и все устроилось как нельзя лучше.

Десять лет назад двоюродная тетка удачно вышла замуж и переехала в Москву. Нефтяная компания, в которой работал ее муж, начала осваивать крупное месторождение в одной восточной стране, и супругу тети Эли предложили возглавить новый филиал. Контракт был подписан на пять лет. В Москве оставалась без присмотра новая большая квартира, в которой Казицкие только что сделали ремонт. Тетя Эля предложила Лене ключи с условием, что она будет вести добропорядочный образ жизни.

Лена чуть не захлопала в ладоши от радости. Как говорила Ирина Муравьева в известном фильме: «Тебе выпал шанс!» Отличная квартира в престижном доме! Лучших декораций для постановки сериала под названием «Ищу приличного мужа» не придумаешь!

Лена переехала в теткину квартиру, осмотрелась и четко сориентировалась на новой местности. Открывался сезон охоты на перспективных московских мальчиков, а для этого следовало приискать себе достойных предков. Лена вдумчиво занялась составлением генеалогии. Банкиры и депутаты отпали сразу: такими суммами на представительские расходы она не располагала. Нет, профессия предков должна выглядеть престижно, интеллигентно и при этом не пахнуть большими деньгами. Лена долго перебирала разные варианты, пока, наконец, не сообразила: дипломатия! Вот то, что ей нужно!

Лена быстро прокрутила в голове все достоинства этой легенды. Во-первых, она объясняет, почему родителей постоянно нет в Москве. Во-вторых, легенду подтверждает отличное знание английского языка. В-третьих, у Лены имелся приличный стартовый капитал, чтобы продержаться в сериальной роли не меньше пяти лет.

Прежде чем продать дом бабушки и деда, Лена по привычке спросила разрешения у мамы.

– Это твое дело, – ответила та. – Только учти, что покупать тебе новое жилье я не собираюсь.

Лена не обиделась. В самом деле, на что обижаться? Уезжая, мама переоформила на нее отличную трехкомнатную квартиру в центре Волгограда. Ее Лена и оставила в качестве пути к отступлению. Если планы не осуществятся… хотя нет, такого быть не может. Но все равно квартира – это неприкосновенный золотой запас, стабилизационный фонд на случай непредвиденных осложнений. Другое дело – дом. Содержать его в порядке у Лены не было ни сил, ни времени, ухаживать за садом она тоже не умела. Решительно дом был обузой. Лена продала его в тот момент, когда цены на землю достигли своего пика. Так у нее появилась стартовая сумма для постановки небольшого реалити-шоу.

Итак, лагерь разбит. Теперь следует хорошенько осмотреться и выбрать нужного мужчину.

Полгода ушло на «обнюхивание» однокурсников. Лена предпочитала больше слушать, чем говорить, о себе сообщала немного: «Родители работают по контракту за рубежом». Эта фраза могла означать все что угодно: от чистки рыбы в Норвегии до руководящих должностей в крупных концернах. Такая осторожность была вызвана причиной. Во-первых, Лене не хотелось метать бисер… ну, вы понимаете. И еще она не хотела заранее открывать свои карты. Блеф должен сработать за очень короткое время, незачем давать противнику дополнительный шанс на выигрыш.

Однокурсников Лена разделила на две категории: выпендрежники и молчуны. Выпендрежники были пустышками, хотя безудержно хвастали состоятельными предками. Их Лена отмела в сторону почти мгновенно. Молчуны тоже делились на две категории: хорошо и скромно одетые. И то и другое еще ничего не значило: система распродаж давно докатилась до московских магазинов. Требовалась основательная разведка.

Однажды Лена засекла своего однокурсника Валерика Рудина, садившегося в дорогую иномарку. Опытный взгляд заметил шофера в форменных костюме и фуражке, а также двух крепких парней, сопровождавших Валерика от ворот академии до машины. «Ага!» – подумала Лена.

То, что парень не хотел «светить» перед однокурсниками дорогую машину, говорило в его пользу. Хорошее воспитание в нынешнее время редко совмещается с хорошими деньгами. Лена быстренько записала номер машины и обратилась в частное детективное агентство с просьбой собрать досье на ее обладателя. С нее содрали почти две тысячи долларов, но Лена о них не жалела. Она вытащила козырную карту.

Отец Валерика Рудина занимал должность вице-президента крупного коммерческого банка. Как и мама, Лена не считала поиск мужа конечной целью своей жизни. Муж – это только трамплин в небеса, стартовая планка, с которой начинается путь к независимости и преуспеванию. На роль планки Валерик Рудин подходил по всем параметрам. Теперь следовало умненько воспользоваться полученной информацией.

Как поступила бы на ее месте дура? Подошла бы к Валерику на перемене, подмигнула и прошептала: «Я все знаю!» Лена дурой не была, поэтому подобный сценарный ход даже не рассматривала. После упорных размышлений она решила: Валерик должен открыться сам. Только как его подтолкнуть? Лена раздумывала так долго, что чуть не прозевала окончание учебного года, но решение все-таки нашла.

Прекрасным июньским днем однокурсники разбежались готовиться к экзаменам. У ворот Валерика уже поджидали два крепких парня, но Лена не обратила на них никакого внимания. Она быстро нырнула в проходной двор и вышла с противоположной стороны дома. Дождалась появления Валерика и пошла ему навстречу, размахивая сумочкой и разглядывая витрины магазинов. Возле нужной машины она вдруг споткнулась, вскрикнула и упала на тротуар. Каблук с хрустом сломался, да и немудрено: Лена расшатывала его весь вечер. Она попыталась встать, окинула прохожих беспомощным взглядом и… увидела протянутую ей руку.

– Сильно ушиблась? – спросил Валерик.

– Не знаю.

Лена поднялась на ноги и тут же ахнула от боли. Упала она очень даже удачно, налицо ссадина и испорченная обувь. Лена достала из сумочки носовой платок, приложила к разбитому колену и пробормотала себе под нос:

– Как же мне теперь до дома добраться?

Существовало несколько вариантов ответа, в том числе один неправильный. Валерик мог попросту остановить для нее такси. Это было бы крахом отлично разработанной операции. Но Лена знала, что в душе самого скромного и хорошо воспитанного мужчины обитает самодовольный павлин.

– Я тебя подвезу, – вызвался Валерик.

– Да? – удивилась Лена. – Ты на машине?

Вместо ответа Валерик распахнул дверцу джипа, стоявшего рядом. Лена окинула иномарку равнодушным взглядом, осторожно забралась на заднее сиденье и назвала адрес. Когда машина остановилась возле дома, огороженного высокой чугунной решеткой, Валерик не сдержал легкого удивления:

– Ты здесь живешь?

– А ты считаешь, что в таком доме можно снять комнату? – ответила Лена вопросом на вопрос.

Валерик засмеялся.

– Прости, что не приглашаю, – добавила сухо Лена тоном благовоспитанной барышни. – У нас очень строгая домработница. Спасибо, что подвез.

Она оперлась на предложенную Валериком руку, выбралась из машины и, прихрамывая, пошла к подъезду. Перед тем как войти, Лена оглянулась. Валерик стоял у машины и наблюдал за ней. Лена приветливо махнула рукой и скрылась за дверью. Оказавшись в подъезде, она наконец сняла с губ приклеенную улыбку и облегченно перевела дух. Все прошло как по маслу.

Теперь ей осталось только одно: скрестить пальцы и надеяться на удачу.

Глава 3

Москва, август 2007 года

Проводив соседку, Антон сварил себе кофе и вернулся в кабинет. Включил компьютер, заглянул на свой сайт и быстро просмотрел послания от читателей.

Новостей было немного. Неизвестная барышня с ликованием сообщала об ошибке, обнаруженной в его романе (почему-то у таких посланий неизменно ликующий тон!). Второе послание пришло от умственно ослабленного адвентиста седьмого дня. Адвентист называл Антона новым воплощением Антихриста и объявлял, что за все свои миллионы он не сможет купить в аду глотка воды.

Антон пожал плечами (на фиг Антихристу вода?!) и отстучал ответ. Поздравил барышню с открытием, пожелал ей дальнейших читательских успехов. Адвентисту отвечать не стал, чтобы не провоцировать рецидив нервной болезни. После чего нацепил наушники, включил громкую музыку и погрузился в работу.

Чем бы вы ни занимались – вышиванием, бисероплетением, росписью керамики или бальными танцами, всегда найдется человек, который постарается внушить вам чувство стыда за сделанное. Неодобрение избранного общества – вещь не слишком приятная, но если вы хотите всерьез заниматься делом, ваши дни в избранном обществе можно будет сосчитать по пальцам. Эту простую истину Антон усвоил очень давно и научился вовремя затыкать уши. Возможно, к литературным трудам Антона Азарова привела кривая дорожка, но она уже пройдена и вернуться обратно невозможно.

– Как вы считаете, писателем нужно родиться? – спросила его одна журналистка.

Этот вопрос задавали часто, и у Антона выработалась схема ответа.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.