Круги в пустоте

До ночи точно проспит, а хорошо бы и до утра. Утром все будет лучше. Конечно, никакой школы, он его просто не пустит, пускай отлеживается. Психотравмы быстро не проходят, они вообще никогда не проходят, лишь прячутся в темные глубины, откуда время от времени и выплывают - как хищные рыбы... Да и все равно, учебный год фактически завершился, ничего страшного, если Лешка последнюю неделю побудет дома, оценки и так ясны, а Татьяне Сергеевне надо будет позвонить и предупредить, что так вот сложились обстоятельства. Разумеется, в курс дела учительницу вводить не стоит, он разберется с этой историей сам.
      Хорошо хоть Настя поехала на этот свой трехдневный бухгалтерский семинар. Сейчас пришлось бы поить лекарствами не только сына, но и жену. А учитывая, что ее последняя кардиограмма ни к черту не годится... Лешку нужно будет предупредить, чтобы матери ни полслова. Он умный, он поймет.
      А этих поганцев он найдет, и лично, своими руками... Виктор Михайлович усмехнулся, с сомнением глянув на свои руки. С его ростом метр семьдесят, весом пятьдесят пять кило, ранней лысиной и язвенной болезнью - и впрямь сомнительно. Судя по Лешкиным словам, поганцы уже вполне сформировались, лет по пятнадцать, не меньше. Как раз подходящие силы, чтобы втроем издеваться над десятилетним мальчишкой.
      Он с силой сжал челюсти. Нет, конечно, не сам. Найдутся и другие руки, покрепче. Виктор Михайлович еще не решил, пустить ли дело по официальным каналам, или попросить заняться этим ребят-оперативников. Те, разумеется, с радостью возьмутся, но все-таки это породит тенденцию... опасную тенденцию. Использовать возможности Управления в личных целях - о, как это заманчиво! Особенно когда цели благородны, а возможности велики. Но где раз, там еще раз, и еще много-много раз... И в чем же тогда отличие от любой другой структуры? А отличаться надо, незачем было и огород городить.
      Чайник засвистел, зафыркал и разразился в пространство плотной, клубящейся струей пара. Виктор Михайлович выключил газ, ополоснул заварочный чайник, плеснул внутрь кипятку - прогреть. Привычные манипуляции успокаивали.
      Он осторожно, стараясь не шуметь, подошел к комнате сына, аккуратно приоткрыл дверь. Слабый ветерок, вливаясь в раскрытое окно, чуть шевелил занавеску, невидимыми пальцами гладил листья герани на подоконнике, развешанные по стенам рисунки, колыхал края брошенной на спинку стула одежды.
      Лешка спал, разметавшись по кровати, обхватив руками подушку. Одеяло почти сползло на пол, худенькие лопатки под майкой вздрагивали.
      Виктор Михайлович минуту постоял рядом, сдерживая дыхание и еще что-то - вязкое, мутное, поднимающееся со дна. При мысли о том, что подонки собирались сделать с его сыном, в груди разрасталась гулкая пустота, и он все сильнее стискивал пальцы. Потом поправил одеяло, осторожно укрыл Лешку и на цыпочках вышел, прикрыв за собой дверь.
      Ну что ж, медлить действительно некогда, пора действовать.
      На кухне он, плюхнувшись за стол, подтянул к себе старый, многократно роняемый телефонный аппарат и принялся накручивать диск.
      - День добрый! Будьте добры майора Дронина. Что? Это Петрушко его беспокоит. Нет, девушка, никаких шуток. Не Петрушка, а Петрушко. "О" на конце. Виктор Михайлович Петрушко. Коля знает. Девушка, я, конечно, могу перезвонить и позже, но вот у вас будут неприятности. Да? Неужели? А вы все-таки по селектору доложите, так лучше будет.
      Он перевел дыхание, пока в трубке висела ватная пауза.
      - Ну вот видите, девушка. Что? Нет, все в порядке, работайте. Привет, Коля! Я гляжу, за такими девочками ты как за каменной стеной. Вашему министру, наверное, дозвониться легче. Нет, зачем же по мобильному, если можно и по служебному? Как жизнь, Коля? Трудишься? Спасибо, да. Слушай, Коля, у меня тут дело к тебе есть. Ты не мог бы подскочить ко мне? Что? Нет-нет, домой. Адрес-то помнишь? Дом тринадцать, квартира пятьдесят четыре. Да я понимаю, но тут действительно дело тонкое, помощь твоя нужна. Через час? Годится. Все, Коля, жду.
      Виктор Михайлович пошарил в холодильнике. К чаю всяко бы нашлось, но при встрече с Колей не помешает и что-нибудь покрепче. Он извлек из недр буфета пузатую бутылку коньяку. Хороший коньяк, его Мартьяныч года два уже как подарил, а вот все стояло, случая ждало. Да, он надеялся употребить этот коньяк по более веселому поводу...
      В ожидании гостя Виктор Михайлович подмел пол, вымыл плиту, протер стол. Больше убирать было нечего, он оседлал табуретку и бездумно глядел в окно. Деревья, окутанные облаками яркой, молодой еще листвы, слегка колыхались под ветром, в открытое окно доносились детские крики, визг автосигнализации, лязг трамваев. Окно выходило на север, солнце здесь не показывалось, оно сейчас заливало Лешкину комнату. Хорошо он догадался задернуть там занавески. Лешке не стоит сейчас просыпаться. Главное и так уже сказано, а официальный протокол можно и позже сделать, и не здесь.
      Нет, как все-таки хорошо, что Настя семинарничает во Владимире. Ну вот как бы он объяснил Колин визит? Когда в семье беда, гости бывают лишними. Если это, конечно, просто гости. А с другой стороны, с чего бы это к скромному старшему инженеру Петрушко пришел майор МВД, да еще из уголовного розыска?
      Настя вот уже двенадцатый год их брака была уверена, что благоверный ее, Виктор Михайлович, трудится старшим инженером в проектном институте (ставшим позднее акционерным обществом "Заготскотпроект"), не хватая звезд с неба и получая средние по нынешним временам деньги, четыре тысячи рублей. Так было правильно, так было нужно. Ей совершенно незачем было знать, что ее лысенький Виктор Михайлович - полковник, начальник аналитического отдела в УКОСе, то есть в управление по контролю за оккультными сообществами. В стране вообще не более двух-трех десятков человек знали о существовании такой организации - и то включая президента и министров-силовиков. Острые на язык укосовцы порой именовали родную контору коротко и емко - Инквизиция.
      ...Их было немного, полсотни сотрудников - на всю огромную, протянувшуюся от Балтики до Курил страну. Разумеется, в случае необходимости они легко задействовали федеральную Службу, но конечные исполнители, действуя по приказу своего начальства, понятия не имели, куда тянутся ниточки. Иначе сохранить Управление в тайне нельзя, а без тайны - мало того, что международный скандал, так еще и эффективность снизится до нуля, "объекты внимания" остерегутся, уйдут в глухое подполье. Или, напротив, объединят усилия и тогда мало не покажется, тем более, что закон ничем не поможет, магическое воздействие находится по ту сторону права... Петрушко подозревал, что они, укосовцы, в мире не одиноки, наверняка подобные службы есть в большинстве стран, но даже если и так, режим секретности там соблюдался не менее тщательно, и никаких коллег обнаружить пока не удалось. А временами очень хотелось пообщаться, сравнить методики, поделиться опытом, договориться о совместных разработках. Но, видно, не судьба.
      А зарплата и впрямь была невеликая. Не четыре инженерские тысячи, конечно, но не сильно больше, не в разы. В УКОСе с самого его основания вообще придерживались аскетических традиций, и были к тому резоны. Виктора Михайловича это вполне устраивало. А когда жена-бухгалтерша корила его низким окладом и то и дело предлагала перевестись к ним в компанию "Компьютер-лайт", он лишь грустно качал головой и говорил, что любит свою работу. А на жизнь всегда подработает переводами и курсовиками нерадивым студентам, дело хлебное. Настя порой всхлипывала, но в целом воспринимала это как неизбежность.
      - Проходи, Коля! Да не разувайся, на улице чисто. Вот, давай сюда. Да, на кухню. Насти нет, на семинаре, завтра только приедет. Ты как? - он щелкнул ногтем по пузатой коньячной бутылке. - Будешь?
      - Нет, Виктор Михайлович, нельзя, я на колесах. Ограничусь чаем.
      - Жаль... - Петрушко убрал так и не пригодившуюся бутылку обратно в буфет. - Ну ладно, чаю так чаю. В общем, ты извини, что так вот с места в карьер от дела тебя оторвал, но понимаешь, когда внутри кипит все...
      - Что стряслось? - коротко спросил Дронин, размешивая в чашке сахар.
      - Сегодня в Измайловском парке трое несовершеннолетних гопников ограбили моего сына и чудом не успели надругаться над ним. К счастью, там какой-то прохожий рядом оказался, как-то воспрепятствовал... в общем, Лешка сумел убежать. Домой пришел такой... сказать "в истерике" значит ничего не сказать. А ты ведь в курсе, как это на нем отражается и чем может кончиться. Понятное дело, всех подробностей он в таком состоянии сообщить просто не мог.
      - А что сейчас?
      - Сейчас спит, я его таблетками накормил. Завтра, думаю, сможет дать связные показания. Короче, Коля, у меня к тебе большая просьба. Найди этих... эту мразь. Они должны ответить, понимаешь?
      - Я все понимаю, Виктор Михайлович, - хмуро произнес Дронин, отхлебнув и обжегшись чаем. - Но вы же знаете, тут не то что часы - минуты решают. Когда это случилось?
      - Домой он прибежал в начале четвертого.
      - Надо было срочно набирать "02". Возможно, по горячим следам...
      - Коля, дорогой, - Петрушко пристально взглянул на него, - не до того было. В любую секунду мог начаться припадок, мне Лешкина жизнь, знаешь ли, важнее возмездия. Ну ты сам представь, даже если бы меня в отделении не послали на фиг, даже если бы я туда прибежал обмахиваясь всеми своими корочками, разве можно допрашивать ребенка в состоянии аффекта, тем более, эпилептика? Но вот сейчас настало время действовать.
      - Это будет тяжело... - задумчиво протянул Дронин, намазывая масло на хлеб. - Это теперь только через инспекторов по "недоноскам", через их контакты...
      - Коля, - терпеливо заговорил Виктор Михайлович, - я это понимаю. Поверь, вычислить ту пакость, что нагадила Маришке, тоже было непросто. Я даже думаю, что сложнее, потому что это не сопливые пацаны, а профессионал в своем роде.
      Он не стал уточнять, что "пакость" была ведьмой в хрен знает каком поколении. Зачем? Коля ведь никогда не общался с потомственной ведьмой, и не надо ему.
      Дронин судорожно вздохнул. Даже сейчас, спустя четыре года, вспоминать ту историю ему было больно. Слава Богу, - подумал Петрушко, - все тогда получилось, его жену вытянули в последний момент. Еще бы неделя-другая, и была бы четвертая стадия, на сто процентов неоперабельная. Но успели, темную печать сняли, и сейчас Марина уже приучает к горшку одно дитя, вынашивая при этом второе. Понятное дело, майор Дронин знал лишь то, что ему следовало знать. Он искренне был убежден, что Виктор Михайлович служит в ФСБ, занимаясь там загадочной стратегической аналитикой, о которой, само собой, распространяться не положено. А с Колиной проблемой справились, дескать, Петрушкины знакомые врачи-экстрасенсы, Гена с Ларисой. Ребята из ФСБ лишь сумели найти их по своим каналам и настроить на сотрудничество. Само собой, благодарность майора Дронина не знала границ, и этим Виктор Михайлович иногда по служебной надобности пользовался, так было проще и быстрее, чем задействовать "смежников" федеральную Службу.
      - Ладно, Виктор Михайлович, вы меня за советскую власть не убеждайте, я и так давно против. Сделаю все, что могу, и даже на три копейки больше. Завтра можно будет побеседовать с мальчиком?
      - Думаю, что да, - кивнул Петрушко. - Завтра подъезжай часиков в двенадцать, лады?
      - Заметано, - согласился Дронин, вставая из-за стола. - Поеду я, пожалуй. Тут еще прочих дел - кит не валялся...
      - Может быть, кот? - уточнил Виктор Михайлович. - Или конь?
      - Эх, если бы! - махнул рукой майор. - Именно что кит. Большой и толстый.
      5.
      Электричество по его просьбе выключили, и комнату сейчас озаряли лишь свечи, вставленные в стилизованные под старину бронзовые подсвечники. Свечей было вполне достаточно, чтобы видеть лица друг друга, но слабые желтые огоньки не могли выгнать тьму, затаившуюся по углам. Плясали по стенам огромные тени, в воздухе плыл едва заметный приторный дымок, изредка раздавалось негромкое потрескивание.
      - Не умеют у вас правильные свечи делать, - заметил он, откинувшись на спинку дивана. - И вообще много чего не умеют.
      - Зато мы делаем ракеты, - усмехнулся хозяин. - Вы знаете, что такое "ракета"?
      - Представьте себе, - он сухо кивнул. - У нас тоже есть ракеты. Запускают их в государевом дворце, по праздникам. Годовщина восхождения на престол, Солнцестояние, Умилостивление Воды... А железные иглы, протыкающие небесную твердь, мы не делаем. Это тупиковый путь, и вы когда-нибудь тоже это поймете.
      - Да, разумеется, - согласился тщедушный хозяин. - Материальный космос ничто по сравнению с космосом внутренним, духовным, который раскрывается всякому взыскующему истины, не удовлетворяющемуся внешней стороной вещей...
      - Да бросьте вы, - он поневоле рассмеялся. - Эти слова - для профанов, для ваших учеников. До чего же вы тут любите красивости! Именно поэтому из вас, Магистр, никогда и не выйдет настоящего мага. Вы вот любите ругать вашу земную цивилизацию, любите помечтать о всяких там Шамбалах с Атлантидами. Да не смущайтесь, я знаю, я пятнадцать лет изучал ваш мир, для меня вы как линии на ладони. Так вот, даже ругая, вы остаетесь в плену у обычных здешних догм. Вы, например, искренне полагаете, что понять - значит овладеть, что знание - сила, что методы определяются сутью вещей. А все это если и верно, то лишь в некотором ограниченном смысле. Во всяком случае, не применительно к магии. Чтобы быть магом, не нужно изучать тайны природы, нужно изменить с ней отношения. Заметьте, Магистр, для этого вовсе не надо знать, какими уравнениями описывается искривленное пространство или в какой последовательности произносятся Слова Силы, по-вашему, заклинания. Пока вы не сбежите из той точки, куда сами же себя и загнали, ничего не получится. Вот смотрите, чего вы достигли, лично вы? Вы умеете снимать легкую боль, видеть изгиб линии судьбы, вы можете перекинуть вибрацию болезни из одного тела в другое, вы можете замыкать часть мира, отделяя ее от остального пространства. И это все! Ради этого вы двадцать лет изучали магию, доставали манускрипты, бегали от учителя к учителю. Вам, наверное, кажется, что это очень много. А это мало, Магистр, это ничтожно мало. С такими умениями у нас вы не стали бы и придворным магом у наместника провинции, не говоря уже о государе. Вы не можете перемещаться сквозь внутренние слои мира, вы не можете преодолеть тягу земли, вы не можете создавать огонь или воду из наполняющего внешнюю пустоту Тонкого Вихря. Даже плевое дело - предсказать день и час человеческой смерти, вы и то не в состоянии. Вот хотите, я вам сейчас скажу про вас?
      - Спасибо, меккос Хайяар, незачем, - поспешно прервал его хозяин. Этот фокус у нас хорошо известен. Такое знание, во-первых, не проверяемо, а во-вторых, никого не делает счастливее.
      - Цель магии не в достижении счастья, - наставительно сказал Хайяар. - Я не знаю, в чем ее цель. Подозреваю, что цели нет вообще. Магия просто есть. И есть мы, маги. Это судьба, ее можно принять, можно отвергнуть. Но ни тот, ни другой выбор не имеет ни малейшего отношения к счастью. Оно эфемерно и мимолетно, добиваться его средствами магии - это все равно что ловить мешком солнечный зайчик.
      - Ну, многие у нас считают иначе, - закурив, сообщил хозяин. Счастье измеряется в зеленых бумажках. И знаете, определенная правда в этом есть. Назовем ее отрицательной корреляцией. Стоит уменьшиться у нас количеству этих бумажек - и тут же становится меньше счастья.
      - Вот как? - он поинтересовался. - Ладно, хотите я сделаю вас счастливым? Давайте сюда эту зеленую бумажку, этот жалкий заменитель полновесных серебряных огримов.
      Секунду поколебавшись, хозяин выдвинул ящик письменного стола и принялся что-то там перекладывать. Потом раздраженно произнес:
      - Может, все-таки включим нормальный свет? Ни черта не видно.
      - Вы что, в темноте не видите? - удивился Хайяар. - А говорите, маг... Эх, всему вам учить... - Он щелкнул пальцами, и комнату залил яркий электрический свет. Люстра под потолком переливалась хрустальными подвесками, сразу же съежилась и пропала тьма по углам, зато явила себя взору стильная обстановка гостиной - чешская мебель, персидский ковер, картины по стенам в тускло поблескивающих рамах.
      Хозяин достал наконец бумажку с портретом Франклина и с сомнением протянул ее гостю. Тот, однако, взять купюру отказался, велев положить ее на стол. Потом велел хозяину прикрыть ее ладонью и медленно произнес нечто странное, нечто среднее между словами и мелодией. Рука хозяина дернулась, точно пронзенная иглой, и тот коротко вскрикнул.
      - Больно? - Хайяар старался говорить участливо, хотя внутри его душил презрительный смех. Вот ведь обезьяна! Но, увы, нужная обезьяна.
      - Не то слово, - боязливо подтвердил хозяин, массирую пострадавшую ладонь. - Это как током в двести двадцать садануть. И зачем?
      - А вы на стол гляньте, - посоветовал он. - Там прибавилось счастья.
      Действительно, вместо одной бумажки там лежало две. Совершенно одинаковые.
      - Обратите внимание на номера, - добавил Хайяар. - Они различаются на единицу. В остальном - совершенно нормальная купюра. Вы теперь не сможете даже сказать, какая из них копия, а какая - оригинал. Никакой здешний банк не обнаружит фальшивку. И заметьте, копия не испарится, не превратится в нарзанную наклейку, как написано в одном мудром свитке вашего мира. Это, если выражаться по-вашему, настоящее дублирование вещественной структуры, с коррекцией. Ну, разве это не счастье?
      Хозяин продолжал массировать ноющую руку.
      - Не пытайтесь снять боль, - пришлось его предостеречь. - Не выйдет, это же ваша внутренняя боль, реакция на магию. Ну ничего, поболит и перестанет. Вы тут вообще, я давно уже заметил, придаете телесной боли преувеличенное значение. У нас с этим как-то проще. Хотя, конечно, с вашей точки зрения мы и грубые дикари, - он рассмеялся. - Теперь вы поняли, каким образом будет финансироваться наша с вами операция?
      - Так просто? - присвистнул хозяин.
      - Да, так просто и так больно, - подтвердил он. - Ладно, давайте сперва обсудим дело, а потом уж можно будет предаться изысканной беседе с вином и свечами. Итак, нам предстоят три этапа, каждый состоит из двух уравновешивающих перебросок. Пока еще неясно, сразу ли надо будет перемещать все количество... э... голов, или работаем по частям. Это зависит от места, которое вам еще предстоит найти и обустроить.
      - Какое предполагается максимальное количество? - осторожно поинтересовался хозяин.
      - Ну, на первом этапе, думаю, около тысячи, хотя лучше закладываться на полторы. Знаю, трудно, причем собрать контингент здесь, в вашем Круге, значительно сложнее, чем в Древесном. Там дикарей много, и с ними хотя бы понятно как работать. Про Оллар я вообще не говорю, оттуда придут неслучайные люди. Но вот здесь... Собственно, потому-то наш Тхаран и обратился к вам, потому-то вы и в доле. Поверьте, зайди речь о десятке-другом человек, мы обошлись бы и своими силами. Но полторы-две тысячи... Тут уже необходимо ваша помощь. Теперь о счастье. Вы как предпочитаете, золотом или этими бумажками? палец его брезгливо ткнул в безмятежную физиономию Франклина, политкорректно перенесшую такое обращение.
      - Лучше бумажками, - решил хозяин. - С золотом могут возникнуть проблемы, обмен-криминал-"крыши". Мне говорили еще оттуда, с вашей стороны, что тысяча с головы. Врали?
      - Нет, Тхаран не опускается до лжи и до крохоборства. Тем более, вы видели технологию. Нам так даже проще, бумагу легчу дублировать, нежели благородные металлы. Не столь болезненно.
      Хозяин заметно содрогнулся. Видимо, представил, что же такое "болезненно" в олларском понимании.
      - А что, всякая ладонь годится?
      - Всякая, - откликнулся Хайяар. - Главное в том, кто будет стоять рядом и пробуждать Словом Силы действие духов воздуха. Это, конечно, должен быть настоящий маг. У вас, Магистр, не в обиду будь сказано, не получится. - Он помолчал, пожевал губами. - Пока, собственно, это все. Расчет после переброски ваших людей к нам, в Оллар. Расходы относятся на ваш счет, как вы будете людей набирать и что обещать, меня не касается, тут вы специалист. Учитывая вашу невысказанную просьбу, получите небольшой аванс, - он простер над столом руку, вокруг нее сейчас же заклубилось маленькое радужное облачко, минуту спустя оно рассеялось - и на столешнице остался лежать плотный сверток.
      - Здесь сорок тысяч, - пояснил Хайяар. - Думаю, на первоначальные расходы этого хватит. Нет, расписываться нигде не надо. Мы выше этого, мы доверяем партнерам. Да и смешно с нами играть, вы же понимаете. Между прочим, если вам интересно, на создание этой суммы ушли жизни четырех рабов. Более сотни разрядов человеку не выдержать, а у вас почему-то не бывает купюр крупнее. Что ж, магия тем схожа с вашей наукой, что тоже требует жертв. - Он вновь помолчал, задумался. - Да, и еще. Как вы понимаете, я же не могу тут направо и налево пользоваться магией, тем более, здесь это все равно что дышать высоко в горах. - Поэтому в счет аванса вы должны обеспечить меня здешними документами, жильем, и вообще разное по мелочи, я по ходу дела сообщу. А теперь, когда мы покончили с нашими неприятными делами, давайте, дорогой друг, отдадим дань вину. Честно признаюсь, что здесь вы нас все-таки обошли...
      Он засмеялся и мысленно произнеся Пронизающее заклятье, вошел в мысли собеседника. Оказывается, смех его напомнил сейчас Магистру (по паспорту - Юрию Ивановичу Сухорукову) уханье довольной, успешно поохотившейся на мышей совы. А ведь что-то в этом есть, решил Хайяар.
      6.
      Митька угрюмо уставился в пол. Ничего интересного там не было - на каменные плиты настелены светло-зеленые, плетенные из соломы циновки, теплые на ощупь, солнечные лучи, льющиеся в раскрытые окна горницы, успели уже нагреть и солому, и дерево, и даже грубо обтесанный камень. Да, здесь определенно самые настоящие тропики! Или просто стоит слишком уж жаркое лето. Интересно, а что будет зимой? Неужели придется увидеть это своими глазами? Если он раньше не сумеет вернуться домой, в свой мир... Но ведь если есть вход, значит, должен быть и выход! Иначе получается совсем уж гадко. Но как отыщешь? Поди туда, не знаю куда... А до тех пор что? Прислуживать этому кассару? Как там его... Харту-ла-Гиру?
      - Ну что ж, Митика, - говорил меж тем кассар, сидя в массивном, вырезанным из темного дерева кресле, - ты должен кое-что понять. Еще там, на рынке, я догадался, что купец врал насчет тебя. Ты ведь совсем недавно стал рабом?
      Митька молча кивнул, уныло разглядывая пальцы ног.
      - Вот именно, - усмехнулся кассар. - Будь у тебя время привыкнуть к своему состоянию, ты бы знал, какую оплошность сейчас допустил. Раб не должен отвечать господину кивком. Раб должен поклониться и произнести: "Да, господин!" Руки при этом полагается держать прижатыми к бедрам. Ну-ка, повтори!
      Митька исподлобья взглянул на него и пробормотал:
      - Да, господин.
      Кассар нахмурился.
      - Плохо сказал. А смотрел еще хуже. И не поклонился. Боюсь, я выбросил свои огримы на ветер. Ну, ничего. С тобой, конечно, придется повозиться, но в конце концов я из тебя сделаю хорошего слугу. Итак, мальчик, отвечай честно: давно ли ты в рабстве? И помни: за ложь буду наказывать.
      Митька почему-то не чувствовал страха. Вместо него в душе рождалось глухое раздражение. Ну никак не укладывалось в голове, какие права имеет на него этот совершенно посторонний мужик? С какой такой стати он требует покорности? Только потому, что сильнее?
      - Ну, допустим, три дня, - с некоторым вызовом проговорил он, продолжая разглядывать ногти на своих немытых ногах.
      - Я ждал чего-то похожего, - кивнул кассар. - Айгъя-Хоу не столь глуп, чтобы долгое время держать у себя незаклейменного раба. Да и покупать без клейма - дело рискованное. Видимо, жадность застила ему глаза. Ну ладно, а кем же ты был раньше?
      Митька замялся. Он не знал, что говорить. Сказать правду - этот дикарь не только не поверит, но даже и не поймет, о чем речь. Придумать легенду - так надо же еще знать, что прозвучало бы правдоподобно. Этим, видимо, придется заняться, но не сейчас - позже, когда он хоть немножко начнет разбираться в здешней жизни.
      - Я спросил, - негромко напомнил ему кассар.
      - Ну... - протянул Митька, - я раньше был... в общем, в далеком месте, а потом вдруг так получилось, что... здесь... и сам не понимаю.
      Кассар едва заметно поморщился, словно надкусил больной зуб.
      - Видишь ли, мальчик, меня не слишком интересует твое прошлое. Вернее, интересует лишь в связи с твоим настоящим. Но поверь, тебе придется научиться быть рабом, и чем скорее это у тебя выйдет, тем лучше для нас обоих... потому что обучение будет болезненным. Мне придется кое-что тебе объяснить. Как ты уже понял, я нахожусь на государевой службе. В этот город меня привела служебная необходимость, и пришлось на время оставить дом в моем родном Нариу-Лейома. Разумеется, в чем состоят мои обязанности перед государем, тебя не касается, а станешь любопытствовать - будешь жестоко наказан. Но ты должен понимать, что в связи с этими обстоятельствами мне ни к чему пышная и роскошная обстановка, светлый терем, толпа невольников, украшенные колесницы... Я не хочу привлекать к себе излишнего внимания здешней знати. Поэтому с собой я захватил лишь двух лошадей, поэтому нанял этот дом. Поэтому и купил тебя. Мне нужен раб, который будет убираться в доме, ухаживать за лошадьми, готовить мне пищу, стирать, совершать различные покупки. Дома, в Нариу-Лейома, у меня, конечно, есть и достойный моего положения дом, и слуги... Но здесь хватит и этой лачуги, и тебя. Будь все иначе, ты учился бы службе у других рабов, но сейчас тебе придется осваивать все самому. Ты понял?
      Митька вновь кивнул.
      - Забываешься, мальчик, забываешься, - терпеливо произнес кассар. - И за это будешь наказан. Но не прямо сейчас, чуть позже. А сейчас мы с тобой прогуляемся в одно место, я ручаюсь, тебе оно покажется интересным. Погоди...
      Кассар резко поднялся с кресла, вышел в другую комнату и через минуту вернулся, держа что-то блестящее в руке. Митька пригляделся - и поежился. "Что-то" было металлическим ошейником.
      - Митика, подойди сюда! - велел кассар.
      На негнущихся ногах Митька приблизился к нему.
      - Рассмотри внимательно. Это - рабский ошейник, знак твоего положения. Видишь, здесь, на бляхе, выгравировано мое имя. Ты теперь будешь носить его всегда. Нагни голову!
      Подчиниться? Или плюнуть ему в лицо, яростно выругаться, закричать, что лучше умереть, чем пресмыкаться? А чем это кончится?
      Поколебавшись, он наклонился, и это колебание не прошло незамеченным. Кассар, опустив обе ладони ему на плечи, без всякого, казалось, усилия наклонил его - и тут же Митька ощутил, как холодный металл сомкнулся вокруг его шеи.
      - Ну вот и все, - кассар слегка хлопнул его по плечу. - Имей в виду, в городе ошейник послужит тебе защитой. Ни один горожанин не посмеет тебя тронуть, ни один лавочник не рискнет обсчитать, потому что сделав это, они посягнули бы на меня, на мое имущество.
      Митька лишь плотнее сжал губы. Значит, он всего лишь "имущество"?
      - А сейчас ступай на двор, найдешь там бочку с водой и кувшин. И хорошенько помоешься, потому что сейчас от тебя разит как от шелудивого пса, и мне жаль своего обоняния. Да смотри, живее, у нас мало времени.
      Митька молча кивнул и вышел из комнаты. Да, здесь он прав, два дня в бараке дали свой результат, помыться стоило. Однако, у этих дикарей ни душа, ни, наверное, даже мыла. Совсем темные, доисторические. И где же эта чертова бочка?
      Бочка, впрочем, обнаружилась сразу же, как он спустился с крыльца во двор. Огромная, в три обхвата, сделанная из темно-бурой глины, она стояла около приземистого дощатого сарая. Возле нее нашлось и несколько кувшинов, и на вбитом в стенку гвозде висело что-то вроде драной мочалки.
      Смыв с себя пыль и пот, он поискал глазами полотенце, но, конечно же, ничего такого ему не полагалось. Тогда он просто попрыгал, стряхивая с себя капли воды, и рассудив, что на таком жарком солнце все высохнет за пару минут, вернулся в дом.
      - Долго же ты возился, - раздраженно заметил кассар. - Небось, мух считал? Ладно, теперь вот что, - он протянул Митьке какую-то склянку, в ней плескалась мутная, вязкая жидкость.
      - Это масло корней лиу-танга, - Харт-ла-Гиру, похоже, скучно было объяснять общеизвестные вещи. - Намажешься сейчас целиком, от лица до пяток. Потому что иначе быстро сваришься на солнце, и шкура полезет с тебя клочьями. А мне нужен здоровый раб.
      Митька молча принял склянку, вылил несколько капель на ладонь. К его удивлению, масло лиу-танга пахло довольно приятно, какими-то горьковатыми травами.
      - Живее, живее! - поторапливал кассар. - Масла не жалей, оно дешевое. Ну все, что ли? Тогда подойди сюда! Да ближе, кому говорят!
      Митька опасливо приблизился.
      - Теперь мы немного погуляем, - усмехнулся кассар. - Только на всякий случай... - он вынул откуда-то (Митька так и не понял, откуда) тонкую, медного отлива цепочку и ловким движением прикрепил ее к кольцу ошейника.
      - Это чтобы у тебя не было соблазна сбежать, - пояснил он. Поймать-то тебя несложно, но тогда пришлось бы наказывать как беглого раба, а мне не нужен калека, мне нужен живой и здоровый слуга. Что ж, пошли, усмехнулся он, намотав конец цепочки себе на ладонь. - Это не слишком далеко.
      - А что, мне никакой одежды не положено? - рискнул спросить Митька, когда они шли вверх по пыльной, прокаленной беспощадным солнцем улице. Внутри он весь кипел. Мало того, что ведут как собачку на поводке, еще и всем видно, что у него болтается между ног...
      - А зачем? - удивился кассар. - Сейчас вроде не холодно, так чего это я буду тратиться? Рабы не должны приносить своим господам убытки. Или... ты смущаешься своей наготы?
      Митька промолчал, опустив взгляд, но проницательный Харт-ла-Гир правильно истолковал его молчание.
      - Пойми, мальчик, тебе нечего стыдиться. Ты принадлежишь мне, весь, со всеми своими потрохами, и твое тело - оно уже не твое, это теперь моя собственность, так не глупо ли стесняться чужого имущества? Я вижу, ты пока еще не понимаешь, ну ничего, поймешь. Кстати, мы почти пришли.
      Улица заметно расширилась, на ней прибавилось народу. Тут были и нарядно одетые горожане, и деловитые мастеровые, но больше все какие-то незапоминающиеся люди в темных, засаленных лохмотьях. "У нас бомжи и то лучше прикинуты, - машинально подумал Митька. - У нас..." Глаза слегка затуманились, но он все же не настолько отвлекся, чтобы не слышать звучный, низкий голос кассара: