Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Стилет (№3) - Обратный отсчет

ModernLib.Net / Боевики / Канушкин Роман / Обратный отсчет - Чтение (стр. 12)
Автор: Канушкин Роман
Жанр: Боевики
Серия: Стилет

 

 


— Конечно, — сказал Игнат, — ведь книга хорошо написана…

Вот и все — книга хорошо написана. Что это за пресс-конференция и что такого сенсационного на ней должны сообщить?

Она снова бросила взгляд на письменный стол — сейчас Игнат работает над какой-то странной книгой, он почти никогда ничего не рассказывает. Но Галина знает, что там будет одна глава о японских летчиках, летчиках-камикадзе. Игнат показал ей архивные фотографии — летчик машет рукой перед взлетом, своим последним взлетом, прыжком в Вечность. Он улыбается, и глаза его уже видят Солнце, к которому он понесет себя. Галина слышала, что у летчиков есть тост — «чтобы количество взлетов соответствовало количеству посадок…». Но у летчика со старой фотографии другой путь, и на этом пути количество взлетов на один больше. Почему Игната так интересует эта тема? О чем он иногда думает, ее сумасшедший возлюбленный, что творится за сомкнутыми веками, за шторками его длинных, почти женских ресниц, о каких снах он ей никогда не расскажет? Он тоже видит Солнце? Галина не отдаст его никому, она хочет быть с ним всегда. Только… вряд ли он ее послушает.

Эта глава так и будет называться — «Священный ветер». И когда Галина спросила почему, Игнат указал ей на желтую повязку: на архивной фотографии вокруг головы японского летчика был повязан желтый шарф, на нем, почти неразличимые, два значка, два иероглифа. Игнат написал их на бумаге и сказал, что это значит — «Священный ветер»…

— Это что, их знак? — догадалась Галина.

Она посмотрела на своего мужа и подумала, что хочет спросить его еще о чем-то, но поняла, что никогда не сможет этого произнести.

— Да, — улыбнулся Игнат, — это их знак. Таким был знак камикадзе.

Галина положила книгу на стол и повернулась к телевизору — скоро очередной выпуск новостей, и она должна посмотреть его. Информационный выпуск в 16.00, где новостью номер один будет заминированный лайнер, кружащий сейчас в небе, и, когда после заставки диктор проговорит слово «здравствуйте», этому лайнеру останется кружить меньше часа.

Галина посмотрела на табло электронного будильника — только что на ее глазах число «15.43» стало числом «15.44». Она открыла верхний ящичек письменного стола и достала пачку сигарет «Кэмел». Как он курит такие крепкие? Галина спустилась бы в магазин и купила что-нибудь полегче, да только сейчас она не может покидать дом. Четвертая сигарета за последний час… Может, она действительно рехнувшаяся перепуганная дуреха?

Галина достала из бокового кармана своих джинсов тонкую зажигалку «Крикет», прикурила, и снова ее взгляд упал на эту крымскую фотографию — самые красивые, самые загорелые и самые счастливые. Она, Игнат и Макс. Нет, не так — Игнат, она и Макс… Господи, что за глупости?!

Галина повернулась к зеркалу — то, что она увидела, ей очень не понравилось. Вздохнула и проговорила:

— Ну вот, перепуганные глаза на пол-лица…

И тогда зазвонил телефон.

* * *

В это же время раздался телефонный звонок в кабинете Деда.

— Товарищ генерал, все в порядке, — сказали в трубке. — Она уже у нас.

— Молодцом, — проговорил Дед. — Срочно ко мне!

Потом Дед набрал номер своего старого боевого товарища:

— Толя? Еще раз привет тебе, дорогой. У меня есть кое-какая, скажем так, очень секретная информация относительно этого заминированного самолета. — Дед сделал паузу. — О-о-очень секретная… И прежде чем предпринять какие-либо шаги, я хотел бы показать ее тебе.

* * *

А за сорок минут до этого со взлетной площадки объекта «Л-III» поднялся черный вертолет с хищными контурами — это была грозная боевая машина, несущая мощное вооружение и развивающая скорость до 650 километров в час. Вертолет мог выполнять фигуры высшего пилотажа и считался лучшим в мире — Черный бог войны, получивший название «Черная Акула». Только сейчас на его консолях не было полного вооружения — облегченная до минимума боевая машина несла на борту совсем другой груз, и ей предстояло выполнить задачу, прямо противоположную своему назначению.

Еще через десять минут пилот «Черной Акулы» подполковник Рохлин увидел вдалеке серебристую точку.

«Ну вот и они», — подумал Рохлин и произнес в переговорное устройство:

— Все. Их наблюдаю. Выхожу на заданную.

Получив разрешение, подполковник Рохлин повел машину вверх.

* * *

А еще за какое-то время до момента, когда подполковник Рохлин повел свою машину вверх, некто в ведомстве Деда решил, что на человека по имени Михаил Коржава можно положиться. На борту заминированного аэробуса «Ил-86» находилась телевизионная группа, но его внимание привлек именно Михаил Коржава — известный ныне режиссер-рекламщик: он начинал как телеоператор, снимал в «горячих точках», не боялся лезть под пули и в свое время доставлял всем немало хлопот. Сейчас Михаилу Коржаве предстояло снять эксклюзив, такой эксклюзив, что для любого оператора это могло бы стать лучшими кадрами в жизни. Но для подобного деликатного дела требовался человек с железной психикой, человек, не подверженный панике, человек, уже не раз проявивший себя в экстремальных ситуациях, потому что ничего страшнее паники на борту заминированного авиалайнера быть не может. Вряд ли этот некто из ведомства Деда знал о баскетбольной корзине, установленной сначала вместо сцепки у взбесившегося локомотива, а потом на носу большого пассажирского самолета, и вряд ли он догадывался о том, что мир остывает, но в нем есть островки тепла, обнаруженные Чипом на краю катастрофы в самолете, несущем в себе бомбу, адскую машину, готовую взорваться на высоте 1600 метров или к пяти часам вечера. Но этот некто нашел такого человека — Михаила Коржаву. Именно он.

Решение принято, и точка поставлена.

* * *

Островков тепла было два — этот мальчик, рассказавший ему о нити, которую надо смотать, и распутный ангелочек с губами невинного ребенка — стюардесса по имени Жанна. Чип, слушая седеющего командира экипажа, был удивлен его просьбой, потом, подумав, заявил: минут через пятьдесят после начала полета он догадался, что с самолетом что-то не так. Чип сказал, что на борту есть некоторое количество далеко не глупых людей, обративших внимание на солнце, постоянно находящееся не там, где ему следует быть при нормальном полете на запад, и что информация о контрабандном грузе и возвращении в Москву была верным шагом, предотвратившим возможную панику, однако… он должен знать, что им угрожает. Если они хотят сотрудничать, то играть надо в открытую. Чип должен знать характер неполадки, насколько это серьезно — играть в открытую, и тогда он сделает все, о чем его просят.

Он некоторое время смотрел на командира экипажа, затем проговорил:

— У нас какие-то проблемы с шасси? — Но тут же сам отрицательно покачал головой и произнес:

— Командир, давайте начистоту. Ситуация не совсем под вашим контролем, верно? Поэтому прослушайте мою информацию: на борту самолета находится мальчик, который что-то знает. Он всего лишь ребенок и не может сформулировать на языке взрослого то, что с ним происходит. Но возможно, он пригодится нам гораздо больше, чем мы все можем предположить. Он очень необычный мальчик, может быть, можно говорить об обостренном восприятии, может, о паранормальных способностях, сейчас не время и не место для подобных дискуссий. Командир, ребенок все знал с самого начала, и, когда мне передали вашу просьбу, я решил переговорить с ним. Он называет это Чудовищем. И он говорит, что скоро оно проснется. Еще он говорит, что знает выход. Поэтому давайте начистоту, командир. Ни шасси, ни контрабандный груз. Давайте честно — о чем идет речь?

Командир экипажа какое-то время смотрел в насмешливые и несколько шальные глаза Чипа, раздумывая о том, что, может быть, внизу ошиблись: насмешливые глаза — это хорошо, тем более человек знает, что дела наши не в порядке, ну, пусть несколько шальные — выпил парень, но сейчас вроде бы в норме…

И командир экипажа решился:

— Ну что ж, в открытую так в открытую…

— Все же вы собираетесь выставить меня на мороз. — Чип с улыбкой подталкивал его к откровенности. — На скорости, как вы выразились, минимальной, да?! Скорости заваливания? Это где-то триста кэмэ в час?

— Двести восемьдесят.

— Ну, успокоили. — Чип снова улыбнулся. — Я хоть должен знать, ради чего я так рискую цветом лица. Так о чем речь?

Командир экипажа пристально поглядел в глаза Чипу и негромко произнес:

— Речь идет о бомбе.

Повисшую паузу командир экипажа и все присутствующие ощутили, словно она была чем-то живым, шевелящимся и очень опасным. Потом Чип ухмыльнулся, командир экипажа все еще не сводил с него глаз.

— Так, — проговорил Чип, — ничего себе. — Он обвел глазами кабину, чувствуя бархатные крылья страха, овевающие его лицо, потом Чип остановился на стюардессе по имени Жанна. Островок тепла, распутный ангелочек — шелест крыльев почти исчез. Она очень боится, но она сможет… Чип снова почувствовал ком, подкативший к горлу, и следом запах страха, выдавливающийся из всех пор его тела… Этот паршивый предательский запах вечного поражения. Она сможет, и он сможет — значит, именно так, а не по-другому, через это. На мгновение Чип увидел кадр из своего фильма, кадр, где огнедышащий локомотив рушится в пропасть: так, а не по-другому. Чип взял себя в руки.

— Ну ладно, рассказывайте все по порядку.

Через пять минут Чип уже знал все о том, что с ними происходит, а еще через минуту он, уже совершенно спокойный, начал готовить к работе видеокамеру — если смотреть на мир через глазок видеокамеры, то забываешь, что тоже находишься по эту сторону фильма. Фильм должен состояться, а ты — лишь приложение к нему. И только это помогает в работе. Правда, порой атрофируется чувство опасности, вовремя не включаются тормоза, и — до свидания, мама. Чип был абсолютно спокоен. Он готовился снять фильм. Фильм и еще кое-что. Мальчик был прав, в Лабиринте нас поджидает Чудовище. Мальчик и еще кое-что. Мы разожжем огонь. Стюардесса по имени Жанна, чудесный распутный ангелочек. Она очень боится, но она сможет.

* * *

Это была испытательная версия самолета «Ил-86», и помимо имеющихся на поверхности фюзеляжа пеналов, где когда-то располагались видеокамеры, снимающие эксплуатационное поведение отдельных узлов, над кабиной пилотов находилась куда более важная конструктивная деталь. Эта особенность делала аэробус похожим на некоторые транспортные модели самолетов, например «Ил-76», и эта особенность позволяла командиру экипажа надеяться, что сумасшедшее мероприятие, к которому они сейчас готовились, имеет хоть какой-то шанс на успех.

Кода отклонения бомбы все еще нет.

Это сообщение пришло с Земли, из Центральной диспетчерской службы, контролирующей все воздушное движение в районе столицы. «Москва-контроль» — движение на больших высотах, «Москва-подход» — движение на низких высотах. Все эти службы, вне зависимости от аэропорта, располагались во Внуково, оставляя их родному АДП[11] лишь два этапа — «Шереметьево-посадка» и «Шереметьево-руление».

Кода отклонения бомбы все еще нет.

Это сообщение превратило сейчас Внуково в оголенный нерв, где напряжение нарастало с каждой минутой. Командир экипажа знал, что представители спецслужб давно уже находились там, рядом с диспетчерами, и было вызвано еще много различных профессионалов. Земля пыталась помочь, Земля делала все возможное, но кода все нет, и поэтому передача их самолета диспетчеру «Шереметьево-посадка» становилось делом все более неопределенным.

А потом пришло это решение. Нет, Земля ни на чем не настаивала, и командир экипажа знал, что теперь окончательное слово за ним, но…

— Виктор Алексеевич, ты пойми, дорогой, возможно, для нас это единственный выход. А потом, у твоего борта имеется астролюк, что сводит риск к минимуму. Пойми, возможно, это наш единственный шанс.

Да, эта конструкционная особенность называлась «астролюк» — большой, открывающийся внутрь люк, который находился в передней части самолета, прямо над кабиной пилотов, поэтому командир решил рискнуть.

— Подходим к заданной, — прозвучало в СПУ[12].

Командир экипажа посмотрел на показания высотомера — оставалось 200 метров , все правильно. Взгляд его еще раз пробежал по приборной панели — какое выставлено давление, ручка УКВ-2 — связь с Москвой, ручка УКВ-1 — связь с другим объектом. Он уже рядом, этот другой объект, и высота, которую им придется держать, тоже уже рядом.

А потом в СПУ прозвучал голос второго пилота:

— Вас наблюдаем.

УКВ-1, связь с другим объектом установлена. И мы его наблюдаем, черный объект с хищными контурами.

— Подходите на высоте две четыреста. — Голос второго пилота звучал совершенно буднично. — Выдерживайте скорость двести восемьдесят.

2400 и 280.

— Ну, все, началось, — проговорил командир экипажа. — Поехали, ребята.

Чип находился здесь же, в кабине. На его лицо, обмазанное толстым слоем крема, была надета толстая маска, на глазах — великолепные и очень дорогие горнолыжные очки «Увэкс», вот как неожиданно понадобилась пижонская покупка плюс застегнутая на все молнии непродуваемая пуховая куртка фирмы «Салева»… Чип был экипирован, как выдающийся альпинист, — все это приобреталось в Москве за огромные деньги, и все это было обычным московским пижонством. Только сейчас этому снаряжению предстояло послужить своему истинному назначению — защищать человека, попавшего в экстремальные условия. Может быть, множество людей, попавших в экстремальные условия.

Чип надел теплые варежки, взял профессиональную камеру «Сони», позаимствованную у братьев-телевизионщиков, проверил, как его слушаются пальцы, и снова почувствовал себя молодым сумасшедшим оператором, работающим с «горячими» репортажами.

— Отлично, — проговорил сам себе Чип, — я готов.

И губы его начали медленно растягиваться в довольно странную улыбку, которая очень бы не понравилась всем тем, кто выпер Чипа отдыхать и оказался виновником его сегодняшнего полета.

Огромное красное солнце встало перед самолетом. На высоте 2400 метров всполохи этого солнца играли, отражаясь в прозрачных глазах Чипа.

Чип улыбался.

* * *

Огромное красное солнце приготовилось к своему падению за горизонт, завершив тем самым последний день зимы. Самолет начал разворачиваться к нему правым бортом, и тогда, словно вырвавшись из пылающего круга, появился быстро летящий вертолет с хищными контурами. Большой, серебристый и показавшийся мальчику ухмыляющимся лайнер и боевая машина, прозванная «Черной Акулой», начали сближение.

* * *

Совсем другое солнце было сейчас перед глазами Стилета. Находясь в метрах трехстах от большого заминированного лайнера, на борту «Черной Акулы», Стилет смотрел на сидящего перед ним Зелимхана и видел совсем другое солнце. Это было маленькое холодное солнце того новогоднего утра, когда на улицах города Грозного погибала русская армия. Колонны бронетехники вползали на узкие улицы незнакомого города, часто без прикрытия пехоты, под сырым, пронизывающим ветром и вовсе не рождественским снегом — просто движущиеся мишени. И за ними бежали грозненские мальчишки, играя в известную всем игру «Чур мое!». Игнат тоже помнил эту игру по своему детству, и многие, находящиеся в тот день в новогоднем Грозном, помнили ее. Чур мое! Кто первый — тому и принадлежит. Для грозненских мальчишек взрослые приготовили особенную версию этой детской забавы. Они бежали за нашими танками, машинами пехоты и БТРами, они знали все подворотни в этом городе и иногда ссорились между собой, когда старший отбирал у младшего любимую игрушку:

— Исса (или Ахмет, или Арсланчик), зачем сделал? А? Я бежал за этим танком с вокзала! Зачем сделал, а?! Чур мое!

У мальчишек были в руках бутылки с «коктейлем Молотова», с зажигательной смесью, которыми они подрывали нашу бронетехнику. Потом сшибали с машин пулеметы, иное оружие и продавали взрослым на базаре. Чур мое! А негодный Исса, или Ахмет, или Арсланчик, подрывают мой танк, который я преследую аж с вокзала.

Вот такие новогодние развлечения приготовили взрослые для грозненских мальчишек.

… Стилет прислонился головой к обшивке борта — он первый раз был пассажиром этой таинственной и грозной боевой машины «Ка-50» — «Черной Акулы». Стилет вспоминал свой разговор с Дедом, произошедший за некоторое время до новогоднего расстрела.

— Павел Александрович, зачем вводить войска? Это будет мясорубка. Это будет народная война, хотя сейчас у сепаратистов есть поддержка незначительного меньшинства населения…

— Решение уже принято, сынок.

— Но ведь для этого есть специальные средства, зачем вводить войска? Устроим себе похлеще Афганистана…

— Что я могу тебе сказать? — Дед покачал головой и печально вздохнул.

— Для выполнения таких задач есть специальные подразделения…

— Как ты сказал, сынок, — таких задач? — Дед посмотрел на Стилета и негромко проговорил:

— Значит, на самом деле ставятся совсем другие задачи. — Он печально улыбнулся. — Да и в нашем ведомстве многие говорят: «А чего бы не повоевать? Надо покончить с беспределом».

— Но ведь это самый безумный способ…

Стилет вспомнил, как блестели глаза и загадочны были улыбки у многих перед началом событий. Да, в определенных государственных ведомствах люди посвящены в некую высшую тайну, они — профессионалы и знают, как на практике реализовывать интересы государства… Мудрые хранители высших секретов. Только на практике отвечать за выполнение этих решений пришлось совсем другим…

Стилет бросил взгляд на Зелимхана. Тот сидел, положив руки на колени, голова его была опущена, он смотрел в пол. На люк, расположенный в днище вертолета, на люк, через который уже совсем скоро им придется уходить.

Кто он, человек, сидящий перед ним? Черный пасынок войны, оголтелый, непримиримый? Что им движет? Чувство мести или обиженное самолюбие, авантюризм, хитрый и жестокий расчет, гордыня? Идейные соображения, национализм, униженные честь и достоинство, патриотизм, борьба за независимость своего народа? Священная война… Он на самом деле верит во все, что декларирует, или это, как говаривал все тот же незабвенный Дон Корлеоне, — просто бизнес?

За прошедшие полтора года война стала совсем другой — многие к ней привыкли, а для некоторых война стала просто комфортной. Сначала существовала линия фронта, потом она исчезла. Кто-то торгует оружием и ездит к боевикам на шашлыки в «зеленку»… Кто-то мстит за убитого друга, и его уже не остановить — он пойдет до конца… У кого-то «отъезжает крыша», и он расстреливает гражданский автомобиль, семью с маленькими детьми… И ест детский шоколад. Линия фронта исчезла, но она проходит внутри каждого, кто там находится или находился. Она останется надолго, как печать войны, где уже давно нет плохих или хороших, невиновных или виноватых… А большинство просто выполняет воинский долг, потому что выполнение воинского долга — иногда последнее, что остается человеку, это его система безопасности, только уже внутри, там, где проходит линия фронта. Система безопасности, спасающая от необходимости оставаться один на один с тяжестью неразрешимых вопросов. Так говорил Дед? Да, кажется, так.

И Стилет сейчас выполняет воинский долг. И всякие размышления просто опасны, по крайней мере пока не будет закончена работа. Праздность — матерь всякой психологии. Так говорил Дед? По крайней мере так говорил Заратустра. Поэтому за оставшиеся свободные несколько минут надо еще раз проверить вытяжной фал и работу тормозной системы, правильность завязанных ремней, карабины и прочее, что приготовили для них эти ребята, специально обученные спасательному делу. Стилет так и поступил, хотя знал, что все в порядке — старший лейтенант, встретивший их у КПП объекта «Л-III», и три его бойца, находящиеся здесь, выполнили свою работу на «отлично». Как и ребята с ВоенТВ. У них есть теплая одежда и бараний жир, маски, очки и довольно плотно прилегающие наушники. Можно было бы попробовать гермошлемы, но ребята-спасатели нашли специальные маски, предохраняющие лицо от переохлаждения. А здесь, на высоте 2400, за бортом минус 28 градусов и встречный поток похлеще любого урагана — 280 километров в час.

Стилет снова бросил взгляд на Зелимхана. Еще утром перед ним был враг, которого надо было конвоировать в Чечню и ликвидировать в случае попытки к бегству. Сейчас им двоим предстояло выполнить кое-что, не оставляющее места для ненависти. Ненависть мы припасем для своих врагов, как, впрочем, для них мы припасем и любовь. Здесь нам остается совсем другое. Теперь они в одной связке. Как это ни странно. В прямом и переносном смысле.

— Все, пятиминутная готовность, — проговорил старший лейтенант.

Зелимхан поднял голову. Стилет улыбнулся:

— Ну что, готов? Как спина? Все же четыре пулевых попадания… Ребра вроде бы целы…

— Пройдет. — Зелимхан говорил тихо. — Аллах даст, до свадьбы заживет.

Стилет всмотрелся в него и подумал: «Ничего, держится молодцом… Все же прилично его потрепал майор Бондаренко».

«Ты неженатый?» — хотел было спросить старший лейтенант, командующий группой спецназа, потом он вспомнил, что Зелимхан потерял семью. Что же тогда он имеет в виду? До какой свадьбы?

Но вместо своих вопросов он проговорил:

— Ну что ж, давайте, камикадзе, начинайте.

Заработала телекамера. Чеченец взял в руки толстую, двойной вязки, шапочку, маску и очки — через минуту он все это наденет. Но сейчас ему предстояло сказать кое-что в объектив камеры.

— Я, Бажаев Зелимхан Хозович, нахожусь на борту российского военного вертолета…

* * *

В это же время командир экипажа аэробуса «Ил-86» и пилот «Черной Акулы» подполковник Рохлин синхронизировали скорости и режим полета. «Черная Акула» шла на пятнадцать метров выше и чуть впереди, словно зависнув над носом самолета. Потом открылся астролюк, и Чип почувствовал ледяное дыхание холода, ждущего его снаружи.

— Ну что ж, ваш выход, Чип, — проговорил он, поднимая телекамеру.

* * *

Теперь солнце было справа от них — великолепное освещение, чтобы снять эксклюзив. Чипа оглушил грохот ревущих двигателей, и тут же, несмотря на толстый слой крема и предохранительную маску, он почувствовал проникающий холод безжалостного встречного потока. Ледяной обруч в том месте, где были надеты горнолыжные очки — всего лишь обычная и вовсе не греющая пластмасса, хоть и очень дорогая, — сковал его лицо. Чип инстинктивно закрыл глаза, чувствуя тиски холода, сжавшие переносицу, потом он понял, что лучше уже не будет. Первой мыслью Чипа было вернуться назад, в тепло самолета, где он все еще оставался ниже локтей, но следом пришло убеждение, что это все иллюзии, этот самолет — обманщик и его жалкое уютное тепло несет в себе смерть.

— Я кое-что знаю про тебя, — проговорил Чип, и огромное красное солнце, словно в окнах домов на закате, отразилось в его шальных глазах. — В этом безумном северном ветре гораздо больше жизни…

* * *

Теперь Чип забыл обо всем — он смотрел на мир через глазок видеокамеры. Фильм должен состояться.

— Мы отыщем выход из Лабиринта, — прокричал Чип.

Он уже вел видеосъемку, когда десантный люк в днище идущего над ними и чуть впереди дрожащего черного монстра начал открываться.

* * *

Игнат Воронов держался рукой за вытяжной фал, прочный многожильный трос: десантный люк был открыт — под ними почти два с половиной километра синевы и аккуратная земля, нарезанная на ровные геометрические фигуры, укрытые ярким предзакатным снегом. Игнат посмотрел вниз; заслоняя собой землю, за ними, сверкая в отраженных солнечных лучах, ползла покатая громада носа заминированного лайнера. Сколько до нее — пятнадцать метров? До этого горящего скорым закатом ледяного металла, несущего в себе адский пламень? Да, так. Старлей коснулся его плеча, как бы задавая вопрос: готов? Игнат кивнул — привычная операция десантирования.

— Пошел! — крик, скорее читаемый по губам.

Старлей следит за системой стопперов, он — надежная страховка, все как всегда, с небольшой поправкой — местность десантирования несколько необычна.

Игнат в ответ еще раз кивнул головой — знак готовности и одновременно: «Будь здоров, старлей!», толкнулся, держась за трос, и через секунду он уже находился на пару метров ниже вертолета. Черная вспышка, и тот же встречный поток, пронизывающий холодом Чипа, принял его, мышцы мгновенно отвердели, перехватило дыхание. Страшный ветер обрушил на него рев работающих двигателей. Игнат отвернулся от ветра, чтобы набрать побольше воздуха, и почувствовал, как ледяные щупальца входят в его легкие.

Сердцебиение тут же участилось — надо нормализовать дыхание. Несколько коротких секунд Игнат ничего не предпринимал, потом, чувствуя некоторую адаптацию, посмотрел на свою руку в теплой, почти по локоть рукавице, сжимавшую полосатый трос. Ощущение было такое, что на руке нет никакой рукавицы, что руку просто обливают холодной водой, и пальцы выше того места, где проходил жгут троса, почти сразу обескровились. Игнат перехватил трос другой рукой, поработал пальцами, пытаясь вызвать приток крови, отвернулся от ветра, ищущего малейшие лазейки в его одежде, — все, пора. Игнат сделал знак рукой, фал тут же вытянулся еще на метр, потом еще. Сколько осталось — одиннадцать? Дыхание нормализовалось, насколько это вообще возможно в подобных условиях; главное — стараться держаться к вертолету спиной, тогда не спеша дело пойдет. Не спеша… У него нет времени, но малейшая торопливость может все испортить. Он вдруг подумал, что с Зелимханом будет намного сложнее — все же четыре пулевых попадания! Игната начало несколько относить назад — скорость 280, весьма прилично, слава Богу, что Игнат вообще не идет в параллель с вертолетом. А медленнее нельзя — на меньшей скорости этот заминированный бело-серебристый монстр может просто рухнуть вниз. Фал вышел еще на метр — вихревые потоки могут вызвать раскачивание троса, и Стилет сделал знак, чтобы в вертолете не спешили. Вот он, нос самолета, под ними, разрезает себе спокойно воздух, и относительно земли мы как будто почти не движемся. И даже на скорости 280 самолет испытывает приличную тряску — медленнее просто опасно. Ну а теперь, ребята, поехали!

Стилет начал балансировать, кивая головой, а в вертолете метр за метром стравливали фал. Вроде бы обе машины шли ровно. Стилет все еще пытался повернуться к вертолету спиной, но его периодически разворачивало, и тогда бешеный ураганный ветер налетал на него, пробирая сквозь плотную ткань одежды, впрочем, злобные завывания ветра тонули в грохоте работающих двигателей. Самолет несколько подался вперед, и Игнат увидел открытый астролюк и работающего оператора. Он мысленно поблагодарил Деда и судьбу за то, что все пока складывается так. А потом он повернул голову вправо, и в какой-то момент, в одно лишь короткое мгновение, все куда-то отступило и Стилет ощутил нечто странное — прямо напротив, сквозь безжалостный ледяной ветер, сквозь синеву бесконечного и равнодушного неба, вместе с ним двигалось огромное пылающее солнце. Стилет улыбнулся, затем фал выпустился еще — чуть больше метра, и его ноги коснулись покатого «лба» самолета. Полметра, несколько сантиметров… И в этот момент Стилет вдруг почувствовал бешеный прилив энергии. Пылающее красное солнце двигалось вместе с ним в обжигающей синеве неба. Сейчас, когда он встал на край заминированного лайнера, на край пропасти, когда трос в его руках ослаб, а под ногами ощущалось дрожащее тело огромной машины, несущей триста жизней и бомбу в своем черном брюхе, бомбу, которую им надо уничтожить, Стилет почувствовал бешеный прилив энергии.

Всего секунду стоял он на «лбу» самолета, держась за трос, чтобы не снесло встречным потоком; перед глазами промелькнула картинка: джигиты, стоящие на цирковых скакунах, бегающих по кругу. Стилет улыбнулся: «Да, я еще тот наездник…»

Потом повернулся — если б трос ослабили еще, он бы мог сорваться, пилоты филигранно справились с работой, и старлей молодец. Стилет потянул трос несколько на себя и осторожно сделал шаг в сторону астролюка, махнув Чипу, чтобы он уступил дорогу. И в следующую секунду Игнат, уже опустившись по пояс внутрь заминированного лайнера, отстегнул карабин. Все, теперь Зелимхан. Трос немедленно ушел вверх, а Стилет оказался в тепле пилотской кабины. И уже больше не было ледяного пронизывающего ветра, он сделал большой глоток теплого воздуха, чувствуя приятную боль в кончиках пальцев, и в следующее мгновение на привычный армейский манер отдал честь:

— Я — гвардии капитан Воронов, Российские…

— Мне все известно, капитан, — прервал его командир экипажа. — Добро пожаловать на борт «Ил-86». — Он улыбнулся. — Заминированного «Ил-86». Спасибо, что пытаетесь помочь. Как я понимаю, будет еще один пассажир.

— Так точно, — совершенно спокойно ответил Стилет, — будет вторая серия. Гвоздь программы. — И он в упор посмотрел на Чипа.

Тот, опустив камеру на пол, с нескрываемым интересом разглядывал Стилета.

— Вы думали, что это я чеченский террорист, или мы где-то встречались?

— Нет, — Чип пожал плечами, — не встречались. Не со мной…

— Хорошо. Прошу вас снять на пленку то, что будет происходить дальше.

— Есть, капитан! — Чип улыбнулся. — Для этого мы и работаем. Гвоздь программы?

— Именно. Вот пенал для кассеты — металлический бокс. Надежный. — Стилет отстегнул от пояса черную металлическую коробку. — Когда все будет закончено, запись должна уйти в вертолет. Очень хорошо, что вы ведете съемку. И спасибо за помощь.

— Я бы с удовольствием вел съемку где-нибудь в другом месте, — вздохнул Чип и тут же пожалел о сказанном. Потому что этот удивительный человек, спустившийся сейчас с неба, практически его ровесник, лишь только улыбнулся и ничего на это не ответил. Вряд ли прыжки с вертолетов в заминированные лайнеры можно считать его страстью, его навязчивым хобби. А?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19