Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Настоящие мемуары гейши

ModernLib.Net / Иваски Минеко / Настоящие мемуары гейши - Чтение (стр. 3)
Автор: Иваски Минеко
Жанр:

 

 


      Однако Старая Меани никак не хотела смириться с этим и прошипела что-то, что, я была уверена, прозвучало бы приблизительно так:
      – О да, она ведь у нас маленькая принцесса! От таких слов я почувствовала себя нехорошо и сказала:
      – Я не буду это есть.
      – Почему? – спросила мадам Оима. – Тебе не нравится еда?
      – Я не могу есть, сидя рядом с этой старой тетей.
      Тихонько встав, я нашла Биг Джона и пошла с ним гулять.
      Когда я вернулась, моя старшая сестра Кунико спросила, что я предпочитаю: съесть вкусные рисовые шарики или принять ванну.
      – Я не буду есть никакие рисовые шарики, кроме тех, которые готовит мама, и не буду купаться ни с кем, кроме папы, – заявила я и погрузилась в молчание. За весь вечер я больше не проронила ни слова.
      Кунико уложила меня спать. Она укрыла меня моим любимым одеялом, бирюзового цвета, с нарисованными белыми тюльпанами, и уложила на футон позади себя. Я была маленькой и еще не могла заснуть без матери, так что она дала мне пососать свою грудь, пока я не погрузилась в сон.
      Отец пришел забирать меня на следующее утро. Есть неписаное правило, что окия принимает посетителей только с десяти часов утра. Но он пришел очень рано – в половине седьмого.
      Я разволновалась, увидев его. И, сказав: «До свидания», пошла к дверям.
      – Пожалуйста, возвращайся побыстрее, – крикнула мне вслед мадам Оима.
      – Хорошо, – ответила я.
      Я была страшно недовольна собой и своим ответом, потому что это было совсем не то, что я хотела сказать. Все было наоборот. Мне хотелось сказать, что я никогда не вернусь обратно, но я почему-то не смогла выдавить из себя эти слова.
      Мама была так счастлива, когда мы вернулись домой, что мне показалось, что она вот-вот расплачется. Даже не дав ей пообнимать себя, я сразу поспешила в свой надежный и безопасный шкаф.
      Она выманивала меня из шкафа моим любимым блюдом, онигири – сортом рисового сандвича с водорослями снаружи и сушеной скумбрией внутри. Соленые сливы и кусочки лосося – тоже популярные наполнители, но я больше всего любила сушеную скумбрию. Именно это мама и приготовила в тот день. (Сушеная скумбрия – это основной компонент японской кухни. Ее используют и как основу для супов, и как приправу к другим блюдам.)
      До чего же было вкусно.
      Это оказалось началом моего переезда в Ивасаки окия. Именно с этой ночи все и началось. Немного позже я осталась уже на две. Затем стала наносить визиты почти каждый день. Дни превратились в месяц. И в конце концов чуть позже, когда мне исполнилось пять лет, я полностью переехала в Ивасаки окия.

5

      Современным языком довольно сложно описать значимось положения, почти святость, владелицы окия и ее наследницы в иерархии, принятой в Гион Кобу. Владелица окия – это владычица королевства, атотори – ее законная наследница, остальные обитатели окия – это как бы приближенные королевского двора, принявшие безоговорочно диктат действующей королевы без каких-либо возражений и вопросов. К наследной принцессе, пожалуй, относятся с неменьшим почтением.
      Несмотря на то что я не была еще официально признана наследницей, мадам Оима вела себя так, будто я была ее атотори с момента моего переезда в Ивасаки окия. Она заставляла и всех остальных относиться ко мне так же. Другие обитатели окия обязаны были служить мне и выполнять любое мое желание. В разговоре со мной они использовали вежливые формы японского языка, не имели права заговорить со мной до тех пор, пока я сама к ним не обращалась, и, в общем-то, должны были выполнять мои указания. Я догадывалась, что многие из них могли завидовать мне, но в их интересах было угождать мадам Оима, так что я никогда не сталкивалась с открытым проявлением недовольства из-за моего появления в окия. Хорошее отношение ко мне выглядело очень естественным.
      Мадам Оима попросила, чтобы я называла ее тетушкой, и я была рада обращаться к ней именно так. Продолжая сидеть рядом с ней, на почетном месте, всегда, когда мы принимали пищу, я получала лучшие кусочки еды, вне зависимости от того, что мы ели, и меня всегда обслуживали в первую очередь.
      Вскоре после моего переезда в окия стали появляться портные, чтобы снять с меня мерки. Спустя несколько дней у меня полностью обновился гардероб. Плащи и платья в западном стиле, японские кимоно и оби. Я не носила ничего, что не было бы вещью ручной работы, до тех пор, пока не стала взрослой. Я носила кимоно, если гуляла неподалеку от дома, но часто надевала платья, чтобы пойти в Кабуки, на матчи сумо или в парк аттракционов и развлечений.
      Тетушка Оима часами играла со мной и любыми путями пыталась развлечь меня. Она разрешала смотреть на кимоно гейко, когда бы мне этого ни хотелось. Если мои руки были чистыми, она разрешала потрогать богатую вышивку, позволяла прикоснуться пальцами к изображению осенних пейзажей и бушующих волн.
      Она поставила для меня столик в гэнкане, где я могла заниматься своей работой. Там я рисовала картинки и училась писать буквы, в точности так, как я это делала, когда жила дома.
      Мы переделали каменный бассейн во дворике в дом для золотых рыбок. Такая идея пришла неожиданно, и мы планировали каждую деталь вместе с тетушкой Оима. Мы нашли красивые камни и ряску, для того чтобы у рыбок была возможность где-то прятаться, купили цветную гальку, симпатичный мостик и скульптуру цапли, чтобы устроить для моих рыбок сказочную обстановку.
      Довольно часто мы с тетушкой проводили время в садике и чистили рыбкам бассейн, что было, кстати, моим любимым занятием, так как я могла ни с кем не разговаривать, занимаясь этим. Я бы чистила его хоть каждый день, но тетушка Оима сказала, что рыбки не смогут жить в слишком чистой воде, и не разрешила мне это делать. Нужно было дать воде выстоять несколько дней, чтобы у морских водорослей было время вырасти.
      Однажды я спросила ее о том, что меня очень тревожило:
      – Тетушка, ты не разрешаешь многим людям разговаривать со мной. Можно только тебе и Старой Меани. А, например, Яэко? Почему она может разговаривать со мной? И почему два ее мальчика живут в нашем доме?
      – Ох, Мине-тян, я думала, ты знаешь. Яэко – старшая дочь твоих родителей. Твои мама и папа – бабушка и дедушка этих мальчиков.
      Я почувствовала такую слабость, что, казалось, упаду. Отступив на шаг, я воскликнула:
      – Это неправда! Ты лжешь мне! Такие старые люди, как ты, не должны лгать! Потому что скоро ты отправишься к Энма (властитель ада) и он вырвет тебе язык за то, что ты говоришь неправду! – в гневе закричала я и разрыдалась.
      – Прости, моя девочка, но боюсь, что это правда. Не могу понять, почему об этом тебе никто не говорил, – так спокойно и нежно, как только могла, сказала тетушка Оима.
      Однако я уже поняла, что Яэко не без причины продолжала появляться в моем мире. Но было еще что-то нехорошее во всем этом. Если Яэко была моей сестрой, значит, мальчики были моими племянниками!
      – Тебе не надо беспокоиться о ней, – успокаивающим тоном говорила мадам Оима, – я буду беречь тебя.
      Мне хотелось верить ей, но все равно у меня всегда появлялось неприятное чувство где-то в животе, когда Яэко показывалась на горизонте.
      Впервые придя в Ивасаки окия, я сразу же стала держаться под крылом тетушки Оима. Спустя несколько недель, когда я стала ощущать себя в доме более спокойно, я потихоньку начала обследовать свою новую обстановку и решила использовать кухонный шкаф, чтобы прятаться. В этом шкафу Кунико хранила свою постель. Я вдыхала ее аромат каждый раз, когда пряталась в темноте и тишине. Она пахла, как мама.
      Проследовав вверх по лестнице, я нашла другой шкаф, который мне понравился, и я решила использовать его. На втором этаже были еще четыре большие комнаты и много столиков с косметикой гейко и майко. Это казалось мне не слишком интересным.
      Потом я пошла обследовать домик для гостей. Меня ждала большая находка. Главная комната домика была лучшей комнатой в окия и предназначалась исключительно для важных гостей. Она оказалась продуваема, просторна и безупречно чиста. Я стала единственным человеком, кому разрешалось проводить там время. Вообще-то, я была единственным человеком, живущим в доме в качестве гостьи.
      За домиком для гостей располагался обычный садик того же размера, что и центральный позади алтарной комнаты. Я могла сидеть на веранде часами, очарованная спокойной красотой скал и мха.
      Банный домик располагался по другую сторону садика. В нем была сделана современная ванная из дерева хиноки (белый кедр). Тетушка или Кунико купали меня каждый вечер. Я помню запах травы в вечернем воздухе, который прорывался в окна ванной и окутывал все помещение.
      Большую часть ночей я спала с тетушкой Оима в алтарной комнате, и она давала мне сосать грудь, пока я не засыпала. Иногда, когда ночи были особенно теплыми или луна светила слишком ярко, мы спали в домике для гостей.
      В другие дни я спала вместе с Кунико в столовой. В традиционных японских домах застеленные татами комнаты использовались для различных целей. Гостиная часто служила по совместительству спальней. Кунико была прекрасной хозяйкой и занимала важную должность – следила за порядком и за очагом, т. е. сердцем дома. Она просто сдвигала низенькие столики и расстилала свой футон поверх татами ночью. Я чувствовала себя полностью защищенной в объятиях ее мягких рук. Она любила детей и заботилась обо мне так, будто я была ее собственным ребенком.
      Я продолжала просыпаться в шесть часов утра, так же как делала это в родительском доме. Все живущие в окия должны были вставать поздно, поэтому так рано никто еще не просыпался, даже слуги. Большую часть времени я лежала на своем футоне и рассматривала книжки с картинками, которые приносил мне отец. Иногда я надевала шлепанцы и гуляла по дому.
      Тогда я узнала, где спит каждый его обитатель.
      Две служанки закрывали раздвижные двери и спали на татами в гэнкане. Остальные – наверху. Старая Меани имела собственную комнату где-то посередине. Кунико объяснила мне, что это потому, что она была Ивасаки. Другие гейко и майко спали вместе в большой передней комнате. Там же жила Томико. Потом я вспомнила, что Ичифуми, Фумимару и Яэмару тоже находились там. Была еще одна комната, которая использовалась как спальня, и, кроме того, в этой комнате все одевались.
      Одна женщина никогда не спала в окия, однако, казалось, что она всегда находится в доме. Ее звали Тадзи. Мы все звали ее Аба (маленькая мама). Она наблюдала за приготовлением пищи, за состоянием одежды, покупками и уборкой. Аба была замужем за братом мадам Оима и жила где-то в другом месте.
      Я пыталась представить иерархию обитателей окия. Это очень отличалось от того, к чему я привыкла в родном доме. Отец готовил еду, мама отдыхала, они одинаково относились ко всем детям. Я думала, что в семье все равны. Оказалось, не в каждой.
      Существовали две группы. Тетушка Оима, Старая Меани, гейко, майко и я принадлежали к первой группе. Аба, Кунико, ученицы и слуги – ко второй. У первой группы было больше власти и привилегий, чем у второй. Это беспокоило меня, потому что Кунико, которую я любила, не принадлежала к моей группе, а люди, которые мне не нравились (как, например, Яэко), – принадлежали.
      Вторая группа носила другую одежду, пользовалась другими туалетами и ждала, пока мы закончим есть, чтобы затем приступить самим. Они ели другую пищу и могли сидеть только в конце столовой, около кухни. Это были единственные люди, которых я действительно видела за работой.
      Однажды я увидела целую жареную рыбу на тарелке Кунико. Рыба была с головой и хвостом и выглядела очень аппетитно. Никогда раньше я не видела ничего подобного. Даже в доме родителей мы всегда ели только рыбное филе (вероятно, из-за аристократического происхождения моего отца).
      – Аба, что это? – спросила я.
      – Это называется сардина, – ответила та.
      – Могу ли я попробовать? – снова задала я вопрос.
      – Нет, моя дорогая, тебе не подобает есть сардины. Тебе они не понравятся.
      Сардины выглядели как крестьянская пища, а мне подавали только лучшие сорта рыбы: лосось, осетр, палтус, морской угорь. Но это же была рыба с головой и хвостом! Она выглядела так привлекательно.
      – Я хочу есть то, что ест Кунико! – обычно я ни на чем не настаивала, но тут решила сделать исключение.
      – Эта пища не годится для атотори, – сказала Аба.
      – Неважно, это то, чего я хочу. Я хочу есть то, что едят другие люди, и хочу, чтобы мы ели все вместе.
      Следующее, что я помню, это то, что с того момента мы все сидели за одним столом в столовой так, как это было в родительском доме.
      Как-то раз тетушка Оима заявила, что она меняет мое имя на Минеко. Я была в ужасе. Я знала, что у нее достаточно власти, чтобы сменить кличку собаки, но никогда не думала, что она проделает это со мной. Папа назвал меня Масако, и я не думала, что кто-то другой имеет право менять мое имя. Я сказала ей об этом.
      Она спокойно объяснила мне, что Старую Меани тоже зовут Масако, и то, что у нас одинаковые имена, будет только мешать. Я все равно не соглашалась. Она не послушала.
      Тетушка Оима начала называть меня Минеко и заставила всех остальных поступать так же. Я не откликалась. Если кто-нибудь называл меня Минеко, я игнорировала его или поворачивалась спиной и бежала в шкаф. Я не собиралась сдаваться.
      В конце концов тетушка Оима послала за моим отцом, чтобы он помог уладить ситуацию. Папа сделал все, что мог, чтобы убедить меня.
      – Я заберу тебя домой, Масако, если ты этого хочешь. Ты не обязана подчиняться всему, что от тебя требуют. Если хочешь остаться тут, то ты можешь просто представлять, что тебя зовут Масако каждый раз, когда тебя назовут Минеко. Но мне кажется, что это не будет слишком весело. Может, ты лучше вернешься домой?
      Пока он пытался убедить меня, Старая Меани попыталась сунуть свой нос в наш разговор:
      – У меня нет никакого желания удочерять тебя, можешь быть в этом уверена, но поскольку мадам Оима делает тебя своей наследницей, у меня нет выбора.
      – Что это значит, папа? Когда меня удочерили? Я им не принадлежу, ведь правда? Разве я не принадлежу тебе? – я не понимала, что для того, чтобы стать атотори, меня должны удочерить.
      – Конечно, Масако. Ты все еще моя маленькая девочка. Твоя фамилия Танака, а не Ивасаки, – попытался успокоить меня отец, а затем повернулся к тетушке Оима.
      – Знаете, мне кажется, будет лучше, если я заберу ее домой хотя бы ненадолго.
      – Подождите, мистер Танака! – ужаснулась она. – Не уходите! Я вас умоляю! Вы знаете, как сильно я ее люблю. Не забирайте ее у меня. Девочка так много для меня значит. Подумайте над тем, что вы делаете, и попробуйте объяснить серьезность ситуации Масако. Я уверена, она послушает вас. Пожалуйста, мистер Танака! Пожалуйста!
      – Извините, мадам Оима. Масако – ребенок, который сам делает выводы, – вежливо, но твердо ответил отец. – Я не хочу заставлять дочку делать что-либо, чего она делать не хочет. Я знаю, что это даст ей большие возможности, но мое дело – следить за тем, чтобы девочка была счастлива. Может быть, нам не стоит вмешиваться в ее решение. Дайте мне еще раз подумать обо всем этом.
      В этот раз я почти изменила решение, но как только услышала его слова, то почувствовала вину.
      Я передумала, и мысленно сказала себе: «Я была эгоистична, извините. Если опять начнутся проблемы, это будет моя вина».
      Отец поднялся, чтобы уходить.
      – Ничего страшного, папа. Они могут называть меня Минеко. Правда. Это не имеет значения. Я остаюсь.
      – Ты не обязана оставаться, Масако. Пойдем домой.
      – Нет, я остаюсь здесь.
      Когда я только переехала жить в Ивасаки окия, еще было неясно, собирается ли мадам Оима сделать меня гейко, как большинство женщин в этом доме, или нет. Я знала, что она хотела сделать меня своей атотори, но, поскольку сама она не была гейко, это не казалось обязательным требованием.
      Старуха разговаривала со мной о танцах, и я понимала, что все гейко, которые были танцовщицами, начинали свои карьеры как майко. Тетушка Оима продолжала рассказывать мне истории о знаменитых майко прошлого. Мне не слишком хотелось становиться майко, но я хотела научиться танцевать – не для других, для себя, потому что мне очень нравились танцы. Я действительно хотела танцевать для себя.
      Тетушка Оима пообещала мне, что я могу приступить к занятиям в день 6-6-6: шестого июня после своего пятилетия (это считалось моим шестилетием по старой системе, когда считался тот год, в который рождался ребенок). Шесть-шесть-шесть. Я часто думала об этой магической цифре.
      В первый день моих занятий тетушка сказала, что мы должны решить, кто будет моей «старшей сестрой».
      Женская община Гион Кобу выстроена по принципу родственной, где старшинство определяется статусом. Так, несмотря на возраст, владелицы окия и очая считаются матерями или тетушками, в то время как гейко и майко считаются старшими сестрами для любой девушки, приступившей к работе позже них. К тому же майко и гейко назначаются чем-то вроде опекунов для младших и известны как их Онесан, или Старшая Сестра.
      Старшие гейко являются наставницами и образцами для младших. Они показывают свой артистический талант и в качестве посредников улаживают любые конфликты, которые могут возникнуть между ученицами и учителями. Помогают своим младшим сестрам подготовиться к их дебюту. Кроме этого, они помогают им справляться со своими профессиональными обязанностями. Онесан обучает младших девушек сложностям банкетных церемоний и этикетов, знакомит с важными клиентами и другими людьми, которые могут помочь или пригодиться на протяжении карьеры.
      Однажды тетушка Оима, мама Сакагучи и Старая Меани разговаривали о моей Онесан, и мама упомянула Сатохару.
      Если бы только это могла быть она!
      Сатохару была известной гейко из Тамаки окия и являлась одной из «сестер» семьи Сакагучи. Она была изумительно красивой и грациозной и, кроме того, очень хорошо ко мне относилась. Я все еще помню ее замечательный танец в Тикубусима и Огурикёкубамоногашари. Мне хотелось быть похожей на нее.
      Потом Старая Меани упомянула Яэко.
      – Разве Яэко – это не лучший выбор? Она на самом деле старшая сестра Минеко и принадлежит к нашему собственному окия. Несмотря на то что у нас были с ней некоторые проблемы, мне кажется, все будет в порядке.
      Мое сердце замерло.
      – Мне кажется, минусы Яэко перевешивают ее плюсы, – возразила мама Сакагучи, – почему наша Минеко должна быть вместе с отступницей? Наша маленькая девочка заслуживает лучшего. Кроме того, другие гейко не любят Яэко. Она может причинить Минеко больше вреда, чем пользы. Чем не подходит Сатохару? Я думаю, это прекрасный выбор.
      Как и в любой другой общине, личные отношения часто являются ключом к успеху, и мама Сакагучи хотела, чтобы я была с гейко, которая поднимет мой статус в общине.
      «Пожалуйста, я вас прошу, послушайте ее», – молила я, сидя в шкафу.
      Но Старая Меани настаивала.
      – Боюсь, это невозможно, – сказала она, – не думаю, что я смогу работать с Сатохару. Я нахожу ее упрямой и сложной для общения, нам лучше взять Яэко.
      Мадам Сакагучи пыталась спорить с ней, но Старая Меани настаивала на своем.
      Позже я часто думала над тем, почему Масако выбрала испорченную Яэко, а не великолепную Сатохару. Мне кажется, она думала, что Яэко будет ее слушаться, в то время как Сатохару никогда бы этого не сделала.
      К моему огромному разочарованию, было решено, что моей «старшей сестрой» будет Яэко. Казалось, я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить это.
      Родители часто навещали меня. Отец приносил мне книжки с картинками и мои любимые лакомства. Мама приносила связанные вручную свитера или платья. Но я начала опасаться их визитов, потому что они боялись встретиться с Яэко и нарваться на ее гнев. Она кричала на родителей, что они продают детей, и бросалась на кухне посудой. Меня это ужасало, но я тщетно пыталась их защитить.
      Мне было пять лет, и у меня были иллюзии. Я действительно верила в то, что я – единственная, кто может защитить родителей от этой ненормальной женщины. И потому стала игнорировать обоих, когда мама с папой приходили, надеясь, что это заставит их держаться подальше. Сейчас, оглядываясь назад и став сама матерью, я могу представить, как тяжело они переносили мою отчужденность.
      Потихоньку я стала находить свое место в Ивасаки окия и на улице Гион Кобу. После войны там было много детей, и у меня появились друзья. Окруженная взрослыми, знающими, кем я должна стать, и оказывающими мне внимание и уважение, я стала чувствовать себя абсолютно защищенной под зонтиком имени Ивасаки. Я превращалась в одну из них.

6

      Тетушка Оима была очень хорошей рассказчицей.
      Много холодных зимних вечеров я провела, сидя рядом с ней у камина, завернутая в ее одежду, щелкая орешки и запивая их чаем. Летними вечерами мы сидели на табуретках в садике и также развлекались разговорами.
      Она рассказала мне историю возникновения Гион Кобу.
      – В давние времена рядом с дворцом Императора на улице Имагедава, что возле реки, существовали так называемые развлекательные районы. Они назывались «Ивовый мир». Во второй половине шестнадцатого столетия могущественный генерал объединил страну. Его звали Хидейоши Тойотоми. Хидейоши был очень строг и хотел, чтобы люди много работали, поэтому он перенес «Ивовый мир» подальше от дворца. И не только от дворца, а вообще за пределы города.
      – И куда же он его перенес? – спросила я.
      – Он перенес его на юг, в город Фусими. Но люди любили и хотели развлекаться, поэтому вокруг города выросло еще несколько районов. Догадайся, где это было.
      – Здесь?
      – Умница! Пилигримы приходили к святыне Ясака тысячи лет, чтобы полюбоваться легендарным цветением сакуры весной и кленовым листопадом осенью. На протяжении семнадцатого века рядом со святыней открылись таверны, так называемые мизукакедзява, чтобы людям было где перекусить. Таверны эти превратились в сегодняшние очая, а Гион Кобу разрастался именно вокруг них.
      Святыня Ясака располагается на холмах Нигасияма, горной цепочке, которая связывает Гион Кобу с восточным Киото. Сам же Гион Кобу, находится к западу от святыни и занимает приблизительно одну квадратную милю. Этот район напоминает сеточку чистеньких переулков. Ханамикоджи (путь, идя по которому наблюдают цветение сакуры) проходит через центр района с севера на юг, а улица Синмонзен пересекает его с востока на запад. Старые каналы, наполненные чистой водой, текущей с восточных гор, протекают практически по соседству. Улица Сибанси, та самая на которой располагается окия, ведет прямо к окрестностям святыни.
      Тетушка Оима рассказала мне и свою историю.
      – Я родилась здесь, вскоре после того, как адмирал Перри пришел в Японию. Если бы капитан Морган увидел первой меня, думаю, он женился бы на мне, а не на Оюки.
      Эти слова заставили нас расхохотаться. Оюки считалась одной из самых известных гейко всех времен. У нее имелся хозяин, звали его Джордж Морган, и он был американским миллионером. В конце концов он женился на ней, затем они переехали в Париж, и Оюки стала легендой.
      – Не может быть, чтобы ты была такой же красивой, как Оюки! – запротестовали мы.
      – Еще красивее, – поддразнила нас тетушка Оима. – Оюки выглядела довольно смешно.
      У нее был большой нос, но, вы же знаете, иностранцам нравятся такие вещи.
      Все равно мы никак не могли ей поверить.
      – Я стала найкай и работала у капитана Тимото в известном ресторане на юге от Понточо. Я мечтала о том, что когда-нибудь у меня будет собственное дело.
      (Найкай – это женщина, которая наблюдает за приготовлением пищи и обслуживает банкеты в очая и дорогих ресторанах. Быть найкай – уже само по себе достойное занятие.)
      – И я тоже жила тут, – вмешалась Аба, – это было до того, как я вышла замуж за дядюшку. Мы были одним из самых успешных домов в Гион Кобу. Нигде больше не было столько посетителей. Да, тогда мы переживали действительно золотые времена.
      – У нас были четыре гейко и две майко, – добавила тетушка Оима. – Одна из наших гейко считалась самой настоящей звездой всего Гион Кобу. Ее звали Йонею, и она была самой лучшей гейко из всех. Я искренне надеюсь, что ты станешь такой же, как она. Но слушай дальше, Минеко. Семья мамы Сакагучи содержала тогда большой окия. Моя мать, Юки Ивасаки, сотрудничала с ними, и дом Ивасаки был частью Сакагучи окия. Поэтому я всегда спрашиваю совета мамы Сакагучи, обращаюсь к ней за помощью при принятии решений и называю ее «мама Сакагучи», несмотря на то что старше ее на целых десять лет.
      Со временем все кусочки этой истории заняли свои места и слились в единое целое.
      Йонею сделала блестящую карьеру. В довоенной Японии она была гейко самого высокого класса, и, как вы, наверное, догадываетесь, во многом благодаря ей об Ивасаки окия шла слава как о самом удачливом доме.
      Йонею была классически красива, и мужчины так и вились вокруг нее. Одним из ее опекунов был очень важный барон, он всегда выплачивал ей предварительный гонорар. Кроме того, платил девушке стипендию, за что она в любое время была обязана развлечь его самого или его гостей, когда бы это ни понадобилось.
      Подобный расклад не являлся необычным. Иметь что-то вроде персональной гейко было очень престижно, позволить себе такую роскошь мог только человек очень высокого положения, а в 1930 году в Гион Кобу царило изобилие. В район стекались гости со всей Японии – тут были и самые известные в своем кругу бизнесмены, и аристократы. Они соперничали между собой за право быть опекуном самой популярной гейко. Такая помощь чем-то похожа на патронаж (или спонсорство), скажем, в опере, но, вместо того чтобы ходить в оперу, человек финансово поддерживает свою любимую оперную диву. Как и спонсор в опере, не ожидающий от этой дивы сексуальных услуг, так и барон помогал Йонею только ради красоты искусства, которое она воплощала, и ради блеска ее глаз, который также «освещал» и его репутацию.
      Однако я не хотела бы создать неправильное впечатление. Почти невозможно оставить наедине с элегантной, красивой и талантливой женщиной богатого мужчину и ожидать, что ничего не случится. Романтические отношения возникают во все времена. Иногда они ведут к замужеству, иногда только причиняют боль. Я встретилась с тем, кого полюбила, еще тогда, когда работала в Гион Кобу. С другой стороны, Старая Меани всегда влюблялась в клиентов, впоследствии разбивавших ей сердце.
      Йонею имела продолжительные романтические отношения с богатым и могущественным человеком по имени Сейсуке Нагано, наследником главного концерна кимоно. В довоенной Японии, как правило, успешный, деловой человек имел семью. Браки заключались исключительно для того, чтобы продлить династию, а не по любви, но у многих знатных и богатых мужчин часто уже были жены.
      Йонею забеременела от Сейсуке и 24 января 1923 года родила девочку в родном окия. Обитатели дома встретили новость с ликованием. Девочка – это сокровище. Ее могли растить прямо в окия, а окажись она еще и талантлива, то может стать прекрасной гейко. Могла стать даже атотори. С мальчиками было намного сложнее. Окия был предназначен только для женщин, и мать мальчика должна была покинуть окия и жить отдельно либо отдать сына на усыновление или на воспитание.
      – Как звали дочку Йонею? – спросила я.
      – Ее назвали Масако.
      – Ты имеешь в виду Старую Меани? – я не поверила, когда впервые она рассказала мне эту историю.
      Несмотря на то что у мадам Оима не было дочери, я каким-то образом догадалась, что Старая Меани – ее внучка.
      – Да, Минеко, Старая Меани дочь Йонею. Мы с ней не родные по крови.
      В то время, когда родилась Масако, мадам Оима, как настоящая дочь Юки, была наследницей дела по линии Ивасаки. У нее не было своих детей, и она удочерила Йонею, чтобы гарантировать непрерывность династии. Йонею была идеальной кандидаткой в наследницы. У нее имелся огромный круг знакомых, способных стать опекунами юных гейш, что могло помочь укрепить бизнес и способствовать его дальнейшему процветанию. Она была сведущей во всех делах гейко и вполне могла обучать тех, кто пришел бы после нее.
      Обеспечение непрерываемой линии наследия – одна из главных задач владелицы окия, и она полностью отвечает за это. Тетушка Оима и Йонею искали ту, кто сможет стать следующей владелицей. Они были взволнованы появлением Масако и молились о том, чтобы у малышки оказались способности для того, чтобы стать следующей атотори.
      Масако начала учиться дзиута (классическая форма японского пения и музыки), когда ей было три года, и казалось, что у нее был огромный потенциал. В шесть она начала изучать чайные церемонии, каллиграфию и игру на кото (японский музыкальный инструмент). Но чем больше она росла, тем очевиднее становилось, что девочка обладает тяжелым характером. Она была склонна к сарказму и слыла не слишком дружелюбной.
      Позже тетушка Оима рассказала мне, что Масако очень страдала от того, что была незаконнорожденным ребенком. Сейсуке регулярно навещал ее, пока девочка росла, но она не была его законной дочерью, и отец не хотел предавать огласке ее существование. Масако стеснялась этого, развивались комплексы, которые только еще хуже влияли на ее и без того меланхоличную натуру.
      Тетушка Оима и Йонею пришли к неутешительному выгоду, что Масако не годится на роль атотори и, к сожалению, не будет и хорошей гейко. Они пытались выдать ее замуж, убеждая девушку, что ей надо жить собственной жизнью обычной домохозяйки. Когда Масако закончила школу, они послали ее учиться тому, что нужно знать жене, но ей страшно не понравилась эта наука, и, спустя три дня, девушка вернулась домой, решив жить дома, пока ей не найдут мужа.
      Я не говорю о том, что гейко не может выйти замуж. Некоторые из известных гейко, которых я знала, были замужем и не жили в окия. Одна из них внушала мне страх – высокая, грациозная женщина по имени Рэн, она совмещала профессиональную работу и активную карьеру с семейной жизнью. Но большинству из нас идея замужества во время работы казалась неприемлемой, мы ждали, пока уйдем из окия, и только тогда выходили замуж. Многие же наслаждались своей независимостью и не допускали даже мысли о замужестве.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16