Третья сторона зеркала (№2) - На полпути к себе

– Вы спросили о главном виновнике, dou Магрит. Так вот, его нет. Зато есть куча второстепенных и косвенных.

– Вот как? – взгляд оставался серьёзным и чуть напряжённым, будто мои слова имели жизненно важное значение. – И что бы сделал ты?

– Добил тех, кто находится при смерти тела и духа, и повесил всех остальных, – почти в шутку ответил я. Ну что она так на меня уставилась?!

С минуту сестра молчала. Потом встала и прошлась вокруг стола. Медленно. Задумчиво. Я немного испугался: всякий раз, когда на Магрит находит такое настроение, мне достаётся нешуточный нагоняй.

– Что ж… – наконец произнесла она. – Такое решение имеет право на жизнь, тем более, что… Когда-то давно он именно так и поступил…

– Кто – он? – я давно уже научился находить ключевые слова в откровениях сестры.

Магрит не успела ответить, потому что в дверях возникла высокая, сильная и не менее роскошно наряженная фигура нашего общего брата.

– Драгоценная, ты готова? – Низкий, с мягкой хрипотцой голос Майрона взлетел под своды библиотеки.

– Да, нетерпеливый! – сестра улыбнулась, и я невольно позавидовал мужчинам, которые будут окружать её на празднике: перед такой улыбкой невозможно устоять, да и не нужно – лучше сразу признать поражение и сдаться на милость победителя…

– Всё тратишь время на этого… – брат не договорил, но я прекрасно знал, что он может сказать обо мне. Ничего лестного.

– Не дуйся, – Магрит нежно провела пальцами по его щеке. – Он отнимает не так уж много…

– О, да: всё, что мог, он уже отнял! – не сдержался Майрон: в его глазах полыхнуло такое пламя, что я невольно съежился, стараясь казаться маленьким и незаметным.

– Не надо об этом… – шепнула сестра.

– Почему? Он уже не ребёнок, и должен знать!

– Он узнает. Скоро. Слишком скоро… – мне показалось, или ей, и в самом деле, больно?

– Слишком?! – взвился брат. – Прошло уже…

– Он младше тебя. Помнишь, насколько?

Майрон осёкся и помрачнел.

– Я не собираюсь быть снисходительным только потому, что…

– Тебя никто об этом не просит, – спокойно, но твёрдо заметила сестра.

Он не ответил, лишь презрительно скривился. Я сделал вид, что увлечённо изучаю поверхность стола.

– Я жду, драгоценная, – брат развернулся на каблуках и оставил нас вдвоём.

– Одну минуту! – крикнула Магрит ему вслед, потом подошла ко мне. – Можешь считать, что сегодня я довольна.

– А на самом деле? – съязвил я.

– Что – на самом деле?

– Вы сказали: «можешь считать». Но это не означает, что Вы довольны, не так ли? – грустно заключил я.

Магрит рассмеялась.

– Ты взрослеешь!

– Это Вас радует?

– Не огорчает, – уклончиво ответила сестра.

– Ну что ж, хоть чем-то могу доставить Вам удовольствие… – с каждой фразой моё настроение стремительно ухудшалось.

Магрит укоризненно покачала головой и направилась к дверям.

– Вы идёте на праздник? – не удержался я от вопроса.

– Да, – коротко и ясно. Что, доволен?

– Там будет… весело?

– Кому как.

– А Вам?

– Вполне, – ей не составило труда догадаться, по какому руслу потекла река моих мыслей. – Тебе нечего там делать.

– Как всегда.

– Дома так плохо?

– Нет.

– Так что тебя не устраивает?

Что… Ей не понять. Единственный праздник в году, которого я удостаивался, приходился на день моего рождения. Собственно, ничего радостного в этом событии не было и быть не могло, поскольку одновременно весь Дом скорбел о смерти моей матери. Впрочем, скорбел отдельно. От меня. А я, в полном одиночестве, гонял по тарелке тот или иной деликатес, вкуса которого всё равно не чувствовал. Ежегодный траур затягивался дня на три, в течение которых мне настоятельно не рекомендовалось покидать комнату. Во избежание неприятных встреч. Разумеется, подарков мне никто не дарил – об этой милой традиции я узнал совершенно случайно и вовсе не от родственников… Фрэлл, а ведь скоро день рождения! Сколько же мне исполнится? Двадцать один. Совершеннолетие, вроде бы…

– Меня всё устраивает, – а что ещё можно ответить?

– Ты снова солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, – нравоучительно заметила Магрит.

– Как всегда, – согласился я.

– Когда-нибудь ты поймёшь: для того, чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, – печально улыбнулась сестра. – Не скучай!

Угу. Постараюсь. В конце концов, скука – моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём, чем заняться…

– Ты что делаешь, негодник?! – завопил у меня над ухом Гизариус.

Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчирканные листки.

– Р-работаю…

– Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую!… Что всё это значит?!

Он выхватил у меня один клочок.

– «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!

Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:

– Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж Вас так печалит, что я истратил несколько…

– Несколько?!

– Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.

– Какому ещё знакомому? – Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.

– Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.

Глаза Гизариуса хитро сощурились.

– Ну-ка, рассказывай: откуда у тебя такие знакомые?

– Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у Вас в услужении, – буркнул я, порядком устав от повышенных тонов беседы.

– Хорошо… Пиши!

– Что?

– Ты же сказал: пару слов знакомому…

– Ах, это… Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.

– Вот сам и скажешь! – довольно заявил доктор.

– Почему это сам? – неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива немедленно последующего за оной встречей отбора невест меня не особенно радовала.

– А мы будем в Виллериме в середине зимы! – победно провозгласил Гизариус.

– Зачем?

– По делам!

Хороший ответ. Вот только, по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно рознятся…

– Ну и скажу! – надулся я. – Думаете, испугаюсь?

– Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, – заметил доктор.

Фыркаю:

– Неправильный вывод! Я – отъявленный трус. И всего боюсь.

– Один мудрый человек сказал: «Бояться – не значит трусить. Бояться – значит быть осторожным», – усмехнулся Гизариус.

Поднимаю руки:

– Сдаюсь!

– Покажи горло, – велел доктор.

Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.

– Вполне здоров, – удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.

Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным:

– Нравится болеть?

– Не-а.

– Тогда что?

– Не нравится работать.

Он хмыкнул:

– А не скучно без работы-то?

– Мне никогда не бывает скучно.

– Даже одному?

– А кто Вам сказал, что я – один?

Глаза Гизариуса округлились:

– Но…

– Я всегда с самим собой!

Доктор ошарашено выдохнул и качнул головой:

– Всё, зарекаюсь с тобой спорить!

– Почему? – искренне удивился я.

– Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!

Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.

– Ты составил опись?

– Почти.

– Почти?

– Осталось совсем немного, – изображаю на лице невинную уверенность.

– Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду…

– Нам?

– А ты предпочтёшь остаться здесь? – подколол меня доктор.

– Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин…

– У него много забот и без тебя, – сообщил Гизариус.

– Значит, я – забота? – наигранно обижаюсь.

– В некотором роде… – он увильнул от прямого ответа.

– Ну, если так… – я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.

В дверном проёме возникла раскрасневшаяся от долгого бега мальчишеская физиономия. Кажется, я знаю этого пацана – один из тех, кто потащил гнома на рыбалку… Светлые ресницы хлопнули несколько раз друг о друга, и мальчишка срывающимся голосом возвестил:

– Вас ведунья зовёт!

Мы с доктором переглянулись, потом хором спросили:

– Кого?

– Вас!

– Кого из нас? – уточнил Гизариус, сообразив, что иным способом внятного ответа не добиться.

– Мастера!

Ситуация прояснилась. Чуть-чуть.

– Зачем?

– Она не сказала… – растерялся мальчик. – Но просила поторопиться!

Я вздохнул. Вылезать на холод не хотелось. Совсем. Только-только избавился от простуды, и снова появился шанс улечься в постель.

– Знаешь, я, конечно, уважаю желание сей достойной женщины…

Доктор нахмурился:

– Не пойдёшь?

– Н-у-у-у… – энтузиазма в моём голосе не наблюдалось.

– Собирайся и отваливай! – непреклонно велел Гизариус.

– Но…

– Кому говорят?!

– Я ещё не совсем…

– Обленился? Хочется верить… Поторопись!

– Ну куда она убежит? – простонал я, и Гизариус возвёл очи к потолку:

– Будь любезен, уважь просьбу старой женщины!

– Кто бы меня уважил… – проворчал ваш покорный слуга и поплёлся за верхней одеждой.

Мне не понадобилось много времени, чтобы подготовиться к прогулке на свежем воздухе, и за это я был несказанно благодарен дочке деревенского старосты. Рина, ещё летом снявшая мерки, взялась за дело серьёзно и ответственно, обеспечив меня комплектом одежды если и не особенно элегантной, то добротной и тёплой. Так что я был экипирован с ног до головы: под доггетами – толстые вязаные носки, выше – штаны из шерстяного полотна, рубашка с короткими рукавами, вязаная же фуфайка, варежки, колючий, но невозможно жаркий шарф и куртка из плотного сукна, подбитая мехом и имеющая очень важный элемент – капюшон. Посмотрев на меня, доктор усомнился, что я смогу передвигаться «в таких доспехах», на что в ответ получил высунутый язык и гордое:

– Зато не замерзну!

Гизариус махнул рукой, признав бесполезность споров касательно одежды, а я направил свои стопы к домику ведуньи…

Заворачивать в деревню показалось лишней тратой времени, и я двинулся по тропинке вдоль опушки леса, увязая в кашице снега и не успевшей застыть ледяной коркой земли.

Трава пожухла после первого же утреннего мороза, превратившись в бурую склизкую массу. Листья торопились облететь и добавить гнилостных миазмов к уже имеющимся ароматам вялой предзимней природы. Яркими пятнами оставались только золотые улыбки кустов огнянки, да брызги алеющих гроздей рябины. Скоро снег накроет всё своим белым плащом, и сверкающий волшебной чистотой сон продлится до самой весны…

Мокрый клочок замёрзшей воды плюхнулся мне на нос, заставив недовольно сморщиться. Нет, зима – не моё время года. Слишком холодно. Слишком грустно. Слишком…

О, почти пришёл. И даже помощь Мантии не понадобилась, чтобы почувствовать знакомый, чуть угрожающий ореол Силы, окутывающий дом ведуньи. Вуаль привычно скользнула по моему телу, но в этот раз что-то было не так.

Опасность?

«Не больше, чем прежде…» – неуверенно ответила моя подружка.

Сомневаешься?

«Немного…»

Но Вуаль нужна?

«Я бы сказала – необходима…»

Что-то ещё?

«Будь осторожен…»

Насколько?

«Как обычно…»

Хм. Как обычно… Обычно я попадаю в такие… Ладно, постараюсь.

Я постучал в дверь. Шагов не услышал, но откуда-то из глубины дома донеслось:

– Заходите, открыто…

Шагнув через порог, рассеянно отмечаю, что в сенях слишком темно. Ну, да это личное дело хозяйки…

Движение. За спиной, чуть слева. Я повернулся, но лишь для того, чтобы удар, предназначавшийся моему затылку, угодил в висок…

Кто-то зло хлестнул меня по лицу. Сначала по одной щеке, потом – по другой. Я охнул и открыл глаза. В поле зрения сразу же попал доселе никогда не виденный мною субъект неприятной наружности. Мужчина. Взрослый – за сорок. Слегка оплывшая фигура под тёмной замшей дорожного костюма. Цепочка, выглядывающая из распахнутой на груди куртки, похожа на чернёное серебро. Лицо… Не внушающее доверия. Постойте-ка! Вуаль никуда не делась, но от этого типа так разит магией, что к горлу покатывает тошнота. Как же можно было не заметить?

«Он закрылся Сферой Отрицания[2]…» – услужливо подсказывает Мантия.

И ты не могла…

«Извини, не успела…» – буркает она то ли смущённо, то ли обиженно.

Ну и ладно. Будем ориентироваться на местности самостоятельно.

Висок ноет, а кожа кажется неприятно стянутой. До крови, что ли, разбил? Ну и гад!…

Я бы ответил на столь грубое вмешательство в собственное тело, но… Не могу. Я вообще не в состоянии шевелиться: руки притянуты к подлокотникам массивного и жутко неудобного кресла, в которое ваш покорный слуга заботливо усажен. Тугая петля, соединённая со связанными вместе щиколотками (это я понял сразу, попробовав двинуть ногами), впивается в шею. Нет, ну надо же так попасться! Похоже, Джерон, в этот раз ты влип по самые… И даже выше.

Тёмный взгляд, лишённый всякого намёка на сострадание, обжёг моё лицо. Тонкие губы недоверчиво изогнулись:

– И ты уверяла, что он обладает Силой? Я ничего не чувствую!

– Господин, так и есть… – о, вот и ведунья, собственной персоной. Только что-то она неважно выглядит… Можно сказать, совсем никак не выглядит. Боится этого мужичка? Значит, есть основания: лично мне старуха с первой же встречи показалась весьма здравомыслящим и взвешенно действующим человеком.

– Сдаётся, ты меня обманула, старая, – наигранно огорчённо заявил неприятный тип.

– Нет, господин! – ведунья рухнула на колени, протягивая руки к хозяину положения. – Я сказала правду! Он силён, очень силён! Просто его Сила проявляется лишь изредка…

– Неужели? – Маг наклонился, дыша мне в лицо какой-то кислятиной. – Что же должно произойти, чтобы он открылся?

Зачем я тебе нужен? Не узнать, если… Если не забросить крючок с наживкой.

Прысни на него Силой! У меня ведь что-то осталось?

«Немного… Ты уверен?…»

А что прикажешь делать?

«Не вижу причин для такого риска…»

Сомневается, поганка. И я тоже. Сомневаюсь, и ещё как!

Но тут, словно для того, чтобы отмести любые возражения, мужчина обращается к ведунье:

– Впрочем, у меня есть запасной вариант, так? Твоя воспитанница! Да и из тебя найдётся, что вытянуть…

Вытянуть? Он собирается выпить их Силу? Ай-вэй, как дурно! Меня угораздило попасть в лапы к «отступнику»[3]…

А старуха, значит, как только сей охотник за чужим добром ступил на порог, попыталась откупиться, подсунув мою тушку вместо своей? Не по-людски это, бабуля, не по-людски… Хотя, что я говорю? Очень даже в духе людей: кинуть на съедение волку того, кто тебе безразличен…

Что же предпринять? Если сидеть тихо, маг, скорее всего, закончив с женщинами, перережет моё несчастное горло. Да, так и будет: зачем ему свидетель бесчестного поступка? Всё очень плохо. Так не будем усугублять…

Прыскай, немедленно!

«Тебе их жаль?…» – удивляется Мантия.

Мне жаль себя, стерва! Кому говорят?!

В спину бродячего мага полетел сгусток Силы, замаскированный под обрывки заклинания. Почему именно в таком виде? Вокруг меня явственно прощупываются заградительные чары, через которые не смог бы пройти ни один выпад, даже если бы таковой последовал – любая недостаточно сильная волшба разрушилась бы, столкнувшись с этим барьером, и Мантия симулировала неудачно применённое заклинание, за что ей от меня будет отдельное «спасибо», но чуть позже…

Мужчина вздрогнул и резко повернулся в мою сторону. Мрачный взгляд слегка потеплел – от предвкушаемого удовольствия.

– Надеялся меня задеть? Зря, зря… – ой, какие мы самодовольные и гордые! Было бы, чем гордиться, дяденька… Ну, давай, протяни ко мне свои жадные ручки и узнаешь…

– Иди сюда, сынок, – позвал маг. – Пора приниматься за дело.

Я увидел, кому предназначалась моя несуществующая Сила, и едва не взвыл.

Мальчик лет десяти. Худенький, бледный, такой же темноглазый, как поймавший меня маг. Жиденькие пепельные локоны обрамляют слегка испуганное личико с упрямо насупленными бровями.

Он хочет, чтобы меня выпил ребёнок? Только не это! И я не могу ничего сделать… Не отговаривать же их, право слово! Даже если попробую…

– Ты помнишь, что нужно делать? – ласково спросил мужчина. – Всё, как в прошлый раз.

– Да, папа, только…

– Что?

– В прошлый раз была тётенька, – простодушно объяснил мальчик.

– Увидишь, никакой разницы нет, сынок, – успокоил его маг.

– Да, папа, – кивнул ребёнок и двинулся ко мне.

Я задрожал. От ужаса. Потому что, в отличие от остальных персон, присутствующих в уютном пространстве комнаты, знал, чем всё закончится.

– Не надо, малыш, пожалуйста!

Мальчик остановился и неуверенно посмотрел на отца.

– Я прошу: подумай хорошенько! То, что тебя заставляют совершать… Это очень и очень плохо!

– Если ты не заткнёшься сам, я заткну тебе рот, – пообещал маг и бросил сыну: – Не слушай, он просто не хочет умирать, вот и придумывает отговорки, чтобы тянуть время… А мы торопимся. Начинай, сынок.

Мальчик зашёл мне за спину, и спустя мгновения я почувствовал его холодные маленькие ладошки на своих висках.

– Не надо, малыш… – в моём голосе уже стояли слёзы.

– Заткнись!

«Он начинает Проникновение[4]…»

Знаю, милая.

«Как поступим?…»

По обстоятельствам. Снимай Вуаль …

Не знаю, какие ощущения испытывают другие в момент Проникновения, а мне… Мне было грустно. Покойно и грустно. Ход событий уже нельзя было изменить, да и, честно говоря, не следовало менять. Он ещё так юн, скажете вы, так невинен… Отнюдь. Да, он может до конца не понимать смысл проводимого ритуала, но он – раз уж ваш покорный слуга не первый в послужном списке мальца – не мог не почувствовать, что такое смерть. Я лишь допускаю, что отец оберегал ребёнка от ПОЛНОГО соединения Кружев и мягко замещал Нити мальчика своими, когда приближался момент разрушения… Но это не оправдывает ни того, ни другого. Трупы-то он видел, а зрелище сие, как могу догадываться, весьма неприглядно…

С каждого из маленьких пальчиков стекала волшба, вязкими маслянистыми ручейками пробивая дорогу через моё тело. Для того, чтобы пить чужую Силу, нужна немалая своя. В данном случае мальчика страховал отец, установивший плотный слой заклинаний, долженствовавших исключить отпор с моей стороны. Глупец… Зачем же он втравил сына в свои гнусные дела? Зачем уготовил ему бродячую жизнь? Разве только… Ребёнок слишком слаб, чтобы развить свой Дар обычными способами, и папа решил ему помочь. Как умеет. Фрэлл! Я не хочу его убивать, но… Не могу поступить иначе…

Вуаль исчезала постепенно, слой за слоем, увлекая мальчика вглубь, туда, где он надеялся найти моё Кружево. Вот ниточки ещё несмелых, невыверенных заклинаний возводят шаткие мостки, по которым должна течь Сила… Ближе, ещё ближе… Тошнота становится почти невыносимой. Прости меня, если сможешь… Чары изгибаются, делают последний шажок, цепляясь за…

Вуаль растаяла, и Кружево ребёнка оказалось один на один с Пустотой…

Даже самый опытный и одарённый маг не успел бы разрушить связь. Разве только… Безжалостно обрывая собственные Нити. С чем это можно сравнить? С тем, как дикий зверь, попав в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Вы на такое способны? Возможно. Но только – по долгому и отчаянному размышлению. То есть, через некоторое время. А у мальчика этого самого времени и не было…

Вся Сила, накопленная слабеньким Кружевом ребёнка, в мгновение ока исчезла, слизанная вечно голодной Пустотой – я даже не успел ощутить ни вкуса, ни цвета… Маленький маг задрожал. Сначала – мелко, потом – всё крупнее, но оторвать ладони от моих висков не смог. Я видел только лицо его отца и, с некоторым злорадством, отметил, что мужчина растерян. Ещё бы: защитные заклинания исчезли едва ли не скорее, чем был опустошён его сын…

Отец мог бы спасти своего отпрыска. Наверное. Если бы предполагал нечто подобное. Но представить то, чего нет и быть не может, под силу далеко не каждому. Даже сумасшедшему. Маг опоздал. То единственное мгновение, когда ему удалось бы разорвать сети Захвата, прошло. И Пустота, утробно урча, ринулась в атаку на Нити мальчика…

Мои уши заложило от пронзительного крика. Крика, переполненного болью, жалобного, даже немного обиженного. Маг, наконец-то, опомнился и бросился к сыну. Бросился, чтобы подхватить уже бездыханное тело. Вместе с криком с губ мальчика вспорхнула и его душа…

Прошло минуты две прежде, чем маг снова оказался передо мной. На его руках лежала холодная кукла, изломанная последней судорогой. Взгляд мужчины не отражал ни одной связной мысли, кроме: «Почему?»

– Ты… ты убил его… – голосом, потерявшим эмоции, сообщил «отступник».

– Я знаю, – очевидный лично для меня факт, не требующий подтверждения. – Я просил остановиться.

– Ты…

Наверное, он любил сына. Чем иначе объяснить горе, медленно, но верно, проступавшее в безумном взгляде? Что ж, у любого, даже самого отъявленного злодея, есть уязвимое место. Но далеко не у всех это – любовь к своим детям…

– Ты… – вены на его лбу вздулись. – Я уничтожу тебя!

Да пожалуйста. Взял бы палку поувесистее, и я оказался бы совершенно бессилен… К сожалению для мага – и к огромному счастью для меня – тот, кто с детства привыкает пользоваться чарами, даже не задумывается о том, чтобы хоть раз обратиться к иному оружию…

Он, наверняка, выбрал самое сильное и испытанное из доступных заклинаний. Точно не вспомню, как оно называется в Анналах[5], а я в своё время узнал его, как «давилку». Если вкратце, эти чары действуют примерно так: ближайший к жертве обособленный слой Пространства насильно уплотняется до состояния, когда его практически можно резать ножом (разумеется, если найдёте подходящий нож), и схлопывается в одной точке. Что-то в этом роде… Не знаю, на какой результат рассчитывал маг, а я получил возможность наблюдать Фокусирующий Щит в действии…

Мантия перехватила поток заклинания не то что на подходе, а в тот самый миг, когда он только-только покинул Кружево «отступника», не дав чарам занять необходимый для нападения Периметр. Нити волшбы уткнулись в прогнувшуюся поверхность Щита, увязая в его верхнем – пористом – слое, стекли в точку фокуса, где были заботливо скатаны моей подружкой в клубок, и… Прянули обратно. К тому, кто вызвал их из небытия.

Обычный зритель заметил бы лишь, как воздух передо мной задрожал летним маревом, по зеркалу которого – от краёв к центру – побежали капли мутной росы. Вот из них образовалось целое сферическое озерцо, размером не больше яблока. Вместе с последними каплями оно втянуло в себя дрожащие волны воздуха и, помедлив чуть дольше вдоха, стремительным виражом вонзилось в грудь мага…

Хорошо, что я сообразил закрыть глаза и задержать дыхание, потому что в следующий момент тело мужчины взорвалось, рассыпая по всей комнате брызги крови, ошмётки мяса, крошево костей и прах одежды. На вашего покорного слугу попало изрядно, но, поскольку ещё до того, как привязать к креслу, маг снял с меня всю одежду (а как же иначе – надо же было убедиться в отсутствии амулетов и тому подобной ерунды), урон был признан незначительным. Кем признан? Мной, конечно же. Но глотать стекающую по лицу кровь не особенно приятно, и я попросил:

– Почтенная, Вы не могли бы… меня освободить?

Молчание.

– Почтенная!

Наконец, я слышу неуверенные шаги. Ведунья подходит к тому месту, где минуту назад стоял полный сил и такой страшный для неё маг. В синих глазах старухи пленённой птахой бьётся страх.

– Что… ты… такое?…

– Оставьте эти глупости, почтенная! Мне холодно и… грязно!

– Я ничего не могла поделать с этим магом…

– Почтенная! Он полжизни совершенствовал умение нападать и отнимать, а Вы учились оберегать и сохранять! Прошу, поторопитесь, а то я задохнусь!

Ведунья взяла со стола нож и, задумчиво трогая лезвие пальцем, сказала:

– Ты опасен… Очень опасен… Почему я должна тебя освобождать? Мне следует завершить то, что не удалось магу…

Вот и объясните мне, что такое людская благодарность!

– Почтенная! – Я начинал холодеть не только от отсутствия одежды. – Вы производите впечатление разумной женщины… Не совершайте ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь!

Вру, конечно. Не о чем ей будет жалеть. Можно подумать, моя тушка нужна кому-то целой и невредимой, и этот кто-то сурово накажет убийцу…

– А ты испугался, – меланхолично констатировала старуха.

Кто бы отрицал… Я не хочу умирать, как правильно отметил неудавшийся похититель чужих сокровищ.

– Почтенная, одумайтесь! Нида, да хоть Вы ей скажите!… – я использовал последнюю надежду на спасение.

– Нида… – ведунья вздрогнула. Взгляд женщины мгновенно заволокло пеленой слёз, и я услышал горестный всхлип: – Девочка моя…

– Что с ней? – невольно подаюсь вперёд и плачу за это больно впившейся в горло верёвкой.

– Он зачаровал мою девочку… – руки женщины бессильно обвисли.

– Как именно?

– Не знаю… Воткнул что-то в грудь, она и затихла…

– Почтенная! – строго сказал я. – Немедленно освободите меня, если хотите, чтобы Ваша воспитанница вернулась к вам живой и невредимой!

– Ты… сможешь…

– Если время не упущено, смогу, – обещаю так твёрдо, как только получается.

– Хорошо, но… Тебе хватит одной руки?

– Одной руки? Наверное… – ответил я прежде, чем понял, какой опасностью грозит этот ответ.

Ведунья перерезала верёвку, проходящую за спинкой кресла и под сиденьем – соединяющую петлю на моей шее и связанные щиколотки. Потом на свободе оказалась моя левая рука, но лишь для того, чтобы тут же быть заломленной за спину: хвост удавки обхватил запястье, вздёргивая его к загривку. Далее пришла очередь ног – старуха стреножила меня, как лошадь, оставив возможность совершать лишь крохотные шажки, и только тогда разрезала путы, удерживающие на подлокотнике мою правую руку.

– Я буду следить за каждым твоим движением, – хмуро сообщила ведунья. – И если увижу, что ты…

– Где Нида? – не то чтобы я торопился спасать девушку, но от печальных угроз старухи становится не по себе. Очень не по себе.

– В соседней комнате…

Путаясь в затёкших ногах, я поплёлся в указанном направлении, неестественно выпрямив спину, чтобы дать шее хоть немного отдыха.

Собственно, не составляло труда догадаться, что предстоит обнаружить в теле юной ведуньи. Разумеется, маг не остановился бы после того, как его сын выпил бы меня: участь старухи и её преемницы была предрешена. Уверен, ведунья прекрасно это понимала… Любопытно, зачем она послала деревенского пацана за мной? Надеялась, что моё появление что-то изменит? Чувствовала, что я смогу справиться там, где струсила сама?…

Как заявил сам «отступник», у него было мало времени. А что делает человек, вынужденный считать каждую минуту? Правильно, старается не делать лишних движений! Можно выпить Силу самолично, а можно… Заготовить впрок. Правда, для этого нужен некий специфический инструмент. Кридда. Или, как её ещё называют, «Жало Пустоты». Откровенно говоря, сие поэтическое название мало соответствует истинной механике действия кридды[6]. Она не жалит. Она высасывает…

Золотистый стержень, утопленный в девичье тело на треть своей длины, подмигнул мне. Или это дрогнувшее пламя свечи тронуло его бликом? Скорее второе, но я наморщил отчаянно зачесавшийся нос, против воли отвечая на иллюзорный вызов…

Лёгкое жжение в глазах, сопровождавшее переход на Внутреннее Зрение, подсказало, что неплохо бы спрятаться от внимательного взгляда ведуньи. Так я и поступил, склонившись над отрывисто дышавшей девушкой.

И ранее не отличавшаяся яркими красками, сейчас Нида была похожа на труп: щёки ввалились внутрь, кожа обтянула скулы так, что казалось: ещё чуть-чуть и – лопнет. Мерзавец, вознамерившийся украсть Силу Дщери, был опытным магом: «жало» вошло точнёхонько в Изначальный Узел. Я, например, далеко не сразу смог бы найти место, с которого начинает сплетаться Кружево, но, видя кобальтовый очаг, окружённый ярко-жёлтой короной, ни мгновения не сомневался – это он. Тот самый. Что же касается кридды … Она была почти полна. Время безвозвратно ушло. Девушка должна была умереть сразу после того, как сын мага закончит с вашим покорным слугой…

Я опоздал?

«Почти…» – коротенькое слово оставляло щелочку для надежды.

Её… можно спасти?

«Попробуй…» – то ли предложение, то ли равнодушное пожатие плечами.

Я не желаю ей смерти!

«Какая тебе-то разница?…»

Какая… В тот момент, когда её сердце перестанет биться, я рискую получить удар ножом. Не думаю, что ладонь стали в спине позволит мне продолжать радоваться жизни!

«Весомая причина…» – грустно ухмыляется.