Лилипут - сын Великана

- Да-а... Тут такое творится! - забормотал Гав. - Надо уносить ноги и лапы. Особенно тебе - ноги. Но сначала давай спрячемся, - тревожно взглянул он на чёрного терьера вдали. Когда они торопливо забрались в чащу кустарника, Гав поведал следующее. Оказалось, этот терьер - и впрямь стражник - облаял Гава за то, что тот выгуливает человеческого "щенка" без ошейника. - И без намордника... - буркнул потрясённый Пальчик. - До намордника ты не дорос, мал ещё, - не понял иронии Гав. - Ты ещё не опасен. - Ну и порядочки здесь, на шестом этаже! - Не лучше, чем у нас на первом, - изрёк Гав. - Но человек - умнее! Он царь зверей! - Это у вас... У вас - царь, а здесь - как собачка, гав-гав, - хмыкнул пёс. И не без гордости стукнул себя лапой в грудь. - Здесь мы - умнее! - Если вы здесь и умнее, в чём даже буфетчица Оля засомневалась бы, съязвил Пальчик, - то это ещё не значит, что надо грубо обращаться с живыми существами! - запальчиво выпалил он в упор, у Гава даже закачалась бахрома над глазами. И сам понял, что далеко не прав. - У нас тоже так... Прости, Гав, - пробормотал он, - я зарвался. - Не зарвался, а заврался, - кивнул пёс. - Что же делать?.. Где лифт? - встрепенулся Пальчик. - Постой. Так идти опасно, - остановил его Гав и приказал: - Снимай мой ошейник. Хорошо, что меня искупали и его под пышной шерстью не было видно... А теперь присобачивай ошейник на себя. Потерпи, дружок. Гав-гав, и готово! Он откусил от куста гибкий прут. - Привяжи его себе вместо поводка. Правильно, - одобрил Гав. - Покрепче. И пойдём искать лифт. А то нарвались бы снова на того, чёрного мордатого, и конец! - Как - конец? - Ну, как... - уклончиво ответил пёс и рассердился. - С меня - штраф, а тебя - извини, на мыло. Вот как. Пальчик убито промолчал. А затем глупо спросил: - А они что, моются здесь? - Они даже моются - там, - ткнул лапой вниз Гав. - Ваши мамы их моют, насмешливо продолжил он, - вам самим - лень! - Да ладно тебе... - смутился Пальчик. - Я мог бы и сам тебя помыть, мама просто опередила. - Почему-то мама всегда тебя опережает, когда надо что-то сделать. Странно, да? - Но я... - Не спорь, слушайся. А ну-ка, к ноге! - скомандовал Гав. - Рядом! Рядом иди, бестолковый... Кому говорю! - Ну хватит тебе, - взмолился Пальчик. - А кто меня ещё вчера этими командами донимал?! Ну ладно, потерпи, смягчился Гав, взяв зубами прутик-поводок и ведя Пальчика по аллее. На перекрёстке дорожек вновь появился чёрный страж. Он покосился на них и одобрительно гавкнул. - Что он сказал? - прошептал Пальчик. - По-вашему: так держать! - процедил Гав, не разжимая зубов. - Курс? - не понял Пальчик. - Нет, тебя. Так держать - на привязи. - Болван лопоухий! - не выдержав, вдруг крикнул Пальчик чёрному терьеру, сам страшась своей смелости. Но тот и ухом не повёл. - Ты для него - пустобрёх, - криво усмехнулся Гав. - Почему ты меня понимаешь, а он - нет? - озадачился Пальчик. - Да потому что он местный, а мы с тобой с другого этажа. - Но ты-то ведь тоже с другого, а вы с ним разговаривали. Чёрный терьер куда-то исчез, и Гав отпустил прутик: - У собак повсюду один язык. - А почему ж я тогда и людей здесь не понимаю? Тот мальчишка, помнишь? Ни он меня не понял, ни я его... - Да у вас, людей, там тоже язык разный. Помню, в наше кафе "Улыбка" зашли какие-то дядьки в шляпах, уж буфетчица Оля им и так и этак кричала: "Гав-гав! Кофе нет!", а те ни бум-бум. "Иностранцы", - вздохнула она. Пришлось им сварить. Так-то... - Ладно. А почему и здесь люди - одетые, а собаки - раздетые? - Нам это ни к чему, у нас шерсть. Да и люди иных голых собачек в жилетки и попонки одевают. - Выходит, и здесь... - начал Пальчик. - Хорошие хозяева и здесь заботятся, - перебил его Гав. - Не то вы, неженки, окоченеете. Быстро темнело. Кабины лифта нигде не было видно. - Заблудились? - ужаснулся Пальчик. - Не хнычь. Жди меня здесь, я сам быстрее найду. Гав унёсся, а Пальчик устало опустился на обломок кирпича. Ждал он недолго. За дремучим кустарником, густо усыпанным жёлтыми листьями, послышались чьи-то шаги Пальчик вскочил. Но это был не Гав, а чёрный терьер, поменьше размерами, чем прежний громила, подобрее своей кудлатой внешностью, но тоже с красной повязкой на лапе. Верно, жалкий вид имел мальчонка в клетчатом костюмчике, с ошейником вокруг тонкой шеи и привязанным к нему прутиком. Ни дать ни взять потерявшийся "щенок". Страж порядка сразу же заскулил над ним. Пальчик догадался, что терьер, сочувствуя, бормочет что-то вроде: "Ах, ты, несчастный! Потерялся! Где же твой хозяин, бедолага?" Не успел Пальчик опомниться, как и этот терьер взял его тоже за шиворот только не лапой, а зубами - и понёс прочь. Напрасно Пальчик негодовал, размахивал руками и вопил: - Оставьте меня! Пустите! Гав, где ты? На помощь! Добряк терьер уносил его всё дальше и дальше от того места, куда должен был непременно вернуться Гав, и только сдержанно порыкивал на строптивого найдёныша. Страж толкнул калитку в заборе, и перед ними оказалась улица. Здесь уже горели фонари. Низкие машины, похожие на гоночные, которыми, лёжа, управляли разномастные псы, проносились взад и вперёд мимо двух-трёхэтажных домов. Дома были похожи на комфортабельные большие конуры с островерхими крышами и круглыми застеклёнными входами, к которым вели открытые и столь крутые лестницы, какие у нас увидишь разве что на собачьих площадках. У иных внизу стояли грубо сколоченные сторожки, возле которых сидели на цепи люди в попонках и, охраняя хозяев, грозно покрикивали на прохожих - собак. Очевидно, они орали: "Не подходи! Укушу!" или, вернее, "Поколочу!", потому что у каждого была здоровенная палка. Недаром говорится: на своём подворье и собака пан. А уж человек и подавно, если он на собачьей должности! Всё это успел подробно разглядеть ошеломлённый Пальчик, оттого что они с терьером стояли долго у перехода, ожидая, пока мраморный дог-регулировщик не взмахнёт своим полосатым хвостом в нужную сторону, наконец-то разрешив идти пешеходам. Когда терьер переносил Пальчика через улицу, из-за угла внезапно вылетело спортивное авто. Его вела взбалмошная болонка с окрашенным в ядовито-синий цвет мехом. Раздался визг тормозов. Терьер, взвизгнув ещё громче, взмыл в воздух так высоко, словно обладал способностью вертикального взлёта, и с перепугу выпустил Пальчика. Тот шлёпнулся на багажник авто, скатился на землю и дал дёру. Ныряя под ноги лающих псов, он помчался куда глаза глядят... ХИТРАЯ ЛОВУШКА Вот когда пригодился ему маленький рост. Шмыг туда, шмыг сюда - и нету. В пустынном, как ночной парк, переулке он проскочил меж прутьев железной ограды и, перепрыгивая через какие-то цепи, ведущие в сторожку, юркнул в её приоткрытую дверь. Здесь шло тихое веселье. Трое двуногих сторожей, каждый со свистком на тесёмке у груди, с дубинкой, прислонённой к табуретке, в непременном ошейнике, от которого куда-то наружу тянулась цепь - возможно, даже на соседний участок, - тихо бражничали при свете тусклой лампы за дощатым столом. Пальчика они не заметили, он нырнул за пузатое ведро. Краснорожие сторожа пили зелёную, пенящуюся, едко пахнущую жидкость из больших кружек, бесшумно сдвигая их разом и разом заглатывая, а потом, беззвучно притоптывая войлочными башмаками, безмолвно шевелили губами, иной раз так широко разевая рты, что даже привставали с места. Пальчик догадался: они поют. И судя по тому, что были они при свистках, дубинках и на цепях, гуляли они втихую - на работе. Снаружи послышался чей-то недовольный лай, и люди, отталкивая друг друга и опрокинув жбан, заметались по комнате. И чем старательней они пытались одновременно втроём выскочить во двор, тем больше запутывали свои цепи. В сторожку просунулась квадратная голова бульдога, возмущённо гавкнула, приведя тем людей в некое остолбенение, затем исчезла и показался наконечник брандспойта. Миг - и мощная струя воды буквально сдвинула всех сторожей в угол, будто распластав по стене. Они взвыли, как стадо паровозов! Пальчик был не столь любознательным, чтоб узнать, чем кончится эта выволочка. Он нырнул под струёй, проскочил между ногами бульдога и кинулся к ограде. Ошеломлённый хозяин невольно повернулся ему вслед вместе с пожарным шлангом. Проходивший за оградой пёс-водолаз раскрыл было рот на всю эту суету, но с ходу заглотив с "полметра" мощной струи, пронёсшейся над беглецом, брякнулся на спину с раздувшимся брюхом. Никто так и не услышал, что хотел он пролаять. А Пальчик уже летел по переулку вдаль. Опомнился он только на тихой и уютной, словно потаённой, площади, внезапно выросшей на его пути. Посредине её ярко горел одинокий фонарь, установленный на чугунных собачьих лапах. Рядом высилась, уходя в темноту неба, ажурная металлическая мачта, похожая на высокий строительный кран. Но всё это Пальчик заметил бегло, мельком, внимание его нацелилось на другое - на большую странную скатерть, разостланную прямо на камнях мостовой под фонарём. Скатерть была заставлена разными аппетитными кушаньями: стопками лежали бутерброды, ломтики ветчины выглядывали из половинок хлеба, как розовые язычки; горками были сложены краснобокие яблоки, насыпом навалены бархатистые сливы; сонно желтели нежные груши; торчали разноцветные бутылки с напитками, окружённые хороводом прозрачных бокалов; а всё это охватывала причудливо разложенная гирлянда румяных сосисок. Где-то вверху над Пальчиком кто-то шумно задышал. Он задрал голову. Позади, не замечая его, согнувшись к хищному броску, стоял оборванный тощий человек, жадно созерцая царское угощение. "Бездомный", - жалостно подумал Пальчик. Человек напомнил ему прежнего Гава у входа в кафе. А потом шевельнулась мысль: "А я какой?.." Пальчик опять молча уставился на скатерть с кушаньями и сглотнул слюну. Хоть он и был маленький, но голод у него был большой. Что-то настораживало Пальчика и того человека, что стоял позади, прежде чем броситься к скатерти. Такое же чувство, вероятно, испытывали и ещё несколько оборванцев, только сейчас замеченных им. Они выглядывали из-за углов площади и тоже медлили... Пальчик догадался: пугала всех та особая, как перед чудовищным выстрелом, тишина. И чем дольше она растягивалась, тем больше было не по себе. Наконец, человек, стоявший за Пальчиком, не выдержал. Чуть не сбив его с ног, он кинулся к заветной скатерти-самобранке. Следом бросились другие оборванцы. Руки жадно накинулись на разложенные яства. Пальчик не помнит, как тоже оказался под фонарем. Если б у него было даже шесть рук, всем бы нашлось дело по душе. Но и двумя он сумел ухватить сразу и бутерброд и цепь сосисок. Что это?! Всё оказалось твёрдым, будто камень. Напавшие на скатерть истошно закричали - сверху резко упала тёмная сеть! Пойманные в западню, люди метались, падая на раскатывающихся под ногами плодах, дико орали, а самые голодные даже и сейчас пытались откусить хоть кусок от красочной бутафорской пищи. Ячея этой сети была настолько мелка да что там Пальчик, даже мышь не смогла бы выскользнуть из неё! Ажурная металлическая мачта, высившаяся рядом с фонарём, и впрямь оказалась краном - он загудел, заскрежетал. Продетые проволокой, нижние края сети, сжимаясь со всех сторон, сомкнулись под бездомными скитальцами огромным мешком, и мачта подняла всех в воздух. Тут же, деловито урча, подкатил открытый грузовичок, до этого скрывавшийся наготове где-то в ближайшем переулке. Очевидно, здесь он назывался не "собачьим", а "человечьим ящиком". Сеть с пленниками незримые "человечники" сбросили в кузов, и водитель - беспородный пинчер, прорычав приветствие невидимым ловцам людей, скрывавшимся где-то высоко вверху в кабине крана, повёз добычу прочь. А выскочившие из тьмы проворные шавки начали готовить новую бутафорскую приманку на скатерти под фонарём. СПАСАЙСЯ, КТО ХОЧЕТ Вскоре грузовичок - пленники угрюмо притихли в кузове - остановился возле низкого мрачного строения с частыми решётками на окнах. В глубине двора высилась зловещая кирпичная труба. Выскочившие из караулки клыкастые охранники - доги, расстегнув сеть, похватали пленников и мигом отправили в камеру. Оглушительно лязгнул засов, и бездомные бродяги очутились в темноте. Несколько крупных звезд виднелось в окне и казалось, что они тоже пойманы и сидят за решёткой в соседнем, хотя и более просторном, помещении. Пальчик вспомнил жуткие слова Гава: "С меня - штраф, а тебя...", и горько заплакал. Никто не попытался его даже утешить. Люди как бы поменялись с собаками жизнью. Так, в прежнем мире Пальчика ни один пёс не стал бы жалеть другого, попавшего вместе с ним в беду. Разве что собака-мамаша, успокаивая, принялась бы вылизывать своих заскуливших щенков. Ещё в кузове машины Пальчик пытался заговорить с другими пленниками - ну и пусть они вроде иностранцев, а всё-таки можно же друг друга понять или ободрить хотя бы взглядом, жестом, пожатием руки наконец! - но они молча смотрели на него равнодушными, тупыми и по-звериному обречёнными глазами. Вначале-то, когда их только поймали, была вспышка яростного отчаяния: они кричали, рвались на волю, а затем безысходно замерли, полузакрыв глаза, и лишь изредка вздрагивали всем телом. Такое же продолжалось и в камере. Приткнувшись кто где, все по-прежнему молчали и вздрагивали. Лишь в одном молодом оборванце неожиданно пробудилось что-то человеческое. Не вытерпев скулежа Пальчика, он больно щёлкнул его пальцем по макушке - да уймись ты, мол, и без того тошно! Как ни странно, Пальчику стало легче. Он сразу умолк, почесал затылок и принялся лихорадочно размышлять, как дать тягу отсюда. Нет, бесполезно... Дверь закрыта плотно - ни щёлочки. А решётка на окне, даже если тебя туда и подсадят, - такая частая, что сквозь неё, даже ему, и голову не просунуть. Подкоп тоже не вырыть - пол цементный. А самое страшное: неизвестно, когда за ними придут. Пальчик понимал, что его ждет. За свою маленькую жизнь он уже прочитал немало книг и ещё больше посмотрел фильмов, в кино и по телевизору, чтоб знать, какая судьба ожидает, к примеру, пойманных бездомных собак. И та кирпичная труба во дворе, которую он увидел, когда их стаскивали с машины, не оставляла в том никаких сомнений. Только сейчас Пальчик по-своему понял выражение "вылететь в трубу" - это значит: дымом, пеплом, прахом... Внезапно вспыхнула лампа на потолке. Проскрежетал засов, железная дверь отворилась - появились двое охранников - догов и тонконогая изящная борзая. К ней тут же метнулся из дальнего угла камеры низенький косматый человек, в когда-то нарядной, а теперь грязной и разлохмаченной попонке. Он встал на колени, пустил слезу и ударил себя кулаком в грудь, виновато понурив голову. Борзая что-то протявкала охране и погладила его по нечёсаной гриве. Он благодарно лизнул её лапу языком. Охранники о чём-то заспорили с ней. Она, как говорится, оборзев, визжа, показывала на цифры, выбитые на ошейнике косматого пленника. Затем, вздохнув, вынула из элегантного кошеля, висевшего у неё на витом поясе, две блестящие монетки. Они молниеносно исчезли в мохнатых лапах догов. На прощание один из них дал такого пинка космачу, что тот вылетел за дверь. Пальчик, наконец, понял, что хозяйка борзая нашла свою пропажу и выкупила на волю. А что если она вдруг заинтересуется и им самим! Может, пожалеет его и тоже выкупит? Он бросился к ней: - Возьмите и меня! Спасите! Она поначалу с любопытством посмотрела на него, поглядела на его ошейник без всяких цифр, а потом что-то пренебрежительно сказала охране. Похоже: "Такой мне и даром не нужен. Дескать, маленький, проку от него!" И, повернувшись, небрежно смазала его хвостом по уху так, что он шлёпнулся на пол. Доги хохотнули, вся камера - тоже. Вот предатели! Компания удалилась, свет погас. Несмотря на свой страх, а, может, именно от страха и от усталости, Пальчик впал в забытьё, скорчившись у стены. Очнулся он от внезапного голоса, тихо донёсшегося сверху: - Эй, Пальчик! Ты здесь? Гав-гав! Он ошалело вскочил: - Здесь я! Здесь! - И отбежал к противоположной стене камеры, чтобы лучше видеть окно. Это был Гав. Он умудрился взобраться на крышку бака, стоящего во дворе чуть сбоку от окна. - Держись, дружок! - Гав зацепил решётку каким-то крюком. Пальчик оглянулся на других пленников. Они беспокойно зашевелились. Гав исчез, наступила тишина. И... Раздался шум машины. Крюк, впившийся в решётку, задрожал. Решётка заскрипела - на пол посыпались камешки - и со звоном вылетела наружу! Первым опомнился тот молодой оборванец, который недавно отвесил щелчок за скулёж. Он с такой прытью ринулся на волю - Пальчик еле успел вцепиться в лохмотья его штанины! - что мгновенно, броском пловца, нырнул во двор. Пальчик отцепился и откатился в сторону... На земле валялся крюк со змеящимся тросом, он был привязан к машине - тому грузовичку, что привез их сюда. Кто это?.. Гав!.. Миленький! Родненький Гав!.. Пронзительный рёв сирены!.. Пальчик оглянулся на ходу: из проёма окна быстро лезли беглецы!.. Что, где?.. Гав куда-то тащил его... Подтолкнул зачем-то в кабину грузовичка... Умница Гав! Он сел за руль!.. Где-то рядом остервенело лаяла охрана, кричали люди!.. Всё стихло и осталось позади. Грузовичок мчался по ночной улице. - Но ты же не умеешь водить машину! - опомнился Пальчик, во все глаза глядя на лихого водителя. - Там, у нас, не умею, а здесь могу. Я много чего умею - ещё и сам не знаю, - ответил Гав-рулевой. - Понимаешь, там я - как собака, а здесь как человек. - Ну ты молодец! - Зато ты раззява, как я погляжу. - Ведь ты же здесь человек, а не я, - нашёлся Пальчик. Гав гордо надул щёки. - Я-то здесь человек, а ты и здесь не собака. Гав-гав! - Ладно тебе, хватит, - смутился Пальчик. - Откуда ты? Куда ты пропал? - Это ты пропал! - заявил Гав, тревожно посматривая на огни фар, появившиеся в зеркале заднего вида. - Я нашел лифт, прибегаю - тебя нет! Дошёл по следам аж до той площади, где ловушка... Там следы пропали. Понял, тебя поймали вместе с другими придурками... Пальчик обиженно шмыгнул носом. - ... и увезли, - продолжал Гав. - Порасспросил местных - язык до Киева доведёт, - и вот я здесь! Он вновь опасливо покосился на зеркало. Огни позади на пустой тёмной улице не исчезли. Наоборот, они росли, приближаясь. Так и есть, сзади завыла сирена. Погоня! На крыше настигающей их машины завертелась мигалка. Очевидно, раньше не включали ни сирену, ни мигалку, надеясь догнать без шума, заранее не спугнуть. Гав стал бросать грузовичок из стороны в сторону, не давая погоне обогнать его и преградить дорогу. Сирена выла, как сумасшедший волк. А, может, еще безумней! Впереди появилась другая машина, тоже с мигалкой и сиреной! - Вправо - во двор! - вскричал Пальчик. Гав чуть помедлил и только в последний миг резко свернул под арку дома. Обе машины преследователей, хотя и затормозив, с треском столкнулись! Из-за погнутых дверц, громко лая, полезли чёрные терьеры... Всё это мельком увидел, оглянувшись, Пальчик, а затем их грузовичок, проскочив проходным двором, вылетел на другую улицу. - Из-за тебя я стал предателем, - проворчал Гав. - Как - предателем? - Как! Молча. - Наоборот! Ты же меня спас! - Гав-гав! Я своих предал. Это как если б ты предал всё человечество. - А-а... - растерянно протянул Пальчик. - Но ты не беспокойся. Я видел: они живы остались. - Это меня и утешает, - буркнул Гав. - Я тебе честно скажу: был со мной там, у нас, случай. Поймали как-то меня и моих приятелей собачники и посадили, понимаешь, в "собачий ящик". Ну, а потом пошли живодёры кваску попить. А мальчишки подкрались к фургону, открыли засов и нас выпустили. Я одному от радости прямо на голову из машины прыгнул!.. Нет, своего спасения я никогда не забуду! Понял? Добро рождает добро, - философски заметил он, гоня машину. - Гав-гав! - А "гав-гав" рождает "гав-гав", - кивнул Пальчик. - Это ты о чём? - подозрительно спросил пёс. - О том же. Зло вызывает зло. - А ты, гляжу, поумнел тут, в собачьем мире, - одобрительно произнёс Гав. - Нам надо срочно в парк, к лифту! - спохватился Пальчик. - А куда мы едем? - Пока что, не куда - а от кого?! Думаешь, я теперь знаю, где тот парк? Город кончился. По бокам густо потянулись деревья. - Давай назад! - приказал Пальчик. - Ты что? Там нас вмиг сцапают! - А пёс с ними! - храбрился Пальчик. - Пёс с тобой, - строго заметил Гав. Взглянул на него, и они оба засмеялись. - Что же делать?.. - Машину придётся бросить. Переждать где-нибудь до утра... А утречком, "мечтательно" произнёс, словно предвкушая, Гав, - поведу я тебя на поводке в парк прогуляться. Он свернул по узкой дорожке в лес, грузовичок запрыгал на ухабах. - Машину спрячем, пусть нас поищут... - бормотал Гав. - И сами где-нибудь схоронимся, переждём. - А что мои родители скажут? - внезапно ужаснулся Пальчик. - Ох, и влетит нам! - Хуже будет, если не влетит, - глубокомысленно ответил Гав. - Как?.. - Если мы вообще не вернёмся. Действительно... Пальчик об этом не подумал. На какой-то поляне Гав с налету въехал в кустарник и выключил мотор: - Надежное местечко... Сразу и не найдёшь. БРОШЕННЫЙ НА ДАЧЕ Беглецы выбрались из грузовичка. - И всё-таки надо уходить отсюда подальше... Мало ли что! - беспокоился Гав. - А если они вдруг пустят по следу собак-ищеек? - забеспокоился Пальчик. - Тогда всё, - обречённо сказал пёс. - Гав-гав, и готово! Даже я, не профессионал, и то тебя разыскал. А им, обученным, - плёвое дело. Услышав неподалеку журчание ручья, Пальчик приободрился: - Ты никогда не видел фильмов о разведчиках? - Нет... - Даже по телевизору? - Я всего неделю назад, у тебя дома, впервые увидал телевизор. Да и то мы, собаки, только сам телевизор видим, а что по нему показывают - нет. У нас своё, особое зрение. - Поэтому вы и не знаете, что от погони надо уходить по воде, - важно сказал Пальчик. - Вода не оставляет следов. - М-да, - покачал головой Гав. - Тогда жаль. - Чего жаль? - Что мы телевизор не можем смотреть. - Конечно. Знаешь, какие передачи бывают интересные, да ещё по цветному!.. - По цветному - тем более не можем, - перебил его Гав. - Мы вообще цвета не различаем. - Значит, у вас всё-всё в черно-белом изображении? - А у тебя сейчас в каком? - огрызнулся Гав, направляясь к ручью. - Ну, сейчас ночь... - Зато у нас всегда изображение чёткое, - заявил Гав, уже шлёпая по мелкой воде. - И в жизни нам это цветное зрение - как пришей кобыле хвост, обернулся он на идущего следом за ним по ручью Пальчика. - И где ты таких слов понабрался? - Где! У буфетчицы Оли, - гордо сообщил Гав. - Но ты же там по-человечески не понимал. - А здесь понимаю. Там запомнил, а здесь вспомнил. Осторожно - коряга, предупредил он. - Спасибо, - Пальчик перешагнул. - Ну и почему ж вам цветное зрение не нужно? - А толку от него. Главное у нас - нюх! - Подумаешь... - А вот ты видишь, что скоро лес кончится, а за ним стоит одинокий дом и под крыльцом дрыхнет - тоже от буфетчицы Оли словечко - какой-то бездомный человек? Это ты видишь? - повторил Гав. - Не-ет... - Я своим нюхом вижу. А ты уж теперь раскрашивай эту картинку в любой цвет, не возражаю. Пальчик не нашёлся, что ответить. Гав не ошибся. Проплутав по извилистому ручью, чтобы сбить возможную погоню с толку, они выбрались на пригорок, где за заборчиком стоял одноэтажный дом-конура с тёмным круглым окном-входом, поблёскивающим под луной. Пошёл дождь... Как только они тронули калитку, из-под крыльца выбрался какой-то невысокий голодранец. Он мигом надел на себя ошейник и, бренча цепью, стал что-то орать на непрошеных гостей. Но Гав зарычал, и тот притих. Наверняка в доме никого не было, и сторожевой человек чувствовал себя неуверенно в одиночку. Тем более любая собака была для него каким никаким, а высшим существом. Поэтому он, вероятно, и захотел отыграться на своём малорослом соплеменнике Пальчике, не представляющем никакой угрозы, когда вдруг замахнулся на него дубинкой. Но Гав заслонил собой мальчонку и вновь рыкнул. Человек заскулил, униженно оправдываясь, и посторонился, пропуская их под крыльцо. Здесь было сухо и мягко. Земля застелена травой, в уголке - миска с большой костью. Голодранец, мгновенно юркнув за ними, спрятал кость в охапке сена. Дождь, усиливаясь, забарабанил по настилу над головой. - Хорошо, что дождь, - поёжился Пальчик. - Есть такой фильм "И дождь смывает все следы". - Пусть смывает, - кивнул Гав. - Жалко его, да? - поглядел на человека Пальчик. - Собачья жизнь... - Понятно, жалко. Да только не поэтому. Собачья жизнь тоже разная бывает. Вот у тебя - я жил неплохо. А бывает, приманят летом хозяева бездомного пса, он приживётся на даче, полюбит их, станет нести верную сторожевую службу... Придёт осень, они его бросят и уедут себе в город. А он их ждёт, тоскует и надеется, что вернутся: сегодня, завтра, послезавтра... Ты что, разве не слышал про такие случаи? - Слышал. Так ты думаешь, он - тоже?... - голос у Пальчика упал. - Не я так думаю, а так оно и есть, - Гав почесал голодранца за ухом. Человек добродушно и благодарно заулыбался. - А что если их всех-всех к нам? - вдруг загорелся Пальчик. - Найдём лифт и... и постепенно всех перевезём! Гениально, да? - Угу, - с иронией кивнул Гав. - А там их в дур дом, да?.. Бывал я там во дворе, конечно, - уточнил он. - Нет, Пальчик, у вас своя жизнь, у них своя. Они только с виду на вас похожи, а так они вроде ваших собачек. Тут, Пальчик, другой мир, как на другой планете. - А, говоришь, телевизор не смотрел? Не из книг же ты о планетах знаешь? раздосадованно сказал Пальчик. - Не из книг, - согласился Гав. - От буфетчицы Оли. Она однажды вывела настырного клиента на улицу, показала на далёкие звёзды и заявила: "Только вон там, гав-гав, на дальних планетах, куда тебе, оглоеду, лететь миллионы лет и не долететь, только там, запомни, сливки не разбавляют, если они там есть!" - А тот? - невольно улыбнулся Пальчик. - Согласился. - С чем? - Пить её сливки. Потому что туда, куда она показывала, очень уж далеко, важно разъяснил пёс. - Значит, им никак помочь нельзя? - жалобно оглянулся на голодранца Пальчик. - Не знаю... - Я подумаю, - серьёзно сказал мальчуган. - Посоветуюсь с родителями. - Во-во, - кивнул Гав. - Пусть у них голова болит. У них она больше. Брошенный дачный человек забился в сено и заснул. - А знаешь, - задумчиво произнес Гав, - ты мне подал интересную мысль. - Какую? - сонно пробормотал Пальчик. Его тоже тянуло в сон под неумолчный, говорливый перестук дождя. Уже сквозь сон он слышал что-то о переселении бездомных собак из их города сюда, на "шестой этаж", - грандиозный план, задуманный Гавом. А что, собаки здесь как-нибудь приспособятся, судя по нему, Гаву! Они могут, как видишь, разговаривать с местными псами, и, когда они переселятся, то Гав сделает... Но что именно тот сделает, Пальчик уже точно не услышал - он окончательно заснул. Ему снилось, что он выступает вместе с Гавом у себя в цирке... А потом наоборот: Гав показывает дрессированного человека - Пальчика! - в местном цирке! Под восторженный лай всего зала он складывает на арене большие кубики с чужими буквами в какие-то собачьи слова, делит и умножает цифры и даже кружится на четвереньках, подвывая под популярную мелодию "Собачьего вальса". "Ужас! Приснится же такое!" - подумал он, просыпаясь утром. И, оказавшись на подстилке под дачным крыльцом, ясно ощутил, что сон не так уж далёк от теперешней жизни. Мягкий солнечный свет падал от входа, Пальчик посмотрел на всё ещё спавшего подкрылечного "хозяина" - теперь его можно было разглядеть, как говорится, воочию. Из-под сена торчала голова с всклокоченными волосами: лоб без единой морщинки, пухлый рот, пробивающиеся над верхней губой усики... Ему было никак не больше шестнадцати лет, а по собачьим меркам, наверно, не свыше трёх. Он жалобно заскулил во сне - очевидно, снилось что-то местное, жестокое. Пальчик вдруг вспомнил о Гаве - пса не было - и поспешно высунулся из-под крыльца. Слава Богу, вот и он! Гав бежал от ручья, останавливался, встряхиваясь всем телом, и вокруг него вспыхивали радужные водяные брызги. Уже искупался? Приятно, не по-осеннему, припекало солнце, и мир вокруг был такой безмятежный, как наевшийся рыбы большой и пушистый рыжий кот. - Я всё разведал, - доложил пёс. - Нашей машины нет. Вот видишь, её всё-таки нашли. Погони тоже нет, иначе бы нас давно сцапали. Да, а ты был прав, я увидел по следам: ищейки потоптались у ручья, гав-гав, и ушли. - Ура! - прошептал Пальчик, оглянувшись на спящего хозяина. - А ты не радуйся, - заметил рассудительный Гав. - Возможно, наши приметы раздали всем постовым. - Ну мои-то ладно. А тебя толком никто и не видел. - Оболтус, дурень, болван, глот с оглоедом впридачу! Это не я, а буфетчица Оля, - как бы извинился Гав. - А носовые приметы? Приметы запаха? Неужели не знаешь, что каждая тварь имеет свой запах?! - Ну знаю... А как же они эти "носовые приметы" собрали и раздали? В скляночках? - съязвил Пальчик. - В бутылочках, - ответил Гав. - В письменном виде, дурачина. Вот, скажем, ты - пахнешь страхом, кожей коричневых ботинок, домом родителей, тюрьмой это я приблизительно называю твой особый запах. Для него нет названия, кроме двух слов. - Каких? - Запах Пальчика. - А твой - Гава? - Именно. Весь твой запах они, конечно, передать по постам не могли, но его приметы запросто сообщили. Достаточно запахов страха и тюрьмы. - Я и так приметный. Ну, а с тобой как? - А у меня приметы - подозрительной личности, напавшей на тюрьму, угонщика грузовика и напарника того самого бродяги, который пахнет тюрьмой и страхом. То есть тебя! Понял? Гав-гав! - распалился пёс. Услышав громкий лай, голодранец тут же раскрыл глаза и полез было из сена, но, увидев вчерашних незнакомцев, тяжко вздохнул и снова лёг. Верно, он спросонья подумал, что наконец-то вернулись его хозяева. - А чего ты мокрый? - спросил Пальчик пса и вылез из-под крыльца наружу. - Я ручей переходил. - Но он же мелкий, а ты весь-весь мокрый! - Что мне, умыться нельзя? - Полностью? - По-другому я не умею. Я не кот, - обиделся Гав. - А разве вы умываетесь? - Мы умываемся. Если меня сегодня утром вдруг потянуло умыться, значит здесь, - подчеркнул Гав, - принято умываться. Кстати, твои родители тоже принимают ванну. Всю! - уточнил он. - А не споласкивают одну только рожу, как ты, лентяй. - Опять буфетчица Оля? - Нет, на этот раз - я. - А "рожу" откуда ты взял? - хмыкнул Пальчик. - Да ты сам на второй день, как привёл, похвалил меня маме: "Нет, ты посмотри, какая у него приятная рожа!" - Это я образно... - И я образно, - отрезал пёс. - Что, съел? - А вот съесть я бы что-нибудь съел, - мечтательно произнёс Пальчик. - Ну. с тобой-то проще, - серьёзно заявил Гав, - там у нашего хозяина я где-то кость видел. Ничего не попишешь - везде свои порядки. И Пальчик его торопливо остановил. - Неудобно. Последнее отнимать? Мы же в гостях, - схитрил он. Гав почесал задней лапой затылок: - М-да. Действительно... - А что здесь сами собаки едя г? - поинтересовался Пальчик. - Да всё, что и вы там, у себя. - Я бы с удовольствием съел то, что вы едите здесь. - Ха-ха... А я бы с удовольствием съел то, что вы едите там. Они засмеялись. - Ты не волнуйся, - добавил Гав. - Я не жадный, как и ты.