Глава 1
Люди «Х»
Повороты судьбы – самое загадочное, что может происходить в жизни человека. Мудрецы в древности утверждали, что судьба плетет паутину, в которую рано или поздно человек попадает. Как муха.
Но существовало и другое мнение: судьба – это лабиринт, в который человек попадает после рождения. Кто-то до самой смерти ходит по кругу, а кто-то бредет без устали, то и дело оказываясь в тупике, но есть и такие, кому судьба представляется ковровой дорожкой (а то и эскалатором) в заоблачные высоты.
Иногда судьба сводит людей, что называется, нос к носу. Порой думаешь – случайность, и только потом понимаешь, что это необходимость, космическая необходимость.
Вернувшись из «командировки» по Северной Африке, Христофоров и Лялькин получили десять суток отпуска в тихом загородном пансионате для сотрудников спецслужб.
Потом потянулись долгие два месяца учебы в одном из закрытых учебных центров СВР. Даже несмотря на то что бывшие контрразведчики получили основной багаж знаний лазутчиков и побывали в настоящей боевой операции «на холоде»[2], все равно пришлось обучаться. А в конце даже сдавать зачеты. Таким образом велась доводка разведчиков, людей, которые могут быть задействованы не в кратковременной акции, а в длительной многоходовой операции. Современная международная обстановка требует быть готовым к любому изменению ситуации.
Наконец с обучением было окончено, и вечером в их коттедж постучался куратор, невысокий седовласый мужчина шестидесяти лет с умным интеллигентным лицом. В прошлом резидент в Португалии, причем довольно успешный. За двадцать лет работы «нелегалом» против разведки НАТО он так и не был расшифрован. Да и после возвращения уже пожилого профи на родину командование не отпустило его на пенсию, оставив в действующем резерве в качестве куратора «варягов».[3]
– Добрый вечер, молодые люди, – первым поздоровался ветеран.
– Здравствуйте, Станислав Игоревич, – дружно ответили оперативники, поспешно вскакивая со своих мест, не забыв выключить работающий телевизор.
Куратор опустился в глубокое кресло, из нагрудного кармана достал портсигар с серебряной инкрустацией, щелкнул крышкой и вытащил тонкую белую сигарету. С удовольствием закурил, выпустив серое облако дыма, и только потом заговорил:
– Ну, что, судари мои, могу вас поздравить. Зачеты вы сдали успешно. По поводу тестирования эксперты даже отметили некоторый прогресс, значит, вы остаетесь в действующей группе. Завтра согласно «легенде» возвращаетесь в Питер, ваша «крыша» по-прежнему охранное агентство, продолжаете работать и ждать очередного задания. – Сделав очередную затяжку, тоном вальяжного старого жигана спросил: – Вопросы есть?
Ответом было молчание, на что ветеран разведки отреагировал по-своему:
– Действительно, какие могут быть вопросы, ведь задание для добровольной народной дружины.
Докурив до фильтра сигарету, куратор кивком попрощался и молча вышел из коттеджа. Никто из этой троицы понятия не имел, что уже с завтрашнего дня все пойдет не так, как предполагалось. Судьба смастерила очередной проход в лабиринте и подобно железнодорожному стрелочнику сведет встречные направления…
Утро началось с самой обычной процедуры получения документов и служебного оружия. Открыв сейф, дежурный офицер вытащил наружу пару пистолетов в тактических кобурах, поверх которых лежали гражданские паспорта и служебные удостоверения сотрудников ЧОПа. Не глядя на оперативников, бесстрастным тоном произнес:
– Через сорок минут в город пойдет служебная машина, вас подбросят.
– Клево, – возбужденно воскликнул Кирилл Лялькин, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Несмотря на не один год, проведенный на службе, несколько боевых операций, отсидку в султанской тюрьме, он все еще оставался сущим пацаном и никогда не упускал возможности подурачиться.
Владимир Христофоров, цепляя на пояс кобуру с «макаровым», лишь кивнул.
Через несколько минут, сидя на заднем сиденье служебной «Волги», полковник с бесстрастным лицом смотрел в окно на мелькавшие за окном лесные пейзажи и никак не реагировал на треп своего напарника.
«Хороший нос за неделю большую пьянку чувствует». А Владимир всем своим существом ощущал надвигающуюся неприятность. Аналитический мозг чекиста пытался проанализировать ситуацию, но откуда ждать эти самые неприятности, даже он вычислить не мог.
Городская суета также не смогла отвлечь полковника от тяжелых мыслей. Не глядя по сторонам, он прошел впереди Лялькина в здание железнодорожного вокзала. Чутко реагируя на настроение своего ведущего, Кирилл предложил:
– Давайте паспорт, я сам возьму нам билеты.
Христофоров молча протянул документ и уставился на табло с расписанием поездов. Настроение по-прежнему было паскудным, как будто душу жрал червь, огромный, скользкий и противный. Но самое страшное заключалось в том, что он не мог обнаружить причину этого беспокойства.
– Боец невидимого фронта как всегда в движении, – неожиданно рядом раздался насмешливый знакомый голос.
Повернувшись, он увидел возле себя светловолосого гиганта с плейбойской внешностью. Олег Донцов, старший опер ГУБОП, человек, с которым в свою чекистскую бытность Владимир раскрыл не одно запутанное дело, вместе не раз рисковал головой. Да и водки было выпито немерено, когда по окончании дел они истинно русским способом снимали нервное напряжение. Теперь перед ним стоял прежний милицейский сыщик, а вот его, Христофорова, официально не существовало. Он пропал без вести во время мятежа в Буктарской тюрьме. Теперь у него другая жизнь, другое имя и даже над лицом потрудились пластические хирурги. Впрочем, последнее для Донцова не проблема, он опер от бога и узнает человека не только по лицу, даже по голосу, походке и другим особенностям. Так что бросить равнодушным тоном «Вы ошиблись» не получится.
Так старинные друзья и стояли, молча созерцая друг друга. Наконец первым не выдержал Олег:
– Нам нужно поговорить.
– А тебя, мусор, никто не спрашивает, – просипел по-киношному возникший за спиной милиционера Лялькин, заодно ткнув того длинным ключом в поясницу.
На лице Донцова не дрогнул ни один мускул, он лишь насмешливо произнес:
– Ну естественно, там, где появляется рыцарь Печального образа, там же непременно отыщется и его славный оруженосец. Но это все равно ничего не меняет. Если ты, Володя, не стал конченым подонком, то поговоришь со мной. Всего полчаса, а дальше сам решай, как тебе поступать.
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Христофоров качнул в сторону головой:
– Пошли…
Небольшой стеклянный павильончик примостился в углу зала ожидания, здесь было по обыкновению людно и шумно. Народ в ожидании своих поездов коротал время, попивая пиво, налегая на нехитрую снедь. Две пышнотелые буфетчицы без устали сновали за прилавком.
Донцов отыскал свободный столик в дальнем углу.
– Закажи нам по бутылочке пива, – не глядя на Лялькина, распорядился Олег.
Тот хотел было возмутиться, но, уловив едва заметный кивок своего патрона, молча направился к стойке, закипая от негодования.
– Володя, я не буду спрашивать, что с тобой приключилось. У вас, наследников Железного Феликса, как всегда, полно тайн, и, как правило, все они государственные, – заговорил Донцов. – Но раз я тебя встретил, то обязан все сказать. У твоей дочери большие неприятности.
– У Ольги? – с недоумением произнес чекист, и сердце его неприятно защемило. Последний раз он видел дочь два года назад, когда с женой и дочерью отдыхал в Болгарии. Потом ситуация так закрутилась, что семью в срочном порядке пришлось вывозить в Москву, а дальше все сложилось так, что совершенно невозможно было увидеть близких. Пришлось стать Штирлицем в родной стране. – Что с ней?
– Ее похитили, – негромко произнес губоповский опер, – и требуют сто тысяч евро выкупа.
Вернувшийся Лялькин услышал последние слова Донцова, поставив бутылки на стол, он осторожно опустился на стул, не проронив ни слова.
– Похитили? – надтреснутым голосом переспросил Христофоров. До него наконец дошло, почему в последние дни его не отпускало чувство тревоги. Вот, значит, что его терзало. Теперь вся накопившаяся энергия выплеснулась на посланца дурной вести, не зря же этим несчастным в стародавние времена за подобные «хохмы» рубили головы. – А чего же твое славное управление чухается до сих пор? Ведь, если мне не изменяет память, оно именуется Упарвлением по борьбе с организованной преступностью, и киднеппинг ваш непосредственный профиль. Вот и работай, а не плачься мне в жилетку.
Донцов внешне совершенно спокойно выслушал оскорбления в свой адрес, потом сделал большой глоток пива из бутылки, выдохнул и заговорил, чеканя каждое слово:
– Мы бы взялись за это дело. Но проблема в том, что твоя супруга наотрез отказалась писать заявление, а без этой бумажки, ты же сам понимаешь, никто не даст команду «фас».
– Даша, – Владимир с раздражением в голосе назвал имя жены. – Но почему?
– Дочка твоя стала уже совсем взрослая, соответствующий круг общения и развлечений, ну, там, дискотеки, ночные клубы. Только связалась она не с той компанией, ребята на этих гульках торговали «экстази». А Оля вдруг решила их перевоспитать и упаковку веселящих таблеток спустила в унитаз. Судя по сумме выкупа, там было не меньше тысячи штук, естественно, «пострадавшая сторона» пожелала возмещения материального и морального ущерба. У продавцов оказались хозяева, которые таким образом решили покрыть убытки. Мало того, что девочку украли, так еще маму так зашугали, что она даже слышать не хочет об официальном расследовании.
– Ты-то как узнал? – Владимир подозрительным взглядом уставился на Донцова. Ощутив сухость во рту, он в несколько глотков осушил бутылку.
Глеб дождался, когда он поставит бутылку на стол, потом пояснил:
– Она сейчас лихорадочно мечется по городу, пытаясь собрать нужную сумму. Приезжала ко мне. На тот момент денег у меня не было, но вот потихоньку расспросить ее мне удалось.
– И что дальше? – Широко раздувая ноздри, Христофоров сейчас напоминал рассерженного быка на корриде.
– За двадцать с лишним лет на оперативной работе я кое-чему научился, да и связями необходимыми обзавелся. – Олег замолчал, выуживая из пачки сигарету. Закурив, спрятал огонек в ладони. – Я ее нашел, только одна неувязочка – одному мне девочку не вытащить.
Владимир молча забрал у него сигарету, сделал глубокую затяжку, возвращая дымящийся окурок, сказал:
– Значит, будем брать втроем.
Донцов отрицательно покачал головой:
– Слишком рискованно, для уверенной победы нужно хотя бы пять-шесть опытных бойцов.
Христофоров на мгновение задумался, но тут к нему наклонился Кирилл Лялькин и что-то быстро зашептал. Полковник внезапно улыбнулся и кивнул:
– Будет подкрепление, один человечек, который стоит целого взвода ОМОНа. Кстати, ты его знаешь…
Несмотря на то что ранение было тяжелым, молодой организм, победив недуг, в форсированном режиме шел на поправку.
Через месяц Виктор Савченко впервые поднялся с постели, еще три недели восстанавливал свой физический потенциал.
Простреленная грудь временами давала о себе знать ноющими болями, но морпех работал через боль, через силу, до кровавых кругов перед глазами. Так он был воспитан, так был взращен разведкой морской пехоты. К началу третьего месяца Виктор, на зависть соседям по палате, уже наматывал многокилометровые кроссы и на полную катушку качал железо, уродовал «грушу» и готовился к первому после ранения спаррингу.
Долгие годы службы в морской пехоте сделали из Виктора боевую машину, человека, который либо воевал, либо готовился к войне. После длительного лечения сознание постепенно возвращало его к тому моменту, когда пуля снайпера выбила его из большой игры.
Это был скоротечный бой на одном из безымянных островов греческого архипелага. Террористы, завладев несколькими истребителями-бомбардировщиками «Ф-16», собирались спровоцировать большую Ближневосточную войну. Командованию об этом стало известно слишком поздно, счет шел на часы. Ударную группу морских пехотинцев запустили по системе «Метеор». Проще говоря, десантировали с космической орбиты. Выбравшись из-под воды на остров, диверсанты ликвидировали охранение и попытались незаметно заминировать самолеты. Но по-тихому не получилось, бой завязался скоротечный, но от этого не менее кровопролитный.
Самолеты и боевики, их обслуживающие, были уничтожены, но и диверсантам досталось. Пуля террориста, пробив грудь Виктора, прошла в нескольких сантиметрах от сердца, проделав сквозную дыру. В боевых условиях это было практически смертельно, но морпехи своего не бросили. Они доставили раненого Савченко на десантную капсулу, которая лежала на грунте на двадцатиметровой глубине, где при помощи аптечки космонавтов остановили кровь, наложили тугую повязку, затем вкололи поддерживающие жизнь препараты.
Спустя сутки, когда десантную капсулу подняли на борт фрегата «Забияка», раненым занялся корабельный эскулап. Крови Виктор потерял много, восстанавливать этот дефицит врач решил «голубой кровью», искусственным заменителем натуральной, причем подходящим для любой группы.
Количество заменителя значительно превысило природную жидкость, от чего у Виктора еще месяц кожа имела голубоватый оттенок. Лечащий врач, длинноволосая шатенка Любовь Калинина, осматривая раненого, бодро проговорила:
– Да вы, юноша, настоящий аристократ, в ваших жилах течет голубая кровь.
– Ничего удивительного, – уже значительно оклемавшись, с чувством собственного достоинства отвечал Виктор. – С греческого «аристократ» переводится двумя словами: «аристос» – лучше, а «кратос» – власть. Проще говоря, аристократы лучшие из лучших. По-моему, это относится к каждому, кто проливает кровь за Родину.
– Странно, – улыбка сползла с лица молодой женщины.
– Что же тут странного?
– Профессиональный военный, а выражаетесь, как учитель начальной школы. Подобного здесь, в Главном военном госпитале Бурденко, мне еще не доводилось слышать. Даже когда я оказалась в командировке в Чечне, никто из офицеров себя не считал аристократом. Наверняка, назови там кого-то аристократом, и можно запросто получить по физиономии. – Калинина так разговаривала с Виктором, как будто зачитывала текст приговора. – На войне у людей смещается планка ценностей, там не до красивых слов, что-либо объясняющих. На первом месте – как выжить в ближайшем бою, как накормить солдат, и тому подобное. Нет, Виктор, ты все-таки какой-то странный военный, – врач запустила руки в карманы, полы халата натянулись. В больших серых глазах читался интерес к этому странному раненому.
– Это всего лишь остатки хорошего воспитания. Родители были инженерами и с детства приучили много читать, рассчитывая, что вырасту и пойду по их пути. Впрочем, я тоже так думал, а военным стал по воле случая. Как О’Генри сказал: «Главное не то, какие дороги мы выбираем, а что внутри нас заставляет выбирать эти дороги».
Лечащий врач на это ничего не ответила и молча вышла из палаты. Но с тех пор она каждый раз находила повод пообщаться накоротке с «вундеркиндом» (как прозвали Савченко соседи по палате).
Закончив тренировку, Виктор расслабленной походкой направился в сторону больничного корпуса. Калинину он встретил на входе. Молодая женщина, облаченная в приталенный халат, проходя мимо, на секунду остановилась и спросила:
– Слышала, ты скоро выписываешься?
– Надеюсь, – улыбнулся Савченко.
Врач в ответ лишь кивнула, потом произнесла:
– Я сегодня дежурю, зайди после отбоя.
Палата, в которой лежал Савченко, между офицерами называлась «капитанской рубкой», потому что там лежали на лечении четверо капитанов. Серега, Вовка и Леха. Первые двое попали сюда из Чечни, третий из Таджикистана. Сергей был взрывотехником и получил контузию при подрыве радиоуправляемого фугаса. Владимир был комендантом одной из застав горнострелковой бригады. На «уазике» попал в «духовскую» засаду, водитель сразу погиб, а он получил три пули в тело. Алексей командовал мотострелковой ротой; во время выхода на усиление одной из погранзастав его БТР подорвался на противотанковой мине, офицер получил серьезную травму позвоночника. Теперь парень неподвижно лежал, закованный в гипсовый корсет.
Возвращение морского пехотинца капитаны привычно встретили очередной шуткой-приколом.
– Все тебе, Витек, неймется, – первым начал комендант Вовка. – Едва богу душу не отдал, а как только пришел в себя, и вот, снова за старое. Тренировки до седьмого пота. Скоро наверняка потребуешь личное стрельбище.
– Неплохо бы, – поддержал товарища Савченко, на мгновение задумавшись, добавил: – Только вряд ли разрешат. Грохот выстрелов будет мешать пациентам.
– Ты бы лучше подумал о мирной жизни, поди навоевался, – наставительно проговорил Леха, самый старший из капитанов.
– Я другого ничего не умею, – честно признался Виктор.
– Это не проблема, – встрял в разговор взрывотехник Сергей, от тяжелой контузии он немного заикался. – Есть ж-же кур-курсы получения гражданских специальностей. Можно стать бух-галтером или программистом. Между прочим, этот проект финансирует НАТО.
– А-а, – протяжно произнес Савченко и, поджав губы, важно закивал. – Хорошее дело, в случае военной агрессии бывший офицер разведки сможет запустить во врага калькулятор или, что еще лучше, компьютер.
На это заявление офицеры дружно прыснули, лишь Алексей укоризненно покачал головой и сказал:
– Вам, морпехам, только бы глотки резать. Злые вы.
– Мы злые только к врагам, а вообще мы добрейшей души люди, – отшутился Виктор, укладываясь на кровать.
День незаметно подошел к своему завершению. После ужина офицеры перекинулись парой-тройкой ничего не значащих фраз, после чего был объявлен отбой по больничному корпусу.
Некоторое время Виктор лежал неподвижно на спине, уставившись в потолок, который подсвечивал фонарь со двора. К этому времени его соседи по палате уже мирно посапывали, да Алексей скрипел зубами во сне.
Поднявшись, Савченко надел темно-синюю госпитальную пижаму, а вместо кроссовок сунул ноги в изрядно истоптанные тапочки без задников и бесшумно выскользнул в коридор.
Кабинет дежурного врача располагался в дальнем конце коридора, за дверью из матового стекла. Подойдя к двери, Виктор не стал стучать, а, надавив на ручку, толкнул ее от себя. Створка распахнулась, беспрепятственно пропуская морского пехотинца вовнутрь. Сразу же в нос ударил настойчивый запах медикаментов. Ничего удивительного в этом не было, здесь каждый день обрабатывали десятки ран и ожогов.
Это было самое обычное помещение, каких полно в гражданских больницах и военных госпиталях. По углам стояли стеклянные шкафы с различными медпрепаратами, традиционная кушетка для осмотра, у окна возле письменного стола развесил широкие темно-зеленые листья фикус.
За столом сидела Калинина, рассеянно перелистывая толстый глянцевый журнал. Виктор, неслышно ступая, почти вплотную приблизился к врачу и тихо произнес:
– Тук-тук.
– Ой, – воскликнула молодая женщина, рефлекторно прикрывая вырез в халате руками, на лице проявилось выражение неподдельного испуга, который через мгновение сменился яростью, а затем легкой обидой в голосе: – Виктор, черт, подкрался, как змей, незаметно. Едва не напугал до смерти.
– Мы – разведчики, и наш лозунг: «Мы видим всех, нас не видит никто», – с напускным пафосом процитировал Савченко. Мужчинам всех возрастов при виде красивой женщины свойственно мальчишечье хвастовство, придающее значимость собственной персоне. При этом он напоминает павлина, распустившего свой яркий хвост для привлечения самок.
– Ладно, хватит тебе, разведчик, пугать беззащитную женщину, – Калинина театрально закатила глаза.
– Ну, беззащитных мы в обиду не дадим, – многозначительно хмыкнул морской пехотинец и неловко переступил с ноги на ногу. – Звала зачем, что-то случилось?
– Да нет, – растягивая слова, женщина поднялась со своего места. Закинув руки за голову, она сильно потянулась, выгибая спину и как будто напоказ выставляя прикрытую тонкой тканью халата грудь.
От этой картины сердце Виктора учащенно забилось, во рту пересохло. Он не мог оторвать взгляд от возбужденно торчащих сосков. Неимоверным усилием воли он заставил себя отвернуться. Люба тем временем вышла из-за стола и, почти вплотную приблизившись к парню, с придыханием прошептала:
– Моя подруга на днях вернулась с Крыма и привезла бутылку настоящего массандровского портвейна. Одна я пить не умею, а ты почти выздоровел, так что стаканчик виноградного напитка тебе не повредит. Как думаешь?
– Выпить? – Савченко буквально пожирал женщину глазами. – Это мы завсегда с большим удовольствием. – Присутствие этой невероятно привлекательной женщины заставляло нести всякую бредятину, которой, возможно, до этого он никогда не говорил. Воистину, инстинкт размножения заставляет отключаться мозг.
– Ну, тогда прошу к столу, – Люба указала на ширму, за которой стояла кушетка.
Виктор послушно прошел в указанном направлении, Калинина тем временем подошла к двери и дважды провернула в замке ключ.
Возле кушетки в укромном уголке оказался передвижной медицинский столик, на полированной поверхности которого вместо привычных медицинских инструментов сейчас стояла длинношеяя бутылка из зеленого стекла с этикеткой знаменитой крымской винодельческой компании. Рядом два одноразовых пластиковых стаканчика и большое блюдо, полное свежих пирожных: продолговатые эклеры, щедро политые шоколадной глазурью и посыпанные сахарной пудрой, темно-коричневые «картошки», украшенные цветами из масляного крема, и пузатые безе.
– Ну, что же ты застыл на месте. Присаживайся и угощай даму, – Люба остановилась в узком проходе и посмотрела на Виктора долгим томным взглядом.
– С удовольствием, – ответил Савченко и собрался щелкнуть каблуками на гусарский манер, но вовремя сообразил, что в стертых тапочках и госпитальной пижаме он будет выглядеть комично.
Виктор с готовностью ухватил бутылку и быстро наполнил на две трети оба стаканчика густым рубиновым напитком.
– За знакомство, – на правах хозяйки предложила Калинина.
– За знакомство, – эхом вторил ей морпех.
Близость женщины, ее духи сейчас его пьянили сильнее вина. Он одним глотком выпил приторно-сладкую жидкость, почувствовав, как она приятно скатилась к желудку.
– Закусывай, – взяв с блюда эклер, молодая женщина поднесла его к губам Виктора. Тот, не сводя взгляда с Любы, послушно откусил сразу половину пирожного. Судорожно дернув кадыком, он стал машинально жевать, не чувствуя вкуса. В следующую секунду Калинина с легким смехом затолкала в его рот остатки пирожного, приговаривая: – Ты сладкоежка, впрочем, как и все мужчины.
Виктор хотел возмутиться по поводу всех мужчин, но полный рот сладкой массы не давал возможности издать ни звука, а впитавшийся в кровь алкоголь затуманил ослабевший после ранения организм.
– По-моему, мы опережаем события, – хихикнув, женщина почти вплотную приблизилась к Виктору.
– Это еще почему?
– Потому что давно перешли на «ты», хотя не пили на брудершафт.
– Так это легко можно исправить, – из бутылки тонкой струйкой полилось вино. В следующее мгновение руки, держащие конусообразные стаканчики, переплелись, напоминая причудливый танец двух рептилий.
После выпитого портвейна поцелуй показался особенно сладким. Виктор уже был не в состоянии себя контролировать, он повалил Любу на кушетку, одновременно пытаясь сорвать с нее халат.
– Не надо так торопиться, – оторвавшись от его губ, прошептала полузадохнувшаяся женщина. Она сейчас напоминала утопающую, которая отчаянно барахтается в водовороте, пытаясь вдохнуть полной грудью. – Глупенький, ты же пуговицы оторвешь.
При этом ее руки расстегивали последнюю перламутровую пуговицу. Через мгновение женщина освободилась от остатков одежды, стащив узкие трусики, и тут же принялась помогать партнеру, который от перевозбуждения запутался в казенной одежде.
Наконец два нагих тела сплелись на узкой полосе госпитальной кушетки. Пальцы молодой женщины впились в спину Виктора, а припухшие губы прошептали:
– Ну, не торопись, не торопись, милый.
Как же не торопиться, когда молодой мужик с противоположным полом не общался несколько месяцев. То, что с ним произошло в следующее мгновение, нельзя было назвать фейерверком удовольствия, так, нечто напоминающее разрядку. Он откинулся спиной на стену и, тяжело дыша, произнес:
– Прости.
– Ну что ты, милый, – Люба приподнялась на локте и поцеловала Савченко сначала в щеку, потом осыпала поцелуями шею, грудь…
Через мгновение рыжеволосая голова оказалась внизу живота Виктора, и следом морпеха накрыла очередная горячая волна возбуждения. Откинувшись, он сладостно застонал. Опустив голову, он мог видеть на своей груди женские руки с ухоженными красивыми пальцам, увенчанными длинными алыми ноготками. Как ни странно, но это видение больше всего возбуждало Савченко.
У них все получилось и второй раз, и третий, а чуть позже даже четвертый…
Через два часа опустела бутылка и были съедены все пирожные, а они, все еще обнаженные, сидели у открытого окна. Люба, сложив ноги по-турецки, курила длинную тонкую сигарету, Савченко, устроившись напротив на подоконнике, бесцеремонно разглядывал ладную фигурку своей подруги.
– Тебя на днях выпишут, – выпустив тонкую струйку ароматного дыма, произнесла Калинина. – Документы уже отправили на рассмотрение комиссии.
– Давно пора, – хмыкнул морпех, его взгляд сполз с вишневых сосков на живот молодой женщины.
– После выписки тебе положен месяц отпуска для реабилитации. Что думаешь делать с этим временем?
Виктор на мгновение задумался. За семь лет непрерывных боевых действий он, в сущности, полностью утратил связь с цивилизованным миром. Сперва чеченский плен, потом побег из плена. Впрочем, назвать это побегом трудно, ибо все происходило в Подмосковье, а пленник, устроив бойню, уничтожил всех своих охранников (больше десятка боевиков). Дальше была тюрьма ГУБОПа, закрытое расследование, из которого он узнал, что за последний бой в Чечне, когда он один остался прикрывать отход разведгруппы, был награжден Героем России (посмертно). Он, конечно, получил свободу, но официально объявить себя живым не мог, за подмосковную резню могли поплатиться его родные. Пришлось остаться фантомом – с тех пор Виктор Савченко стал человеком войны. Вначале воевал в особой группе ФСБ, уничтожая в горной Чечне сепаратистов, потом, получив офицерское звание, он был переведен в отдельный отряд специального назначения морской пехоты. С тех пор для него полем боя стала вся планета Земля.
Взяв у Любы тлеющую сигарету, Виктор рефлекторно спрятал светящийся в темноте огонек в ладонь, потом несколько раз глубоко затянулся и равнодушно проговорил:
– Выпишут – в часть поеду, там легче будет адаптироваться.
– Да, – неопределенно произнесла Калинина, отбирая сигарету, – а я думала, ты этот месяц у меня поживешь.
– А как же твой сын? – удивленно спросил Савченко, все отделение знало, что после развода Калинина одна воспитывает мальчика семи лет.
– Сейчас каникулы, и он гостит у своего отца в Антверпене, – пояснила женщина.
– Крутой папашка.
– Крутой? Да нет, просто пронырливый лимитчик, – с нескрываемым презрением сказала Люба, потом зло затушила окурок о дно пепельницы. – Приехал в Москву из тьмутаракани какой-то, учился со мной на одном курсе, а на втором, не затягивая, решил пустить корни в Златоглавой. Охмурил меня, женился, уже на третьем курсе бросил учебу и занялся бизнесом. А что ему мешало? Квартира, прописка есть. Когда на четвертом родился Максим, мы уже были чужими людьми. А еще спустя два года мой благоверный нашел достойную партию, но я его не удерживала. Теперь он руководит филиалом фирмы своего тестя в Бельгии, торгует сибирским лесом.
Виктор отвел взгляд в сторону и отвернулся, подставив лицо свежему дуновению легкого ветерка. Люба прикурила новую сигарету, потом, прикусив нижнюю губу, будто решившись, вновь заговорила:
– Тебе, Витя, нужно подумать о другой жизни. Москва – город неограниченных возможностей. Мой отец – генерал-майор медицинской службы, у него лечились многие нынешние военачальники, так что с переводом не будет проблем.
– Я морской пехотинец, а в Москве, насколько я еще помню из географии, военного флота нет, – пространно ответил Савченко.
– Не хочешь служить в «Арбатском Военном Округе», можно устроиться в Митино в батальон охраны Главного штаба ВМФ, – не сдавалась Люба. Воодушевленно размахивая зажатой между пальцами сигаретой, она торопливо заговорила: – Знаю, что ты спецназовец, но ведь там ты сможешь командовать ротой антитеррора. Сейчас во всех крупных подразделениях созданы такие группы.