Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слово (Том 2)

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Ирвинг Уоллес / Слово (Том 2) - Чтение (стр. 8)
Автор: Ирвинг Уоллес
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      Анжеле не хватало дыхания. Она выглядела совсем ослабевшей.
      Она потянулась к его рукам, без слова ожидая его понимания.
      Наконец она вновь заговорила:
      - Стив, я люблю тебя. Я сделаю все что угодно, лишь бы ты любил меня... чтобы ты обрел веру, веру в меня и в то, во что верю я сама - в проект. С этой верой ты сможешь познать любовь, не только для меня, но и для себя самого. Возможно ли такое?
      Ренделл глянул ей прямо в глаза.
      - Такое возможно, - ответил он.
      - И как же? Что я могу сделать для этого? Я же сказала, что сделаю все возможное, все, чего ты попросишь.
      - Все возможное? - мягко повторил он. - Отлично. Я хочу, чтобы ты завтра взяла меня с собой в Рим.
      - В Рим?
      - Я хочу встретиться с твоим отцом.
      - Моим отцом, - еле слышно повторила Анжела. - Для тебя это так важно?
      - Я хочу встретиться с человеком, который открыл Слово. Я хочу показать ему фотографию, задать ему вопрос. Он последний, на самом конце линии. После того, как я встречусь с ним, я остановлюсь. Ведь именно этого ты хочешь, правда? Чтобы я остановился? Чтобы я обрел веру? Теперь все зависит от тебя, Анжела. Все в твоих руках. Ты отвезешь меня к своему отцу?
      - И это... и это разрешит все сомнения относительно меня?
      - Да.
      Он глубоко вздохнула, задержала дыхание и только потом выдохнула.
      - Хорошо, Стив. Это... это ошибка, но сделать ее необходимо. Завтра мы полетим в Рим. Ты встретишься с профессором Августо Монти. Ты встретишься с ним лицом к лицу. Возможно, это все и разрешит.
      ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
      ПОСЛЕ ТОГО, КАК РЕАКТИВНЫЙ ЛАЙНЕР компании "Алиталия" рейсом из Амстердама приземлился поздним утром пятницы на полосе аэропорта Леонардо да Винчи неподалеку от Рима, когда они шли через поле к охраняемой карабинерами таможенной стойке и посту паспортного контроля, среди мыслей, посетивших Стивена Ренделла, по крайней мере одна была его удовлетворяющая.
      Анжела доставила его сюда.
      За ними следовал носильщик в голубой рубашке, несущий их чемоданы свой ценный портфель Ренделл оставил себе - через стеклянный зал терминала аэропорта, заполненный шумными пассажирами и посетителями, до выхода из здания под гигантской металлической конструкцией. Здесь они поймали такси и проехали мимо огромной статуи бородатого да Винчи, мимо синих щитов, богато разукрашенных геральдическими символами Рима, мимо стендов, рекламирующих Пепси-Колу, Эфиопские Авиалинии, Телефункен, Оливетти, мимо зеленых зонтичных пиний и полей, на которых выращивали цуккини и брокколи, мимо продовольственного рынка, называемого Касса дель Меркато, мимо жилых домов пригорода Сан Паоло и стадиона для собачьих бегов Чинодромо, мимо разбитых колонн Форума и Колизея. И в течение этой получасовой поездки в гостиницу "Эксельсиор" Ренделла переполняло чувство нарастающего возбуждения.
      Этот древний и вечно новый город, размышлял он, место, где все началось. Именно здесь, как и через столетия будут помнить люди, началось Воскрешение Два, где случилось новое воскресение веры. Именно здесь еще раз была дана надежда жалкому материалистичному миру. И все это станет возможным - а Ренделл молился про себя, чтобы это стало возможным - если последние мрачные сомнения будут стерты единственным человеком, который до нынешнего времени всех избегал.
      Оставив Анжелу с ее вещами ожидать у входа в гостиницу, Ренделл поспешил в вестибюль, чтобы зарегистрироваться для однодневного пребывания. Как только он бросил чемодан в предоставленный ему номер 406, он тут же спустился вниз, забрав только портфель, к Анжеле, чтобы вместе с ней ехать на виллу семейства Монти, где таинственный профессор уже будет их ожидать.
      Выйдя из гостиницы и пересекая внутренний подъезд по направлению к Виа Витторио Венето, где его ждала Анжела, Ренделл чувствовал себя так, будто проходит через докрасна раскаленную печь. Был самый полдень, и Рим жарился под лучами летнего солнца.
      Анжела уже наняла машину с шофером. Водителем был улыбчивый, плотный, не имеющий возраста итальянец в белых парусиновых брюках, представившийся как Джузеппе. Его автомобиль, большой, блестящий опель, к счастью, имел кондиционер, а все окна были закрыты шторками.
      Усаживаясь сзади, Анжела без тени улыбки глядела на устраивающегося рядом с дверью Ренделла.
      - Ты готов? - спросила она. - Сейчас мы едем к отцу.
      - Спасибо, Анжела, еще раз спасибо.
      Та что-то быстро сказала водителю по-итальянски, но адрес назвала по-английски:
      - Вилла Беллависта. Она будет сразу же, как только вы доберетесь до Виа Бельведере Монтелло.
      С этим они включились в поток машин на Виа Венето, отправившись на встречу с профессором Августо Монти.
      Наконец-то, подумал Ренделл.
      Поездка заняла сорок или сорок пять минут. Ренделл замечал названия улиц и площадей, по которым они проезжали: пьяцца Барберини, виа дель Тритоне, пьяцца Кавур, виале Ватикано, что вела прямо к городу-государству Ватикан. Из Рима они выехали по виа Аурелиа. Потом была виа ди Боккеа, уже совершенно сельская местность с редко разбросанными строениями.
      Резкий поворот направо. Виа Бельведере Монтелло. Опель начал тормозить, наконец остановился.
      - Мы на месте, - сказала Анжела. - Вилла Беллависта.
      Ренделл выглянул в окно. За зеленой железной оградой на основании из розово-желтого камня, за лужайкой и садом, частично скрытый кипарисами и пиниями стоял двухэтажный дом цвета ржавчины.
      Анжела что-то сказала водителю, тот сменил передачу, и машина медленно двинулась вдоль ограды, пока не доехала до ворот, которые придерживал открытыми похожий на медведя привратник. Тот махнул им рукой, на что Анжела махнула в ответ, и Джузеппе вывернул машину. Через несколько секунд они остановились у ведущих на террасу ступеней и резной входной двери.
      Джузеппе быстро обежал автомобиль, чтобы придержать дверь. Ренделл не забыв портфель, равно как и смешанные чувства: ожидания, мрачного предчувствия - поднялся вместе в Анжелой по ступеням. У входной двери она не стала доставать ключ. Дверь не была на замке. Анжела открыла ее, кивнула через плечо Ренделлу, и тот последовал за ней вовнутрь.
      Они очутились в прихожей, пол которой был выложен глазированным кирпичом. Слева от них была лестница. Справа находилась жилая комната. Они свернули направо, в громадное помещение с арочным потолком и красными глазированными кирпичами на полу. В обстановку комнаты входили два рояля, несколько наборов мебели и множество ламп.
      Слишком уж большой дом для одинокого ученого в отставке, подумалось Ренделлу.
      Анжела подвела его к ближайшему месту, где можно было подождать: зеленому бархатному дивану, кофейному столику и нескольким стульям кремового цвета. Только Ренделл не стал садиться. Он остался стоять, осматриваясь. Его внимание привлекли две странные, обескураживающие вещи.
      Прежде всего, его раздражало огромное, панорамное окно впереди. Сверху донизу оно было ничем не прикрыто.
      Тут в комнату, откуда-то из боковой двери, вошли две молодые женщины. Они были одеты совершенно одинаково, в накрохмаленных высоких головных уборах, с белыми воротничками и белыми фартуками на темно-синих форменных платьях.
      Уже совершенно раздраженный, Ренделл повернулся к Анжеле. Ее взгляд встретился с его глазами. Девушка кивнула.
      - Да, мой отец живет здесь, - сказала она. - В этом убежище для сумасшедших.
      * * *
      ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ, меряя шагами гостиную - а на самом деле, приемную - Виллы Беллависта, Ренделл все еще не мог прийти в себя после признания Анжелы.
      До нынешнего дня было совершенно логично предполагать, будто профессор Монти укрылся где-то за пределами Рима по чисто политическим причинам. Даже после их прибытия сюда Вилла Беллависта весьма походила на частную резиденцию, фешенебельное и роскошное убежище для бывшего археолога, сделавшего бесценное открытие. И на самом деле, когда-то все это здание было богатой загородной виллой, а потом ее продали группе итальянских психиатров, которые превратили ее в casa di cura, больницу для пациентов с умственными расстройствами. Врачи специально проследили за тем, чтобы дом, по возможности, сохранил домашнюю обстановку и атмосферу, считая, будто это даст лечебный эффект для их пациентов.
      Тем не менее, как это ясно и честно представила Анжела, это было убежище для безумцев. И профессор Монти вот уже год находился здесь в качестве выдающегося и неразглашаемого пациента.
      Все это Анжела открыла Ренделлу в волнующий момент сразу же после первого признания.
      - Теперь ты понимаешь мои увертки и ложь, - сказала Анжела. - Мой отец был абсолютно здоров и нормален, его разум был совершенно ясен. Все случилось немногим меньше года назад. Его постигло полнейшее умственное расстройство. Он впал в прострацию, не мог ориентироваться, общаться; и с тех пор о нем здесь заботятся. Я не могла сказать об этом никому, ни издателям, ни даже тебе, Стив. Если бы это стало известно - на проекте, на всей его работе, на его открытии легло бы пятно, возникли бы ненужные подозрения. Я не могла позволить, чтобы это произошло. Потому-то я встала между отцом и всеми теми, кто желал его видеть. Но вчера вечером я поняла, что больше не смогу удержать тебя от дальнейших поисков. У меня появилось искушение все рассказать тебе и уже навсегда с этим покончить. Я просто опасалась того, что ты все время будешь думать, будто я тебя вечно обманываю. Потому-то я и сделала то, чего ты хотел. Я привезла тебя в Рим, на Виллу Беллависта, чтобы ты все увидел сам. Ну а теперь, Стив, ты будешь доверять мне?
      - Во всем и до последнего, дорогая. - Он заключил ее, испытывающую чувство стыда и дрожащую, в свои объятия. - Прости меня, Анжела. Я очень, очень виноват перед тобой. Надеюсь, что ты меня простишь.
      Конечно же, она его простила, потому что Анжела была способна понять его подозрения. Она сказала еще одно:
      - Но, с другой стороны, я привезла тебя к отцу и еще по одной причине. Обычно он находится в чем-то вроде кататонического состояния, но иногда, редко, очень редко, у него бывают моменты просветления. Однако, когда я с сестрой посещала его, он всегда был неконтактным, абсолютно не воспринимал действительность. Все же, иногда все же в его сознании бывает какая-то вспышка, какое-то окошко нормальности. Надеюсь, ради тебя же самого, что когда ты покажешь ему фотографию и заговоришь с ним, какая-то память прошлого в нем проснется. И, благодаря этому, у тебя исчезнет последняя неуверенность относительно Евангелия от Иакова.
      - Спасибо тебе, Анжела. Но, на самом деле, ты ведь не ожидаешь озарения от собственного отца, правда?
      - Вполне возможно, что так и случится. Но, никто ведь не знает. Сколько таинственного в человеческой психике. А сейчас мне бы хотелось пойти самой и увидать его. Ты подожди здесь. Я недолго. А после этого я попрошу, чтобы кто-нибудь провел тебя к нему.
      С этими словами она ушла.
      Ренделл продолжал мерить шагами комнату, пытаясь понять, как замечательный профессор Монти - всю свою жизнь отличавшийся острым умом буквально мгновенно потерял свой разум. Никогда еще Ренделлу не приходилось размышлять над подобными вопросами. До этого он никогда не имел дела с психически больными. Поэтому он понятия не имел, чего ожидать, и как вести с такими. Тем не менее, лелея малую надежду того, что профессор может каким-то словом, каким-то знаком - развеять его сомнения относительно папируса номер девять, Ренделл понимал, что без этой встречи не обойтись.
      Тут до него дошло, что Анжела Монти уже вернулась.
      Девушка была не одна. В приемный покой она вошла вместе с высокой, костлявой юной медсестрой. Пока медсестра ожидала у открытой двери, Анжела направилась к Ренделлу.
      - Как он? - хотелось знать Ренделлу.
      - Тихий, вежливый, безмятежный, - ответила Анжела. Она сглотнула и прибавила: - Меня он не узнал.
      Она сдерживала слезы, но те все равно появились. Ренделл тут же обнял девушку за плечи, пытаясь успокоить ее. Она достала из сумочки платок, приложила к глазам и наконец глянула на Ренделла, даже пытаясь улыбнуться.
      - И так вот... всегда. Но не беспокойся. Все будет хорошо. Сейчас ты можешь пойти и встретиться с ним. Не волнуйся. Он совершенно безвредный. Тихий. Я пыталась сказать ему про тебя. Не знаю, понял ли он. Но ты тоже попробуй. Отправляйся с медсестрой - синьорой Бранчи. Она покажет, куда идти. А у меня тоже есть дела: надо будет позвонить домой и сообщить Лукреции, это наша экономка, что сестра с детьми приезжает сегодня из Неаполя, чтобы встретиться со мной.
      Ренделл оставил ее, представился синьоре Бранчи, и они вместе пошли по пахнущему антисептиками коридору. Не дойдя до места, медсестра вынула из кармана своего синего форменного платья кольцо с ключами.
      - А вот и комната профессора Монти, - сказала она. Но, заметив, что дверь была приоткрыта, синьора Бранчи тут же обеспокоилась. - Мне казалось, что дверь была закрыта. - Она сунула голову за дверь и тут же с видимым облегчением вздохнула. - Фу, это всего лишь горничная. Забирает посуду после обеда.
      Через несколько секунд из комнаты вышла горничная - уже в другом форменном платье и другом головном уборе - неся в руках поднос с остатками еды.
      Синьора Бранчи прошептала ей какой-то вопрос по-итальянски, и горничная так же тихо ответила, после чего отправилась дальше по коридору. Медсестра повернулась к Ренделлу.
      - Я спросила, как он. Она ответила, что как обычно, сидит у окна, смотрит. Теперь мы можем войти. Я представлю вас и оставлю одних. Сколько вам нужно времени?
      - Даже не знаю, - пожал плечами тот.
      - Доктор Вентури предпочитает, чтобы посещения не превышали пятнадцати минут.
      - Хорошо. Дайте мне четверть часа.
      Синьора Бранчи открыла дверь пошире и провела Ренделла в комнату. К изумлению последнего, это вовсе не была больничная комната. Сам он подспудно ожидал палаты типа той, которую занимал его отец в больнице Оук Сити. Здешняя же палата соединяла в себе гостиную, библиотеку и спальню обычной жилой квартиры.
      Ренделл мгновенно отметил, что местопребывание профессора было солнечным, удобным, даже шикарным, с воздушным кондиционером. С одной стороны комнаты была кровать; рядом с нею был стол со стоящей на нем лампой. Приоткрытая дверь позволяла заглянуть в огромную ванную с выложенным голубой плиткой полом. С противоположной стороны, под современной картиной, написанной маслом, стоял письменный стол и удобный стул. На столе рядком стояли фотографии в рамках: пожилой женщины с тяжелыми серьгами (скорее всего, покойной жены), портреты дочерей: Анжелы и Кларетты, а также внуков. В центре комнаты находилось мягкое кресло, стол с зеленой скатертью, два стула с жесткими прямыми спинками. Через широкое окно открывался вид на тихий сад. Лишь тонкие железные прутья нарушали безмятежность вида, да окрашенные в белое стены напоминали о том, что здесь была психиатрическая клиника.
      У окна, механически покачиваясь вперед-назад, практически полностью затерявшись в глубине кресла-качалки, находился маленький неопределенного возраста мужчина со все еще пухлым лицом, на котором выделялись космы седых волос и пышные седые брови; пустые водянистые глаза были зафиксированы на цветах за окном. Уже не такого крепкого сложения, более худой, но это был тот же самый мужчина, которого Ренделл видел на фотографиях, сделанных шесть лет назад.
      Синьора Бранчи подошла к креслу-качалке и коснулась рукава коричневой спортивной рубашки.
      - Профессор Монти, - произнесла она негромко, как будто будила кого-то ото сна, - к вам здесь посетитель из Америки.
      Она указала пальцем на Ренделла и подтащила к креслу один из стульев.
      - Профессор, это мистер Ренделл. Он интересуется вашей работой.
      Профессор Монти с определенным интересом следил за движущимися губами медсестры, но никак не реагировал на присутствие Ренделла каким-либо жестом или словами.
      Синьора Бранчи отвернулась от него.
      - Оставляю вас одних, мистер Ренделл. Если я понадоблюсь, здесь, у изголовья кровати есть звонок. В любом случае, я вернусь через пятнадцать минут.
      Ренделл подождал, когда медсестра выйдет, услышал, как щелкнул запор замка и наконец опустился на твердый стул, стоящий напротив маленькой фигурки в кресле.
      Сам же профессор наконец-то осознал, что у него имеется посетитель, и молча, без какого-либо любопытства глядел на него.
      - Меня зовут Стивен Ренделл, - вновь представился Ренделл. - Я из Нью-Йорка. Я приятель вашей дочери Анжелы. Вы только что виделись с Анжелой. Думаю, она что-то рассказала вам обо мне.
      - Анжела, - произнес профессор Монти. Он повторил имя без какого-либо ударения, понимания или вопроса. Он попросту повторил это имя, как ребенок повторяет странное название новой игрушки.
      - Уверен, она говорила о моих связях с Воскрешением Два, о той работе, которой я занимаюсь по продвижению вашего открытия, - уже без особой надежды продолжил Ренделл.
      Он испытывал чувство, будто обращается к белой стенке за креслом-качалкой, в котором сидел Монти. У него даже родилось желание нажать на кнопку звонка, чтобы вызвать синьору Бранчи, и бежать отсюда. Тем не менее, ведомый каким-то импульсом, он продолжил свой рассказ, сообщая, как Джордж Уилер нанял его и привез в Амстердам. Он говорил о том возбуждении, которое он сам и все остальные участники проекта испытывали по мере приближения дня, когда открытие профессора Монти в Остиа Антика будет преподнесено миллионам людей на всем земном шаре.
      По мере того, как Ренделл рассказывал, профессор следил за ним более внимательно. Пускай и отдаленно, не имея возможности или желания говорить, он, казалось, внутренне реагирует на то, что услышал от Ренделла. Казалось, что он проявляет некий интерес, подобный интересу дряхлого, пожилого человека, слушающего монолог иностранца.
      Ренделл воспрял духом. Вполне возможно, что сегодня случится тот долгожданный момент просветления, вызванный, вероятнее всего, тем, что в разговоре упоминались знакомые вещи. Может сегодня удача улыбнется ему.
      - Позвольте мне теперь сказать конкретно, зачем я приехал сюда, профессор.
      - Да.
      - Подлинность вашего открытия была подтверждена. Пересмотренный Новый Завет был переведен на четыре языка. Библия уже практически готова к изданию, за исключением одного момента... Он помялся, но затем храбро продолжил: - Возникла одна проблема. И я надеюсь, что вы поможете мне разрешить ее.
      - Да.
      Ренделл наблюдал за лицом профессора. На нем было неподдельное любопытство, во всяком случае, так ему казалось. Ренделл чувствовал себя подкрепленным.
      Чтобы подвести беседу к решающему моменту, он открыл свой портфель, включил свой магнитофон и вынул роковую фотографию.
      - Кое-кто из нас обнаружил странную ошибку - во всяком случае, мы посчитали ее ошибкой - в переводе. Сейчас я скажу, что обеспокоило меня. Ренделл показал снимок. - Здесь у меня фотокопия папируса номер девять, одного из папирусов, найденных вами в Остиа Антика. Меня беспокоит то, что эта фотография не совсем похожа на ту копию папируса номер девять, которую я видел раньше. Я беспокоюсь о том, что этот самый папирус номер девять был каким-то образом изменен или вообще заменен другим папирусом.
      Профессор Монти качнулся вперед в своем кресле.
      - Да?
      С бьющимся сердцем, Ренделл продолжил:
      - И у нас больше нет никакой возможности узнать, представляет ли фотография оригинал найденного вами папируса, или же на ней изображен измененный папирус. Негатив оригинальной фотокопии был уничтожен огнем. Тем не менее, профессор, Анжела сказала, что вы настолько сжились с каждым бесценным фрагментом находки, что в вашей памяти отпечатался каждый значок арамейского письма, каждая загогулина, каждая точка. Анжеле кажется, что вы сразу же поймете, действительно ли на этом снимке представлена репродукция папируса, найденного вами во время раскопок - или же, все-таки, на нем измененный или подмененный лист. Это крайне важно, профессор, чтобы мы знали правду. Можете ли вы сказать, действительно ли это фотокопия папируса, найденного вами в Остиа Антика?
      Он передал фотографию профессору, который осторожно принял ее обеими трясущимися руками. Несколько секунд он просто не обращал на снимок ни малейшего внимания, его глаза все так же глядели на Ренделла, и при этом он еще продолжал легонько покачиваться в своем кресле.
      В конце концов, как будто бы вспомнив, что находится у него в руках, он опустил взгляд на фотографию. Очень медленно он поднял ее, отрегулировал угол, чтобы свет из окна падал точно на снимок. На круглом лице появилась легкая улыбка, и у следящего за профессором Ренделла вновь возродилась надежда.
      Шли секунды молчания. Профессор Монти опустил фотографию себе на колени, но взгляда с нее не спускал. Его губы зашевелились, и Ренделлу пришлось придвинуться поближе, чтобы ухватить перепутанные и едва слышимые слова.
      - Правда, это правда, - говорил профессор Монти. - Я написал это.
      Он поднял голову и встретился взглядом с Ренделлом.
      - Я, Иаков Юст, я был свидетелем всем этим событиям. - Его губы вновь зашевелились, голос сделался громче: - Я, Иаков из Иерусалима, Брат Господа нашего, Иисуса Христа, преемника Господа, старший из живущих ныне братьев и сын Иосифа из Назарета, вскоре предстану я перед синедрионом и первосвященником Анной, обвиненный в противозаконном поведении главенствования в общине последователей Иисусовых...
      Ренделл откинулся на спинку стула.
      Господи, сказал он сам себе, старик считает, будто он Иаков из Иерусалима, брат Иисуса Христа.
      Профессор Монти воздел глаза к потолку. Он продолжал говорить, в треснувшем голосе было слышно все больше живости:
      - Другие сыновья Иосифа, выжившие братья Господа Нашего и мои, это Иуда, Симон, Иосия, Уд, но все они за пределами Иудеи и Идумеи, потому то я один остался, дабы сказать о перворожденном и самом любимом сыне.
      Профессор Монти на своем английском с итальянским акцентом цитировал начальные части арамейских папирусов, что входили в Евангелие от Иакова Международного Нового Завета. Но было в его цитировании нечто неожиданное, странное. Наконец Ренделл понял: перечисляя братьев Иисуса и Иакова, профессор Монти заполнил лакуну в третьем папирусе, ту его часть, что была уничтожена еще две тысячи лет назад.
      Вот это было уже неожиданно, если не учитывать одну возможность - что профессор Монти был, сейчас или когда-то, столь ознакомлен с библейскими познаниями, что называл имена братьев Иисуса по другим источникам: из Евангелия от Матфея, из Деяний, из раннего церковного историка Евсевия, включая в свою речь.
      - Я, Иаков Юст, брат Господа Нашего...
      Профессор Монти, не прерываясь, продолжил свою безумную декламацию.
      Охваченный печалью к старику, к бедной Анжеле, Ренделл только сидел и печалился.
      Слова профессора Монти становились все более неразборчивыми. В конце концов он замолчал и уставился на деревья в саду за окном.
      Ренделл осторожно вынул фотографию из пальцев старика и положил ее назад в портфель. После этого он выключил магнитофон и глянул на часы. Синьора Бранчи должна была вернуться через минуту или две.
      Он поднялся со стула.
      - Благодарю вас, профессор Монти, за ваше сотрудничество.
      К изумлению Ренделла, профессор также встал со своего кресла. Он казался даже меньше, чем раньше. После этого, шаркая ногами, он прошел мимо Ренделла к письменному столу. Там уселся на стул. Могло показаться, что он уже забыл, зачем сюда пришел. Затем профессор открыл ящик и извлек из него чистый лист бумаги и карандаш.
      С его помощью он нанес на листок несколько штрихов, осмотрел свое творение, прибавил еще пару штрихов и остался довольным собой. После этого он взял листок и протянул его Ренделлу.
      - Это вам, - сообщил он.
      Ренделл принял бумажку; ему было интересно, что Монти нарисовал на ней.
      - Подарок, - пробормотал профессор. - Это спасет вас. Подарок от Иакова.
      Ренделл развернул листок. На нем был грубый рисунок.
      Насколько Ренделлу удалось понять, это был детский, примитивный и таинственный набросок рыбы и пронзившего ее копья.
      Это был подарок от Иакова, талисман, что спасет Ренделла, как обещал профессор. Правда, никакого смысла во всем этом Ренделл обнаружить не мог. Зато его интересовало, а какое значение этот рисунок имел для затуманенного разума профессора. Ренделл вздохнул. Все равно он уже никогда этого не узнает, да и смыла в этом никакого.
      Ренделл услышал, как открылась дверь.
      Очень быстро он свернул рисунок, сунул его во внутренний карман пиджака, поблагодарил профессора, оставив его сидящим за столом, и направился к синьоре Бранчи, которая ждала его в дверном проеме.
      Выйдя в коридор, он подождал, пока медсестра не закроет двери на ключ. Когда она присоединилась к нему, то сказала:
      - Сейчас я отведу вас к синьорине Монти.
      Только Ренделл еще не был готов к уходу. У него имелось еще одно дело.
      - Синьора Бранчи, меня интересует, могу ли я встретиться с кем-нибудь из врачей или же психиатров, кто занимается случаем профессора Монти? Я имею в виду того самого доктора, кто тесно работает с пациентом?
      - Да, конечно. У нас здесь семь докторов, но всех возглавляет доктор Вентури. Именно он и курирует профессора Монти с того самого времени, как тот поступил на Виллу Беллависта. Его кабинет находится этажом выше.
      - А можно встретиться ним, хотя бы ненадолго?
      - Подождите здесь. Я узнаю, не занят ли доктор.
      * * *
      КАК ОКАЗАЛОСЬ, ДОКТОР ВЕНТУРИ не был занят.
      Директор клиники был лысеющим, худощавым итальянцем с сочувствующими, влажными темными глазами, кривым носом и беспокойными руками. Он вообще не походил на врача, и Ренделл решил, что все это потому, что на докторе был модный пиджак, а не традиционный белый халат.
      Когда Ренделл спросил у него про этот обязательный атрибут, доктор Вентури объяснил совершенно добродушно и естественно:
      - Обычна больничная униформа создает дистанцию между врачом и пациентом, а мы не считаем это желательным. Мы хотим, чтобы наши взбудораженные пациенты почувствовали равенство со своими врачами. Для нас весьма важно, чтобы каждый пациент - включая сюда и профессора Монти - не чувствовали свое отличие. Мы желаем, чтобы наши пациенты нам доверяли, считали нас своими друзьями.
      Кабинет доктора Вентури тоже был совершенно не похож на кабинет врача, как не был похож на врача его хозяин. Усевшись на стуле с живенькой обивкой в цветочек напротив стола доктора Вентури, изготовленного в стиле ампир, Ренделл осматривал комнату, меблированную современными диванами, с вьющимися растениями и абстрактными картинами на стенах.
      В последней отчаянной попытке обнаружить хоть какую-нибудь разгадку тайны папируса номер девять Ренделл кратко описал доктору Вентури свою неудачную встречу с профессором Монти. Закончил он рассказом о мании профессора, будто он является Иаковом Юстом, братом Иисуса Христа.
      - А вел ли профессор себя так же и ранее? - хотелось знать Ренделлу.
      - Частенько, - ответил доктор, взяв со стола нож для разрезания писем, положив его обратно, затем взяв в руки карандаш и положив его назад. - И это для нас самое странное. Его поведение никак не соответствует общим симптомам. Видите ли, если кто-то считает себя мессией - или же братом Иисуса, как в данном случае - то это, чаще всего, параноик с комплексом превосходства. Профессор Монти же имеет потерю памяти и связанные с истерией симптомы кататонии, основанные на чувстве вины. С клинической точки зрения совершенно непонятно, как у него может быть мания, потому что, в большинстве случаев, пациент в его состоянии не может считать себя обладающим идентичностью такой возвышенной личности как Иисус или Иаков, но, скорее всего, такой личности, которая испытывает чувство вины за что-то, что принесло вред тому же Иисусу или Иакову. Его сегодняшнее поведение, когда он выступает в роли брата Христа, для меня совершенно необъяснимо. Но, понятное дело, мы слишком мало знаем о прошлой внутренней жизни профессора, о его психике, и, к сожалению, вряд ли мы узнаем о ней больше.
      Ренделл устроился поудобнее на стуле.
      - То есть, вы хотите сказать, что ничего не знаете о практической деятельности профессора Монти и его археологических раскопках?
      - А, мистер Ренделл, так вам известно, про открытие Монти в Остиа Антика? Я не мог говорить об этом, пока...
      - Я вхожу в проект, доктор Вентури.
      - Я не знал об этом. Я пообещал дочери профессора никогда не говорить об этом с чужаками. И я держу свое слово.
      - Как много вам известно о работах профессора? - поинтересовался Ренделл.
      - На самом деле, крайне мало. Когда меня привлекли для этого случая, имя профессора Монти мне уже, естественно, было знакомо. Его имя вообще хорошо известно в Италии. От его дочерей я узнал, что он проводил раскопки в Остиа Антика, и что эти раскопки могут иметь огромное значение для библейской истории и теологии. Мне сказали, что это может стать краеугольным камнем для новой Библии.
      - Но суть открытия вам не известна?
      - Нет. Не хотите ли вы сказать, что если бы я знал, то смог бы лучше понять галлюцинации, связанные с идентификацией его как Иакова, брата Иисуса Христа?
      - Это могло бы пролить определенный свет, доктор. Ну и действительно, то, что открыл профессор Монти, приведет к появлению совершенно новой Библии.
      - Я так и подозревал. Совсем недавно, в нашей римской газете "Ил Мессаджеро" я прочитал три статьи британского журналиста... забыл его имя...
      - Седрик Пламмер?
      - Правильно, Пламмер. В статьях не было ничего определенного, сами они были длинными, но фактов маловато, относительно секретной подготовки в Амстердаме к изданию новой Библии, версии, основанной на новейших открытиях; версии, поддерживаемой церковными консерваторами с целью поддержания статус кво. Материал был занимательный, но настолько напичканный слухами и спекуляциями, что я не мог воспринимать его серьезно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22