А-бомба

Немецкие ученые в то время очень надеялись на использование графита и, чтобы не впасть в ошибку, приняли меры к перепроверке опыта. Эту работу провел профессор Физического института Гиссенского университета доктор В. Ханле. Он разработал новую методику определения бора в угле, провел дополнительные измерения, проверил результаты опыта Боте и более ранних аналогичных работ Гейзенберга и Гольдшмидта и пришел к выводу, что имеющийся в Германии углерод чрезмерно загрязнен бором. Насколько обстоятельно проводилось это исследование, можно увидеть из простого перечисления исследованных веществ: каменный уголь, уголь букового дерева, электроды дуговых ламп, уголь из крупнокристаллического, пищевого и виноградного сахара, уголь из картофельного крахмала, электрографит фирмы "Сименс".
      Результаты опытов Боте и Ханле были изложены ими в апреле и июне 1940 г. в соответствующих отчетах.
      Ни Боте, ни другие ученые не скрывали своего заключения. Отчеты посылались в Управление армейского вооружения и министерство вооружения и боеприпасов, т. е. были известны военным руководителям и заказчикам Уранового проекта, которые имели полную возможность проверить, действительно ли промышленность не может выпускать более чистый графит, провести дополнительные замеры, дать в конце концов поручение на разработку новых методов очистки графита, т. е. организовать и провести целеустремленный отбор наиболее оптимальных вариантов. Но ничего подобного сделано не было.
      Таким образом, графит как замедлитель не был использован в немецком Урановом проекте не из-за ошибки Боте и не из-за "общего состояния дел в немецкой науке", как пишет Д. Ирвинг, а вследствие несостоятельности военных властей как руководителей сложного комплекса ядерных исследований. Непосредственную ответственность за выполнение работ по Урановому проекту в то время несло Управление армейского вооружения, в котором группу ядерной физики возглавлял доктор К. Дибнер. Однако он в своих воспоминаниях совершенно не касается исследований графита.
      Но, так или иначе, графит в качестве замедлителя немецкими учеными не применялся, и всю ставку они делали на тяжелую воду. За нее началась длительная борьба, на первом этапе которой немецкие ученые в союзе с крупнейшими промышленниками были вынуждены выступить против неповоротливости... собственного вермахта .
      Для проверки свойств тяжелой воды как замедлителя Управление армейского вооружения осенью 1939 г. поручило концерну "ИГ Фарбениндустри" приобрести 25 кг тяжелой воды (D2O). Заказ поступил в фирму "Норск-Гидро" уже после того, как она продала французам 180 кг тяжелой воды. Несмотря на это, фирма приняла немецкий заказ и выполнила его даже с некоторым превышением: "ИГ Фарбениндустри" в первой половине 1940 г., т. е. еще до оккупации Норвегии, получила 27 кг тяжелой воды.
      После захвата Норвегии в мае 1940 г. в военно-хозяйственный штаб Норвегии была направлена телеграмма с требованием расширить производство тяжелой воды, но, как выяснилось впоследствии, в штабе подумали, что речь идет о каких-то высокомолекулярных соединениях углеводорода, и не приняли мер к увеличению ее выпуска. В первой половине мая по поручению главного командования армии в Норвегию выезжал директор немецкого азотного синдиката доктор Остер, который наряду с другими вопросами обсуждал также вопрос о поставке тяжелой воды (фирма "Норск-Гидро" была крупным производителем азота).
      Остеру сообщили, что "Норск-Гидро" в состоянии ежемесячно производить только 10 кг тяжелой воды, но установка легко может быть перестроена на получение 45 кг в месяц. Затраты на расширение были бы невелики (около 20 тыс. крон), срок строительства - два месяца. По мнению Остера, имелась возможность повышения производства тяжелой воды до 196 кг в месяц, но при этом резко усложнилось бы техническое решение.
      Остер высказал свои соображения о характере будущих взаимоотношений с фирмой "Норск-Гидро". По его мнению, норвежская промышленность по возможности должна была остаться независимой, поскольку ее отношение к немецкому хозяйству и к немецким службам лояльно. В связи с этим Остер счел наиболее целесообразным поддерживать связь с фирмой "Норск-Гидро" по частнохозяйственному пути и предложил свои услуги. Возможность связи с "Норск-Гидро" через главное командование армии или непосредственно через Управление армейского вооружения Остер считал нецелесообразной, так как это можно было истолковать как нажим на фирму, что было бы излишним. На будущее он рекомендовал приобрести у "Норск-Гидро" лицензию на производство тяжелой воды для изготовления ее в Германии. Было решено, что Остер во время своей очередной поездки в Норвегию в ближайшую неделю проведет дополнительные переговоры с "Норск-Гидро ".
      Однако дальнейшие события развивались вовсе не так оперативно, как это требовалось для решения задач Уранового проекта. Управление армейского вооружения медлило с выдачей заказа на приобретение тяжелой воды у "Норск-Гидро" и не давало поручения на расширение ее производства.
      Военно-хозяйственный штаб Норвегии (доктор Шредер), не имея приказа главного командования армии о заготовке тяжелой воды, не давал разрешения на ее отправку. Имперский комиссариат (доктор Вольф), действующий параллельно с военно-хозяйственным штабом, также не давал разрешения на ввоз тяжелой воды в Германию. Оказалась под угрозой поставка даже тех небольших количеств тяжелой воды, о которых немецкие промышленники и ученые уже договорились с генеральным директором "Норск-Гидро" доктором Аубертом. Виртц, выехавший в Норвегию, оказался бессилен перед неповоротливостью и бюрократизмом собственного вермахта. Его ссылки на важнейшие военные исследования и разработку оружия не помогли преодолеть тупого следования приказам со стороны немецких военных чиновников в Норвегии. Выход из положения был найден представителями концерна "ИГ Фарбениндустри". Они не стали доказывать военным властям необходимость тяжелой воды для нужд "великой Германии". Концерн просто упаковывал тяжелую воду в обычные посылки и направлял ее как груз большой скорости на поездах в нейтральную Швецию до города Треллеборга, откуда они направлялись в Германию по адресу ""ИГ Фарбенидустри АР", склад ИГ, Берлин-Лихтенберг, Хауптштрассе, 9-13". По этому же адресу шли почтовые извещения об отправке, а получение каждой посылки подтверждалось телеграммами.
      Переговоры Виртца с Аубертом закончились тем, что последний выдал Виртцу в феврале 1941 г. письменное свидетельство: Господину доктору Виртцу.
      Я подтверждаю при этом, ссылаясь на сегодняшние переговоры, что тотчас приступаю к необходимым дополнительным вложениям, имея в виду, что заказ на 1500 кг тяжелой воды скоро поступит. В 1941 г. может быть поставлено 1000 кг, а в 1942 г. - 1500 кг.
      С совершенным почтением доктор Ауберт.
      Руководство "Норск-Гидро" действительно вело себя лояльно по отношению к немецким покупателям. Ауберт, знавший о действительном назначении своей продукции, сказал Виртцу, что он был бы благодарен, если бы официальные немецкие службы смогли дать приказ о передаче хотя бы небольшого количества тяжелой воды непосредственно научному институту для зашифровки военной направленности производства. После этих переговоров производство тяжелой воды в Норвегии увеличилось, и в 1941 г. Германия получила 500 кг этого важнейшего продукта.
      Фирмы "Ауэргезелыпафт" и "Дегусса" в 1940 и 1941 гг. еще не освоили производства металлического литого урана, но уже смогли дать металлический уран в порошке, который был более пригоден для опытов, чем окись урана. Существенно шагнула вперед к этому времени очистка урана от вредных примесей.
      Получив новый уран и тяжелую воду, немецкие ученые продолжили эксперименты по созданию реакторов. И вот в серии опытов, проведенных в августе - сентябре 1941 г. в Лейпциге, Гейзенберг, Вайцзеккер и Дёпель добились положительного результата размножения нейтронов, что служило доказательством протекавшей в массе урана цепной реакции. Эта реакция еще не была самоподдерживавшейся, но опытное подтверждение реальности цепной реакции стало фактом.
      Давая позже оценку лейпцигскому опыту, Гейзенберг писал: "В сентябре 1941 г. перед нами открылся путь - он вел нас к атомной бомбе".
      Это был кульминационный пункт развития Уранового проекта. Первое свидетельство цепной реакции было получено уже 25 августа, и Гейзенберг, принимая поздравления сотрудников, торжественно пригласил всех на традиционный "вторничный семинар". Он не удержался от искушения и позвонил в Берлин в Управление армейского вооружения Дибнеру, который продолжал совмещать должность директора Физического института со своими старыми обязанностями в управлении. Дибнер поздравил Гейзенберга довольно сухо и, сказав, что имеется новая информация, попросил Вайцзеккера срочно приехать к нему. Семинар отложили.
      Вайцзеккер вернулся от Дибнера через два дня встревоженный. Дибнер доверительно сообщил ему, что ассигнования на Урановый проект в ближайшее время могут быть сокращены, что уже сокращены ассигнования на разработку ракет и виной всему - успешное продвижение немецких армий на востоке. Гитлер и высшее военное руководство считают победу над Россией делом решенным и не хотят тратить деньги на разработку нового оружия. Дибнер добавил, что положение осложняется усилившейся конкуренцией между Управлением армейского вооружения и Управлением вооружения ВВС в Пенемюнде. Этот центр строился для обоих управлений, и армия разрабатывала там свою ракету А-4. Но руководство ВВС постоянно требовало передачи этой ракеты в ведение авиации и сейчас усилило нападки, приняв от фирм "Аргус" и "Физелер" проект крылатой ракеты с дальностью действия 250 км и, что особенно важно, более дешевой. На декабрь планируется обсуждение дел Уранового проекта. Слушать будет, по всей вероятности, сам Фромм, руководитель вооружения армии.
      - Закрывать Урановый проект сейчас, когда достигнут первый настоящий успех - это невозможно! - воскликнул Гейзенберг. - Надо доказать Фромму и всем, кому потребуется, что ядерное оружие - это оружие стратегическое, оно нужно не для какой-то кратковременной кампании. Хорошо, с Россией покончено. Но Англия? Америка? Я уверен, что в Штатах тоже работают над атомной бомбой и нам нельзя оставаться неподготовленными. Независимо от того, желаем мы победы Гитлеру или нет, мы не можем желать поражения нашему народу. Надо что-то делать.
      Вайцзеккер улыбнулся.
      - Я рад, что мы с тобой думаем одинаково, - сказал он. - И я уже написал Дибнеру по его просьбе маленькую записку о возможном практическом применении наших исследований.
      Гейзенберг внимательно прочитал копию записки Вайцзеккера.
      - Предложение о нашей установке, как о двигателе для больших транспортных средств, очень хорошо, - сказал он. - Это могут быть крейсера, и ты правильно пишешь, что они будут обладать чрезвычайно большим радиусом действия. Но вот предложение об атомном ракетном двигателе... В принципе это возможно, но малые размеры вызовут столько практических трудностей...
      - Совершенно верно, - перебил Гейзенберга Вайцзеккер. - И как видишь, я сделал в этом месте записки много оговорок. Кстати, Дибнеру это место особенно понравилось. Он рассчитывает убить двух зайцев, и мы, возможно, скоро доедем в Пенемюнде.
      - Ты пишешь о взрывчатом веществе, - продолжал Гейзенберг, - но рассчитываешь все-таки на оба варианта: и на получение урана-235, и па образование в реакторе "элемента 94", как это доказано в твоей патентной заявке. Я много думал по этому поводу и все больше сомневаюсь в реальности получения 235-го урана. Пожалуй, нам надо надеяться только на "элемент 94". Но мы это еще подробно обдумаем после.
      - Записка отправлена?
      - Да, вчера.
      - Есть еще какие-нибудь новости?
      - Новостей больше нет, а предложение есть. Тебе надо встретиться с Бором.
      - Не понимаю, для чего.
      - Расскажу после, а пока назначай семинар, и обязательно на вторник!
      Идею встречи Гейзенберга с Бором Вайцзеккер вынашивал давно, с самого начала 1941 г. В марте он сам съездил в Копенгаген "на разведку" и еще больше укрепился в мнении о необходимости встречи двух гигантов современной физики. Мартовская поездка Вайцзеккера проводилась под предлогом чтения докладов "Конечен ли мир во времени и пространстве" и "Отношение квантовой механики к философии Канта". Вайцзеккер выступал перед Немецко-датским обществом 1916 г., Астрономическим обществом и Объединением физиков. На самом же деле поездка была организована Управлением армейского вооружения и преследовала совершенно определенные практические цели. В секретном отчете в верховное командование армии, представленном 26 марта 1941 г., Вайцзеккер писал: "Я смог познакомиться с экспериментальными и теоретическими работами Института теоретической физики (профессор Бор), которые были выполнены в последние годы. Речь идет об исследованиях расщепления урана и тория быстрыми нейтронами и дейтронами. По работам, которые имеют наибольший интерес для наших исследований, я привез специальные оттиски и оригиналы.
      Над вопросом технического получения энергии с помощью расщепления урана в Копенгагене не работают. Но там известно, что в Америке, в особенности у Ферми, начались исследования этих вопросов. Однако в течение войны из Америки больше не поступало точных известий. Профессор Бор, очевидно, не знает, что у нас начались работы по этим вопросам; само собой разумеется, что я укрепил в нем это мнение. Разговор на эту тему был начат им самим. Впрочем, я узнал, что два месяца тому назад несколько господ из исследовательской лаборатории имперской почты были в Копенгагене, чтобы познакомиться с циклотроном и установкой высокого напряжения.
      В Копенгагене имеются американские журналы "Физикл ревыо" до 15 января 1941 г. включительно. С важнейших работ я привез фотокопии. Договорились, что с текущих номеров журналов копии будет делать для нас немецкое посольство".
      Порученное задание Вайцзеккер выполнил полностью, но для осуществления его главного замысла было необходимо, чтобы с Бором поговорил именно Гейзенберг, любимый ученик и хороший друг семьи. Вайцзеккер хотел привлечь Бора к работам немецкого Уранового проекта. Конечно, здесь имелись в виду и знания Бора, его умение глубоко и всесторонне анализировать сложнейшие явления ядерной физики, но главное было в другом: Вайцзеккеру нужен был авторитет Бора, его положение в мировой физике, которое "освятило бы" работы немцев над ядерным оружием.
      Долгое время Вайцзеккер не решался предложить Гейзенбергу встретиться с Бором, но сейчас, по его мнению, такой момент наступил. Гейзенберг вначале не соглашался, но наконец уступил и стал готовиться к встрече. Официальным поводом для поездки было опять приглашение немецкого посольства в Копенгагене прочитать научный доклад.
      Был октябрь 1941 г. Гейзенберг пришел к Бору после лекции усталый и долго не мог начать неприятный разговор. Бор тактично не спрашивал, чем сейчас занимается Гейзенберг, и беседа касалась в основном их прежних работ и домашних новостей. Только вечером, когда пора было уже уходить, Гейзенберг начал основной разговор, из-за которого он сюда приехал. Говорили вдвоем, без свидетелей, так что о содержании этой беседы можно судить только по воспоминаниям ее участников.
      Как вспоминал Бор, Гейзенберг уговаривал его не придерживаться такой непримиримой к фашизму позиции, потому что, мол, немецкие войска стоят уже под Москвой и победа фашизма на земном шаре обеспечена. Физикам нужно как-то проявить свою полезность в деле достижения победы, поскольку только так они смогут обеспечить свое положение в будущем гитлеровском рейхе.
      Бор не поддержал разговора, и Гейзенберг уехал с чувством крайней досады на самого себя. Позже он записал в своих воспоминаниях, что беседа фактически не состоялась, поскольку после его первого намека о принципиальной возможности создать атомную бомбу Нильс Бор "так испугался, что важнейшую часть информации о больших технических трудностях больше не воспринимал".
      Вернувшись из Копенгагена, Гейзенберг засел за работу. Он подверг обстоятельному анализу все варианты возможного развития Уранового проекта и разработал новые меры, необходимые для создания атомного оружия в Германии с учетом открытия Вайцзеккером плутония. Его мысли были сформулированы в записке от 27 ноября 1941 г., которую по праву можно назвать "программой Гейзенберга".
      Гейзенберг предлагал вес работы по Урановому проекту разделить на необходимые, важные и неважные. Необходимыми он считал только такие, которые делают возможным строительство в кратчайший срок по меньшей мере одного действующего реактора; важными те, которые могут повысить качество работы реактора; другие работы, не служащие этим задачам, Гейзенберг причислил к неважным.
      Гейзенберг не ограничился этими качественными характеристиками и определил конкретные количества необходимых ему материалов: от 5 до 10 т тяжелой воды, от 5 до 10 т металлического урана в слитках. К записке прилагались два документа, расшифровывающие детали плана: "Получение тяжелой воды и связанные с этим задачи" и "Проведение большого промежуточного опыта с металлическим ураном и тяжелой водой" .
      Реальность программы Гейзенберга не вызывает сомнений. Был намечен четкий путь вывода Уранового проекта из тупика, в который немецкие ученые и военное руководство Германии сами загнали его, пытаясь создать атомное оружие малыми силами и в нереально короткие сроки. Действительность мстила за необоснованный оптимизм или, точнее говоря, за авантюризм, который никогда не приводил к успеху. Теперь дело было за получением больших количеств металлического литого урана и тяжелой воды. Нет сомнения, что объединенные усилия промышленных концернов и военных властей, подстегиваемых высшим военно-политическим руководством Германии, обеспечили бы ученых всем необходимым, но к этому времени в действие стали вступать новые, внешние факторы, не зависевшие от воли нацистов.
      Провал "молниеносной войны" и постоянно ухудшавшееся положение на Восточном фронте отразились и на научных исследованиях. Общее решение руководства запрещало вести крупные разработки, которые не могли дать практических результатов в кратчайший срок. Но решения принимались, конечно, по каждой работе в отдельности. В декабре 1941 г. состояние дел в Урановом проекте было заслушано на специально созванном совещании в Управлении армейского вооружения. Совещание не прояснило обстановку, не приняло никаких практических рекомендаций и предложило ученым провести теоретическую конференцию, на которой они смогли бы подвести итоги своих работ и подготовиться тем самым к обоснованию планов Уранового проекта перед руководством вооружения армии.
      С 26 по 28 февраля 1942 г. в Берлине на Грюнвальдштрассе состоялась конференция участников ядерных исследований, крупнейшая за все время существования Уранового проекта. В пригласительном билете сообщалось: "Будет обсужден ряд важных исследований в области ядерной физики, выполненных секретным порядком вследствие их большой важности для обороны нашей страны". На повестке дня было восемь докладов по ядерной физике. Первым стоял доклад Э. Шумана "Ядерная физика как оружие". Заканчивалось это совещание докладом А. Эзау "Расширение масштабов работ в области ядерной физики: с привлечением правительственного аппарата и промышленности". На совещание были приглашены министр науки, воспитания и народного образования Руст, рейхсмаршал Г. Геринг, фельдмаршал В. Кейтель, а также только что назначенный вместо погибшего в авиационной катастрофе Тодта бывший архитектор, а ныне министр вооружения и боеприпасов Шпеер и даже шеф гестапо Гиммлер с руководителем партийной канцелярии Борманом. Нацистские главари, за исключением Руста, на совещание дружно не явились, а прислали своих "представителей". Начальник штаба фельдмаршал Кейтель в оправдание писал устроителям совещания: "Вы, конечно, понимаете, что я слишком занят в данный момент и поэтому вынужден отказаться".
      Ган, Гейзенберг, Боте и Хартек познакомили присутствовавших с перспективами своих работ. Конференция подвела итоги проведенных исследований и сформулировала задачи на будущее. В ее резолюции говорилось: "Развитие экспериментальных работ определяется сегодня темпами обеспечения материалами. При наличии необходимого количества металлического урана и тяжелой воды будет сделана попытка создать первую самостоятельно действующую машину - чисто исследовательскую установку. Ее успешная работа выдвинет три задачи: 1) оформление машины в промышленную установку; 2) техническое, особенно военно-техническое, применение машины; 3) производство уранового взрывчатого вещества".
      В связи с решением первой и второй задач обсуждались проблемы применения тепла реактора в паровой машине, создания судовых двигателей (в том числе для крейсера и особенно для подводных лодок, так как атомные установки не требуют кислорода), создания атомных двигателей для самолетов и наземного транспорта (в том числе для крупных танков).
      Для воплощения в жизнь третьей задачи был необходим в большом количестве "элемент 94".
      Главным условием решения всех задач было проведение большой подготовительной работы. В понятие "подготовительные работы" ученые вкладывали решение финансовых вопросов, подготовку обученных сотрудников для исследований и использования в промышленности, расширение производства тяжелой воды и металлического литого урана.
      Ученые готовы были воплотить в жизнь поручение вермахта. Они указывали способ создания оружия. Но это было только полдела. Ученые подвели итог работы и высказали свои взгляды, так сказать, "в домашнем кругу". Для того чтобы эти соображения стали программой работы промышленности, требовалось утверждение их достаточно высоким руководством. И вот 4 июня 1942 г. имперским министром вооружения и боеприпасов Шпеером по рекомендации руководителя вооружения вермахта генерал-полковника Фромма и президента Общества кайзера Вильгельма, руководителя "Стального треста" Феглера было созвано новое совещание.
      Генерал-полковник Фромм считал, что "война только тогда будет иметь перспективу, когда Германия приобретет оружие, которое сможет уничтожить целый город или вывести из строя английский остров". Фромм знал состояние работ по Урановому проекту и, недовольный результатами, предпринял меры по форсированию исследований. Он задался целью подключить к финансированию проекта и льготному обеспечению его материалами имперское министерство вооружения и боеприпасов.
      Взгляды ученых к тому времени не изменились: они с прежней энергией стремились осуществить намеченную программу - создать атомное оружие. Но, сталкиваясь с финансовыми и организационными трудностями, они осторожнее оценивали перспективы исследований .
      Совещание 4 июня 1942 г. отличалось от теоретической конференции, прошедшей в феврале 1942 г., по составу и целям. Председательствовал имперский министр вооружения и боеприпасов Шпеер. Среди присутствовавших были представители всех родов войск: фельдмаршал Мильх, генерал Фромм, адмирал Витцель, прямой заказчик ядерных разработок начальник Управления армейского вооружения генерал фон Лееб. Для того чтобы по достоинству оценить состав присутствовавших, необходимо иметь в виду крупную реорганизацию военно-промышленного хозяйства Германии, проведенную Гитлером в начале 1942 г. В марте министр вооружения и боеприпасов Шпеер стал еще и военным уполномоченным по четырехлетнему плану. Он, обладая фактически ничем не ограниченными диктаторскими полномочиями, имел право приказывать всем без исключения министерствам проводить или прекращать те или иные работы и исследования. В апреле 1942 г. был создан так называемый Совет вооружения, решавший все вопросы разработки оружия в Германии. В его состав вошли Мильх, Фромм, Витцель, Лееб, Фёглер и др. Совещание 4 июня было одним из первых заседаний совета. Ученые были представлены В. Гейзенбергом, О. Ганом, К. Дибнером, П. Хартеком, К. Виртцем и др.
      На совещании присутствовали руководители Общества кайзера Вильгельма Фёглер и Тельшов, так как готовилось решение о передаче Физического института снова в ведение Общества.
      Перед совещанием, как писал в своих "Воспоминаниях" Шпеер, стояла задача "послушать легендарных людей, которые хотели сообщить о решающем военном оружии". В то время Германия уже начала испытывать военный и экономический кризис.
      Военные и политические руководители Германии после легких побед в Польше, Норвегии и Франции считали военный успех в Европе предрешенным. В 1940 г. в речи по случаю оккупации Франции Гитлер дал установку сокращать производство боеприпасов. В феврале 1941 г. журнал "Дер дсйче фольксвирт" писал:
      "Германия вступила в последний этап борьбы со столь подавляющим превосходством своей военной мощи, что результат этой борьбы не может вызывать сомнений".
      Первые месяцы войны против СССР, казалось, подтверждали правильность этой оценки. Однако разгром немецких армий под Москвой выявил крупный стратегический просчет гитлеровского руководства, вызванный недооценкой сил СССР.
      Генерал Гальдер и другие германские военачальники впоследствии высказывали мысль о том, что в их глазах война против Советского Союза была проиграна уже под Москвой. Генерал Йодль в конце войны признавался перед своими сотрудниками в том, что он сам "с весны 1942 г. знал, что войны Германии не выиграть". Гитлеру, по его мнению, также было ясно, "что после зимней катастрофы 1941-1942 гг. достичь успеха было невозможно".
      В Германии срочно пересматривали планы производства вооружения; потребовались дополнительные сырьевые ресурсы и финансирование, освоение новых производственных мощностей. Был издан приказ: осуществлять лишь те разработки, которые могут дать эффект в ближайшем будущем. Нужно было найти законные пути для проведения ядерных исследований.
      На совещании докладывал Гейзенберг как научный руководитель Уранового проекта.
      Гейзенберг доходчиво изложил содержание понятия "ядерные превращения", остановился на перспективах, подчеркнув, что "исследования за предыдущие три года не дали возможности высвободить для технических целей то большое количество энергии, которое сосредоточено в атомном ядре". Были предложены варианты применения атомной энергии и обсуждена перспектива получения взрывчатого вещества.
      О путях извлечения урана-235 он сказал, что "еще не достигнут окончательный прогресс" ; о плутониевом варианте - следующие слова:
      "Я хотел бы в этом месте упомянуть, что по положительным результатам, полученным в последнее время, кажется, не исключается, что сооружение уранового реактора и способ, указанный Вайцзеккером, однажды могут привести к получению взрывчатого вещества, которое превзойдет по своему действию все известные до сих пор в миллион раз".
      Доклад произвел сильное впечатление.
      - Скажите, профессор, каков будет примерный размер бомбы, способной уничтожить миллионный город? - деловито интересуется фельдмаршал Мильх, Дело в том, что в. отместку за бомбардировку Кёльна неплохо было бы стереть с лица земли Лондон. Одно меня тревожит: сможет ли наш бомбардировщик поднять громадную бомбу?
      - Она будет не больше ананаса, - отвечает Гейзенберг.
      Эти слова вызывают восторженный и тревожный ропот в зале. Мильх спрашивает снова:
      - А наши враги тоже работают над этим оружием?
      - Конечно, - отвечает Гейзенберг. - Они сосредоточили усилия на урановой машине, производящей энергию, и, без сомнения, скоро создадут такую машину. А после этого года через два они сделают свою первую бомбу... Необходимо, если воина с Америкой продлится еще много лет, считаться с тем, что техническая реализация энергии атомного ядра однажды может сыграть решающую военную роль.
      - Ну, до этого мы разобьем их всех наголову, - успокаивает Мильх. Теперь скажите, профессор, когда Германия получит обещанное вами новое оружие?
      - Нужно учесть ограниченность экономических возможностей. Германии... До сих пор не найдено эффективных способов разделения изотопов урана... Создание самоподдерживающейся реакции упирается в проблему чистого металлического урана и особенно тяжелой воды. Нет, нет, о бомбе в ближайшие месяцы и думать нечего, для изготовления атомной бомбы потребуются годы!
      Такая неопределенность не устраивала Шпеера: он вынудил Гейзенберга точнее высказаться о сроках. Гейзенберг ответил, что научное решение не будет трудным, но решение производственно-технических проблем должно занять не менее двух лет, и то при условии, если каждое требование ученых будет выполняться.
      С такой перспективой можно было согласиться, ибо срок был невелик. Кстати, примерно такой же срок потребовался американским ученым от момента подписания приказа о приобретении земель для строительства реакторов и плутониевого завода (8 февраля 1943 г.) до взрыва плутониевой бомбы (август 1945 г.).
      Хотя решение об интенсивном развитии Уранового проекта не было принято, Шпеер оказал проекту поддержку: были выделены денежные средства, фонды на дефицитные материалы, утверждены минимальные сроки строительства бункера для атомного реактора в Берлине, изготовления металлического урана и поставки оборудования для разделения изотопов.
      Желая объяснить свои половинчатые решения, Шпеер в 1969 г. писал, что его якобы не устраивал названный Гейзенбергом срок. Подлинной же причиной было неверие военных властей в осуществимости планов создания атомного оружия, предложенных учеными. В 1969 г. Шпееру не хотелось сознаться в проявленной им в 1942 г. недальновидности.
      23 июня 1942 г. Шпеер докладывал Гитлеру о мерах по обеспечению армии вооружением. Вопрос об атомном оружии (он представлялся Шпееру несущественным) он включил лишь шестнадцатым пунктом доклада и ограничился следующей записью об этом в своем дневнике:
      "Коротко доложил фюреру о совещании по поводу расщепления атомов и об оказанном содействии".
      Именно тогда Гитлер впервые получил более или менее конкретную информацию о планах создания атомного оружия: Шпеер сообщил ему, что для этого потребуется не менее пяти лет, но точно не объяснил, что оно будет собой представлять и какова будет его разрушительная сила.
      Выпущенный из тюрьмы нацистский военный преступник Шпеер по-новому интерпретировал эти события: ученые нечетко доложили о возможности создания атомного оружия, сведения об этом проекте были переданы Гитлеру, но "он отклонил его", а Шпеер, насколько мог, выполнил свой долг перед рейхом.