За борт!

В ее возрасте нужен чертовски серьезный контроль, не то на весах немедленно набежит пара лишних кило. Я постепенно превращаюсь в старую ворчливую бабку, подумалось ей. В сущности, что плохого мне сделал Герд Дорнфельд? Он не вел себя ни нагло, ни заносчиво, напротив, старался быть приветливым. Теперь Эллен сама уже почти сожалела, что держалась с ним грубо, а тут еще и с братом резко поговорила.

Внезапно за спиной возникла мама. В мягких тапочках, она беззвучно спустилась из верхней квартиры. Эллен ненавидела, когда она вот так коварно подкрадывалась сзади.

– Ребенка дома нет? – спросила Хильдегард.

Этот вопрос разозлил Эллен еще больше.

– В двадцать четыре года девушка больше не ребенок, – ответила она. – В эти годы у тебя самой давно были дети. Амалия вот уже шесть лет как достигла совершеннолетия и может делать что хочет!

– Да, время летит, – поддержала тему Хильдегард. – Надеюсь, она не вляпается с этим непонятным Уве в какой-нибудь скандал.

И без того раздраженная Эллен перешла на почти агрессивный тон:

– Не ты ли мне недавно рассказывала, что сама тоже не всегда была довольна жизнью с папой? – язвительно заметила Эллен. – Тем не менее у него водились деньги, а у Уве нет. Не считая этого обстоятельства, у парня нет других недостатков. Впрочем, какое тебе дело, с кем моя дочь проводит ночи. Не каждому выпадает счастливый билет. Разве у тебя самой жизнь состояла из непрерывного счастья?

– Не знаю, на что ты намекаешь, – ответила старуха и, обидевшись, ушла.

«И всем-то я немила, – подумала Эллен. – Ни маме, ни братьям и сестрам, ни дочери не угождаю и никому не приношу радости. С мужчинами и подавно не ладится. На работе тоже переливаю из пустого в порожнее». Унылая, безотрадная рутина: уведомления, открепления, переадресации, выдача паспортов и удостоверений личности, противные пререкания с иностранцами, которые не говорят ни по-немецки, ни по-английски. Недавно пришлось отказать одному в виде на жительство, так он обозвал ее нацистской свиньей – как из ушата окатил. Может, она сама виновата: не проявила достаточного терпения, говорила с бедным парнем раздраженно? Но, в конце концов, ей положено придерживаться правил даже в тех случаях, когда по отношению к ней люди ведут себя не очень-то доброжелательно.

Эллен приняла три таблетки валерьянки с хмелем и легла в постель.

5

Один из бывших школьных товарищей Маттиаса работал старшим врачом в лаборатории. На какое-то время одноклассники потеряли друг друга из виду, но это не помешало Маттиасу обратиться к нему за консультацией.

Само собой разумеется, он проведет генетический анализ, заверил его врач, который и сам загорелся. Неужто у Маттиаса неприятности с ведомством по делам молодежи?

– Нет, речь идет о выяснении отцовства, и у дела есть свои сложности, – объяснил Маттиас. – В большей степени меня интересует, есть ли у меня сводный брат.

По словам специалиста, процедура займет несколько больше времени, чем предполагал Маттиас, и обойдется ему чуть дороже, чем он рассчитывал, однако нет ничего невозможного. Результаты исследования с большой долей вероятности ответят на вопрос, идет речь о кровном родстве или данный человек не имеет к семье Тункель никакого отношения. Маттиасу было дано поручение обговорить с Гердом сроки.

Через несколько дней оба ехали в автомобиле в лабораторию, чтобы сдать пробы слизистой оболочки рта на ДНК-тест.

– Ведь ты хорошо знаешь Амалию, – начал Герд. – Что ты о ней думаешь?

– Ну, я бы не сказал, что так уж хорошо знаю племянницу. Наша-то дочь постарше и молодыми кузинами никогда не интересовалась, – ответил Маттиас. – Я самый старший из детей, а Эллен – последний, избалованный ребенок. Она моложе меня на целых одиннадцать лет. В детстве мы вместе почти не играли: я обзывал ее заразой, она считала меня заносчивым хлыщом. Ее дочка Амалия – симпатичная девушка, и больше мне нечего сказать.

– Я потому спросил, что Амалия недавно прислала мне письмо с образцами своей слюны, – сказал Герд. – Шутки ради я захватил сегодня коробку, потому что твердо убежден: наша красотка захотела меня провести.

Маттиасу эта мысль тоже не показалась невероятной. Впрочем, идею изучить пробу Амалии он одобрил. Возможно, у него появятся основания доказать сестре Эллен, что ее дочь – тоже проныра и отнюдь не невинный ангелок. С другой стороны, согласится ли лаборатория в принципе исследовать и сопоставлять с другими данными чей-то мазок без требуемых данных об этом человеке?

Врач выслушал историю с пробой Амалии и улыбнулся:

– Технически это сделать нетрудно, но экспертного заключения ты от меня не получишь, и в суде использовать эти данные будет нельзя. Для тебя третью пробу я обработаю бесплатно.

Возвращаясь, братья злорадно потирали руки, предвкушая радость разоблачения.

– Вот удивится Эллен, когда окажется, что проба ее славной дочурки на самом деле от совсем постороннего человека! – сказал Маттиас.

– Разве только сама Эллен не стоит за всем этим, – осторожно усомнился Герд.

В тот же вечер Маттиас позвонил сестре и рассказал, что они с Гердом сдали пробы слюны на генетический анализ. Тем временем Эллен примирилась с мыслью, что у нее появился еще один брат, и отреагировала на новость относительно спокойно, сказав лишь:

– Что ж, если это принесет тебе душевный мир…

От разговора у Маттиаса осталось чувство, что Эллен не подозревала о самовольном поступке дочери.

Из-за дрянной погоды Амалии волей-неволей пришлось провести половину выходных в постели с другом. Комната Уве, захламленная запчастями, проводами и другими непонятными железками, где почти не было никакой мебели, Амалии совершенно не нравилась. Она все время думала, как ее оживить и придать более или менее обитаемый вид – на те мизерные деньги, какие были в их распоряжении. А пока ей было не по себе еще и потому, что она не выносила отца Уве. Парочка еще не успевала удалиться, а отец уже ворчливо посылал им вслед недвусмысленно-бесстыдный намек:

– Предохраняться хоть не забывайте!

Жилая комната, в которой неотвратимо заканчивался каждый рабочий день отца Уве, в целом представляла собой своего рода художественное произведение. На диване сидели и таращили глаза безобразные куклы пятидесятых годов. Почти все оставшееся пространство занимали вязаные подушечки, практически не оставлявшие свободного места для людей. На стенах висели два термометра, «Заяц» Дюрера, раскрашенные деревянные тарелки, подкова, засушенные цветы в рамках, пустые пасхальные яйца, кованые металлические кресты, настенный ковер из Лурда и неописуемо пошлые почтовые открытки. Мать Уве умерла четыре года назад, и с тех пор, похоже, здесь никто не стирал пыль, и Амалия беспрестанно чихала. И сколько бы она ни намекала на это папаше, тот отделывался одними и теми же словами:

– Да-а, эт’ надобно-ть ээ…

Чтобы сегодня не сталкиваться нос к носу с чудовищем, Амалия упрямо не выходила из тюремной камеры, как она называла комнату Уве, и возлюбленный подал ей еду прямо в постель. Нужна куча денег или доходная работа – и как только она раньше проходила мимо этой очевидности!

– Если бы тебе предложили профессию, о которой ты мечтал, то что бы это было? – поинтересовалась она после того, как прикрыла голое тело до груди скомканным пуховым одеялом и взяла у Уве кофейную чашку.

– Меня полностью устраивает то, чем я занимаюсь, – ответил Уве. – Ты хоть знаешь, как мне бывают рады после нескольких часов безрезультатной битвы со своим компьютером, когда его уже готовы швырнуть в окно! В эти минуты я чувствую себя ангелом-спасителем. А ты? Чем бы ты хотела заниматься?

– Я бы хотела учиться, но для этого нужно сдать экзамены на аттестат зрелости. В школе я не особо напрягалась. Теперь жалею. Пошла бы учиться, например, на… – Взгляд девушки блуждал вслед за мыслями и в какие-то мгновенья выражал явное неодобрение. – … На дизайнера по интерьерам. Моя мама мечтала стать актрисой, но бабушка отговорила.

– Почему?

– Наверное, так было разумнее. На административной службе много не заработаешь, но, по крайней мере, платят регулярно. Могла ли она стать суперзвездой и получать астрономические гонорары? Сомневаюсь.

– Вот так разбиваются мечты… – философски заметил Уве.

Через две недели после посещения лаборатории Маттиасу позвонил приятель-врач. И вот они с Гердом снова в пути.

– Ну и? – с нетерпением спросил Маттиас у врача. – Мы кровные братья?

– С вероятностью, близкой к уверенности. Ты доволен такой формулировкой?

– Вполне, – заверил его Маттиас. – Спасибо тебе. А ты проанализировал пробы моей племянницы?

– Разумеется, и неоднократно, так как результат не удовлетворил меня в полной мере. Но каждый раз я приходил к одному и тому же заключению: твоя племянница не состоит в родстве с твоим кровным братом.

– Именно такой результат мы предвидели! Чертовка хотела нас обмануть и послала пробу не своей слюны! – торжественно воскликнул Маттиас.

– Вполне вероятно. Потому что по твоей пробе близкородственная связь определяется довольно четко. Я и сам не могу точно объяснить, что это значит. Как бы то ни было, подобные исследования довольно часто раскрывают темные семейные тайны. Поэтому вам самим решать, стоит ли продолжать исследование или лучше поставить точку.

– Само собой разумеется, я хочу продолжить! – выпалил Маттиас. – Это же крайне интересно! Но ты точно уверен, что сюда не могла вкрасться техническая ошибка?

– Для подстраховки можно было бы взять мазок слюны еще и у твоей сестры – то есть матери этой девушки. В подобных случаях я всегда так делаю.

– Моя сестра Эллен в этом деле предпочла занять позицию стороннего наблюдателя. Сомневаюсь, что мне удастся ее сюда затащить. Но в качестве эксперимента можешь дать мне с собой набор для анализа, возможно, у меня получится взять у нее пробы на дому.

Школьный приятель вытащил несколько коробок и произнес:

– Честно говоря, меня самого ваш случай несколько заинтересовал. И, само собой, я в любое время готов выполнить дополнительные тесты или дать совет.

При этих словах доктор изобразил легкий игривый поклон, не лишенный иронического смысла.

Маттиас поблагодарил приятеля, и они с Гердом уехали. По дороге он все ломал голову: если его приятель – как ни крути, опытный и уважаемый специалист – пришел к такому результату, то наверняка на то были причины. Однако тем самым он пошатнул все существовавшие до сих пор теории. Раз Амалия приходилась ему племянницей, то и с его кровным братом у нее должна прослеживаться родственная связь, пускай и чуть меньшая в процентном отношении. Врач назвал ему цифры, которые Маттиас опять забыл. Выходила арифметическая задачка, которую он не в состоянии решить. Как же теперь быть? Предложить пройти тест всем братьям и сестрам? А если выяснится, что кто-то из них был усыновлен? Или кого-то сразу после появления на свет случайно перепутали? Он хорошо помнил две последние беременности матери, помнил, как крестили Лидию, Хольгера и Эллен. Если начать всех пристально сравнивать между собой, то лабораторные исследования выльются в копеечку, рассуждал он, хотя все, кроме Эллен, и небедные люди.

Герд, видя озабоченность брата, с тяжелым сердцем попытался его отвлечь:

– Хорошо, что сегодня прояснилось дело относительно нас двоих. И все же я сожалею, что ненароком растревожил осиное гнездо.

Да, думал в этот момент Маттиас, что-то не сходится. И что это за семейная тайна, на которую намекал врач? Появление нового кровного брата – уже большая неожиданность, но выходит, что нужно готовиться к следующим сюрпризам.

Маттиас решил для себя, что сначала посвятит в ситуацию Хольгера, потом – Кристу и Лидию. А лишний раз действовать на нервы Эллен пока воздержится.

Проживавшего в Шотландии Хольгера тем временем выписали из больницы. Дело увлекло его не меньше самого Маттиаса – не каждый день обретаешь нового брата. Хольгер потребовал, чтобы Маттиас подробно рассказал, как выглядит новый родственник и насколько он симпатичен. Историю с Амалией он посчитал второстепенной: не все ли равно, состоит она в родстве с Гердом?

Старшая из сестер, Криста, увидела вещи по-другому: в ее голове тут же стали громоздиться разные фантастические теории.

Лидия, напротив, выразила свою точку зрения кратко и лаконично:

– Пора поговорить с мамой! Если вы этого не сделаете, струсите, то я это сделаю сама и уже сегодня ей позвоню!

– С этим в любом случае надо обождать, – воспротивился Маттиас. – Мы же не хотим причинить ей боль! Не исключено, что она понятия не имеет о похождениях папы.

– Если мы действительно собираемся организовать семейную встречу, то без мамы никак не обойдешься! Нельзя же, в конце концов, вот так взять и поставить ее перед фактом на семейном обеде: вот, мол, наш новоиспеченный кровный брат – словно вытащить кролика из цилиндра. В общем, так: можешь делать что угодно, но с этого момента я беру маму на себя. У женщин такие вещи все равно лучше получаются.

И Лидия повесила трубку.

Каждый раз одно и то же: три его сестры, к сожалению, имели привычку прерывать разговор властно и на полуслове. После слов сестры Маттиас несколько пал духом. Ну что ж, осталась Эллен, которая каждый день ужинала с мамой за одним столом; кому, как не ей, подобрать слова и осторожно, не травмируя, объяснить, в чем дело? К тому же Лидия умеет говорить только напрямик, дипломат из нее никчемный.

Таким образом, осталась лишь одна, последняя возможность уладить все миром: Эллен должна опередить Лидию. Но ни той, ни другой, как назло, дома не оказалось. Ох уж эти женщины, вздохнул Маттиас и повесил трубку.

Хильдегард Тункель не услышала, как телефон несколько раз разрывался от звонков, потому что она работала в саду. Когда на дворе стало смеркаться, на прогнившую скамейку к бабушке подсела Амалия. Обе хотели бы послушать соловья, но соловьи не пели, и слушатели довольствовались последними тактами песенки дрозда и оглушительной музыкой из проезжавшего мимо автомобиля. Хильдегард по опыту знала, что цветы начинают пахнуть сильнее, если их опылил ночной мотылек. Ее цветы не могли произвести на мотыльков впечатление яркими красками, зато обладали другим преимуществом – сводящим с ума запахом, которым заманивали летающую живность не менее эффективно. Наверное, поэтому почти все цветы были белыми, а тяжелый аромат начинали испускать лишь в вечерние часы. В саду Хильдегард росли ослинник, белые лилии и декоративный табак. Вот и сейчас, в этот теплый вечер, она с удовольствием вдыхала насыщенный ароматами воздух.

Так вышло, что первой до мамы дозвонилась Лидия. Случилось это поздно. Хильдегард пришлось выслушать на сон грядущий историю о том, что у ее супруга был внебрачный сын, который, стало быть, приходится кровным братом ее детям, и что все дети горят желанием в ближайшее время с ним познакомиться. Пожилая женщина отвечала сдержанно, ограничиваясь односложными «так, так», а под конец и вовсе вынудила дочь закруглиться:

– Ну довольно, Лидия, я очень устала.

Но через пару секунд добавила:

– Ты еще на проводе? Тогда посмотри в окно. Скоро полнолуние. Спокойной ночи, малышка.

Малышкой она обыкновенно звала только Эллен или, в крайнем случае, кого-либо из внучек. Лидия испугалась. Неужели новость настолько выбила маму из колеи, что она не смогла оценить важность сказанного? Одновременно Лидия почувствовала себя виноватой перед Маттиасом. Старший и более благоразумный брат советовал ей не выкладывать все сразу.

На следующее утро спозаранку, когда еще не пробило семь, Лидия позвонила Эллен и сразу начала с вопроса: «Встала ли уже мама?» Эллен спешила. В момент звонка она садилась завтракать. Кроме того, ей нужно было успеть прочитать газету и поторопить Амалию. Отчет Лидии о вчерашнем вечернем разговоре привел ее в немалое удивление.

– Посмотри, пожалуйста, не встала ли уже мама, – попросила Лидия. – Она так странно отреагировала, что я боюсь, как бы она чего с собой не сотворила.

– Ты ее плохо знаешь, – последовал ответ сестры. – Мама вовсе не сентиментальная натура. Впрочем, я слышала звук спускаемой воды в туалете. Она обычно встает не раньше, чем мы уйдем. Лидия, я тебе позвоню в обеденный перерыв, и там посмотрим.

На этом Эллен решительно прервала связь, как это любили делать все сестры.

6

С недавних пор Эллен знала, как на профессиональном языке называется боязнь мышей: музофобия. Мама никак не могла понять, почему дети боятся этих безобидных зверьков. Сама она без церемоний могла поймать и взять в руки практически любое существо, знала, чем его кормить, и легко приручала. Правда, с такой же непринужденностью и убивала животных, если было нужно. Из ее пятерых детей только Эллен впадала в истерику при виде крошечного мышонка. А недавно, обнаружив под диваном серый комочек из пыли и паутины, так ужасно кричала! Вот внучка, что ни говори, другой закалки. Как-то раз подруга оставила ей на попечение на пару недель змею – и ничего.

Надо ли говорить, что страдавшая музофобией Эллен естественным образом восприняла как дурной знак, что ее сослуживица этим утром в подробностях расписывала всем встречным и поперечным, как она нашла на кухне вялую, наверное на сносях, мышку и как задержала несчастное животное с помощью колпака для сыра. В обед Эллен так и не смогла притронуться к бутерброду с жирной ливерной колбасой и, выбрав меньшее зло, в душевном расстройстве позвонила сестре.

Первым делом она узнала от Лидии, что анализ ДНК провели и с пробой слюны Амалии. Эллен немало рассердило, что дочь повела себя как интриганка и за ее спиной связалась с Гердом Дорнфельдом.

– Верится с трудом, но это так, – сказала Лидия. – Наш ловкий Маттиас действительно заманил этого господина Дорнфельда в генетическую лабораторию! Слава богу, анализ ДНК – это квантовый скачок в науке, раньше-то степень родства никто бы с надежностью не подтвердил. Герд на самом деле приходится нам кровным братом, но при этом Амалия не является его кровной племянницей. Тебе это понятно?

– И ты посмела докучать нашей бедной мамочке этой бредятиной? – разгневанно прокричала Эллен. – Скажи, ты в своем уме?

Лидия обиделась:

– Я никому не позволю говорить со мной в таком тоне. Маттиас смалодушничал и побоялся выложить маме факты. Но кто-то же должен был это сделать, так что вы все должны быть мне благодарны.

– В таком случае спасибо тебе сердечное за нахальство, – ответила Эллен и повесила трубку.

Вот теперь она могла откусить от бутерброда, но из глаз некстати брызнули слезы, и Эллен подавилась.

Ближе к вечеру она пришла в себя и решила, несмотря ни на что, делать вид, будто ничего не случилось. Амалия ушла в кино, Хильдегард занималась стряпней, и если в ее поведении что-то и вызывало беспокойство, так это то, что вместо традиционных сырников она приготовила красный перец, фаршированный рисом. Только что протертый древний кухонный стол блестел и благоухал оливковым маслом. Этот аппетитный запах нравился обеим женщинам.

– Я слышала, тебе звонила Лидия, – осторожно начала Эллен.

Мать была занята пережевыванием пищи и потому только кивнула.

– И что ты скажешь о новостях?

Эллен попыталась зацепиться за тему, но ее лицо некстати покрылось красными пятнами, выдавая неловкость.

Хильдегард проглотила кусок.

– Не переживай, – ответила она неожиданно невозмутимо. – Этот молодой человек тут не виноват.

– Мама, он уже немолод, он старше меня!

– Да я знаю, – сказала Хильдегард, – для меня и ты все еще молодая.

В конце концов старушка призналась, что всегда знала о существовании Герда Дорнфельда.

– После того как твой отец продал фабрику, он некоторое время ходил сам не свой, словно его подменили. Казалось, он рвался получить от жизни все удовольствия сразу. Впоследствии я не раз размышляла над этим. Мне кажется, Рудольф предвидел свою раннюю смерть и стремился прочувствовать жизнь еще и еще. Однако эту неловкую ситуацию он исправил в своей неподражаемой манере.

Эллен не совсем поняла, что имела в виду мать. Но та не заставила себя ждать и рассказала, что покойный отец позаботился, чтобы его беременная подруга вышла замуж за порядочного человека. С деньгами кое-что удается обратить во благо. Большего выведать у старой женщины не получилось, однако воспоминания об этом случае ничуть ее не смутили и не расстроили.

– Давно это было, – отмахнулась она. – Тогда я сильно страдала, но время лечит раны. Ну, раз вы планируете семейную встречу, то я с удовольствием приму в ней участие. Да мне и самой любопытно взглянуть на этого внебрачного ребенка. Как он выглядит?

– Можно сказать, немного похож на Маттиаса. Но, мама, почему же ты ни словом не обмолвилась о папиных похождениях?

– Дети и не должны знать все о родителях. Придет время, они так и так догадаются, что родители тоже люди, а не ангелы. Ты сама разве посвятила дочь во все пикантные подробности вашей жизни с Адамом?

«В сущности, она права, – подумала Эллен, – я никогда не могла похвастаться такой аристократической выдержкой». Она нерешительно обняла маму и поняла: на сегодня будет. Любимая мамочка пощадила детские души, и им следует отплатить ей тем же.

В растроганных чувствах Эллен прилегла на диван и уснула перед включенным телевизором. Сквозь сон она услышала, как открылась входная дверь, но решила, что разберется с Амалией завтра.

По пути на работу Эллен попыталась устроить дочери нагоняй, но Амалия ее тотчас прервала:

– Мама, ты все видишь в неправильном свете! Я всего лишь хотела доказать, что этот Герд Дорнфельд не обманщик, и ни в коем случае не собиралась наносить тебе удар в спину. Напротив, хотела, как лучше. Я же видела, что ты ему не поверила.

– Что ж, с этим не могу не согласиться, – вздохнула Эллен. – Твоя бабушка, как ни печально, тоже в курсе дела. Вижу, как на меня надвигается буря!

Дочь лишь улыбнулась в ответ. Вся эта история казалась ей захватывающей.

Буря не заставила себя долго ждать. Тем же вечером Эллен по очереди позвонили все братья и сестры. Всегда обстоятельный Хольгер объяснил, что он может появиться на семейном сборе только во время отпуска – то есть не в этом месяце. Маттиас внес предложение – на первый раз не брать с собой детей, если они у кого есть: достаточно собраться пятерым братьям и сестрам с женами или мужьями (у кого есть), естественно, новому брату и маме. Криста со своей социальной жилкой пожелала точно знать, как отреагировала на новость Хильдегард. После трех подробных обсуждений Эллен была не в состоянии больше подходить к телефону, но ей все-таки пришлось это сделать и некоторое время потратить на пререкания с Лидией. Лидию всегда интересовала чисто практическая сторона дела:

– Где должна произойти судьбоносная встреча?

– Тут Маттиас вроде предлагает у него на квартире. Там много места, – сказала Эллен. – Кроме того, он первым предложил организовать это сомнительное сборище. Всем нам было бы удобнее собраться во Франкфурте, а Хольгер прямо с аэродрома мог бы добраться на такси.

– Это не лучшая идея. Мама всегда плохо переносила езду в автомобиле, – возразила Лидия. – Остальные также считают, что лучше собраться у вас в Мёрленбахе. Встреча в бывшем фамильном гнезде – это очень стильно.

Эллен уже предчувствовала, на кого повесят все хлопоты по подготовке. Кроме того, у них в доме не было гостевых комнат.

Она уже обо всем подумала, заверила Лидия. Дорога от Франкфурта до Оденвальда занимает всего час. Поэтому Хольгер со своей женой Морин могут пожить у Маттиаса, а возможно, он примет и Кристу с мужем Арно. Герд так и так в тот же вечер вернется домой. Остается только она, а это уже не такая большая проблема. Она могла бы переночевать у Хильдегард или у самой Эллен на диване.

– Таким образом, тебе нечего бояться, что кто-то из мужчин осквернит ваш девичий лагерь, – закончила Лидия.

– А что с твоим Манфредом? – спросила Эллен и узнала, что тому до лампочки, что происходит в невротической семейке партнерши, и поэтому он никуда не собирается.

– В последнее время я превратилась в почти такую же мужененавистницу, как ты или мама, – призналась Лидия, – но, в отличие от вас, я не оставляю попыток найти нормального парня.

– Хорошо же вы наладились строить планы без меня, а я, как дура, в стороне и не имею представления, что происходит, хотя бы в общих чертах, – не на шутку рассердилась Эллен.

После последнего телефонного разговора в этот вечер она окончательно капитулировала. Не посчитали нужным поинтересоваться мнением мамы! А кто, в конце концов, будет на всех готовить? Дайте-ка угадаю: все та же старенькая Хильдегард! Причем по такому поводу гороховой похлебкой не отделаешься». Произведя нехитрые расчеты, Эллен вычислила, что приедет двенадцать человек. И хотя юное поколение решено с собой не брать, Амалию никуда не денешь.

Больше всего Эллен сердилась на Лидию. Еще в детстве та играла не в куклы, а исключительно с плюшевыми зверями и конструктором «Лего», отчего уже тогда считалась феминисткой. Позже сестра научилась дурно обращаться с друзьями, и чудо, что теперешний ее партнер выдержал с ней четыре года. Лидия хотя и была второй по старшинству, вовсе не стала «бутербродной сиротой», страдавшей от недостатка любви. Лидер по характеру, Лидия неуклонно добивалась выполнения своих претензий. Эллен оставалось противостоять сильной натуре сестры лишь с помощью драматических сцен, темпераментных тирад и припадков бешенства, и тем не менее каждый раз появлялось ощущение, что ее оставили с носом.

Все так или иначе добились благополучия. Налоговый инспектор Маттиас хорошо зарабатывал; Хольгер, преподававший германский вокал в Королевской академии музыки в Глазго, едва ли мог прожить на зарплату, но удачно женился на богатой. Криста поступила примерно так же: некоторое время она изучала психологию, но вскоре поймала в свои сети удачливого предпринимателя крайне консервативных взглядов; Лидия время от времени выступала посредником при операциях с недвижимостью, хотя в этом не было никакой необходимости, поскольку ее неплохо подстраховывали два состоятельных бывших мужа. Эллен могла лишь пожалеть, что ее жизнь не сложилась столь же благополучно, как у более удачливых братьев и сестер.

Уже на следующий вечер Маттиас вновь позвонил. Лучше всего будет, если он заскочит к ним в ближайшие выходные. Они с женой в любом случае планировали куда-нибудь выбраться. Тогда он мог бы, пользуясь случаем, поговорить с мамой обо всем без спешки и суеты.

– Мы захватим что-нибудь к чаю, – успокоил брат. – Можешь не волноваться по поводу приготовлений. И мы надолго не задержимся. До встречи!

Противиться было бессмысленно, тем более что мама не помнила себя от радости, когда выпадал случай обнять ее любимца – удачливого в жизни, порядочного, доброго Маттиаса. Хотя все жили относительно недалеко друг от друга, навестить маму приезжали хорошо если раз в год. Тут уж Эллен не сумела сдержать чувств и съязвила:

– Да уж, мама сделает сальто от радости, что к нам пожаловал кронпринц!

Маттиас рассмеялся, хотя столь нарочитая лесть его немного смутила.

Несмотря на то что в детстве Эллен сильно ревновала к старшему брату, сегодня она относилась к нему гораздо лучше, чем к остальным. Маттиас всегда охранял и защищал братьев и сестер, особенно когда они еще были маленькими. В начальной школе им всем присвоили прозвища: Кристу стали звать криворожкой, за Хольгером закрепилось остолоп, Маттиаса прозвали дохтуром, Лидию – гаденышем, а Эллен – коротышкой. Всех вместе звали тункелевским отродьем. Во времена, когда предки были еще полны сил, уважения было больше, как-никак на дедушкиной текстильной фабрике иной раз работали до пятидесяти рабочих. Их семью не просто уважали, но ценили. И так продолжалось до тех самых пор, пока у руля предприятия не встал Рудольф Тункель. Он модернизировал фабрику, уволил многих специалистов, в конце концов продал семейное дело, а в довершение всего еще и рано умер. С этого момента дела пошли под откос. Особняк превратился в «женский монастырь», над семьей стали подтрунивать. Только у Маттиаса получалось двумя-тремя словами вернуть уважение. Он был бы достойным преемником на посту председателя правления фабрики, в этом все сходились.

Как и предвидела Эллен, мама буквально расцвела, узнав, что скоро к ним заедет ее старшенький, и немедленно принялась чистить фамильное серебро и мыть окна.

– Бригитта тоже приедет? – с надеждой в голосе спросила Хильдегард.

В жене ее старшего сына все души не чаяли. Хильдегард совсем не походила на злющую тещу или свекровь и одинаково радушно относилась практически ко всем женатым членам семьи за исключением бывшего Эллен и многочисленных отбракованных мужей Лидии.

– А куда пойдем?

Этого Эллен не знала точно так же, как не знала, задумывалась ли вообще общая прогулка.

– Можно посетить крепость Виндек в окрестностях Вайнхайма, там есть прекрасная обходная дорожка вдоль садов. Кроме того, я хотела бы еще разок побывать в лесу, – чуть жалобно сказала Хильдегард. – Никому нет дела, что я уже несколько лет не вылезаю из сада.

– Насколько я знаю Маттиаса и Бригитту, они вряд ли захотят бродить по тихим дорожкам, им нравится ломиться напролом. Ты уверена, что этого хочешь?

– Да я чувствую себя лучше всех вас, вместе взятых, и сил у меня побольше, – стояла на своем Хильдегард. – Кто из вас продержится на ногах двенадцать часов кряду? Я привыкла к физическому труду, а все мои дети знай себе торчат перед экранами и шевелятся, только когда приспичит в уборную.

Эллен задумчиво посмотрела на мать: крохотная фигурка со сгорбленной спиной, морщинистое лицо и руки, покрытые старческими пятнами, сломанные ногти, и на фоне всего этого распада плоти – светящееся зеленым светом нефритовое кольцо на среднем пальце. Окулист давно предупреждал, что нужно сделать операцию по удалению катаракты.

– Что это ты на меня уставилась, как солдат на вошь? – спросила Хильдегард. – И я когда-то была молодой и смазливой, не сушеное яблоко, как нынче.