партийной тирании, сущность и цели советского тоталитаризма, мнимость и лживость советской «демократии», нравственные последствия террора, судьбу русской интеллигенции, искоренение независимых (лучших) характеров в народе, соблазн советско-церковного компромисса, экономическую безнадежность централизованного хозяйства, крушение социализма, борьбу, крестьянства с коммунизмом, общий уровень жизни, положение рабочего класса, положение одураченных и униженных национальных меньшинств, состояние промышленности и вооружений, реорганизацию армии и настроение в ней, создание новой привилегированной касты в стране и отношение народа к ней.
Издание соответствующих книг, брошюр и сборников статей на иностранных языках довершит это дело.
Этим задачи национальной русской эмиграции не исчерпываются, но с этого они начинаются.
Эмигрантская пресса
Одно из главных затруднений наших – это отсутствие у нас печатного органа. С русской зарубежной печатью после второй мировой войны дело обстоит, к сожалению, неблагополучно. Уровень ее по сравнению с прошлым сильно понизился.
С одной стороны мы видим левую прессу. Она по-прежнему ведет борьбу совсем не за Россию, а за устройство нескольких самостоятельных социалистических республик на русской территории. Ее руководители за 30 лет ничего не забыли и ничему не научились: «идеалы» февраля, раз уже погубившие Россию, для них по-прежнему священны и неприкосновенны. Это политические склеротики, социалистические маньяки, зубры левого радикализма. Они судят верно в отрицании и обличении коммунизма, в этом их издания прямо полезны; но производят жуткое впечатление могильных привидений, как только начинают формулировать свою положительную программу. Русский национальный интерес – всенародный, неклассовый, исторический, духовный, религиозный, военный, территориальный – им просто неведом. Эта пресса, хотя и печатается на русском языке, но она не русская, не национальная и ведет Россию в яму расчленения, гражданских войн и бесконечной смуты.
С другой стороны, мы видим правую и совсем правую прессу. Ее газеты и журналы заняты почти сплошь политической агитацией: Но агитация есть возбуждение к действию, а деятельная борьба с общим врагом очень затруднена в эмиграции ввиду отсутствия точки для приложения верной силы. В эмиграции люди должны прежде всего одуматься, прийти в себя от пережитой катастрофы, понять сущность нашего национального крушения, по-новому увидеть исторические корни России, укорениться в вере и обновить свой внутренний уклад, недостатки которого привели страну к катастрофе. Эмиграция дается не для эмоционального кипения в бесплодной ненависти, а для духовной мобилизации сил, без которой вся борьба с врагом поведем только к бестактностям и вредным глупостям. Поэтому агитация правой прессы не выполняет основной национальной задачи. Она протекает впустую, затрепывая все драгоценные слова и мысли, впадая в праздную декламацию и бесплодно возбуждая людей, или же ведет к ожесточенной партийной борьбе, к взаимным интригам, разлагающим кадры эмиграции…
Эта пресса почти сплошь лишена руководящей мысли, способности выделить главное, объяснить неясное, сформулировать новые, поставленные историей проблемы, наметить основные задачи эмиграции, указать ей верные точки для приложения сил и содействовать обновлению духа в зарубежье. Все сводится здесь к передаче «информации», к пережевыванию общеизвестного, к злой полемике (с намеками, поношениями и даже угрозами) и полуграмотному преподнесению «культурной смеси»…
Эмиграции нужна прежде всего – независимая, национальная, честная и идейная газета. Не будет ее – и от лица России будут говорить люди случайные, малокультурные и не видящие ничего дальше партийных трафаретов.
Наши кадры и советская агентура
Нам надо считаться с тем, что вторая мировая война крепко перетрясла наши кадры, внесла в ряды эмиграции небывалые соблазны и разложение, влила в нее массу «невозвращенцев» и проработала ее новой, по-новому работающей советской агентурой. Поэтому нам необходимо прежде всего сделать «перекличку», найти друг друга, удостоверить прежнее единомыслие, сомкнуть наши поредевшие ряды. Нам придется далее «списать» разложившихся и отступиться от колеблющихся, которые, может быть, уже завтра «начнут возвращаться».
Заграничный аппарат НКВД получил после войны новые возможности для работы среди эмиграции. Так, он имеет в невозвращенческих рядах новую «неприглядную» среду, которой он весьма искусно пользуется. Он находит ныне доступ к эмигрантским сердцам не только слева, но и справа, именно к тем, которые понимают государственность как начало не «демократически-соглашательское», а «императивно-диктаториальное». Советские агенты ловко пользуются инстинктивным сочувствием русских людей к «русской армии», к «русской церкви», к «русскому территориальному приращению» – соблазняя, уверяя, пугая и начиная с «малых услуг и поручений». На наших глазах аппарат НКВД соблазнил ряд известных русских массонов (Вердеревского, Кедрова, Кривошеина и др.). Он несомненно использует, так или иначе, представителей «алексеевской» церкви за границей, всех без исключения неотправляемых возвращенцев, всех иностранных «сочувствователей», многих иностранных журналистов и всех иностранных коммунистов.
Нам нельзя забывать: ряд лиц, боровшихся до войны с коммунистами, ныне стали их агентами, их прислужниками, сочувствователями, восхвалителями, тайными «заработко-принимателями»… Среди этих перебежчиков – есть русские родовитые князья, прославленные беллетристы, духовные лица (православные и евангелические).
Теперь мы можем быть обойдены отовсюду: слева, справа, от алтаря, от науки, от искусства, от журналистики, от дипломатии. Враг может оказаться всюду.
Это не значит, что «бороться нельзя» или «безнадежно». Но это означает, что мы сами должны усугубить бдительность и осторожность. Верность людей – нисколько сама собой не разумеется. Чтобы кто из нас ни затевал – надо все предусмотреть, семь раз отмерить и проверить и потом, может быть, не тотчас же отрезать. Это совсем не «страх»: он нам не был свойствен ни в тюрьмах ГПУ, ни в открытой борьбе. Это – чувство ответственности, это обязательная осторожность, требуемая делом и борьбой. Конспиративные правила стали для нас обязательны и тогда, когда мы никакой особой конспиративной работы не ведем.
Предстоящий хаос в России
Русские зарубежные левые газеты все чаще и определеннее начинают формулировать свои предположения и требования в ожидании крушения советского строя: немедленный созыв Учредительного собрания по четырехчленной формуле, немедленное провозглашение всех свобод, скорейшее введение федеративной республики, по возможности, спасение всяческого социализма и т. д. Трудно разочаровывать мечтающих: занятие непопулярное и безуспешное. Но политика строится не фантазией и не доктриной. Необходим трезвый учет действительности. Мы должны предвидеть неизбежное и невозможное.
За тридцать лет коммунистического правления Россия потеряла свое имущество, свою оседлость и свою городскую – уездную – губернскую принадлежность. Вечные выселения из жилищ, ссылки, переброски, командировки – сдвинули всех с места и сделали нищими, но не погасили памяти о дорогих могилах, о законных правах и о своей пашне. Как только отпадет советский террор, вся Россия сдвинется с места в стремлении к освобождению, к возврату на насиженные родные места, к восстановлению своих прав на недвижимость, к разысканию членов своей семьи, к отмщению или просто к уходу из северного климата. Двинутся – крестьяне, рабочие, интеллигенция, миллионные концлагеря, беспризорные, уголовные, солдатня, спасающиеся от узнания коммунисты, возвращающиеся невозвращенцы и эмигранты. Этот текучий хаос будет продолжаться несколько лет, загромождая дороги живыми и мертвыми и перегружая все средства сообщения. В течение этих лет нечего будет думать о составлении, проверке, обжаловании и исправлении избирательных списков, тем более – о производстве выборов. Кто попытается это сделать, тот будет заведомо «фальсифицировать демократию». Но правительство в России будет в это время необходимо больше чем когда-либо. И оно будет существовать, представлять Россию и стремиться к порядку. Следовательно, оно будет не демократическим по своему строению, а диктаториальным.
В лучшем случае этот хаос кое-как уляжется через три-четыре года. В худшем же случае начнутся гражданские войны: с несдавшимися коммунистами; между конкурирующими претендентами на диктатуру, среди которых будет немало деморализованных авантюристов; или между центральной властью и сепаратистами; между диктатурой и бандами… Не исключено, что найдутся иностранные державы, которым будет выгодно поддерживать эти междоусобия (вспомним Китай, Смуту) и которые будут снабжать поэтому то того, то другого из авантюрных генералов или сепаратистских полководцев деньгами, инструкторами и оружием. При таких условиях национальная диктатура станет прямым спасением, а выборы будут или совсем неосуществимы, или окажутся мнимыми, фикцией, лишенной правообразующего авторитета.
Наконец, самое возникновение небольшевистской или антибольшевистской власти трудно себе представить в том порядке, что Россия будет отвоевана у коммунистов эмигрантскими демократическими партиями или что эти партии будут нарочито проведены к власти победоносными американо-немецкими штыками. На самом деле диктатура встанет изнутри и вряд ли позовет на совет или к участию г. Николаевского или г-жу Кускову. Если это будет диктатура «полукоммунистическая», то она вступит в непрерывный кризис, эволюционируя направо; если же это будет диктатура антикоммунистическая, то она, может быть, и будет обещать созыв Учредительного собрания (или «парламента»), но будет откладывать его в силу высших государственных невозможностей и необходимостей.
Под этой исторически неизбежной диктатурой русский народ будет отыскивать свои «насиженные места» и «права» хаотическим самотеком, и когда через годы, может быть, и соберется первое возможное в послереволюционной России представительное собрание, то оно встанет перед совершившимся фактом: расправа над ненавистными народу элементами будет закончена, а имущественные права «восстановлены» в захватном порядке.
Мы отнюдь не считаем это наилучшим исходом и отнюдь не призываем к этому. Но надо быть совсем наивным в политике, чтобы не считаться с этим процессом, как с наиболее вероятным.
Право на убежище
Одна из наших неотложных задач состоит в том, чтобы добиться со стороны западных держав твердого обещания не выдавать новых беглецов из советских зон, все в большем количестве переходящих советско-оккупационную границу в военном обмундировании (дезертиры-невозвращенцы) и дающих подчас (как недавно в Пригницком округе) форменные сражения еще не дезертировавшим отрядам советской армии. И вот, всюду где кто-либо из наших единомышленников имеет связь с союзническим командованием или тем более – пользуется его доверием, надо подавать краткие, но веские меморандумы на соответствующем языке, настойчиво ходатайствуя о том, чтобы эти меморандумы получали движение по военной администрации вверх. Здесь понадобится вся энергия и неутомимость.
Аргументы:
1. Совместная война против фашистов и нацистов давно закончена, и соглашения о выдаче «дезертиров», поскольку они имелись, потеряли свой военный смысл и силу.
2. Бывший союз с Советским государством давно уступил свое место непрерывным шиканам, правонарушениям, недружественным поступкам и угрожающим действиям со стороны советского правительства.
3. Советское государство есть государство тоталитарное, попирающее все права человека; это государство деспотическое и тираническое, угрожающее ежеминутно чести, свободе и жизни всякого советского гражданина. При таких условиях всякая демократическая страна всегда давала политическим беглецам право убежища.
4. Бегущие из советских пределов «дезертиры» взывают к этому праву убежища и в доказательство своего права открыто заявляют о своем категорическом нежелании участвовать в возможной войне против западных демократий.
5. Такое право убежища уже признается за всеми беглецами из советско-оккупированных малых государств Восточной Европы (Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Югославии).
6. Предоставление этого права убежища будет иметь важнейшие и неисчислимые военные и политические последствия, могущие прямо предотвратить третью мировую войну или повести к быстрому выигрышу этой войны противниками Советов.
7. Само собою разумеется, что беглецы, претендующие на это право, должны непременно пройти строгий политический искус в изолированных лагерях на предмет удостоверения того, что они не являются советскими агентами. Чем больше таких ходатайств будет подано, тем лучше. Они уже поддерживаются с иных сторон и в иной форме.
Кому принадлежит наша лояльность?
Мы строго и последовательно отличаем национальную Россию от того интернационального, тоталитарного государства, которое называет себя Советским Союзом. Историческая трагедия России состоит в том, что III Интернационал завладел при помощи социального соблазна (1917-1920), террора (1918-1948), голода (1921-1948), Монополии работодательства (1920-1929-1933-1948) и навязанной народу бесчестной практики повальных доносов (1928-1948) – территорией, хозяйством, властью, армией и культурой русского народа. Но цели, этого государства не суть русские цели и успехи Третьего Интернационала не суть русские национальные успехи.
Мы неотрывны от России: ее судьба – наша судьба; ее свобода –наша свобода; ее спасение – наше спасение. Мы живем вместе с нею и завещаем нашим детям бороться за нее. Мы будем до конца беречь ее интерес, хранить ей верность и служить ей. Но Советскому Союзу мы неповинны ни лояльностью, ни верностью, ни служением.
Напротив, чем скорее и чем последовательнее русскому народу удастся отказать Третьему Интернационалу в повиновении, в содействии и в службе, тем лучше.
Правда, во время второй мировой войны русский человек был поставлен между двумя беспощадными врагами: внутренним вампиром и внешним завоевателем-истребителем; последнего он сначала принял за «друга» и «культурного освободителя» – и жестоко за это поплатился. Это была русская трагедия, выросшая из революции и политической слепоты… Русскому народу удалось отбиться пока только от германцев, подбросивших нам в 1917 году большевиков, снабдивших их деньгами и поддерживавших их так или иначе до 1941 года. Одоление внутреннего вампира еще не совершилось. Но мировая конъюнктура ныне слагается так, что III Интернационал поднимает против себя все еще не обезумленные им и еще не покоренные народы: вследствие этого в нашем национальном успехе оказывается заинтересованным весь свободный мир, а его интерес сводится к освобождению Русского народа от коммунистического ига.
Это-то и есть то, что мы должны объяснить всем и везде с силой последней убедительности: только восстановление России во всей ее испытанной международной лояльности (от Ярослава Мудрого до Калки, от Непрядвы – до Чертова моста, от Аустерлица, Бородина и Лейпцига до героической смерти Императорской семьи в доме Ипатьева) умиротворит вселенную.
Тоталитарное разложение души
Тоталитарный строй, овладевший в нашу эпоху целым рядом государств, навязывает людям целый ряд больных уклонов и навыков, которые распространяются в порядке психической заразы и въедаются в душевную ткань.
Сюда относятся: политическое доносительство (часто заведомо ложное), притворство и ложь, утрата чувства собственного достоинства и почвенного патриотизма, мышление чужими мыслями, льстивое раболепство, вечный страх. Побороть эти больные навыки нелегко; для этого потребуется, после падения тоталитарного строя, время, честное и мужественное самосознание, очистительное покаяние, новая привычка к независимости и самостоятельности и, главное, новая система национального духовного воспитания. Понятно, что это обновление не начнется до тех пор, пока тоталитарный режим будет продолжаться. Но и после его падения долголетний моральный разврат будет преодолеваться медленно, ибо люди отвыкают от лояльности, прямоты, мужества, самостоятельности, независимых убеждений, правдивости, взаимного убеждения и доверия. А до тех пор пока это обновление духа не состоится, надо предвидеть, что всякая попытка ввести в стране последовательный демократический строй будет приводить или к правлению черни (т. е. массы, нравственно разнузданной и лишенной чувства собственного достоинства, не имеющей ни чувства ответственности, ни свободной лояльности), или же к новой тоталитарной тирании справа. Демократы, не думающие об этом и не предвидящие этого, не понимают ни существа демократии, ни тоталитарного строя.
Казалось бы, русская эмиграция должна бы остаться свободной от этих больных уклонов и навыков. К сожалению, это не так. В эмиграции есть группы, усвоившие эти навыки за границей. Эти люди полагали, что правый тоталитаризм есть лучшее средство против левого, и принимались служить ему, забывая собственное достоинство, честь и совесть; они привыкли мыслить чужими (иностранными, право-тоталитарными) мыслями, делали карьеру доносами и промышляли ложью и клеветой. Мы должны остерегаться их: они способны продолжать свое ложное доносительство в любом направлении и на любой службе, что ныне и делают.
Враг моего врага
Политическая деятельность не терпит наивности и близорукости. В политике слишком многое говорится для того, чтобы ослепить и обмануть доверчивых людей, особенно таких, которые мало знают, не имеют собственного, зрелого политического опыта и не умеют самостоятельно мыслить. Именно на этом строят свой первоначальный обман тоталитарные демагоги.
Когда Гитлер завопил против коммунизма, многие русские поверили ему. В действительности же он прикрывал этим готовящуюся расправу с версальско-обессиленной Европой и завоевательный поход на Россию. Опытные политики предупреждали друзей, что он может, если ему покажется выгодным, пойти на все: заключить с коммунистами союз (попытка Рема в 1934 г.), предложить Англии и Франции сделку за счет России (полет Гесса в Англию), или же, в случае победы над советским правительством, он может не ликвидировать его, а предоставить ему доканывать не завоеванные еще части России, подготовляя их для дальнейшей германской колонизации. Это и есть исторический факт: Германия, спасенная Россией (1805-1815), ныне добивается ее завоевания (1914-1918, 1939-1945).
Но многие наивные русские эмигранты ждали от Гитлера быстрого разгрома коммунистов и освобождения России. Они рассуждали так: «враг моего врага – мой естественный единомышленник и союзник». На самом же деле враг моего врага может быть моим беспощадным врагом. Поэтому трезвые русские патриоты не должны были делать себе иллюзий. Есть общее правило международной политики: когда два врага моей родины начинают борьбу друг с другом, то мне следует расценивать эту борьбу не с точки зрения международного права, или справедливости, или сентиментальных настроений, но с точки зрения прямого интереса моей родины и экономии ее сил. В таких случаях показуется нейтралитет. Массовая сдача в плен русских солдат в 1941 году и была такой инстинктивно найденной попыткой занять нейтральную позицию; и если бы они сдавались в плен народу с живым и лояльным правосознанием, не стремящемуся завоевать и истребить русскую народность (напр. финнам, шведам, англичанам, французам или североамериканцам), то эта попытка, наверное, имела бы иные последствия.
Стратегические ошибки Гитлера
Наше время есть эпоха рекламы: предприимчивые люди сорганизовываются и начинают настойчиво провозглашать «гениальность» своего вожака и единоспасательность его программы, причем мнимая «гениальность» сводится обычно к системе самого беззастенчивого пронырства, обмана и насилия, а программа бывает пусторечива и невежественна, прикрывая личное честолюбие, а также партийное и национальное властолюбие. Отсюда неизбежные неудачи и разочарования. Так, Гитлер не понимал в стратегии ничего и проиграл войну, несмотря на исключительную подготовку германской армии и ее штабов.
Вот его основные стратегические ошибки:
1. Прежде всего он повторил старую классическую ошибку прусско-германской стратегии (Фридрих II, Вильгельм II), переоценивая свои силы, презирая другие народы, их силы, их свободолюбие и вызывая на бой против себя всех соседей и не соседей. Гитлер углубил эту ошибку до конца, раздражая своими преследованиями и поднимая против себя не только иноземные правительства, но и все общественные интернациональные организации мира: католическую церковь, евангелическую церковь, еврейство, масонство, социал-демократический интернационализм и коммунистический интернационал. Этим он обеспечил себе – религиозную и социальную вражду всего мира.
2. Готовя новую мировую войну и возлагая на свой народ великие тяготы, он лишил его внутреннего чувства своей военно-моральной правоты, ведя вызывающее нападение, делая ставку исключительно на национальный шовинизм, заключая союз с Советским государством, разрушая чужие города, свирепо и систематически истребляя невинных людей и исключая из самого процесса ведения войны всякий морально-рыцарский и религиозный элемент. В то же время, вводя партийную монополию, он политически расколол весь свой народ, восстановив против себя германские династии, германское дворянство, генералитет, многих промышленников, церковные круги, немецкое еврейство, германские ложи, социал-демократическую партию и союз Стального Шлема. Все эти внутренние силы знали о моральной порочности и имущественной жадности национал-социалистов, не доверяли им и презирали их. Еще никогда Германия не начинала войну в состоянии такой внутренней расщепленности и вражды.
3. Слепой вождизм и рекламерство выдвинули в Германии главнокомандующего-дилетанта (Гитлера). Как только дело выходило за пределы штабной подготовки (Польша, Франция, Балканы) и наемной контрразведки, так мнимый «гений» делал ошибку за ошибкой. Не желая признаться в этом, он разносил, унижал и убивал своих генералов; сочинял хвастливые реляции, не соответствовавшие истине (напр., октябрь 1941 г.): посылал на бесцельный убой свои войска и пытался поправить неудачи припадками «штабной ярости».
Продолжение и окончание предыдущего
4. Отсюда возникла «стратегия престижа». Наполеон проговорился об этом Меттерниху: «я не могу показаться своему народу в унижении, я должен оставаться велик и славен». Законный государь может проиграть войну и править дальше; полководец-выскочка держится на эффектах. Петр Великий, Суворов, Кутузов и др. умели побеждать, наступая и отступая; выскочки переживают всякое отступление как свое поражение и измеряют успех занятой территорией. Так было и с Гитлером.
5. Как близорукий дилетант, он решил, что весь секрет в том, чтобы воевать на чужой территории, грабить ее и кормить свой народ, сидящий, как на скачках, в «стратегической ложе». Отсюда это бесконечное растягивание линии фронта, оккупация Европы, разбрасывание войск, жестокость в оккупированных странах, сеяние голода и ненависти, война страхом. Отсюда же стратегическое разматывание своих сил и непредвидение возможности воздушной войны против Германии. Эту войну и нападение с воздуха на германские города Гитлер спровоцировал сам разрушением Варшавы, Роттердама, Лондона и Белграда. А между тем, на своей территории народ дерется совсем иначе, отдавая все силы и обороняясь до последнего.
Гитлер не учел этого – он отдал германские города на разгром при невозможности народного сопротивления и народной войны за собственную территорию.
6. Бисмарк предупреждал Германию: не драться на два фронта и в частности, не драться с Россией. Гитлер же повторил стратегическую ошибку 1914-1918 гг. Он безмерно растянул свой фронт от норвежских фиордов, через Данию, Голландию, Бретань, Марсель, Италию, Африку, Грецию, Крым, Кавказ, Волгу – к Петрограду. Это была стратегическая мания величия, которая делала неосуществимым основной принцип: быть в решающий момент на главном участке – сильнее противника. Это удалось ему в Польше, во Франции и на Балканах; и не удалось ни для десанта в Англию, ни в Африке, ни в России.
7. Вовлечение в войну слабой не воинственной Италии с разлагающимся фашизмом было прямой стратегической ошибкой, приведшей германцев в Африку; то же относится и к военно-несостоятельной Румынии. Стратегически слабый союзник есть всегда бремя и опасность.
8. Далее, стратегия «молниеносной войны», придуманная для европейского пространства, не могла оправдаться ни в Африке, ни на востоке (Россия). Стратегическая координация времени и пространства была здесь глубоко ошибочна. Что было умно в европейской чересполосице, при европейских дорогах, в европейском климате, при европейской густоте населения и европейской психологии, то оказывалось стратегической глупостью применительно к русским условиям.
9. Гитлер пошел на Россию, не зная русского народа, его пространства, его климата, его быта и его социальных отношений. Его армия не имела теплой одежды даже для первой зимы, грубая ошибка шведского полководца (Карла XII), повторенная французским полководцем (Наполеоном), ничему не научила немецкого дилетанта: последствия были аналогичны.
10. Еще грубее была ошибка Гитлера – пытаться бороться сразу и с коммунистами, и с русским народом. Произошло это от сочетания невежества самомнения, психологии торопливого выскочки, расистского презрения к другим народам и прямого политико-психологического бессмыслия.
11. Стратегия бесконечного наступления в глубь России, растягивание восточного фронта, цепляние за территорию; неспособность сначала воздержаться от «дающегося» пространства, а потом своевременно «расстаться» с ним; легкомыслие затяжного предкавказского топтания; неумение заштопать «стратегическую дыру» калмыцкой степи; уничтожение своих армий у Царицына – все это памятники стратегической несостоятельности Адольфа Гитлера.
12. Если мы упомянем еще об его легкомыслии в стратегической оценке Соединенных Штатов; об его непонимании психологии английского народа, увидевшего свою столицу в разрушении и стиснувшего зубы; о легкомысленном наводнении Германии иностранными рабочими – враждебно настроенными саботажниками; и о неслыханно жестокой расправе со всем европейским еврейством – то мы приблизительно укажем основные стратегические ошибки Гитлера, погубившие его мировую затею и облегчившие победу над ним как западным державам, так и советскому штабу. Военная история несомненно вскроет еще и иные ошибки его командования.
Конспирация в зарубежье
Слово «конспирация» означает заговор. Искусство конспирации состоит в умении проводить заговоры «тайно» и доводить их до успешного конца. Это искусство имеет свои ненарушаемые правила: кто их не соблюдает, тот губит свое начинание, а может быть, и себя самого, и всех доверившихся ему близких и далеких единомышленников. Здесь дилетантство равносильно провалу и гибели.
Одно из этих правил гласит: тайну заговора можно сообщать только лицам безусловного доверия и безусловного единомыслия, – и то, если их участие в заговоре безусловно необходимо.
Вообразим, что ко мне является видный агент НКВД и говорит: «Мы заговорщики в НКВД, готовы произвести переворот в Советском государстве и установить русское национальное правительство, если вы, эмигранты, обещаете нам исполнять теперь же все наши указания, а потом дать нам всем полную амнистию и войти в наше правительство!» Я, конечно, даю ему высказаться. Что надо ответить ему?
1) «Почему вы избрали меня для сообщения мне вашей тайны? Разве я являюсь вашим безусловным единомышленником, которому можно доверить такую тайну? Чтобы быть вашим единомышленником, я должен был бы знать все ваши сокровенные замыслы против эмиграции, которые вы профессионально обязаны иметь. Как и чем вы докажете мне, что вы сейчас говорите со мной не как профессиональный провокатор из НКВД, а как национально мыслящий патриот? Какое же единомыслие возможно между нами? Единомыслие предполагает твердомыслие с двух сторон. Если принять, что мое твердомыслие доказано моим прошлым, то ваше твердомыслие погибло навсегда в вашей провокаторской деятельности. Вы уже никогда не будете верить себе самому. Какой же возможен заговор при отсутствии единомыслия и твердомыслия? Разве только заговор друг против Друга»…
2) «Откуда у вас берется такое безусловное доверие ко мне, что вы решаетесь сообщить мне такую опасную тайну. Откуда вы знаете, что я не болтлив и не хвастлив. Что я не разболтаю ваш заговор устно или в печати. Откуда вы знаете, что среди моих знакомых нет ваших же, засекреченных от вас, агентов, которые немедленно выдадут вас вашему начальству. Почему вы считаете меня таким глупцом, который способен немедленно поверить предложениям профессионального энкаведиста. Если вы обращаетесь ко мне с таким предложением, то вы явно считаете меня отъявленным политическим идиотом; но к такому идиоту невозможно питать вообще никакого доверия. Все это означает, что вы только играете со мной в доверие и нисколько не опасаетесь выдачи. Вы явно обращаетесь ко мне с ведома вашего начальства, и вся ваша затея только и может быть новой провокацией».
3) «Но если бы между вами, профессиональным провокатором, и мною имелось в действительности единомыслие и доверие (о чем смешно и думать), то вы имели бы основание сообщить мне о вашем «заговоре» только тогда, если бы мое участие было безусловно необходимо для вашей удачи. На самом же деле все обстоит как раз наоборот: ваш «заговор» затевается в среде окончательно пролганной и профессионально, насквозь прошпионенной и предательской. У вас, в НКВД подслушивают друг у друга даже ночные мысли и «пришивают» друг другу собственные вымыслы и замыслы. И тем не менее – вы создали якобы целый заговор. Но тогда какое же безумие с вашей стороны делать его предметом «эмигрантского экспорта». Ведь для успеха его необходимо, чтобы ни один комар в эмиграции не подозревал о нем и не мог пропищать о нем даже ночью… А вы вываливаете мне, первому встречному, всю вашу тайно-полицейскую подоплеку. Скажите, скольких эмигрантов еще вы посвятили в этот «план спасения» России? Вы, конечно, понимаете, что этим вы просто погубили весь ваш «заговор». И вы, искусный энкаведист, делаете при этом вид, будто вы сами всего этого не сообразили. Если ваш «заговор» известен мне, случайно попавшемуся вам эмигранту, то он, конечно, давно уже известен вашему начальству. А это означает, что он или безнадежен, и что именно вы погубили его, или же что он есть очередная провокация. Ясно, что верно именно последнее».
